РОМАНСЪ. Родъ Пѣсни, или Баллады, слѣдовательно принадлежитъ къ Лирической поэзiи.

Содержанiе Романса бываетъ любовное, героическое, или волшебное.

Главное отличiе Романса отъ простой пѣсни состоитъ въ томъ, что авторъ описываетъ въ немъ не свои собственныя чувствованiя, или приключенiя, а другаго лица, которое иногда выражаетъ оное пѣснiю; съ Балладою же различествуетъ одною своею краткостiю, ибо Баллада (новая, см. сiе слово) можетъ заключать происшествiе продолжительное, а въ Романсѣ излагается только самая разительная часть онаго.

Первый Романсъ, говоритъ Беркень, пѣли воины Карломана, идучи на сраженiе. — Такое свидѣтельство ясно показываетъ свойство Романса тогдашняго времени, то есть, что будучи произведенiемъ народа, такъ сказать, дышавшаго войною, онъ былъ сначала пѣснiю военною.

Когда же горделивые замки владѣльцовъ, имѣвшiе видъ крѣпостей, получили въ послѣдствiи образованiе блестящихъ дворовъ, и когда установленiе рыцарства ввело самую утонченную вѣжливость, тогда Романсъ принужденъ былъ укротить свой воинственный характеръ, принужденъ былъ принять тонъ любви и нѣжности, воцарившiйся во всѣхъ обществахъ. Трубадуры разнесли его по всѣмъ Европейскимъ Дворамъ, и онъ сдѣлался любимѣйшимъ ихъ увеселенiемъ. Любовныя приключенiя рыцарей, ихъ богатырство на поединкахъ и на сраженiяхъ, и защищенiе прекраснаго пола, доставляли Романсу средства къ разнообразнымъ и привлекательнѣйшимъ повѣствованiямъ. Поэты Романическiе, путешествуя изъ одной страны въ другую подобно Арiонамъ, Орфеямъ и Симонидамъ, были вездѣ принимаемы отличнѣйшимъ образомъ: имъ только однимъ позволяемо было воспѣвать храбрость и красоту. Наконецъ всѣ начали упражняться въ семъ родѣ стихотворства — и Романсы потеряли свое достоинство, а упадокъ рыцарства по смерти Баярда и совсѣмъ ихъ уничтожилъ, такъ что Водевилю стоило только показаться, чтобы нанести ему рѣшительный, смертельный ударъ, и можно сказать, что теперь воскресаетъ Романсъ не отъ чего другаго, какъ отъ скуки, которую начинаетъ уже производить и Водевиль.^*)

Романсъ долженъ быть обработанъ съ великимъ тщанiемъ; онъ требуетъ слога, сообразнаго съ содержанiемъ, но ни въ какомъ случаѣ не терпитъ высокопарности. Ж. Ж. Руссо говоритъ, что пѣнiе Романса прiятнѣе бываетъ безъ прiигрыванiя на инструментѣ (accompagnement), и что ему нуженъ одинъ только вѣрный и чистый голосъ, произносящiй слова съ правильностiю и простотою.

Въ помѣщаемыхъ здѣсь примѣрахъ можно видѣть разныя свойства Романса:

1. Велисарiй.

Малютка, шлемъ нося, просилъ,

Для бога, пищи лишь дневныя

Слѣпцу, котораго водилъ —

Кѣмъ славны Римъ и Византiя.

«Тронитесь жертвою судебъ!

(Онъ такъ прохожихъ умоляетъ)

Подайте мальчику на хлѣбъ:

Онъ Велисарiя питаетъ.

Вотъ шлемъ того, который былъ

Для Готфовъ, Вандаловъ грозою;

Враговъ отечества сразилъ,

Но самъ сраженъ былъ клеветою.

Тиранъ лишилъ его очей —

И мiръ хранителя лишился.

Увы! свѣтъ солнечныхъ лучей

Для Велисарiя сокрылся.

Несчастный, за кого въ слезахъ

Одинъ вознесъ я гласъ смиренной,

Видалъ царей земныхъ въ цѣпяхъ,

Законы подавалъ вселенной;

Но въ счастiи своемъ равно

Онъ не былъ гордымъ, лютымъ, дикимъ;

И нӹнѣ мнѣ твердитъ одно:

Не называй меня великимъ.

Не видя свѣта и людей,

Паритъ онъ мыслью въ царствѣ славы,

И видитъ въ памяти своей

Народы, вѣки и державы.

Вотъ постоянство здѣшнихъ благъ!

Сколь чуденъ промыслъ твой, содѣтель!

И я, сиротка, въ юныхъ дняхъ

Сталъ Велисарью благодѣтель.

Мерзляковъ.

2. Быль.

Даруй мнѣ, Муза, тонъ, согласный

Съ унынiемъ души моей;

А ты, о добрый, иль несчастный!

Склони свой слухъ и пожалѣй.

Дамонъ недавно былъ душою,

Утѣхой въ дружескихъ пирахъ;

Рѣзовъ былъ, какъ Зефиръ весною,

Пригожъ, какъ роза на лугахъ.

Онъ взоромъ гналъ печаль и скуку.

Устами радость сообщалъ;

Друзьямъ своимъ давая руку,

Тогдажъ и сердце отдавалъ.

Вчера, при мѣсячномъ сияньѣ,

Друзьямъ, прощаясь, говорилъ;

«Какъ грустно съ вами разставанье!»

И взоръ на нихъ остановилъ.

Бьетъ часъ, потомъ — и вѣсть несется,

Печальна вѣсть: Дамона нѣтъ!

Въ Дамонѣ сердце ужъ не бьется,

Изчезнулъ въ мигъ весеннiй цвѣтъ.

Тутъ въ первый разъ еще познали

Дамона къ Лизѣ жарку страсть:

Онъ таялъ, но увы! къ печали!

Душъ прямо нѣжныхъ это часть!

Ихъ слезы падаютъ на камень.

Дамонъ, не могши потушить

Снѣдавшiй сердце лютый пламень;

Рѣшился — самъ себя убить.

Дмитрiевъ.

3. Плѣнный.

Въ мѣстахъ, гдѣ Рона протекаетъ

По бархатнымъ лугамъ;

Гдѣ миртъ душистый разцвѣтаетъ

Склонясь къ ея водамъ;

Гдѣ на горахъ роскошно зрѣетъ

Янтарный виноградъ,

Златый лимонъ на солнцѣ рдѣетъ,

И яворы шумятъ.

Въ часы вечернiя прохлады

Любуяся рѣкой,

Стоялъ, склоня на Рону взгляды

Съ глубокою тоской,

Добыча брани, Русской плѣнный,

Придонскихъ честь сыновъ,

Съ полей побѣды похищенный

Одинъ толпой враговъ.

«Шуми, онъ пѣлъ, волнами, Рона,

И жатвы орошай,

Но плескомъ волнъ — роднаго Дона

Мнѣ шумъ напоминай!

Я въ праздности теряю время,

Душою въ людствѣ сиръ;

Мнѣ жизнь не жизнь, безъ славы — бремя,

И пусть прекрасный мiръ!

«Весна вокругъ живитъ природу,

Яснѣетъ солнца свѣтъ;

Все славитъ счастье и свободу,

Но мнѣ свободы нѣтъ!

Шуми, шуми волнами, Рона,

И мнѣ воспоминай

На берегахъ роднаго Дона

Отчизны милый край!

«Здѣсь прелесть — Сельскiя дѣвицы!

Ихъ взоръ огнемъ горитъ,

И сквозь потупленны рѣсницы

Мнѣ радости сулитъ.

Какiя радости въ чужбинѣ?

Онѣ въ родныхъ краяхъ;

Онѣ цвѣтутъ въ моей пустынѣ

И въ дебряхъ и въ снѣгахъ.

«Отдайтежъ мнѣ мою свободу!

Отдайте край отцовъ!

Отчизны вьюги, непогоду!

На родинѣ мой кровъ,

Покрытый въ зиму яркимъ снѣгомъ!

Ахъ! дайте мнѣ коня;

Туда помчитъ онъ быстрымъ бѣгомъ

И день и ночь меня.

«На родину, въ сей теремъ древнiй,

Гдѣ ждетъ меня краса,

И подъ окномъ, въ часы вечерни,

Глядитъ на небеса;

О другѣ тайно помышляетъ....

Иль робкою рукой

Коня ретиваго ласкаетъ,

Тебя, соратникъ мой!

«Шуми, шуми волнами, Рона,

И жатвы орошай;

Но плескомъ волнъ — роднаго Дона

Мнѣ шумъ напоминай!

О вѣтры, съ полночи летите

Отъ родины моей;

Вы, звѣзды сѣвера, горите

Изгнаннику свѣтлѣй!» —

Такъ пѣлъ нашъ плѣнникъ одинокой

Въ виду Лiонскихъ стѣнъ,

Гдѣ юношѣ судьбой жестокой

Назначенъ долгiй плѣнъ.

Онъ пѣлъ — у ногъ сверкала Рона,

Въ ней мѣсяцъ трепеталъ,

И на златыхъ верхахъ Лiона

Лучъ солнца догаралъ.

Батюшковъ.

4. Пѣснь Гаральда смѣлаго.

Мы, други, летали по бурнымъ морямъ,

Отъ родины милой летали далеко!

На сушѣ, на морѣ, мы бились жестоко;

И море и суша покорствуютъ намъ!

О други! какъ сердце у смѣлыхъ кипѣло,

Когда мы, содвинувъ стѣной корабли,

Какъ птицы неслися станицей веселой

Вкругъ пажитей тучныхъ Сиканской земли!...

А дѣва Русская Гаральда презираетъ.

О други! я младость не праздно провелъ!

Съ сынами Дронтгейма вы помните сѣчу?

Какъ вихорь предъ вами я мчался на встрѣчу

Подъ камни и тучи свистящiя стрѣлъ.

Напрасно сдвигались народы; мечами

Напрасно о наши стучали щиты:

Какъ блѣдные класы подъ ливнемъ, упали

И всадникъ и пѣшiй; владыка, и ты!....

А дѣва Русская Гаральда презираетъ.

Насъ было лишь трое на легкомъ челнѣ;

А море вздымалось, я помню, горами;

Ночь черная въ полдень нависла громами,

И Гела зiяла въ соленой волнѣ.

Но волны напрасно яряся, хлестали:

Я черпалъ ихъ шлемомъ; работалъ весломъ:

Съ Гаральдомъ, о други, вы страха не знали,

И въ мирную пристань влетѣли съ челномъ!

А дѣва Русская Гаральда презираетъ.

Вы, други, видали меня на конѣ?

Вы зрѣли, какъ рушилъ сѣкирой твердыни,

Летая на бурномъ питомцѣ пустыни

Сквозь пепелъ и вьюгу въ пожарномъ огнѣ?

Желѣзомъ я ноги мои окриляя,

И лань упреждаю по звонкому льду;

Я хладную влагу рукой разсѣкая,

Какъ лебедь отважный по морю иду....

А дѣва Русская Гаральда презираетъ.

Я въ мирныхъ родился полночи снѣгахъ;

Но рано отбросилъ доспѣхи ловитвы —

Лукъ грозный и лыжи; и въ шумныя битвы

Васъ, други, съ собою умчалъ на судахъ.

Не тщетно за славой летали далеко,

Отъ милой отчизны по дикимъ морямъ;

Не тщетно мы бились мечами жестоко:

И море и суша покорствуютъ намъ!

А дѣва Русская Гаральда презираетъ.

Батюшковъ.