ПОЛИТИЧЕСКОЕ ОБОЗРѢНIЕ.

_____

 

До сихъ поръ мы не имѣли возможности побесѣдовать съ нашими читателями о политическомъ положенiи Европы и по этому думаемъ бросить бѣглый взглядъ на событiя нынѣшняго года. Мы тѣмъ болѣе считаемъ это нужнымъ, что этотъ годъ имѣетъ огромное значенiе въ политической исторiи. Намъ кажется, что въ настоящемъ году вполнѣ высказывается несостоятельность общей политической системы западной Европы и шаткость руководящихъ ею принциповъ. Всѣ политическiе дѣятели нашего времени повидимому вполнѣ сознаютъ это и во всѣхъ ихъ дѣйствiяхъ выказывается какая–то нерѣшительность, колебанiя и наклонность принять выжидательное положенiе. Этотъ порядокъ вещей, по нашему мнѣнiю, имѣетъ началомъ своимъ Вилла–Франкскiй миръ; но всего яснѣе онъ выразился въ концѣ прошлаго и въ настоящемъ году, несмотря на то, что нѣмцы, забывъ свою историческую апатiю, съ такою жадностiю ринулись на несчастную Данiю для разрѣшенiя Шлезвигъ–Голштинскаго вопроса, надоѣвшаго въ теченiи послѣдняго десятилѣтiя всѣмъ и каждому. Казалось, что этотъ вопросъ и существуетъ только для того, чтобъ нѣмецкiе филистеры могли толковать объ немъ въ своихъ пивныхъ лавочкахъ, да еще для того, чтобы многодумный франкфуртскiй сеймъ не позабылъ совершенно о своемъ собственномъ существованiи. И вдругъ — въ нынѣшнемъ году этотъ вопросъ, несмотря на свою комическую обстановку, вдругъ получаетъ драматическую развязку, прикрываясь маскою великаго нацiональнаго вопроса. Мы говоримъ: прикрываясь маскою нацiональности, потому что въ сущности въ глазахъ всѣхъ главныхъ дѣятелей въ этомъ вопросѣ интересы нацiональностей не имѣли ни малѣйшаго значенiя. Доказательствомъ этого служитъ самое разрѣшенiе вопроса. Намъ кажется, что причинами такой драматической развязки этого вопроса было честолюбiе Пруссiи, потребность заглушить собственные, внутреннiе, домашнiе разлады отвлеченiемъ общаго вниманiя къ внѣшнему вопросу, которому для сего только случая и былъ приданъ нацiональный, обще–германскiй характеръ, да сверхъ того еще характеръ геройскаго будто–бы подвига, наконецъ — вражда старой прусской юнкерской (феодальной) партiи противъ демократическихъ учрежденiй Данiи. Изъ дипломатовъ только одинъ добродушный г. фонъ–Бейстъ искренно вѣрилъ, что онъ представляетъ въ этомъ дѣлѣ интересъ нацiональный, и позволилъ провести себя какъ нельзя лучше. Что же касается остальныхъ дѣятелей, то имъ вопросъ нацiональный былъ совершенно чуждъ, да и смѣшно было бы предполагать, чтобъ Австрiя стала работать въ пользу этого вопроса. Г. Бисмаркъ очень ловко воспользовался настроенiемъ Германiи и настоящимъ положенiемъ Европы. Онъ хорошо оцѣнилъ шаткость европейскихъ политическихъ принциповъ и былъ конечно предварительно увѣренъ, что въ настоящее время ничто не можетъ помѣшать ему въ исполненiи его намѣренiй. Разумѣется и эта способность: предварительно увѣриться — тоже своего рода ловкость и даже смѣлость. Въ положенiи европейской политики онъ съумѣлъ подмѣтить отсутствiе всякихъ внѣшнихъ препятствiй для осуществленiя своихъ замысловъ, внутреннiя же препятствiя задерживать его не могли, а напротивъ именно тянули его къ Шлезвигу, чтобъ отвлечь всеобщее вниманiе. Несостоятельность прусской конституцiонной системы и недальновидность прусскихъ либераловъ ему, какъ послѣдователю г. Мантейфеля, были хорошо извѣстны. Несмотря на всю вражду либеральной партiи къ тѣмъ принципамъ, которыхъ онъ былъ представителемъ, ему стоило только позолотить свою пилюлю, польстивъ ихъ нацiональнымъ стремленiямъ и ихъ военному геройству, и поддержка этихъ господъ ему была обезпечена. Вообще мы увѣрены, что военное геройство очень много имѣло тутъ значенiя и ужасно нѣмцамъ понравилось. Мы совершенно убѣждены, что теперь каждый нѣмецъ вдвое прежняго себя уважаетъ.

Мы коснулись Шлезвигъ–Голштинскаго вопроса въ началѣ нашей статьи только для того, чтобы показать наглядно въ очень рѣзкомъ примѣрѣ, какъ слабы силы дипломатiи въ настоящее время въ борьбѣ и какъ шатки тѣ начала, которыя руководятъ государствами въ ихъ международныхъ отношенiяхъ. Чтобы вполнѣ уяснить эту мысль, мы взглянемъ на политику каждаго государства отдѣльно и постараемся вникнуть въ причины такого порядка вещей. Но для этого мы не можемъ ограничиться историческими событiями настоящаго года, а должны оглянуться нѣсколько назадъ и принять въ соображенiе, что въ послѣднее время образовалась въ Европѣ новая сила, съ которой на европейскихъ совѣтахъ считаться необходимо. Мы говоримъ объ итальянскомъ королевствѣ.

Въ прежнее время всѣ международныя отношенiя и возникавшiе вопросы вовсе не представляли такой трудности какъ теперь. Въ совѣтѣ пяти великихъ державъ большинству голосовъ состояться было не трудно, въ особенности во время существованiя священнаго союза. Интересы трехъ восточныхъ государствъ по нѣкоторымъ вопросамъ были почти одинаковы, а рѣшенiе возникавшихъ вопросовъ зависѣло совершенно отъ правительства, безъ всякаго отчота въ представительныхъ собранiяхъ. Англiя, будучи отдѣлена отъ остальной Европы, не имѣла на континентѣ такихъ интересовъ, которые бы сильно затрогивали ея населенiе и заставили бы его обращать вниманiе на внѣшнюю политику своего правительства. Народъ англiйскiй былъ довольно равнодушенъ въ то время къ событiямъ, происходившимъ на материкѣ Европы. Къ тому же внутреннiя реформы Англiи, какъ напр. избирательный законъ и уничтоженiе покровительственной системы, вызывали громадную агитацiю, отвлекавшую общественное вниманiе и не позволявшую ему со всей силой обращаться къ вопросамъ внѣшнимъ. Что касается Францiи, то хотя это государство и не лишено было желанiя вмѣшиваться въ международные вопросы, но политическое положенiе Францiи при существованiи священнаго союза не могло имѣть слишкомъ большаго влiянiя на вѣсахъ Европы.

Но вотъ крымская война развязываетъ священный союзъ окончательно, и вмѣстѣ съ тѣмъ является въ совѣтахъ Европы маленькое государство съ либеральными учрежденiями, руководимое великимъ человѣкомъ. Въ наше время еще не достаточно оцѣнена  дѣятельность графа Кавура: многiе не хотятъ признать генiальности этого человѣка на томъ только основанiи, что онъ не соглашался съ вождями партiи дѣйствiя, находилъ нужнымъ считаться съ силами, враждебными единству Италiи, и умѣлъ пользоваться ими для достиженiя своихъ цѣлей; онъ не вѣрилъ въ знаменитое выраженiе: Italia fara da se, и событiя вполнѣ оправдали его. Только опираясь на союзъ съ Францiей, могъ онъ съ успѣхомъ бороться съ Австрiей и создать ту силу, которая нынѣ много измѣняетъ порядокъ вещей въ Европѣ. Мы говоримъ, что графъ Кавуръ умѣлъ пользоваться силами враждебными единству Италiи, и думаемъ, что императоръ Наполеонъ никогда не могъ искренно желать единой Италiи въ томъ видѣ, къ которому она стремится въ настоящее время. Вилла–Франкскiй миръ, цюрихской трактатъ и пребыванiе французскихъ войскъ въ Римѣ до сего времени — явное тому доказательство. Открывая итальянскую компанiю, императоръ французовъ предполагалъ замѣнить австрiйское влiянiе своимъ собственнымъ и обманулся; онъ расчитывалъ на федерацiю, тогда какъ народы Италiи стремились къ единству. Савоiя и Ница были принесены въ жертву и дали возможность создаться итальянскому королевству. Сила Австрiи была сокрушена этой жертвой. Какъ генiальный человѣкъ, Кавуръ понялъ, что для борьбы съ сильнымъ иноземнымъ государствомъ нужно иноземное пособiе, для внутренняго же объединенiя достаточно помощи партiи дѣйствiя. Какъ скоро влiянiе Австрiи было уничтожено, онъ не затруднился содѣйствовать Гарибальди при завоеванiи Неаполя и вмѣстѣ съ этимъ не поставилъ себя въ непрiязненныя отношенiя къ европейской дипломатiи. Смерть графа Кавура была истиннымъ несчастiемъ для Италiи: при немъ аспромонтское дѣло было бы не возможно; онъ успѣлъ бы предупредить его, или уговоривъ Гарибальди отсрочить свое предпрiятiе, или, если это было невозможно, оказалъ бы ему полное содѣйствiе какъ и во время завоеванiя Неаполя. Преемники его не умѣли сдѣлать ни того, ни другаго; несчастное  событiе совершилось, и теперь Богъ знаетъ на сколько времени отсрочено завешенiе зданiя, начатаго великимъ человѣкомъ.

Итальянскiя событiя послѣдняго времени доказали ясно, что съ одной стороны революцiи только тогда не имѣютъ гибельныхъ послѣдствiй и не влекутъ за собой громадныхъ жертвъ, когда опираются на людей облеченныхъ властiю; съ другой, что когда массы народа начинаютъ имѣть свои понятiя и стремленiя, то истинные государственные люди не идутъ наперекоръ этимъ тенденцiямъ, но стараются ловко захватить это движенiе въ свои руки и воспользоваться имъ какъ новою силой. Революцiи, въ томъ смыслѣ какъ мы привыкли ихъ понимать, сдѣлаются невозможными, когда эта истина будетъ вполнѣ понятна, когда люди, желающiе прогресса и реформъ, не будутъ удаляться отъ политическаго поприща, а будутъ дѣйствовать на мнѣнiя людей, облеченныхъ властiю, и когда послѣднiе будутъ слѣдить за тѣми стремленiями, которыми одушевлены массы, чтобъ регуляризировать ихъ къ общей выгодѣ и управлять ими. Мы знаемъ, что эта мысль можетъ встѣтить много возраженiй, но въ настоящее время не будемъ отвѣчать на нихъ: это отвлекло бы насъ отъ того предмета, о которомъ мы желаемъ побесѣдовать съ нашимъ читателемъ.

И такъ въ новѣйшее время образовалось сильное государство, которое имѣетъ полное право на участiе въ совѣтахъ Европы наравнѣ съ другими великими державами. Въ основанiе этого государства положенъ принципъ нацiональности, принципъ новый, который въ глазахъ прежнихъ политическихъ людей не имѣлъ большого значенiя. Интересы новаго государства находятся въ совершенной противуположности съ интересами Австрiи, имѣвшей до сихъ поръ такое важное значенiе въ рѣшенiи всѣхъ континентальныхъ вопросовъ. Враждебное отношенiе между этими двумя государствами съ одной стороны и сочувствiе, возбуждаемое до сихъ поръ дѣломъ Италiи во Францiи и Англiи съ другой — колеблятъ окончательно прежнее положенiе дѣлъ въ Европѣ. Отсюда непрочность прежнихъ отношенiй и возможность новыхъ столкновенiй. Сверхъ того вопросъ о нацiональностяхъ получаетъ все болѣе и болѣе значенiя въ западной Европѣ и измѣняетъ взглядъ на тѣ принципы, которыми когда–то руководилась политика и которые до сихъ поръ еще лежатъ въ основанiяхъ международнаго права. Частныя и частыя измѣненiя его положенiй подрываютъ окончательно вѣру въ существованiе общихъ началъ международнаго права, откуда является недовѣрiе одного государства къ политикѣ другого, а слѣдовательно и начало разъединенiя. Система европейскаго равновѣсiя начинаетъ, по нѣкоторымъ признакамъ, оказываться несостоятельною вслѣдствiе недостатка гарантiй, которыя–бы обезпечивали прежнiй европейскiй порядокъ. Въ самомъ дѣлѣ: до сихъ поръ гарантiей существующаго порядка въ Европѣ служила угроза войны. Но она могла служить гарантiей только до извѣстной степени и въ извѣстное время. Въ прежнее время война не сопровождалась такими вредными послѣдствiями какъ теперь. Конечно она велась съ большею жестокостiю, съ большимъ вредомъ для той мѣстности, на которой происходили военныя дѣйствiя; но ея послѣдствiя имѣли болѣе временный и мѣстный характеръ, чѣмъ теперь. Въ настоящее же время эти послѣдствiя имѣютъ гораздо болѣе общее значенiе. Возрастающее сближенiе народовъ въ промышленномъ и торговомъ отношенiяхъ дѣлаетъ ихъ солидарными, и мы видимъ, что война на отдаленномъ американскомъ континентѣ заставляетъ страдать всю европейскую торговлю. Съ другой стороны развитiе военнаго искусства и усовершенствованiя въ системѣ вооруженiя требуютъ со стороны правительствъ громадныхъ издержекъ, заставляютъ ихъ входить въ значительные долги, отвлекаютъ капиталы отъ производительныхъ затратъ и тѣмъ ослабляютъ самый источникъ государственныхъ доходовъ. Да кромѣ того, то государство и сильнѣе, въ которомъ больше науки, техники, машинъ и изобрѣтателей. Покрайней мѣрѣ идетъ къ тому. Разумѣется мы говоримъ только о внѣшней силѣ. Внутренняя, духовная, земская сила нацiй есть и всегда пребудетъ главною силою государства, а потому первое дѣло — ея успѣшное государственное развитiе. Въ прежнее время сильное государство не опасалось войны: въ случаѣ успѣха война сама покрывала военные расходы. Въ настоящее время совсѣмъ другое дѣло: никакой успѣхъ не можетъ вознаградить тѣхъ пожертвованiй, съ которыми сопряжены военныя дѣйствiя. Кромѣ прямыхъ расходовъ, одинъ перерывъ торговыхъ сношенiй ведетъ къ такимъ убыткамъ, которыхъ даже нельзя исчислить, а тѣмъ менѣе вознаградить. Если государства продолжаютъ сохранять свое вооруженное положенiе, то это единственно изъ недовѣрiя другъ къ другу и для сохраненiя своей собственной независимости. Намъ кажется, что Европа въ цѣломъ составѣ своемъ въ настоящемъ положенiи переживаетъ тотъ моментъ историческаго развитiя гражданскихъ обществъ, когда въ нихъ стала ощутительна необходимость положительнаго законодательства. Несостоятельность прежняго обычнаго права и права войны, которое имѣетъ тоже значенiе въ международномъ правѣ, какъ право мести въ первоначальномъ обществѣ, особенно ощутительны въ настоящее время. При настоящемъ конституцiонномъ порядкѣ вещей въ Европѣ, нѣкоторыя правительства обязаны отдавать отчотъ въ своихъ международныхъ отношенiяхъ представителямъ народа, и пренiя, происходящiя по этому поводу, вносятъ свѣтъ въ вопросы, оставшiеся до сихъ поръ темными, и указываютъ на громадность пожертвованiй, сопряжонныхъ съ войною. При такихъ обстоятельствахъ для начала европейской войны необходимы важныя побудительныя причины, большая рѣшимость со стороны правительственныхъ лицъ и притомъ вѣра въ несомнѣнный успѣхъ.

Вотъ причины, по нашему мнѣнiю, которыя обусловливаютъ нерѣшительность дѣйствiй и выжидательную политику западно–европейской дипломатiи, а вмѣстѣ съ этимъ и отсутствiе на западѣ гарантiй для существующаго порядка вещей. Трактаты нарушаются, и ни одно европейское государство не дѣлаетъ изъ этого повода къ войнѣ, если только это нарушенiе не затрогиваетъ его собственныхъ и притомъ существенныхъ интересовъ. Въ особенности ясно выразилась эта политика Европы въ Датско–Германскомъ столкновенiи.

Прошедшiй годъ былъ замѣчателенъ неудачнымъ дипломатическимъ походомъ Европы противъ Россiи. Энергическiе отвѣты нашего правительства зажали ротъ нашимъ недоброжелателямъ и ясно выказали несостоятельность дипломатiи и недостатокъ взаимной довѣренности между государствами западной Европы. Г. Бисмаркъ не дремалъ и ловко воспользовался этимъ примѣромъ. Видя шаткость своего положенiя во внутренней политикѣ, онъ рѣшился поправить свои обстоятельства во внѣшней. Не предвидя никакого серьёзнаго сопротивленiя со стороны западныхъ державъ, онъ воздвигъ гоненiе на Данiю со стороны германскаго союза, который, будучи такъ терпѣливъ въ теченiи тринадцати лѣтъ, вдругъ въ 1863 году по какому–то случаю теряетъ терпѣнiе и декретируетъ военное занятiе Голштинiи и Лаэнбурга. Такая неумѣренная, непривычно–энергическая дѣятельность союзнаго сейма истощила и парализовала всѣ его силы. Это предвидѣлъ г–нъ Бисмаркъ, но нимало не предвидѣли восторженные профессоры и бурши Германiи, не смотря на всю ихъ учоность. За тѣмъ Пруссiя и Австрiя (почти великодушно) берутъ на себя принудить Данiю къ исполненiю ея обязательствъ. Разсматривая дипломатическую переписку конца прошедшаго года, можно подумать, что прусскiй министръ дѣйствовалъ въ болѣе примирительномъ духѣ нежели германскiй союзъ, но это только кажущееся миролюбiе. Искусная дипломатiя состоитъ именно въ томъ, чтобы скрывать свои намѣренiя какъ можно долѣе. Еслибъ это миролюбiе было дѣйствительное, а не кажущеееся, то конечно датскiй вопросъ никогда бы не былъ рѣшонъ такъ, какъ это случилось на дѣлѣ. Казалось, что для Австрiи и Пруссiи не было никакихъ причинъ вмѣшиваться въ это дѣло, то–есть причинъ юридическихъ. Данiя не исполнила своихъ обязательствъ въ отношенiи германскаго союза, и онъ декретировалъ занятiе герцогствъ. Данiя не сопротивлялась и очистила ихъ. До сихъ поръ все шло въ границахъ права и могло быть кончено дипломатическимъ путемъ между германскимъ союзомъ и Данiею. Но въ такомъ случаѣ Пруссiя не могла бы расчитывать ни на какiя территорiальныя прiобрѣтенiя; между тѣмъ она мечтаетъ быть морской державой, но за недостаткомъ удобныхъ гаваней, не въ состоянiи имѣть значительнаго флота. Кромѣ того Пруссiя мечтаетъ быть первой державой въ Германiи и сверхъ того, т. е. со временемъ — единственной державой въ Германiи; а для этого теперешнiе военные успѣхи, главенство въ общемъ (будто–бы) дѣлѣ, и наконецъ громкая степень морской державы — современемъ очень пригодятся. И вотъ г. Бисмаркъ, для прикрытiя своихъ видовъ втягиваетъ въ эту войну Австрiю и заставляетъ ее дѣйствовать, вопреки всѣмъ началамъ, на которыхъ сложилось это государство, въ пользу вопроса о нацiональности. Разумѣется Австрiя не втянулась бы въ это дѣло, еслибъ съ своей стороны не имѣла тоже въ виду кое–въ чемъ провести Пруссiю и союзный сеймъ. Но объ этомъ послѣ. За тѣмъ являются одно за другимъ заявленiя союзныхъ державъ, отъ исполненiя которыхъ обѣ нѣмецкiя державы постепенно отказываются. Самое начало военныхъ дѣйствiй доказываетъ, что Пруссiя и Австрiя нисколько не желали окончанiя дѣла мирнымъ путемъ. На ихъ ультиматумъ Данiя объявила, что она готова уничтожить главную причину раздора съ германскимъ сеймомъ и отмѣнить конституцiю 18–го ноября 1863 года, но только въ конституцiонномъ порядкѣ; для этого она требовала срока, чтобы созвать представителей страны. Что могло быть справедливѣе подобнаго требованiя? Но г. Бисмаркъ, не сознавая необходимости держаться конституцiоннаго порядка въ Пруссiи, не счолъ нужнымъ уважать его и въ Данiи. Онъ требовалъ отъ Датскаго правительства явнаго и произвольнаго нарушенiя основныхъ законовъ государства и дѣлалъ невозможнымъ соглашенiе. Это обстоятельство ясно указываетъ, что Пруссiя хотѣла войны, чтобы разорвать всѣ существовавшiе договоры. Соединенныя армiи Австрiи и Пруссiи переходятъ границу Шлезвига, и открываются военныя дѣйствiя. Само собою разумѣется, что силы Данiи были слишкомъ слабы, чтобы бороться съ армiями двухъ великихъ державъ, имѣющихъ въ резервѣ войска германскаго союза. Съ каждымъ новымъ успѣхомъ германскiя державы отказываются отъ исполненiя своихъ заявленiй и расширяютъ свои требованiя. Сперва занятiе герцогствъ было только экзекуцiонной мѣрой, нисколько не нарушавшей правъ датскаго короля, но лишь занятiе совершилось, какъ начались агитацiи въ пользу герцога Августенбургскаго. За тѣмъ объявлено, что занятiе Шлезвига необходимо для понужденiя Данiи къ отмѣнѣ конституцiи 18–го ноября, но что цѣлость датской монархiи будетъ сохранена, и лондонскiй трактатъ не будетъ нарушенъ; по занятiи Дюппельской позицiи оказалось, что военныя дѣйствiя разрушаютъ всѣ договоры, и германскiя державы не считаютъ себя связанными договорами 1852 года, но впрочемъ ограничатся только занятiемъ Шлезвига; по занятiи же его оказалась необходимость занять и Ютландiю, для обезпеченiя вреда, нанесеннаго блокадой, и наложить на мирныхъ жителей контрибуцiю и т. д. Всѣ эти первоначальныя заявленiя о сохраненiи датской монархiи были только средствомъ успокоить общественное мнѣнiе Европы, а исполненiе ихъ не было нисколько въ намѣренiяхъ германскихъ державъ. Это ясно изъ того, что онѣ не согласились на отсрочку, которой требовала Данiя. Имѣя дѣло съ слабымъ государствомъ, онѣ не могли сомнѣваться въ успѣхѣ, а война доставляла имъ возможность отказаться постепенно отъ всѣхъ своихъ обѣщанiй, которыя дѣлали  они на всякiй случай, чтобы не придать вопросу сразу слишкомъ важнаго международнаго значенiя. Когда же фактъ завладѣнiя совершился, тогда можно было смѣло рассчитывать, что Европа не сдѣлаетъ ничего для Данiи, потому что необходимы были сильныя жертвы, чтобъ отнять у Австрiи и Пруссiи прiобрѣтенныя ими выгоды. Еслибъ Австрiя и Пруссiя прямо, сначала заявили свои желанiя, тогда обстоятельства сложились бы можетъ быть иначе. Но такого промаха разумѣется и быть не могло. Почему же Данiя, не смотря на свою слабость, не покорилась требованiямъ могущественнаго непрiятеля и приняла неравную борьбу? Неужели она имѣла какую–нибудь надежду на успѣхъ своего оружiя? Нѣтъ, она не могла имѣть этой надежды, он она имѣла слабую надежду, что международнео право существуетъ не на одной бумагѣ и что идеи справедливости и торжественные договоры еще не утратили своего значенiя въ совѣтахъ Западной Европы. Государственные люди Данiи имѣли нѣкоторое право расчитывать, что Европа не допуститъ нарушенiя цѣлости Датской монархiи, тѣмъ болѣе, что и союзныя государства, открывая военныя дѣйствiя, объявили, что они нисколько не думаютъ нарушать цѣлости датской монархiи и лондонскаго договора 1852 года. Послѣдующiя обстоятельства показали, что германскiя державы, или лучше сказать Пруссiя (потому что, какъ намъ кажется, Австрiя и весь германскiй союзъ, — послѣднiй добродушно, а первая не совсѣмъ охотно, — служили цѣлямъ г. Бисмарка) скрывала свои виды и ввела въ заблужденiе всю Европу. Если государственные люди всей Европы обманулись, то тѣмъ позволительнѣе было обмануться въ этомъ случаѣ Данiи. Она знала, что борьба идетъ не только съ цѣлью завоеванiй, но и противъ ея демократическихъ учрежденiй, слѣдовательно для той партiи, которая тогда стояла во главѣ управленiя, это былъ вопросъ жизни и смерти. Кто же не станетъ отстаивать свое право на жизнь? Тѣмъ болѣе Данiя должна была рѣшиться на эту борьбу, что для нея вопросъ объ участiи Европы былъ только вопросомъ времени. Все заставляло ее предполагать, что Англiя, а съ нею вмѣстѣ и Францiя не будутъ довѣрчиво смотрѣть на увѣренiя германскихъ державъ и хоть когда–нибудь да произнесутъ свое veto. Могла ли она думать, что воинственные планы г. Бисмарка не затронутъ опасенiй щекотливаго Пальмерстона и не пробудятъ въ сердцѣ властелина Францiи извѣстныхъ стремленiй къ округленiю границъ? Могла ли она думать, что и Россiя останется равнодушною, коль скоро дѣло дѣйствительно приметъ общеевропейскiй характеръ? Наконецъ могла ли она думать, что либеральная Европа и во главѣ ея свободная Англiя допустятъ подавить ея свободныя учрежденiя? Но обстоятельства сложились такъ, какъ никогда не могла расчитывать Данiя. Скорѣе всего можно было предполагать, что Швецiя подастъ помощь Данiи. Казалось, что эта помощь была довольно близка: вооруженiе шведской армiи и флота уже были сдѣланы, почти все было готово, но по какимъ–то непонятнымъ обстоятельствамъ политика Швецiи внезапно измѣнилась, и она отказалась отъ помощи соплеменному народу. Такая рѣшимость конечно была тоже слѣдствiемъ обнаружившейся политики западныхъ державъ.

Но что же дѣлала Англiя, такъ прямо заинтересованная въ дѣлѣ въ то время, когда ея слабая союзница должна была бороться съ превосходными непрiятельскими силами, — эта богатая и сильная Англiя, энергическiй протестъ которой могъ имѣть громадное влiянiе на рѣшенiе германскихъ державъ? По видимому англiйскiе государственные люди вначалѣ вѣрили въ заявленiя Пруссiи; они постоянно увѣряли сомнѣвавшихся членовъ законодательныхъ палатъ, что Пруссiя считаетъ для себя обязательными договоры 1852 года, а когда Пруссiя уже сбросила свою маску, тогда было уже поздно, и для того чтобы заставить ее быть сговорчивѣе, необходимо было начать европейскую войну. Но передъ этой войной Англiя отступила по невозможностти предвидѣть всѣхъ послѣдствiй подобнаго столкновенiя. Въ порывѣ негодованiя за то, что г. Бисмаркъ такъ ловко отвелъ глаза англiйскому правительству, оно предлагаетъ Наполеону сдѣлать общую демонстрацiю въ защиту Данiи. Я согласенъ, говоритъ повелитель Францiи, но не люблю пускать пустые фейерверки; если дѣлать дѣло, то надо дѣлать его серьёзно: я пошлю съ вами флотъ и вмѣстѣ двину свою армiю на Рейнъ. Такой энергическiй отвѣтъ испугалъ англiйскихъ государственныхъ людей и былъ пробнымъ камнемъ для испытанiя сердечнаго согласiя. Для того, чтобы согласиться на такое предложенiе, необходимо было имѣть полное довѣрiе къ повелителю Францiи въ томъ, что онъ не воспользуется тѣмъ положенiемъ, которое будетъ у него въ рукахъ, и не прiобрѣтетъ для Францiи рейнскихъ границъ, чего такъ боится, Богъ знаетъ почему, Англiя. (Англiя многого, Богъ знаетъ почему, боится и кромѣ рейнскихъ границъ. Вотъ почему до сихъ поръ такъ ухаживаетъ она и за «больнымъ человѣкомъ», не смотря на то что «больному человѣку» чуть не приходится давать скоро мускуса, потому что онъ боленъ даже безъ всякой надежды на выздоровленiе). Но довѣрiя не имѣется въ наличности между Францiей и Англiей, и вотъ Англiя начинаетъ искать возможности устроить конференцiю для прекращенiя непрiязненныхъ дѣйствiй, а между тѣмъ союзники дѣлаютъ успѣхи, и требованiя ихъ возрастаютъ. Сочувствiе къ Данiи проявляется въ Англiи повсюду, и датскiе уполномоченные на конференцiи являются съ полною готовностiю на уступки, но вмѣстѣ съ тѣмъ и съ твердою увѣренностiю, что въ случаѣ неуспѣха конференцiи, они не будутъ покинуты, что Европа интересуется ихъ положенiемъ и не допуститъ явнаго насилiя. Къ чему могла вести конференцiя въ такомъ положенiи вещей? Къ чему дебаты между воюющими сторонами въ присутствiи свидѣтелей, которыхъ мнѣнiя не могли имѣть никакого влiянiя на рѣшенiе германскихъ державъ? Уполномоченные послѣднихъ явились на совѣтъ Европы, успокоенные своими побѣдами и увѣренные, что нужны громадныя усилiя для того, чтобы вырвать у нихъ выгоды того положенiя, которое они прiобрѣли войною, — усилiя, которыя при взаимномъ недовѣрiи и соперничествѣ Францiи и Англiи невозможны. Но не смотря на то, самый фактъ созванiя конференцiи по иницiативѣ. Англiи все еще могъ заставить и заставилъ правительство Данiи надѣяться на условiя мира, до извѣстной степени благопрiятныя. Императоръ французовъ вполнѣ понялъ такое положенiе дѣлъ и уклонился совершенно отъ дѣятельнаго участiя: его уполномоченные на конференцiи приняли политику выжидательную, оставляя за собою совершенную свободу дѣйствiй, и лордъ Росселъ потерпѣлъ новую неудачу. Конференцiя разошлась, какъ и слѣдовало ожидать, безъ всякихъ результатовъ.

За тѣмъ англiйское правительство умываетъ руки и объявляетъ торежественно, передъ страною и передъ Европой, что оно съ своей стороны сдѣлало все, что только было въ его власти, и что начинать войну съ Германiей за Данiю не стоитъ, потому что для этого нужны громадныя пожертвованiя, которыхъ не требуютъ ни честь, ни интересы Англiи. Однимъ словомъ — англiйское правительство объявляетъ подъ конецъ то, съ чего бы слѣдовало ему начать. Слѣдовало бы объявить Данiи до начала военныхъ дѣйствiй, что какiя бы ни были послѣдствiя войны, Англiя ни въ какомъ случаѣ не приметъ на себя защиты Данiи. Тогда по крайней мѣрѣ хоть наружная честь была бы спасена и уже конечно датское правительство стало бы тогда уступчивѣе и не рѣшилось бы на сопротивленiе, полагаясь только на одни собственныя свои силы. Но Англiя не сдѣлала такого заявленiя, потому что въ началѣ она и не предвидѣла подобныхъ намѣренiй со стороны Пруссiи. Напротивъ, прелегкомысленно повѣрила въ ея обѣщанiя и пренаивно понадѣялась на сердечное согласiе Францiи, не питая къ ней въ то же время взаимно ни малѣйшихъ сердечныхъ чувствъ. Однимъ словомъ — она руководствовалась самою шаткою и нерѣшительною политикою; опасалась быть вовлечена въ войну безъ Францiи, и въ то же время не желала слишкомъ энергическаго содѣйствiя послѣдней. Эта политика Англiи вполнѣ доказываетъ нашу мысль о недостаткѣ какъ общихъ руководящихъ началъ въ международныхъ отношенiяхъ, такъ и взаимнаго довѣрiя между правительствами.

Забавно читать пренiя въ англiйскомъ парламентѣ по поводу прекращенiя занятiй конференцiи. Министры, оправдывая свою политику, утверждаютъ, что Англiя никогда не гарантировала цѣлости датской монархiи, не обѣщала никогда своей помощи Данiи и что честь и достоинство Англiи ни сколько не затронуты въ этомъ дѣлѣ. Но развѣ Англiя гарантировала когда–нибудь Турцiи ея настоящiя владѣнiя, и почему въ 1853–мъ году пострадали ея честь и достоинство, когда Россiя подъ Синопомъ уничтожила турецкую эскадру? Намъ помнится, что тотъ же самый лордъ Россель проповѣдывалъ тогда противъ Россiи и говорилъ совершенно иначе о чести и достоинствѣ Англiи. Смѣшно, право, какъ эластично понятiе о народной чести и народномъ достоинствѣ въ умахъ англiйскихъ министровъ: одинъ и тотъ же фактъ сегодня оскорбляетъ достоинство Англiи, завтра нисколько. Вообще, когда подобные господа заговорятъ въ Англiи о народной чести и народномъ достоинствѣ, то намъ все кажется, что они употребляютъ эти громкiя слова потому только, что не имѣютъ ничего сказать болѣе дѣльнаго и существеннаго, или потому что не хотятъ высказать дѣйствительныхъ причинъ своихъ дѣйствiй. Говорили бы просто: «хотя мы и богаты и имѣли средства вести войну, но въ тоже время мы очень желали, чтобъ это намъ гроша не стоило; а потому пока мы думали да гадали, какъ бы подешевле обезпечить цѣлость датской монархiи, г. Бисмаркъ вдругъ передернулъ карты. Когда же такимъ образомъ мы дозволили занять Шлезвигъ, то уже безъ Францiи предпринимать войну намъ было очень трудно, пригласить же французскую армiю къ содѣйствiю еще труднѣе: это прямо значило допустить разширенiе границъ Францiи до Рейна, потому что Францiя только на  словахъ сражается за торжество идеи, а на дѣлѣ всегда оканчивается матерiальнымъ себѣ вознагражденiемъ. На все это мы не согласны...» Такой языкъ былъ бы ясенъ и отличался бы искренностiю. Но въ англiйскомъ парламентѣ моды на искренность не существуетъ, и выраженiе, что слово дано человѣку для того, чтобъ онъ могъ лучше скрыть свою мысль, кажется вполнѣ примѣнимо въ этомъ случаѣ. Опозицiя, упрекая министерство въ дурной внѣшней политикѣ, точно также говорила загадками и боялась всячески обронить какое–нибудь словцо, которое обязало бы ее къ какимъ–либо опредѣленнымъ дѣйствiямъ, если бы власть перешла въ ея руки. Такимъ образомъ какъ въ дѣйствiяхъ правительства ея Британскаго Величества, такъ и въ словахъ его оппозицiи вполнѣ выразились отсутствiе общихъ началъ и боязнь какихъ–то возможныхъ случайностей, для которыхъ необходимо не разъединять своихъ силъ, — точно въ Европѣ ежеминутно должны возникнуть событiя, для встрѣчи которыхъ каждому государству необходимо обезпечить за собою полную свободу дѣйствiй. Мы однакожь думаемъ, что еслибъ прежнiй воинственный азартъ воеводы Пальмерстона былъ положенъ на вѣсы Европы въ декабрѣ прошлаго года, то осторожность, которой такъ хвалятся въ настоящее время англiйскiе государственные люди, перешла бы на сторону подбоченившагося теперь г. Бисмарка, и онъ не осмѣлился бы вызвать европейскаго столкновенiя, предвидя въ этомъ случаѣ потерю своихъ зарейнскихъ провинцiй. Но у англiйскихъ государственныхъ людей на этотъ разъ не достало энергiи, и вотъ въ результатѣ — тысячи убитыхъ, опозоренныя и разоренныя войной страны, значительное ослабленiе Данiи, будущее возвышенiе Пруссiи какъ морской державы и наконецъ — преобладанiе послѣдней въ германскомъ союзѣ.

Если мы выражаемъ сочувствiе къ Данiи въ ея неравной борьбѣ съ нѣмцами, то это вовсе не потому, что считаемъ ея юридическiя права неоспоримыми, и не потому опять, чтобъ для насъ принципъ нацiональности не имѣлъ ни какого значенiя. Наше сочувствiе къ Данiи есть только слѣдствiе того обстоятельства, что она должна была уступить не требованiямъ времени и здраваго смысла, а грубому насилiю. Если мы говорили противъ германскихъ государствъ, то потому только, что онѣ ни мало не думали защищать въ этомъ случаѣ принципъ нацiональности, а стремились совершенно къ другимъ цѣлямъ. По правдѣ, кромѣ Пруссiи, никто изъ нихъ даже и не зналъ хорошо, къ чему они всѣ стремятся. Со стороны Австрiи былъ промахъ, со стороны союза — профессорская блажь. Одна Пруссiя знала хорошо, чего ей хочется. Еслибъ Пруссiя и Австрiя желали разрѣшить этотъ вопросъ на основанiи справедливости, то сѣверная часть Шлезвига ни въ какомъ случаѣ не могла бы отойти къ Германiи. Чтожъ касается округовъ съ смѣшаннымъ населенiемъ, то они должны быть по справедливости оставлены за Данiею, потому что отдѣленiе ихъ нарушило бы также принципъ нацiональности, только въ обратномъ смыслѣ, а слѣдовательно и въ этомъ случаѣ необходимо было сохранить существовавшiй фактъ. Лордъ Пальмерстонъ предлагалъ такое рѣшенiе вопроса еще въ 1848 г., а Францiя на послѣднихъ конференцiяхъ; поэтому на судѣ Европы вопросъ этотъ вѣроятно былъ бы рѣшонъ на вышеписанныхъ основанiяхъ, но тогда онъ былъ бы вопросомъ между Данiею и германскимъ союзомъ, и въ такомъ случаѣ Пруссiя не могла бы извлечь изъ него для себя никакихъ выгодъ.

Но какiя причины заставили дѣйствовать въ этомъ вопросѣ Австрiю? Намъ неизвѣстны тайныя обязательства между двумя германскими великими державами; но нѣкоторыя обстоятельства заставляютъ ихъ предполагать. Вопервыхъ, невозможно думать, чтобы Австрiя стала безкорыстно дѣйствовать для возвышенiя Пруссiи въ Германiи, и во вторыхъ г. Бисмаркъ на предложенный ему вопросъ: справедливо–ли, что Пруссiя гарантировала Австрiи владѣнiе итальянскими провинцiями, отвѣчалъ не прямо отрицанiемъ существованiя этого договора, но сказалъ, что Пруссiя, если возникнетъ подобный вопросъ, должна будетъ обсудить: не требуютъ ли интересы Германiи сохраненiя Австрiи ея итальянскихъ владѣнiй и позицiи на Минчiо. Такой взглядъ на вещи ясно показываетъ, во первыхъ, что германскимъ державамъ нѣтъ дѣла до интересовъ нацiональности, и во вторыхъ намекаетъ, что между ними дѣйствительно можетъ быть соглашенiе, котораго не желаютъ объявить откровенно, — потому что его и не нужно объявлять откровенно.

И такъ Шлезвигъ–Голштинскiй вопросъ повидимому кончился; все дѣло теперь въ томъ, сколько Данiи придется платить; но... горе побѣжденнымъ, и дѣло кончено! Вопросъ этотъ далъ начало въ политическомъ мiрѣ другимъ вопросамъ, не менѣе важнымъ и не менѣе затруднительнымъ. Данiя лишилась двухъ пятыхъ народонаселенiя. Можетъ–ли она въ теперешнемъ своемъ положенiи сохранить самостоятельное существованiе и то значенiе, которое она имѣла какъ морская держава? Что касается послѣдняго обстоятельства, т. е. ея значенiя какъ морской державы, то въ этомъ случаѣ отвѣтъ долженъ быть отрицательный, потому что бюджетъ Данiи не въ состоянiи выдержать теперь подобнаго расхода; противъ этого конечно не можетъ быть никакого возраженiя. По отношенiю же къ возможности самостоятельнаго существованiя, это составляетъ вопросъ и вопросъ очень важный въ Европейской дипломатiи. Если Данiя не можетъ существовать какъ отдѣльное государство, то для нея остается одно — это соединенiе съ Швецiей и Норвегiей. Скандинавскiй вопросъ такимъ образомъ является первымъ слѣдствiемъ разрѣшенiя Шлезвигъ–Голштинскаго.

Посмотримъ теперь, какую важность имѣетъ этотъ вопросъ для великихъ державъ Европы. Россiя ни въ какомъ случаѣ не можетъ быть равнодушна къ нему, — скажемъ болѣе, для насъ онъ составляетъ существенный вопросъ. Если Россiя желаетъ сохранить свое значенiе морской державы, то ей конечно невыгодно будетъ допустить соединенiе Скандинавскихъ державъ воедино. Морскiя силы Данiи и Швецiи могутъ равняться силамъ Россiи на Балтiйскомъ морѣ и запереть русскимъ кораблямъ свободный изъ него выходъ; принимая же въ соображенiе усиленiе Пруссiи на этомъ морѣ, Россiи придется совершенно отказаться отъ преобладающаго влiянiя. Такихъ значительныхъ интересовъ въ скандинавскомъ соединенiи не имѣетъ ни одна изъ великихъ державъ. Хотя для Англiи отдѣльное существованiе Данiи имѣетъ свое значенiе, но при ея громадныхъ морскихъ силахъ это соединенiе не представляетъ опасностей; ея морское влiянiе такъ велико, что соединенныя силы Швецiи и Данiи никогда не въ состоянiи запереть ей входа въ Балтiйское морѣ. Ктому же желанiе отстранить влiянiе Россiи въ Европѣ какъ морской державы можетъ пожалуй заставить Англiю снисходительно смотрѣть на такое соединенiе. Что касается Францiи, то она повидимому и теперь не прочь отъ содѣйствiя этому плану, и если въ настоящее время она еще не оказываетъ этого содѣйствiя, то конечно потому только, что вопросъ не созрѣлъ, и она естественно желаетъ до времени сохранить дружественныя отношенiя къ Россiи. Для Пруссiи также этотъ вопросъ не имѣетъ такого значенiя какъ для Россiи, потому что присоединенiе герцогствъ къ Германiи даетъ ей болѣе свободный доступъ къ Нѣмецкому морю и въ особенности если осуществится каналъ, имѣющiй цѣлiю соединить Кильскую гавань съ Нѣмецкимъ моремъ. Чтожъ касается Австрiи, то она вовсе не интересуется тѣмъ, что происходитъ на сѣверѣ Европы: для нея вопросы на югѣ гораздо болѣе значительны.

Изъ сказаннаго нами читатель видитъ, что скандинавскiй вопросъ преимущественно касается Россiи, и что въ этомъ смыслѣ сохраненiе цѣлости датской монархiи имѣло тоже для насъ нѣкоторое значенiе. Всѣ наши стремленiя стать морскою державою, всѣ наши издержки ни образованiе и содержанiе морскихъ силъ могутъ быть напрасны, если когда–нибудь состоится соединенiе Швецiи и Данiи. А кто можетъ поручиться, что подобное обстоятельство неосуществимо? Положенiе, въ которомъ находится Европа, очень можетъ подать поводъ къ такой развязкѣ дѣла. Державы заинтересованныя въ немъ очень могутъ уступить въ чемъ–либо другомъ державамъ незаинтересованнымъ и достигнуть цѣли своихъ желанiй. Францiя очень легко можетъ согласить на подобную мѣру Германскiя державы, сдѣлавъ имъ какую–либо уступку въ другихъ вопросахъ, на которые она имѣетъ влiянiе; Англiя же можетъ имѣть даже нѣкоторый личный интересъ въ этомъ соединенiи. Не смотря однакожь на все это, Россiя не имѣла ни какой возможности энергически протестовать противъ раздробленiя Данiи и взять на себя, изъ опасенiя далекой будущей комбинацiи, иницiативу немедленнаго столкновенiя съ Европой.

Возникновенiемъ вопроса о скандинавскомъ союзѣ не оканчиваются послѣдствiя рѣшенiя Шлезвигъ–Голштинскаго дѣла. Возвышенiе значенiя Пруссiи, какъ морской державы, опять таки можетъ вредить нашему влiянiю на Балтiйскомъ морѣ. Многiя обстоятельства, въ особенности въ послѣднее время, заставляютъ насъ думать, что сохраненiе этого влiянiя для насъ очень важно.

Мы сказали, что Шлезвигъ–Голштинскiй вопросъ кончился только по видимому, и думаемъ, что имѣли право на подобное выраженiе. Въ самомъ дѣлѣ, если онъ кончился между Данiею и германскими державами, то онъ только начинается въ самой Германiи. Занятiе Ренсбурга, внимательный осмотръ Кильской гавани прусскими морскими офицерами, предположенiя о соединенiи ея съ Нѣмецкимъ моремъ, уступка Данiей трехъ герцогствъ не Германiи, а Пруссiи и Австрiи, исключенiе германскаго союза изъ Вѣнской конференцiи, неизвѣстность намѣренiй Пруссiи и Австрiи относительно судьбы, ожидающей герцогства, желанiе Пруссiи удержать Шлезвигъ въ своемъ владѣнiи до уплаты военныхъ издержекъ, неудовольствiя другихъ германскихъ державъ на всѣ подобныя дѣйствiя наконецъ — разглагольствованiя нѣкоторыхъ органовъ прусской печати о томъ, что политика мелкихъ державъ Германiи должна по необходимости подчиняться видамъ двухъ первенствующихъ государствъ, — все это доказываетъ, что планъ задуманный г. Бисмаркомъ не очень узокъ, и что г. Бисмаркъ не думаетъ отказаться отъ завоевательныхъ видовъ. Конечно ни одна изъ второстепенныхъ державъ Германiи, ни даже союзъ ихъ не въ состоянiи сдѣлать отпора всѣмъ этимъ стремленiямъ. Только Австрiя могла бы и имѣетъ свой интересъ не допускать Пруссiю до такого преобладанiя, но у нея дома нездорово. На востокѣ, югѣ и юго–западѣ Австрiи накопилось столько горючихъ матерiаловъ, что она ни въ какомъ случаѣ не можетъ стать въ открыто–непрiязненное положенiе къ Пруссiи и тѣмъ еще болѣе ухудшить свое и безъ того критическое положенiе. Ктому же финансовое положенiе Австрiи слишкомъ неблагопрiятно. Всѣ эти обстоятельства, въ соединенiи съ желанiемъ ея приступить къ таможенному союзу, конечно заставляютъ ее быть по необходимости сговорчивѣе и уступать требованiямъ Пруссiи. Многiе европейскiе журналы замѣчали, что для противодѣйствiя замысламъ Пруссiи, остается броситься въ объятiя Францiи. Конечно могущественный Императоръ могъ бы защитить слабую Германiю, тѣмъ болѣе, что всякое усиленiе Пруссiи непрiятно дѣйствуетъ на Францiю; но во первыхъ неизвѣстно какъ посмотрятъ на такое вмѣшательство во внутреннiя дѣла Германiи по ту сторону Британскаго канала, а во вторыхъ Францiи такъ необходимы ея естественныя границы, что для прiобрѣтенiя ихъ, она конечно готова будетъ отказаться отъ защиты мелкихъ государствъ, находящихся на сѣверѣ Германiи. Намъ скажутъ, что подобнаго рода комбинацiи невозможны, что Европа такого насилiя въ отношенiи мелкихъ германскихъ державъ не потерпитъ. Но мы желали бы знать, на какомъ основанiи Европа можетъ этого не допустить и въ состоянiи–ли она что–нибудь сдѣлать рѣшительное въ случаѣ полюбовнаго соглашенiя между Пруссiей и Францiей? Мы видѣли, что въ Западной Европѣ никто не считаетъ необходимостью защищать святость трактатовъ. Данiя пала, несмотря на то, что большинство общественнаго мнѣнiя сочувствовало ея положенiю; несмотря на то, что Швецiя, Англiя и даже Францiя желали помочь ей. Поэтому отвергать возможность какой–либо подобной комбинацiи, значитъ не внимать урокамъ прошедшаго. Намъ остается только дивиться той смѣтливости, съ которой г. Бисмаркъ выбралъ минуту для того, чтобъ идти къ своимъ цѣлямъ. Если онъ успѣетъ достигнуть ихъ, если онъ успѣетъ присоединить къ Пруссiи сѣверныя германскiя державы, то прусскiе патрiоты конечно забудутъ его прошедшее, забудутъ свою оппозицiю въ прусскомъ парламентѣ, и это будетъ самый популярный человѣкъ во всей Пруссiи, не смотря на то, что его несогласны тенденцiи съ цѣлями большинства народныхъ представителей.

А что же сдѣлаетъ Англiя при подобныхъ комбинацiяхъ? Неужели она, такъ энергически поддерживающая на словахъ statu quo въ Европѣ, столь консервативная въ своей внутренной политикѣ, будетъ сквозь пальцы смотрѣть на такiя сдѣлки. Конечно мы не можемъ сказать утвердительно, какъ будутъ смотрѣть на это англiйскiе государственные люди, а тѣмъ болѣе какъ они будутъ дѣйствовать. Мы можемъ только предполагать, руководствуясь тѣмъ, что намъ уже извѣстно, и представить читателю только тѣ соображенiя, на которыхъ мы дѣйствительно можемъ основываться. Судя же потому, что намъ извѣстно, мы можемъ придти къ заключенiю, что у Англiи есть свой конекъ, на которомъ она всегда старалась прокатиться, есть свое больное мѣсто, о которомъ она постоянно думаетъ и говоритъ; это — восточный вопросъ. За исключенiемъ этого вопроса, Англiя будетъ готова ко всему остальному приложить политику невмѣшательства. Если остальныя Европейскiя державы не будутъ мѣшать ей дѣйствовать и не будутъ ослаблять ея влiянiе въ Константинополѣ, то мы думаемъ, что Англiя не помѣшаетъ никакой политической сдѣлкѣ на сѣверѣ Германiи. Явное доказательство этому мы видѣли уже въ той политикѣ, которой держалась Англiя въ датско–германскомъ столкновенiи. Только война можетъ повредить интересамъ Англiи, а въ случаѣ мирнаго соглашенiя г. Бисамрка и императора французовъ, невозможно предполагать ни какихъ военныхъ дѣйствiй; потому что сопротивленiе со стороны мелкихъ германскихъ государствъ немыслимо. Недавно лордъ Россель, защищая свою политику въ палатѣ лордовъ, сказалъ, что Англiя не можетъ начать войну съ Германiей по поводу датскаго вопроса, потому что ей, въ виду могущаго произойти столкновенiя съ американскими штатами, нельзя отвлекать Росселемъ для того только, чтобъ скрыть свою мысль. Это заключенiе мы основываемъ на томъ, что столкновенiе гораздо возможнѣе по восточному вопросу, нежели съ американскими штатами. Если Англiя вначалѣ и до сихъ поръ держалась строгаго невмѣшательства въ дѣла Америки, то тѣмъ менѣе поводовъ къ этому вмѣшательству въ настоящее время, потому что недостатокъ хлопка, который могъ служить въ прежнее время поводомъ къ вмѣшательству, если и существуетъ теперь, то все же, съ открытiемъ другихъ источниковъ его добыванiя, не въ той степени какъ это было въ прежнiе годы. И — такъ дѣло кажется не въ Америкѣ: Турцiя — этотъ призракъ государства, — теперь полна продуктами разложенiя. Даже самый исламизмъ, служившiй до сихъ поръ нѣкоторой поддержкой «больному» и задерживавшiй этотъ упадокъ, началъ разлагаться. Англiйскiе миссiонеры, какъ извѣщаютъ насъ газеты, окончательно его подрываютъ и начинаютъ обращать въ протестанство не только свѣтскихъ, но даже духовныхъ лицъ магометанской религiи. Паденiе исламизма въ Турцiи до того сильно, что турецкое правительство не смѣло даже преслѣдовать совратителей. Сверхъ того носятся слухи, что въ Герцеговинѣ, вслѣдствiе неисполненiя турецкими властями обѣщанiй, данныхъ раiямъ, Вукаловичь опять поднялъ возстанiе.(*) Между христiанскими подданными Турцiи замѣтно особенное броженiе умовъ и очень не мудрено, что это возстанiе будетъ искрой, брошенной въ порохъ. Въ настоящее время инсургенты могутъ найти себѣ опору какъ въ Сербiи, такъ и въ Дунайскихъ княжествахъ, потому что и тамъ и здѣсь находится много элементовъ для борьбы съ Турцiею: сербское правительство едва сдерживаетъ народную партiю. При такомъ положенiи вещей очень легко ожидать какого–нибудь кризиса въ Европейской Турцiи, и англiйскiе государственные люди готовятся къ этому на всякiй случай и боятся раздробить свои силы. Вотъ, кажется, истинная причина теперешней осторожности Англiи. Что же касается возвышенiя Пруссiи на счотъ мелкихъ германскихъ державъ и присоединенiя къ Францiи зарейнскихъ провинцiй Пруссiи, то мы даже не видимъ, почему бы такая сдѣлка могла быть ужъ слишкомъ противна интересамъ Англiи. Напротивъ, сильное государство на границахъ Россiи, государство обязанное нѣсколько Англiи за ея уступчивость, можетъ очень благопрiятствовать видамъ Англiи, и союзъ съ такимъ государствомъ, какъ средство помѣшать Россiи употребить всѣ силы на востокѣ во время кризиса, очень важенъ для Англiи.

Итакъ, если можетъ быть въ этой предполагаемой сдѣлкѣ для кого нибудь прямая невыгода, такъ это только для одной Россiи. Сильная Пруссiя, настолько сильная, что могла бы выдержать борьбу съ Россiей, въ состоянiи сильно противодѣйствовать нашему влiянiю на дѣла Европы. Въ настоящее время конечно интересы Пруссiи общiе съ нами заставляютъ и ее поддерживать съ нами дружбу; но можно ли поручиться и за все будущее время? Конечно нѣтъ, и это тѣмъ болѣе потому, что Пруссiя ни въ какомъ случаѣ не можетъ опасаться безпорядковъ въ своихъ польскихъ владѣнiяхъ не столько, на сколько они могутъ угрожать Россiи. Намъ принадлежитъ главная и наиболѣе обширная часть Польши, и всѣ усилiя польскихъ агитаторовъ были всегда преимущественно направлены противъ Россiи. Ктому же бывшiя польскiя провинцiи въ Пруссiи уже достаточно и успѣшно онѣмечены, чего нѣтъ въ Россiи, гдѣ напротивъ поляки наиболѣе мечтаютъ о своей нацiональности; а наконецъ гласный судъ и другiя учрежденiя въ Пруссiи, — отнимаютъ значительную силу у революцiи на прусской почвѣ.

Однимъ словомъ, наше политическое положенiе, при настоящемъ порядкѣ вещей, не совсѣмъ удобно для усиленiя нашего внѣшняго влiянiя. Но слѣдуетъ ли жалѣть объ этомъ? По нашему мнѣнiю, даже нисколько. La Russie ne boude pas, mais elle se recueille, сказалъ однажды нашъ государственный канцлеръ, и это выраженiе должно остаться еще надолго девизомъ нашей внѣшней политики. Мало того: Россiя по самому существу своему поставлена въ этомъ отношенiи въ самое выгодное положенiе относительно всѣхъ державъ Европы. Для Россiи всегда останется страшно–сильнымъ колоссомъ, котораго не скоро сломишь и съ которымъ нужно обращаться всегда крайне почтительно. Война съ Россiею всегда невыгодна Европѣ, потому что отъ этой войны наиболѣе можетъ пострадать европейская торговля. Наше положенiе на краю Европы дѣлаетъ то, что мы всегда у себя дома, а слѣдственно можемъ хоть всему свѣту долго сопротивляться и никакъ не можемъ потерять всего въ одинъ день, какъ Пруссаки подъ Iеной. Война съ Россiею всегда требуетъ громадныхъ издержекъ. Война съ Россiею не можетъ осуществиться иначе какъ коалицiей державъ, потому что ни одно изъ нихъ не осмѣлится начать съ нами войну въ одиночку, а это очень хлопотливо и требуетъ всегда большихъ пожертвованiй. Однимъ словомъ — если наши средства нападенiя и не превышаютъ средствъ другихъ европейскихъ великихъ державъ, то наши средства къ защитѣ громадны сравнительно съ средствами наибольшей части континентальныхъ державъ. Такое удаленное и особняковое положенiе наше намъ особенно теперь выгодно. Въ самомъ дѣлѣ во внутренней политикѣ нашего отечества столько дѣла, что намъ пока можно вовсе не думать о дѣлахъ внѣшнихъ. Намъ слѣдуетъ только озаботиться крѣпкою охраною нашихъ границъ, а тамъ какъ бы ни подѣлилась Европа, намъ право до этого мало нужды. Если мы обратимъ вниманiе на большее развитiе тѣхъ силъ, которыми богата наша страна, то мы получимъ это внѣшнее могущество, безъ всякой заботы о немъ. Даже такъ: чѣмъ болѣе мы будемъ обращать вниманiя на наши внутреннiя дѣла, чѣмъ болѣе мы успѣемъ теперь сдѣлать для нашего внутренняго развитiя, какъ экономическаго такъ и духовнаго, тѣмъ вдвое, втрое сильнѣе мы очутимся извнѣ, безъ всякихъ особенныхъ къ тому внѣшнихъ усилiй. Это формула и теорiя силы для всѣхъ народовъ, но для Россiи въ особенности, а теперь болѣе чѣмъ когда–нибудь.

Изъ всего сказаннаго выше читатель можетъ ясно видѣть, какъ мало основательны предположенiя о возобновленiи священнаго союза и какъ такой союзъ мало соотвѣтствовалъ бы интересамъ Россiи. Ктому же юнкерская партiя въ Пруссiи, захватившая въ свои руки управленiе дѣлами, къ которой принадлежитъ главный дѣятель г. Бисмаркъ, извѣстна своими тенденцiями въ пользу крупныхъ землевладѣльцевъ: она ни въ какомъ случаѣ не можетъ сочувствовать тѣмъ мѣрамъ, которыя приняло наше правительство въ крестьянскомъ дѣлѣ и въ особенности въ западномъ краѣ и въ царствѣ польскомъ. Поэтому невѣроятно предполагать, чтобы эти люди могли когда–нибудь одобрить мѣры русскаго правительства по крестьянскому дѣлу въ странахъ сопредѣльныхъ съ Пруссiей и дѣйствовать съ нимъ искренно за одно, хотя бы только по вопросамъ внѣшней политики. Мы видѣли въ началѣ статьи, что г. Бисмаркъ преимущественно вооружился противъ либеральныхъ учрежденiй Данiи, а что же можетъ быть либеральнѣе тѣхъ мѣръ, которыя приняло русское правительство по отношенiю крестьянъ западнаго края. Придерживаясь по вопросу о землевладѣнiи совершенно противоположныхъ началъ, юнкерская партiя при первомъ удобномъ случаѣ, при первой собственной выгодѣ не прочь будетъ намъ также навредить, какъ навредила намъ Австрiя во время восточной войны.

На Балканскомъ полуостровѣ мы встрѣчаемъ общее всѣмъ европейскимъ державамъ ожиданiе какого–то событiя; броженiе умовъ въ христiанскомъ населенiи и упадокъ исламизма вполнѣ его оправдываютъ. Въ Румынiи князь Куза, напутствуемый совѣтами изъ Парижа, смѣло нарушаетъ трактатъ 1856 года и производить coup d’état. Порта протестуетъ, но впослѣдствiи соглашается признать совершившiйся фактъ. Явное доказательство, что уступчивость требуется обстоятельствами, которыя не позволяютъ держаться буквы трактатовъ.

Итакъ — какое же заключенiе мы въ состоянiи вывести изъ всего нашего обозрѣнiя политическихъ отношенiй Европы? То, что трактаты, даже заключенные и въ недавнее время, не имѣютъ полнаго своего значенiя въ международныхъ отношенiяхъ и что, если есть выгода нарушить ихъ, то они нарушаются, между тѣмъ какъ Европа не можетъ, хотя бы и желала, поддержать ихъ. Такимъ образомъ независимость и свобода мелкихъ государствъ Европы становится все менѣе и менѣе обезпечена. Единственная гарантiя противъ нарушенiя трактатовъ есть война; но въ настоящее время она затрогиваетъ интересы не однихъ правительствъ, а цѣлыхъ населенiй, не только на всемъ пространствѣ воюющихъ государствъ, но даже и въ цѣлой Европѣ. Отсюда очень понятно, что правительства не рѣшаются предпринять войну для поддержанiя трактатовъ, если они не прямо и существенно касаются ихъ интересовъ. Такимъ образомъ трактаты тѣмъ болѣе лишаются своей единственной гарантiи, чѣмъ чувствительнѣе становится вредъ, наносимый войною, и вслѣдствiе этого международныя отношенiя становятся все менѣе и менѣе правомѣрными. Отсутствiе положительнаго права въ международныхъ отношенiяхъ необходимо производить натянутое положенiе. Всякое отдѣльное государство чувствуетъ эту натянутость и ненормальный порядокъ вещей, но опасенiе войны заставляетъ откладывать рѣшенiе вопроса, поставленнаго временемъ на очередь. Ветхое зданiе международныхъ отношенiй, въ которомъ всегда было много выдѣланнаго и искуственнаго, поддерживается починками и поправками, не удовлетворяющими никого и такимъ образомъ отдаляется, но нисколько не отстраняется неизбѣжность катастрофы. Рано или поздно вопросъ долженъ выступить тѣмъ съ большею силою, чѣмъ далѣе откладывалось рѣшенiе.

Ожиданiе подобнаго обстоятельства еще болѣе дѣлаетъ нерѣшительными политическихъ людей западныхъ государствъ, до которыхъ невыгода настоящаго порядка вещей по преимуществу касается. Въ самомъ дѣлѣ, сколько европейскихъ вопросовъ предстоитъ рѣшить въ политическомъ мiрѣ? За который изъ нихъ взяться? Вотъ что пугаетъ многихъ. Гдѣ же средства для предупрежденiя этихъ кризисовъ?

Довольствуясь указанiемъ фактовъ, мы не рѣшаемся отвѣчать на подобный вопросъ. Будущее всегда приходитъ неожиданно для самыхъ дальновидныхъ людей, хотя и прямо истекаетъ изъ прежняго порядка дѣлъ. Неразрѣшоннымъ–же еще ничего не оставалось на свѣтѣ.

______

 

Недавно объявлено всей Европѣ о томъ, что между Францiей и Италiей состоялась конвенцiя, по которой Италiя обязалась охранять нынѣшнюю територiю Рима отъ всякихъ внѣшнихъ нападенiй, Францiя же обѣщала вывести свои войска, квартирующiя въ Римѣ, въ теченiи двухъ лѣтъ по мѣрѣ того, какъ Папа будетъ въ состоянiи сформировать собственную армiю для поддержанiя внутренняго порядка въ своихъ владѣнiяхъ. Еще прежде подписанiя конвенцiи итальянское правительство объявило будто–бы Францiи, что оно по причинамъ стратегическимъ переноситъ столицу Италiи изъ Турина въ другое мѣсто (во Флоренцiю). Только на основанiи этой декларацiи императоръ Наполеонъ могъ приступить къ переговорамъ по этому вопросу, потому что безъ этого не было–бы ни какого оправданiя ни продолжавшемуся до сихъ поръ занятiю Рима, ни прекращенiю его. Еслибъ столицею Италiи оставался Туринъ, то всякiй могъ–бы сказать, что конвенцiя безъ всякихъ неудобствъ могла быть заключена и прежде, то–есть тотчасъ по образованiи Итальянскаго Королевства. Причинъ къ измѣненiю политики не было. Теперь–же императоръ французовъ можетъ выставить тотъ предлогъ, что итальянское правительство измѣнило свой взглядъ по вопросу о столицѣ Италiи, что оно уже не держится Рима, что оно выбираетъ Флоренцiю, а не Римъ, стало быть не будетъ пугать папу, и что такимъ образомъ открылась возможность примѣнить теорiю невмѣшательства. Мы говоримъ предлогъ, потому что достаточнымъ основанiемъ такое дѣйствiе итальянскаго правительства сочтено быть не можетъ. Возможное–ли дѣло предположить, чтобъ итальянское правительство навсегда отказалось отъ тѣхъ тенденцiй, которыя составляютъ всю его силу въ Италiи? Еслибъ такое предположенiе сдѣлалось убѣжденiемъ итальянскаго народа, то на другой день правительство Виктора Эмануила перестало–бы существовать. Итальянцы любятъ своего короля и преданы ему, но если онъ торжественно откажется отъ выполненiя ихъ завѣтной идеи, онъ перестанетъ быть для нихъ тѣмъ, чѣмъ былъ до сихъ поръ, скажемъ болѣе: онъ сдѣлается ихъ врагомъ. Справедливость этого мнѣнiя подтверждается послѣдними событiями въ Туринѣ. Какъ только сдѣлалось извѣстнымъ, что столица переносится не въ Римъ, а во Флоренцiю, въ Туринѣ открылись безпорядки, которые повлекли за собой кровопролитiе. Конечно здѣсь не чужды были эгоистическiя стремленiя жителей города Турина, но намъ кажется, что эти эгоистическiя стремленiя никогда–бы не могли произвести такого внезапнаго взрыва негодованiя. Жители теперешней столицы давно уже готовы къ той мысли, что рано или поздно Туринъ потеряетъ первенство. Поэтому здѣсь дѣйствовала скорѣе мысль, что правительство, перенося столицу во Флоренцiю, навсегда отказывается отъ Рима, и вотъ причина, почему безпорядки дошли до такихъ размѣровъ. Какъ–бы то ни было, но кровь была пролита и король, раздражонный такими распоряженiями министерства, уволилъ прежнiй кабинетъ и поручилъ генералу Ламармора составить новый. Кто знаетъ характеръ этого человѣка, тотъ увѣренъ, что измѣненiй въ политикѣ Италiи съ перемѣною кабинета быть не можетъ.

Теперь представляется вопросъ: какимъ образомъ Наполеонъ III, которому никакъ нельзя отказать въ извѣстной ловкости на политической аренѣ, довольствуется этимъ предлогомъ и безъ дальнѣйшихъ гарантiй со стороны итальянскаго правительства рѣшается на такой важный шагъ какъ очищенiе Рима? Ужели Наполеонъ III не понимаетъ, что предоставивъ Римъ и свѣтскую власть папы охраненiю папской армiи, онъ предоставляетъ Римъ римлянамъ, которые не замедлятъ присоединиться къ Италiи? Отвѣты на эти вопросы читатель найдетъ ниже, а теперь, для того чтобъ оцѣнивъ со всѣхъ сторонъ значенiе этой конвецiи, мы взглянемъ какiе возбудила она толки въ журналистикѣ и надежды въ итальянскомъ народѣ.

Всѣ ультрамонтанскiя газеты, для которыхъ не существуетъ никакихъ новыхъ идей о правахъ населенiй, положительно недовольны конвенцiей. Всѣ онѣ говорятъ, что съ выходомъ французскихъ войскъ папа будетъ преданъ въ руки революцiи и революцiоннаго итальянскаго правительства, которому онѣ нисколько не довѣряютъ. Носятся слухи, будто и папа сказалъ г. Сартижу, французскому посланнику въ Римѣ, что онъ не можетъ довѣрять пiемонтскому правительству. Газеты, поддерживающiя императорскую политику и вмѣстѣ съ тѣмъ защищающiя свѣтскую власть папы, утверждаютъ напротивъ того, что Италiя этой конвенцiей положительно отказалась отъ Рима и что императоръ имѣетъ полное основанiе оставить Римъ, какъ скоро будетъ сформирована папская армiя. Офицiозныя французскiя газеты говорятъ довольно туманно и неопредѣленно: онѣ замѣчаютъ, что политика итальянскаго правительства, а вмѣстѣ съ тѣмъ и духъ партiй въ Италiи измѣнились къ лучшему и что такимъ образомъ не представляется никакихъ опасностей для свѣтской власти папы; но вмѣстѣ съ тѣмъ онѣ не отнимаютъ у итальянцевъ и надежды на прiобрѣтенiе Рима средствами не насильственными, хотя и не говорятъ этого прямо. Онѣ ожидаютъ всего отъ возможности соглашенiя папы съ королемъ Викторомъ Эмануиломъ и поютъ въ унисонъ съ давно быть можетъ забытымъ письмомъ императора къ г. Тувелелю отъ 20 мая 1862 года. Не лишнимъ считаемъ привести здѣсь нѣсколько словъ изъ этого письма; въ нихъ выразилась сущность цѣлаго письма: «Еслибы папа, говоритъ императоръ, понялъ настоящимъ образомъ положенiе вещей, то онъ увидѣлъ–бы необходимость согласиться на все, что можетъ сблизить его съ Италiей, а Италiя, уступая совѣтамъ мудрой политики, не отказалась–бы предоставить всѣ гарантiи, необходимыя для независимости римскаго первосвященника и для свободнаго дѣйствiя его власти.» Но въ томъ–то и дѣло, что папа не можетъ понять настоящаго положенiя вещей, а Италiя не можетъ принести себя въ жертву свѣтской власти папы. Императоръ не указываетъ средствъ для двоякой цѣли, хотя и говоритъ, что ее можно достигнуть «комбинацiей, которая, сохраняя за папою его власть, уничтожила–бы преграды, существующiя нынѣ между его владѣнiями и остальной Италiей.» Но говорить такимъ образомъ значитъ не разъяснять, но затемнять дѣло, излагая его только въ другихъ выраженiяхъ. Вотъ этотъ–то туманъ и распространяютъ теперь офицiозныя газеты французской имперiи. Наконецъ четвертая группа газетъ, къ которой относятся всѣ сочувствующiя итальянскому единству, какъ въ самой Италiи, такъ и во всей Европѣ, видитъ въ конвенцiи важный шагъ къ объединенiю Италiи и потому вполнѣ довольна ею. Онѣ думаютъ, что какъ–бы добросовѣстно итальянское правительство ни исполняло свои обязательства, какъ–бы строго оно ни охраняло границу папскихъ областей по уходѣ французскихъ войскъ, это нисколько не остановитъ римлянъ свергнуть ненавистное для нихъ иго свѣтской власти духовнаго владыки и присоединиться къ Италiи. Въ этомъ–же смыслѣ составленъ и докладъ итальянскихъ министровъ, нынѣ уволенныхъ отъ должности, — докладъ, при которомъ представленъ декретъ о созванiи парламента. Этотъ документъ въ высшей степени интересенъ, такъ какъ въ немъ выраженъ взглядъ на конвенцiю того министерства, которое вело переговоры и заключило ее. Мы представимъ вкратцѣ содержанiе его. Докладъ начинается объясненiемъ, что итальянское правительство никогда не упускало изъ виду римскаго вопроса, что благопрiятныя обстоятельства, представляющiяся вслѣдствiе тѣхъ отношенiй, въ которыхъ находятся между собой государства Европы, дали ему возможность начать переговоры, которые прежде были немыслимы. Пренiя парламента для рѣшенiя римскаго вопроса установили два основныя начала: первое — что рѣшенiе римскаго вопроса должно быть достигнуто нравственными средствами; второе — что необходимо договориться съ Францiей о примѣненiи начала невмѣшательства. Эти два начала были приняты въ основанiе всей политики правительства, которое при новой конвенцiи могло обѣщать только не производить нападенiй на землю, занятую прежде французскими войсками, и препятствовать нападенiямъ на нее со стороны вооружонныхъ шаекъ. Такъ какъ въ этомъ обѣщанiи нѣтъ ничего противорѣчащаго убѣжденiямъ министерства, такъ какъ это обѣщанiе создаетъ положенiе промежуточное между нынѣшнимъ и тѣмъ, которое должно окончательно привести къ примиренiю между Италiей и церковью, то министерство рѣшилось совѣтовать королю принять это обязательство. Сверхъ того итальянское правительство озабочивалось и общей оборонительной системой государства. Въ виду непрiязненныхъ отношенiй къ Австрiи по венецiанскому вопросу, въ виду естественно и искуственно укрѣпленной позицiи, которую занимаетъ эта держава на Минчiо, оно находило, что столица итальянскаго королевства въ Туринѣ не была въ безопасности при могущихъ возникнуть случайностяхъ. Высшiе начальники сухопутныхъ и морскихъ силъ, къ совѣту которыхъ обратился король, нашли также, что Флоренцiя представляетъ безспорно наилучшiя условiя въ стратегическомъ отношенiи; поэтому этотъ городъ и былъ избранъ для перенесенiя въ него столицы Италiи. Притомъ это рѣшенiе, хотя и вызвано внутренними причинами, но тѣсно связано съ договоромъ, потому что сдѣлано возможнымъ его заключенiе. Въ Европѣ и въ особенности во Францiи это рѣшенiе можетъ служить порукою, что Италiя не употребитъ насильственныхъ средствъ для рѣшенiя римскаго вопроса. А такъ какъ перенесенiе столицы на основанiи этихъ причинъ потребуетъ новыхъ кредитовъ, то министры представляютъ на утвержденiе короля декретъ о созванiи парламента. Вотъ сущность доклада. Отсюда ясно, что итальянское правительство вовсе не откажется отъ Рима, особенноесли онъ самъ достанется; но оно обязывается только не прибѣгать къ насильственнымъ средствамъ. Если такую цѣль имѣло итальянское правительство, то императоръ Наполеонъ не могъ не знать, не могъ не видѣть этой цѣли, а это еще болѣе выдвигаетъ вопросъ: что заставило его согласиться на уступку Италiи?

Различное толкованiе конвенцiи со стороны разныхъ органовъ журналистики указываетъ прямо, что императоръ Наполеонъ остался даже и въ этомъ вопросѣ вѣренъ той политикѣ, которой онъ держится въ настоящее время въ отношенiи всей Европы и на которую мы указывали выше. Эта туманная политика обезпечиваетъ за нимъ полную свободу дѣйствiй, свободу, которую не можетъ стѣснить даже и настоящая конвенцiя, а между тѣмъ она ставитъ его въ очень выгодное положенiе не только къ итальянскому правительству, но и ко всему итальянскому народу.

Мы видѣли, что положенiе императора французовъ въ средѣ европейскихъ государей довольно уединенно. Съ Англiей онъ разошолся (по–крайней–мѣрѣ болѣе на тонкой ногѣ чѣмъ прежде) по поводу отказа ея участвовать въ конгрессѣ; съ Россiей по поводу польскихъ дѣлъ; всегдашнiя тенденцiи Францiи прiобрѣсти рейнскiя границы не могутъ утвердить искреннее ея согласiе съ Австрiей и Пруссiей, а итальянская кампанiя и разрѣшенiе шлезвигъ–голштинскаго вопроса еще менѣе могутъ этому содѣйствовать. Между тѣмъ отсутствiе общихъ началъ въ международной политикѣ и предчувствiе чего–то въ будущемъ заставляютъ необходимо искать союзовъ. Газеты постоянно твердятъ о происшедшемъ сближенiи то тѣхъ, то другихъ государствъ, стало быть всѣми чувствуется эта необходимость дѣйствовать за одно, а между тѣмъ сближенiя не составляются, хотя и говорятъ объ нихъ газеты. Въ докладѣ кабинета Мингети указано прямо на такое положенiе Европы. На кого–же при настоящихъ обстоятельствахъ могъ лучше расчитывать Наполеонъ какъ не на Италiю, гдѣ правительство и значительное большинство народа, его поддерживающее, только отъ Францiи и чаятъ своего спасенiя? Съ другой стороны императоръ видѣлъ, что положенiе дѣлъ въ Италiи было натянуто. Оставлять такой порядокъ вещей было невозможно: онъ могъ разразиться кризисомъ и Богъ знаетъ кто тогда овладѣлъ–бы движенiемъ. Во всякомъ случаѣ не сдѣлать какого–нибудь шага, не говоримъ къ выходу изъ этого положенiя, а просто къ перемѣнѣ его, — значило вооружать противъ себя и правительство и народы Италiи. Съ обѣихъ сторонъ конвенцiя, смыслу которой можетъ быть данъ различный оборотъ, представляла лучшiй исходъ. Положенiе дѣлъ въ Италiи измѣняется; Италiя жажадетъ примѣненiя политики невмѣшательства, — Наполеонъ III обѣщаетъ это измѣненiе; онъ обязывается не въ туманныхъ выраженiяхъ какъ было прежде, но въ положительныхъ словахъ вывести свои войска изъ Рима при извѣстныхъ условiяхъ. Италiя не сомнѣвается въ добросовѣстномъ исполненiи такого обѣщанiя и будетъ ждать терпѣливо какъ сильная своимъ правомъ. Неужели такое положенiе не выгодно? Имѣть у себя вѣрнаго и довольно сильнаго союзника при будущихъ возможныхъ событiяхъ въ Европѣ желалъ–бы каждый кабинетъ, но это не всегда зависитъ отъ одного желанiя.

Что–же съ своей стороны взамѣнъ такого выгоднаго положенiя обязывается сдѣлать императоръ? Вывести свои войска изъ Рима въ теченiи двухъ лѣтъ и по мѣрѣ формированiя папской армiи — и только.

Дѣйствительно императоръ съ выводомъ своихъ войскъ изъ Рима лишается огромнаго влiянiя на Италiю и въ этомъ конечно есть важное пожертвованiе, но это еще вопросъ: состоится–ли оно?

Въ договорѣ для его исполненiя назначенъ двухъ–лѣтнiй срокъ со дня ратификацiи. По послѣднимъ извѣстiямъ оказывается уже, что срокъ продолженъ по просьбѣ Италiи и опредѣлено считать двухъ–годичный срокъ съ того времени какъ король подпишетъ декретъ о перенесенiи столицы, чтò безъ содѣйствiя парламента сдѣлать невозможно, а собранiе парламента отсрочивается. Но положимъ, что этотъ двухъ–лѣтнiй срокъ не будетъ искусственно увеличиваться. Окончательное исполненiе договора вѣдь не вполнѣ зависитъ отъ воли императора. Оно поставлено въ зависимость отъ перенесенiя столицы Италiи; не можетъ–ли быть и здѣсь какихъ–нибудь затрудненiй? А кто знаетъ какъ много воды утечетъ въ продолженiи этого времени, какiя возникнутъ обстоятельства, которыя быть можетъ воспрепятствуютъ выполненiю великодушной идеи, не смотря на все желанiе и всѣ усилiя?

Затѣмъ далѣе мы видимъ еще одно условiе: очищенiе Рима должно совершиться по мѣрѣ формированiя папской армiи. Тутъ можетъ возникнуть нѣсколько вопросовъ, которые всѣ уже совершенно внѣ воли императора. Согласится или нѣтъ папа на исполненiе конвенцiи, заключенной двумя государями, помимо его воли и безъ его вѣдома? Не останется–же онъ въ томъ–же пассивномъ положенiи, въ которомъ находился до сихъ поръ и не услышимъ–ли мы снова его вѣчное non possumus? Мы видимъ, что извѣстiе о конвенцiи онъ принялъ не совсѣмъ благосклонно; онъ объявилъ при этомъ, что не въ состоянiи довѣрять пiемонтцамъ, и занимается теперь молебствiями и крестными ходами по случаю чрезвычайныхъ обстоятельствъ. Отвѣтомъ своимъ онъ не спѣшитъ и просилъ императора дать ему срокъ подумать и сообразить свое новое положенiе, хотя оно вовсе не ново и хотя было довольно времени, чтобъ подумать о мѣрахъ, которыя слѣдуетъ предпринять въ случаѣ выступленiя французовъ. Очевидно, что эта отговорка сдѣлана только для того, чтобъ затянуть время и выждать обстоятельства, при которыхъ можно было–бы пригласить другую державу для занятiя Рима въ случаѣ оставленiя его французами. Но положимъ, что папа и согласится на всѣ представленiя, что онъ сочтетъ невозможнымъ опереться на какую–либо другую державу; тогда представится вопросъ о количествѣ войска для безопасности святого престола и о средствахъ къ содержанiю папской армiи. Динарiй Св. Петра недостаточенъ и теперь, чтобы покрывать всѣ расходы папскаго престола, а на образованiе другихъ источниковъ потребуется много времени, тѣмъ болѣе что на заемъ расчитывать трудно. Нужны переговоры между католическими державами о доставленiи возможности св. отцу защищаться противъ своихъ подданныхъ, преданность и любовь которыхъ подлежитъ сомнѣнiю. Но мы знаемъ, съ какой быстротой ведутся у насъ дипломатическiе переговоры, въ особенности если въ нихъ участвуютъ нѣсколько державъ. Затѣмъ придется употребить много времени на самое формированiе армiи. Вотъ съ какими трудностями необходимо бороться, чтобы выполнить условiе, а между тѣмъ французскiя войска должны находиться въ Римѣ, потому что до окончательнаго сформированiя папской армiи нельзя–же оставить папу безъ помощи. Припомнимъ обязательную силу трактатовъ, и для насъ будетъ ясно настоящее положенiе договаривающихся сторонъ. Такимъ образомъ невыгодная для Францiи сторона договора можетъ быть отсрочена, тогда какъ выгоды конвенцiи должны приносить свои плоды сейчасъ–же. Въ самомъ дѣлѣ умы въ Италiи будутъ успокоены, и она въ ожиданiи ей обѣщаннаго будетъ вѣрнымъ союзникомъ императора при настоящихъ обстоятельствахъ Европы, — обстоятельствахъ, которыя могутъ каждый день вызвать великiя событiя, при которыхъ союзы необходимы. Вотъ отвѣтъ на вопросъ, почему императоръ безъ дальнѣйшихъ гарантiй со стороны Италiи рѣшился на такой важный шагъ какъ заключенiе конвенцiи объ очищенiи Рима.

Если принять въ соображенiе прежнюю политику Наполеона III какъ президента и императора, если вспомнить какъ много онъ рисковалъ въ нѣкоторыхъ случаяхъ, чтобъ выдти изъ затруднительнаго положенiя, то насъ нисколько не можетъ удивить его настоящiй образъ дѣйствiй; здѣсь рискъ потерять то влiянiе въ Италiи, которое онъ имѣетъ, ничтоженъ въ сравненiи съ тѣми выгодами, которыя ему приноситъ настоящее его положенiе. Еслибъ даже онъ и принужденъ былъ (говоря о принужденiи, мы разумѣемъ однѣ нравственныя причины) выполнить свои обѣщанiя, то и тогда положенiе его въ Ниццѣ и Савойѣ не лишатъ его совершенно этого влiянiя. А гдѣ–же гарантiи точнаго исполненiя этихъ обѣтовъ? Развѣ мы не помнимъ, что Италiя должна быть свободна отъ Альповъ до Адрiатическаго моря, а гдѣ же исполненiе этого обѣта? гдѣ та сила, которая можетъ заставить императора французовъ исполнить свое обязательство, если онъ не пожелаетъ этого? Сила эта на основанiи принципа невмѣшательства можетъ быть только внутри Францiи, а не внѣ ея. Но при настоящемъ настроенiи умовъ во Францiи нерѣшительное положенiе есть самое лучшее. Оно успокоиваетъ клерикальную партiю и вмѣстѣ съ тѣмъ не заставляетъ людей, сочуствующихъ Италiи, терять надежду. Такимъ образомъ всѣ ждутъ, — а это–то и нужно Наполеону III. Его власть держится ожиданiемъ. Какъ внутри, такъ и внѣ государства всѣ отъ него чего–то ожидаютъ.

Если–же мы ошибаемся, если Наполеонъ III искренно желаетъ предоставить Римъ итальянцамъ, то почему–же не сдѣлалъ этого давнымъ–давно? Мы не можемъ думать, чтобъ Наполеонъ III могъ считать серьозной причиной для очищенiя Рима перенесенiе столицы Италiи во Флоренцiю. Носятся слухи, что за разрѣшенiе крещенiя сына принца Наполеона папа требовалъ возвращенiя Романьи и что Наполеонъ, разсержонный этимъ поступкомъ, рѣшился подписать конвенцiю съ Италiей, сказавъ при этомъ: пора съ ними кончить. Неужели приходится вѣрить этимъ газетнымъ слухамъ? Неужели отъ подобныхъ обстоятельствъ могутъ зависѣть судьбы народовъ? Впрочемъ давно уже было сказано, что les petites causes amènent de grands effets. Только считая достовѣрной эту причину, можно допустить искреннее желанiе Наполеона отдать Римъ итальянцамъ. Онъ можетъ быть только вынужденъ согласиться на это, но чтобъ онъ дѣйствительно желалъ этого, мы допустить не можемъ. Объединенная и сильная Италiя вовсе не въ его интересахъ.

Въ подтвержденiе этой мысли укажемъ на венецiанскiй вопросъ. Какъ ни важно для Италiи обладанiе Римомъ, но намъ кажется, что Венецiя для Италiи еще нужнѣе. Венецiанскiй вопросъ по необходимости долженъ быть рѣшонъ оружiемъ. Не только Австрiя, но и вся Германiя смотритъ на положенiе Австрiи на Минчiо какъ на очень выгодное для цѣлой Германiи. Знаменитый четыреугольникъ вполнѣ прикрываетъ Германiю отъ вторженiя непрiятеля съ этой стороны. Отсюда ясно, что добровольнаго соглашенiя на уступку венецiанской области ожидать нельзя. Слѣдовательно Италiя или должна совершенно отказаться отъ мысли присоединить Венецiю, или–же постоянно разоряться на усиленiе своей армiи въ ожиданiи удобнаго случая отнять ее у Австрiи. Такимъ образомъ венецiанскiй вопросъ требуетъ громадныхъ матерьяльныхъ средствъ, въ которыхъ Италiя сильно нуждается, между тѣмъ какъ Римъ рано или поздно долженъ быть прiобрѣтенъ нравственными средствами; прiобрѣтенiе его силою можетъ поставить на карту все, что до сихъ поръ сдѣлано для объединенiя Италiи. Вотъ почему мы думаемъ, что для Италiи гораздо важнѣе разрѣшенiе венецiанскаго, нежели Римскаго вопроса. Намъ скажутъ, что присоединенiе Рима придало–бы Италiи болѣе нравственныхъ силъ, а эти силы имѣютъ важное значенiе. Да, но напрасная и продолжительная трата матерьяльныхъ силъ, къ которой ведетъ теперешнее положенiе венецiанскаго вопроса и которая отвлекаетъ эти силы отъ употребленiя ихъ на развитiе внутренняго благосостоянiя, можетъ въ свою очередь подорвать въ корнѣ всѣ нравственныя силы Италiи. При такихъ обстоятельствахъ, которыхъ не можетъ не понимать Наполеонъ III, почему остановился онъ въ исполненiи имъ–же самимъ опредѣленной программы? Трудности, которыя представились передъ знаменитымъ четыреугольникомъ, не могли быть ему неизвѣстны и прежде нежели онъ сказалъ, что Италiя должна быть свободна отъ Альповъ до Адрiатическаго моря. Еслибъ онъ искренно желалъ объединенiя Италiи, то онъ не разъединилъ–бы своихъ силъ, не послалъ–бы ихъ въ Америку создавать престолъ для принца Габсбургскаго дома и не тратилъ–бы крови и денегъ Францiи на такое дѣло, которому никто во Францiи сочувствовать не можетъ и которое было сопряжено съ огромнымъ рискомъ. Новая война съ Австрiей при томъ всеобщемъ одушевленiи, которое господствуетъ въ Италiи, конечно потребовало–бы со стороны Францiи отнюдь не бòльшихъ пожертвованiй, чѣмъ война мексиканская. Италiя конечно доставила–бы главныя силы, а притомъ и издержки не могли–бы быть такъ громадны. Сила Австрiи пугать не могла, потому что ни въ какомъ случаѣ она не могла имѣть на своей сторонѣ ни поддержку общественнаго мнѣнiя въ Европѣ, ни сочувствiе населенiя которое въ тылу позицiи Австрiйцевъ могло–бы также принять и навѣрное приняло–бы угрожающее положенiе. Но въ томъ–то вся и суть, что Наполеонъ III не желаетъ полнаго объединенiя Италiи, которой въ такомъ случаѣ нечего было–бы ожидать отъ него и она пожалуй стала–бы руководиться исключительно политикой нацiональныхъ интересовъ. Тогда и неблагодарность съ ея стороны была–бы возможна, тѣмъ болѣе что Савойя и Ницца кажется не совсѣмъ довольны своимъ положенiемъ, не смотря на то что присоединенiе совершилось вслѣдствiе всеобщаго желанiя.

На основанiи всего изложеннаго мы спросимъ, не слишкомъ–ли рано возрадовалась Италiя, а съ ней и всѣ сочувствующiе ея стремленiямъ, близкому осуществленiю ея надеждъ? Не остается–ли справедливость на сторонѣ газеты il Dirito, органа партiи дѣйствiя, которая вовсе не радуется придуманному рѣшенiю вопроса, и нѣтъ–ли двоякаго смысла въ отвѣтѣ Гарибальди на собственноручное письмо короля, которымъ онъ увѣдомлялъ капрерскаго пустынника о заключенiи конвенцiи. «Мнѣ остается преклониться передъ волею вашего величества», отвѣчалъ знаменитый патрiотъ.

Будущее покажетъ, ошибаемся мы или нѣтъ.

 

______

 

 



(*) Слухи эти не совсѣмъ подтвердились. Ред.