Желѣзнодорожная встрѣча.

Во время мобилизаціи 1914 года я ѣхала на Кавказъ и при одной изъ безчисленныхъ пересадокъ, мнѣ случилось попасть въ вагонъ, сверхъ мѣры переполненный пассажирами. Часть ихъ стояла и я съ ужасомъ подумала, что мнѣ предстоитъ такая-же участь. Но нашелся добрый человѣкъ, который уступилъ мнѣ свое мѣсто, устроилъ свой и сосѣдскій багажъ на верхней полкѣ и на оказавшемся благодаря этому свободномъ мѣстѣ, усѣлся самъ. Я его искренно поблагодарила и разсказала нѣкоторыя свои злоключенія въ этой поѣздкѣ. Завязался разговоръ и такъ какъ въ то время всѣ интересы сосредоточивались на войнѣ и мобилизаціи, то я спросила не подлежитъ-ли и онъ призыву? Собесѣдникъ мой отвѣтилъ, что его не могутъ призвать, такъ какъ онъ педагогъ и состоитъ на государственной службѣ. Я спросила какая его спеціальность и узнала, что онъ преподаетъ въ женскихъ гимназіяхъ русскую литературу. Очевидно, предметъ преподаванія былъ дорогъ его сердцу, такъ какъ онъ очень охотно разговорился о своихъ занятіяхъ и между прочимъ упомянулъ, что прошедшій учебный годъ въ женскихъ гимназіяхъ былъ посвященъ изученію сочиненій Достоевскаго, главнымъ образомъ, роману «Братья Карамазовы». Онъ съ такимъ жаромъ говорилъ о произведеніяхъ Достоевскаго, что я съ истиннымъ удовольствіемъ увидѣла передъ собою одного изъ горячихъ поклонниковъ таланта моего дорогаго мужа. Между прочимъ онъ упомянулъ, что закончилъ свое образованіе въ СПБ. Духовной Академіи, нѣсколько лѣтъ жилъ въ столицѣ и вращался во многихъ литературныхъ кружкахъ. Онъ называлъ Розанова, Мережковскаго, Философова, говорилъ о религіозныхъ собраніяхъ и проч. Я поддерживала разговоръ, такъ какъ лица, имъ упоминаемыя, были и мнѣ знакомы. Послѣ довольно долгой бесѣды мой собесѣдникъ сказалъ:

‑ Вы знаете многихъ нашихъ писателей; очевидно, вы тоже принадлежите къ литературному міру?

‑ Если хотите – да, принадлежу.

‑ Можетъ быть, Вы сами – писательница?

‑ Нѣтъ, разсмѣялась я, ‑ я только собираюсь сдѣлаться ею, ‑ хочу писать свои воспоминанія, но это когда-то будетъ?

 Въ этомъ вы не ошиблись. Мой покойный мужъ былъ писатель.

‑ [Не будетъ съ моей стороны нескромностью спр]

‑ Не будетъ съ моей стороны нескромностью спросить Вашу фамилію?

‑ Нескромностью не будетъ, но насъ окружаетъ такая толпа, что [пож] покажется, пожалуй, нѣкоторой рекламой, если я назову имя моего мужа. Но Вы сами догадаетесь, когда я скажу, что въ томъ разговорѣ, который мы съ вами вели, Вы нѣсколько разъ упомянули его фамилію.

‑ Что Вы говорите! Кто бы это могъ быть? Вѣдь мы съ Вами перебрали всю русскую литературу, чуть-ли не съ Пушкина и Гоголя начиная.

‑ Вы берете слишкомъ отдаленныя времена, смѣялась я.

 Мы говорили о Толстомъ, Достоевскомъ, о Чеховѣ… при послѣднемъ имени мой собесѣдникъ нѣсколько пріостановился.

‑ И вы предполагаете, что передъ Вами сидитъ артистка Книперъ (вдова Чехова). Но вѣдь она вдвое мо/ло/же[те] меня!

‑ Но кто же это? Вы рѣшительно заинтриговали меня.

‑ Забавнѣе всего то, что заинтриговала васъ не хорошенькая маска, а семидесятилѣтняя старуха.

Мой собесѣдникъ перебралъ еще много литературныхъ именъ, но все неудачно. Я смѣялась, а мой собесѣдникъ настойчиво продолжалъ отгадывать. Наконецъ, онъ сказалъ мнѣ просительнымъ тономъ:

‑ Я совсѣмъ выбился изъ силъ, помогите мнѣ!

‑ Протянуть вамъ луковку? Ну, хорошо. Давайте бесѣдовать. Я убѣждена, что въ первыя же десять минутъ Вы упомянете интересующее Васъ имя.

‑ Теперь я буду внимательно присматриваться къ выраженію Вашего лица.

‑ И вы полагаете, что я вспыхну заревомъ, какъ институтка, когда при ней произнесутъ имя любимаго учителя. /Этого со мной не случится./

‑ Ну, не заревомъ, а всетаки Вы себя, можетъ быть, чѣмъ нибудь да выдадите.

‑ Очень возможно. Но сначала поговоримъ о другомъ. – Скажите, въ числѣ вашихъ ученицъ имѣются талантливыя дѣвушки, съ развитымъ литературнымъ вкусомъ?

‑ О да, горячо отозвался мой собесѣдникъ, есть преталантливыя. Иными я горжусь. Особенно одной. Она написала цѣлый рефератъ о Достоевскомъ подъ названіемъ: «Самоцѣнность и самоцѣльность человѣческой личности по Достоевскому».

‑ О Достоевскомъ? тономъ разочарованія протянула я. ‑ Но что же можно написать о немъ новое? Вѣдь [он] о немъ такъ много написано[?]/!/ Лучше скажите кого изъ новыхъ писателей Вы разбирали въ послѣднее время. Меня чрезвычайно интересуетъ вопросъ какіе романы читаетъ наша молодежь и кого она особенно любитъ изъ нашихъ старыхъ и новыхъ писателей.

Тутъ разговоръ коснулся Максима Горькаго, Куприна, Леонида Андреева и опять перешелъ къ нашимъ классикамъ. Попутно назывались произведенія этихъ писателей. Такъ мы проговорили почти полчаса и собесѣдникъ спросилъ меня наконецъ:

‑ Ну чтоже, произнесъ я имя Вашего супруга?

‑ Не только произнесли, но и назвали заглавіе одного изъ его романовъ.

‑ Нѣтъ, Вы меня совершенно запутываете. Хотя у меня уже мелькаетъ одно подозрѣніе, но я боюсь его высказать, оно слишкомъ неправдоподобно! Теперь я попытаюсь, если позволите, задать Вамъ вопросы, отвѣты на которые или подкрѣпятъ или разрушатъ мое предположеніе.

‑ Задавайте Ваши вопросы.

‑ Хотѣлось бы знать, кому изъ нашихъ писателей, старыхъ и новыхъ, Вы особенно симпатизируете?

‑ Если говорить правду, я новую литературу мало знаю, а потому /и/ мало люблю. Всѣ мои симпатіи принадлежатъ классикамъ и перечислять ихъ имена, значило-бы перечислить ихъ почти всѣхъ. Ну, а другіе вопросы?

‑ Вы, конечно, знаете какъ относилась Гр. Толстая къ многимъ убѣжденіямъ своего геніальнаго мужа и какъ часто имъ противодѣйствовала. Скажите, какъ Вы думаете, жена Достоевскаго способна-ли была дѣлать тоже самое и идти на перекоръ его основнымъ убѣжденіямъ?

‑ Вы мнѣ задаете мудреный вопросъ. Съ Гр. Толстой я знакома лично, но Гжи Достоевской я совершенно не знаю и не могу судить объ ея убѣжденіяхъ. А развѣ она еще жива? Что же она изъ себя представляетъ – столѣтнюю старушку?

‑ Вы живете постоянно въ Петербургѣ, вращаетесь въ литературномъ мірѣ и никогда ее не видали?

‑ Ни разу въ жизни съ нею не встрѣчалась.

‑ Ну, такъ я теперь сообщу Вамъ мое подозрѣніе.

‑ Сообщайте, сообщайте, только не громко.

Собесѣдникъ мой нагнулся ко мнѣ, посмотрѣлъ мнѣ прямо въ глаза и тихимъ голосомъ произнесъ:

‑ Теперь я знаю кто Вы: Вы вдова Достоевскаго!

Я громко разсмѣялась.

‑ Вѣдь я угадалъ, настойчиво спрашивалъ мой собесѣдникъ, ‑ скажите вѣдь да? Да?

Я помедлила отвѣтомъ, но мнѣ не хотѣлось дольше его мистифицировать и я сказала:

‑ Да, вы угадали. Но только не называйте имени.

Мой собесѣдникъ пришелъ въ совершенное волненіе и говорилъ: «Неужели это правда? Я не могу повѣрить что встрѣтился со вдовою писателя, предъ талантомъ котораго я всю жизнь благоговѣлъ. Это невѣроятно!<»>

‑ Но почему Вы догадались?

‑ Мнѣ показалось страннымъ, что Вы преувеличенно холодно относились когда я говорилъ о Достоевскомъ и какъ бы отводили рѣчь о немъ. А во вторыхъ Вы сказали: «протянуть Вамъ луковку?» кто же изъ женщинъ, кромѣ вдовы Достоевскаго могъ знать такъ хорошо его произведенія.

Мой собесѣдникъ сталъ меня разспрашивать меня о многихъ /разныхъ/ подробностяхъ жизни моего мужа. Въ виду того, что многіе изъ сидѣвшихъ рядомъ съ нами, отъ не<че>го дѣлать, прислушивались къ нашему разговору, мнѣ пришлось говорить о муже въ третьемъ лицѣ, а про себя говорить «она». Это запутывало прислушивавшихся.

Къ концу пути я очень подружилась съ моимъ собесѣдникомъ, который оказался очень умнымъ и горячо любящимъ литературу человѣкомъ. На прощанье онъ высказалъ свое удовольствіе, что познакомился со мной, я же выразила ему сердечную признательность за прекрасныя чувства, питаемыя имъ къ памяти моего незабвеннаго мужа.

Пріѣхали въ Новороссійскъ и мой собесѣдникъ вызвался позвать носильщика. Въ это время моя сосѣдка, усиленно прислушивавшаяся къ разговору, обратилась ко мнѣ съ некоторою язвительностію:

‑ Какъ Вы ни старались скрыть отъ всѣхъ имя Вашего супруга, но я догадалась за кѣмъ Вы были замужемъ.

‑ Неужели? За кѣмъ-же? полюбопытствовала я.

‑ За писателемъ Глѣбомъ Успенскимъ!

 Почему это вамъ пришло въ голову? удивилась я [страшно].

‑ Вы раза два упомянули, что Вашъ мужъ былъ тяжко болѣнъ, ну, [ну] а Глѣбъ Успенскій нѣсколько разъ сходилъ съ ума. Не отговаривайтесь, Гжа Успенская, не отговаривайтесь, я угадала!

Вошли носильщики и я уже не имѣла времени оспаривать черезчуръ «догадливую» сосѣдку. Такъ мнѣ и пришлось нѣсколько минутъ носить фамилію этого талантливаго писателя.

Анна Достоевская.

28 Мая 1918 г.