Собраніе сочиненій И. А. Бунина. Т. IX : Цикады. Петрополисъ, 1935. С. 285  

ГОРОДЪ ЦАРЯ ЦАРЕЙ

Вотъ старая, старая карта земнаго шара. Опять гляжу на нее, — въ который разъ въ жизни и все еще жадно! — опять блуждаю глазами по великой пустотѣ Индійскаго океана, вижу черту экватора, останавливаюсь на томъ завѣтномъ мѣстѣ немного выше его, гдѣ удлиненной каплей падаетъ отъ треугольника Индостана, какъ бы отъ острія древеснаго листа, Цейлонъ, священный Львиный Островъ, и опять вспоминаю: Городъ Царя Царей, Анарадхапура…

Что такое Анарадхапура? Кто знаетъ или хотя бы слышалъ о ней? А межъ тѣмъ Анарадхапура, величайшая святость буддійскаго міра, древнѣйшая столица Цейлона, Анарадхапура, нынѣ заросшая джунглями, превратившаяся въ одно изъ самыхъ глухихъ цейлонскихъ селеній и поражающая пилигрима только чудовищными останками былой славы, насчитываетъ болѣе двухъ съ половиной тысячъ лѣтъ своего существованія, изъ которыхъ цѣлыхъ двѣ тысячи она процвѣтала на диво всему древнему Востоку, по размѣрамъ почти равняясь современному намъ Парижу, золотомъ и мраморомъ зданій не уступая Риму, а своими Дагобами, воз-

// 286

двигнутыми для храненія священныхъ буддійскихъ реликвій, превосходя пирамиды Египта.

Создатель одарилъ Цейлонъ всѣмъ, что только есть на землѣ цѣннаго и прекраснаго. Создатель сдѣлалъ его Раемъ, мѣстомъ сотворенія человѣка, и отдалъ Адаму въ полное владѣніе лишь съ однимъ запретомъ: не стремиться ни мечтой, ни зрѣніемъ за предѣлы Рая. Но, искушаемый жаждой далекаго и невѣдомаго, жаждой «знать и имѣть», съ восторгомъ и корыстью созерцалъ Адамъ въ часъ утренній, съ высочайшей горы Рая, царства и моря, въ солнечно-голубыхъ туманахъ лежавшія окрестъ, — и преступилъ запретъ, ушелъ съ Евой въ Индію, мостомъ нагромоздивъ рядъ скалъ въ проливѣ между Индіей и райскимъ островомъ. Авель, не пожелавшій противиться Божьему запрету, остался въ Раю. Каинъ послѣдовалъ за родителями. Но всюду и непрестанно томила его тоска по оставленному Раю, и вотъ, постранствовавъ въ мірѣ, возвратился онъ въ Рай и убилъ Авеля, дабы владѣть Раемъ «нераздѣльно и вѣчно.»

То, что извѣстно намъ о Цейлонѣ, по существу глубоко сходно съ этимъ цейлонскимъ сказаніемъ. Соединенный съ Индіей такъ называемымъ Мостомъ Адама, цѣпью рифовъ и скалъ, дѣйствительно былъ нѣкогда Цейлонъ частью нашей Прародины. И необыкновенно многообразно его географическое строеніе и неисчисливы природныя сокровища. Горный хребетъ Цейлона, занимающій три четверти его поверхности и за много миль маячащій мореходу своимъ острымъ Адамовымъ Пикомъ, изобилуетъ глубокими долинами и многоводными рѣками, тонетъ въ первобытныхъ лѣсахъ. Возвышенны, лѣсисты и восточные его берега, а полную

// 287

противоположность имъ составляютъ берега западные, низменные, отягченные буйной растительностью влажныхъ тропическихъ мѣстъ, равно какъ и болотистыя джунгли сѣвера. Океанъ вокругъ Цейлона цвѣтетъ жемчугомъ, кораллами и населенъ, какъ въ первые дни творенія. Въ горныхъ цейлонскихъ нѣдрахъ таятся великія залежи хрусталя и графита, въ рѣчныхъ ложахъ — сказочныя богатства драгоцѣнныхъ камней. Растительный же міръ Цейлона, равнаго которому, въ смыслѣ обилія породъ, нѣтъ на землѣ, міръ отъ вѣка и непрестанно цвѣтущій и благоухающій, служитъ пріютомъ для несмѣтныхъ видовъ птицъ, пресмыкающихся и для несмѣтнаго множества всякихъ обезьянъ, летучихъ лисицъ, кабановъ, пантеръ, слоновъ, оленей…

Исторія Цейлона темна. Все же на основаніи лѣтописей, начатыхъ въ буддійскихъ монастыряхъ Анарадхапуры болѣе двухъ тысячъ лѣтъ тому назадъ, и по древнимъ книгамъ Китая, Бирмы, Сіама, съ достовѣрностью установлено, что и исторія человѣческой жизни на Цейлонѣ весьма точно намѣчена въ иносказаніяхъ цейлонскихъ мифовъ объ Адамѣ и его несчастныхъ чадахъ. Да, первымъ обладателемъ Цейлона былъ дѣйствительно человѣкъ первозданный, пращуръ того (крохотнаго теперь) племени, которое вымираетъ въ горныхъ лѣсахъ юго-восточнаго цейлонскаго побережья подъ именемъ лучниковъ: современнымъ знаніемъ Лучники признаны за древнѣйшую въ міру расу, за потомковъ праобитателей земли. Я увидѣлъ эти лѣса. Они доисторически глухи, имѣютъ много общаго съ дѣвственными лѣсами Австраліи, дебри ихъ сѣрыхъ стволовъ и узловатыхъ сучьевъ покрыты кожистой темной листвой, опутаны непролазными тенетами ліанъ; англича-

// 288

не прорубаютъ въ этихъ дебряхъ многомильныя просѣки, пролагаютъ шоссейныя дороги, но пока только одни удавы переходятъ ихъ своими волнистыми трубами. И вотъ эта-то отъ вѣка заповѣдная глушь и даетъ убѣжище Лучнику, прямому наслѣднику того, кто былъ цейлонскимъ Авелемъ.

Я смотрю на карту: вотъ заповѣдная точка земного шара, гдѣ живетъ древнѣйшій изъ насъ. Помню ослѣпительный и въ то же время прохладный (по причинѣ высоты) полдень. Я на гребнѣ Цейлона, на Пидуруталагаллѣ, и весь Цейлонъ подо мною. Въ необозримыя дали расходится туманно-синеватая картина его горнаго хаоса, сплошь покрытаго лѣсомъ, и великій просторъ океана объемлетъ горизонты вокругъ, и вся душа моя охвачена опьяненіемъ какой-то восторженной гордости, вѣчно присущей высотамъ. Но обманчивы всѣ человѣческія гордыни! И великой грустью земной тщеты смѣняется моя гордыня при видѣ тѣхъ горныхъ лѣсовъ, что лежатъ подо мною: тамъ тоже бьется человѣческое сердце, а какъ жалокъ и страшенъ этотъ человѣкъ, это существо, потаеннѣе всякаго звѣря скрывающееся отъ меня, своего единоутробнаго брата, въ этихъ древесныхъ притонахъ! Онъ и теперь еще не знаетъ ни огня и никакихъ орудій, кромѣ лука да каменнаго топора. Онъ питается кореньями и плодами, лакомится ящерицами, дохлыми обезьянами. Религіи у него нѣтъ, — онъ только смутно почитаетъ (то есть, боится) духа предковъ, и даже смерть его не освящается никакимъ обрядомъ. Нѣтъ у него и никакихъ основъ права, нравственности и нѣтъ даже семьи, — развѣ его дѣтеныши и его самка (чаще всего его родная сестра) составляютъ семью? А тѣломъ онъ

// 289

черенъ, ростомъ карлъ, хотя сложенъ прекрасно и ловокъ необыкновенно, черепъ имѣетъ самый маленькій въ мірѣ, волосы буйные, уши торчащія и подвижныя… Замѣчательнѣй всего то, что цейлонскій Авель никогда не смѣется: этого человѣческаго дара онъ лишенъ совершенно.

А Каиномъ былъ на Цейлонѣ пришлецъ изъ Индіи. Индіей, согласно буддійскимъ лѣтописямъ, владѣли суріи, арійцы. Они были будто бы очень мирны, эти «Дѣти Солнца», но вотъ родился среди нихъ вождь, великій царь, родился чудесно («отъ женщины и льва») и уже въ юности пріобрѣлъ славное имя: Жестокій Виджая. Подъ его руководствомъ суріи вторглись по Мосту Адама въ царство Авеля, овладѣли Раемъ и назвали его (въ честь своего вождя) Львинымъ Островомъ (Сингала), а своихъ побѣжденныхъ противниковъ, тѣхъ самыхъ, которые извѣстны теперь подъ именемъ Лучниковъ, частью истребили, частью обратили въ рабство, частью загнали въ горы, въ лѣса. И тогда наступила уже не райская, а чисто земная слава Острова: цѣлыхъ двѣ тысячи лѣтъ процвѣтало новое арійское царство, царство сингальское. Весь міръ дивился его могуществу, его трудамъ, всяческому строительству: обработкѣ земель, осушенію болотъ, созданію городовъ, дворцовъ и хрáминъ, циклопическихъ плотинъ, ограждающихъ поля отъ разливовъ, великихъ каналовъ, распредѣляющихъ водныя орошенія, и величайшихъ въ мірѣ священныхъ пирамидъ. И цѣлыхъ двѣ тысячи лѣтъ не было во всей Азіи города, равнаго сингальской столицѣ, воздвигнутой среди расчищенныхъ джунглей на сѣверѣ острова и возвеличенной пышнымъ именемъ: Городъ Царя Царей, Анарадхапура…

// 290

Помню, съ какимъ страннымъ чувствомъ смотрѣлъ я съ высоты Пидуруталагаллы въ ту смутную синь сѣверной столицы, гдѣ въ безграничныхъ лѣсныхъ дебряхъ, снова разросшихся теперь такъ же мощно и буйно, какъ во времена незапамятныя, покоились забвенные останки Анарадхапуры…

Человѣческая исторія есть прежде всего исторія человѣческихъ кровопролитій. И лѣтописи сигнальскаго царства говорятъ о его непрестанныхъ войнахъ съ прочими «сынами женщины и льва», съ тѣми, которые, слѣдуя примѣру перваго завоевателя Рая, непрестанно вторгались изъ Индіи на Львиный Островъ уже для нападенія на потомковъ Виджаи. И шли вѣка, и безъ конца длилась борьба. Но царство сингальское неизмѣнно одолѣвало и все ширилось и крѣпло. Въ пятомъ вѣкѣ до Р. Х. оно достигло вершины своего матеріальнаго могущества, а съ третьяго столица его становится оплотомъ новой вѣры, данной человѣчеству царевичемъ изъ рода Сакіа, и начинаетъ прославляться какъ священный городъ. «Кроткое и мощное слово Того, чей голосъ прозвучалъ по всему міру, какъ серебряный колоколъ, подвѣшенный къ небесному своду», уже дошло и до Львинаго Острова.

Въ третьемъ вѣкѣ новая религія объявляется единой истинной съ высоты самаго престола. Царствуетъ царь Тисса. Въ нѣкій день онъ забавляется охотою въ окрестностяхъ Анарадхапуры и достигаетъ горы Михинтале, поднимается въ джунгли, покрывающія ея вершину. Съ лукомъ наготовѣ, одолѣваетъ онъ цвѣтущія заросли, какъ вдругъ пестрой стрѣлой взвивается передъ нимъ великолѣпный олень. Царь кидается за нимъ, но въ тотъ-же мигъ и столь-же внезапно пре-

// 291

граждаетъ дорогу царю появившійся изъ-за тѣхъ-же листьевъ, цвѣтовъ и вѣтвей человѣкъ въ легкой хламидѣ, ослѣпляющей среди зелени своимъ солнечнымъ, желтымъ цвѣтомъ. Онъ босъ, съ обнаженнымъ правымъ плечомъ и съ темнымъ, худымъ, вдохновеннымъ ликомъ.

— Царь, не разрушай жизни! — говоритъ онъ. — Сбрось съ себя покрывало грѣха и невѣжества. Я Махинда, сынъ царя Асоки Великаго, служителя правды, зову тебя на кроткую стезю Того, Кто научилъ Нирванѣ и Закону.

И царь Тисса попросилъ его сказать Колесо Закона и, выслушавъ, со смиреніемъ преклонился передъ первымъ буддійскимъ апостоломъ, посѣтившимъ Львиный Островъ.

Царь Тисса отдалъ гору Михинтале святымъ соратникамъ Махинды, «кроткой братіи желтаго облаченія», стекавшейся къ Махиндѣ со всего Острова: онъ построилъ на горѣ Михинталѣ и въ окрестностяхъ Анарадхапуры множество обителей для нихъ, для ихъ пребыванія тамъ въ дождливое время года; онъ выдѣлилъ лучшій участокъ въ столицѣ для посадки вѣтви со священнаго дерева Бо, подъ которымъ Будда позналъ истину, онъ посвятилъ весь остатокъ своей жизни на мысли и дѣла благочестія, на то, чтобы сдѣлать Анарадхапуру какъ бы престольнымъ городомъ самаго Будды, и на всяческое украшеніе, достойное ея славы и святости. Наслѣдники же его въ теченіе цѣлыхъ вѣковъ продолжали его труды. И богаты были плоды этихъ трудовъ!

Царство сингальское, говоритъ Фа-Сьянъ, китайскій монахъ, жившій въ пятомъ вѣкѣ послѣ Р. Х. и стя-

// 292

жавшій себѣ большую извѣстность своими путешествіями по святымъ мѣстамъ и описаніемъ ихъ, по справедливости гордится своей столицей. Анарадхапура есть великолѣпный городъ огромныхъ размѣровъ. Онъ занимаетъ шестнадцать миль въ ширину и столько же въ длину. Главныя улицы его суть: Песочная, Рѣчная, Царская и Лунная, малыхъ-же — безъ числа. На каждой главной улицѣ помѣщается десять тысячъ большихъ и богатыхъ домовъ въ два и три этажа. Улицы эти усыпаны пескомъ, — бѣлымъ по срединѣ, чернымъ по бокамъ, — и украшены множествомъ тріумфальныхъ воротъ въ цвѣтахъ и знаменахъ. И тысячи людей, лошадей, зебу, слоновъ, паланкиновъ запружаютъ ихъ съ утра до вечера. А надо всей этой прекрасной картиной шумной человѣческой жизни, надъ великимъ множествомъ домовъ и базаровъ, высятся золотыя кровли и золотыя острія монастырскихъ дворцовъ, Ступъ и Дагобъ…

Почти то же самое и съ такимъ же восхищеніемъ говорятъ объ Анарадхапурѣ и другія древнія записки. И, читая ихъ, представляешь себѣ огромную низменную страну, многолюдную, райски богатую, воздѣланную до послѣдней своей пяди, покрытую селеніями, рощами, садами, изрѣзанную рѣками и каналами, и посреди нея — огромный и великолѣпный городъ, вокругъ котораго и надъ которымъ гигантски блещутъ золотомъ и бѣлизною пирамидальныя, куполообразныя и колоколоподобныя зданія, болѣе похожія на горы, чѣмъ на дѣла человѣческихъ рукъ.

Благословенное дерево Бо, подъ которымъ, въ рощахъ Урувелы, послѣ долгихъ лѣтъ, проведенныхъ въ истязаніи тѣла и духа, въ глубочайшихъ думахъ, въ

// 293

поискахъ истины, Будда былъ однажды озаренъ ею внезапно, точно молніей, росло въ Индіи, слишкомъ далеко отъ Львинаго Острова, чтобы каждый живущій на немъ хоть разъ въ жизни обрѣлъ высокое блаженство быть осѣненнымъ его листвой. И вотъ, изъ Анарадхапуры было отправлено въ Индію священное паломничество за вѣтвью этого дерева, и вѣтвь была доставлена на Львиный Островъ подъ попеченіемъ дочери царя Асоки, царевны Сангамиты, сестры Махинды, на особомъ кораблѣ, и посажена на особомъ участкѣ на окраинѣ Анарадхапуры съ такимъ торжествомъ, о которомъ вѣрные говорили и писали впослѣдствіи цѣлые вѣка. Затѣмъ было начато возведеніе Дагобы Тхупарамы и Бронзоваго Дворца (то есть, той обители, развалины которой и донынѣ стоятъ въ ближайшемъ сосѣдствѣ съ двухтысячелѣтнимъ отпрыскомъ Священнаго Дерева) и состоялось перенесеніе изъ Индіи другой величайшей святыни — ключицы Будды…

Теперь Анарадхапура — маленькое и глухое лѣсное селеніе, черезъ которое пролегаетъ единственная улица, вѣрнѣе, дорога подъ вѣковыми деревьями, еще сохранившая древнее названіе: Священная Улица. На этой-то дорогѣ, болѣе двухъ тысячъ лѣтъ попираемой стопами пилигримовъ, и стоитъ съ одной стороны Мага-Вихара, въ оградѣ которой растетъ Дерево Бо, и Лога-Пазада, то-есть, Бронзовый Дворецъ, съ другой.

Мага-Вихара есть мѣсто, окруженное низкой каменной стѣной. У воротъ ея въ полной неприкосновенности лежитъ двухтысячелѣтній гранитъ, Луна-Камень. За воротами двора уступами высятся нѣсколько земляныхъ насыпей, лежащихъ другъ на другѣ — нѣсколько квад-

// 294

ратовъ, изъ которыхъ каждый менѣе предыдущаго, ибо уже нѣсколько разъ со времени благочестивой сестры Махинды достигало дерево такой величины и ветхости, что нужно было, ради сохраненія его отъ гибели, заключать его въ земляную насыпь, оставляя на свободѣ[12] только его вѣтвистую вершину. И три уступа широкой каменной лѣстницы ведутъ теперь подъ сѣнь благословеннаго дерева, такъ широко раскинувшагося на верхней площадкѣ, что въ вѣтвяхъ его свободно поднимается великолѣпная пальмира, по которой вверхъ и внизъ носятся маленькія, игривыя обезьянки.

Въ Бронзовомъ Дворцѣ было нѣкогда девятьсотъ келій и обитало девятьсотъ иноковъ. Девять этажей его покоилось на тысячѣ шестистахъ гранитныхъ колоннахъ, высота которыхъ постепенно, по мѣрѣ приближенія къ серединѣ Дворца, все увеличивалась, межъ тѣмъ, какъ размѣры каждаго этажа уменьшались по мѣрѣ возвышенія, такъ что Дворецъ имѣлъ форму пирамидальную, «блисталъ-же своей мѣдной кровлей, какъ небесная обитель.»

Самодержавный государь Ланни, говорится въ одной священной лѣтописи пятаго вѣка нашей эры, назначилъ великое богатство денегъ, одежды и сосудовъ съ сахаромъ, масломъ и медомъ на постройку Бронзоваго Дворца, не желая обременять тѣхъ, которые строили Дворецъ, трудомъ безвозмезднымъ. Дворецъ былъ окруженъ стѣной, покрытой бронзовыми бляхами, что и дало Дворцу его названіе, — Лога-Позади, Бронзовая Обитель. Всѣ келіи Дворца были украшены съ чрезвычайнымъ великолѣпіемъ: стѣны ихъ блистали инкрустаціей изъ драгоцѣнныхъ камней, образующихъ цвѣты; вдоль стѣнъ стояли сидѣнья изъ рѣзнаго дере-

// 295

ва; на полу лежали чудесные ковры. Въ серединѣ же Дворца была большая зала, вся золоченая, мѣстами унизанная жемчугомъ и прочими самоцвѣтами, потолокъ которой держали колонны съ изображеніемъ различныхъ божествъ и животныхъ. И тронъ, который стоялъ въ этой залѣ, былъ изъ слоновой кости и на его возглавіи сіяли: золотое солнце, серебряная луна и перловыя звѣзды. Возлѣ трона лежало опахало слоновой кости — знакъ великаго жреца, и былъ раскрытъ зонтикъ бѣлаго шелка — знакъ царской власти. «Сосуды же, гдѣ мыли руки и ноги, и ложка, употреблявшаяся въ кухнѣ при варкѣ риса, — все было золотое…» Теперь отъ этого великолѣпія осталась только каменная голая чаща въ тысячу шестьсотъ столбовъ.

Прочія руины разбросаны въ рощахъ и джунгляхъ вокругъ Анарадхапуры. Это останки Упозадъ, то есть святилищъ, гдѣ жрецы читали два раза въ мѣсяцъ собранію вѣрующихъ велѣнія Будды и принимали общую исповѣдь, затѣмъ пруды, заросшіе лотосами, полные черепахъ, а иногда и крокодиловъ, водоемы для омовенія, каменныя корыта и саркофаги неизвѣстнаго назначенія, полукруглыя Луны-Камни съ изображеніями на нихъ слона, лошади, буйвола, льва, лотоса и гуся, затѣмъ многочисленные бѣлоснѣжные колокола Ступъ и наконецъ Дагобы.

Царь Тисса подарилъ монахамъ землю въ рощахъ за городомъ и золотымъ плугомъ, который влекли два бѣлыхъ царскихъ слона, собственноручно провелъ границы ея. Мѣсто это называлось Роща Магамега, и въ ней-то царь и воздвигъ изъ священнаго доломита (бѣлаго известняка, употреблявшагося лишь для храмовъ и царскихъ дворцовъ) первую изъ цейлонскихъ Да-

// 296

гобъ — Джупараму, древнѣйшій памятникъ всей Индіи, святая святыхъ Цейлона, гдѣ хранилась ключица Будды. Поднимаясь въ небесную высоту, она еще до нынѣ сверкаетъ своей снѣжной бѣлизной и окружена тремя рядами орнаментированныхъ колоннъ, многія капители которыхъ валяются на землѣ и заросли кустарникомъ и травами.

При Тиссѣ построена была и Иссурумунія-Дагоба, а нѣсколько позднѣе — Дагоба Руанвели. Теперь она превратилась въ совершенную руину: издали видишь только гигантскій холмъ, покрытый чащей кустарниковъ, а приблизясь — гигантскую груду кирпича, насквозь проросшую травами и деревьями.

И всѣ эти Дагобы превосходитъ своими страшными размѣрами Дагоба-Абхапари, соперничавшая съ пирамидой Хеопса. Теперь отъ ея высоты осталась половина, и большого труда стоитъ взойти на нее по ея разрушеннымъ ступенямъ. Но до сихъ поръ дивный и необъятный видъ открывается съ ея вершины на океанъ окрестныхъ джунглей, болотъ, рѣкъ и островами подымающіяся среди нихъ скалистыя возвышенности. Невдалекѣ отъ нея уже двѣ тысячи лѣтъ сидитъ въ лѣсу и улыбается грустно-насмѣшливой улыбкой огромная черная статуя Будды, по плечамъ которой то и дѣло цвѣтистой молніей мелькаютъ хамелеоны. А если взять двуколку, запряженную бычкомъ, то черезъ часъ доберешься до джунглей, гдѣ бурыми могильными холмами стоятъ муравейныя кучи и перебѣгаютъ дорогу шакалы, олени и кабаны, а потомъ доѣдешь до подножья Михинтале съ высѣченными на ней двумя тысячами ступеней. На темени этихъ скалъ — могильный храмъ Махинды, осѣненный кокосовыми пальмами. На

// 297

пальмахъ сидятъ сиворонки, обезьяны. На жертвенныхъ столахъ передъ храмомъ лежатъ ящерицы. Скалы окрестъ одиноко возносятся изъ древеснаго моря низменности. И великая тишина почіетъ надъ мертвой священной страной.

1924.