СОВРЕМЕННЫЙ МАТЕРiАЛИЗМЪ

 

Физiологическiя письма Карла Фохта. Спб. 1864.

Человѣкъ и мѣсто его въ природѣ. Публичныя лекцiи Карла Фохта. Т. i Спб. 1864.

Зоологическiе очерки, или старое и новое изъ жизни людей и животныхъ. Т. i.

 

_____

 

Имя Фохта принадлежитъ къ числу извѣстнѣйшихъ именъ въ просвѣщонномъ мiрѣ. Онъ одинаково знакомъ какъ людямъ по призванiю учонымъ, такъ и людямъ заглядывающимъ въ науку только для назиданiя, для того, чтобъ справиться съ послѣдними, по ихъ мнѣнiю, результатами науки. Его извѣстность имѣетъ поэтому двойственный характеръ. Въ однихъ кружкахъ его знаютъ и цѣнятъ какъ человѣка учонаго, въ другихъ какъ популяризатора извѣстныхъ идей и извѣстнаго направленiя между естествоиспытателями. Нельзя сказать, чтобъ такая извѣстность досталась ему даромъ, безъ труда съ его стороны. Оставляя за собой право сказать свое слово о значенiи и цѣнѣ популяризаторской дѣятельности Фохта, мы должны сказать теперь–же, что трудолюбiе и энергiя его въ пользу своихъ идей достойны подражанiя для его противниковъ. Въ учономъ мiрѣ Фохтъ извѣстенъ главнымъ образомъ какъ геологъ, или палеонтологъ, и въ нѣкоторой степени какъ физiологъ. По геологiи его можно считать въ настоящее время однимъ изъ лучшихъ представителей этой науки въ Германiи. Кто спецiально или даже съ нѣкоторымъ значительнымъ вниманiемъ изучалъ геологiю, тотъ конечно оцѣнилъ пользу изданныхъ Фохтомъ по этой наукѣ учебниковъ. Въ физiологiи, какъ и въ анатомiи тоже встрѣчается имя Фохта, хотя въ пунктахъ второстепенной важности, и нельзя сказать, чтобъ учоные не цѣнили его работъ и основанныхъ на нихъ мнѣнiй женевскаго учонаго. Относительно учоныхъ заслугъ поэтому намъ приходится повторить только общiй приговоръ о нихъ учоныхъ. Онѣ не подлежатъ никакому сомнѣнiю, хотя быть можетъ цѣнятся и не съ тѣхъ сторонъ и не въ тѣхъ отношенiяхъ, въ какихъ расположонъ цѣнить свои труды самъ Фохтъ. Поэтому поднимать вопросъ объ учоныхъ его заслугахъ мы вовсе не намѣрены тѣмъ болѣе, что нѣтъ нужды въ переоцѣнкѣ ихъ, такъ какъ до сихъ поръ никто въ нихъ не сомнѣвался, да едва–ли и можетъ быть сомнѣнiе въ этомъ пунктѣ, потому что труды его — на глазахъ всѣхъ.

Насъ занимаетъ другая сторона извѣстности Фохта. Извѣстность его другого сорта гораздо шире, чѣмъ учоная. Фохтъ служитъ представителемъ цѣлаго направленiя мыслей, цѣлаго мiросозерцанiя. Когда говорятъ о новѣйшемъ матерiализмѣ неразлучно съ матерiализмомъ соединяется воспоминанiе о немъ, какъ главнѣйшемъ въ настоящее время его представителѣ. Въ этомъ отношенiи конечно не даромъ усвояется ему такое названiе. Въ самомъ дѣлѣ, какъ ни дѣятеленъ онъ въ своей спецiальности, въ распространенiи и популяризированiи такъ называемыхъ послѣднихъ результатовъ науки (конечно предполагается, что они клонятся только къ пользѣ матерiалистическаго ученiя) Фохтъ еще дѣятельнѣе. Не ограничиваясь популярными сочиненiями по физiологiи, зоологiи и палеонтологiи, откуда онъ главнымъ образомъ думаетъ заимствовать принципы и матерiалы для ученiя о человѣкѣ, нашъ учоный время отъ времени помѣщаетъ въ политическихъ и литературныхъ газетахъ и журналахъ популярныя статьи все съ одними и тѣми–же цѣлями, съ однимъ и тѣмъ–же направленiемъ. Его дѣятельность въ пользу матерiализма прiобрѣла какой–то страстный, лихорадочный характеръ съ тѣхъ поръ, какъ на знаменитомъ геттингенскомъ съѣздѣ натуралистовъ два лагеря натуралистовъ встрѣтились лицомъ къ лицу. Результатомъ встрѣчи было, какъ извѣстно, громадное литературное наводненiе брошюръ, книгъ, статей въ разныхъ журналахъ. Выступивши въ самомъ собранiи представителемъ матерiализма или реальнаго метода въ естественныхъ наукахъ, Фохтъ принялъ самое живое участiе въ борьбѣ. Брошюры его по этому случаю были главнымъ образомъ направлены противъ недавно умершаго геттингенскаго учонаго, знаменитаго физiолога Р. Вагнера, и если кто взялъ на себя трудъ прочитать ихъ, тотъ знаетъ до какой страстности можетъ доходить иногда теоретическая вражда. Съ тѣхъ поръ всѣ сочиненiя Фохта начали украшаться страстными филиппиками противъ людей, которыхъ онъ считаетъ за людей другого направленiя. Онѣ пожалуй еще болѣе оживляютъ чтенiе его сочиненiй, въ нихъ есть какая–то затаенная страстность, всегдашняя готовность переломить копье съ своими противниками. Оттого его сочиненiя читаются легко и свободно и не безъ интереса, — особенно человѣкомъ, который въ популярныхъ–же книжкахъ Фохта впервые узнаетъ естественныя науки, и то направленiе, котораго служитъ онъ представителемъ.

Въ отношенiи къ матерiалистическому ученiю Фохтъ гораздо почетнѣйшiй и полнѣйшiй его представитель, чѣмъ два другихъ его собрата, Молешоттъ и Бюхнеръ. Молешоттъ старѣе Фохта и прежде его сдѣлался извѣстенъ какъ матерiалистъ. Но ограничившись своимъ «Kreislauf des Lebens», онъ не подавалъ за тѣмъ до послѣдняго времени почти никакого голоса. Принявъ каѳедру физiологiи въ туринскомъ университетѣ, онъ вѣроятно посвятилъ себя всецѣло итальянскому юношеству, а можетъ быть, выражаясь его собственнымъ языкомъ, содержанiе фосфору въ его мозгахъ сдѣлалось такъ значительно, что утратились живость и страстность убѣжденiя въ пользѣ и правдивости матерiалистической теорiи. Во всякомъ случаѣ, по умственной производительности Молешоттъ стоитъ гораздо ниже Фохта. Чтò–же касается до Бюхнера, то съ нимъ и нельзя сравнивать Фохта; сравнительно съ послѣднимъ первый не болѣе, какъ муха въ сравненiи со слономъ. О Фохтѣ по крайней мѣрѣ положительно извѣстно, что у него есть спецiальность, въ которой онъ положительно мастеръ, а не ученикъ, и что его матерiалистическiя убѣжденiя, по крайней мѣрѣ по его мнѣнiю, вытекаютъ изъ этихъ спецiальныхъ свѣденiй. О Бюхнерѣ–же можно сказать только то, что можетъ быть онъ читалъ двѣ три книжки по естественнымъ наукамъ, и то быть можетъ только популярныя сочиненiя самого Фохта или Шлейдена, Россмеслера и др.

Вотъ почему мы избрали сочиненiя его поводомъ, по которому хотимъ поговорить о цѣломъ направленiи, его учоныхъ средствахъ, на которыхъ оно основывается и которыми располагаетъ, научныхъ заслугахъ, о которыхъ такъ много толковъ среди людей, раздѣляющихъ это направленiе.

_____

 

Если достоинство теорiи измѣрять ея древностiю, то въ этомъ отношенiи матерiалистическое ученiе безспорно имѣетъ преимущество предъ всѣми другими философскими ученiями. Философiя и началась съ матерiализма, ибо школа iоническихъ философовъ, которыми начинается исторiя философiи, полагала одинъ матерiальный принципъ въ основу всѣхъ вещей. Левкиппъ и Демокритъ, отъ которыхъ ведетъ свое начало теорiя атомовъ, — всегда и вездѣ считавшiеся родоначальниками матерiалистовъ, тоже принадлежали къ iонической школѣ физiологовъ, какъ называетъ ихъ Аристотель. Впрочемъ матерiалистамъ самое старинное происхожденiе вмѣняется не въ заслугу, а напротивъ ставится въ упрекъ. Часто говорятъ, что теорiя эта уже старая и въ нашъ вѣкъ новыхъ мыслей и направленiй ее нужно замѣнить чѣмънибудь другимъ. Очевидно выраженiе это имѣетъ только одинъ сносный смыслъ, что при настоящемъ развитiи образованiя и науки, форма мысли, которою могъ удовлетворяться Демокритъ, должна оказаться недостаточной. Но въ томъто и дѣло, что новѣйшiй матерiализмъ прилаживается къ современному развитiю естественныхъ наукъ и, хотя совершенно несправедливо, усвояетъ себѣ значенiе послѣдняго ихъ результата, послѣдняго слова. Чтоже касается до того, чтобъ измѣрять достоинство мысли количествомъ времени, въ продолженiи котораго она господствуетъ въ умахъ, то это значитъ прилагать къ ней мѣрку, которая ей вовсе несвойственна. Ибо мысль не сапоги; только сапоги могутъ изнашиваться и продырявливаться отъ времени. Напротивъ то обстоятельство, что въ разныя времена при весьма разныхъ положенiяхъ образованнаго мiра и различныхъ формахъ цивилизацiи возникалъ матерiализмъ, обязываетъ насъ глубже искать условiй, помогающихъ расти и развиваться этому странному можетъ быть произведенiю ума человѣческаго. И такъ матерiализмъ есть древнѣйшее направленiе философской мысли. Оно гораздо древнѣй, чѣмъ дуализмъ или спиритуализмъ, — обстоятельство, говорящее въ пользу матерiализма уже потому, что оно указываетъ на необходимость подготовки мысли къ матерiалистическому ученiю. Любопытны черты, которыми характеризуются судьбы матерiализма въ продолженiи болѣе 2000 лѣтъ, протекшихъ съ появленiя его въ свѣтъ. Прежде всего мы замѣчаемъ полнѣйшее отсутствiе въ этомъ ученiи какого–либо развитiя, понимая это слово въ строгомъ его значенiи. Три раза возникалъ матерiализмъ со времени его появленiя въ свѣтъ, развивался съ особенной силой и грозилъ убить всѣ другiя философскiя теорiи. Ученiе Демокрита было, какъ извѣстно, усвоено Эпикуромъ и весьма глубоко отпечаталось на духѣ и формѣ ученiя стоиковъ. Если мы вспомнимъ, что при паденiи древней цивилизацiи эпикурейцы и стоики были наиболѣе развитымъ и наиболѣе встрѣчавшимся типомъ и что этотъ типъ проникъ въ большую часть тогдашняго образованнаго мiра, то станетъ понятнымъ, какую силу имѣло матерiалистическое направленiе мысли въ тогдашнемъ образованiи. Затѣмъ XVIII–й вѣкъ былъ вѣкомъ трiумфа матерiализма: ибо на его сторонѣ стояла тогдашняя наука, высшее общество, представлявшее собой науку, литературныя силы и таланты. На распространенiе его было потрачено столько ума и энергiи, что едва–ли когда съ такой силой ревновалъ духъ человѣческiй для распространенiя идеализма. Наконецъ въ наше время матерiализмъ становится силой, съ которой приходится считаться. Нечего говорить о распространенiи его въ нашемъ обществѣ. Матерiалистическiй образъ мыслей, или, какъ невѣжественно называемъ его у насъ, реальное направленiе мысли, сдѣлался признакомъ прогрессивнаго развитiя, глубокаго знакомства съ естественными науками, признакомъ молодости и свѣжести. За границей онъ тоже начинаетъ проникать въ массы и, подъ воображаемой защитой естественныхъ наукъ, пользоваться значенiемъ неотвратимаго ихъ результата. Такимъ образомъ матерiализмъ возникалъ при весьма различныхъ формахъ цивилизацiи и въ разныя времена, при различныхъ обстоятельствахъ времени и мѣста. Но если вникнуть въ тѣ формы, въ которыхъ онъ появлялся, мы не замѣтимъ слишкомъ большого разнообразiя между ними. Фактъ въ самомъ дѣлѣ замѣчательный, что формы его совершенно одинаковы, хотя обстоятельства, среди которыхъ возникалъ онъ, были чрезвычайно разнородны. Ибо чѣмъ отличается матерiализмъ эпикурейцевъ отъ матерiализма Демокрита? Чѣмъ улучшено у первыхъ ученiе послѣдняго объ атомахъ? И сказали–ли они что–нибудь новое о человѣкѣ, о строенiи вещей и двигавшихъ силахъ при ихъ образованiи? Сравните матерiализмъ XVIII–го вѣка и современный, Фохта напримѣръ, — въ чомъ можно указать различiе между нимъ и матерiалистами древнихъ вѣковъ? Все одна и таже исторiя съ атомами и ихъ сочетанiями, отрицанiе духа какъ особаго существа. Тогда какъ другiя философскiя направленiя весьма видоизмѣнялись: открывались новые методы, устанавливались болѣе глубокiе взгляды на смыслъ, значенiе и причинную связь вещей, расширялся кругъ предметовъ, объяснявшихся какимъ–либо философскимъ принципомъ, — ничего подобнаго не случалось съ матерiалистическимъ ученiемъ. Если взять любого современнаго атомиста, то мы не найдемъ у него ничего новаго сравнительно съ Демокритомъ, различiе найдемъ только въ количествѣ доказательствъ; ибо тогда какъ Демокритъ не зналъ современной физiологiи, геологiи, — нынѣшнiй матерiалистъ можетъ эксплуатировать въ свою пользу часто плохо понятыя и недоказанныя еще истины этихъ наукъ.

Чѣмъ же объяснить этотъ фактъ неподвижности цѣлаго направленiя? Откуда въ немъ эта окристаллизованность, которая мѣшаетъ ему развиваться и принимать болѣе развитыя формы? Она можетъ быть въ немъ конечно отъ двухъ слѣдующихъ причинъ. Или оно совершенно развито, такъ что далѣе некуда идти, все объясняется имъ легко и удобно, все равно какъ трудно идти далѣе и особенно ожидать какихъ–нибудь переворотовъ для себя современной астрономiи и оптикѣ. Или–же матерiализмъ и неизбѣжный его спутникъ — атомизмъ совершенно лишены внутренняго богатаго содержанiя, лишены плодотворнаго зерна, изъ котораго могло–бы развиться что–нибудь стройное и цѣльное. Есть причины полагать, что первая вѣроятность не можетъ имѣть приложенiя въ данномъ случаѣ. Ибо гдѣ у матерiализма та астрономическая точность въ объясненiи явленiй? Откуда противорѣчiя и сбивчивость въ ученiи? Слѣдовательно скорѣй можно предположить послѣднюю вѣроятность. Въ самомъ дѣлѣ, гдѣ то плодотворное зерно въ матерiализмѣ, которое могло–бы имѣть какую–нибудь будущность, допускать углубленiя въ своемъ понятiи? Какая жизнь и какое разнообразiе содержанiя попадутъ въ сѣть, связанную изъ однообразныхъ атомовъ, отличающихся между собой только одной фигурой?

Этимъ именно недостаткомъ внутренняго богатаго содержанiя и объясняется, почему нѣтъ непосредственнаго преемства между матерiалистами разныхъ временъ; почему послѣ нѣкотораго господства надъ умами оно сходило со сцены и забывалось, чтобъ потомъ опять съ малыми измѣненiями воскреснуть въ умахъ. Оно не могло быть на столько жизненнымъ, чтобъ постоянно вербовать для себя адептовъ, и никогда не могло такъ глубоко пустить корни въ человѣчествѣ, чтобъ быть всегдашнимъ, хотя второстепеннымъ и по временамъ нераспространеннымъ элементомъ образованiя. Въ самомъ дѣлѣ, послѣ Демокрита оно скоро забывается и только съ ученiемъ эпикурейцевъ и отчасти стоиковъ снова является въ исторiи философiи. Съ паденiемъ Рима до XVIII столѣтiя оно снова почти совсѣмъ исчезаетъ и только принципы Локка снова вызываютъ его на сцену. Въ XIX вѣкѣ оно поднимаетъ голову съ 40 годовъ и затѣмъ можетъ уже гордиться успѣхами до нашего времени, конца которымъ теперь еще нельзя съ точностiю предсказать. Анализируя ближе причины этихъ фактовъ, мы увидимъ, что матерiализмъ никогда самъ не стоялъ на собственныхъ ногахъ и не выдвигался на историческую сцену собственными силами. Если объ идеализмѣ можно и должно сказать, что никогда неуничтожаемыя, вѣчно снова и снова оживляющiяся эстетическiя и нравственныя потребности человѣка поддерживали въ людяхъ постоянный интересъ этой формы философской мысли, служили стимулами, почему умъ и талантъ постоянно хлопоталъ въ поискахъ за удовлетворительными отвѣтами, вѣчно тревожащими людей, и если этими обстоятельствами объясняется, почему идеализмъ большею частiю имѣлъ преобладающее значенiе и никогда не сходилъ ни съ исторической, ни съ философской сцѣнъ, то о матерiализмѣ нужно сказать совсѣмъ противное. Объ идеализмѣ можно сказать, что онъ всегда кромѣ generatio ab ovo имѣлъ еще силу въ generatio Équivoca, т. е., имѣя въ прошедшемъ всегда готовыя задачи и въ настоящемъ всегдашнiя потребности въ рѣшенiи ихъ, — онъ имѣлъ силу самозарожденiя вмѣстѣ съ готовымъ отъ прошедшаго плодотворнымъ зерномъ. Матерiализмъ самъ по себѣ никогда не имѣлъ въ себѣ этой производительной силы. Онъ являлся на сцену въ качествѣ необходимаго придатка со стороны. Ибо эпикурейскiй матерiализмъ возникъ вовсе не на почвѣ логики и былъ выдвинутъ на сцѣну вовсе не силою движенiя филосовской мысли впередъ, а явился для осмысленiя практическихъ потребностей. Жизнь упадавшей Грецiи сложилась уже такъ, что человѣкъ цѣнилъ свою жизнь только какъ средство къ наслажденiю и при упадкѣ серьозныхъ нравственныхъ интересовъ могъ хлопотать только о наслажденiи. Понятно, почему не шла для практической этики такого человѣка философiя Платона или Аристотеля, и почему въ атомизмѣ Демокрита эпикурейцы нашли гибкiй, послушный принципъ, съ которымъ легко можно было помирить практическую часть теорiи. Въ этомъ кажется нельзя сомнѣваться, принявъ во вниманiе преимущественно практическiй характеръ всей филисофiи послѣ Аристотеля. Матерiализмъ явился тутъ слѣдовательно придаткомъ къ практикѣ, развившейся помимо его, и держался потому, что жизнь требовала такой теорiи для осмысленiя своихъ потребностей. Конечно можно выводить матерiализмъ XVIII вѣка изъ послѣдовательнаго развитiя принциповъ Локка. И въ этомъ отношенiи мы совершенно согласны съ тѣми, кто утверждаетъ, что сенсуалистическая теорiя познанiя Локка легко могла привести къ матерiализму. Но такъ какъ ни одинъ принципъ самъ собою не развивается, а потребны для этого люди, способные и готовые развивать его, то и въ вопросѣ о происхожденiи матерiализма XVIII вѣка нужно поискать другихъ вспомогательныхъ причинъ. Вѣроятно мы будемъ недалеко отъ истины, если скажемъ, что въ недостаткахъ тогдашняго политическаго и общественнаго устройства заключались причины, давшiя силу и распространенiе матерiализму. Не забудемъ того хода, какой приняла борьба новаго направленiя съ старымъ порядкомъ вещей. Сомнѣнiе прежде всего коснулось iерархическаго устройства церкви, затѣмъ перешло къ самымъ основамъ религiи, къ ея значенiю, происхожденiю, — отъ внѣшней стороны шло такимъ образомъ къ внутренней, къ догматическому ея содержанiю. Теологическая полемика смѣнилась затѣмъ политической борьбой, и вотъ, когда была объявлена война всему прежнему порядку вещей, является матерiализмъ, какъ фокусъ, въ которомъ, по тогдашнему убѣжденiю, концентрировались идеи вѣка. Нужно различать въ философахъ XVIII вѣка поколѣнiе Вольтера, д’Аламбера и поколѣнiе Гольбаха, Гельвецiуса, Дидро и Лагранжа. Матерiализмъ понадобился такимъ образомъ какъ элементъ образованiя, необходимый для тогдашняго человѣка, и какъ общественная сила, которая должна была–бы замѣнить собой прежнiя нравственныя силы и прежнiй запасъ идей, взглядовъ, убѣжденiй. Но его подвинула впередъ вовсе не его собственная сила, а сила событiй, которымъ онъ могъ годиться. Оттого всѣ матерiалисты XVIII вѣка кромѣ философскаго имѣли еще общественное и политическое значенiе и философская въ нихъ сторона до такой степени ничтожна въ сравненiи съ публицистической, что только новѣйшiе историки философiи стали говорить о нихъ какъ о философахъ, а прежде предоставляли ихъ совершенно историкамъ общественной жизни. Каждая книга такого философа имѣла значенiе преимущественно публицистическое, значенiе памфлета противъ тогдашняго порядка вещей и тѣсно связанныхъ съ нимъ убѣжденiй. Тогдашняя мысль, неумѣвшая еще отдѣлить пшеницу отъ плевелъ, зерно отъ шелухи, обрекла на разрушенiе и искорененiе изъ человѣческаго духа много совершенно необходимыхъ религiозныхъ, нравственныхъ и эстетическихъ истинъ. Она считала поэтому своей обязанностью бороться и съ этимъ по ея мнѣнiю вреднымъ наслѣдiемъ среднихъ вѣковъ. Вотъ что было цѣлiю, а матерiализмъ служилъ только самымъ лучшимъ средствомъ для этой цѣли. Ибо во–первыхъ онъ дѣйствительно разрывалъ въ человѣкѣ всякую связь съ прошедшимъ и производя страстную борьбу внутри самого человѣка будилъ геройское въ немъ чувство и возбуждалъ силы къ борьбѣ съ старымъ порядкомъ вещей. Съ другой стороны — вспомнимъ распущенность тогдашнихъ нравовъ, такъ что въ этомъ отношенiи становится неизвѣстнымъ, былъ–ли матерiализмъ порожденiемъ такихъ безпутныхъ нравовъ или произвелъ ихъ самъ. Мы думаемъ первое; ибо нельзя отрицать, что нравственному безпутству вѣка обязанъ онъ той силой, съ какой онъ распространялся въ массѣ, а ставши на ноги, и самъ конечно имѣлъ большое обратное влiянiе на нравы.

Почти тоже самое можно сказать и о матерiализмѣ нашего вѣка, только съ нѣкоторыми измѣненiями и дополненiями. Въ нѣкоторыхъ отношенiяхъ его можно назвать чадомъ XVIII вѣка, хотя онъ и отличается нѣсколько отъ него. Во–первыхъ онъ не имѣетъ такого общественнаго и политическаго значенiя, а съ другой стороны онъ гораздо тѣснѣй хочетъ примкнуть къ естественнымъ наукамъ, отъ которыхъ онъ думаетъ заимствовать для себя силу и крѣпость. Послѣдняя черта особенно характеристична въ современномъ матерiализмѣ. Нѣтъ причинъ конечно думать, чтобъ клiентизмъ по отношенiю къ естественнымъ наукамъ имѣлъ какое–нибудь особенное влiянiе на форму матерiалистическаго ученiя. Мы увидимъ, что собственно говоря ничего не прибавилось къ его содержанiю что–либо существенное. Весь прогрессъ его въ разныя времена при весьма различныхъ обстоятельствахъ состоялъ только въ преобразованiи доказательствъ на однѣ и тѣже темы. Кругъ взглядовъ на мiръ и связь его всегда почти оставался одинъ и тотъ–же; доказательства–же измѣнились, смотря потому, гдѣ всего удобнѣй было найти ихъ: въ XVIII вѣкѣ искали ихъ преимущественно въ физикѣ, въ настоящее время главнымъ образомъ въ физiологiи. И такъ какъ современное развитiе естественныхъ наукъ ушло гораздо дальше, чѣмъ какое оно было въ XVIII столѣтiи, то и матерiализмъ принялъ теперь болѣе научную форму и, если повѣрить чрезмѣрнымъ надеждамъ и слишкомъ жаркому увлеченiю, грозитъ превратиться въ науку. Въ этомъ отношенiи его можно уподобить чужеядному растенiю: онъ беретъ себѣ соки изъ всего, гдѣ только можно добыть ихъ, не дѣлая большихъ усилiй самъ.

Но въ дѣтищѣ, хотя и развивавшемся при своеобразныхъ условiяхъ, мы легко можемъ отыскать черты, общiя ему съ отцомъ. Мы сказали, что въ наше время матерiализмъ принялъ болѣе научную форму и стремится стать подъ непосредственное покровительство естественныхъ наукъ. Онъ идетъ въ этомъ отношенiи весьма далеко и старается выдавать себя за любимое ихъ дѣтище. Насколько справедливо — это мы увидимъ ниже. Но изъ этого еще не слѣдуетъ, чтобъ онъ ограничивался только однимъ научнымъ характеромъ и лишонъ былъ всякаго общественнаго характера. Мы должны здѣсь напередъ сказать, что говоря о распространенiи матерiализма въ массахъ, мы разумѣемъ вовсе не научный матерiализмъ, а тотъ матерiалистическiй складъ ума и настроенiе, какiе безспорно въ наше время имѣютъ большую силу и значенiе. О научномъ матерiализмѣ мы будемъ говорить подробно въ дальнѣйшемъ продолженiи статьи. Что матерiализмъ распространяется въ массахъ — это не для кого не тайна. Извѣстно, какъ за границей распространенъ типъ людей, которые слишкомъ легко смотрятъ на жизнь, на смыслъ и важность жизненныхъ задачъ, которые, отказавшись по крайней мѣрѣ отъ всякихъ высокихъ эстетическихъ наслажденiй, въ удовлетворенiи ближайшихъ чувственныхъ потребностей ставятъ цѣль и смыслъ своей жизни. Ихъ нельзя назвать только практическими матерiалистами, потому что безсмысленный складъ ихъ жизни и полуобразованiе съ своей стороны успѣваютъ развить въ нихъ хотя и не вполнѣ ясно сознаваемое убѣжденiе въ матерiальности душевнаго мiра. Французская поговорка: «apres nous le deluge», очень хорошо характеризуетъ это сознанiе людей безъ будущаго, людей совершенно поглощонныхъ ежедневными дрязгами и хлопотами и на нихъ положившихъ всѣ свои заботы и интересы. Возьмите типъ современнаго прогресивнаго джентльмена, какимъ онъ представляется французской и нѣмецкой буржуазiи и даже работничьему классу. Онъ не долженъ имѣть никакихъ предразсудковъ, легко относиться ко всѣмъ предметамъ, имѣть соль энциклопедизма XVIII–го вѣка съ его легкимъ отношенiемъ къ религiи, философiи, — ко всему, что не относится къ телеграфамъ, желѣзнымъ дорогамъ, машинамъ, капиталу и т. д. Образованный французъ не знаетъ ничего выше этого типа. Образованный нѣмецъ хотѣлъ–бы быть такимъ, только онъ слишкомъ для того неповоротливъ. Даже въ типѣ такъ называемыхъ просвѣщонныхъ работниковъ, во Францiи преимущественно и въ Германiи отчасти, мы находимъ черты истаго матерiалиста, по крайней мѣрѣ въ тѣхъ отношенiяхъ, что онъ надѣется съ одной стороны въ новомъ по его мнѣнiю ученiи найти основанiя для большей полноправности и лучшаго куска хлѣба, а съ другой — отрицанiе стѣсняющихъ и давящихъ его учрежденiй, принятыхъ по его мнѣнiю старымъ ученiемъ подъ свое покровительство. Нѣтъ причинъ конечно полагать, чтобъ этотъ разливъ матерiалистическихъ взглядовъ не пошолъ далѣе и не принялъ большiе размѣры. Ибо современный матерiализмъ поставленъ въ гораздо благопрiятнѣйшiя условiя для своего распространенiя въ массахъ, чѣмъ матерiализмъ XVIII–го вѣка. Причины, помогающiя его распространенiю, слишкомъ могущественны, чтобъ надѣятся на его ослабленiе. Мы скажемъ о нихъ нѣсколько подробнѣй.

Первая и самая главная причина указаннаго явленiя конечно заключается въ недостаткахъ современнаго соцiальнаго и общественнаго быта. Обыкновенно мало обращаютъ вниманiя на эту связь матерiализма массъ съ недостатками соцiальнаго устройства. Но она несомнѣнно есть и даже такъ крѣпка, что присутствiе матерiализма въ обществѣ всегда указываетъ на какое–нибудь существенное зло въ его устройствѣ. Главное зло современнаго соцiальнаго устройства на западѣ есть конечно пролетарiатъ и умственный и экономическiй массы людей, неимѣющихъ ни твердаго положенiя въ обществѣ, ни опредѣленныхъ и постоянныхъ занятiй и необезпеченныхъ въ своемъ матерiальномъ быту. Ненормальный–же бытъ побуждаетъ искать и ненормальныхъ средствъ къ уврачеванiю его, и склонность къ радикализму увлекаетъ въ теоретическомъ отношенiи къ радикальному матерiализму. Ибо тотъ фактъ не подлежитъ сомнѣнiю, что матерiализмъ всего лучше усвояется людьми, по общественнымъ убѣжденiямъ склонными къ соцiализму и коммунизму, или наоборотъ — матерiализмъ легко соединяется съ этими политическими убѣжденiями. Какъ одна изъ самыхъ радикальныхъ философскихъ теорiй, онъ легко роднится и соединяется съ радикальными общественными теорiями: ибо говоря откровенно, физическое понятiе атома въ коммунистическихъ теорiяхъ прилагается и къ человѣку. Какъ извѣстно, онѣ всѣ выходятъ изъ предположенiя одинаковыхъ, совершенно равныхъ потребностей людей и поэтому стремятся къ удовлетворенiю ихъ en masse. Тутъ нѣтъ рѣчи объ индивидуализмѣ, объ индивидуальныхъ потребностяхъ каждаго живого человѣка, которыя въ разныхъ людяхъ весьма различны по степени своей или по формѣ. Чтó это въ сущности, какъ не теорiя человѣческихъ атомовъ, которые также точно отличаются другъ отъ друга только фигурой (фигура — самый внѣшнiй признакъ), а болѣе глубокихъ внутреннихъ различiй совсѣмъ не имѣютъ? И какъ физикъ, вычисляя дѣйствiя атомовъ, беретъ ихъ какъ массы, вовсе не помышляя объ ихъ различiяхъ, также точно въ указанныхъ теорiяхъ мало помышляютъ объ индивидуальныхъ отличiяхъ человѣческихъ атомовъ. Конечно, коммунистическiя теорiи могутъ существовать и отдѣльно отъ матерiализма; но легко примѣтить, что всего приличнѣй имъ — существовать вмѣстѣ.

Такимъ образомъ недостатки общественнаго устройства поддерживаютъ и распространяютъ силу чисто теоретическую повидимому. Ибо неестественная форма жизни, форма общественныхъ отношенiй, вызываетъ неестественныя теорiи и увлекаетъ къ радикализму во взглядахъ на человѣка, его сущность, потребности и цѣли его жизни. Причины эти дѣлаютъ понятнымъ то явленiе, что научный матерiализмъ легко усвояется массами; новость его и полное отрицанiе многихъ сторонъ быта, создававшихся исторiей именно въ томъ предположенiи, что человѣкъ есть нѣчто болѣе, чѣмъ голодное существо, — привлекаютъ къ себѣ головы и даютъ имъ обаянiе быть новыми людьми, непохожими на старыхъ.

Далѣе, самый характеръ вѣка нашего какъ нельзя болѣе помогаетъ матерiалистическому направленiю находить себѣ поддержку въ умахъ. Часто превозносятъ вѣкъ нашъ какъ вѣкъ реальнаго прогресса, реальнаго направленiя. Дѣйствительно, нашъ вѣкъ отличается строго реальнымъ направленiемъ. Теперь болѣе чѣмъ когда–либо прежде ищутъ непосредственно полезнаго, ищутъ того, пользу чего можно осязать. Нужно вспомнить, какое громадное развитiе получили теперь прикладныя науки или тѣ части наукъ, разработка которыхъ можетъ непосредственно привести къ открытiямъ. Можно сказать прямо, что теперь болѣе чѣмъ когда–либо ищутъ хлѣба въ наукѣ. Оттого все, изъ чего нельзя извлечь непосредственно пользы, — все это сравнительно въ загонѣ, и если прямо не причисляется къ схоластикѣ, то третируется довольно свысока. Обыкновенно принято хвалить такое направленiе вѣка: въ немъ видятъ главный залогъ будущихъ успѣховъ человѣчества. Однако если сообразить, что науки, имѣющiя предметомъ своимъ исторiю духа, находятся отъ того въ сравнительно плохомъ состоянiи, потому что главныя силы устремляются на развитiе непосредственно полезныхъ наукъ и слѣдовательно въ такой–же мѣрѣ оскудѣваютъ дѣятели на поприщѣ первыхъ наукъ, — то едвали общее развитiе не останется оттого въ накладѣ. Направленiе вѣка стремится даже образованiе и воспитанiе человѣка подчинить исключительно своимъ цѣлямъ. И если признать, что вѣкъ имѣетъ въ этомъ случаѣ полныя права и дѣйствительно достойную вниманiя потребность, то не можетъ быть и толковъ о классическомъ и реальномъ образованiи. Реальное образованiе дѣйствительно болѣе въ духѣ нашего вѣка, чѣмъ классическое. Современный человѣкъ постоянно торопится быть полезнымъ, — себѣ конечно прежде всего и потомъ другимъ. Такъ называемое формальное развитiе ума кажется современному человѣку безполезной тратой времени, уклоненiемъ отъ цѣли, слѣдовательно безтолковой педагогiей. И если признать за вѣкомъ право экспериментировать надъ своими дѣтьми и согласиться, что преждевременнымъ реальнымъ характеромъ образованiя нельзя повредить солидному развитiю, и слѣдовательно тѣмъ–же самымъ реальнымъ интересамъ, для которыхъ конечно тоже необходимо солидное развитiе, — то вопросъ о характерѣ воспитанiя и существовать не можетъ. Тогда слѣдуетъ всѣ классическiя гимназiи закрыть и на–мѣсто ихъ воздвигнуть реальныя. Оттого уровень эстетическаго, нравственнаго и религiознаго развитiя чрезвычайно понизился и на мѣсто богатой внутренней жизни выступаетъ современный дѣловой человѣкъ, полезный, правда, но въ томъ–же смыслѣ, какъ полезна лошадь и всякое другое удовлетворяющее практическимъ нуждамъ человѣка животное. Ясное дѣло, что между этими дѣловыми людьми всего легче распространяются матерiалистическiя теорiи. Ибо реальное воспитанiе не развило въ нихъ никакой способности понимать смыслъ тѣхъ проблеммъ и интересовъ, которымъ нельзя удовлетворять ручными манипуляцiями. Поэтому онъ чувствуетъ себя совершенно неловко когда въ присутствiи его рѣчь идетъ о вещахъ ему вовсе незнакомыхъ, или лучше — онъ вполнѣ равнодушенъ къ нимъ, потому въ немъ нѣтъ ни потребностей, ни умѣнья понимать то, что находится внѣ круга его зрѣнiя.

Если мы ко всему этому прибавимъ и ту причину распространенiя матерiализма, какая находится въ современномъ состоянiи естественныхъ наукъ, то намъ станетъ понятнымъ страшный наплывъ матерiалистическихъ идей на умы нашего времени. Теперешнее состоянiе естественныхъ наукъ вовсе не таково, чтобъ ясно обозначились тѣ предѣлы, дальше которыхъ не могутъ проникнуть употребительные въ нихъ методы и прiемы, и кругъ явленiй, предметъ ихъ изслѣдованiя, не сдѣлался еще достаточно замкнутымъ для того, чтобы не возбуждать надеждъ, что и другiе роды явленiй, неподдававшiеся до сихъ поръ индукцiи, не будутъ наконецъ подвергнуты его изслѣдованiю. Объ этомъ обстоятельствѣ мы надѣемся впрочемъ поговорить подробнѣе ниже. Теперь скажемъ, что если въ кругу учоныхъ представителей естественныхъ наукъ могутъ быть питаемы слишкомъ смѣлыя надежды, то чтó сказать о массѣ, которая только слышитъ звонъ, да не знаетъ откуда и чтó значитъ онъ. Неудивительно поэтому, если въ ней неосновательныя надежды учоныхъ возрастаютъ до несокрушимыхъ предразсудковъ, если ожидаемые результаты ей кажутся уже добытыми несомнѣнными выводами.

Подъ влiянiемъ такихъ–то могущественныхъ причинъ развивается и распространяется матерiалистическое ученiе. Въ настоящее время оно грозитъ изъ простой учоной школы сдѣлаться историческимъ явленiемъ и укоренившись въ массахъ внести въ общую жизнь человѣчества новое настроенiе, новые идеалы жизни и мiръ чувства устроить по своимъ образцамъ, непохожимъ на старые эстетическiе и нравственные идеалы. Во многихъ пунктахъ это настроенiе даетъ уже себя прямо чувствовать и едва–ли правъ былъ–бы историкъ нашего времени, еслибъ онъ не обратилъ между прочимъ вниманiя и на эту характеристическую черту нашего времени.

Что матерiализмъ распространенъ у насъ, это тоже не подлежитъ никакому сомнѣнiю. Въ самомъ дѣлѣ, нигдѣ такъ не распространена платоническая любовь къ естественнымъ наукамъ, какъ у насъ, и нигдѣ въ такой замѣчательной обратной пропорцiи къ дѣйствительному ихъ знанiю. О послѣднихъ результатахъ естественныхъ наукъ у насъ мечтаетъ не только большое число такъ называемыхъ образованныхъ людей, но этимъ мечтамъ спецiально посвящены два толстыхъ журнала. По мнѣнiю этихъ мечтателей послѣднiе выводы естественныхъ наукъ измѣняютъ лицо земли, весь духовный бытъ человѣчества, и большая часть того, во что вѣрилось ему до сего времени, и къ чему оно стремилось, — должно быть сдано за негодностiю въ архивъ. Пламенѣть горячей любовью къ естественнымъ наукамъ считается признакомъ хорошаго тона, и держаться новаго такъ называемаго реальнаго направленiя въ нихъ служитъ признакомъ глубокаго знакомства съ ними. Въ какой мѣрѣ у насъ распространено это реальное направленiе, свидѣтельствуютъ наши запустѣлые филологическiе факультеты въ университетахъ и процвѣтающiе прочiе факультеты. Никому не хочется быть отсталымъ, а отсталымъ считается тотъ, кто способенъ усумниться въ количествѣ благъ, доставляемыхъ человѣчеству естественными науками, и въ способности ихъ предрѣшать участь тѣхъ сторонъ человѣческаго развитiя, которыя находятся внѣ естественно–научныхъ методовъ. Въ этомъ отношенiи любопытны черты нашего русскаго матерiализма, онъ многимъ рознится отъ матерiализма западно–европейскаго. Тогда какъ въ послѣднемъ есть еще какой–то удержъ, въ нашемъ отечественномъ произведенiи не замѣчается ровно никакого. Если западно–европейскiй матерiализмъ не берется грубо за эстетическiя и нравственныя стороны человѣка, то наши матерiалисты преимущественно терзаютъ эти стороны. Они стремятся все свалить въ одну кучу и связать однимъ цементомъ, будто–бы заимствованнымъ изъ естественныхъ наукъ. Стоитъ просмотрѣть статью одного изъ такихъ фанатиковъ реальнаго направленiя, чтобъ видѣть, какой это оригинальный нашъ русскiй реальный человѣкъ, какимъ онъ подернутъ одноцвѣтнымъ штрихомъ и какъ во всѣхъ своихъ потребностяхъ и желанiяхъ справляется съ системой, основанной на естественныхъ наукахъ. Оттого мы договорились до такихъ вещей, отъ которыхъ волосы стали–бы дыбомъ у любого западно–европейскаго матерiалиста. И все это говорится съ такимъ догматическимъ тономъ, что навѣрно ни одинъ святой прозелитъ никогда болѣе не считалъ себя непогрѣшимымъ, какъ наши матерiалисты. Недоказанныя положенiя науки выдаются ими за аксiомы; о чомъ не мечтаетъ даже ни одинъ естествоиспытатель, то передается ими публикѣ какъ послѣднiе выводы и результаты естественныхъ наукъ. Возможности сомнѣнiя тутъ не допускаются; по ихъ мнѣнiю она доказываетъ только отсталость и незнакомство съ наукой. Такимъ образомъ у насъ накопилось столько аксiомъ и выводовъ, что куда ни взгляни — вездѣ аксiома или естественно–научный выводъ.

И на чомъ–же основывается внутренняя сила этихъ апостоловъ естественныхъ наукъ и почему увѣнчивается это апостольское усердiе? Ибо нельзя сомнѣваться, что они дѣйствуютъ особенно не безъ успѣха на молодежь. Откуда у нихъ сила убѣжденiя, доказательства чему можно видѣть во всякомъ произведенiи этихъ доморощенныхъ философовъ. Мы кажется ошиблись–бы, еслибъ сочли эти убѣжденiя выросшими на почвѣ дѣйствительнаго знанiя естественныхъ наукъ. Дѣйствительное знанiе вовсе не говоритъ такъ, какъ говорятъ наши публицисты; оно не признаетъ за истину то, что ими признается за несомнѣнную аксiому. Читая произведенiя ихъ, скорѣй кажется, что разсуждаютъ о нервахъ и мозгахъ люди никогда небывавшiе въ анатомическомъ театрѣ, о нервныхъ токахъ и физiологическихъ отправленiяхъ — никогда не только недѣлавшiе сами, но и никогда невидавшiе физiологическихъ опытовъ. Это скорѣе химики, непошедшiе далѣе той истины, что въ природѣ только 62 неразложимыхъ химическихъ тѣла, и знающiе, что кромѣ неорганической химiи есть органическая, которая со временемъ вѣроятно станетъ приготовлять въ лабораторiи человѣческiе мозги. Даже популяризаторство не только естественныхъ наукъ, а только хорошихъ книжекъ по нимъ, — и то не удается имъ, потому что и въ этомъ случаѣ требуется дѣйствительное, а не воображаемое знанiе. У насъ слишкомъ легко смотрятъ на условiя, требуемыя отъ популяризатора естественныхъ наукъ. Воображаютъ, что довольно прочитать двѣ три книжки по наукѣ и послѣ этого можно уже браться за дѣло популяризацiи. Между тѣмъ дѣло это требуетъ, кромѣ таланта писать просто и ясно, еще полнаго знакомства съ наукой, и еслибъ эта истина сознавалась и уважалась всѣми, то не вышло–бы у насъ физiологовъ, учившихся собственно филологiи и не было–бы комическихъ промаховъ. Если когда поэтому приходитъ на умъ печальное состоянiе нашего образованiя и просвѣщенiя, то это именно тогда, когда попадаютъ въ руки творенiя нашихъ русскихъ людей, неумѣющихъ въ естественныхъ наукахъ отличить десницы отъ шуйцы. Что–же сказать о читателяхъ, среди которыхъ расходятся они и читаются съ увлеченiемъ и похвалами? Очевидно отпору этому невѣжеству de cathedra не можетъ быть въ беззащитныхъ умахъ, и едва пережованныя новооткрытыя истины поступаютъ въ круговоротъ общественной мысли и дѣлаются достоянiемъ просвѣщенiя. Конечно въ этомъ упадкѣ просвѣщенiя и нужно искать причинъ, почему у насъ матерiализмъ распространенъ и распространяется съ особенной силой. Недостатокъ знанiя и развитiя не могутъ создать въ человѣкѣ самостоятельнаго чувства, сознанiя крѣпости собственныхъ ногъ и способности стоять на нихъ. Оттого всякой старается опереться на чужiя ноги, и такимъ образомъ большая часть незрѣлаго общества въ концѣ концовъ опирается на тѣ убѣжденiя, которыя высказываются громко, съ ловкостью, силой и нѣкоторой нахальностью. Фактъ этотъ объясняетъ многое изъ исторiи нашего развитiя особенно по части господства у насъ теорiй, которыя неизвѣстно откуда взялись, Богъ знаетъ чѣмъ держатся и на что опираются.

Чтó мы сказали относится собственно къ матерiализму массъ какъ общественному явленiю. Мы сочли нужнымъ сказать о немъ нѣсколько словъ, потому что игнорировать эту сторону матерiализма намъ казалось и невозможнымъ и неумѣстнымъ. Мы чувствуемъ, что мы здѣсь кое–чего не досказали. Мы надѣемся впрочемъ возвратиться снова къ этой темѣ въ продолженiи нашей статьи. Но матерiализмъ массъ опирается на матерiализмъ научный, думающiй быть законнымъ порожденiемъ современной науки. Имъ питается матерiализмъ массъ, отъ него послѣднiй получаетъ силу, значенiе и авторитетъ. На него поэтому мы и обратимъ вниманiе въ слѣдующей статьѣ.

 

М. ВЛАДИСЛАВЛЕВЪ.

 

 

(продолженiе впредь)