«ПЛЕТЬ И ОБУХ ЛЕОНИДА ЗОРИНА»
Это отрывок из интервью «Новой газете» (от 29.10.2014). Накануне своего юбилея Леонид Зорин опубликовал в журнале «Знамя» новую пьесу и выпустил три новые книги.

«– Вы уже много лет писали почти исключительно прозу. Почему снова обратились к драматургии? Связано ли это с социально-политическими изменениями в стране: например, с нашумевшей темой – событиями вокруг Pussy Riot? Ведь сюжет пьесы, можно предположить, имеет аналогии с данной реальной ситуацией.

– В сюжет «Адвоката» положена история развития взаимоотношений адвоката с подзащитной. Ее ожидает процесс, и он назначен быть адвокатом, хотя она и не желает иметь защитника вовсе. Он начинает посещать ее в месте заключения, где, собственно, и происходит их встреча, между ними возникают отношения. Пьеса звучит достаточно остро по нашим временам. Что касается Pussy Riot – пьеса никак не связана именно с этой ситуацией, поскольку я начал ее писать раньше, чем произошли события. Вообще таких историй много. Я долго думал об этой пьесе. Но жизнь такая странная штука – сама подбрасывает аналогии. Похожая ситуация была с «Римской комедией» – цензура свирепствовала. В пьесе были такие фразы: «Как? И варвары сюда придут? – В Риме нормализация положения». Пьеса была написана в 1964 году, в 1967-м она ставится в театре, а в 1968 году СССР вламывается в Прагу. А правительство дает такую же формулировку: «Временная нормализация положения». И кто бы мог подумать! Ко мне пришли из нашего Главлита и говорят, что нужно обязательно выкинуть эту фразу из пьесы, но так как они к тому времени уже много чего вырезали из этой же пьесы, я сказал: «Запрещайте пьесу!» Каждый раз держава будет мне что-то подкидывать, а я должен поспевать. Я же не мог знать, что мы войдем в Прагу.

А теперь, видите, прошло столько лет. Спустя практически 50 лет «Римская комедия» снова ставится на сцене театра. Это очень приятно, поскольку в наш динамичный век пьеса – хрупкая материя в отличие от прозы. Драматургия плохо удерживается в репертуаре.

– А как же «Варшавская мелодия»?

– «Варшавская мелодия» оказалась живучей; у этой пьесы счастливая судьба.

– Почему, как вы думаете?

– Потому что в ней сюжетным центром является тема любви. Обреченность любви, знаете ли, – вневременная проблема. На политический подтекст уже никто не обращает внимания – главное, что люди разошлись. Вообще «Варшавская мелодия» имела нерядовой успех, спектакль прошел, можно сказать, практически всюду: и в Новом Свете, и в Старом Свете, на 17 языках. Последняя премьера была в театре «Аркос» в Лондоне, но мне по понятным причинам не пришлось отправиться туда, хотя и хотелось. Впрочем, мой сын, профессор Оксфорда, поехал на спектакль, а на следующий день встретился с артистами, так что в каком-то смысле я там присутствовал. В Нью-Йорке эту пьесу тоже очень хорошо поставили, в главных ролях – Лана Аник и Рольф Уэиксфильд, два замечательных актера, мирового класса. Блестящая работа была в свое время в Венгрии, главную роль исполнила Мари Теречик. У нас «Варшавская мелодия» шла примерно в 200 театрах. Юлия Борисова была первой создательницей образа, но не могу не упомянуть и Алису Фрейндлих. Это был несколько иной рисунок. Борисова сыграла страстную женщину и трагедию ее любви, а у Алисы Фрейндлих получилась скорее героиня, раздавленная молохом государства… И вот вторая пьеса, которая снова возродится на сцене театра, – это «Римская комедия».

– Леонид Генрихович, скажите, почему все-таки вы на какое-то время перестали заниматься драматургией?

– Драматургия, я считаю, – дело молодых. Тут нужен молодой нерв, молодой драйв. Я очень долго занимался драматургией, написал 50 пьес, но давно занимаюсь прозой, ее у меня вышло уже 10 томов. Стоит признать, что мне было легче писать прозу скорее потому, что она пришла уже на бесцензурную эпоху. Мои драматургические молодость и зрелость прошли, так сказать, в «пасти этого чудовища» – цензуры. За каждую реплику приходилось бороться, более того – за буквы. Смешно звучит, но это так. Пьеса «Дион» у меня кончалась тем, что главный герой говорил: «Ничего они с нами не сделают». После унизительных споров разрешили оставить «ничего ОН с нами не сделает», видимо, чтобы не было обобщения. Вот в таком цензурном аду нелепо, глупо, по-идиотски прошла жизнь, лучшее время, когда были еще энергия и силы. Цензура и искусство несовместимы. Говорят, что цензура дает дополнительный драйв, нерв, силу сопротивления, в какой-то степени так и есть, она закаляет характер, но это сплошные унижения, вечная борьба, не говорю уже, что эта мясорубка ускорила кончины самых любимых людей: Рубена Симонова, Андрея Лобанова, Юрия Завадского».