<Гимн Богу // Сочинения Державина: [в 9 т.] / с объясн. примеч. [и предисл.] Я. Грота. — СПб.: изд. Имп. Акад. Наук: в тип. Имп. Акад. Наук, 1864—1883. Т. 2: Стихотворения, ч. 2: [1797—1808 гг.]: с рис., найденными в рукописях поэта. — 1865. С. 322—328>

LXII. Гимнъ Богу[1].

__[i]

О Ты, всесый, многоимянный,

Но тотъ же и вездѣ единъ!

Премудрый, вѣчный, несозданный,

Благiй Творецъ и Властелинъ!

// 322

Что солнце подъ собою трономъ,

Въ подножье звѣзды положилъ,

Единымъ правишь все законом

Своихъ неизмѣримыхъ силъ!

// 323

Коль не возбранно тварямъ смертным

Къ Тебѣ взывать: Тебя пою!

Все, чтò ни вижу окомъ бреннымъ,

Все чтитъ Тебя въ вину свою.

// 324

Я самъ, я самъ, Твое творенье,

Подобье слабое, Твой сынъ[2],

Души моей вседневно пѣнье,

Тебѣ сей посвящаю гимнъ.

Сводъ неба, надъ моей главою

Чтò съ сонмомъ многихъ звѣздъ виситъ,

Вращаясь вкругъ земли, собою

Твое велѣнiе творитъ;

Въ молчаньи движась, исполняетъ

Земля вся манiе Твое,

И вся природа совершаетъ

Тобой теченiе свое.

// 325

Перунъ, посолъ Твоихъ законовъ,

Въ Твоей всесильной длани спитъ:

Взгорясь безсмертной жизнью громовъ,‎

Страшитъ всю тварь, трясетъ, мертвитъ;

Но Ты жъ духъ жизни посылаешь,

И всѣ онъ существа живитъ;

Все имъ содержишь, оживляешь;

Твоя же власть — природы щитъ.

Чтò въ небѣ, морѣ, сушѣ зрится, —

Твое; чтò бездна обняла,

Все зиждется и все родится

Лишь отъ Тебя, — окромѣ зла:

Оно одно, изъ душъ порочныхъ

Возникнувъ, возмущаетъ свѣтъ;

Но мышцей силъ Твоихъ всемощныхъ

Въ порядокъ паки все идетъ.

Борьбу стихiй и разногласье

Въ согласiе приводишь Ты,

Творишь изъ распрь покой и счастье[3],

Изъ зла и блага — красоты.

Міры Тобою пребываютъ,

Въ Тебѣ союзъ ихъ свѣта, тмы,

Который лишь разстроеваютъ

Одни порочные умы.

О бѣдные! найти мня счастье,

Закона общаго не чтутъ,

// 326

Кой, просвѣтивъ, привелъ въ согласье

И къ счастью всѣмъ отверзъ бы путь.

Такъ, такъ, они его не знаютъ,

Бѣгутъ отъ правды, красоты,

Свое лишь благо почитаютъ,

А благо обще за мечты.

Спѣшатъ, летятъ ко громкой славѣ,

Къ богатствамъ, власти и чинамъ,

Къ великолѣпiю, забавѣ,

Всѣхъ низкихъ слабостей къ сластямъ,

Которы льстятъ ихъ, обаваютъ

И въ сѣть обманами влекутъ;

Но лишь уловятъ, — исчезаютъ,

Оставя вслѣдъ имъ скорбь и студъ.

‎Но Ты, о Боже, благъ Содѣтель!

Богъ молнiй, грома, свѣта, тмы!

Вдохни въ ихъ душу добродѣтель,

Блесни и разжени ихъ мглы;

Возвысь ихъ умъ къ уму нетлѣнну,

Къ тому ихъ разуму взнеси,

Которымъ правишь Ты вселенну

И на земли и въ небеси,

Почтилъ Ты коимъ человѣка,

Чтобъ разумѣлъ Твои дѣла,

И чрезъ него отъ вѣкъ до вѣка

Гремѣла бы Твоя хвала:

Такъ должно праведно, прекрасно

Творенiю Творца хвалить,

Въ воскликновенiяхъ всечасно

Его святое имя чтить.

// 327

Никто, никто изъ всѣхъ живущихъ

Среди земли, среди небесъ,

Не обрѣтетъ изъ тварей сущих

Столь удивительныхъ чудесъ,

Великихъ, славныхъ, непостижныхъ,

Каковъ великiй Разумъ тотъ,

Что въ манiяхъ своихъ обширныхъ

Природѣ всей законъ даетъ. —

Онъ пѣлъ — и къ гласу столь священну

Главу, казалось, вознесенну

Вкругъ холмы, горы и лѣса

И сами вышни небеса

Съ благоговѣнiемъ склонили;

Всѣ тщилися ему внимать,

Присутствiе Господне чтили:

Его могъ праведникъ призвать.

// 328

[1] Греческiй гимнъ (Κλεἀνθους ὕμνος εἰς Δία), переведенный Державинымъ съ нѣмецкаго, состоитъ въ подлинникѣ изъ 38 экзаметровъ стоической формы и отличается прекраснымъ языкомъ и высокостью мыслей; нѣкоторые сомнѣваются въ древности его происхожденiя и видятъ въ немъ сочиненiе христiанина. Онъ былъ въ первый разъ изданъ 1568 года Урсинусомъ въ Антверпенѣ; впослѣдствiи, особенно въ прошломъ столѣтiи, его часто переводили по-французски и по-нѣмецки; въ числѣ переводчиковъ его были у Нѣмцевъ Гердеръ и Геренъ, у Французовъ Луи Расинъ и Вильменъ. Послѣднiй перевелъ его очень близко, прозой, и говоритъ о немъ: «Это была новая форма лирической поэзiи, разумный порывъ души, нравственная сила безъ видимаго энтузiазма, но сдержанная и непоколебимая предъ заблужденiемъ и предъ угрозами свѣта. Написанный величественными экзаметрами, безъ стремительныхъ изгибовъ строфы и разнообразныхъ формъ ритма, въ простыхъ словахъ и могучихъ образахъ, этотъ гимнъ, конечно пѣтый на тонъ какой-нибудь древней суровой мелодiи, представляется намъ прекраснѣйшимъ отрицанiемъ тѣхъ униженiй, въ которыя была увлекаема Грецiя, и тѣхъ блестящихъ заблужденiй, которымъ она нѣкогда предавалась» (Essais sur le génie de Pindare и проч., Парижъ, 1859, стр. 252). Изъ критическихъ изданiй гимна мы пользовались напечатаннымъ 1835 г. въ Лейпцигѣ Мерцдорфомъ съ примѣчанiями Штурца (Cleanthis hymnum in Jovem graece edidit и проч.). Изъ Русскихъ, кромѣ Державина, переводили этотъ гимнъ И. Мартыновъ и Мерзляковъ. Переводъ Мартынова, въ прозѣ (подъ заглавiемъ Гимнъ Клеанта), былъ напечатанъ въ С-петербургскомъ Меркурiи Крылова за апрѣль 1793 года. Другой переводъ, въ прозѣ же, безъ подписи, помѣщенъ въ Другѣ Просвѣщенiя за iюль 1804 г., въ статьѣ О гимнахъ, которая, какъ сказано въ примѣчанiи, сообщена изъ Новгорода. Переводъ Мерзлякова, сдѣланный шестистопными и отчасти четырехстопными ямбами (подъ заглавiемъ Гимнъ Зевесу), открываетъ 2-ую часть его Подражанiй и переводовъ. О Клеантѣ, которому приписываютъ этотъ гимнъ, см. 1-е примѣчанiе къ предыдущему стихотворенiю. Въ статьѣ г. Галахова: Карамзинъ какъ оптимистъ гимнъ Клеантовъ и переводъ его, сдѣланный Державинымъ, упомянуты между произведенiями, въ которыхъ съ большею или меньшею ясностью обнаруживается система оптимизма; при чемъ изложено въ главныхъ чертахъ и содержанiе гимна. «Въ стихотворенiи этомъ», замѣчаетъ авторъ статьи, «ясно сказано, что все существующее происходитъ отъ Бога, кромѣ зла, которое творится порочными душами; что свѣтъ, возмущаемый зломъ, снова приводится въ порядокъ всемогущимъ Творцомъ». Выписавъ потомъ 6-ую строфу, г. Галаховъ продолжаетъ: «Источникъ бѣдствiй, по словамъ гимна, заключается въ томъ, что мы, стремясь къ счастью, не почитаемъ общаго (т. е. всемiрнаго) закона. Только познанiе истинныхъ законовъ природы и жизнь, по нимъ устроенная, могутъ отверзать путь къ блаженству, уничтожать противорѣчiя. Такъ какъ люди бѣгутъ отъ правды, красоты (слѣдов. правда есть своего рода красота или, вѣрнѣе, правда и красота одно и то же), такъ какъ они имѣютъ въ виду только собственное благо, не думая о благѣ общаго, то они несчастны: счастье единственно возможно при согласiи отдѣльнаго съ общимъ» (Отеч. Зап., т. CXVI, 1858, № 1, стр. 134).

Переводъ Державина напечатанъ отдельно въ 1802 г. вместе съ стихотворенiемъ Утро (см. выше стр. 316); потомъ особо въ изданiи 1808 г., ч. II, LV.

Предлагаемъ сдѣланный нами съ подлинника буквальный переводъ Клеантова гимна:

«Славнѣйшiй изъ безсмертныхъ, многоименный, вѣчно всемогущiй, Зевсъ, творецъ природы, всѣмъ правящiй по закону, радуйся! Тебя должны призывать всѣ смертные: мы отъ тебя произошли, надѣлены даромъ рѣчи, одни изъ всего смертнаго, чтò живетъ и движется на землѣ. Потому стану тебя восхвалять, стану вовѣкъ прославлять твою державную мощь. Ибо тебѣ весь этотъ мiръ, вращающiйся вокругъ земли, повинуется, какъ бы ни правилъ ты, и охотно несетъ твою власть. Такъ ты держишь орудiе въ непобѣдимыхъ рукахъ, — обоюдуострую, пламенную, вѣчноживую молнiю: подъ ударами ея вся природа цѣпенѣетъ, ею исполняешь ты общее слово, все проникающее, присущiй и великимъ свѣтиламъ, и малымъ, такъ правя вселенной вовѣки, какъ высшiй властитель. Безъ тебя, боже, ничто не совершается на землѣ, ни на эфирномъ небѣ, ни въ морской пучинѣ, кромѣ того, что творятъ злые въ своемъ безумiи. Но ты и неравное умѣешь уравнивать, нестройное приводить въ порядокъ, немилое мило тебѣ. Ибо ты такъ согласуешь добро со зломъ, что изъ всего родится одно вѣчносущее слово закона, отъ котораго уклоняются съ пренебреженiемъ только злые изъ смертныхъ, несчастные, которые, желая обладать благами, не замѣчаютъ и не слушаютъ божьяго закона; тогда какъ, слѣдуя ему разумно, вели бы жизнь счастливую. Они, напротивъ, чуждые прекрасному, стремятся одни за другими; одни, одержимые упорною жаждой славы, другiе, безъ всякой мѣры преслѣдуя прибыль; тѣ, въ роскоши предаваясь тѣлеснымъ наслажденiямъ, достигаютъ противнаго тому, чего ищутъ. Но, Зевсъ вседающiй, собиратель тучъ, молнiевержецъ! освободи насъ отъ бѣдственнаго заблужденiя, сгони его съ души, дай ей обрѣсти разумъ, съ какимъ ты праведно всѣмъ управляешь, дабы, уваженные тобой, и мы взаимно тебя чтили, прославляя непрестанно дѣла твои, какъ прилично смертному существу, ибо для людей и боговъ нѣтъ ничего выше, какъ вѣчно прославлять по достоинству общiй законъ.»

[2] Подобье слабое, твой сынъ.

Слово подобье есть и въ подлинникѣ; это — то мѣсто, которое мы перевели словами: надѣлены даромъ речи. Въ греческомъ текстѣ (4-й стихъ): ἰῆς μίμημα λαχόντες. Первое слово значитъ слово, рѣчь, но оно читается, а потому и переводится различно: его не было въ томъ переводѣ, которымъ пользовался Державинъ. Подобно нѣкоторымъ другимъ переводчикамъ (напр. въ Hellas und Rom), мы позволили себѣ употребить даръ вмѣсто подобiе. У Мерзлякова вовсе нѣтъ этой мысли; вообще его Гимнъ Зевесу, собственно, только подражанiе, а не переводъ. Онъ начинается такъ:

«О Ты, подъ разными всечтимый именами,

Единый, Той же, Сый!... верховный Богъ-Отецъ!

Слово многоимянный въ 1-мъ стихѣ у Державина совершенно соотвѣтствуетъ греческому πολυώνυμε, и трудно согласиться съ Штурцомъ, полагающимъ, что здѣсь это слово должно значить вообще препрославленный — celebratissimus. И Вильменъ переводитъ: «nommé de plusieurs noms».

[3] Творишь изъ распрь покой и счастье,

Ср. въ Фелицѣ, Томъ I, стр. 141:

Изъ разногласiя согласье

И изъ страстей свирепыхъ счастье

Ты можешь только созидать.