philolog.ru Кафедра русской  литературы
 
новости | конференции | библиотека | семинары | книги | о нас | сетевые ресурсы | проекты
дискуссии | как мы работаем | нас поддерживают | о проекте | первая страница
 
СЛОВАРЬ
древней и новой поэзии,
составленный Николаем Остолоповым
Действительным и Почетным членом разных Ученых Обществ.
Санкт-Петербург, 1821




Для правильного отображения шрифтов вам необходимо скачать и установить этот шрифт!

Оглавление
Предисловие
А (Адонический - Аферезис) 3-17стр.
Б (Баллада - Белые стихи) 18-21стр.
В (Вакхий - Высокое) 22-25стр.
Г (Галлиамбический - Горацианский) 26-27стр.
Д (Дактилический - Действие) 28-32стр.
Е (Евфемеизм - Ехо) 33-40стр.
Ж (Желание - Женский)нет
З (Завязка - Звукоподражание)нет
И (Идиллия - Ифония)нет
К (Канева - Куплет)нет
Л (Лаконизмъ - Логогрифъ)нет
М (Мадригалъ - Мысль)нет
Н (Надгробие - Нравственность)нет
О (Оаристь - Ответствие)нет
П (Палинвакхий - Пятистопный) 41-46стр.
Р (Развязка - Руна)52-60стр.
С (Сатира - Сценический)63-71стр.
Т (Тавтограмма - Трагедия)72-73стр.

Страницы: [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30] [31] [32] [33] [34] [35] [36] [37] [38] [39] [40] [41] [42] [43] [44] [45] [46] [47] [48] [49] [50] [51] [52] [53] [54] [55] [56] [57] [58] [59] [60] [61] [62] [63] [64] [65] [66] [67] [68] [69] [70] [71] [72] [73]

ЕКЛОГА. Слово Еклога есть Греческое: ejkloVgh значитъ выборъ; симъ именемъ назывались прежде всѣ лучшiя, избранныя сочиненiя.

Поэзiя Буколическая, Пасторальная т. е. Пастушеская, Идиллiя, Еклога, суть именованiя, означающiя одно и тоже: описанiе сельскихъ нравовъ, или происшествiй между поселянами. — См. Идиллiя и Пастушескiй.

Лицами, дѣйствующими въ сей поэмѣ, бываютъ пастухи и земледѣльцы. Мѣстомъ, на которомъ должно происходить дѣйствiе — поля, горы, лѣса. Однакожъ, хотя поэзiя Буколическая имѣетъ предметомъ подражанiе тому, что происходитъ и говорится между пастухами; но она не должна ограничивать себя однимъ только простымъ представленiемъ дѣйствительныхъ происшествiй, ибо такая истина не можетъ нравиться; ей надлежитъ украшать происходящее въ самой природѣ и доводить оное до совершенства: она должна представлять состоянiе самое счастливое, какимъ только могутъ люди наслаждаться, и какимъ наслаждались они, судя по преданiямъ, въ золотомъ вѣкѣ.

«Мечтая о золотомъ вѣкѣ, говоритъ Г. Мерзляковъ (чт. 5. въ общ. люб. словесн.) мы чувствуемъ такое томное наслажденiе, какое посѣщаетъ насъ при воспоминанiи о миломъ другѣ или братѣ, который давно умеръ, но въ которомъ находили мы счастiе — такое же наслажденiе, съ которымъ смотритъ нѣжный супругъ на портретъ любезнѣйшей супруги, съ которою разлучили его жестокiе люди и судьбы непостижимыя. Сколь бы далеко ни увлечены мы были вихремъ страстей и нуждъ, чувствуемъ, что простота есть что–то родное наше: на поля и на лѣса смотримъ какъ на колыбель, въ которой покоилась невинность нашего младенчества. Въ деревнѣ отдыхаемъ отъ тяжелаго дыма городскаго, подобно бѣднымъ узникамъ, изведеннымъ изъ мрака темницы на свѣжiй воздухъ — подобно людямъ, которые, будучи заперты въ одномъ покоѣ, выходятъ иногда на балконъ прохладиться. — Вотъ занимательность пастушеской поэзiи!»

Въ Еклгѣ можно представить одного или двухъ пастуховъ, третiй вводится иногда въ видѣ судiи. Такимъ образомъ писали Буколическiя сочиненiя Феокритъ и Виргилiй. Они знали, что бóльшее число пастуховъ не могло быть вмѣстѣ, ибо каждый изъ нихъ имѣлъ многочисленное стадо.

Но о чемъ могутъ разговаривать пастухи? безъ сомнѣнiя, о вещахъ къ нимъ ближайшихъ, о дѣлахъ сельскихъ, о полевыхъ работахъ и тому подобномъ, а первое достоинство ихъ должно состоять въ пѣсняхъ. Любовь служитъ главнѣйшимъ содержанiемъ ихъ пѣсенъ, но сiя любовь должна быть тихая, безъ сильныхъ порывовъ, ибо Еклога не естъ Трагедiя. Впрочемъ не должно воображать и того, что счастiе пастуховъ было непоколебимо, и что не имѣли они беспокойствъ и горестей. Небо не всегда у нихъ было ясное; поля ихъ также могли терпѣть отъ града, отъ бури; плоды ихъ, огородные и полевые, могли быть повреждаемы морозомъ, зноемъ; стада истребляемы язвою. Иногда находили они пастушекъ нечувствительныхъ, видѣли счастливыхъ соперниковъ, получившихъ награду за одержанiе побѣды въ борьбѣ или пѣнiи. При томъ, хотя и пользовались они свободою въ уединенныхъ хижинахъ, не были однакожь совершенно независимы, и потому должны были брать участiе и въ смерти Государей своихъ, и въ объявляемой или продолжаемой войнѣ, отъ которой и они могли претерпѣть бѣдствiя. Изъ сего слѣдуетъ, что въ пѣсняхъ своихъ они также могли приносить на судьбу жалобы; а потому и не одна радость, не одно благоденствiе, могутъ быть предметомъ сего рода стихотворенiй.

Еклога можетъ принимать разныя формы. Она бываетъ  Драматическая, Епическая и смѣшанная: она можетъ имѣть также видъ Оды, Елегiи, Епиталамы, пѣсни и пр.

Что касается до слога поэзiи Буколической, то онъ долженъ быть простъ, потому что пастухи не говорятъ витiевато; онъ долженъ быть нѣсколько пространенъ, плодовитъ, потому что пастухи, въ спокойной жизни своей, любятъ заниматься подробностями, какъ то описанiемъ работъ, праздниковъ, плясокъ, уборовъ, и особенно описанiемъ мѣстоположенiй. Словомъ сказать, слогъ Еклоги долженъ имѣть простыя, но благородныя выраженiя, непринужденные обороты и совершенно ясныя метафоры; онъ долженъ быть простъ, нѣженъ, прiятенъ. Въ одномъ только случаѣ, то есть тогда, какъ поэтъ самъ говоритъ, онъ можетъ быть нѣсколько возвышенъ. — Сверхъ сего надлежитъ замѣтить, что въ Еклогахъ встрѣчаются иногда такiя обстоятельства, которыя принадлежатъ единственно той землѣ, гдѣ Еклога писана, и которыя въ другой землѣ могутъ показаться необыкновенными; такъ на примѣръ въ Русской Еклогѣ позволительно сказать ходила по грибы, но тамъ, гдѣ ихъ въ пищу не употребляютъ, сего бы сказать было не можно.

Отличiе Еклоги отъ Идиллiи состоитъ въ томъ, что первая по большей части заключаетъ въ себѣ дѣйствiе, и что, какъ сказано выше, можетъ имѣть форму Драматическую и Епическую, то есть, состоять въ разговорѣ или повѣствованiи. Здѣсь сказано по бóльшей части потому, что есть Еклоги, кои состоятъ въ изображенiи одной только чувствительности, каковы на примѣръ нѣкоторыя у Виргилiя и у Геснера. Идиллiя же можетъ имѣть дѣйствiе, и можетъ не имѣть онаго; ежели есть въ ней дѣйствiе, то необходимо требуется, чтобъ оно заключалось въ повѣствованiи: главнѣйшее свойство ея есть излiянiе сердечныхъ чувствiй.

Въ Еклогѣ какъ и въ Идиллiи всякой размѣръ употребленъ быть можетъ. При семъ нужно еще замѣтить, что какъ Еклога, такъ Идиллiя, называются всегда именемъ главнаго въ нихъ упоминаемаго лица.

А. П. Сумароковъ первый началъ писать на Русскомъ языкѣ Еклоги, и не смотря на измѣненiе послѣ того времени въ слогѣ, находимъ у него прiятныя изображенiя. Такъ, на примѣръ, описываетъ онъ жалобу на несклонность:

Гдѣ я пасу овецъ, Исмены лугъ не видитъ;

Даю подарки ей, подарки ненавидитъ;

Намнясь изъ рукъ моихъ она цвѣты взяла,

Однако изъ цвѣтовъ вѣнка не соплела... и пр.

Или жалобу на разлуку:

О рощи! о луга! о холмики высоки!

Долины красныхъ мѣстъ и быстрые потоки!

Жилище прежнее возлюбленной моей!

Мѣста, гдѣ много разъ бывалъ я купно съ ней!

Гдѣ кроется теперь прекрасная, скажите,

И чѣмъ нибудь ее обратно привлеките!

Ольстите духъ ея, ольстите милый взоръ;

Умножь журчанiе вода, бѣгуща съ горъ;

Младые древеса, вы отрасли пускайте;

Душистые цвѣты, долины покрывайте;

Земля, сладчайшiе плоды произрасти!

Или ничто ее не можетъ привести?

Приди назадъ, приди, драгая! возвратися,

Хоть на немноги дни со стадомъ отпросися.

Не сказывай, что я въ печали здѣсь живу;

Скажи, что здѣшнiй лугъ сочнѣй даетъ траву,

Скажи, что здѣсь струи свѣжѣе протекаютъ

И волки никогда овецъ не похищаютъ... и пр.

Или радость свиданiя:

Не отпускала мать Климену прочь отъ стада,

Климена животу была тогда не рада!

Пусти меня, пусти, она просила мать,

На половину дня по рощамъ погулять.

Лишь выпросилася, къ любезному послала,

И чтобъ увидѣлся онъ съ нею, приказала,

Въ дубровѣ за рѣкой, гдѣ съ нею онъ бывалъ,

И много отъ нея прiятства получалъ,

Въ прiятномъ мѣстѣ томъ, гдѣ ею сталъ онъ плѣненъ,

И гдѣ ей клялся быть до смерти непремѣненъ;

Въ томъ мѣстѣ, гдѣ ее онъ часто обнималъ

И гдѣ онъ въ первый разъ ее поцѣловалъ.

Пошелъ; душа его давно того желала.

Какая мысль его къ Клименѣ провожала!

Играло все тогда въ Дамоновыхъ глазахъ:

Прекраснѣе цвѣты казались на лугахъ,

Журчащiе струи быстрѣе протекали,

Въ свирѣли пастухи согласнѣе играли,

Казалася сочнѣй и зеленѣй трава,

Прямѣе древеса и мягче мурава.... и пр.

Безъ сомнѣнiя, нынѣшнiе писатели не употребили бы нѣкоторыхъ словъ, помѣщенныхъ Сумароковымъ въ приведенныхъ здѣсь отрывкахъ, но въ оныхъ не Сумарокова, а время обвинять должно; впрочемъ, кажется, если бы онъ существовалъ нынѣ, то также бы въ свою очередь отвергъ многiя слова и выраженiя, употребляемыя новыми нашими стихотворцами, рабски слѣдующими Нѣмецкому или Французскому вкусу.

О мѣстоположенiи. Етенбургъ говоритъ, что мѣстоположенiе всегда должно соотвѣтствовать содержанiю стихотворенiя: оно должно представлять видъ прiятный, когда описывается происшествiе веселое; въ противномъ же случаѣ и мѣсто дѣйствiя должно быть мрачное — темные лѣса, обнаженныя скалы и пр. Сiе согласованiе мѣста съ содержанiемъ стихотворенiя придаетъ не малую прiятность впечатлѣнiю, производимому повѣствованiемъ, или дѣйствiемъ, подобно тому, какъ на театрахъ декорацiи, соотвѣтствуя содержанiю представленiя, придаютъ оному болѣе правдоподобiя. Случается правда, что стихотворцы скучнымъ какимъ нибудь повествованiямъ (происшествiямъ) назначаютъ красивыя и прiятныя мѣста: но тогда въ горести дѣйствующихъ принимаютъ участiе и самыя мѣста — тогда все, что прежде утѣшало пастуха или пастÿшку, имъ несносно и больше ихъ обремѣняетъ.

Примѣры Еклогъ.

1. Мелибей.

Соч. Виргилiя, переводъ Мерзлякова.

Еклога сiя имѣетъ форму Драматическую. Коридонъ и Тирсисъ, два славные пѣвца, стараются превзойти другъ друга въ искуствѣ пѣнiя. Дѣйствiе происходитъ въ присутствiи Дафниса и Мелибея, который призванъ для объявленiя суда соперникамъ. Мѣсто избрано самое прiятное. Подъ тѣнiю дуба, тихо колеблемаго вѣтромъ, при жужжанiи пчелъ, на берегу прекрасной рѣки — тамъ, гдѣ стада собираются на водопой.

По случаю въ тѣни, подъ говоромъ листовъ,

Нашъ Дафнисъ взялъ покой. — Узрѣвъ его съ холмовъ,

Тирсисъ и Коридонъ стада соединили;

(Сей козъ, а тотъ овецъ съ ягнятами водили)

Аркадцы родиной, цвѣтущихъ оба лѣтъ,

Пѣвцы, соперники, которымъ равныхъ нѣтъ.

Въ то время, какъ въ саду, исполненный заботы,

Я строилъ для деревъ противъ зимы оплоты,

И мирты нѣжные пѣнькою обвивалъ; —

Самъ стада вождь, козелъ, нечаянно отсталъ. —

Что дѣлать! — бросилъ трудъ, — въ смущеньи поспѣшаю

Искать его — и вдругъ я Дафниса встрѣчаю;

Увидѣлись.... «скорѣй, скорѣй, кричитъ, сюда!

Спокойся! твой  козелъ и живъ и безъ вреда;

Вотъ онъ!... коль время есть, склонись подъ тѣнью съ нами;

Тельцы твои придутъ къ струямъ прохладнымъ сами:

Здѣсь Минцiй берега травою богатитъ,

И съ дуба древняго рой сладостно шумитъ! —»

Представьте, какъ на зло, со мной нѣтъ провожатыхъ!

Кому отдать ягнятъ, отъ матери отъятыхъ? —

Но, Тирсисъ, Коридонъ!... но, слышать пѣснямъ судъ!...

О чтобы ни было, а я останусь тутъ: —

Аркадцы начали, поютъ поперемѣнно.

Такое правило отъ Музъ постановленно.

Сначала Коридонъ, Тирсисъ давалъ отвѣтъ.

Коридонъ.

О Нимфы, о любовь моихъ блаженныхъ лѣтъ!

Внушите пѣсни мнѣ, какими отличался

Мой Кодръ — мой милой Кодръ чуть съ Фебомъ не равнялся! —

Но ежели.... свирѣль, подруга тишины,

Покойся на вѣтвяхъ священныя сосны!...

Тирсисъ.

Вѣнчайте пастухи поэта молодаго,

Вѣнчайте лаврами къ досадѣ Кодра злаго,

Да чувства зависти грудь гордую тѣснятъ!

Но если онъ польститъ.... Хвала завистныхъ ядъ..

Вѣнчайте пастуха волшебною гвоздикой.*)

Коридонъ.

О Делiя!**) — Миконъ, ловецъ пустыни дикой,

Главу козла повергъ брадату предъ тобой,

И лани старой рогъ, извившiйся дугой! —

Сверши мою мольбу, и образъ твой священный

Возблещетъ въ мраморѣ, въ котурны обувенный.

Тирсисъ.

Прiапъ! — досель тебѣ давалъ я каждой годъ

Лишь хлѣбъ и молоко: мой пустъ былъ огородъ.

Теперь онъ лучше сталъ: ты въ мраморъ облачился:

Ахъ! Если бъ я скотомъ еще обогатился!...

Сверши мою мольбу: ты будешь золотой. —

Коридонъ.

Аминта! — долго ли мнѣ мучиться тоской? —

Ты слаще мнѣ сотовъ; ты лебедей бѣлѣе;

Ты розы молодой румянѣе, нѣжнѣе;

Когда моихъ быковъ къ загону приведу;

Когда я милой милъ: я тамъ тебя найду!...

Тирсисъ.

А я тебѣ кажусь полыни горькой злѣе,

Страшнѣй терновника, и поростовъ бѣднѣе,

Которые волной выносятся изъ водъ! —

Для любящихъ и день, какъ будто цѣлой годъ! —

Ну, овцы ко двору! еще ли вы не сыты!

Коридонъ.

Ключи прозрачные, кустарникомъ прикрыты,

И мягка мурава, душисто ложе сновъ,

И лозы гибкiе, тѣнистый птицъ покровъ,

Храните отдыхъ стадъ! разлился воздухъ знойной.

Уже наполнились побѣги пальмы стройной!

Тирсисъ.

Здѣсь есть очагъ, огонь и ноша пылкихъ дровъ;

Чернѣетъ хижина отъ дымныхъ облаковъ.

Не страшенъ намъ борей, сѣдой предвѣстникъ хлада,

Какъ волку жадному не страшны крики стада,

Какъ буйственной рѣкѣ не страшны берега!

Коридонъ.

Здѣсь скачутъ весело тельцы, поднявъ рога;

Древа кудрявыми главами помаваютъ;

Въ тѣни лежатъ плоды и взоры привлекаютъ;

Все въ радости цвѣтетъ; — но если Нисы нѣтъ,

Все мертво: — самой ключъ какъ будто не течетъ.

Тирсисъ.

Зной дышетъ на поляхъ, и травка погибаетъ,

Цвѣтокъ поблекъ, унылъ, головку преклоняетъ;

Семелинъ сынъ съ холмовъ похитилъ виноградъ;*)

Филлида возвратись — и горы возблестятъ, —

И снидетъ Юпитеръ въ росѣ полямъ отрадной!**)

Коридонъ.

Тополь Алкиду милъ, гроздъ Вахху виноградной,

Венерѣ нѣжный миртъ, а Фебу лавръ прямой;

Аминта любитъ тѣнь орѣшины густой;

Когда тѣнь, зыбляся, любезную покоитъ:

Ни миртъ, ни лавръ моей орѣшины не стоитъ!

Тирсисъ.

Красива ель въ лѣсу, высокой дубъ въ садахъ,

Тополи при рѣкѣ, а липы на горахъ;

О Лицидъ, если ты обѣта не забудешь,

О другъ мой, если ты всегда мнѣ вѣрнымъ будешь:

Тебѣ уступитъ дубъ и ель среди лѣсовъ.

Мелибей.

Вотъ пѣсни спорныя двухъ юныхъ пастуховъ.

Но Тирсисъ побѣжденъ питомцомъ Аполлона;

Съ тѣхъ поръ, съ тѣхъ поръ люблю младаго Коридона.

2. Милонъ.

Соч. Панаева.

«Какъ я обрадую Филлиду дорогую!

Давно уже хотелось ей

Здѣсь бѣлыхъ насадить лилей:

Вотъ сколько ихъ теперь! срывай себѣ любую!»

Такъ юный говорилъ Милонъ,

Почти невидимъ межъ кустами,

Въ Филлидиномъ саду, куда до солнца онъ

Пришелъ съ нарытыми заранѣе цвѣтами,

И тамъ ихъ рядышкомъ по грядкѣ разсадилъ.

Милонъ хоть молодъ былъ, но онъ уже любилъ.

«Ты встанешь, продолжалъ, случишься у окошка

И вдругъ передъ тобой мелькнетъ

Цвѣточная дорожка!

Какой улыбкою взоръ милый твой блеснетъ!

О! ты конечно угадаешь

Кто здѣсь трудился для тебя;

Ахъ! вотъ ужъ ты бѣжишь ко мнѣ и обнимаешь,

Цѣлуешь, кажется, меня;

День, сердцу памятный: какъ буду веселъ я!»

Съ такою сладкою мечтою

Милонъ пошелъ домой, овецъ пересмотрѣть,

Чтобъ гнать ихъ къ водопою;

Увы! и позабылъ, беспечный, за собою

Калитку сада припереть!

Блудливая коза тотчасъ въ нее вбѣжала

И новый цвѣтничокъ поѣла, потоптала.

Уже пастухъ спѣшилъ назадъ,

Въ надеждѣ встрѣтиться съ Филлидой;

Подходитъ, смотритъ въ садъ....

Что можетъ для него быть бóльшею обидой?...

Онъ видитъ, какъ цвѣты коза–злодѣйка ѣстъ!

Милонъ хватаетъ шестъ,

Заноситъ на врага; но руки опустились,

И вмѣсто мщенiя изъ глазъ

Ручьями слезы покатились.

Бѣднякъ! онъ веселъ былъ за часъ!

Въ такихъ слезахъ его Филлида тутъ застала;

Какъ утаить? она причину ихъ узнала

И пастушкà разцѣловала.

«Пусть нѣтъ, примолвила, цвѣтовъ;

Но вѣрь, равно довольна тѣмъ, что знаю

Цѣль милыхъ мнѣ твоихъ трудовъ!

Смотри: отъ радости я плакать начинаю.»