<Лизе // Сочинения Державина: [в 9 т.] / с объясн. примеч. [и предисл.] Я. Грота. — СПб.: изд. Имп. Акад. Наук: в тип. Имп. Акад. Наук, 1864—1883. Т. 2: Стихотворения, ч. 2: [1797—1808 гг.]: с рис., найденными в рукописях поэта. — 1865. С. 418—423>

LXXXIV. ЛИЗѢ. ПОХВАЛА РОЗѢ[1].

Я воспѣлъ весну прекрасну^а,

Нынѣ розу я пою;

// 418

Всѣхъ цвѣтовъ пою изящну

Я красавицу мою.

Лиза! Другъ мой милой, юной!

Розѣ гласъ свой посвящай,

На гитарѣ тихострунной

// 419

Пѣснь мою сопровождай[2].

Роза зрѣнiю любезна,

Обонянiю мила,

Здравью, разуму полезна

И невинностью свѣтла.

Роза пѣнiя достойна,

Даръ священный алтарей;

Царствъ владычицамъ подобна,

Въ одѣянiи царей.

Роза, если устрашаетъ,

Тернъ свой ставя чести въ щитъ:

Во цвѣтахъ благоухаетъ,

Очи, души веселитъ;

Розовы уста прекрасны,

На ланитахъ милъ ихъ смѣхъ,

На грудяхъ лилейныхъ ясны,

Любы Лелю для утѣхъ.

Розы старцамъ утѣшенье,

Святъ вѣнецъ ихъ мудрецамъ;

Розы дѣвамъ украшенье,

// 420

Восхищенье молодцамъ.

Розы лучшее убранство

И прiятностей младыхъ;

Розы красотѣ въ подданство

Клонятъ и владыкъ земныхъ.

Розы въ пиршествахъ утѣха[3], —

На гостяхъ, какъ огнь, цвѣтутъ;

Розы въ скукѣ не помѣха,

Услаждаютъ скорбь и трудъ.

Розовы листы, нагреты

Вздохомъ устъ, ударомъ рукъ, —

Счастливой любви обѣты, —

Громкiй производятъ[i] звукъ[4].

Розы тожъ намъ помогаютъ,

Какъ и стрѣлы, побѣждать;

// 421

Коль красу гдѣ выхваляютъ^б,

Льзя ли розой не назвать?

Роза другъ зари румяной,

Дщерь весны и кринъ небесъ;

Миръ даетъ душѣ печальной^в,

Изсушаетъ токи слезъ.

Розу въ лучшiе дни года

Прославляетъ соловей;

Зефиръ вѣетъ, и природа

Улыбается вся ей.

// 422

Розы въ жизни насъ прельщаютъ,

Намъ по смерти розы честь;

Стихотворцы воспѣваютъ

Розовой Авроры перстъ[5].

Роза всѣмъ кустамъ царица,

Ароматовъ сладкихъ мать;

Бисеромъ своимъ зарница

Розу любитъ окроплять^г.

Роза мiру покрывало,

Образъ солнца^д, красоты;

Розу похвалить чѣмъ, мало:

Будь мнѣ, Лиза, ею — ты!

^а Воспѣвалъ весну прекрасну,

Нѣжну розу днесь пою (1804).

^б Сколь красу не выхваляютъ.

^в Душѣ грѣшной, окаянной

Очищенье токомъ слезъ.

— Страсти грѣшной… (Рукоп.).

^г Розу любитъ усыпать (1804).

^д Солнца образъ, красоты.

// 423

[1] Написано на Званкѣ въ честь молоденькой племянницы Державиныхъ, дочери Н. А. Львова, Елисаветы Николаевны (род. 2 сент. 1788 г.), той самой, которая, нѣсколько лѣтъ спустя, писала подъ диктовку поэта Объясненiя на его сочиненiя, а въ недавнее время обязательно передала намъ рукопись этого комментарiя (см. Томъ Ι, стр. XXXIX Предисловiя). О покойномъ мужѣ ея, Ѳедорѣ Петровичѣ Львовѣ, издавшемъ въ 1834 году передѣланныя имъ для печати Объясненiя Державина, см. ниже, подъ 1805 г., примѣчанiя къ пьесѣ Весна.

Въ Русскомъ Вѣстникѣ 1860 г. (№ 7) помѣщена учено-литературная статья Роза, написанная для этого журнала нѣмецкимъ ботаникомъ докторомъ Кономъ (стр. 337—361). Въ концѣ ея онъ говоритъ: «Почти всѣ древнiе писатели, начиная съ Сафо и Анакреона, — Ѳеокритъ и Мосхъ, Горацiй и Овидiй, Катуллъ и Авзонiй, — воспѣли розу въ элегiяхъ, одахъ и эпиграммахъ; и съ этихъ-то классическихъ временъ гремитъ непрерывная хвала розѣ; въ среднихъ вѣкахъ выражается она пѣснями романскихъ трубадуровъ и германскихъ миннезенгеровъ, потомъ переходитъ въ баллады Данта, въ сонеты Петрарки, въ канцоны и мадригалы Тасса; проходитъ всѣ стихотворныя формы, въ устахъ всевозможныхъ поэтовъ, и, дойдя до нашихъ дней, сливается въ полный хоръ. А кто не знаетъ, какъ прославляетъ розу восточная поэзiя? Кому неизвѣстенъ прелестный персидскiй миѳъ — любовь Розы и Соловья, которымъ такъ часто пользовался персидскiй пѣвецъ Гафизъ?» — Подобное говорится о розѣ въ Сѣверномъ Вѣстникѣ 1804 г., № 6, гдѣ напечатано въ переводѣ извлеченiе изъ Nouveau Dictionnaire d’histoire naturelle, par Sonnini и проч.: «Кто не знаетъ сего цвѣта? кто не удивлялся ему? Всѣ красавицы любятъ его, всѣ любовники его ищутъ, всѣ стихотворцы воспѣваютъ его» и т. д. Отъ древнихъ почитанiе розы перешло и въ новѣйшiя литературы. Гервинусъ говоритъ о нѣмецкихъ Анакреонтикахъ 18-го столѣтiя: «Эти душистые пѣвцы цвѣтовъ и любви ищутъ въ розѣ эмблемы всей жизни, образа человѣческой непорочности и добродѣтели, урока о мудрости Того, кто ее создалъ» и проч. (Geschichte der d. Dichtung, т. IV, стр. 236). Въ честь розы есть пѣсни, записанной Гердеромъ (Göthe’s Werke, въ 40 томахъ, т. Ι, стр. 12).

У Анакреона есть двѣ оды (Ε̉ις ῾ρόδον., V—42 и LIII—53, 54), въ которыхъ можно видѣть первообразъ стихотворенiя Державина; подражалъ онъ собственно послѣдней. Ср. стихи Н. Эмина Роза въ его Подражанiяхъ древнимъ (см. выше стр. 232).

Стихотворенiе Державина было положено на музыку Нейкомомъ. Оно напечатано въ Анакреонтическихъ пѣсняхъ 1804 г., стр. 118, и въ изд. 1808, ч. ΙΙΙ, _LXXI.

[2] …Пѣснь мою сопровождай.

Ср. у Львова первые четыре стиха оды На Розу:

«Воспою весну цвѣтущу,

Нѣжну розу воспою!

Пѣснь мою, о другъ мой милый!

Гласомъ ты сопровождай.»

[3] Розы въ пиршествахъ утѣха.

И у Львова: «Роза въ пиршествахъ утѣха».

[4] Громкiй производятъ звукъ.

Въ переводѣ Львова:

«Розовый румяный листъ,

На рукѣ согрѣтъ прекрасной,

Какъ прiятно намъ вълюбви

Разрѣша сомнѣнье звукомъ

Счастье и успѣхъ сулить.»

Трудно было бы понять, какъ эти стихи Львова, такъ и еще болѣе подражанiе имъ у Державина, еслибъ первый не объяснился въ примѣчанiи, изъ котораго видно, что онъ совершенно особеннымъ образомъ толковалъ соотвѣтствующее мѣсто Анакреона:

«Г. Мутонетъ де Клерфонъ», говоритъ Львовъ, «не хотѣлъ разумѣть сихъ стиховъ и перевелъ ихъ такъ: Qu’il est agreeable de tenir d’une main delicate cette fleur consacrée à l’Amour et d’en respire la douce odeur! Но г. Дасье въ комментарiяхъ своихъ на Теокрита толкуетъ смыслъ сихъ стиховъ слѣдующимъ образомъ: У Грековъ былъ обычай загадывать, любитъ ди кто кого, положа на несовсѣмъ сжатый кулакъ розовый листочекъ, и, подувъ на оный, ударить ладонью. Если листикъ щелкнетъ, то любитъ и проч. Сей любовный оракулъ и по сю пору еще остался; и мнѣ очень жаль, что мальчишки окаянные кленовыми листами, и безъ всякаго нѣжнаго замысла, употребляютъ таинство, про которое и Теокритъ въ XI идиллiи ст. 30 какъ про дѣло говоритъ. Я узналъ, говоритъ онъ, ужъ на сихъ дняхъ, любишь ли ты меня или нѣтъ. Маковый листочекъ совсѣмъ не щелкнулъ, но завялъ подъ рукой моей. Въ Теокритѣ подъ локтемъ моимъ сказано; и это былъ того же рода провѣщатель, только инымъ образомъ: Розовый листикъ сгибали пузырькомъ такъ, что края онаго собирались вмѣстѣ и, за оные держа двумя пальцами, ударяли локтемъ. Собранный и запертой въ листикѣ воздухъ, при освобожденiи своемъ, издавалъ тихимъ или громкимъ звукомъ прорицанiе счастливой или несчастной любви» (Анакреонъ Львова, стр. 269).

Ничего подобнаго нѣтъ у другихъ извѣстныхъ намъ переводчиковъ Анакреона. Новѣйшiй изъ нихъ, г. Баженовъ, такъ передаетъ мѣсто, подавшее поводъ къ этому примѣчанiю:

«Сладко бережно руками

Грѣть цвѣточекъ ароматный,

Что влечетъ къ себѣ Эротъ.»

Впрочемъ комментаторы Анакреона не совсѣмъ согласны въ чтенiи этого мѣста въ подлинникѣ (см. у Мельгорна стр. 184 и у Штарка стр. 73; послѣднiй говоритъ: «quipped quae (rosa) … hominess quoties quis in semita spinosa invenit manibusque continuity, magnopere delectet»).

[5] Розовой Авроры перстъ.

И у Львова: «Розовый Авроры перстъ

Стихотворцы воспѣваютъ.»

У Эмина: «Пiиты пишутъ всѣ: Аврора

О нѣжныхъ розовыхъ перстахъ.»

Въ концѣ пьесы Державинъ вовсе не воспользовался, по примѣру Анакреона, миѳомъ о происхожденiи розы, которую будто бы родила земля и боги окропили нектаромъ въ то самое время, когда Афродита вышла изъ моря, а Аѳина изъ головы Зевса.