БАСНЯ. Басня, или Апологъ, есть такое сочиненiе, которое, повѣствуя о происшествiяхъ, случившихся между свойственными ей лицами, изображаетъ въ оныхъ какой нибудь людской порокъ, и тѣмъ служитъ къ нашему наставленiю.

Басня не иное что есть, говоритъ Аббатъ Батте, какъ дѣтскiй театръ, отличающiйся отъ другихъ единственно качествомъ дѣйствующихъ лицъ. На этомъ маленькомъ театрѣ не видно ни Александровъ, ни Цезарей, но тутъ появляются Муха и Муравей, которые представляютъ человѣческiя происшествiя посвоему, и которые, можетъ быть, лучше поучаютъ насъ, нежели Цезарь и Александръ.

Лафонтенъ придаетъ Баснѣ большее пространство; онъ называетъ ее

Une ample comédie à cent actes divers,

Et dont la scène est l’Univers.

Свойственныя Баснѣ дѣйствующiя лица суть животныя, и даже неодушевленныя вещи. Симъ–то отличается она отъ притчи, или параболы, въ которой описываются люди, одни, или вмѣстѣ съ животными. — См. Апологъ.

Всякая Басня должна имѣть дѣйствiе, какъ и всѣ прочiя поэмы; слѣдственно вступленiе, узелъ и развязку; должна имѣть опредѣленное мѣсто и потребное число дѣйствующихъ лицъ, съ собственными ихъ характерами.

Нравоученiе есть краткое изъясненiе содержащейся въ Баснѣ Аллегорiи, съ примѣненiемъ оной къ нашимъ нравамъ; оно помѣщается иногда въ приступѣ, иногда послѣ развязки, и чѣмъ будетъ короче и простѣе, тѣмъ лучше. Бываютъ однакожъ Басни и Притчи безъ привода нравоученiя, когда оное ясно усматривается изъ самаго происшествiя, также какъ бываютъ Басни безъ приступа, когда авторъ прямо начинаетъ съ повѣствованiя.

Наиболѣе же всего надлежитъ сохранять характеры вводимыхъ въ Басню лицъ; ибо какъ въ Притчѣ смѣшно было бы слышать Царя, говорящаго и дѣйствующаго подобно простолюдиму, или дитя подобно человѣку совершеннаго возраста, такъ въ Баснѣ надлежитъ придавать животнымъ и даже неодушевленнымъ вещамъ тѣ только свойства, которыя имъ приличны, или которыя, покрайней мѣрѣ, обыкновенно имъ придаются, какъ то: хитрость лисицѣ, гордость коню, жестокость волку, трусость зайцу, вѣрность собакѣ и пр. — Хотя Басня не иное что есть какъ вымыслъ, но требуетъ правдоподобiя, а сiе не иное что есть, какъ соглашенiе дѣйствiй съ характеромъ вводимыхъ лицъ.

Въ Басняхъ придаютъ иногда много прiятности: 1) Аллюзiя — см. сiе слово. 2) помѣщенiе кстати простонародныхъ выраженiй и пословицъ; 3) подробныя изчисленiя частей дѣйствiя, и 4) подробныя описанiя самихъ дѣйствующихъ лицъ.

Басня на Рускомъ языкѣ можетъ быть писана стихами всякаго размѣра, но по большей части употребляются въ ней вольные ямбическiе стихи. — Слога требуетъ простаго, или лучше сказать такого, который бы соотвѣтствовалъ описываемымъ происшествiямъ и дѣйствующимъ лицамъ.

Изобрѣтенiе Басни одни приписываютъ Езопу, другiе Гезiоду, иные Архилоху и даже Сократу, но чаще сiе преимущество отдается первому; такъ по крайней мѣрѣ думалъ Федръ:

Aesopus auctor quam materiam reperit,

Hanc ego polivi versibus.

«Что Езопъ изобрѣлъ, то я стихами обработалъ.» Впрочемъ то завѣрное можно положить, что причиною происхожденiя Басни должна быть осторожность или скромность тѣхъ благомыслящихъ людей, кои хотѣли изкоренить пороки и вредныя страсти, не выказывая порочныхъ.

Примѣч. Гезiодъ родился въ Еолiи, провинцiи малой Азiи, въ селенiи Кумахъ; воспитанъ былъ въ Боецiи; славился творенiями своими за 944 года до Р. Х. — Езопъ род. въ Аморiумѣ, Фригiйскомъ городѣ, около 550 лѣтъ до Р. Х. — Федръ, освобожденный изъ рабства Августомъ, писалъ въ продолженiи его царствованiя и преемника его Тиверiя, при которомъ отъ клеветы испыталъ великiя несчастiя; о времени кончины его нѣтъ достовѣрнаго извѣстiя.

На Рускомъ языкѣ начали писать Басни Херасковъ, Сумароковъ, Тредiаковскiй, Аблесимовъ, Майковъ, которыхъ слогъ начинаетъ уже ветшать: современникъ ихъ Ломоносовъ почти не упражнялся въ семъ родѣ стихотворства. — Мы приведемъ примѣры изъ новѣйшихъ писателей, со включенiемъ Басни, сочиненной Ломоносовымъ.

Дубъ и трость.

Басня.

Дубъ съ тростiю вступилъ однажды въ разговоры:

Жалѣю, дубъ сказалъ, склоня къ ней важны взоры,

Жалѣю, тросточка, объ участи твоей;

Я чаю, для тебя тяжелъ и воробей;

Легчайшiй вѣтерокъ, едва струящiй воду,

Ужасенъ для тебя, какъ буря въ непогоду

И гнетъ тебя къ земли,

Тогда, какъ я — высокъ, осанистъ и въ дали —

Не только Фебовы лучи пересѣкаю,

Но даже бурный вихрь и громы презираю;

Стою и слышу вкругъ спокойно трескъ и стонъ;

Все для меня Зефиръ, тебѣ жъ все Аквилонъ.

Блаженнабъ ты была, когдабъ росла со мною;

Подъ тѣнiю моей густою

Тыбъ не страшилась бурь! но рокъ тебѣ судилъ

Расти, на мѣсто злачна дола,

На топкихъ берегахъ владычества Эола.

Почести! и въ меня твой жребiй грусть вселилъ.

«Ты очень жалостливъ, трость дубу отвѣчала:

Но, право, о себѣ еще я не вздыхала:

Да не о чѣмъ и воздыхать;

Мнѣ вѣтры менѣе, чѣмъ для тебя опасны.

Хотя порывы ихъ ужасны

И не могли тебя до днесь поколебать,

Но подождемъ конца.» — Съ симъ словомъ вдругъ завыла

Отъ сѣвера гроза и небо помрачила;

Ударилъ грозный вѣтръ — все рушитъ и валитъ;

Летитъ, кружится листъ, трость гнется — дубъ стоитъ.

Вѣтръ, пуще воружась, изъ всей ударилъ мочи —

И тотъ, на коего съ трудомъ взирали очи,

Кто ада и небесъ едва не досягалъ....

Упалъ.

Дмитрiевъ.

Къ сей Баснѣ особеннаго нравоученiя не приложено, но оное всякой можетъ извлечъ изъ самаго дѣйствiя, всякой увидитъ, что тутъ наказывается гордость и награждается смиренiе.

Строитель.

Притча.

Что можешь начинать теперь,

Теперь и начинать старайся;

Лишь настоящему ты вѣръ,

На завтрее не полагайся.

Построить нѣкто домъ желалъ,

И нужные къ тому сбирать припасы сталъ,

И собралъ ужъ не мало.

Построить долголи? лиха бѣда начало.

Проходитъ день за днемъ, за годомъ годъ идетъ,

А все строенья нѣтъ;

Все нашъ строитель отлагаетъ

Строенье до другаго дни.

Внезапно смерть пришла: строитель оставляетъ

Припасы лишь одни.

Хемницеръ.

Здѣсь нравоученiе содержится въ приступѣ — Простая поговорка лиха бѣда начало не мало дѣлаетъ прiятности.

Скрыпка.

Басня.

Скрыпица дюжина упала и разбилась:

Скрыпачъ ее склеилъ,

И скрыпка изъ дурной... прекрасной очутилась.

Тотъ вѣрно сталъ умнѣй, кто въ школѣ бѣдствiй былъ.

Дмитрiевъ.

Сiя Басня можетъ служить примѣромъ краткости, многое въ себѣ заключающей.

Оракулъ.

Басня.

Въ какомъ–то капищѣ былъ деревянный богъ,

И сталъ онъ говорить пророчески отвѣты,

И мудрые давать совѣты;

За то отъ головы до ногъ

Обвѣшенъ и сребромъ и златомъ;

Стоялъ въ нарядѣ пребогатомъ;

Заваленъ жертвами, мольбами заглушенъ

И фимiамомъ задушенъ.

Въ Оракула всѣ вѣрятъ слѣпо.

Какъ вдругъ, о чудо! о позоръ!

Заговорилъ Оракулъ вздоръ,

Сталъ отвѣчать нескладно и нелѣпо,

И кто къ нему за чѣмъ ни подойдетъ,

Оракулъ нашъ что молвитъ, то совретъ,

Ну такъ, что всякой дивовался,

Куда въ немъ умъ дѣвался?

А дѣло въ томъ,

Что идолъ былъ пустой, и саживались въ немъ

Жрецы вѣщать мирянамъ.

И такъ

Пока былъ умной жрецъ, кумиръ не путалъ вракъ,

А какъ засѣлъ въ него дуракъ,

То идолъ сталъ болванъ болваномъ.

Я слышалъ — правдаль? — будто встарь

Судей такихъ видали,

Которые весьма умны бывали,

Пока у нихъ былъ умной Секретарь.

Крыловъ.

Здѣсь также, какъ и въ Баснѣ Дубъ и Трость, авторъ прямо приступаетъ къ повѣствованiю, и оставляетъ нравоученiе на догадку самихъ читателей. — Простое выраженiе болванъ болваномъ, вопросъ правдаль? и примѣненiе Аллегорiи къ стариннымъ временамъ, могутъ всякому понравиться.

Волкъ пастухъ

Басня.

Лишь только дневный шумъ замолкъ

Надѣлъ пастушье платье волкъ

И взялъ пастушiй посохъ въ лапу,

Привѣсилъ къ поясу рожокъ,

На уши вздѣлъ широку шляпу,

И крался тихо сквозь лѣсокъ,

На ужинъ для добычи къ стаду.

Увидѣлъ тамъ, что жучко спитъ,

Обнявъ пастушку Фирсъ храпитъ

И овцы всѣ лежали сряду;

Онъ могъ изъ нихъ любую взять,

Но не довольствуясь уборомъ,

Хотѣлъ прикрасить разговоромъ

И именемъ овецъ назвать.

Однако чуть лишь пасть разинулъ,

Раздался въ рощѣ волчiй вой;

Пастухъ свой сладкiй сонъ покинулъ

И жучко бросился съ нимъ въ бой.

Одинъ дубиной гостя встрѣтилъ,

Другой за горло ухватилъ,

Тутъ поздно бѣдный волкъ примѣтилъ,

Что черезъ чуръ перемудрилъ;

Въ полахъ и въ рукавахъ связался

И волчьимъ голосомъ сказался.

Но Фирсъ не долго размышлялъ:

Уборъ съ него и кожу снялъ.

Я притчу всю короткимъ толкомъ

Могу вамъ, господа, сказать:

Кто въ свѣтѣ семъ родился волкомъ,

Тому лисицей не бывать.

Ломоносовъ.

Хотя стихотворецъ и назвалъ сочиненiе сiе притчею; но поелику въ ономъ главное лице есть волкъ, и нравоученiе извлечено изъ случившагося съ нимъ происшествiя, то по сему принадлежитъ оно къ Баснямъ.

Слонъ и моська.

Басня.

По улицамъ слона водили,

Какъ видно на показъ:

Извѣстно что слоны въ диковинку у насъ;

Такъ за слономъ толпы зѣвакъ ходили.

Отколѣ ни возьмись на встрѣчу моська имъ.

Увидѣвши слона, ну на него мѣтаться,

И лаять и визжать и рваться,

Ну такъ и лѣзетъ въ драку съ нимъ.

Сосѣдка, перестань срамиться,

Ей шавка говоритъ, тебѣ ль съ слономъ возиться?

Смотри, ужъ ты хрипишь, а онъ себѣ идетъ

Впередъ,

И лаю твоего совсѣмъ не примѣчаетъ. —

Ехъ! ехъ! ей моська отвѣчаетъ,

Вотъ то–то мнѣ и духу придаетъ,

Что я совсѣмъ безъ драки

Могу попасть въ большiя забiяки;

Пускай же говорятъ собаки:

Ай моська! знать она сильна,

Что лаетъ на слона.

Крыловъ.

Пустоголовые Философы, дерзающiе возставать противъ Божества и религiи; безразсудные политики, сочиняющiе цѣлые томы противъ правительствъ и Государей, и невѣжды–критики, осмѣивающiе знаменитыхъ писателей, прочитавъ сiю Басню, извлекутъ сами для себя нравоученiе. — Слѣдующая притча также не имѣетъ въ ономъ нужды:

Филинъ и мудрецъ.

Гонимый ото всѣхъ, оставленный, презрѣнный,

Безъ крова и друзей, печально изнуренный,

Скитался Доримонъ;

Безумцамъ истину представить вздумалъ онъ,

И истина была всѣхъ бѣдъ его виною;

Терпѣнье, здравый умъ, сокровища свои,

Унесъ мудрецъ съ собою.

Однажды видитъ онъ, что галки, воробьи

На филина напали.

«Онъ врагъ отечества! злодѣй! они кричали;

Въ примѣръ и страхъ другимъ

Ощиплемъ мы его, ощиплемъ, умертвимъ!»

Чего не дѣлаютъ безумiе и сила?

Уже смерть филину грозила;

Но тронутый его судьбой

Мудрецъ махнулъ рукой,

И въ мигъ глупцовъ изчезла стая! —

Чѣмъ такъ противъ себя ты ихъ ожесточилъ?

Онъ филина потомъ спросилъ. —

Повѣся голову и тяжко воздыхая,

«Не знаю, отвѣчалъ, что мнѣ тебѣ сказать,

Къ согласью и любви хотѣлъ ихъ обращать,

И правду говорилъ, но говорилъ напрасно:

Моя вина вся въ томъ, что ночью вижу ясно!»

В. Пушкинъ.

Лизанька и чижъ.

Притча.

«Что это за житье? терпѣнья право нѣтъ! —

Такъ Лиза, дѣвушка четырнадцати лѣтъ

Сама съ собою говорила —

Все хочетъ маменька, чтобъ я училась, шила,

Не дастъ почти и погулять.

Едваль три раза въ годъ бываю я на балѣ,

А то вертись себѣ безъ кавалера въ залѣ;

Куда какъ весело одной вальсировать!»

Тутъ Лиза тяжело вздохнула,

Отерла слезку и взглянула

Нечаянно на верхъ окна,

И чтожь увидѣла она?

Любимый чижъ ея въ рѣшетчатой темницѣ,

Конечно вспомнивъ про лѣсокъ,

Сидѣлъ на жордочкѣ повѣсивши носокъ.

«Ахъ! вольность дорога и птицѣ,

Сказала Лизанька — я по себѣ сужу.

«О бѣдный пипинька! ужъ болѣ

Тебя не удержу,

Ступай, лети, мой другъ, и веселись на волѣ.»

Съ симъ словомъ отперла она у клѣтки дверь.

Встряхнулся пипинька, летитъ въ окно, кружится;

На крышку ближнюю садится,

Запѣлъ.... какъ счастливъ онъ теперь!

Мечтаетъ Лизанька, и видитъ изъ окошка,

Что къ чижику подкралась кошка,

Прыгнула на него и при ея глазахъ

Бѣдняжку растерзала.

Въ раскаянiи, въ слезахъ

Вотъ Лиза что сказала:

Какъ смѣла я на маменьку роптать!

Теперь я вижу очень ясно,

Что волю тѣмъ имѣть опасно,

Кто слабъ и самъ себя не можетъ сохранять.»

А. Измайловъ.

Сверхъ прекраснѣйшаго нравоученiя, которое можно примѣнить не къ однѣмъ дѣтямъ, сiе сочиненiе отличается натуральностiю разсказа, прiятностiю и ровностью слога.

Паукъ и мухи.

Басня.

«Постой! паукъ сказалъ,

Я чаю, что нашелъ причину,

За чѣмъ еще большой я мухи не поймалъ,

А попадается все мѣлочь — дай раскину

Поширѣ паутину,

А вось–либо тогда поймаю и большихъ.»

Раскинувъ, нажидаетъ ихъ,

Все мѣлочь попадаетъ,

Большая муха налетитъ,

Прорвется и сама, и паутину мчитъ!

А это и съ людьми бываетъ,

Что маленькимъ, куда

Ни обернись, бѣда!

Воръ, напримѣръ, большой, хоть въ кражѣ попадется,

Выходитъ правъ изъ подъ суда,

А маленькой наказанъ остается.

Хемницеръ.

Царь и два пастуха.

Притча.

Какой–то Государь прогуливаясь въ полѣ,

Раздумался объ Царской долѣ:

Нѣтъ хуже нашего, онъ мыслилъ, ремесла!

Желалъ бы дѣлать то, а дѣлаешь другое;

Я всей душой хочу, чтобъ у меня цвѣла

Торговля; чтобъ народъ мой ликовалъ въ покоѣ,

А принужденъ вести войну,

Чтобъ защищать мою страну.

Ч. I. С. 94–127

Я подданныхъ люблю, свидѣтели въ томъ Боги,

А долженъ прибавлять еще на нихъ налоги:

Хочу знать правду, всѣ мнѣ лгутъ.

Бояра лишь чины берутъ,

Народъ мой стонетъ, я страдаю,

Совѣтуюсь, тружусь, никакъ не успѣваю;

Полсвѣта властелинъ, не веселюсь ничѣмъ.»

Чувствительный Монархъ подходитъ между тѣмъ

Къ пасущейся скотинѣ,

И что же видитъ онъ? разсыпанныхъ въ долинѣ

Барановъ, тощихъ до костей,

Овечекъ безъ ягнятъ, ягнятъ безъ матерей;

Всѣ въ страхѣ бѣгаютъ, кружатся,

А псамъ и нужды нѣтъ, они подъ тѣнь лажатся,

Лишь бѣдный мечется пастухъ:

То за бараномъ въ лѣсъ во весь онъ мчится духъ,

То бросится къ овцѣ, которая отстала,

То за любимымъ онъ ягненкомъ побѣжитъ,

А между тѣмъ ужъ волкъ барана въ лѣсъ тащитъ;

Онъ къ нимъ, а здѣсъ овца волчихи жертвой стала.

Отчаянный пастухъ рветъ волосы, реветъ,

Бьетъ въ грудь себя и смерть зоветъ.

Вотъ точный образъ мой! сказалъ самовластитель;

Итакъ, и смирненькихъ животныхъ охранитель

Такимижъ, какъ и мы, напастьми окруженъ,

И онъ, как Царь порабощенъ!

Я чувствую теперь какую–то отраду.»

Такъ думая, впередъ онъ путь свой продолжалъ,

Куда? и самъ не зналъ,

И наконецъ пришелъ къ прекраснѣйшему стаду.

Какую разницу Монархъ увидѣлъ тутъ!

Баранамъ счету нѣтъ, отъ жира чуть идутъ.

Шерсть на овцахъ какъ шелкъ и тяжестью ихъ клонитъ,

Ягнятки — кто кого скорѣе перегонитъ,

Ко маткинымъ бѣгутъ питательнымъ сосцамъ;

А пастушокъ въ свирѣль подъ липою играетъ,

И милую свою пастушку воспѣваетъ.

«Не сдобровать, овечки, вамъ!

Царь мыслитъ: волкъ любви не чувствуетъ закона,

И пастуху свирѣль худая оборона.»

А волкъ и подлинно откуда ни возьмись,

Во всю несется рысь;

Но псы, которые то стадо сторожили,

Вскочили, бросились и волка задавили,

Потомъ одинъ изъ нихъ ягненочка догналъ,

Который далеко отъ стада забѣжалъ,

И тотчасъ въ кучку всѣхъ по прежнему загналъ,

Пастухъ же все поетъ, не шевелясь нимало:

Тогда уже въ Царѣ терпѣнiя не стало:

— Возможноль? онъ вскричалъ, здѣсь множество волковъ,

А ты одинъ.... умѣлъ сберечь большое стадо! —

Царь! отвѣчалъ пастухъ, тутъ хитрости не надо:

Я выбралъ добрыхъ псовъ.

Дмитрieвъ.

Прекрасная Аллегорiя! — Съ какимъ искуствомъ описалъ стихотворецъ двѣ противоположности! — Выраженiя: кто кого скорѣе перегонитъ, не сдобровать и пр. производятъ также не малую прiятность. Всякое особенное нравоученiе было бы некстати въ сей притчѣ.

Оселъ и конь.

Басня.

Одинъ шалунъ осла имѣлъ,

Который годенъ былъ лишь ѣздить за водою,

Онъ на него чепракъ надѣлъ,

Весь шитый золотомъ, съ богатой бахромою.

Оселъ нашъ важничать въ такомъ нарядѣ сталъ,

И уши вверхъ поднявъ, прегордо выступалъ.

На встрѣчу конь ему попался,

А на конѣ чепракъ обыкновенный былъ.

Тутъ длинноухiй разсмѣялся,

И рыло отъ него свое отворотилъ.

Такихъ ословъ довольно и межъ нами,

Безъ чепраковъ, а съ чѣмъ? — ну! догадайтесь сами.

А. Измайловъ.

Гуси.

Басня.

Предлинной хворостиной

Мужикъ гусей гналъ въ городъ продавать,

И правду истинну сказать,

Не очень вѣжливо честилъ свой гуртъ гусиной.

На барыши спѣшилъ къ базарному онъ дню.

(А гдѣ до прибыли коснется,

Не только тамъ гусямъ, и людямъ достается.)

Я мужика и не виню,

Но гуси иначе объ этомъ толковали,

И, встрѣтяся съ прохожимъ на пути,

Вотъ какъ на мужика пеняли:

«Гдѣ можно насъ гусей несчастнѣе найти?

Мужикъ, такъ нами помыкаетъ,

И насъ, какъ птицъ простыхъ гоняетъ;

А этаго не смыслитъ неучь сей,

Что онъ обязанъ намъ почтеньемъ,

Что мы свой знатный родъ ведемъ отъ тѣхъ гусей,

Которымъ нѣкогда былъ долженъ Римъ спасеньемъ.

Тамъ даже праздники имъ въ честь учреждены.»

— А вы хотите быть за что отличены?

Спросилъ прохожiй ихъ. — «Да наши предки.. — Знаю,

И все читалъ, но вѣдать я желаю,

Вы сколько пользы принесли? —

«Да наши предки Римъ спасли.»

— Все такъ, да вы что сдѣлали такое? —

«Мы?... ничего!» такъ чтожъ и добраго въ васъ есть?

Оставьте предковъ вы въ покоѣ:

Имъ по дѣламъ была и честь,

А вы, друзья, лишь годны на жаркое.

Баснь эту можно бы и болѣ пояснить;

Да чтобъ гусей не раздразнить.

Крыловъ.

Пѣтухъ, Котъ и Мышенокъ.

Басня.

О дѣти, дѣти! какъ опасны ваши лѣта!

Мышенокъ, не видавшiй свѣта

Попалъ было въ бѣду, и вотъ какъ онъ объ ней

Разсказывалъ въ семьѣ своей:

«Оставя нашу нору

И перебравшися чрезъ гору,

Границу нашихъ странъ, пустился я бѣжать

Какъ молодой мышенокъ,

Который хочетъ показать,

Что онъ ужъ не ребенокъ.

Вдругъ съ розмаху на двухъ животныхъ набѣжалъ:

Какiе звѣри самъ не зналъ!

Одинъ такъ смиренъ, добръ, такъ плавно выступалъ,

Такъ миловиденъ былъ собою!

Другой — нахалъ, крикунъ; теперь лишь, словно, съ бою,

Весь въ перьяхъ; у него косматый крюкомъ хвостъ;

Надъ самымъ лбомъ дрожитъ наростъ

Какой–то огненнаго цвѣта,

И такъ.... какъ двѣ руки, служащи для полета,

Онъ ими такъ махалъ,

И такъ ужасно горло дралъ,

Что я таки не трусъ, а подавай богъ ноги —

Скорѣе отъ него съ дороги!

Какъ больно! безъ него я вѣрно бы въ другомъ

Нашелъ наставника и друга,

Въ глазахъ его была написана услуга.

Какъ тихо шевелилъ пушистымъ онъ хвостомъ!

Съ какимъ усердiемъ бросалъ ко мнѣ онъ взоры

Смиренны, кроткiе, но полные огня!

Шерсть гладкая на немъ, почти какъ у меня,

Головка пестрая и въ доль спины узоры;

А уши какъ у насъ, и я по нимъ сужу,

Что у него должна быть симпатiя съ нами,

Высокородными мышами.» —

А я тебѣ на то скажу,

Мышенка мать остановила —

Что этотъ доброхотъ,

Котораго тебя наружность такъ прельстила,

Смиренникъ этотъ — котъ!

Подъ видомъ кротости, онъ врагъ нашъ, злой губитель;

Другой же былъ пѣтухъ, смиренный куръ любитель.

Не только отъ него не видимъ мы вреда,

Иль огорченья,

Но самъ онъ пищей намъ бываетъ иногда —

Впередъ же по виду не дѣлай заключенья.

Дмитрiевъ.

Въ сей Баснѣ находятся приступъ, повѣствованiе, развязка и нравоученiе. — Какъ прекрасно описаны котъ и пѣтухъ! съ какою простотою и откровенностiю разсказываетъ мышенокъ о своемъ путешествiи. Сiя Басня по справедливости можетъ назваться образцовою. — Но сихъ примѣровъ достаточно для показанiя свойствъ и разныхъ видовъ Басни, и особливо ея различiя съ Притчею; теперь покажемъ нѣкоторыя правила, принадлежащiя наиболѣе къ употребительному въ Баснѣ разсказу.

О разсказѣ Басни. — (Извлечено изъ сочиненiя А. Е. Измайлова.) — Всякой вообще разсказъ долженъ имѣть три главныя и существенныя качества: краткость, ясность и правдоподобiе.

Краткость состоитъ не въ томъ, чтобы говорить мало; но въ томъ, чтобы не сказать ничего лишняго; слѣдовательно:

1.) Не должно начинать разсказа весьма издалека и входить въ излишнiя подробности, но скорѣе приступать къ повѣствованiю того происшествiя, которое разсказать намѣрены.

2.) Надобно оканчивать разсказъ въ надлежащемъ мѣстѣ.

3.) Не должно дѣлать безъ нужды отступленiй отъ главной матерiи, особенно продолжительныхъ.

4.) Не говорить того, что всякой легко можетъ подразумѣвать — и не дѣлать повторенiй, хотя бы то было и въ другихъ выраженiяхъ. На пр:

И ходитъ кошка будто шлюпка

Да только по сухомъ пути,

Водой пѣшкомъ не льзя идти....

или:

На свадьбу ѣхала богатая карета

Предъ нею съ факеломъ два вершника для свѣта.

или

Одинъ влюбился

Безумно какъ дуракъ....

Во древни времена, весьма давно....

(сiе принадлежитъ къ погрѣшности въ слогѣ, называемой Плеоназмомъ. См. сiе слово.)

Ясность разсказа, такъ какъ и всякаго сочиненiя, зависитъ наиболѣе отъ расположенiя мыслей. Чѣмъ правильнѣе и естественнѣе расположимъ мы свои мысли, тѣмъ яснѣе будетъ наше сочиненiе или разсказъ. Не рѣдко темнота происходитъ и отъ самыхъ выраженiй, на примѣръ, отъ старинныхъ, неупотребительныхъ или имѣющихъ разныя знаменованiя словъ; отъ двусмысленнаго словосочиненiя, даже отъ неправильной разстановки знаковъ препинанiя.

Везли чай въ Дельфъ кумира....

За добычей бродить не можетъ левъ,

А кто къ нему придетъ, откроетъ зѣвъ...

Прочитавъ послѣднiй стихъ, всякой имѣетъ право спросить: кто откроетъ зѣвъ? левъ, или тотъ, кто придетъ къ нему?

Правдоподобiе состоитъ въ томъ, чтобы не говорить того, чего не можетъ бытъ въ природѣ, или въ естественномъ порядкѣ вещей.

Отъ комара всеобщiй страхъ

Онъ въ тысячи мѣстахъ

И въ гриву, и в бока и въ брюхо льва кусаетъ...

(не только комаръ, но и левъ не укуситъ льва въ гриву.)

Сiе три главныя качества: краткость, ясность и правдоподобiе необходимы для всякаго разсказа; но для того, чтобы разсказъ былъ прiятенъ, нужны оному украшенiя, и особенныя еще качества, а именно: простота (la simplicité et le familier), забавное (le riant, le plaisant), прiятное (le gracieux), естественность (le naturel) и простодушiе (le naХf, la naХveté).

О украшенiяхъ разсказа. Украшенiя разсказа въ Баснѣ суть: 1) изображенiя и описанiя. 2) размышленiя, 3) примѣненiя, и 4) стихотворные обороты и выраженiя.

Изображенiя должны быть живы и сдѣланы, такъ сказать, одною чертою, на пр:

О бѣдненькой мой чижъ! онъ мокрыми крылами

На силу шевеля, къ сосѣдушкѣ летитъ

И ей со вздохомъ и слезами

Носокъ повеся, говоритъ....

Дмитрiевъ — Б. Чижъ и Зяблица.

Что за уха! да какъ жирна!

Какъ будто янтаремъ подернулась она....

Крыловъ. — Демьянова уха.

Описанiе есть распространенное изображенiе или соединенiе многихъ изображенiй.

Превосходные примѣры можно видѣть въ Басняхъ Дмитрiева: Чижъ и Зяблица; Дубъ и Трость; Пѣтухъ, Котъ и Мышенокъ и пр. у Крылова въ Басняхъ: Оселъ и Соловей, Волкъ на псарнѣ и пр. у Хемницера въ Басняхъ: Два сосѣда, Зеленой оселъ и пр.

Размышленiя, должны быть кратки, а болѣе всего естественны. — Хотя главная нравственная истина въ Баснѣ должна быть всегда одна, но сiе не препятствуетъ Баснописцу въ продолженiе повѣствованiя упоминать краткимъ образомъ въ приличныхъ мѣстахъ и о другихъ постороннихъ истинахъ. Надобно только дѣлать сiе такъ, чтобы во все не видно тутъ было ни малѣйшаго принужденiя, чтобы сiи постороннiя истины или размышленiя казались необходимо нужными и заключались въ немногихъ словахъ. Поприще Баснописца весьма невелико: если позволяется ему уклоняться въ сторону съ своего пути, то онъ долженъ немедленно выходить опять на прямую дорогу и стремиться къ своей цѣли.

Такимъ–то и тягаться,

Которымъ кошелекъ поможетъ оправдаться

И у судьи законъ и совѣсть откупить.

Безъ денегъ, какъ на торгъ, въ судъ не за чѣмъ ходить.

Хемницеръ — Два богача

Былъ левъ слѣпой, а быть и знатному слѣпымъ

Дурное право состоянье.

Х. — — Слѣпой левъ.

Ну что, братъ, каково дѣлишки, Климъ, идутъ?

Въ комъ нужда, ужъ того мы знаемъ, какъ зовутъ.

Крыловъ. — Откупщ. и Сапожн.

Какъ размышленiя, имѣющiя форму изрѣченiй (sentences) нерѣдко дѣлаются пословицами, такъ и самыя пословицы употребляются иногда въ разсказѣ вмѣсто размышленiй, на пр:

Хоть кажется слоновъ и умная порода,

Однако же въ семьѣ не безъ урода.

Крыловъ. — Слонъ на воеводствѣ

Смотри кума, чтобы не осрамиться;

Не даромъ говорится,

Что дѣло мастера боится.

К. — — Щука и Котъ.

Примѣненiя, Аllusions, употребляемыя въ Баснѣ, можно раздѣлить на два рода.

1.) Когда Баснописецъ, говоря о положенiи какого нибудь животнаго или человѣка, сравниваетъ оное съ подобнымъ положенiемъ, въ которомъ находились нѣкогда извѣстныя въ Мифологiи или Исторiи лица. У Ланфонтена въ Баснѣ les deux chèvres:

Маlgré tant de dangers, l’une de ces personnes

Pose un pied sur la planche, et l’autre en fit autant.

Je m’imagine voir, avec Louis le grand

Philippe quatre qui s’avance

Dans l’iste de la Conférence.

2.) Когда Баснописецъ, повѣствуя какое нибудь вымышленное происшествie, мимоходомъ, такъ сказать, намѣкаетъ на слабости и пороки людей. — (Примѣры можно видѣть въ статьѣ Аллюзiя).

О простотѣ. Простота слога состоитъ въ томъ, когда сочинитель изъясняется въ немногихъ и обыкновенныхъ словахъ и выраженiяхъ. Подъ словами и выраженiями обыкновенными разумѣются тѣ, которыя употребляются въ повседневномъ разговорѣ и понятны для людей всѣхъ вообще состоянiй одной нацiи. Слова, выраженiя и обороты, приличныя собственно сочиненiямъ возвышеннаго рода; также слова и выраженiя низкiя, употребляемыя чернiю и принадлежащiя къ какому нибудь областному нарѣчiю, ни въ Баснѣ, ни въ другихъ сочиненiяхъ, которыя должны быть писаны простымъ слогомъ, не могутъ имѣть мѣста. Равномѣрно не могутъ быть терпимы въ сочиненiяхъ такого рода ошибки противъ языка и неправильная перестановка словъ. Примѣромъ простоты слога могутъ служить многiя Басни Хемницера, между прочими и Басня Лѣнивые и ретивые кони.

Вот нѣкоторыя погрѣшности въ Басняхъ противъ простоты слога:

Лиса, увидѣвши сороку, вопрошала....

или, говоритъ летучая рыба:

Нырну въ глубь моря, тамъ встрѣчаема волнами....

или

Чтобы въ моихъ помѣстьяхъ никогда

Не высыхала бы вода....

или

Спустившись наконецъ изъ облачныхъ вышинъ.

О естественности. Естественность состоитъ: 1) въ мысляхъ, которыя родились, кажется, невольно отъ обстоятельствъ. 2) Въ вѣрномъ и точномъ описанiи происшествiй, 3) въ краткомъ и сильномъ изображенiи характеровъ, и 4) въ выборѣ простыхъ и приличныхъ выраженiй, которыя по видимому сами собою и безъ всякаго труда намъ представились.

Естественность необходима въ размышленiяхъ, въ изображенiяхъ, въ описанiяхъ и въ разговорѣ.

Повѣствованiе бываетъ весьма естественно и прiятно, когда въ продолженiи онаго сочинитель обращается къ своимъ читателямъ или слушателямъ съ вопросами и самъ себѣ на нихъ отвѣчаетъ, на пр:

Ужь ли смирнѣе малой сталъ?

Гдѣ! бѣшенымъ такимъ еще и не бывалъ.

Хемницеръ. — Усмирительный способъ.

Слыхали ль вы когда отъ нянекъ объ духахъ,

Которыхъ запросто зовемъ мы домовыми? —

Какъ не слыхать! дѣтей всегда стращаютъ ими.

Дмитрiевъ. — Желанiя.

Полезно ль просвѣщенье?

Полезно! слова нѣтъ о томъ.

Крыловъ. — Червонцы.

О прiятномъ. Прiятное состоитъ въ томъ, когда сочинитель сколь возможно живѣе и лучше изображаетъ тѣ предметы, которые и въ самой природѣ всегда намъ нравятся. Оно бываетъ обыкновенно въ описанiяхъ, помѣщаемыхъ въ повѣствованiи или разсказѣ. Надобно только наблюдать, чтобы сiи описанiя дѣлаемы были всегда кстати и отнюдь не казались бы отступленiями.

Случилось кролику отъ дома отлучиться,

Иль лучше: онъ пошелъ Аврорѣ поклониться

На тминѣ, вспрыснутомъ росой.

Здоровъ, спокоенъ и на волѣ

Попрыгавъ, пощипавъ муравки свѣжей вѣ полѣ

Приходитъ кроличекъ домой.

Дмитрiевъ. — Котъ, Ласточка и Кроликъ.

Примѣры прiятнаго также можно видѣть въ Басняхъ Дмитрiева Дубъ и Трость, Чижикъ и Зяблица и др. у Крылова пѣнiе соловья въ Баснѣ Оселъ и Соловей.

О забавномъ. Забавное состоитъ въ слѣдующемъ:

1) Когда Баснописецъ говоритъ о животныхъ точно такъ, какъ бы о людяхъ, то есть, даетъ имъ названiя, качества, дѣйствiя, обычаи и принадлежности человѣческiя. Такъ напримѣръ Лафонтенъ называетъ Кролика Janot lapin, Леопарда султаномъ, а Льва величаетъ Его львиное величество. — У Дмитрiева въ Баснѣ Котъ, Ласточка и Кроликъ:

Петръ кроликъ приводилъ въ доводъ

Обычай, давность.... и пр.

Продолженiе сего примѣра можно видѣть въ статьѣ Аллюзiя.

2) Въ сравненiи обыкновенныхъ и малозначущихъ вещей съ предметами важными и величественными. Такъ Лафонтенъ въ Баснѣ Два пѣтуха сказавъ, что у нихъ за курицу возгорѣлась война, присовокупляетъ:

Любовь! ты погубила Трою.

3) Въ названiи животныхъ общими ихъ именами, которые часто у насъ въ разговорѣ даются людямъ. На пр. Въ Баснѣ Дмитрiева Два голубя, одинъ изъ нихъ говоритъ другому:

Хоть до зефировъ ты, голубчикъ, погоди.

или Крыловъ въ Баснѣ своей Свинья, разсказавъ, какимъ образомъ она вымаралась на заднемъ дворѣ, прибавляетъ:

И изъ гостей домой

Пришла свинья свиньей.

О простодушiи: Простодушiе состоитъ въ томъ, когда сочинитель какъ будто по простотѣ своей либо по неосторожности говоритъ то, что для собственной выгоды долженъ бы былъ скрывать отъ другихъ; или когда забавляетъ другихъ своею простотою и легковѣрiемъ. На пр:

Какой–то былъ кащей и денегъ тьму имѣлъ,

А сказывалъ онъ самъ, что онъ разбогатѣлъ

Не криводушно поступая.

Хемн. — Б. Кащей.

Прошло, не знаю, сколько лѣтъ,

Однако, помнится, не мало.

Х. — Орлы.

Однимъ лишь откупщикъ страдаетъ,

Что онъ не досыпаетъ;

Ужъ Божьяго ль боится онъ суда....

Крыловъ. — Откупщ. и Сапожн.

Да спрашивай ты толку у звѣрей!

К. — Медвѣдь у пчелъ.

О Басняхъ въ прозѣ. — Изъ соч. Беницкаго. — Лессингъ и съ нимъ многiе Нѣмецкiе литтераторы утверждали, что Басня должна быть писана прозою, основываясь на Езоповыхъ притчахъ; даже Мейснеръ соглашался съ ними и написалъ прозою много прекрасныхъ Басенъ. Французы напротивъ того говорятъ, что Басня въ прозѣ есть тѣло безъ души, и доказываютъ мнѣнiе свое несравненными образцами Лафонтена. Тѣ и другiе, кажется, слишкомъ стѣснили Басню: она неограниченна; и прозою и стихами можно писать ее; притча не трагедiя; въ драмѣ Аполога разговариваютъ не цари, полубоги и боги, по крайней мѣрѣ не они одни, а также и кошки, и собаки, и лягушки; слѣдовательно Баснописецъ властенъ писать, какъ хочетъ. Но что касается до преимущества прекрасной Басни стихами передъ прекраснѣйшею Баснею въ прозѣ, то это не требуетъ доказательства, ибо въ наше время сiя задача превращена въ аксiому. Для слѣпаго все равно, кто поетъ, красавица или уродъ, лишь бы голосъ былъ прiятенъ; но имѣющiй глаза и уши вѣрно станетъ скорѣе слушать пѣвицу красавицу, нежели пѣвицу Медузу.

Возьмите, на примѣръ, Басню Дубъ и Трость; прочитайте ее въ прозѣ на всѣхъ языкахъ и сличите потомъ съ принадлежащею Г. Дмитрiеву. — Какая проза, какой Лессингъ, выразится такъ сильно и смѣло, какъ нашъ Баснописецъ? сплавьте всѣ риторическiя фигуры въ одну, соедините все прекрасное прозаическое въ одну фразу, никогда не кончите вы такимъ образомъ, какъ онъ кончилъ:

И тотъ, на коего съ трудомъ взирали очи,

Кто ада и небесъ едва не досягалъ....

Упалъ.

Со всемъ краснорѣчiемъ Мейснера и остроумiемъ Лессинга нельзя написать въ прозѣ ничего равнаго, ничего близкаго къ симъ стихамъ.

Посмотримъ теперь на ту любезную простоту, которая прельщаетъ въ Баснѣ стихами всякаго, и посредствомъ которой она отличается отъ Аполога въ прозѣ. Выберемъ примѣръ нарочно не самый лучшiй. Хемницеръ во второй части своихъ Басенъ и Сказокъ, (Басня ХVIII. Соловей и Чижъ) говоритъ:

Былъ домъ,

Гдѣ подъ окномъ

И чижъ и соловей висѣли,

И пѣли,

Какъ мило начато! какая, такъ сказать, семейственная простота! мѣшаетъ ли здѣсь мѣра мыслямъ? останавливаетъ ли она дѣйствiе разума? препятствуетъ ли рифма выраженiю? гдѣ тотъ кудрявой оборотъ прозаическаго краснорѣчiя, который бы замѣнилъ это скромное искуство стихотворства? — далѣе:

Лишь только соловей бывало запоетъ,

Сын маленькой отцу проходу не даетъ:

Все птичку показать къ нему онъ приступаетъ,

Что эдакъ хорошо поетъ.

Кажется, что сочинитель не рачитъ о своей пользѣ, имѣя въ виду только занятiе читателя; ни однимъ наряднымъ словомъ не напоминаетъ онъ о желанiи своемъ нравиться; нигдѣ нѣтъ отвратительнаго подбора, авторскаго кокетства; нигдѣ не выходитъ онъ изъ границъ благопристойности, но нигдѣ и не чинится.

Отецъ обѣихъ снявъ, мальчишкѣ подаетъ.

Ну, говоритъ: узнай, мой свѣтъ,

Которая тебя такъ много забавляетъ?

Перемѣните этотъ нѣжной, кроткой, истинно отеческой вопросъ въ прозу, и онъ огрубѣетъ, сдѣлается суровъ: изъ ласковаго отца выйдетъ угрюмый учитель.

Тотчасъ на чижика мальчишка указалъ;

Вотъ, батюшка! она, сказалъ,

И мальчикъ отъ чижа въ великомъ восхищеньѣ.

«Какiе перушки! куды какъ онъ пригожъ!

«За тѣмъ вѣдь у него и голосъ такъ хорошъ.

По этимъ словамъ, по этой опрометчивости въ заключенiи, кто не узнаетъ ребенка? — Не все ли тутъ сказано? что еще осмѣлится прибавить проза? гдѣ недостатки? смыслъ полонъ, выраженiя сильны, ходъ естественъ; ясность прозы соединена въ этой Притчѣ съ благозвучiемъ поэзiи, легкость одной съ краткостiю другой, правильность съ мѣрою, приличiе со смѣлостiю. — Слѣдуетъ нравоученiе:

Вотъ дѣтско разсужденье!

Да полно и въ житействѣ тожъ;

О людяхъ многiе по виду заключаютъ:

Кто наряженъ, богатъ, пригожъ,

Того и умнымъ почитаютъ.

Какая нѣжная укоризна! кто оскорбится услышавъ ее? — Говорятъ, что отказъ изъ устъ ласковаго откровеннаго человѣка прiятнѣе обѣщанiя грубiяна; вѣрю: ибо замѣчено это же различiе между стихами и прозою; укоризну прiятно слушать отъ поэта; вотъ одно изъ первѣйшихъ свойствъ стихотворства, возвышающихъ его надъ прозою — вотъ торжество его.

Одним словомъ: Гомеровы Боги вѣрно выбрали для своихъ разговоровъ самый лучшiй языкъ, и до тѣхъ поръ, пока не будетъ доказано, что у жителей Олимпа, у Грековъ и Римлянъ, не было вкуса, до тѣхъ поръ поэзiя будетъ старшею и прекраснѣйшею сестрою прозы; до тѣхъ поръ и Басня стихами возметъ первенство у Басни въ прозѣ.

О Езопѣ и о началѣ Басни. Флорiанъ, въ предисловiи къ своимъ Баснямъ (Leipsic. 1801.) подъ видомъ разговора съ какимъ–то старикомъ, написалъ слѣдующее мнѣнiе о началѣ Басни:

Обыкновенно изобрѣтенiе Басни приписываютъ Езопу, но Г. Буланже въ разсужденiи своемъ о древнихъ писателяхъ отвергаетъ бытiе Езопа. Вы увидите, говоритъ онъ, что сей Езопъ столько прославляемый за свои Басни и котораго историки помѣщаютъ въ VI вѣкѣ до Р. Х. почитается въ одно и тоже время современникомъ Лидiйскаго Царя Креза, Египетскаго Царя Нектанеба, жившаго 180 лѣтъ послѣ Креза, и красавицы Родопы, построившей одну изъ славнѣйшихъ пирамидъ, а сiи пирамиды построены были по крайней мѣрѣ за 1800 лѣтъ до Креза. Вотъ сколько анахронизмовъ, показывающихъ несправедливость всѣхъ жизнеописанiй Езопа. Что же принадлежитъ до его творенiй, то восточные жители приписываютъ ихъ Локману, нѣсколько тысячъ лѣтъ прославляемому въ Азiи Баснописцу, прозванному на всемъ востокѣ мудрымъ; Локману, который, подобно Езопу, былъ уродъ и невольникъ. Г. Буланже доказываетъ весьма вѣроятно, что Езопъ и Локманъ — одинъ и тотъже человѣкъ. Не осмѣливаясь ни утвердить, ни отвергнуть сей догадки, я скажу только, что сей Езопъ мнѣ кажется лицемъ вымышленнымъ, подъ которымъ въ Грецiи выдавали Апологи, давно уже на востокѣ извѣстные. Мы всемъ пользуемся отъ востока, а Басня, безъ всякаго сомнѣнiя, болѣе всего сохранила свойство и обороты Азiатскихъ сочиненiй. Вкусъ къ иперболамъ, къ загадкамъ, къ живописнымъ изображенiямъ, къ наставленiямъ, скрывающимся подъ покровомъ аллегорiи, продолжается въ Азiи и понынѣ; Поэты и Философы сей страны никогда иначе не писали. И такъ вотъ мое мнѣнiе о происхожденiи Басни: наиболѣе заниматься животными можно было въ тѣхъ только мѣстахъ, гдѣ преселенiе душъ служило основанiемъ вѣры; а когда полагали, что души по смерти нашей переходятъ въ тѣла животныхъ, то самымъ благоразумнымъ дѣломъ казалось учиться познавать ихъ нравы, склонности и образъ жизни, потому что сiи животныя составляли для человѣка и будущее и прошедшее, потому что всегда видѣли въ нихъ отцевъ, дѣтей и самихъ себя.

Отъ изученiя животныхъ, отъ увѣренности, что въ нихъ наша душа, легко могли предположить, что имѣютъ они и свой языкъ. Послѣ сего одинъ только шагъ остается къ изобрѣтенiю Басни, то есть къ тому, чтобы заставить говорить сихъ животныхъ, чтобы сдѣлать ихъ нашими учителями; и заключаю, что Басня должна имѣть начало свое въ Индiи, и что первый Баснописецъ вѣроятно былъ Брахманъ.

И малое понятiе, какое имѣемъ мы о сей землѣ, согласуется съ моимъ мнѣнiемъ. Апологи Бидпая суть древнѣйшiй монументъ въ семъ родѣ, а Бидпай былъ Брахманъ. Но какъ онъ жилъ при Царѣ могущественномъ, у народа уже образованнаго, то вѣроятно, что Басни его были не первыя; даже и то быть можетъ, что изданныя подъ именемъ его Басни составляютъ только собранiе Басенъ, кои училъ онъ въ школѣ Гимнософистовъ. Впрочемъ извѣстно, что сiи Индейскiя Басни, въ числѣ которыхъ находится и Басня два Голубя, переведены на всѣ восточные языки, иногда подъ именемъ Бидпая или Билпая, а иногда подъ именемъ Локмана. Напослѣдокъ перешли онѣ въ Грецiю подъ названiемъ Басенъ или Притчей Езоповыхъ. Федръ сдѣлалъ ихъ извѣстными Римлянамъ. Послѣ Федра многiе Латинскiе писатели, какъ то Афтонiй, Авiенъ, Габрiй и другiе, также сочиняли Басни, а нѣкоторые писатели, ближайшiе ко временамъ новѣйшимъ, именно Фаернъ, Абстемiй, Камерарiй, дѣлали собранiе Басенъ на Латинскомъ языкѣ. Въ концѣ ХVI вѣка нѣкто Гегемонъ, изъ Шалона (Сhalons sur SaЩne) осмѣлился первый писать Басни на языкѣ Французскомъ. Чрезъ сто лѣтъ явился Лафонтенъ, и заставилъ забыть всѣ прежнiя Басни; даже не ожидаю (такъ говоритъ Флорiaнъ, не читавшiй ни Дмитрiева, ни Крылова!) лучшей участи и всѣмъ будущимъ сего рода сочиненiямъ.

Въ дополненiе къ сей статьѣ выпишемъ Притчу Измайлова, которая безъ всякихъ ученыхъ изслѣдованiй ясно показываетъ, что причиною происхожденiя Басни было желанiе поучать не принимая на себя вида учительскаго, и что вымыслъ или аллегорiя, бываютъ иногда полезнѣе, нежели простое нравоученiе.

Однажды — ктобъ повѣрить могъ?

Къ Царю, въ его чертогъ,

Вошла вдругъ истина нагая,

Царь въ гнѣвѣ закричалъ: «безстыдница какая!

Какъ смѣла ты войти и кто ты такова?»

— Я истина. — За чѣмъ? — сказать лишь слова два:

Льстецы престолъ твой окружаютъ,

Народъ вельможи угнетаютъ,

Ты нарушаешь самъ нерѣдко свой законъ.... —

«Вонъ, дерзкая! вонъ! вонъ!

Гей! стражи! гей! войдите,

Возьмите, отведите

Ее въ смирительный иль въ сумасшедшiй домъ.»

Хорошъ былъ истинѣ прiемъ!

Вздохнула бѣдная и въ мигъ изъ глазъ пропала.

Охота послѣ ей припала

Идти опять къ Царю; подумала, пошла,

Но ужъ не голая какъ прежде,

Въ блестящей, дорогой одеждѣ,

Которую на часъ у Вымысла взяла.

Смягчивши грубый тонъ, къ Царю она съ почтеньемъ

Приближилась, и съ нимъ вступила въ разговоръ.

Царь выслушалъ ее съ великимъ снисхожденьемъ;

Перемѣнился скоро Дворъ:

Временщики упали,

Пришелъ на знатныхъ черный годъ,

Вельможи новые не спали,

Царь славу прiобрѣлъ и счастливъ сталъ народъ.

*

Подъ словомъ Басня или Баснь въ стихотворческой словесности еще разумѣется:

1) Всякое вымышленное повѣствованiе, клонящееся къ увеселенiю или нравоученiю.

2) Исторiя Баснословная древнихъ, т. е. Мифологiя, и

3) Содержанiе, дѣйствiе драмы, поэмы Епической, романа, сказки и проч.

БАХИЧЕСКIЙ см. Вакхiй.