1801-1816.
СХСѴІІ. ЭКСПРОМПТЪ ДЛЯ МАРѲЫ
ИВАНОВНЫ АРБЕНЕВОЙ[1].
______
Ну же, Муза! ну ну ну!
Настрой[2] арфу,
Воспой Марѳу,
Мнѣ Арбенева жену.
Что Марѳа прекрасна,
Въ томъ Муза согласна[3];
Что Марѳа умна,
Въ томъ Муза скромна[4].
______
// С. 507
[1] Сказанъ вслѣдствіе неотступной
просьбы этой въ то время пожилой уже дамы написать похвальные ей стихи, при
чемъ она, встрѣчаясь съ Державинымъ, всякій разъ повторяла: «Ну же, Гаврила Романовичъ!» Этихъ
стишковъ въ рукописяхъ его нѣтъ, но они хорошо извѣстны въ кругу его
родныхъ и сверхъ того сохранилисъ въ памяти многихъ современниковъ; мы получили
ихъ въ нѣсколькихъ спискахъ. По словамъ Н. В. Сушкова, которому
мы обязаны однимъ изъ этихъ списковъ, эпиграмма на Арбеневу ходила по
Москвѣ въ 1808 и 1809 годахъ, когда онъ воспитывался въ тамошнемъ
университетскомъ пансіонѣ. А. Ѳ. Бычковъ нашелъ ее въ
одномъ рукописномъ сборникѣ стиховъ съ тѣмъ объясненіемъ, которымъ
начинается настоящее наше примѣчаніе. Мужъ Арбеневой, Іоасафъ Іевлевичъ,
былъ тогда генералъ-аншефомъ въ отставкѣ. Объ этой четѣ
разсказываетъ Вигель (Р. Вѣстн.
1864 за апрѣль, стр. 490): «Теперъ въ Петербургѣ едва ли кто
знаетъ, чтὸ такое были Арбеневы, а тогда бывало лишь назовешь Асафа
Ивелича и Марфу Ивановну, знакомые и незнакомые люди всѣхъ состояній,
всякій знаетъ, о комъ идетъ рѣчь. Сіи супруги прославились своими
странностями, а смертію своею нѣсколько времени оставили въ
обществѣ пустоту. Честный и добрый старикъ былъ служакой при
Екатеринѣ, когда ихъ было такъ мало, и отъ того долго командовалъ при ней
измайловскимъ полкомъ: манеры его нѣсколько отзывались фронтомъ и отъ
того должны были казаться странными въ гостиныхъ. При Павлѣ онъ оставилъ
службу съ честію и миромъ, съ пенсіей и мундиромъ; даже при отставкѣ
получилъ чинъ полнаго генерала и остался на житьѣ въ Петербургѣ. Въ
Марѳѣ же Ивановнѣ смѣшнымъ казалось то, что наперекоръ
природѣ, она хотѣла оставаться молодою въ шестьдесятъ лѣтъ и
для того все у себя красила и перекрашивала: и все это для того только, чтобы
лучше понравиться мужу, съ которымъ они жили, какъ голубки. Ихъ домъ,
собственный, на малой морской, былъ единственное мѣсто, гдѣ самый
высшій петербургскій кругъ встрѣчался съ второстепеннымъ и даже съ третьекласснымъ
обществомъ. Во извиненіе себѣ знатные говорили, что ѣздятъ
посмѣяться, а еслибы сказали правду, то для того, чтобы повеселиться.
Говорятъ, дѣйствительно, радушіе было старинное, гостепріимство тогдашнее
московское. Всякій вечеръ, что хозяева не на званомъ балѣ, у нихъ самихъ
незваный балъ: наѣдетъ молодежь, домъ набьется биткомъ, все
засмѣется, все запляшетъ; правда, говорятъ, зажгутся сальныя свѣчи,
для прохлады разнесется квасъ; уже ничего прихотливаго не спрашивай въ
угощеніи, но за то веселіе, самое живое веселіе, которое, право, лучше одной
роскоши, замѣнившей его въ настоящее время. Однакоже, и съ такимъ
житьемъ, когда принимаешь у себя весь городъ, небольшому состоянію трудно то
выдержать и, кажется, Арбеневы не оставили много средствъ жить такъ же весело
своему семейству, которое съ тѣхъ поръ удалилось въ провинцію. Какъ ни
говори, но чтобъ умѣть постоянно собирать у себя разнородныя общества,
необходима въ хозяинѣ или хозяйкѣ особливая приманчивость».
[2] Возьми...
[3] ...арфа согласна.
[4] ...лира скромна.