XXXIX. ГИМНЪ ЛИРО-ЭПИЧЕСКІЙ

НА ПРÓГНАНІЕ ФРАНЦУЗОВЪ ИЗЪ ОТЕЧЕСТВА[1].

_____

Посвященъ во славу всемогущаго Бога, великаго государя, вѣрнаго народа, мудраго вождя и храбраго воинства россійскаго.

_____

 

Благословенъ Господь нашъ, Богъ,                                1.

На брань десницы ополчивый

И подъ стопы намъ подклонивый

// С. 137

 

Враговъ надменныхъ дерзкій рогъ.

Возстань, тимпанница царева,

Священно-вдохновенна дѣва[2]!

И, гусли взявъ въ багряну длань,

Брось персты по струнамъ — и грянь,

И пой побѣды звучнымъ тономъ

Царя Славянъ надъ Авадономъ[3].

 

Что жъ въ сердцѣ чувствую тоску                                  2.

И грусть въ душѣ моей смертельну?

Разрушенну и обагренну

Подъ пепломъ въ дымѣ зрю Москву.

О страхъ! о скорбь! Но свѣтъ съ эмпира

Объялъ мой духъ, — отблещетъ лира;

Восторгъ плѣнитъ, живитъ, бодритъ

И тлѣнъ земный забыть велитъ.

«Пой!» — міръ гласитъ мнѣ горній, дольній ‑

«И оправдай судьбы Господни.»

 

Открылась тайнъ священныхъ дверь!                           3.

Исшелъ изъ безднъ огромный звѣрь[4],

Драконъ, иль демонъ зміевидный[5];

 

Перепечатываемъ вслѣдъ за симъ примѣчанія, помѣщенныя самимъ Державинымъ въ концѣ Лиро-эпическаго гимна.

// С. 138

 

Вокругъ его ехидны

Со крыльевъ смерть и смрадъ трясутъ,

Рогами солнце прутъ;

Отенетяя вкругъ всю ошибами сферу,

Горящу въ воздухъ прыщутъ сѣру,

Холмятъ дыханьемъ понтъ,

Льютъ ночь на горизонтъ

И движутъ ось всея вселенны.

Бѣгутъ всѣ смертные смятенны

Отъ князя тмы и крокодильныхъ стадъ.

Они ревутъ, свистятъ и всѣхъ страшатъ;

А только агнецъ бѣлорунный[6],

Смиренный, кроткій, но челоперунный,

Возсталъ на Сѣверѣ одинъ, ‑

Исчезъ змѣй-исполинъ!

 

Что се? Стихіевъ ли борьба?                                           4.

Брань съ свѣтомъ тмы? добра со злобой?

Иль такъ рожденныя утробой

Коварствъ, крамола, лесть, татьба

Въ адъ сверглись громомъ съ княземъ бездны,

Которымъ трепеталъ сводъ звѣздный,

Лишались солнцы ихъ лучей?

Отъ пламенныхъ его очей

Багрѣли горы, рдѣло море,

И слѣдъ его былъ плачъ, стонъ, горе!

 

Иль Галлъ, творецъ то злыхъ чудесъ,                           5.

Похитившій у вѣтра крылы,

// С. 139

 

У доблести, у вѣры силы,

Скиптръ у царей, громъ у небесъ,

У правосудія законы?

Убивъ народовъ милліоны,

Изгнавъ къ отечеству любовь,

Растлилъ всѣхъ духъ, оподлилъ кровь,

Ставъ хищна рабъ Наполеона, —

Возмнилъ быть царь вселенной трона?

 

Такъ — онъ, то Галлъ съ своимъ вождемъ:                  6.

Навергнувъ на царей яремъ

И всю почти плѣня Европу,

Далъ страшному Атропу[7]

Неразъ ея же кровью пиръ;

Прервалъ звукъ нѣжныхъ лиръ,

Пресѣкъ спокойствіе, торги, трудъ сельскій, мирный

И, въ блескъ разбойника порфирный

Одѣвъ, возвелъ на тронъ, —

То былъ Наполеонъ.

Онъ вѣтви ссѣкъ лилей несчастныхъ

И, въ замыслахъ своихъ ужасныхъ

Превозносясь, какъ нѣкій дивій Гогъ[8],

Въ гордынѣ мнилъ, что все творить возмогъ.

Но, на спокойну зря Россію,

Что передъ нимъ одна. не клонитъ выю,

Вспылалъ, простеръ завистну длань —

И дхнулъ изъ зѣва брань.

 

Уже, какъ смрадныхъ тучи пругъ,                                  7.

// С. 140

 

Его летящи легіоны

Затмили свѣтъ, иль быстры волны

Какъ рѣкъ пяти шумящихъ вдругъ[9]

Чрезъ Нѣманъ прорвались преградный.

Самъ онъ, какъ тигръ на трупы гладный,

Предспѣющій своей молвѣ,

Шагнулъ къ Днѣпру, шагнулъ къ Москвѣ.

Кровавы вслѣдъ моря струились

И заревы по небу рдились.

 

Въ стремленьи быстръ, въ бою жестокъ,                     8.

Уже своей побѣдой дмился,

Что мы (съ насмѣшкою хвалился)

Бѣжимъ его и праха ногъ[10];

Что быстрый полкъ его орлиный

На домъ Петра, Екатерины[11]

Возсядетъ скоро средь столицъ

И вкуситъ онъ отъ царскихъ лицъ,

По жатвѣ звучной, громкой славы,

Въ Петрополѣ, въ Москвѣ забавы[12].

 

Уже блаженствъ своихъ съ одра                                         9.

Россія внемлетъ гласъ царя,

// С. 141

 

 

Зовущаго на ополченье[13].

О радостно видѣнье!

Такъ Май, блестя своимъ лицомъ,

Сквозь тучъ чрезъ тихій громъ

Скликаетъ сонмъ съ полей, съ лѣсовъ къ себѣ пернатый.

Различно племя, въ разны латы

Облекшись, росскій родъ

Какъ исполинъ встаетъ;

Идетъ на брань единодушно,

Монарху своему послушно,

За тронъ его, за вѣру умереть.

Нигдѣ сей ревности подобной нѣтъ!

И старцы, дѣти, жены, дѣвы

Богатства всѣ свои въ сокровища царевы

Отдавъ, идутъ въ Господень храмъ

Взнесть душъ ихъ ѳиміамъ.

 

Держай твердь, море, землю, адъ[14]                              10.

И равновѣсье межъ мірами;

Дышай зефирами, громами

И все въ единъ вмѣщаяй взглядъ,

Воззрѣвъ на лесть Наполеона,

На святость Александра трона,

Въ нощь темныхъ тучъ себя облекъ

И тихимъ гуломъ грома рекъ:

«Полна нечестья Галловъ мѣра,

Спасаетъ Россовъ тепла вѣра!»

 

И бысть. — Молебныхъ капля слезъ,                            11.

Упадши въ чашу правосудья,

// С. 142

 

Всей стратегистики орудья[15],

Какъ прахъ, взметнула до небесъ.

Раздвиглись Чермна Моря волны,

И Фараонъ, гордыней полный,

Ступилъ въ невлажный понтъ ногой.

Морскихъ звѣрей, чудовищъ строй

Хотя сей дерзости глумились,

Но будто бы боясь — странились,

 

И отверзали сами путь;                                                    12.

А онъ, чтобъ паче страхъ вдохнуть,

Со всадники, со колесницы,

Какъ бы закрывъ зѣницы,

Безстрашно вшелъ во сердце водъ

И гналъ Іаковль родъ,

Избранный искони и ввѣкъ хранимый Богомъ,

Тѣсня его поспѣшнымъ ходомъ;

Но Богъ воззрѣлъ на Нордъ:

Слился двухолмный понтъ —

И съ шумомъ поглотилъ тирана.

Слѣдъ сталъ его лишь влага слана;

Лишь выплывалъ тамъ щитъ, тамъ тулъ, тамъ бронь,

Тамъ съ всадникомъ выказывался конь,

Блестѣла чуть въ зыбяхъ порфира.

Не честолюбья ли то образъ міра

И гибели надменныхъ силъ?

Се Богъ какъ ихъ казнилъ!

 

Но ужасъ духъ еще объялъ!                                             13.

Царь Сиріи, властитель міра;

// С. 143

 

Явя въ себѣ торжествъ кумира,

Безумнымъ вдругъ животнымъ сталъ[16],

И на стѣнѣ предъ всѣхъ очами

Писала длань огня чертами[17],

Что скоро власть царя пройдетъ,

Который правды не блюдетъ.

Всевышній управляетъ царства,

Даетъ, отъемлетъ за коварства[18].

 

Не видимъ ли и въ наши дни                                          14.

Мы сихъ чудесъ въ Наполеонѣ?

На зыблемомъ возсѣдши тронѣ,

Не возлюбилъ онъ тишины,

Но, злобу злобами умножа,

Спокойны царсгва востревожа,

Во храмы запустѣнье внесъ,

Святыхъ не пощадилъ тѣлесъ[19],

Полъ нѣжный, посрамленный,

Заставилъ втайнѣ лить токъ слезный, ‑

 

Богъ сорвалъ съ него свой лучъ:                                      15.

Тогда средь бурныхъ, мрачныхъ тучъ

Неистовой своей гордыни,

// С. 144

 

И домы благостыни

Смердя своими надписьми[20],

А алтари коньми[21]

Онъ поругалъ. — Тутъ всѣ въ немъ чувства закричали,

Огнями надписи вспылали,

Изслали храмы стонъ —

И обезумѣлъ онъ.

Симъ предузнавъ свое онъ горе,

Что царство пройдетъ его вскорѣ,

Не могъ уже въ Москвѣ своихъ снесть золъ,

Рѣшился убѣжать, зажегъ, ушелъ; —

Вторымъ ставъ Навходоносоромъ,

Кровавы угли вкругъ бросая взоромъ,

Лилъ пѣну съ челюстей какъ вепрь

И ринулся въ мракъ дебрь.

 

Но, Муза! тайнственный глаголъ                                         16.

Оставь, — и возгреми трубою,

Какъ твердой грудью и душою

Россъ ополчась на Галла шелъ;

Какъ Западъ съ Сѣверомъ сражался,

И громъ о громы ударялся,

И молньи съ молньями сѣклись,

И небо и земля тряслись

На Бородинскомъ полѣ страшномъ,

На Малоярославскомъ, Красномъ[22].

// С. 145

 

Тамъ штыкъ съ штыкомъ, рой съ роемъ пуль.           17.

Ядро съ ядромъ и бомба съ бомбой,

Жужжа, свища, сшибались съ злобой,

И мечъ, о мечъ звуча, слалъ гулъ;

Тамъ всадники, какъ вихри бурны,

Темнили пылью сводъ лазурный;

Тамъ блѣдна Смерть съ косой въ рукахъ,

Скрежещуща, въ единый махъ

Полки, какъ класы, посѣкала

И трупы по полямъ бросала;

 

Тамъ рвали другъ у друга громъ[23],                                 18.

Осмь кратъ спирали градъ челомъ

И царство поборали царствомъ,

Зла генія коварствомъ,

Который такъ, какъ жгущій Эвръ[24],

Смотря на древній кедръ,

Стоящій на челѣ святой горы Синайской,

Всѣхъ прохлаждавшій тѣнью райской,

Преклоншимся лицомъ

Надъ осмь морей стекломъ[25],

// С. 146

 

Простертъ бывъ на полсвѣтѣ корнемъ,

Цвѣлъ въ покровительствѣ Господнемъ;

Но Эвръ его давно сносить не могъ;

Рѣшился съ высоты низр—ь[26] въ логъ:

Напалъ, иглъ нѣсколько сшибъ зѣвомъ,

Но стебля сбить не могъ всѣхъ силъ набѣгомъ.

Вздохнулъ впервый на неуспѣхъ

И съ срамомъ вспять побѣгъ.

 

Бѣжитъ, — и пламеннымъ мечемъ                               19.

Его въ тылъ Ангелъ погоняетъ,

Отвсюду ужасомъ смущаетъ,

Слѣдъ сѣетъ огненнымъ дождемъ.

Встревоженный, взъяренный, блѣдный,

Онъ съ трескомъ въ воздухъ мещетъ стѣны,

Съ кремлевскаго ихъ рвавъ холма;

Съ чела его въ мракъ искръ косма,

Сквозь дыма сыплясь, какъ комета,

Окровавляла твердь полсвѣта.

 

Бѣжитъ, — и нѣсколько полковъ,                                   20.

Летящихъ воздуха волнами,

Онъ видитъ тѣней предъ очами

Святыхъ и нашихъ праотцовъ,

Которы въ звѣздномъ челъ убранствѣ,

Безмѣрной высоты въ пространствѣ,

Какъ воющей погоды стонъ,

«Наполеонъ! Наполеонъ!»

Ліютъ въ слухъ жалобы: «изъ злости

Ты наши двигалъ прахъ и кости[27]

// С. 147

 

Бѣжитъ, — и зритъ себя вокругъ                                               21.

Онъ тысячи невинныхъ вдругъ,

Замученныхъ и убіенныхъ,

Имъ не запечатлѣнныхъ[28],

Что полумертвымъ взоромъ зрятъ,

Съ устъ посинѣлыхъ хладъ

Дыхавъ, со всѣхъ сторонъ кричатъ ему съ укорой:

«Ты, ты предвременной и скорой

Насъ смертію посѣкъ,

Когда на брани текъ.

И се, — наполненну слезами

Семействъ и нашими кровями,

Обвиту жалами шипящихъ змѣй,

Ту чашу смертну, въ жизни что своей[29]

Ты наполнялъ безперестанно,

Желалъ и требовалъ несыто, жадно

Еще, еще себѣ кровей,

Прими теперь и пей!» —

 

Бѣжитъ, — себя самъ упреждавъ;                                  22.

За скорыми его шагами

Лишь поспѣваетъ Смерть прыжками,

Тѣлъ груды по странамъ бросавъ;

Тамъ мѣдные лежатъ драконы,

На кони наваленны кони

И колесницы другъ на другъ.

Великаго здѣсь вождя духъ,

// С. 148

 

Искусство, смѣльство видно бранно,

Что онъ бѣжитъ лишь безпрестанно!

 

Бѣжитъ, — хотя и жажды полнъ                                               23.

Къ сокровищамъ неоцѣненнымъ,

Въ чертогахъ, въ храмахъ похищеннымъ;

Но ихъ и всѣхъ кидаетъ онъ

Друзей, больныхъ безъ сожалѣнья.

Сей геній — ищетъ лишь спасенья!

Его страшитъ и вѣтровъ свистъ

И скрипъ деревъ и падшій листъ,

Въ сердечныхъ отзываясь нѣдрахъ,

Какъ страшный громъ во мрачныхъ дебряхъ.

 

Бѣжитъ, — и самъ себя внутрь рветъ,                          24.

Что сильно Россъ его женетъ;

Но кажетъ, будто бы безстрашно

Онъ шествуетъ обратно.

Такъ волкъ въ лѣса бѣжитъ назадъ,

Бывъ прогнанный отъ стадъ,

Оставя добычу, и рыщетъ хоть скачками,

Но, взадъ озрясь, стуча зубами,

Огнь сыплетъ изъ очей;

Иль аспидъ, лютый змѣй,

Бѣжитъ такъ съ поль, коль Сѣверъ дуетъ

И Афра за собою чуетъ:

То вверхъ главу, то внизъ клоня, ползетъ,

Шипитъ, крутитъ хребетъ, хвостъ въ кольца вьетъ;

И сколько змѣй сей ни ужасенъ,

Но поползокъ его тѣмъ паче страшенъ,

Что дымъ струится въ немъ и смрадъ

А воздухъ дышитъ ядъ[30]!

// С. 149

 

Бѣжитъ, — и видитъ наконецъ,                                      25.

Что за его всѣ злодѣянья

Готовитъ небо наказанья,

И падаетъ съ него вѣнецъ;

Что, ставъ предъ собственнымъ ужъ взоромъ

Кладбищнымъ рать его позоромъ,

Отъ глада, ранъ и мраза мретъ.

О ужасъ! Галлъ здѣсь Галла жретъ[31]!

Но съ сердцемъ Бонапартъ желѣзнымъ

И симъ смѣется бѣдствамъ слезнымъ[32]!

 

Бѣжитъ, — но сорока двухъ лунъ                                   26.

Ужъ данный срокъ на возвышенье,

Еще пяти — на оскверненье[33]

Ему прошелъ; уже перунъ

Предвѣчнаго виситъ закона

Поверхъ главы Наполеона:

Еще немного — онъ падетъ,

И сонмъ тѣхъ царствъ, что съ нимъ идетъ,

Вдругъ на него весь обратится[34];

Содомъ, Гоморъ съ нимъ вспепелится.

// С. 150

 

О, такъ! таинственныхъ числъ звѣрь[35],                          27.

Въ плоти седмьглавый Люциферъ,

// С. 151

 

О десяти рогахъ вѣнчанный[36],

Дни кончитъ смрадны.

Сей мнимый геній, царь царей,

Падетъ злый вождь вождей.

Судьбы небесныя издревле непреложны:

Враги Христовы суть ничтожны.

Отъ нихъ намъ вѣра — щитъ;

Онъ праведныхъ хранитъ.

Кто жъ щитъ даетъ сей царствъ въ отпору?

Царь, не причастный Вельфегору[37].

Такъ! Александровъ гласъ нашъ духъ вознесъ:

Прибѣгъ онъ въ храмъ — и сталъ безстрашнымъ Россъ.

Упала демонская сила

Рукой избранна князя Михаила[38].

// С. 152

 

Сей мужъ лишь Гога могъ потрясть,

Россію вѣрой спасть[39].

 

Какая честь изъ рода въ родъ                                         28.

Россіи, слава незабвенна,

Что ей избавлена вселенна

Отъ новыхъ Тамерлана ордъ!

Цари Европы и народы!

Какъ бурны вы стремились воды,

Чтобъ поглотить край Росса весь;

Но, буйные! гдѣ сами днесь?

Почто вы спяща льва будили,

Чтобы узналъ свои онъ силы?

 

Почто вмѣщались въ сонмъ вы злыхъ                          29.

И, съ нами разорвавъ союзы,

Грабителямъ поверглись въ узы

И сами укрѣпили ихъ?

Гдѣ царственны, народны правы?

Гдѣ, гдѣ германски честны нравы?

Друзья мы были вамъ всегда,

За васъ сражались иногда;

Но вы, забывъ и клятвы святы,

Ползли грызть тайно наши пяты.

 

О новый Вавилонъ, Парижъ[40]!                                        30.

// С. 153

 

О градъ мятежничьихъ жилищъ[41],

Гдѣ Бога нѣтъ, окромѣ злата,

Соблазновъ и разврата;

Гдѣ самолюбью на алтарь

Все, все приносятъ въ даръ!

Бывъ чуждыхъ царствъ несытъ, ты шелъ съ Наполеономъ,

Неизмѣримымъ небосклономъ

Россіи повратить,

Полсвѣта огорстить.

Хоть прелестей твоихъ уставы

Давно ужъ чли вѣнцомъ мы славы;

Но, не довольствуясь слѣпить умомъ,

Ты мнилъ попрать насъ и мечемъ,

Забывъ, что сѣверныя силы[42]

Всегда на Западъ ужасъ наносили;

Гдѣ жъ мамелюкъ твой, гдѣ элитъ:

О вѣчный Сенѣ стыдъ!

 

Такъ, дерзка Франція! и вы,                                             31.

// С. 154

 

Съ ней шедшія на насъ державы!

Не страшенъ намъ вашъ ковъ коварный,

Коль члены мы одной главы.

Отъ хижинъ, церкви до престола

И дѣти всѣ до нѣжна пола[43]

Суть царски витязи у насъ.

Вы сами видѣли неразъ,

Какъ велъ отецъ дѣтей ко брани[44],

Какъ сами шли безстрашно къ казни[45].

 

А ваша гдѣ надменность словъ                                       32.

И похвальбы Наполеона,

Что къ обладанью росска трона

Не мечъ онъ несъ, а пукъ оковъ?

Гдѣ на монетѣ, имъ тисненной[46],

Тотъ царь Москвы, тотъ царь вселенной,

Кто произнесъ толь дерзку рѣчь,

Что онъ, поколь наверхъ свой мечъ

// С. 155

 

Петрова не положитъ гроба,

Не дастъ покою намъ?... О злоба[47]!

 

Но духъ Петровъ, сквозь звѣздну мглу                          33.

Съ улыбкой внявъ сію хулу,

Геройской кротости въ незлобьи

Вспарилъ орла въ подобьи[48], —

И грянулъ бородинскій громъ.

Съ тѣхъ поръ Наполеонъ

Упалъ въ душѣ своей, какъ духъ Сатанаила,

Что древле молньей Михаила

Палъ въ озеро огня

И тамъ, стеня,

Мертвъ въ помыслахъ лежитъ ужасныхъ

Подъ ревомъ волнъ, искръ смрадныхъ, страшныхъ.

А если онъ когда еще и живъ,

То только тѣмъ, что, взоры искосивъ

На Сѣверъ съ зависти и злости,

Грызетъ свои, бѣснуясь, ссохши кости,

На славу Александра зря,

Всѣмъ милаго царя.

 

Лежитъ! — о радость! о восторгъ!                                 34.

Кавказъ и Тавръ встаютъ мнѣ выше,

Евксинъ и Бельтъ шумятъ мнѣ тише:

Мы побѣдили, — съ нами Богъ!

Вселенна знай и всѣ языки,

// С. 156

 

Коль благъ Богъ въ браняхъ намъ великій!

Внемли, врагъ скрытый, намъ хвалу;

Гладь, змѣй, языкъ свой о пилу[49];

Кричи, что рейнски страшны силы; —

Ихъ съ Нѣмана по Обь могилы[50]!

 

Такъ, щитъ намъ Богъ: мы страшны Имъ,                   35.

Его мы волей торжествуемъ,

Ему побѣды восписуемъ,

Имъ Русскій Царь непобѣдимъ, —

Будь одного Его держава!

Славянъ всегда наслѣдье — слава.

Не блещутъ доблести безъ бѣдъ,

И превосходствъ нѣтъ безъ побѣдъ.

Богъ посѣтилъ насъ, — Богъ прославилъ,

Всѣхъ выше царствъ земныхъ поставилъ.

 

Хвала Ему! хвала, Творецъ,                                              36.

Тебѣ! изъ глубины сердецъ

Благодареніе приносимъ;

Молебны чувства взносимъ

Тебѣ въ пространны небеса

За явны чудеса,

Которыми Ты насъ возвысилъ непостижно,

Изъ всѣхъ земныхъ державъ такъ дивно,

Что честью превознесъ

И славой до небесъ:

// С. 157

 

Отечество мы оградили,

Царя и вѣру защитили

Отъ угрожавшихъ рабственныхъ оковъ;

Не зря на лесть и на соблазнъ даровъ,

На ужасы и самой смерти,

Галлъ не возмогъ насъ предъ собой простерти;

И симъ ужаснымъ бѣдствомъ Россъ

Еще превыше взросъ.

 

Россъ! о добльственный народъ,                                    37.

Единственный, великодушный,

Великій, сильный, славой звучный,

Изящностью своихъ добротъ!

По мышцамъ ты неутомимый,

По духу ты непобѣдимый,

По сердцу простъ, по чувству добръ,

Ты въ счастьи тихъ, въ несчастьи бодръ,

Царю радушенъ, благороденъ,

Въ терпѣньи лишь себѣ подобенъ.

 

Красуйся жъ и ликуй, герой,                                           38.

Что въ нынѣшнемъ ты страшномъ бѣдствѣ

Въ себѣ и всемъ твоемъ наслѣдствѣ

Далъ свѣту духъ твой знать прямой!

Лобзайте, родши, чадъ, — ихъ, чада,

Что въ васъ отечеству ограда

Была взаимна отъ враговъ;

Цѣлуйте, дѣвы, жениховъ,

Мужей, супруги, сестры, братья,

Что былъ всякъ твердъ среди несчастья.

 

И вы, Гесперья, Альбіонъ[51],                                             39.

// С. 158

 

Внемлите: палъ Наполеонъ!

Безъ насъ вы рано или поздно,

Но понесли бы грозно,

Какъ всѣ несутъ, его ярмо, —

Ужъ близилось оно;

Но мы, какъ холмы, бывъ внутрь жупломъ наполненны,

На насъ налегшій облакъ черный

Сдержавъ на раменахъ,

Огнь дхнули, — палъ онъ въ прахъ.

Съ гиганта ребръ въ Версальи трески,

А съ нашихъ рукъ вамъ слышны плески:

То въ общемъ, славномъ торжествѣ такомъ

Не должны ли и общихъ хвалъ вѣнцомъ

Мы чтить героевъ превосходныхъ,

Душою Россовъ твердыхъ, благородныхъ?

О, какъ мнѣ милъ ихъ взоръ, ихъ слухъ!

Плѣненъ мой ими духъ!

 

И се, какъ въявѣ вижу сонъ,                                             40.

Ношуся внѣ предѣловъ міра,

Гдѣ въ голубыхъ поляхъ эѳира

Витаетъ вождей росскихъ сонмъ.

Межъ ими тамъ въ бесѣдѣ райской

Рымникскій, Таврскій, Задунайскій

Между собою говорятъ:

«О, какъ вѣнецъ свѣтлѣй стократъ,

Что данъ не царствъ за расширенье,

А за отечества спасенье!

 

Мамай, Желковскій, Карлъ путь святъ                        41.

Къ безсмертью подали прямому

Петру, Пожарскому, Донскому; —

Кутузову днесь — Бонапартъ.

Доколь Москва, Непрядва и Полтава.

// С. 159

 

Течь будутъ, ихъ не умретъ слава.

Какъ воинъ, что въ бою не палъ,

Еще хвалъ вѣчныхъ не стяжалъ;

Такъ громокъ странъ пусть покоритель,

Но лишь великъ ихъ, святъ спаситель.»

 

Поправдѣ, вѣчности лучей                                              42.

Достойны войны нашихъ дней.

Смоленскій князь, вождь дальновидный[52],

Не зря на толкъ обидный,

Великій умъ въ себѣ являлъ,

Безъ крови поражалъ

И въ бранной хитрости противника, безъ лести,

Превысилъ Фабія онъ въ чести.

Витгенштейнъ легче бить[53]

Умѣлъ, чѣмъ отходить

Средь самыхъ пылкихъ, бранныхъ споровъ,

Бывъ смѣлъ какъ левъ, быстръ какъ Суворовъ.

Вождь не предзримый, громъ какъ съ облаковъ,

Слеталъ на вражій станъ, на тылъ — Платовъ[54].

Но какъ исчислить всѣхъ героевъ,

Живыхъ и падшихъ съ славою средь боевъ?

// С. 160

 

Почтимъ Багратіоновъ прахъ[55], —

Онъ живъ у насъ въ сердцахъ!

 

Се бранныхъ подвиговъ вѣнецъ!                                    43.

И разность межъ Багратіономъ

По смерти въ чемъ съ Наполеономъ?

Не въ чувствѣ ль праведныхъ сердецъ?

Для нихъ не больше ль знаменитый

Слезой, чѣмъ клятвами покрытый?

Такъ! мѣрилъ мѣрой кто какой,

И самъ возмѣренъ будетъ той.

Намъ правда Божія явила,

Какая Галловъ казнь постигла.

 

О полный чудесами вѣкъ!                                                44.

О міра колесо превратно!

Давно ль страшилище ужасно

На насъ со всей Европой текъ?

Но гдѣ днесь добычи богаты?

Гдѣ мудрые вожди, тристаты?

Гдѣ побѣдитель въ торжествахъ?

Гдѣ геній, блещущій въ лучахъ?

Не здѣсь ли имъ урокъ въ ученье,

Чтобъ царствъ не льститься на хищенье?

 

О, такъ! блаженство смертныхъ въ томъ,                     45.

Чтобъ дѣйствовать всегда во всемъ

Лишь съ справедливостью согласно,

Такъ мыслить безпристрастно,

Что мы чего себѣ хотимъ,

Того желать другимъ.

// С. 161

 

Судьбы Всевышняго, отнявъ скиптръ у Бурбоновъ,

По чертежу своихъ законовъ

Взявъ червя изъ червей,

Въ санъ облекли царей.

Долгъ былъ его, — къ чему былъ званный;

Но онъ, нечестьемъ обуянный,

Дерзнулъ Господню волю пренебречь,

Не стерть токъ слезъ, судъ правый не изречь

И быть отрекся миролюбнымъ,

Великимъ; но склоня свой слухъ ко трубнымъ

Онъ гласамъ, мнилъ быть и судьбѣ

Царь, Богъ, — и се не бѣ!

 

Не бѣ. — Но ты, монархъ, блистай                                46.

Твоей небесной красотою;

То кротостью, то правотою

Владѣй, плѣняй и успѣвай

Лукъ наляцать твой крѣпкій, сильный,

Чрезъ всѣ твои страны обширны

Ко ужасу твоихъ враговъ,

И грозный строй твоихъ полковъ,

Какъ туча молньями чревата,

Кругомъ возляжетъ царства свята.

 

Югъ, Западъ, Сѣверъ и Востокъ                                     47.

Подъ твой покровъ прострутъ ихъ длани,

Уйдетъ вражда, умолкнутъ брани,

Въ пшеницѣ не взрастетъ порокъ;

Цари придутъ къ тебѣ на сонмы,

Чтобъ миромъ умирить ихъ громы,

И скромну власть твою почтутъ;

Обыметъ совѣсть правый судъ;

Всѣмъ чувство въ грудь вольется ново,

И Царство снидетъ къ намъ Христово.

// С. 162

 

Печалью мрачныя главы                                                 48.

Лучемъ возблещутъ вновь Москвы,

Вновь внидетъ благолѣпье въ храмы,

Съ обѣтомъ ѳиміамы

Возжгутся наши и сердца

Не забывать Творца;

Отца отечества несмѣтны попеченьи

Скорбей прогонятъ нашихъ тѣни;

Художествъ сонмъ, наукъ,

Торговъ, лиръ громкихъ звукъ, —

Всѣ возвратятся въ ихъ жилищи;

Свое и чуждо племя пищи

Придутъ, какъ подъ смоковницей, искать,

И словомъ: бывъ градовъ всѣхъ русскихъ мать,

Москва по прежнему возстанетъ

Изъ пепла, зданьемъ велелѣпнымъ станетъ,

Какъ фениксъ, снова процвѣтать,

Вѣнцомъ средь звѣздъ блистать.

 

И сей прелестный градъ Петровъ                                 49.

Отъ удовольствіевъ сердечныхъ,

Отъ радостей невинныхъ, честныхъ,

Да съ тѣмъ сравнится, съ облаковъ

Что снидетъ душъ святыхъ въ ограду,

Въ блаженство, въ сладость и въ прохладу,

Гдѣ съ камней, стѣнъ драгихъ лучи

Подъ гусльми взблещутъ и въ ночи;

Зной вздремлетъ древъ подъ осѣненьемъ,

Освѣтитъ царь своимъ все зрѣньемъ,

 

И изъ страны Россійской всей                                        50.

Печаль и скорби изженутся,

Въ ней токи крови не прольются,

Не канутъ слезы изъ очей;

// С. 163

 

Отъ солнца пахарь не сожжется,

Отъ мраза бѣдный не согнется;

Сады и нивы плодъ дадутъ,

Моря чрезъ горы длань прострутъ,

Ключи съ ключами сожурчатся,

По рощамъ пѣсни отгласятся.

 

Но, солнце! мой вечерній лучъ!                                      51.

Уже за холмы синихъ тучъ

Спускаешься ты въ темны бездны,

Твой тускнетъ блескъ любезный,

Среди лиловыхъ мглистыхъ зарь

И мой ужъ гаснетъ жаръ;

Холодна старость — духъ, у лиры — гласъ отъемлетъ,

Екатерины Муза дремлетъ:

То юнаго царя

Днесь вслѣдъ орловъ паря,

Предшествующихъ благъ видѣнья,

Что мною въ день его рожденья

Предречено, достойно пѣть

Я не могу; младымъ пѣвцамъ гремѣть

Мои ввѣряю ветхи струны,

Да черплютъ съ нихъ въ свои сердца перуны

Толь чистыхъ, ревностныхъ огней,

Какъ пѣлъ я трехъ царей.

// С. 164

 



[1]        13 января 1813 года А. Измайловъ писалъ Грамматину изъ Петербурга: «Державинъ, сказываютъ, написалъ какой-то славный гимнъ на наши побѣды. Я не думаю однако, чтобъ этотъ гимнъ могъ сравниться съ послѣдними стихами Жуковскаго Пѣвецъ во станѣ русскихъ воиновъ» (Библ. Зап. 1859, № 14). Гимнъ былъ напечатанъ въ Чт. въ Бес. люб. р. сл. 1813, кн. X, стр. 3, и потомъ 1816 г. въ ч. V, ХХVII. Его перевелъ на нѣмецкій языкъ г. Гётце, который впослѣдствіи переводилъ также русскія народныя пѣсни* (см. Сынъ Отеч. 1817 г., ч. 36, № II, стр. 158). Нѣмецкій переводъ гимна напечатанъ отдѣльно въ Ригѣ и Дерптѣ, въ 1814 г. (см. въ концѣ нашего изданія библіографію переводовъ изъ Державина). Гимнъ переведенъ былъ также на англійскій языкъ молодымъ Петровымъ, сыномъ извѣстнаго лирика, и Державинъ отправилъ этотъ переводъ въ Лондонъ къ русскому посланнику, графу С. Р. Воронцову, съ просьбою напечатать нѣсколько экземпляровъ его на счетъ Державина и переслать ихъ въ Петербургъ къ переводчику (письмо Державина къ Воронцову отъ 31 мая 1814 г.).

         * Peter Otto von Götze, род. въ Ревелѣ 1793 г., изучалъ въ Дерптѣ 1810-1812 права, потомъ путешествовалъ по Россіи и поступилъ на службу въ департаментъ духовныхъ дѣлъ; нынѣ въ отставкѣ, тайный совѣтникъ. Издалъ между прочимъ въ 20-хъ годахъ Stimmen des russischen Volkes (см. о немъ Schriftsteller-Lexicon Напѣрскаго, т. II).

[2]        Священно-вдохновенна дѣва!

         «У Давида и Соломона были хоры пѣвцовъ, между которыми и тимпанницы-дѣвы. Здѣсъ дѣва разумѣется то же, что Муза».

[3]        Царя Славянъ надъ Авадономъ.

         «Авадонъ по-еврейски, а по-гречески Αпοллrонъ, значитъ истребитель (Апокалипсисъ, глава 9, стихъ 11)».

[4]        Исшелъ изъ безднъ огромный звѣрь.

         «Звѣръ исходитъ отъ бездны (Апок. гл. 11, ст. 7 и гл. 13, ст. 1)».

[5]        Драконъ, иль демонъ зміевидный.

         «Змій древній, нарицаемый діаволъ (Апок. гл. 11, ст. 9). — Подъ видомъ змія здѣсь разумѣется коварство».

[6]        А только агнецъ бѣлорунный.

         «Змій съ агнцемъ брань сотворитъ, и агнецъ побѣдитъ его (Апок. гл. 17, ст. 14). — Здѣсь подъ видомъ агнца представляется христіанская кротость и имѣетъ отношеніе къ тому, что царствующій императоръ вступилъ на престолъ подъ знакомъ Овна».

[7]        Далъ страшному Атропу.

         «Атропъ — Парка или смерть».

[8]        Превозносясь, какъ нѣкій дивій Гогъ.

         «Гогъ, слово еврейское, значитъ противоборника Христу (Апок. гл. 20, ст. 7, и у пророка Іезекіиля гл. 38, ст. 2, и гл. 39, ст. 11).

[9]        Какъ рѣкъ пяти шумящихъ вдругъ.

         «Наполеонъ пятью колоннами, болѣе нежели въ 500,000 человѣкъ, перешелъ пограничную рѣку Нѣманъ. Реляція отъ 17 іюня».

[10]      Бѣжимъ его и праха ногъ.

         «Въ письмахъ въ Парижъ и бюллетеняхъ тщеславился Наполеонъ такимъ образомъ».

[11]      На домъ Петра, Екатерины.

         «Слухъ носился, что такъ отзывался онъ послу нашему въ Парижѣ».

[12]      Въ Петрополѣ, въ Москвѣ забавы.

         «Нѣкоторыя парижскія дамы, по увѣренію Наполеона, писали къ петербургскимъ французскимъ торговкамъ, чтобъ онѣ къ Петрову дню приготовили имъ платья для бала въ Петергофѣ».

[13]      Зовущаго на ополченье.

         «Манифестъ объ ополченіи 6 іюля 1812 года».

[14]      Держащій небо, землю, адъ (1813).

[15]      Всей стратегистики орудья.

         «Стратегистика, слово греческое, значитъ военный обманъ или хитрость, которою Французы столь много превозносились». Стратегія, отъ греч. στρατός = войско, значитъ военное искусство.

[16]      Безумнымъ вдругъ животнымъ сталъ.

         «У пророка Даніила, гл. 4, ст. 30, сказано о Навуходоносорѣ: траву яки волъ ядаше».

[17]      Писала длань огня чертами.

         «У Даніила же гл. 5, ст. 5, при пиршествѣ Валтасара: Въ той часъ изыдоша персты руки человѣчи и писаху».

[18]      Даетъ, отъемлетъ за коварства.

         «Тамъ же, гл. 4, ст. 22: Владѣетъ Вышній царствомъ человѣческимъ, и ему же восхощетъ, дастъ е».

[19]      Святыхъ не пощадилъ тѣлесъ.

         «Смотри Сѣверной Почты № 94, статью изъ Москвы о неистовствѣ Французовъ».

[20]      Смердя своими надписьми.

         «Слухъ носился, что Наполеонъ въ Москвѣ своими надписями богоугодныя заведенія присвоилъ своей матери».

[21]      А алтари коньми.

         «Смотри Сѣверной Почты № 78, статью изъ Твери».

[22]      На Малоярославскомъ, Красномъ.

         «При сихъ мѣстахъ три славныя побѣды рѣшили участь не токмо Россіи и Европы, но, такъ сказать, цѣлой вселенной».

         Всю семнадцатую строфу ср. съ 17-ою же строфой оды Ломоносова на взятіе Хотина:

         «Тамъ кони бурными ногами

         Взвиваютъ къ небу прахъ густой» и проч.

         Въ экземплярѣ сочиненій Ломоносова, принадлежавшемъ Державину, эта строфа отмѣчена словами: «блестящая картина ужаса».

[23]      Тамъ рвали другъ у друга громъ.

         «Въ реляціи отъ 27 августа видно, что батареи при Бородинѣ переходили нѣсколько разъ изъ рукъ въ руки».

[24]      Который такъ, какъ жгущій Эвръ.

         «Эвръ, африканскій полуденный палящій вѣтръ».

[25]      Надъ чистыхъ водъ стекломъ.

         Всю семнадцатую строфу ср. съ 17-го же строфой оды Ломоносова на взятiе Хотина:

         «Тамъ кони бурными ногами

         Взвиваютъ къ небу прахъ густой» и проч.

         Въ экземплярѣ сочиненiй Ломоносова, принадлежавшемъ Державину, эта строфа отмѣчена словами: «блестящая картина ужаса».

[26]      ...низвергнуть.

[27]      Ты наши двигалъ прахъ и кости!

         «Видно изъ письма доктора Рокруа къ доктору Граю, что Наполеона не только сны, но и привидѣнія ужасали».

[28]      Имъ не запечатлѣнныхъ.

         «Да дастъ имъ начертаніе на руцѣ или на челахъ ихъ (Апок. гл. 13, ст. 16). — Наполеонъ принятыхъ въ свою службу клеймилъ или печаталъ своимъ именемъ (См. журналъ Сынъ Отечества № 4, стр. 168)».

[29]      Ту чашу смертну, въ жизни что своей.

         «Чашею, ею же черпа вамъ, черплите ей сугубо (Апок. гл. 18, ст. 6)».

[30]      А въ воздухъ дышитъ ядъ.

[31]      О ужасъ! Галлъ здѣсь Галла жретъ!

         «Сіе видно Сѣверной Почты въ № 99».

[32]      И симъ смѣется бѣдствамъ слезнымъ!

         «Въ томъ же письмѣ доктора Рокруа къ Граю видно, что когда Наполеону предсказывали о подобныхъ ужасныхъ картинахъ, то онъ улыбался».

[33]      Еще пяти — на оскверненье.

         «42 мѣсяца нѣкоторые разумѣютъ 42 года его, можетъ быть, политической жизни по сей 1812 годъ; а другіе 42 мѣсяца принимаютъ въ прямомъ смыслѣ время его успѣховъ по испанскую войну, и объясняютъ оные числомъ звѣринымъ, какъ ниже видно. — Касательно же 5 мѣсяцевъ, то оные полагаютъ со дня вступленія его въ Россію, съ іюня по ноябрь мѣсяцъ» (см. ниже примѣч. 31).

[34]      Вдругъ на него весь обратится.

         «Сіи возненавидятъ и запустѣвшу сотворятъ ю, и сожгутъ ю огнемъ, то есть Вавилонъ (Апок. гл. 17, ст. 16)».

[35]      О! такъ, таинственныхъ числъ звѣрь.

         «Число звѣрино 666 (Апок. гл. 13, ст. 18). Видно изъ исчисленія дерптскаго профессора Гецеля* въ письмѣ къ военному министру Барклаю-де-Толли, отъ 22 іюня 1812 года, что въ числѣ 666 содержится имя Наполеона, какъ и приложенный при семъ французскій алфавитъ то доказываетъ». — Дополнимъ это примѣчаніе Державина выпискою изъ Исторіи отеч. воины, М. И. Богдановича: Въ имени Наполеона, переложенномъ въ цыфры, по еврейскому счисленію, думали отыскать звѣря (Антихриста), означеннаго въ Апокалипсисѣ числомъ 666; а какъ въ другомъ мѣстѣ Апокалипсиса опредѣленъ былъ предѣлъ славы этого звѣря числомъ 42, то надѣялись, что 1812 годъ, въ который Наполеонъ имѣлъ отъ роду 42 года, будетъ временемъ его паденія. Въ Апокалипсисѣ, гл. 13, находится слѣдующее пророчество, ст. 18: «Здѣ мудростъ есть, иже имать умъ, да почтетъ число звѣрино: число бо человѣческо есть и число его шестьсотъ-шестьдесятъ-шесть. И даны быша ему уста, глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити мѣсяцъ четыре-десятъ-два». Какъ въ имени и титулѣ звѣриномъ, кои на французскомъ языкѣ изображаются сими словами: L’empereur Napoléon, такъ и въ числѣ четыредесяти-двухъ, кои на ономъ же языкѣ пишутся словами: quarante deux, находится оба раза число 666, которое опредѣлено въ помянутой главѣ, стихѣ 18-мъ Апокалипсиса.

         Выше отмѣченное значеніе дано французскимъ буквамъ по примѣру еврейскаго числоизображенія, по которому десятью первыми буквами означаются единицы, а прочими десятки:

         a,   b,   c,   d,   e,   f,   g,   h,   i,  k,   l,    m,  n,    o,    p,    q,

         1.   2.   3.   4.   5.   6.   7.   8.   9.  10.  20.  30. 40.  50.  60.  70.

         r,      s,    t,      u,       v,     w,     x,      y,      z.

         80.   90.  100.  110.  120.  130.  140.  150.  160.

         А изъ того выходитъ слѣдующее:

           L e  E m  p  e r   e   u    r   N a  p  o   l   e  o   n.

         20 5  5 30 60 5 80 5 110 80 40 1 60 50 20 5 50 40 = 666.

         Q   u    a  r   a  n    t   e   de  u     x.

         70 110 1 80 1 40 100 5   4 5 100 140 = 666.

         (Ист. отеч. войны, т. I, стр. 92 и 434).

         * Гецель (Joh. Wilh. Friedr. von Hezel), род. во Франконіи 1754 г., ум. 1824, авторъ безчисленнаго множества богословскихъ и лингвистическихъ сочиненій, былъ съ 1802 по 1820 профессоромъ библейской экзегетики и восточныхъ языковъ въ дерптскомъ университетѣ (Schriftsteller-Lexicon).

[36]      О десяти рогахъ вѣнчанный.

         «Имѣетъ седмь главъ и роговъ десять (Апок. гл. 17, ст. 3). Подъ главами разумѣются здѣсь семь королей, поставленныхъ Наполеономъ, какъ-то: неаполитанскій, вестфальскій, виртембергскій, саксонскій, голландскій, испанскій, баварскій; а подъ рогами — десять народовъ, ему подвластныхъ, а именно: австрійскій, прусскій, саксонскій, баварскій, виртембергскій, вестфальскій, италіянскій, испанскій, португальскій, польскій, какъ въ манифестѣ отъ 3 ноября 1812 г. явствуетъ».

[37]      Царь, не причастный Вельфегору.

         «Вельфегоръ идолъ; — разумѣется здѣсь Наполеонъ, которому государь не причастился, или союзникомъ не былъ».

[38]      Рукой избранна князя Михаила.

         «Возстанетъ Михаилъ князь великій (у пророка Даніила гл. 12, ст. 1). — Замѣчательно, что фельдмаршалъ Кутузовъ, при порученіи ему въ предводительство арміи, какъ бы нарочно пожалованъ княземъ, чтобы сближиться съ Священнымъ Писаніемъ; впрочемъ онъ избранъ былъ общимъ голосомъ въ начальники всеобщаго ополченія». 17-го іюня послѣдовало избраніе графа Кутузова въ начальники с-петербургскаго ополченія; 29 іюля онъ былъ возведенъ въ княжеское достоинство, а 8 августа назначенъ въ главнокомандующіе всѣми арміями и ополченіями. Прозваніе Смоленскаго пожаловано ему за дѣла подъ Краснымъ и вообще въ смоленской губерніи при отступленіи Наполеона (М. Богдановичъ, томъ II, стр. 11, и III, 146).

[39]      Россію вѣрой спасть.

         «По нѣкоторымъ извѣстіямъ видно благочестіе князя Кутузова, что онъ предъ Бородинскимъ сраженіемъ предъ иконою Божіей Матери съ генералами въ виду всего войска присягнулъ, чтобы ни шагу съ мѣста не отступать».

[40]      О новый Вавилонъ, Парижъ!

         «Вавилонъ великій мати любодѣйцамъ и мерзостемъ земскимъ (Апок. гл. 17, ст. 5, и гл. 18,. ст. 2, 3). Развратъ, соблазнъ, нечестіе и самое безбожіе французскаго народа, не упоминая о бывшихъ въ послѣднюю революцію, видны въ исторіи самыхъ давнихъ вѣковъ христіанства. Ихъ упрекаютъ, что они еще во время обладанія Испаніею и Франціею Готѳами при королѣ Вамбо, совокупясь съ нѣкоторымъ похитителемъ престола, Павломъ Грекомъ, какъ нынѣ съ Бонапартомъ, поругали христіанскую вѣру разными безчиніями; во время четвертаго крестоваго похода въ константинопольскомъ Софійскомъ соборѣ плясали съ распутными дѣвками, изъ коихъ одна припѣвала сквернословную пѣсню. Тожъ, и въ лучшіе дни своего просвѣщенія при Людовикѣ ХІV и въ Голландіи, какія Французы дѣлали жестокости и варварства, того безъ омерзѣнія къ нимъ напомянуть не можно. Потомство и о нынѣшнихъ поступкахъ ихъ въ Москвѣ не лучше отзовется». Нелишнимъ считаемъ напомнить здѣсь, что означенныя ковычками примѣчанія принадлежатъ самому Державину.

[41]      О градъ мятежничьихъ жилищъ.

         «Якобинцы».

[42]      Забывъ, что сѣверныя силы.

         «Извѣстно по исторіи, что всегда сѣверные народы одолѣвали западныхъ, и самый Римъ палъ отъ нихъ».

[43]      И дѣти всѣ до нѣжна пола.

         «Двѣнадцатилѣтнія даже дѣти тайно отъ своихъ родителей убѣгали въ ополченіе, какъ-то сынъ покойнаго тайнаго совѣтника. Муравьева, и проч.».

[44]      Какъ велъ отецъ дѣтей ко брани.

         «Генералъ Раевскій выводилъ впередъ на сраженіе своихъ дѣтей».

[45]      Какъ сами шли безстрашно къ казни.

         «Когда по оклеветаніи нѣкоторыхъ крестьянъ въ убійствѣ Французовъ приговорены они были къ казни, то они, простясъ между собою, выходили безъ всякой робости подъ ружейные выстрѣлы, ознаменовавъ себя только крестнымъ знаменіемъ. См. журналъ Сынъ Отечества, № 6, стр. 244».

[46]      Гдѣ на монетѣ, имъ тисненной.

         «Увѣряютъ нѣкоторые, что будто въ Москвѣ выбита, была, по приказанію Наполеона, монета или медаль, на которой изображенъ его портретъ съ надписью: «Мой міръ и моя воля». — Отъ самаго вступленія въ Москву до выхода оттуда, Наполеону некогда было думать о выбитіи хвастливой медали.

[47]      Не дастъ покою намъ?... О злоба!

         «Отзывъ Наполеона въ разговорахъ о мирѣ при вступленіи въ россійскія границы».

[48]      Вспарилъ орла въ подобьи.

         «Извѣстно, что при бородинскомъ сраженіи, при осмотрѣ россійской арміи княземъ Кутузовымъ, виденъ былъ парящій надъ его главою орелъ (Сѣверная Почта, № 71)». См. выше, стр. 133, оду На пареніе орла.

[49]      Гладь, змѣй, языкъ свой о пилу.

         «Нѣкоторые скрытые недоброхоты, при полученіи извѣстій о побѣдахъ, хотя показывали радость, но всегда предвѣщали ужасы отъ Рейнскаго Союза».

[50]      Ихъ съ Нѣмана по Обь могилы!

         «Нѣманъ — извѣстная пограничная рѣка; а Обь — протекающая въ Сибири, куда отсылаются преступники».

[51]      И вы, Гесперья, Альбіонъ.

         «Гесперія и Альбіонъ, древнія имена Испаніи и Англіи».

[52]      Смоленскій князь, вождь дальновидный.

         «Изъ реляціи отъ 23 августа видно, что князъ Кутузовъ предсказалъ, съ котораго мѣста Наполеонъ атаковать его будетъ, и что, вступивъ въ Москву, онъ его истребитъ. См. Сѣверную Почту, № 70 и 75».

[53]      Витгенштейнъ легче бить.

         «Въ одномъ донесеніи графа Витгенштейна видно, что легче ему было побѣждать Французовъ, нежели отъ нихъ ретироваться».

[54]      Слеталъ на вражій станъ, на тылъ — Платовъ.

         «Никто столько не безпокоилъ Наполеона, какъ сей генералъ своими казаками, такъ что Французы названія ихъ боялись. Журналъ Сынъ Отечества, № 9, стр. 128». — Ссылка на анекдотъ о старухѣ, которая словомъ коза испугала Французовъ, подумавшихъ, что она произноситъ казакъ. О Платовѣ см. Томъ II, стр. 648.

[55]      Почтимъ Багратіоновъ прахъ.

         «Багратіонъ получилъ тяжкую рану при Бородинѣ, отъ которой скончался».