НѢОБХОДИМОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБЪЯСНЕНIЕ, ПО ПОВОДУ РАЗНЫХЪ ХЛѢБНЫХЪ И НЕХЛѢБНЫХЪ ВОПРОСОВЪ

Въ послѣднее время въ текущей литературѣ объявилось множество голосовъ и мнѣнiй противъ нашего журнала. Нападенiя раздались особенно дружно тотчасъ по выходѣ въ свѣтъ нашего прошлогодняго сентябрскаго объявленiя объ изданiи "Времени" въ 63 году. Иные ихъ этихъ нападенiй основаны чисто на конкуренцiи и имѣютъ въ виду одну только подписку. Купеческое дѣло. Такъ напримѣръ г. Краевскiй, сей Тамберликъ русской литературы съ своимъ новымъ "Голосомъ" и цѣнящiй свой "Голосъ" чуть не вдвое того, что даютъ Тамберлику, разразился противъ насъ въ самое подписное время.

Разражаться другъ противъ друга въ подписное время — старинная привычка старинныхъ журналовъ, а отвыкать отъ старинныхъ привычекъ, извѣстно, не хорошо... Но этимъ разраженiямъ мы теперь и отвѣчать не будемъ. Въ настоящую минуту мы имѣемъ въ виду другихъ обидчиковъ нашихъ и именно тѣхъ, которые особенно разсердились за одно словцо въ нашемъ "объявленiи". До сихъ поръ мы имъ совсѣмъ не отвѣчали, хотя вотъ уже четыре мѣсяца какъ они выходятъ изъ себя. Но начиная новый годъ изданiя, мы находимъ не лишнимъ съ самаго начала года сказать нѣсколько словъ всѣмъ этимъ выходящимъ изъ себя господамъ — не въ видѣ оправданiя нашего передъ ними, а такъ въ смыслѣ нѣкотораго назиданiя. Да ктому же не худо иногда кое–что и поразъяснить... Словцо, о которомъ мы сейчасъ говорили, они до сихъ поръ забыть не могутъ. Они корчатся отъ него, какъ будто мы ихъ посадили на булавку. Это именно то мѣсто въ объявленiи нашемъ, гдѣ мы говоримъ, что "ненавидимъ пустозваонныхъ крикновъ, свистуновъ, свистящихъ изъ хлѣба" и т. д. Всѣ они видимо приняли это мѣсто на свой счетъ. А между–тѣмъ что же дурного мы написали? Что мы ненавидимъ свистуновъ "свистящихъ изъ злѣба" (т. е. не свистуновъ вообще, а именно тѣхъ, которые свищутъ изъ хлѣба). Да кто же такихъ любить? Что можетъ–быть гаже такой дѣятельности?

Что можетъ–быть возмутительнѣе, когда какая–нибудь совершенно спокойная, сытая и вседовольная верхоглядка, чаще всего пошлѣйшая бездарность, думаетъ выиграть на модѣ къ прогресу, обличаетъ, свищетъ и выходитъ изъ себя за правду по заказу и по модѣ? Мы полагали, что такая дѣятельность, особенно при случаѣ, даже въ высшей степени вредна общему дѣлу. Вотъ почему мы такъ рѣзко и выразились о подобной дѣятельности и думаемъ, что выразили нашу мысль удачно и мѣтко. Мы именно имѣли въ виду честь и преуспѣянiе общаго дѣла прогреса и добрыхъ начинанiй.

Скажемъ всю правду: Говоря о "свистунахъ изъ хлѣба" мы не предполагали, да даже и теперь еще не хотѣли бы предполагать, что у насъ существуютъ экземпляры "свистуновъ изъ хлѣба" въ самомъ чистомъ, то–есть въ самомъ омерзительномъ ихъ состоянiи; но однако нѣкоторые слѣды такого духа и направленiя мы и тгда еще замѣтили. Хоть начало, да было. Признаки такiе существовали... Вотъ мы и сказали нѣсколько словъ въ видѣ обличенiя и предостереженiя, да сверхъ того желая заявить, что съ этимъ направленiемъ у насъ нѣтъ, не было и не будетъ ничего общаго, потомучто мы уже и тогда предвидѣли дальнѣйшее развитiе этого хлѣбнаго направленiя. И что же? На насъ вдругъ поднялись цѣлыя тучи враговъ. Всякiй изъ нихъ, даже вовсе и не хлѣбный свистунъ, принималъ наше выраженiе на свой собственный счетъ. Мы полагаемъ, что хлѣбные–то и соблазнили всѣхъ, даже и не хлѣбныхъ, подняться на насъ, увѣривъ тѣхъ, что мы предимъ общему дѣлу. Замѣтимъ вообще, что наши не хлѣбные, хоть и бываютъ иногда чрезвычайно хорошiе люди, но все0таки большею частiю народъ чрезвычайно легкомысленный, спѣшливый и довѣрчивый. Самый отъявленный свистунъ изъ хлѣба ихъ надуетъ и они ему ввѣрятся и примутъ его въ сотрудникъ, хоть и зазнамо хлѣбный свистунъ — имъ все равно, свисталъ бы только съ ихъ голоса. Это хоть и теорiя, хоть и принципъ, но въ сущности глубокая ошибка. Для всякаго хорошаго дѣла надо, чтобъ и дѣлатель былъ хорошiй, не то — тотчасъ же не тѣмъ голосом закричитъ и повредитъ хорошему дѣлу и оскандалитъ его въ публикѣ своимъ въ немъ участiемъ. А при перемѣнѣ обстоятельствъ, при дороговизнѣ хлѣба всѣ эти хлѣбные господа первые несутъ свои "таланты" на толкучiй рынокъ и продаютѣ ихъ туда, гдѣ больше дадутъ, т. е. въ другiя редакцiи.

Это называется у нихъ благородно перемѣнять свои убѣжденiя.

Такiе сотрудники вездѣ невыгодны, но мы полагаемъ, что они–то и соблазнили своимъ крупнымъ крикомъ всѣхъ другихъ принять наше выраженiе о свистѣ изъ хлѣба на свой собственный счетъ. А такъ какъ мы всѣ безъ исключенiя обидчивы до истерики и щекотливы какъ жоны Цезаря, на репутацiи которыхъ не долженствовало быть ни пушинки сомнѣнiя, то дѣло и пошло на дъ. Всѣмъ извѣстно, что благороднѣйшихъ людей у насъ чрезвычайное количество, но съ грустiю надо сознаться, что многiе изъ нихъ необыкновенно мелко плаваютъ. Вотъ и поднялись на насъ, одинъ за другимъ, всѣ жти мелкоплаватели, которыхъ мы и не думали называть "свистунами изъ хлѣба", "униженные и оскорбленные" нами. Поднялись даже самые невиннѣйшiе дѣятели, красненькое словцо принимающiе за дѣло; поднялись дешовые обличители и рифмоплеты, составители современныхъ буриме съ направленiемъ; поднялись все готовые разрѣшить мыслители, преслѣдователи соображенiя и науки; поднялись крошечные Петры–великiе, въ душѣ администраторы и чиновники, съ холоднымъ книжнымъ восторгомъ (а иные безъ восторга), пренаивно считающiе себя за представителей прогреса и глубоко неподозрѣвающiе полнѣйшей своей безполезности. Но мы не удивлялись всей этой ярости. Большинство всѣхъ этихъ благороднѣйшихъ, но не совсѣмъ глубоко плавающихъ господъ, чаще всего нападаетъ именно на то, во что само же въруетъ; слѣпо не различаетъ своего въ другой формъ, проповѣдуетъ прогресъ, а чаще всего отстаиваетъ глубочайшее варварство, и отстаивая во что бы ни стало цивилизацiю, снктифируетъ, невѣдая что творя, нѣметчину и регламенты. Духа русскаго тутъ и слыхомъ не слыхать и видомъ не видать. Чутья русскаго и во снѣ не ппридвидится. Тутъ напримѣръ патрiотизмъ безъ церемонiи становится на фербантъ, потомучто патрiотизмъ — исключительность, а слѣдственно ведетъ къ ретроградству. Искуство безполезно. Самое лучшее произведенiе искуства это илiада, а въ илiадѣ разные боги и суевѣрiя, а боги и суевѣрiя ведутъ къ ретроградству. Кромѣ шутокъ. Хоть именно объ илiадѣ. Червонорусы ретрограды, потомучто враждебно относятся къ чужому вѣроисповѣданiю и фанатически стоятъ за свое въ нашъ вѣкъ вѣротерпимости и прогреса. Не говорите имъ, что въ вопросѣ о вѣроисповѣданiи у червонорусовъ именно все заключается, что въ этотъ вопросъ, исторически, вѣками сошлись всѣ остальные нацiональные вопросы; что этотъ вопросъ послѣ четырехъ–сотъ–лѣтнихъ страданiй народа обратился у него въ формулу, въ знамя, что онъ знаменуетъ въ себѣ разрѣшенiе всѣхъ обидъ, всѣхъ остальныхъ нацiональныхъ нацiональныхъ недоумѣнiй и заключаетъ в тебѣ нацiональную независимость; что все это случилось и сложилось такъ исторически, и что судьба червонорусовъ была совершенно непохожа на нашу. Нужды нѣтъ: ретроградство! одно ретроградство, ибо въ нашъ вѣкъ, вѣкъ прогреса и вѣротерпимости не можетъ быть... того–то и того–то, а слѣдовательно и т. д. и т. д.

Правда, что многiе изъ этихъ мыслителей давнымъ–давно уже ни о чемъ не задумываются. Сомнѣнiй, страданiй у нихъ повидимому никогда ни въ чемъ не бывало: но самолюбiя, доходящаго до какой–то бабьей исторической раздражительности у нихъ чрезвычайно много. Самолюбiе есть основанiе ихъ убѣжденiй и для самолюбiя очень многiе изъ нихъ готовы рѣшительно всѣмъ пожертвовать, т. е. всякими убѣжденiями. Убѣжденiя ихъ удивительно ограничены и обточены. Сомнѣваться имъ уже не въ чемъ... Для нихъ жизнь что–то такое маленькое, пустое, что въ нее не стоитъ и вдумываться. Самые вѣковѣчные вопросы, надъ разрѣшенiемъ которыхъ страдало и долго еще будетъ страдать человѣчество, возбуждаютъ въ нихъ только смѣхъ и презрѣнiе къ страдальцамъ, которые ихъ разрѣшали, а которые и теперь отъ нихъ страдаютъ и мучаются ихъ разрѣшенiем, это у нихъ ретрограды. У нихъ же все разрѣшено и в другъ. "У меня это вдругъ," говоритъ Хлестаковъ. Какой–нибудь вопросъ, вродѣ того: какъ напримѣръ устроить на будущей недѣлѣ счастье всего человѣчества, для нихъ также легко разрѣшать, какъ напримѣръ высморкаться. Вѣра въ иностранныя крижки у нихъ фанатическая. Впрочемъ многiе изъ нихъ даже и книжекъ–то не читаютъ, а такъ только хватаютъ вершки отъ тѣхъ, которые прочли. Слыхалъ когда–то о лордѣ Джонѣ–Росселѣ, Кобденѣ и хлѣбныхъ законахъ, слыхалъ что это было тогда либерально, ну вотъ для него это и теперь либерально, и не смѣй и не думай сомнѣваться, — какъ можно смѣть свое сужденiе имѣть. Это ужь ретроградство, такъ и въ книжкѣ написано. Вотъ всѣ–то эти преслѣдователи вдругъ и осадили насъ, чрезвычайно досадуя на то, что мы имъ не хотимъ отвѣчать, а только обличаемъ ихъ иногда, единственно чтобъ какимъ–нибудь однимъ удачнымъ примѣромъ выставить разомъ характеръ ихъ дѣятельности. Мало того, они, чтобъ принесть намъ какъ можно больше вреда, видимо стараются представить въ другомъ видѣ характеръ нашего выраженiя на счетъ "свистуновъ изъ хлѣба". Повѣривъ настоящимъ свистунамъ изъ хлѣба, принявъ это выраженiе на свой собственный счетъ и ужасно обидѣвшись, они теперь ужасно хотятъ выставить и доказать, что мы, нападая на нихъ, нападаемъ вообще на прогресъ и отстаиваемъ мракобѣсiе, и такимъ образомъ прямо ставятъ себя представителями прогреса. Вотъ на это–то мы и хотимъ теперь отвѣчать. Вопросъ о "свистунахъ изъ хлѣба" мы теперь кончимъ. Мы считаемъ его рахзъясненнымъ достаточно. Гадко поддерживать этихъ свистуновъ, господа, а вѣдь вы знаете, что они существуютъ, по крайней мѣрѣ сильно наклевиются. На свой собственный счетъ вы, господа, или лучше сказать огромная часть изъ васъ, его не можете принять, тѣмъ болѣе что хлѣбные люди въ послѣднее время слишкомъ ярко опредѣлились въ нашей журналистикѣ: ихъ со всѣхъ сторонъ видно. Мы объяснились, мы вѣримъ, что вы большею частiю "не изъ хлѣба" свищете. Вы свищете изъ чести, изъ представительства, но вотъ объ этомъ–то представительствѣ мы и хотимъ поговорить. Послушайте, господа, какiе же вы представители? Что общаго между вами и прогресомъ, или между вами и молодымъ поколѣнiемъ? скажите пожалуста! Вотъ это–то и возбуждало въ насъ всегда глубочайшiй смѣхъ, на васъ глядя.

Любимая повадка ваша — прятаться за справедливую идею и за громкiя литературныя имена писателей, то–есть прикрываться авторитетами, преимущественно такими, которые стяжали себѣ особое уваженiе. "Нападаютъ на насъ, а! Значитъ нападаютъ на прогресъ. Мы свистуны ипъ хлѣба". Но, господа, мы вовсе не принимаемъ васъ за Чернышевскихъ и Добролюбовыхъ. Что же касается до справедливой идеи, которою вы прикрываетесь, то надо признаться — это наиболѣе употребительный въ нашей литературѣ прiемъ. Всѣ заслоняются болѣе или менѣе авторитетными идеями и увѣряютъ, что дѣйствуютъ по убѣжденiю. Иные дѣйствительно дѣйствуютъ по убѣжденiю; честь имъ и слава за это. Другiе же хитрятъ, натягиваютъ идею за уши, а подъ идеей–то и оказываются какiя–нибудь "казенныя объявленiя". Но положимъ, что вы всѣ не хитрите, а нивно считаете себя жрецами, представителями и просвѣтителями (пусть ужь это будетъ дѣло совѣсти многихъ изъ васъ.) Скажите по правдѣ, можно ли хоть сколько–нибудь серьозно повѣрить вамъ когда вы кричите: "Мы за прогресъ, мы работаемъ на фабрикѣ, а вы только мѣшаете и проч." Помилуйте! да вы–то всему и мѣшаете! Мы именно считаемъ васъ неумѣлыми, неспособными и всему повредившими. Извините, что мы такъ прямо говоримъ вамъ; но вѣдь это потому только, что съ вами иначе никакъ нельзя разсуждать. Вы же разсужденiй не терпите, вы сердитесь и обижаетесь истерически, когда кто васъ останавливаетъ и несоглашается съ вами, съ вами все знающими, все разрѣшившими.

Вы приходите въ бѣшенство когда кто–нибудь требуетъ отъ васъ чутья, русскаго духа, гуманности, совѣстливости и логики. Въ нашъ вѣкъ да логики! "Наш вѣкъ дѣло прогреса, а вовсе не логики, подите вы съ логикой, ХХХ!" скажутъ или подумаютъ иные изъ васъ читая это. Но на этотъ пунктъ мы хотимъ вамъ дать ясный отвѣтъ.

Пожалуста не принимайте наше выраженiе о логикѣ буквально.

Никакой движенiе къ прогрессу не исключаетъ логики и мы очень хорошо знаемъ, что никто изъ васъ не захочетъ сказать буквально "Нашъ вѣкъ — дѣло прогреса, а вовсе не логики..." Даже напротивъ самые фанатическiе–то прогресисты всего больше и претендуютъ на логику, и претендуютъ именно въ мгновенiя самаго большаго проявленiя ихъ фанатизма тогда, когда ужь дѣйствительно не до логики. нашей фразой мы хотѣли только обозначить все негодованiе прогрессистовъ и преимущественно молодежи на тѣхъ, которые разссуждаютъ и сомнѣваются когда надо дѣло дѣлать. Это негодованiе, этотъ антагонизмъ; онъ былъ и пребудетъ во всѣ времена и у всѣхъ народовъ. Мало того, мы считаемъ его вполнѣ законнымъ. Нетерпѣливая часть прогресистовъ физически не можетъ сдѣлаться терпѣливой. У ней и пульсъ ходитъ скорѣе. Она и факты должна принимать поспѣшнѣе; она удовлетворяется умозрѣньями, потомучто и не подозрѣваетъ еще всего того, чему полсѣ придется ей научиться у жизни. Была бы только идея великодушия и вела бы къ развитiю, — вотъ ей чего надобно! И безъ этихъ нетерпѣливыхъ, передовыхъ и свѣтъ не стоитъ. Мало того, еслибъ все были одни разсуждающiе, одни сомнѣвающiеся и осмотрительные, ничего бы и не было. Передовая часть общества также законна, какъ и осмотрительная. Но зато тѣ. которые себя считаютъ представителями прогресистовъ и прогресивной идеи, о! тѣ всегда должны умѣть дать отчетъ, хотя бы самихъ себѣ, своей совѣсти. Они должны знать куда идутъ, должны умѣть указать и направить, а главное, главное — должны быть волнѣ совѣстливы въ своихъ указанiяхъ. Повторяемъ теперь вопрос; можемъ ли мы васъ принять за представителей и указателей прогресивной идеи? Бьемся объ закладъ — вы думаете, что мы хотимъ укорить васъ въ эту минуту за то, что вы горячи и поспѣшны до неосмотрительности.

Разувѣрьтесь: мы именно потому считаемъ васъ неспособными и неумѣлыми, что вы мертво–холодны, что въ васъ нѣтъ жару, нѣтъ духа, что убѣжденiя у васъ не свои, а заемныя, а если и случаются свои, то легкомысленность ихъ свидѣтельствуетъ о слишкомъ малой совѣстливости, съ которой они приняты; что гражданскаго чутья нѣтъ у васъ, иначе бы вы знали на что и куда указывать, а вы въ этомъ поминутно даете промахи; что съ мѣста вы не можете сдвинуться, а увѣряете, что идете впередъ, что самолюбiе и выгоду вы чаще всего соединяете съ общимъ дѣломъ, и что наконецъ, если ужъ взять все, опять–таки вы всему мѣшаете. И главное тѣмъ мѣшаете, что опошлили и измельчили въ глазахъ общества самыя правдивыя идеи и начинанья. Вы бездарно волочили великую мысль по улицѣ и вмѣсто того, чтобъ произвести энтузiазмъ, надоѣли публикѣ, а надоѣстъ въ этомъ случаъ публикъ — великое преступленiе. На бездарность–то вашу мы и досадовали и часто намъ бывало очень больно, когда вы дѣло проигрывали. Мы болѣли за васъ душой, когда годъ назадъ вы проиграли дѣло съ г. Писемскимъ, по поводу фельетоновъ Никиты Безрылова. А между–тѣмъ вы были совершенно правы. Проигрывать такiя дѣла негодится. Вы били своихъ и не вѣдали что творили, да и теперь не догадываетесь. Хоть общество и давно смотритъ на васъ двусмысленно, но постоянымъ опошливанiемъ того, чего не надо опошливать, все–таки можно принесть много вреда. А вы именно это дѣлаете. Поминутно дѣлаете. Оставляетъ же васъ общество (а оно оставляетъ васъ дѣйствительно) вовсе не потому, что оставляетъ идею, которой вы (будто бы) служите, а потому, что сами–то ужь вы слишкомъ плохи. Повѣрьте намъ: давно уже видятъ и понимаютъ, что Левъ Камбекъ и стулья на Невскомъ проспектѣ вовсе не исчерпываютъ собою всѣхъ современныхъ задачъ, вопросовъ и недоумѣнiй, возникшихъ въ нашей землѣ въ послѣднее время. А вѣдь серьозно–то говоря, у васъ больше ничего и нѣтъ. Вы простодушно увѣрены, что именно въ львѣ–то Камбекъ и состоитъ вся суть. Да я вамъ откровенно признаюсь: я въ ужасъ пришолъ, когда вдругъ разнеслась было вѣсть, что Левъ Камбекъ оставляетъ литературное поприще. Чтожъ будутъ дѣлать наши виршеплеты, фельетонисты и вообще всѣ они, гордо считающiе себя предводителями прогреса нашего, подумалъ я съ горестью? Вѣдь "Вѣкъ" и Левъ Камбекъ служили к пропитанiю цѣлыхъ тучь прогресистовъ нашихъ съ ихъ малыми дѣтьми такiе долгiе, длинные годы!,, Страшно было прогресу и обществу, когда еще года полтора тому назадъ (экая старина!) исчезла первая рифма "Вѣкъ", похороненная журналистами–гробокопателями. И вотъ теперь исчезаетъ и вторая: Камбекъ. Стулья сняты, о Боже! Чтожь оставляешь ты послъ этого для движенiя прогреса и преуспѣянiя нашего? восклицалъ я съ горестью, — вѣчно юнаго и вѣчно возможнаго Аскоченскаго, да еще кукельванъ. Больше–то вѣдь ничего, ровно ничего не остается...

Увы, господа! Не считайте, что мы кривляемся или говоримъ въ насмѣшку. Мы прямо увѣрены, что кромѣ Льва Камбека да кукельвана, у васъ нѣтъ ничего, — нѣтъ, не было и не будетъ!

Пожалуста не говорите намъ, что у васъ и про городничихъ, и про исправниковъ, и про користа, играющаго на пистонѣ, и про Сорокина и даже про эманципацiю женщинъ. Увѣряемъ васъ, господа, что все, о чемъ бы вы ни заговорили, все это будетъ только Левъ Камбекъ, да кукельванъ. Поймите насъ.

Про кукельванъ говорить положимъ можно, про г. Каткова Ѳаддей булгаринствующаго на Москвѣ, можно и должно, даже про Льва Камбека иногда простительно, даже про городничаго А, въ губернiи Б, въ уѣздѣ В, обидѣвшаго бабу Д, въ году отъ Р, Х, Е и въ мѣсяцѣ Ж, тоже подчасъ позволительно и необходимо. Но вѣдь говорить надо своей иницiативой, со смысломъ и съ толокомъ а не съ чужого голоса. Обличаете вы иногда такъ, что у васъ праваго отъ виноватаго не отличишь, потомучто вы и сами–то объ этомъ можетъ не вѣдаете. Все съ чужого голоса. Спроси васъ, гдѣ причина? гдѣ узелъ? гдѣ разгадка такого–то факта? хорошъ или дуренъ этотъ факт? что означаетъ и изъ чего происходит? объ этомъ вы и намека не дадите, или окончательно промахнетесь.

Взгляду у васъ нѣтъ никакого. Что вамъ подскажутъ, о томъ вы и затрещите. Скажутъ васъ напримѣръ, что вотъ въ томъ–то кое–что есть, а вы тотчасъ и подумаете, что въ томъ и вся суть заключается, — т. е. вся, рѣшительно вся, и что болѣе ничего не надо. А такъ какъ у васъ чувства мѣры нѣтъ никакого, то и тянется у васъ городничiй, да кукельванъ полтора года сряду.

Внутри Россiи, о которой вы понятiя не имѣете, совершаются тѣмъ временемъ событiя, возникаютъ вопросы. Читатель требуетъ отъ васъ живой мысли, объясненiя дѣла, источника, откуда оно происходитъ, указанiя на средства, хоть намека какого–нибудь, а у васъ ХХХ начинается эмансипацiей женщинъ. Помилуйте, да вѣдь все хорошо къ мѣсту и къ времени, иначе тотчасъ же можно опошлить великую мысль, и ваши юмористы будутъ только воронъ пугать, а не дѣло дѣлать. Вотъ это–то все и называется рутиною въ высочайшей степени. Гражданскаго чутья нѣтъ, а вѣдь это какъ ххотите видно, замѣтно. За одно святое дѣло нечего прятаться, великой мыслью нечего прикрываться. Сквозить, видно. Надобно заставить и себя уважать, чтобъ обличенiе было дѣйствительное и плодотворное. А какъ это сдѣлать? Да какъ: прежде всего надо быть самому гражданиномъ. Гражданское чутье различитъ о чемъ говорить и на что показывать, что право, что нѣтъ. Надо чтобъ видна была любовь къ дѣлу, энтузiазмъ. А какiе мы граждане? Всѣ мы въ сущности раздражонные эгоисты, для которыхъ собственныя, домашнiя препинанiя дороже всякаго общаго дѣла. И такимъ–то соваться прямо въ учители, быть пренаивно увѣрену, что мы–то одни и остались теперь предводителями молодыхъ силъ и начинанiй общества! Да вѣдь это все равно, что слѣпому слѣпого водить; да и прекомическая въ сущности мысль! Мы благоговѣйно вѣримъ въ наше юношество. Въ немъ прежде всего настоящая, естественная молодая сила, въ немъ дѣйствительные задатки начинанiй, намъ доселѣ невѣдомыхъ. Въ немъ должны быть и есть стремленiя и позывы до страданiя, волнующiя ихъ молодыя души. Имъ ли успокоиться на Львѣ Камбекѣ? А мы вѣдь успокоились видимо вседовольно. Что правду–то таить! Ну что въ томъ, что мы обличаем? Вѣдь и Булгаринъ писалъ нравственно–сатирически. Вы не сердитесь и выслушайте. Захочется вамъ обличить, а выйдетъ у васъ сплетня. Захочется вамъ съострить, посмѣяться надъ чѣмъ–нибудь, а выходитъ какая–нибудь угрюмая, тяжолая фрыжность, что–то деревянное, мрачное, какое–то бездарное, однообразное, всѣмъ наскучающее тыканье пальцемъ. Надо выказать негодованiе, а такъ какъ негодованiе самая святая вещь, такъ–какъ нельзя изобрѣсти или поддѣлать негодованiе если его въ сущности нѣтъ и нне можетъ быть, то вы отдѣлываетесь раздражительною, васъ же унижающею злостью и завистью, и кто знаетъ, можетъ и въ самомъ дѣлѣ принимаете это раздраженiе за негодованiе. Съ вами это случалось: вѣдь вы унижались даже до попрека редактору "Времени" за его табачную фабрику, карикатуря насъ за это и ставя намъ это въ стыдъ. Вы на "Время" очень злитесь, это понятно: "Время" не хочетъ подчиняться вамъ и считать васъ за дѣятелей, и вдругъ это же невѣжливое "Время" имѣетъ успѣхъ, несмотря на всѣ ваши крики и возгласы, а может– быть отчасти и благодаря вашимъ крикамъ и возгласамъ. Даже навѣрно такъ. Кстати: въ ненависти своей вы не разъ упрекали насъ, что мы не исполняемъ обѣщаннаго въ нашей програмѣ и поклоняемся авторитетамъ. Мы только улыбались читая это. Помилуйте! Да "Время" начало съ того, что не соглашалось и даже нападало на Чернышевскаго и добролюбова, а они въ то время были боги; оно не соглашалось и съ вами и негодовало всегда на вашъ казенный либерализмъ, застегнутый на всѣ форменныя пуговицы и занятый по частямъ, но безъ большого толку, у тѣхъ, которые понимали дѣло; а вѣдь вы еще тогда имѣли влiянiе. "Время" обличало г. Каткова и предрекало ему ново–булгаринскiй путь, еще тогда, когда вы всѣ млѣли передъ г. Катковымъ, покрайней–мѣрѣ ожидали отъ него великихъ преуспѣянiй на пути прогреса. И мы знали что дѣлали и на какую опасность шли нашими нападенiями на авторитеты. Вы–то впрочемъ были не очень страшны, но Чернышевскiй и Добролюбовъ были другое дѣло. Добролюбовъ особенно: это былъ человѣкъ глубоко–убѣжденный, проникнутый святою, праведной мыслью и великiй боецъ за правду. Чернышевскiй работалъ съ нимъ вмѣстѣ. Мы несогласны были съ нѣкоторыми уклоненiями Добролюбова и съ теоретизмомъ его направленiя. Онъ мало уважалъ народъ: онъ видѣлъ въ немъ одно дурное и не върилъ въ его силы. Мы противорѣчили ему, а вѣдь опять–таки тогда онъ былъ богъ. Вотъ это такъ авторитеты! А вы думали, что мы также какъ вы будемъ нападать на тѣхъ, кого не бьетъ кто не хочетъ. Ну смѣли бы вы напасть на Тургенева, еслибъ не раздался голосъ "Современника"! Вы такъ и думали, что мы начнемъ лупить, начиная съ правого фланга: Пушкина, Гоголя, Островскаго, Тургенева, Писемскаго. Эхъ вы! Въ самомъ дѣлѣ вы именно на тѣхъ только и нападаете, на кого вамъ старшiе укажутъ и на кого повашему не опасно. Ну а насчетъ табачной фабрики, такъ мы подчасъ и краснѣли за васъ. Да вы–то что за аристократы, позвольте васъ спросить? Либеральнымъ изданiямъ ужт это бы и неприлично. Вѣдь это напоминаетъ нападки на Полевого за то, что онъ былъ купецъ. Это стыдно и бездарно. Говорилось тоже у васъ, что "Время" издается для спекуляцiи, для поправленiя какихъ–то денежныхъ обстоятелсьтвъ. Да вѣдь послѣ того каждому банкруту стоило бы только основать журналъ, вотъ и обстоятельства поправлены, вотъ и денегъ куча. Какъ легко это у васъ дѣлается. Да вѣдь на нашихъ глазахъ основывалось много журналовъ и газетъ, съ величайшимъ желанiемъ подписчиковъ и изданiя падали. Другiя до сихъ поръ не могутъ набрать столько, чтобъ окупить себя. Почему же намъ–то удалось? Счастье чтоли? Да вѣдь помилуйте: одинъ годъ — счастье, другой годъ — вдвое болѣе счастья, третiй — еще больше чѣмъ прежде счастья: "воля ваша, нужно немного и ума" для такого постояннаго счастья.

Вы нападаете еще на насъ за почву, за народное начало, за соединенiе и примиренiе; но объ этомъ мы съ вами говорить не будемъ, потомучто считаемъ это дѣло серьознымъ. Мы объ этомъ поговоримъ съ другими. Прощайте.