787. Къ Суворову. ноября 1794[1].
Сіят-шій графъ, м-ый
гдрь. Преисполненъ будучи истинной любви къ отечеству, почтенія ко всему тому,
что называется мужество или доблесть, уваженія къ громкой славѣ Россіянъ,
обожанія великому духу нашей Государыни, беру смѣлость поздравить
в. с. и сотрудниковъ вашихъ съ толико знаменитыми и быстрыми побѣдами.
Ежелибъ я былъ піитъ, обильный такими дарованіями, которыя могутъ что-либо
прибавлять къ громкости дѣлъ и имени героевъ; то я бы васъ избралъ моимъ
и началъ пѣснь такимъ образомъ:
Пошелъ ‒ и
гдѣ тристаты злобы?
Чему
коснулся, все сразилъ:
Поля и
грады ‒ стали гробы!
Шагнулъ ‒
и царство покорилъ![2]
Но какъ ненадежность на мой талантъ удерживаетъ меня
пуститься въ сіе ристалище чести; ибо достойно воспѣть героевъ надобенъ
ихъ же духъ; то между тѣмъ прося в-го с-ва о благосклонномъ пріятіи сего
моего искренняго и патріотическаго поздравленія, въ молчаніи съ особливымъ
высокопочитаніемъ и глубокою преданностію пребываю и проч.
―――
790. Отъ Суворова. Варшава,
21 декабря 1794[3].
М-вый гдрь, Г. Р.
Простите мнѣ, что я на сей разъ, чувствуя себя утомленнымъ, не буду вамъ
отвѣтствовать такъ, какъ громкій лирикъ; но въ простотѣ солдатскаго
сердца моего излію чувствія души своей:
Царица, сѣверомъ
владѣя,
Предписываетъ
всѣмъ законъ;
Въ
десницѣ жезлъ судьбы имѣя[4],
Вращаетъ
сферу безъ препонъ.
Она
свѣтила возжигаетъ,
Она и
меркнуть имъ велитъ;
Чрезъ
громы гнѣвъ свой возвѣщаетъ,
Чрезъ тихость
благость всѣмъ явитъ.
Героевъ
русскихъ[i] мощны длани
Ея
велѣнья лишь творятъ;
Речетъ! ‒
вселенная заплатитъ дани,
Глаголъ
Ея могущественъ[ii]
и святъ!
О вы,
Варшавскіе калифы!
Какую
смерть должны пріять!
Предъ
кѣмъ дерзнули быть строптивы,
Не
должно ль мстить вамъ и карать?...
Ахъ,
сродно ль той прибѣгнуть къ мщенью,
Кто
вѣкъ свой милости творитъ?
Карать
оставитъ Провидѣнью;
Сама
какъ солнце возблеститъ,
Согрѣя
всѣхъ лучемъ щедротъ ‒
Се царь
иль богъ… исполненный добротъ!
// С. 22
Счастливъ
витія, могущій достойно воспѣть дѣянія толико мудраго, кроткаго,
человѣколюбиваго, сидящаго на тронѣ божества! Вы, имѣя
талантъ, не косните вступить въ сіе поприще: слава ожидаетъ васъ. Гомеры,
Мароны, Оссіаны и всѣ доселѣ славящіеся витіи умолкнутъ предъ вами.
Пѣсни ваши какъ важностію предмета, равно и красотою искусства,
возгремятъ въ наипозднѣйшихъ временахъ, плѣняя сердце… душу…
разумъ.
Парнасскій юноша на
лирѣ здѣсь играетъ:
Имянникъ
князя музъ достойно стихъ сплетаетъ.
Какъ
Майковъ, возростетъ онъ, усыпитъ сиренъ:
Попретъ
онъ злобы ковъ… правь имъ ты, Демосѳенъ![5]
Вѣнчаю себя
милостями вашего пр-ства; въ тріумфѣ моей къ вамъ, м-вому гдрю моему,
преданности, чистѣйшая моя къ особѣ вашей дружба не исчезнетъ, и
пребуду до гроба моего съ совершеннѣйшимъ почтеніемъ, гдрь мой, в-го
пр-ства покорнѣйшій слуга
Графъ
Александръ Суворовъ-Рымникскій.
―――
[1] «При самомъ первомъ полученіи о взятіи
Варшавы извѣстія, письмо сіе написано и включенные въ немъ четыре стиха,
а послѣ оные распространены въ одѣ на взятіе Варшавы, помѣщенной
въ первомъ томѣ». Прим. Державина.
Это письмо было напечатано въ Памятникѣ Отечественныхъ музъ
[2] Это четырехстишіе вошло потомъ
безъ измѣненія въ оду На взятіе
Варшавы.
[3] Этой помѣты нѣтъ въ
спискѣ письма, сохранившемся въ бумагахъ Державина; беремъ ее изъ
Русскаго Вѣстника
[4] У Дмитріева въ Гласѣ патріота есть стихъ:
«И жезлъ судьбы въ рукѣ Твоей».
Объ остальной стихотворной части письма
С. Глинка говоритъ: «Хотя бы сіи стихи и не были подлинно сочинены нашимъ
героемъ, но они для насъ драгоцѣнны, ибо освящены его именемъ». Мы не
видимъ причины сомнѣваться въ томъ, что Суворовъ, который, какъ
извѣстно, любилъ литературу и иногда пускался въ авторство, самъ сочинилъ
эти стихи.
[5] Эти четыре стиха не были
напечатаны въ Русск. Вѣстникѣ.