<На выздоровление Мецената // Сочинения Державина: [в 9 т.] / с объясн. примеч. [и предисл.] Я. Грота. — СПб.: изд. Имп. Акад. Наук: в тип. Имп. Акад. Наук, 1864—1883. Т. 1: Стихотворения, ч. 1: [1770—1776 гг.]: с рис., найденными в рукописях, с портр. и снимками. — 1864. С. 120—125>
XXVII. На выздоровленiе Мецената[1].
__
Кровавая луна блистала
Чрезъ покровенный ночью лѣсъ,
На морѣ мрачномъ простирала
Столбомъ багровый свѣтъ съ небесъ,
По огненнымъ зыбямъ мелькая.
Я видѣлъ, въ лодкѣ нѣкто плылъ.
// 120
Тутъ вѣтеръ, страшно завывая,
Ударилъ въ лѣсъ — и лѣсъ завылъ;
Изъ безднъ возстали пѣнны горы;
Брега пустили томный стонъ;
Сквозь бурные стихiевъ споры[2]
Зiяла тма со всѣхъ сторонъ.
Ко брегу лодка приплывала;
Приближилась она ко мнѣ;
Тѣнь бѣлая на ней мелькала,
Какъ образъ мраморный во тмѣ.
Утихъ шумъ рощъ, умолкъ ревъ водный;
Лишь стонутъ въ тишинѣ часы[3];
Стремится потъ по мнѣ холодный,
И дыбомъ возстаютъ власы;
На брегъ изъ лодки вылѣзаетъ
Старикъ угрюмый и сѣдой
// 121
И, озираясь, подпираетъ
Себя ужасною косой.
Тогда по брегу раздалися
Надгробный плачъ и вой людей;
Отвсюду къ старику сошлися
Безчисленны толпы тѣней;
Прискорбны, блѣдны и безгласны,
Онѣ, потупя взоры, шли;
Цѣпями Фурiи ужасны
Къ морскому брегу ихъ вели[4].
Старикъ кровавыми когтями
Къ себѣ на лодку ихъ влечетъ:
Богачъ и нищъ, рабы съ царями,
Всѣ равно оставляютъ свѣтъ.
Ужъ въ лодкѣ многiя мечтались
Знакомыя и мнѣ черты;
Другiя къ оной приближались:
Межъ ихъ, Шуваловъ! былъ и ты.
И ты, другъ музъ, другъ смертныхъ роду,
Фаросъ младыхъ вельможъ и мой[5],
// 122
И ты Коцита зрѣлъ ужъ воду;
Коса смертельна надъ тобой,
Разсѣкши мракъ густой, сверкала,
Подобно какъ перунъ съ небесъ;
Эреба бездна ужъ зiяла,
И ногу въ вѣчность ты занесъ.
Болѣзнь и страхъ неизреченный
Тогда стѣснили грудь мою:
«Кѣмъ добродѣтели почтенны,
Кто родъ и санъ и жизнь свою
Старался тѣмъ единымъ славить,
Чтобъ ближнему благотворить,
Потомству храмъ наукъ оставить,
Тому ли вѣкъ толь краткiй жить?
Ужель врагъ чести и пороку,
И злой и добрый человѣкъ
Единому подвластны року?
О Боже праведный!» — я рекъ.
Но вдругъ средь облака златаго,
На крыльяхъ Утренней Зари
Во зракѣ божества младаго,
Котораго рабы, цари,
Всѣ люди равномѣрно любятъ,
Но всѣ не равно берегутъ;
Котораго лѣнь, роскошь губятъ,
Крѣпятъ умѣренность и трудъ, —
// 123
Здоровье, даръ небесъ безцѣнный,
Слетѣло въ твой чертогъ и, взявъ
Въ златомъ сосудѣ сокъ врачебный,
Кропя тебя, рекло: «Будь здравъ!»
Ты здравъ! Хоръ Музъ тебѣ любезныхъ,
Драгую жизнь твою любя,
Намѣсто кипарисовъ слезныхъ,
Вѣнчаютъ лаврами тебя[6].
Прiявъ одна трубу златую,
Другая строя лирный гласъ,
Та арфу, та свирѣль простую,
Воспѣли — и воспѣлъ Парнассъ:
«Живи, наукамъ благодѣтель!
Твоя жизнь ввѣкъ цвѣсти должна!
Не умираетъ добродѣтель:
Безсмертна Музами она!
«Безсмертны Музами Периклы,
И Меценаты ввѣкъ живутъ:
Подобно память, слава, титлы
Твои, Шуваловъ, не умрутъ.
Великiй Петръ къ намъ ввелъ науки,
А дщерь его ввела къ намъ вкусъ;
Ты, къ знаньямъ простирая руки,
У ней предстателемъ былъ Музъ.
Досель гремитъ намъ въ «Илiадѣ»а
О Несторахъ, Улиссахъ громъ;
Равно безсмертенъ въ «Петрiадѣ»б
Ты Ломоносовымъ перомъ[7].
а Досель гремитъ мнѣ въ Илiадѣ (1783).
б Безсмертенъ также въ Петрiадѣ.
(Поправка этого стиха принадлежитъ И. И. Дмитрiеву).
// 125
[1] И. И. Шувалова (См. выше, стр. 50, примѣчанiе 1-е Эпистолѣ). Хвалить Шувалова Державинъ могъ совершенно безкорыстно, потому что временщикъ Елисаветинскихъ временъ хотя и занималъ мѣсто оберъ-камергера при дворѣ Екатерины, но вовсе не былъ въ силѣ» (Бартеневъ). Въ 1781 г. напечатаны были отдѣльно, въ Москвѣ: Стихи на выздоровленiе И. И. Шувалова, безъ означенiя имени автора, и Диѳирамбъ на выздоровленiе покровителя наукъ (Сопиковъ, ч. IV, 11.422 и ч. II, 3.178). Послѣднее стихотворенiе приписано Сопиковымъ Кострову, но въ собранiи сочиненiй Кострова нѣтъ ничего на этотъ предметъ: это конечно и есть пьеса Державина, появившаяся черезъ два года подъ такимъ точно заглавiемъ (Диѳирамбъ и проч.) въ I-й части Собесѣдника (стр. 24) вмѣстѣ съ одою къ Фелицѣ; потомъ она перешла въ изданiе 1798 г. (стр. 145) съ исключенiемъ изъ заглавiя слова Диѳирамбъ, и наконецъ въ изданiе 1808, ч. I, XXXI.
Первый изъ приложенныхъ рисунковъ (Олен.) есть портретъ Шувалова; второй представляетъ богиню здравiя, изображенную въ 6-й строфѣ.
[2] Сквозь бурные стихiевъ споры.
Вмѣсто этого стиха И. И. Дмитрiевъ, при просмотрѣ рукописи 1790-хъ годовъ (см. наше Предисловiе), предлагалъ: Между стихiй возстали споры; сверхъ того, въ 6-мъ стихѣ этой же 1-й строфы онъ зачеркнулъ:Я видѣлъ и взамѣнъ написалъ: казалось; взамѣнъ выраженiя. Изъ безднъ возстали (9-й стихъ) онъ предлагалъ: Изъ безднъ вздымались и на поляхъ еще приписалъ: Нельзя ли сказать: вскочили?
[3] Лишь стонутъ въ тишинѣ часы.
См. выше, стр. 88, прим. 2-е къ одѣ На смерть кн. Мещерскаго.
[4] …. Къ морскому брегу ихъ вели.
По греческому миѳу, Харонъ перевозилъ покойниковъ не моремъ, а черезъ рѣки Стиксъ, Коцитъ или Ахеронъ. Притомъ души умершихъ были приводимы къ нему не Фурiями, а Меркурiемъ.
[5] Фаросъ младыхъ вельможъ и мой.
Фаросъ — маякъ; здѣсь — просвѣтитель. Такъ названъ Шуваловъ, какъ кураторъ московскаго университета и казанской гимназiи, въ которой воспитывался Державинъ. Многiе изъ бывшихъ питомцевъ университета, какъ напр. Потемкинъ и В. С. Поповъ, занимали въ то время значительныя мѣста. (Об. Д.). Слово фаросъ употребилъ уже Ломоносовъ въ одѣ на восшествiе на престолѣ Петра III (ода 17, строфа 19):
Германiя….
На фаросъ силъ твоихъ взираетъ.
(Смирд. изд. ч. I, стр. 166).
Съ фаросомъ сравниваетъ и Петровъ Потемкина въ одѣ къ нему 1782 г.:
Высоко былъ поставленъ фаросъ
Давати помощь кораблямъ:
Онъ тако жребiемъ поставленъ
Высоко во спасенье многимъ.
(Соч. Петр., изд. 1811, ч. II, стр. 18).
[6] ….Вѣнчаютъ лаврами тебя.
Мы не рѣшились поставить вѣнчаетъ, потому что во всѣхъ текстахъ, какъ печатныхъ, такъ и рукописнымъ, употреблено здѣсь множественное число въ соотвѣтствiе собирательному имени хоръ.
[7] …. Ты Ломоносовымъ перомъ.
Ср. выше, стр. 51, стихи 12—14 въ Эпистолѣ Шувалову на возвращенiе его изъ чужихъ краевъ и примѣчанiе 2-е.