ЕСТЕСТВЕННО–ИСТОРИЧЕСКIЙ МЕТОДЪ ВЪ ФИЛОСОФIИ

(ПО ТЭНУ)

____

I

Анализировать значитъ переводить. Переводить значитъ по признакамъ открывать отдѣльные факты. Я беру напримѣръ число 27. Я указываю тотъ же часъ, что 27=26+1, что 26=25+1 и т. д.; это значитъ, что я анализирую число 27. Точно также, произнося слова: «сила», «питанiе», «воля» и всякое другое, я долженъ указать, на какiя слова разлагается оно и какимъ фактамъ эти слова соотвѣтствуютъ. Это значитъ, я анализирую ихъ.

Въ такомъ анализѣ я дѣлаю два шага. Первый — это точный переводъ, второй — это сложный переводъ. Первый былъ указанъ идеалогами и сенсуалистами французской школы; второй дается при помощи прогреса наукъ опытныхъ. Пояснимъ примѣромъ.

Вы знаете, что физiологи, описавъ, исчисливъ, расположивъ по порядку отправленiя и органы, приходили обыкновенно къ одному заключенiю, т. е. признавали существованiе въ организмѣ жизненной силы. По ихъ мнѣнiю, существуетъ сила, находящаяся въ зародышѣ, развивающая его, организирующая, — сила, которая поддерживаетъ порядокъ въ частяхъ, дѣлаетъ желудокъ способнымъ переваривать, сердце сокращаться и прогонять кровь, печень выдѣлять жолчь, легкiя приводить кровь въ соприкосновенiе съ воздухомъ, нервы двигать мускулы, мускулы сокращаться и тянуть сухожилiя и кости. Они называли эту силу жизненною, потомучто она поддерживаетъ операцiи, составляющiя жизнь.

Одни представляютъ ее себѣ какъ невидимую и невѣсомую жидкость, разлитую по всему тѣлу; другiе — какъ существо нематерьяльное, непротяжимое, прилагающееся къ матерьяльнымъ и протяжимымъ частямъ; третьи наконецъ — какъ вещь необъяснимую, недоступную для ума человѣческаго. Чтобы убѣдиться въ томъ, кто изъ нихъ правъ, и правъ ли изъ нихъ кто–нибудь, подвергнемъ самое слово анализу. Для этого расположимъ его, наблюдая частные случаи, въ которыхъ оно употребляется.

Посмотрите на зубы, на слюнныя желѣзы, на всѣ части рта и на ихъ отправленiя. Если какой–нибудь части недостаетъ, животное не можетъ болѣе жевать. Поэтому для того, чтобы животное могло жевать, необходимо, чтобы части эти были въ такомъ видѣ и количествѣ, въ какомъ онѣ находятся въ организмѣ. Тоже самое вы замѣчаете, разсматривая процесъ глотанiя и пищеваренiя. Для того чтобы эти процесы могли совершаться, необходимо, чтобы органы были такъ, какъ они устроены. Если же недостаетъ жеванiя, глотанiя, пищеваренiя, то животное не можетъ питаться. Поэтому для того, чтобы питанiе совершалось, необходимо, чтобы животное могло жевать, глотать и переваривать. Тоже замѣчанiе можно сдѣлать и обо всѣхъ отправленiяхъ организма. Соединивъ ихъ, вы находите, что если нѣтъ питанiя, или дыханiя, или кровообращенiя, то движенiя разрушенiя и обновленiя, составляющiя жизнь, прекращаются. Поэтому для того, чтобы жизнь продолжалась, необходимо, чтобы всѣ эти подчиненныя операцiи могли дѣйствовать.

Вы замѣтили уже, что слово необходимо является безпрестанно въ предыдущихъ фразахъ. Нýжно, чтобы эти операцiи дѣйствовали; есть необходимость, чтобъ эти силы дѣйствовали; есть сила, чтобы эти операцiи дѣйствовали: все это различные переводы одного и того же слова. Мы касаемся теперь искомаго смысла. Жизнь есть цѣль, отправленiя — средства. Жизнь вынуждаетъ отправленiя, точно такъ какъ всякое опредѣленiе вынуждаетъ слѣдствiя. Это вынужденiе, необходимость или сила влечетъ за собой и производитъ отправленiя, какъ опредѣленiе влечетъ за собой и производитъ слѣдствiя. Чтоже она такое? Отношенiе. Отношенiе между жизнью и отправленiями, между опредѣленiемъ и слѣдствiемъ. Если вы хотите, то для удобства языка, преобразуйте это отношенiе въ качество: тогда вы скажете, что оно есть принадлежность живого тѣла. Также для удобства языка вы можете преобразовать его въ субстанцiю, и тогда вы скажете, что въ органическомъ тѣлѣ существуетъ сила. Но во всякомъ случаѣ не забывайте объ анализѣ. Жизненная сила не есть ни качество, ни сила, а простое отношенiе.

Я не вижу здѣсь ни жидкости, ни монады, ни тайны, а только два порядка фактовъ: одинъ фактъ главный — движенiе разрушенiя и обновленiя, называемое жизнью, другой подчиненный — отправленiя и устройство, дѣлающiя это движенiе возможнымъ; наконецъ отношенiе, необходимость, связывающая подчиненные факты съ главнымъ. Факты, отношенiя — больше ничего. Мы избавили свой умъ отъ одного метафизическаго предположенiя, а это очень нелегкая вещь.

Будемъ продолжать анализъ; мы увидимъ, что можно привести къ фактамъ и отношенiямъ всѣ выраженiя физическихъ наукъ. Воздухъ напримѣръ есть сила: это значитъ, что если вы приложите воздухъ къ чашечкѣ барометра, то онъ заставитъ ртуть подняться; другими словами, если воздухъ коснется барометра, то ртуть необходимо подымется. Теплота имѣетъ силу расширять тѣла: это значитъ, что теплота заставитъ эту желѣзную полосу расшириться, другими словами, эта полоса, будучи подвержена теплотѣ, расширится необходимо. Желѣзо и кислородъ имѣютъ взаимную силу притяженiя: это значитъ, что желѣзо на сыромъ воздухѣ необходимо соединится съ кислородомъ. Необходимость, необходимо — слово повторяется постоянно, и каждый разъ при этомъ есть два факта, и дѣло идетъ объ отношенiи, связывающемъ ихъ: присутствiе воздуха и возвышенiе ртути; присутствiе теплоты и расширенiе желѣзной полосы; присутствiе желѣза, окружоннаго влажнымъ воздухомъ, и необходимость ржавчины. Во всѣхъ этихъ случаяхъ, если одинъ фактъ данъ, то другой дѣлается необходимымъ, и тогда говорятъ, что первый имѣетъ силу произвесть второй. Сила есть неболѣе какъ связь или зависимость второго факта отъ перваго или, если хотите, свойство перваго повлечь за собой необходимо второй. Здѣсь вы также не видите ни жидкости, ни монады, ни тайны.

Переведите точно такимъ же образомъ всѣ другiя выраженiя, болѣе сложныя и немного неопредѣленныя, приводя такiя обстоятельства, при которыхъ они могли произойти. Вы найдете напримѣръ, что отправленiе есть група фактовъ, приспособленыхъ къ одному дѣйствiю; что природою существа называется група главныхъ и отличительныхъ фактовъ, составляющихъ его; что законъ есть постоянный и общiй фактъ; что индивидуумъ есть отличительная система фактовъ, зависящихъ одни отъ другихъ; что совершенство или несовершенство существа состоитъ въ сложности или простотѣ фактовъ, составляющихъ его. И всегда и вездѣ, чтобы добиться до подобныхъ опредѣленiй, нужно употребить анализъ. Чтобы узнать напримѣръ, чтó такое отправленiе, вы возьмете пищеваренiе, кровообращенiе, движенiе, и посмотрите, изъ какого обстоятельства вытекаетъ во всѣхъ этихъ случаяхъ слово «отправленiе». Чтобы узнать что такое природа существа, вы возьмете животное, растенiе, минералъ, опредѣлите ихъ свойства и увидите, что слово «природа» является въ то самое мгновенiе, когда вы сдѣлали сумму важнѣйшихъ и отличительныхъ фактовъ. Словомъ, вездѣ заключенiе будетъ одно и тоже, и слово, подвергнутое анализу, станетъ означать либо часть, либо комбинацiю, либо какое–нибудь отношенiе фактовъ.

Перенесите этотъ анализъ въ мiръ нравственный; попробуйте понять себя, когда говорите о назначенiи народа, о генiѣ нацiи, о живыхъ силахъ общества, о влiянiи климата или вѣка, о свойствахъ расы, о могуществѣ древнихъ учрежденiй. Всѣ эти ученыя слова означаютъ неопредѣленныя вещи, которыя кажется дѣйствуютъ на какомъ–то темномъ фонѣ, внѣ происшествiй и явленiй. Вызовите ихъ на ясный день и посмотрите, чтó станется съ ними послѣ перевода.

«Назначенiе Рима было покорить вселенную.» Эта фраза непонятна; нужно быть пророкомъ, чтобы открывать подобныя истины. Это было очень хорошо для Виргилiя, поэта, и притомъ поэта на жалованьи у правительства; что касается до насъ, то намъ нужна ясная мысль. Эта фраза значитъ, что народъ римскiй покорилъ бассейнъ Средиземнаго моря съ нѣкоторыми сѣверо–западными странами и что это было необходимо. Необходимо же это было потому, что Римъ впродолженiи семи вѣковъ имѣлъ отличныя армiи, хорошихъ генераловъ и политиковъ, и что его противники не были ни такъ храбры, ни такъ дисциплинированы, ни такъ ловки, какъ онъ.

Такой переводъ научаетъ насъ смотрѣть на судьбу народа какъ на совокупное дѣйствiе обстоятельствъ, способностей его и наклонностей.

«Генiй англiйскаго народа предназначилъ его къ политической свободѣ.» Опять пророчество и откровенiе. Посмотрѣвъ ближе, мы увидимъ, что политическая свобода Англiи есть слѣдствiе удачнаго смѣшенiя двухъ расъ — англо–саксонской и норманской, физическаго положенiя Англiи среди океана, чтò условливаетъ бóльшую самостоятельность и свободу движенiй въ мореплавателѣ, наконецъ самаго склада англiйскаго ума, который одинаково упоренъ какъ въ консерватизмѣ, такъ и въ преслѣдованiи революцiоннаго начала. Такимъ образомъ фаталистическая аксiома сводится на историческiй фактъ, на групу естественныхъ и нравственныхъ привычекъ.

«Небо Италiи вдохновляетъ и рождаетъ артистовъ.» Это довольно сомнительно. Лапландецъ, перенесенный въ Римъ младенцемъ шести мѣсяцевъ и занятый разсматриванiемъ итальянскаго неба впродолженiи двадцати часовъ ежедневно, врядъ ли сдѣлается великимъ артистомъ. Переводя эту фразу, мы найдемъ, что здѣсь дѣло идетъ о вопросѣ еще нерѣшономъ. Извѣстно только, что климатъ, пища, наслѣдственность типа, форма правленiя и религiи, свойство почвы и видъ неба — всѣ эти причины производятъ людей съ сильнымъ воображенiемъ, имѣющихъ даръ изобрѣтать и воспроизводить поэтически прекрасныя системы формъ, звуковъ и цвѣтовъ. Какое же участiе имѣетъ при этомъ небо — никому неизвѣстно. Анализъ нашъ привелъ къ тому, что въ этой фразѣ кроется фактъ неопредѣленный и сомнительный. Если мы не можемъ разрѣшить его, то покрайней–мѣрѣ научимся смотрѣть съ недовѣрiемъ на подобныя фразы: а это уже много.

Такимъ же образомъ мы найдемъ, что живыя силы общества суть неболѣе какъ степень мускулистой крѣпости каждаго гражданина, его способности находить полезныя идеи или повиноваться отвлеченнымъ формуламъ, что основныя свойства человѣка или расы сводятся къ классамъ идей наиболѣе прiятныхъ этому человѣку или этой расѣ и т. п. До анализа мы разсуждали на авось; послѣ анализа мы подвигаемся съ увѣренностью отъ уравненiя къ уравненiю.

Какимъ же образомъ дойти до подобныхъ переводовъ? Разсматривая жизнь человѣка, народа, животнаго, мы замѣчаемъ, что слово назначенiе является всегда послѣ того какъ мы схватимъ главные факты, составляющiе жизнь каждаго изъ нихъ, факты, которые мы считаемъ необходимыми. Разсматривая генiй поэта, ученаго, политика, государственнаго человѣка, мы находимъ, что это слово является у насъ послѣ того какъ мы замѣтимъ главное дѣйствiе ихъ жизни, вмѣстѣ съ способностями и наклонностями, побудившими ихъ къ этому дѣйствiю. Также точно мы поступаемъ и со всѣми другими идеями. При всякомъ случаѣ мы возсоздаемъ идею, приводя частное обстоятельство, порождающее ее; мы отдѣляемъ потомъ это обстоятельство, дѣлаемъ ощутительнымъ, и повторяя нѣсколько разъ, увеличиваемъ, т. е. обобщаемъ его.

Таковъ первый анализъ, составляющiй всю философiю такъ–называемыхъ идеалоговъ. Легко понять тотъ же часъ, что онъ слишкомъ узокъ для науки, что онъ есть скорѣе первый шагъ по пути изслѣдованiя, чѣмъ самое изслѣдованiе.

Но зато этотъ шагъ очень важенъ: онъ учитъ насъ думать и разсуждать. До него мы имѣли дѣло съ пустыми словами, теперь же предъ нами вещи и факты; если число фактовъ не увеличилось, то покрайней–мѣрѣ мы подвергли контролю самые термины; если незнанiе наше и не уменьшилось, то зато уменьшилось заблужденiе; мы передѣлали свои идеи, перелили такъ–сказать свой умъ. Для этого мы поступили очень просто: мы привели сложныя, общiя имена къ частнымъ и простымъ случаямъ, при которыхъ они происходятъ; соединивъ нѣсколько примѣровъ, мы отдѣлили общее обстоятельство, обозначаемое ими, и свели такимъ образомъ общее имя на выраженiе этого обстоятельства.

Этотъ первый шагъ влечетъ за собой другой: отъ анализа словъ мы переходимъ къ анализу самыхъ фактовъ; точный переводъ ведетъ къ полному переводу. Мы поступаемъ въ этомъ случаѣ подобно математикамъ: преобразовавъ данную задачу въ точное уравненiе, мы посредствомъ извѣстныхъ членовъ отыскиваемъ неизвѣстное число.

«Животное перевариваетъ.» Нѣтъ ничего проще этой фразы; мы ее тотчасъ переводимъ фактомъ: я видѣлъ какъ оно проглотило хлѣбъ и мясо; черезъ часъ, вскрывъ его желудокъ, я нашолъ въ немъ пищевую кашицу, кисловатаго свойства; это измѣненiе и есть пищеваренiе. Но замѣтьте, что оно окружено и ему предшествуетъ цѣлый рядъ неизвѣстныхъ намъ еще членов. По какимъ промежуточнымъ состоянiямъ прошла пища? Какiя положенiя занимала она разновременно въ желудкѣ? Какiя движенiя причиняли и измѣняли это положенiе? Какое вещество видоизмѣняло ее? При помощи какихъ составныхъ частей? Какова пропорцiя этихъ частей? Откуда она происходитъ? Какимъ образомъ образовалась? Какъ она начала дѣйствовать на пищу и какiя видоизмѣненiя произвели въ ней? Вы видите, что переводъ нашъ небылъ полонъ: выраженiе наше указывало на фактъ, но не на части факта; оно означало измѣненiе состоянiя, но оптомъ, неисчисляя того, изъ чего это измѣненiе составляется. Мы были похожи на путешественника на вершинѣ горы; издали онъ видитъ сѣроватое пятно и говоритъ: «это Парижъ!» Имя соотвѣтствуетъ факту, но фактъ переводитъ имя неполно. Вотъ здѣсь и наступаетъ второй анализъ; дѣло идетъ о томъ, чтобы замѣнить сѣроватое пятно правильнымъ планомъ города. Эта замѣна есть истинный прогресъ положительныхъ наукъ; весь ихъ трудъ, весь ихъ успѣхъ впродолженiи трехъ послѣднихъ вѣковъ состоитъ въ преобразованiи грубыхъ массъ предметовъ, видимыхъ повседневнымъ опытомъ, въ послѣдовательный и подробный каталогъ фактовъ, съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе разлагающихся и усложняющихся.

Сравните два перевода, полный и неполный, новый и старый, и вы увидите анализъ, его сущность, его орудiя и слѣдствiя.

«Желудокъ измѣняетъ пищу въ кашицу.» Вотъ старая наука; ее можно умѣстить на одной строчкѣ. Посмотрите же теперь: фактъ разовьется подобно распущенному вѣеру.

При помощи ножа и скальпеля вы обнажаете желудокъ и замѣчаете, что когда въ него входитъ пища, то онъ мѣняетъ форму и направленiе. Большая кривизна его идетъ впередъ и вверхъ, онъ округляется подлѣ надбрюшной части. Сокращенiе нижней части пищепрiемнаго горла вмѣстѣ съ дѣйствiемъ окружной мыщицы (сфинктера) препятствуетъ пищѣ выходить изъ желудка. Мышечная ткань расширяется; складки слизистой оболочки исчезаютъ; объемъ желудка увеличивается.

При помощи же скальпеля вы дѣлаете въ желудкѣ отверстiе, фистулу. Вы видите черезъ нее, что сокращенiе мышечныхъ волоконъ гонитъ пищу къ входному отверстiю, заставляетъ ее обойти малую кривизну, потомъ бросаетъ въ большую кривизну, приводитъ опять къ входному отверстiю — и круговращенiе возобновляется. Глядя черезъ фистулу, вы видите, что на вращающуюся пищу обильно льется особаго рода жидкость. При помощи скальпеля и микроскопа вы убѣждаетесь, что эта жидкость происходитъ отъ различныхъ трубчатыхъ желѣзокъ, изъ которыхъ однѣ состоятъ изъ кругловатыхъ ячеекъ, другiя изъ цилиндрическихъ.

Вы собираете сокъ этихъ желѣзокъ и изучаете его при помощи химическихъ реагенцiй. Вы убѣждаетесь, что онъ кислаго свойства, узнаёте его составъ, называете желудочнымъ сокомъ и заключаете, что онъ истекаетъ только въ присутствiи пищи въ желудкѣ.

Вы наливаете этотъ сокъ на различныя питательныя вещества при извѣстной температурѣ и видите, что вещества растворяются въ немъ мало–помалу и становятся жидкими. Поэтому пищеваренiе производитъ желудочный сокъ.

Этотъ сокъ разлагаютъ химическими способами и находятъ въ немъ бродящее вещество (ферментъ) пепсинъ и кислоту. Можно убѣдиться, что сокъ, лишонный этого бродила или кислоты, перестаетъ дѣйствовать, что напротивъ бродило и кислота сами по себѣ дѣйствуютъ. Вы заключаете, что эти два вещества и производятъ пищеваренiе.

При помощи химiи вы изслѣдуете измѣненiя, которыя претерпѣла пища, обращенная въ жидкость. Вы замѣчаете, что она нетолько растворилась, но и преобразовалась, неполучивъ впрочемъ никакихъ новыхъ веществъ. Вы говорите, что она перебродила.

Посредствомъ химiи же, вы изучаете свойства этой новой жидкости и находите, что всякая пища, состоящая изъ азотныхъ среднихъ веществъ, преобразуется въ одно опредѣленное вещество, называемое бѣлковиною, которая можетъ ассимилироваться, т. е. возобновлять потери организма.

Таковъ нашъ второй переводъ. Слово «пищеваренiе» выражаетъ теперь не какой–нибудь болѣе отличительный фактъ, но только фактъ болѣе сложный. Оно сдѣлалось не болѣе яснымъ, но болѣе плодотворнымъ. Оно выражаетъ не болѣе точное обстоятельство, но болѣе обстоятельствъ, и всѣ усилiя физiологовъ должны быть направлены на увеличенiе количества ихъ.

Но вы въ тоже время видите, какимъ способомъ они его увеличиваютъ. Прямой опытъ даетъ имъ мало фактовъ. Еслибы они ограничивались имъ, то при всемъ вниманiи открыли бы не много. Они принуждены всякiй разъ измѣнять наблюдаемый предметъ или замѣнять свои собственныя чувства: они измѣняютъ предметъ посредствомъ разрѣзовъ, вымачиванiй, инъекцiй, химическихъ операцiй; они замѣняютъ свои чувства микроскопомъ или указанiями реактивовъ. Вы видите, что анализъ состоитъ въ умноженiи фактовъ, а для умноженiя фактовъ необходимо измѣнять наблюдательныя орудiя или измѣнять наблюдаемые предметы. Вотъ почему всякое умноженiе фактовъ порождаетъ отдѣльную часть науки, а всякiй способъ замѣнять наблюдательное орудiе или измѣнять наблюдаемые предметы увеличиваетъ количество фактовъ. Такъ микроскопъ создалъ эмбрiологiю, микроскопическую анатомiю, анатомiю и физiологiю нисшихъ животныхъ. Такъ химическiя сложенiя и разложенiя создали органическую химiю и часть новѣйшей физiологiи. Такъ живосѣченiя создали почти всю физiологiю нервной системы. Телескопъ есть творецъ астрономiи; вольтовъ столбъ — электрической физики; термометръ, барометръ, гигрометръ — метеорологiи. Такимъ–то образомъ растутъ физическiя науки, дѣло анализа, которому помогаютъ видоизмѣненiя наблюдаемыхъ предметовъ и изобрѣтенiе новыхъ инструментовъ.

Тотъ же самый анализъ и тѣмъ же самымъ способомъ создаетъ нравственныя науки.

Гоголъ написалъ «Мертвыя души». Всякiй тотчасъ же переводитъ эту фразу болѣе яснымъ фактомъ. Всякому представляется книга въ нѣсколько сотъ страницъ, происшествiя, расказанныя въ ней, характеристики. Но этотъ внѣшнiй и кажущiйся фактъ окружонъ цѣлымъ рядомъ еще неизвѣстныхъ фактовъ. Въ чемъ заключается то, чтó можно назвать философiей Гоголя? Какимъ образомъ онъ разсуждаетъ? Какое участiе и въ какой мѣрѣ принимаетъ у него воображенiе? Въ какомъ порядкѣ, въ какой пропорцiи образы и идеи сцѣпливаются въ его мозгѣ? Въ чемъ заключается его юморъ? Какое участiе имѣютъ при этомъ серьозныя стороны его генiя, философiи, сатира, темпераментъ? Въ чемъ заключается сообразность его книги съ нравами окружавшей его среды? Почему въ его поэмѣ встрѣчается столько безцеремонныхъ выраженiй, оскорбляющихъ чувства извѣстнаго класса цѣломудренной публики? Каковъ слогъ его? Отчего происходитъ эта смѣсь веселаго комизма съ горькимъ, раздирающимъ душу чувствомъ? Какiя личныя способности и какiя внѣшнiя условiя породили этого самобытнаго генiя съ такими странными на первый взглядъ прiемами? Въ чемъ заключалось влiянiе Гоголя на современное ему общество? Вы видите, что здѣсь предстоитъ такой же анализъ, какой мы сдѣлали говоря о пищеваренiи. Издали это единичный фактъ, вблизи это сложный фактъ. Съ перваго взгляда вы наблюдаете одно только видимое дѣйствiе: въ желудкѣ — преобразованiе пищи, въ книгѣ — нѣсколько тысячъ фразъ. Но собранiе этихъ нѣсколькихъ тысячъ фразъ, равно какъ преобразованiе пищи, сопровождается неопредѣленнымъ числомъ неизвѣстныхъ еще обстоятельствъ. Въ книгѣ Гоголя, какъ и въ исторiи пищеваренiя, умноженiе фактовъ дополнили нашъ переводъ и образовали анализъ. Въ наукахъ нравственныхъ и въ наукахъ физическихъ прогресъ заключается въ употребленiи анализа, а всѣ усилiя анализа — въ умноженiи фактовъ, обозначаемыхъ какимъ–нибудь именемъ. Вотъ еще напримѣръ Страсть, картина Альбрехта Дюрера: каждое движенiе, каждая форма есть видимое слѣдствiе невидимыхъ чувствъ. Всякiй можетъ видѣть это слѣдствiе, но анализъ объясняетъ его. Жестокость чертъ лица, сильное и всеобщее отвращенiе къ блаженству и красотѣ, глубина чувствъ, грустная мечтательность, фантастическое представленiе привидѣнiй и апокалипсическихъ чудищъ въ больномъ мозгѣ средневѣкового человѣка, вмѣстѣ съ этимъ опредѣленность чертъ, сила колорита, изобилiе подробностей и окончености; добросовѣстный, меланхолическiй, фантастическiй и спиритуалистическiй генiй нѣмца эпохи возрожденiя — вотъ цѣлая група внутреннихъ, нравственныхъ фактовъ, которые сопровождаютъ видимый и внѣшнiй фактъ. Точно также всякiй историческiй фактъ влечетъ за собою цѣлый рядъ внутреннихъ: всякое учрежденiе указываетъ на нацiональный характеръ и на состоянiе общественнаго духа, установившаго его. Государство, литература, философiя, религiя, семейство, общество, правительство, всякое учрежденiе и внѣшнее происшествiе влекутъ за собой и раскрываютъ цѣлую совокупность внутреннихъ происшествiй и привычекъ. Внѣшность выражаетъ внутренность, исторiя проявляетъ психологiю, лицо открываетъ душу. Анализъ прибавляетъ къ мiру физическому мiръ нравственный и дополняетъ происшествiя чувствами.

Но вы видите, что и здѣсь, какъ въ физическихъ наукахъ, для того чтобы умножить число наблюдаемыхъ фактовъ, нужно было видоизмѣнить самыя орудiя наблюденiя. Историкъ создаетъ себѣ свой особый термометръ — свою душу. Наблюдая и изучая людей, описывая и дѣйствуя, онъ наконецъ открываетъ различнаго рода чувствованiя, которыя соотвѣтствуютъ извѣстнымъ фразамъ, формамъ и положенiямъ. Поэтому, если впередъ ему встрѣчается подобная форма, фраза или положенiе, онъ испытываетъ и усматриваетъ соотвѣтствующее имъ чувство, подобно тому какъ химикъ по различнымъ цвѣтамъ своей реактивной бумажки узнаётъ какого свойства данный растворъ. Пусть у васъ будутъ лучшiе глаза въ мiрѣ, пусть вы будете ученѣйшимъ человѣкомъ, вы ничего не откроете въ картинѣ кромѣ линiй, въ хартiи — письмà, если ваше воображенiе не сдѣлалось чувствительнымъ и если внутри себя вы не находите реактива–указателя.

Вотъ почему въ настоящее время психологiя такъ мало уважаема и обречена на безплодiе. Ученые говорятъ, что наука Жоффруа, Дугласа–Стюарта, Рейда и пр. имѣетъ предметомъ обучить взрослыхъ дѣтей отечественному языку, и это мнѣнiе не безъ основанiя. Ограничиваясь непосредственнымъ наблюденiемъ, психологiя не можетъ открывать ни важныхъ, ни новыхъ фактовъ. Самое упорное вниманiе не откроетъ ничего больше того, чтó указываетъ намъ повседневный опытъ. Жоффруа самъ говоритъ, что онъ ничему новому не учитъ въ своей аудиторiи, что весь его трудъ состоитъ въ томъ, чтобы прояснить темныя идеи своихъ слушателей, что онъ принимаетъ ихъ за своихъ судей и что согласiе или несогласiе ихъ оправдываетъ или отвергаетъ его теорiи. Спросите физика, довольствуется ли онъ проясненiемъ идеи своей аудиторiи и въ исторiи теплорода развиваетъ ли онъ одни повседневныя понятiя о теплотѣ? Если психологiя наука, то предметъ ея — открывать факты, недоступные непосредственному наблюденiю, и если эту науку теперь презираютъ, то это потому, что она не открываетъ подобныхъ фактовъ. Но она можетъ и должна ихъ открывать. Вотъ уже одинъ новый и важнѣйшiй психологическiй фактъ: пусть она докажетъ, что внѣшнее воспринятiе есть истинная галюцинацiя. Но чтобы открыть это, она должна подобно прочимъ наукамъ замѣнить свой наблюдательный инструментъ или видоизмѣнить наблюдаемый предметъ. Замѣнить свой наблюдательный инструментъ она можетъ тѣмъ, что вмѣсто непосредственнаго наблюденiя, употребленнаго Рейдомъ, она начнетъ изучать признаки, предшествующiе воспринятiю или слѣдующiе за нимъ; признаки эти будутъ для него реактивнымъ указателемъ. Она видоизмѣняетъ свой предметъ, хотя и косвеннымъ образомъ, наблюдая какимъ образомъ проявляются идеи и чувства у умалишонныхъ и одержимыхъ манiею.

Здѣсь оканчивается первая часть анализа, часть приготовительная. Вы помните въ чемъ она состояла: переводить слова фактами — таково ея опредѣленiе; переводъ точный и переводъ полный — таковы ея два отдѣла. При точномъ переводѣ темныя, отвлеченныя слова приводятся къ фактамъ, къ частямъ фактовъ, къ отношенiямъ или комбинацiямъ фактовъ. Для этого слово переводятъ какимъ–нибудь частнымъ случаемъ и воспроизводятъ его; повторяя операцiю нѣсколько разъ на отдѣльныхъ и подобныхъ примѣрахъ, можно отличить общее обстоятельство, которому слово это соотвѣтствуетъ. Таковъ первый шагъ. При точномъ переводѣ къ каждому опредѣленному уже факту прибавляютъ множество неизвѣстныхъ, окружающихъ его. Для этого либо замѣщаютъ наблюдательное орудiе, либо видоизмѣняютъ наблюдаемый предметъ.

Такимъ образомъ вы прежде всего уничтожили метафизическiя существа, потомъ увеличили число дѣйствительныхъ. Вы находились въ большой библiотекѣ, зная имя Виргилiя. Въ первое мгновенiе имя это не обозначало для васъ никакой книги. Потомъ вы увидѣли это имя на переплетѣ тома. Наконецъ вы открыли самую книгу и представляете себѣ этимъ именемъ пятьдесятъ страницъ, прочитаныхъ вами. Потомки ваши прочтутъ еще пятьдесятъ страницъ и сдѣлаютъ переводъ болѣе точнымъ. Дѣти ихъ прочтутъ еще дальше, и такъ до безконечности. Книга никогда не окончится.

Представленный нами выше анализъ, составляющiй всю философiю идеалоговъ и сенсуалистовъ, при всей своей важности не есть еще наука, а скорѣе необходимое введенiе въ науку; онъ долженъ имѣть продолженiе, и главнѣйшая заслуга его состоитъ въ приготовленiи къ этому продолженiю.

Были бы вы довольны, напримѣръ еслибы вамъ привезли цѣлую повозку анатомическихъ атласовъ и самый подробный каталогъ всѣхъ жизненныхъ отправленiй? Считали бы вы, что вы познакомились вполнѣ съ организмомъ? Этотъ организмъ есть ли неболѣе какъ совокупность частей? Не чувствуете ли вы, что въ этомъ устроенномъ множествѣ, есть какая–нибудь устраивающая причина? Развѣ для образованiя армiи довольно наполнить солдатами пустые кадры и увеличить до безконечности число солдатъ? Не нужно ли дать имъ еще генерала? И нужно ли для этого, подобно многимъ философамъ, искать далеко ключа разгадки? Какой опытъ отвергаетъ, что причина фактовъ не есть сама фактъ?

Опытъ указываетъ на противное. Каждая група фактовъ имѣетъ свою причину; эта причина есть фактъ. Вы увидите изъ примѣровъ, какимъ образомъ можно ее найти.

Вотъ животное: собака, человѣкъ, воронъ, карпъ; какова его сущность или причина? Всѣ шаги методы суть неболѣе какъ слѣдствiе этого вопроса.

Распредѣливъ по классамъ части и отправленiя этого живого организма и разсмотрѣвъ внимательно отношенiя и слѣдствiя ихъ, мы выдѣляемъ одинъ общiй фактъ, т. е. свойственный всѣмъ частямъ живого тѣла, во всѣ минуты жизни, именно питанiе или возобновленiе органовъ. Я предполагаю, что этотъ фактъ есть причина групы другихъ фактовъ и повѣрю эту гипотезу. Если повѣрка опровергнетъ меня, я буду поочереди брать всякiй общiй фактъ, встрѣчающiйся мнѣ, до тѣхъ поръ пока не попаду на такой, который будетъ причиной.

Чтоже мы называемъ причиной? Фактъ, изъ котораго можно вывести сущность, отношенiе и измѣненiе другихъ фактовъ. Если питанiе есть фактъ, то можно вывести изъ него сущность и отношенiя цѣлой групы отправленiй и органовъ; можно также изъ нея вывести измѣненiя, которыя эта група претерпѣваетъ въ различныхъ видахъ животныхъ и въ самомъ индивидуумѣ. Такъ ли это? Опытъ отвѣтитъ намъ. Если онъ отвѣтитъ утвердительно, то питанiе, имѣя всѣ принадлежности причины, есть причина, и гипотеза наша обращается въ истину.

Первая повѣрка: разсмотрите отношенiя и свойства отправленiй и органовъ. Побужденiя, инстинкты, мускулистая сила, орудiя животнаго устроены и скомбинированы такимъ образомъ, чтобы оно жевало и могло питаться.

Операцiи, посредствомъ которыхъ пища пережовывается, смачивается, глотается, переваривается, переходитъ чрезъ артерiи и вены въ органы, разлагается для того, чтобы доставить каждому органу необходимое вещество, безчисленныя подробности всѣхъ этихъ измѣненiй, игра химическихъ, физическихъ и механическихъ законовъ и другихъ быть–можетъ еще неизвѣстныхъ, строенiе органовъ, безконечно сложеное и совершенно приспособленное, всѣ части и всѣ движенiя великой системы способствуютъ своими отношенiями и свойствами произведенiю окончательнаго питанiя. Слѣдовательно изъ питанiя можно вывести отношенiя и свойства групы фактовъ.

Вторая повѣрка: переходите отъ одного вида животнаго къ другому. Когда вы видите, что одно второстепенное отправленiе измѣняется, вы убѣждаетесь, что и всѣ остальныя измѣняются въ тоже время именно такимъ образомъ, чтобы питанiе могло все–таки совершаться.

Если вы встрѣчаете кишку, способную переваривать сырое мясо, то у такого животнаго челюсти устроены для пожиранiя добычи, когди — для того чтобы схватывать и разрывать ее, зубы — чтобы разрѣзывать и раздроблять, цѣлая система двигательныхъ органовъ — чтобы схватывать и настигать ее, чувства, способныя примѣчать ее издали, инстинктъ прятаться и дѣлать засады, вкусъ къ крови и мясу. Изъ этого слѣдуетъ извѣстная форма соединительнаго бугорка (condyloma), для того чтобы челюсти могли дѣйствовать на подобiе ножницъ, увеличенный объемъ жевательнаго мускула, извѣстное расширенiе ямки, къ которой онъ прикрѣпляется, и множество свойствъ, опредѣляемыхъ анатомомъ заранѣе. Измѣните органъ: если нога окружена роговымъ веществомъ, копытомъ, способнымъ поддерживать, но неспособнымъ схватывать, то животное имѣетъ вкусъ къ травѣ, зубы его коренные съ плоскимъ вѣнчикомъ, очень длинный питательный каналъ, сложный и объемистый желудокъ и т. д. (См. Кювье.)

Изъ питанiя выводятся всѣ эти связи и особенности, слѣдовательно изъ питанiя можно вывести измѣненiя, которыя отъ вида къ виду претерпѣваетъ цѣлая система фактовъ.

Третья повѣрка: разсмотрите метаморфозы животнаго. Когда вы видите, что какое–нибудь подчиненное отправленiе измѣняется, вы убѣждаетесь, что и всѣ другiя измѣняются такъ, чтобы могло совершаться питанiе.

Головастикъ, какъ травоядное, нуждается въ очень длинномъ пищевомъ каналѣ и кишка его въ десять разъ длиннѣе всего тѣла; измѣнившись же въ плотоядную лягушку, кишка его уменьшается въ пять разъ въ длину. У прожорливой личинки жука есть пищепрiемное горло, огромный мускулистый желудокъ, окружонный тремя рядами слѣпыхъ кишокъ, тонкая кишка, толстая кишка, въ три раза больше чѣмъ желудокъ и занимающая треть всей задней части тѣла. Сдѣлавшись жукомъ и болѣе умѣреннымъ, у него остается только одинъ каналъ, довольно тощiй, безъ всякихъ развѣтвленiй. Когда измѣняются инстинкты и потребности, измѣняется и желудокъ, и обратно. Есть сотни подобныхъ примѣровъ; ихъ даже есть тысячи, потомучто внутри или внѣ матери всякое животное претерпѣваетъ тысячи метаморфозъ. Слѣдовательно изъ питанiя можно вывести измѣненiя, претерпѣваемыя въ одномъ и томъ же индивидуумѣ цѣлою системою фактовъ. Слѣдовательно питанiе есть причина групы фактовъ.

Вотъ мы уже избавились отъ одной групы. Она вся состоитъ теперь изъ однихъ слѣдствiй. Мнѣ незачѣмъ теперь ее разсматривать, такъ какъ при нуждѣ я могу отыскать ее посредствомъ разсужденiя. Пятьсотъ фактовъ мы свели къ одному. Въ послѣдующихъ изслѣдованiяхъ мы будемъ имѣть дѣло только съ этимъ сокращеннымъ и обобщающимъ фактомъ.

Но для чего же это безпрерывное питанiе? Потому что разрушенiе или разложенiе безпрерывно; разложенiе или разрушенiе есть также общiй и постоянный фактъ и можетъ быть также причиной. Повѣримъ же эту новую гипотезу, какъ мы повѣрили первую, и посмотримъ къ какому заключенiю мы придемъ.

Первая повѣрка: разсмотрите сущность и отношенiя отправленiй и органовъ. Если разложенiе есть причина, то всегда будетъ група отправленiй и органовъ, расположонныхъ такимъ образомъ, чтобы живое тѣло могло разлагаться. Опытъ подтверждаетъ это. Живое тѣло образовано изъ веществъ очень сложныхъ, имѣющихъ основнымъ элементомъ протеинъ, вещество очень непостоянное и легко разлагающееся. Ткани организма легко проникаются жидкостями и газами, чтó позволяетъ разложившимся веществамъ извергаться. Внѣшнiй кислородъ, разлагающее вещество, смѣшивается съ кровью въ легкихъ — органѣ, построенномъ съ необыкновеннымъ искуствомъ: онъ (т. е. кислородъ) проводится во все живое тѣло посредствомъ системы артерiй и разлагаетъ ткани черезъ стѣнки волосныхъ сосудовъ. Мертвыя, т. е. негодныя вещества, происшедшiя отъ этого разрушенiя, выдѣляются легкими въ видѣ углекислоты, почками въ видѣ мочи, кишечнымъ каналомъ и кожею; разныя желѣзы, почки, печень устроены по разумному плану, чтобы способствовать этому очищенiю. Итакъ есть множество органовъ и отправленiй, которые по своей сущности и отношенiямъ способствуютъ окончательному разложенiю. Слѣдовательно изъ разложенiя можно вывести сущность и отношенiя цѣлаго ряда фактовъ.

Вторая повѣрка: если разрушенiе есть причина, то, если отъ вида къ виду условiя мѣняются, и самыя операцiи должны мѣняться такъ, чтобы разрушенiе это могло совершаться. Опытъ подтверждаетъ это. Поставьте животное въ различныя среды: вы увидите, что дыхательный органъ видоизмѣняется такъ, чтобы дать возможность вводить въ организмъ разрушительный кислородъ. Млекопитающее на воздухѣ дышетъ легкими; жабры рыбы помѣщены въ головѣ, выдѣляютъ изъ воды заключенный въ ней кислородъ и снабжены отверстiями для выбрасыванiя негодной воды; цыпленокъ, заключенный въ яйцѣ, дышетъ посредствомъ сосудовъ (allantoides) воздухомъ, проходящимъ сквозь поры скорлупы; зародышъ млекопитающаго получаетъ воздухъ посредствомъ сообщенiя сосудовъ матери съ своими. Итакъ при измѣненiи среды необходимость разрушенiя условливаетъ измѣненiя въ органахъ и операцiяхъ. Слѣдовательно изъ разложенiя можно вывести отъ вида къ виду измѣненiя цѣлаго ряда фактовъ.

Третья повѣрка: если разрушенiе есть причина, то въ самомъ индивидуумѣ, при измѣненiи условiй, отправленiя должны измѣняться именно такъ, чтобы разложенiе могло совершаться. Опытъ подтверждаетъ и это. Лягушка въ состоянiи головастика — водяное животное и дышетъ жабрами; сдѣлавшись взрослою и земноводною, жабры у ней исчезаютъ, она дышетъ кожею и легкими.

Нѣкоторыя личинки двукрылыхъ насѣкомыхъ (diptera) дышатъ посредствомъ трубочекъ въ воздухѣ, а нимфы ихъ, сдѣлавшись водяными, дышатъ воздухомъ изъ воды и снабжены сѣтчатыми жабрами, прикрѣпленными къ груди. Напротивъ, личинки другихъ насѣкомыхъ дышатъ мѣшотчатыми жабрами, а нимфы ихъ трубочками. Измѣненiе второстепенныхъ органовъ и отправленiй влечетъ за собой измѣненiе въ другихъ. Есть тысячи подобныхъ фактовъ, или лучше сказать, такъ какъ всякое животное претерпѣваетъ безчисленное множество метаморфозъ, то такихъ фактовъ безчисленное множество. Итакъ, когда условiя мѣняются, то необходимость разрушенiя опредѣляетъ измѣненiя въ органахъ и отправленiяхъ. Слѣдовательно изъ разрушенiя можно вывести измѣненiя въ одномъ и томъ же индивидуумѣ для цѣлаго ряда фактовъ.

Итакъ разрушенiе есть причина цѣлой групы фактовъ.

Вотъ мы уже избавились отъ другой групы; предметъ нашъ значительно упростился; изъ множества фактовъ у насъ осталось всего два: разрушенiе и возобновленiе. Притомъ же очевидно, что изъ этихъ двухъ фактовъ одинъ есть слѣдствiе другого: если по природѣ животное безпрестанно разрушается, то чтобы существовать, оно должно и возобновляться. Итакъ ограничимъ еще и положимъ одну причину — разрушенiе.

Это самое открываетъ намъ новую причину. Кто разрушается и кто возобновляется? Животное, т. е. типъ, опредѣленная и ограниченная форма, продолжающаяся отъ поколѣнiя къ поколѣнiю. Этотъ типъ есть нѣчто существенное, потомучто если онъ повреждается, то животное гибнетъ или вырождается; онъ есть нѣчто отличительное, потомучто неживое тѣло можетъ до безконечности мѣнятъ свою форму и величину, непогибая и невырождаясь. Мы сейчасъ доказали, что въ извѣстныхъ точкахъ и для нѣкоторыхъ измѣненiй онъ зависитъ отъ отправленiй и ихъ требованiй. Остается узнать: есть ли онъ въ совокупности своей первоначальная причина и независимый фактъ? Какъ же узнать, есть ли онъ слѣдствiе или причина? Сдѣлавъ гипотезу, что онъ есть слѣдствiе, и потомъ повѣривъ или опровергнувъ ее опытомъ.

Если отправленiе опредѣляетъ типъ, то изъ отправленiя можно будетъ вывести существованiе, разнообразiе и упорство типа. Если отправленiя нѣтъ, то и типа не должно быть. Если первое остается, то и второй долженъ оставаться. Въ противномъ случаѣ типъ независимъ отъ отправленiй.

Но мы часто видимъ, что отправленiя нѣтъ, между тѣмъ какъ типъ существуетъ. Страусъ не можетъ летать, а между тѣмъ у него есть крыло. У многихъ птицъ на концѣ крыла мы находимъ часто косточку, снабжонную у нѣкоторыхъ птенцовъ ногтемъ и служащую единственно для представленiя пальца. У удава, ползущей амфибiи, находятся слѣды конечностей. У мѣдяницы (видъ змѣи) есть маленькое плечо, грудная пасть, признаки таза и два выдающихся бугорка въ молодомъ возрастѣ, замѣняющiе нижнiя конечности. У мужчины есть соски и часто встрѣчаются даже молочныя желѣзы. Самецъ двуутробки имѣетъ въ юности мѣшокъ какъ самка. У одного вида грызуновъ — крота (mus typhus) глаза покрыты непрозрачною, покрытою волосами перепонкою, такъ что онъ ничего не видитъ. Итакъ мы видимъ, что отправленiе не опредѣляетъ существованiя органа, такъ какъ органъ существуетъ независимо отъ отправленiя.

Съ другой стороны, оставьте одно и тоже отправленiе — типъ можетъ измѣняться. Птица летаетъ при помощи крыла, летучая рыба при помощи плавательнаго пера, летучая мышь при помощи руки, насѣкомое при помощи перепонки, нисколько непохожей на крыло птицы. Рыба плаваетъ при помощи длиннаго костнаго или хрящевого апарата, называемаго плавательнымъ перомъ, китовыя животныя при помощи рукъ, пингвинъ (птица) при помощи крыльевъ, молюскъ при помощи особаго ростка. Змѣя ходитъ при помощи ребръ и позвонковъ, млекопитающее при помощи ногъ, червякъ при помощи покрововъ. Кровь у позвоночныхъ вращается по сосудамъ; у иныхъ сердце простое, у другихъ двойное, тройное. Дыханiе у млекопитающихъ совершается посредствомъ легкихъ, у лягушекъ посредствомъ кожи, у насѣкомыхъ посредствомъ трахей (особаго рода трубочекъ), у молюсковъ и рыбъ посредствомъ жабръ всевозможныхъ формъ и положенiй. Слѣдовательно отправленiе не опредѣляетъ разнообразiя типовъ, такъ какъ типъ измѣняется независимо отъ отправленiя.

Итакъ типъ не есть нѣчто производное или зависящее, но онъ независимъ и первообразенъ. Но если отправленiе не есть причина его, то можетъ–быть оно есть причина отправленiя; и между отправленiями нужно посмотрѣть, нельзя ли будетъ произвесть отъ него именно то, которое мы нашли такимъ же первообразнымъ какъ и онъ, именно разложенiе. Положимъ, что это возможно; для насъ не важно въ настоящую минуту, произведутъ ли это отправленiе отъ типа или нѣтъ, или можетъ–быть то и другое произведутъ отъ чего–нибудь другого. Мы набрасываемъ методу, а не устанавливаемъ теорiю. Примемъ эту мысль не какъ фундаментъ, а только какъ вѣху для будущаго фундамента.

Если напримѣръ разрушенiе выводится изъ типа, то оно повлечетъ за собой всю групу разрушающихъ отправленiй и кромѣ того питанiе и групу питательныхъ отправленiй. Слѣдовательно типъ будетъ причиною всего остального. Изъ него можно будетъ вывести всѣ факты, составляющiе животное.

Каждая група этихъ фактовъ выводится изъ одного господствующаго факта. У насъ останется одна только формула, общее опредѣленiе, изъ котораго выйдетъ, посредствомъ системы прогресивныхъ выводовъ, множество подчиненныхъ фактовъ.

Тогда вы усмотрите цѣль науки и поймете что такое система. Посмотрите же отсюда, какимъ образомъ мы шли. Мы не выходили изъ области фактовъ; мы не призывали на помощь никакого метафизическаго существа; мы думали только о составленiи групъ. Нашедши эти групы, мы замѣщали ихъ общимъ фактомъ. Мы выражали эти факты формулой. Потомъ мы соединили различныя формулы въ одну групу и отыскали высшiй фактъ, порождающiй ихъ. Мы продолжали такъ далѣе, пока не пришли къ единичному факту, который и есть всеобщая причина. Называя его причиной, мы не хотимъ сказать только, что изъ формулы его можно вывести всѣ прочiя и всѣ слѣдствiя прочихъ. Мы преобразовали такимъ образомъ разбросанное множество фактовъ въ iерархiю предложенiй, изъ которыхъ первая порождаетъ групу подчиненныхъ предложенiй; эти въ свою очередь производятъ каждая новую групу, и такъ далѣе, пока не явятся подробности и частные факты, наблюдаемые органами чувствъ. И въ подобной лѣстницѣ всѣ ступени явственно обозначены. Образовавши групу, мы посредствомъ отвлеченiя выбрали изъ нея одинъ общiй фактъ и по гипотезѣ предположили, что онъ есть причина другихъ. Зная свойства причинъ, мы повѣряемъ, содержитъ ли этотъ фактъ эти свойства; если не содержитъ, мы беремъ другой фактъ и снова повѣряемъ его, и такъ далѣе, пока не дойдемъ до причины. Соединивъ групу причинъ или общихъ фактовъ, мы тѣмъ же самымъ способомъ ищемъ, какой изъ нихъ порождаетъ всѣ другiе. Такъ мы поступали сейчасъ. Отвлеченiе, гипотеза, повѣрка — таковы три шага метода. Больше не нужно, но зато они нужны всѣ три.

_____

Всякiй разъ, когда вамъ встрѣтится естественная група фактовъ, вы можете употребить этотъ методъ и откроете цѣлый рядъ необходимостей; тоже самое бываетъ въ мiрѣ физическомъ, какъ и въ мiрѣ нравственномъ. Цивилизацiя, народъ, вѣкъ — суть опредѣленiя развивающiяся. Человѣкъ есть ходячая формула. Напримѣръ разсматривая римское общество, вы находите въ немъ очень общую способность дѣйствовать массою, вмѣстѣ съ развитiемъ личнаго интереса; способность эта установилась частью отъ его первоначальныхъ наклонностей (что особенно можно видѣть изъ первобытнаго языка и религiи), главнымъ же образомъ отъ того обстоятельства, что Римъ съ самаго происхожденiя своего былъ убѣжищемъ, враждебнымъ своимъ сосѣдямъ, образовавшимся изъ разнообразныхъ и враждебныхъ элементовъ, въ которомъ слѣдовательно каждый былъ поглощенъ мыслью о своемъ интересѣ и въ тоже время обязанъ былъ дѣйствовать массою. Вы отдѣляете эту эгоистическую и политическую способность и выводите тотчасъ же характеръ римскаго общества и правительства: искуство сражаться, вести переговоры и управлять, непобѣдимую любовь къ отечеству, холодное и и высокомѣрное мужество, духъ дисциплины, постоянную мысль о завоеванiи и эксплуатацiи всего мiра, уваженiе къ закону, талантъ къ законнымъ нападенiямъ и защитѣ, умѣренность и упорство въ гражданской борьбѣ, вездѣ расчетъ и подчиненiе воли разсудку. Изъ этой групы нравственныхъ наклонностей можно вывести всѣ важнѣйшiя подробности римской конституцiи; а эта група въ свою очередь выводится изъ эгоистической и политической способности, которую вы прежде всего отдѣлили. Перенесите эту самую способность въ частную жизнь: вы увидите какъ явится духъ выгоды и законности, бережливость, скупость, жадность, всѣ расчетливыя привычки для приобрѣтенiя и сохраненiя, самыя тонкiя формы при законныхъ передачахъ, страсть къ ябедѣ, словомъ всѣ наклонности, которыя могутъ служить гарантiей или законнымъ и публичнымъ оружiемъ. Перенесите ее въ семейную жизнь: семейство, преобразованное въ политическое и деспотическое учрежденiе, основанное не на естественности чувствъ, но на повиновенiи и религiозныхъ обычаяхъ, становится неболѣе какъ вещью или собственностью отца, родъ удѣла, даруемаго каждый разъ закономъ и назначеннаго для доставленiя обществу солдатъ. Перенесите ее въ религiю: религiя, основанная положительнымъ и политическимъ духомъ, лишонная философiи и поэзiи, признаетъ за боговъ сухiя абстракцiи, бичи, обожаемые только ради страха; она признаетъ и иностранныхъ боговъ, но только ради выгоды; родина обоготворяется изъ гордости; богослуженiе есть глухой и суевѣрный ужасъ, религiозныя церемонiи мелочны, прозаичны и кровожадны; священнослужители составляютъ организированный корпусъ свѣтскихъ лицъ, простыхъ администраторовъ, назначенныхъ въ виду государственныхъ интересовъ и подчиненныхъ гражданскимъ властямъ. Перенесите ее въ искуство: искуство, презираемое, составленное изъ привозныхъ образцовъ и остатковъ, ограниченное одною пользою, производитъ само по себѣ только политическiя и практическiя творенiя, документы администрацiи, памфлеты, нравоучительныя правила; впослѣдствiи при помощи иностранной культуры оно привело только къ краснорѣчiю — оружiю на форумѣ, къ сатирѣ — оружiю нравственности, къ исторiи — ораторскому сборнику политическихъ воспоминанiй; оно развивается только подражанiемъ, и то тогда только, когда римскiй генiй гибнетъ подъ влiянiемъ новаго духа. Перенесите ее наконецъ въ науку: наука, лишонная научнаго и философскаго духа, сведенная на подражанiя, переводы, приложенiя, становится популярною только при помощи морали, собранiя практическихъ правилъ, изучается только съ практическою цѣлью; ея единственное оригинальное открытiе есть юриспруденцiя, компиляцiя законовъ, остающаяся простымъ руководствомъ для судей, до тѣхъ поръ пока греческая философiя не организировала ее и не приблизила къ естественному праву.

Сухой и положительный умъ, слѣдствiе первоначальнаго устройства мозга, съ одной стороны, съ другой — могущественное обстоятельство, необходимость думать о своихъ выгодахъ и дѣйствовать массою, — все это произвело въ этомъ народѣ и довело до крайности эгоистическую и политическую свободу. Изъ этой способности выводятъ различныя групы нравственныхъ привычекъ. Изъ каждой групы въ свою очередь выводятъ порядокъ фактовъ, сложныхъ и развѣтвленныхъ на безчисленныя подробности, — жизнь частная, жизнь публичная, семейная, религiя, наука, искуство. Эта iерархiя причинъ есть система исторiи. Всякая исторiя имѣетъ свою систему и вы видѣли какимъ образомъ можно достигнуть ея. И здѣсь, какъ въ наукахъ естественныхъ и физическихъ, метода одна и таже; и здѣсь причина есть только фактъ. Эгоистическая и политическая способность есть въ римлянинѣ наслѣдственная привычка, преобладающая надъ всѣми прочими; она устанавливаетъ порядокъ, видъ и строй его чувствъ и идей. Она находится въ немъ, когда онъ работаетъ, сражается, управляетъ, молится, разсуждаетъ, изобрѣтаетъ и пишетъ. Присутствуя при всѣхъ его дѣйствiяхъ, она управляетъ ими, нѣкоторыя увеличиваетъ, другiя уменьшаетъ и подчиняетъ, производитъ то силу, то слабость, добродѣтели и пороки, могущество и разрушенiе, и объясняетъ все, потомучто дѣлаетъ все. Поэтому забудьте огромную кучу безчисленныхъ подробностей: обладая формулою, вы знаете все остальное. Въ горсти руки у васъ тысячу лѣтъ и половина всего древняго мiра.

Предположите, что трудъ этотъ совершонъ для всѣхъ народовъ, для всей исторiи, для психологiи, для наукъ нравственныхъ, для зоологiи, для физики, для химiи, для астрономiи. Въ туже минуту видимая нами вселенная исчезаетъ. Факты уменьшились; ихъ замѣстили формулы; мiръ упростился, наука готова.

Осталось всего пять или шесть общихъ предложенiй или опредѣленiй: опредѣленiе человѣка, животнаго, растенiя, химическаго тѣла, физическихъ законовъ, астрономическихъ тѣлъ. Мы обращаемъ взоры свои на эти верховныя опредѣленiя; мы разматриваемъ эти создающiя силы, единственно постоянныя въ безконечности времени, которое развиваетъ и разрушаетъ ихъ творенiя, единственно недѣлимыя въ безконечности пространства, которое разсѣеваетъ и умножаетъ ихъ дѣйствiя. Но мы идемъ еще далѣе: видя, что такихъ опредѣленiй нѣсколько и что они факты подобно всѣмъ другимъ, мы открываемъ въ нихъ, посредствомъ такой же методы, одинъ первоначальный фактъ, изъ котораго они всѣ выводятся и который ихъ всѣхъ порождаетъ. Мы открываемъ единство вселенной и понимаемъ чтó производитъ его. Оно происходитъ не извнѣ: оно происходитъ отъ общаго факта, похожаго на всѣ другiе факты, отъ обобщающаго закона, изъ котораго выводятся всѣ другiе, подобно тому какъ изъ закона притяженiя выводятся всѣ явленiя притяженiя, подобно тому какъ изъ закона волнообразности выводятся всѣ явленiя свѣта, подобно тому какъ изъ существованiя типа выводятся всѣ отправленiя животнаго, подобно тому какъ изъ господствующей способности народа происходятъ всѣ части его учрежденiй и всѣ происшествiя его исторiи. Конечный предметъ науки есть этотъ высшiй законъ; и тотъ, кто однимъ скачкомъ могъ бы перенестись въ нѣдро его, увидѣлъ бы какъ изъ него течетъ вѣчный потокъ происшествiй и безконечный океанъ вещей и явленiй. По указанному нами пути и по догадкамъ можно перенестись туда; зная свойства закона, можно заключить о его природѣ. Метафизики силятся опредѣлить эту природу, непроходя путемъ опыта и вдругъ. Они сдѣлали эту попытку въ Германiи съ героическою смѣлостью и высокою генiальностью, но вмѣстѣ съ тѣмъ и съ неосторожностью, еще большею чѣмъ смѣлость и генiальность. Они однимъ скачкомъ возвысились до перваго закона, и неглядя на природу, пытались вывести при помощи геометрическаго построенiя тотъ мiръ, котораго они незнали. Безъ точныхъ познанiй, безъ анализа, вознесшись сразу на вершину пирамиды, по ступенямъ которой имъ нехотѣлось восходить, ихъ постигло великое паденiе; но въ этихъ развалинахъ и въ глубинѣ этой пропасти остатки творенiя ихъ превосходятъ все что было когда–либо построено человѣкомъ, и полуразрушенный планъ ихъ указываетъ будущимъ философамъ на цѣль, къ которой они должны стремиться, но только по другому пути.

Въ эту–то минуту человѣкъ начинаетъ чувствовать, какъ рождается въ немъ познанiе природы. Посредствомъ такой iерархiи необходимости мiръ образуетъ существо единичное, недѣлимое, члены котораго суть всѣ другiя существа. На вершинѣ всѣхъ вещей является вѣчная аксiома и продолжительные отголоски этой созидающей аксiомы составляютъ всю огромность вселенной. Всякая форма, всякое измѣненiе, всякое движенiе, всякая идея — есть одинъ изъ ея актовъ. Она присутствуетъ во всѣхъ вещахъ и не ограничивается ничѣмъ. Матерiя и мысль, планета и человѣкъ, безчисленныя солнца и бiенiе насѣкомаго, жизнь и смерть, горе и радость — все это выражаетъ ее и все это выражается ею. Она наполняетъ время и пространство и находится выше ихъ. Всякая жизнь есть одна изъ его мгновенiй, всякое существо — одна изъ ея формъ, и цѣлые порядки вещей исходятъ изъ нея согласно необходимостямъ, связанныя между собою божественными кольцами неразрывной и неразрушимой цѣпи.

В. Ф–Ъ

_________