Обозрѣнiе русскихъ газетъ и журналовъ за первое трехмѣсячiе 1846 года: V. Географiя, Путешествiя и Этнографiя. VI. Исторiя Всеобщая и Русская. VII. Языкознанiе. VIII. Теорiя Словесности и Критика. IX. Исторiя Литературы. X. Изящная Словесность. XI. Свободныя Художества. XII. Военныя Науки. XIII. Горныя Науки. XIV. Естественныя Науки вообще. XV. Медицинскiя Науки (П. Билярскаго). XVI. Промышленность, Технологiя и Сельское Хозяйство (И. Галанина) // Журналъ Министерства народнаго просвѣщенiя. 1846. № 7. Ч. LI. Отд. VI. С. 55—158.

55

ОБОЗРѢНIЕ

РУССКИХЪ ГАЗЕТЪ И ЖУРНАЛОВЪ

ЗА ПЕРВОЕ ТРЕХМѢСЯЧIЕ 1846 ГОДА.

_________

V. Географiя, Путешествiя и Этнографiя.

По этому отдѣлу мы встрѣтили слѣдующiя статьи: Поѣздка по Запорожскимъ урочищамъ, А. А. Скальковскаго (Журн. М. Вн. Дѣлъ № 1); Воспоминанiя Ѳаддея Булгарина (Библ. Для Чт. № 1); Старинныя обычаи Индiйцевъ и Китайцевъ (ibid. № 2); Новозеландскiе китоловы, А. И. Бутакова (От. Зап. № 2); Очеркъ Сѣверной Бѣлоруссiи, Яна Барщевскаго (Иллюстр. № 10); Симпатичеcкiя средства. Повѣрья, суевѣрья и предразсудки Русскаго народа. Статья XI. В. Луганскаго (ibid. № 11); Новый годъ у Грузинъ, I. Романова (Кавк. № 3); Масляница у Грузинъ (ibid. № 6); Дагестанъ 1811 года, А. Б. (ibid. № 8); Очерки Тифлиса. Уголья и Угольщики (ibid. № 9); Замѣчанiя на статью: Законы и обычаи у Кабардинцевъ (ibid. № 10, 11); Объ отношенiяхъ крестьянъ къ владѣльцамъ у Черкесовъ (ibid. № 9);  Описанiе Эчмiадзинскаго монастыря и пяти округовъ Арменiи, Петра Хицунова (ibid. № 12, 13);  Начало Февраля 1846 г. въ горахъ (ibid. № 8); Взглядъ на жизнь общественную и частную племенъ Черкесскихъ. 

87

<…>

VIII. Теорiя Словесности и Критика.

Въ отдѣлѣ Критики въ журналахъ обозрѣваемаго перiода разсматривались новыя сочиненiя: Слова и рѣчи Митрополита Филарета Московскаго, С. П. Шевыревымъ (Москв. № 1); Сочиненiя Державина, Проф. Никитенкою (Библ. Для Чт. № 1); Замѣтки 

88

за границею, Ф. П. Л., Проф. Никитенкою (ibid. № 2) и неизвѣстнымъ Критикомъ (От. Зап. № 2); Бѣдные люди, романъ Г. Достоевскаго, С. П. Шевыревымъ (Москв. № 3); Проф. Никитенкою (Библ. Для Чт. № 3 и въ Отеч. Зап. № 3). Современникъ представилъ по части Критики двѣ статьи: Письмо Грабовскаго о сочиненiяхъ Гоголя (№ 1) и Oтзывъ его же о сочиненiяхъ Пушкина (№ 2).

— «Слова и Рѣчи Митрополита Филарета Московскаго». — Приступая къ содержанiю этого важнаго явленiя въ области нашего Церковнаго Краснорѣчiя, Г. Шевыревъ дѣлаетъ слѣдующiя замѣчанiя. «Въ то самое время» — говоритъ онъ — «какъ мы жалуемся на оскудѣнiе нашей свѣтской Словесности, насъ утѣшаютъ богатыя явленiя духовнаго слова. Отъ чего же изсякаетъ наше изящное свѣтское слово, и въ то же время такъ обильно льется слово духовное? Отъ того, что первое отторгло себя отъ источниковъ народныхъ, а другихъ не сыскало; второе же имѣетъ невидимый истокъ въ нашей древней жизни, которая была искони сосудомъ Вѣры. Духовенство наше, среди суеты прельщенiй новой жизни, сохранило у себя то древнее и всегда свѣжее сокровище, откуда слово духовное истекаетъ. Вотъ почему оно неумолкаемо раздается для тѣхъ, которые хотятъ внимать ему. Главные представители нашей Церкви слѣдятъ за развитiемъ новой России — и не пренебрегаютъ тѣми силами человѣческими, которыя раскрываетъ она на новомъ своемъ поприщѣ, для того, чтобы дѣйствовать ими въ пользу слова Божiя. Замѣчательно это отношенiе между свѣтскою нашею Литературою и духовною.

«Былъ у насъ перiодъ, когда господствовали картины воображенiя въ нашей Поэзiи: ими не пренебрегало и Церковное слово, дѣйствуя на фантазiю въ пользу духа, и облекая ея образы въ значенiе высшее, духовное. Былъ другой перiодъ, когда Поэты увлекались 

89

исключительно чувствомъ: чувству отозвалась и проповѣдь, растворяя его въ силѣ духа. Насталъ перiодъ обладанiя разума, и у представителей Церкви нашей готовы способы, чтобы разумомъ дѣйствовать на силу духовную Русскаго человѣка, — но разумомъ, облеченнымъ крѣпостью свыше. Въ отношенiи къ внѣшнимъ формамъ языка можно сказать то же самое. Русская проповѣдь усвоивала себѣ все внѣшнее совершенство языка въ современномъ его развитiи, но возносила его въ свою завѣтную сокровищницу, гдѣ наружный блескъ его превращался въ чистый свѣтъ духовный. Проповѣдники наши исполнили такимъ образомъ свою обязанность: ибо — скажемъ словами того изъ нихъ, который теперь своими творенiями подалъ намъ поводъ къ размышленiю о Русскомъ проповѣдномъ словѣ вообще: «Истинный Пастырь, по образу Христову, долженъ употреблять всѣ возможныя усилiя, чтобы знать своихъ овецъ и внутреннее ихъ состоянiе». — За симъ Г. Шевыревъ переходитъ къ изложенiю содержанiя произведенiй нашего знаменитаго Проповѣдника. 

— «Сочиненiя Державина». — Изъ представленнаго реестра статей видно, что наши первоклассные Писатели не перестаютъ занимать и критиковъ и читающую публику. Сочиненiя Державина, послѣ многихъ сужденiй и осужденiй, нерѣдко весьма легкомысленныхъ, нынѣ, по поводу изданiя ихъ книгопродавцемъ Штукинымъ (1845), подвергнуты Проф. Никитенкою новой оцѣнкѣ. «Для Державина» — говоритъ Критикъ — «Поэзiя была, если не исключательною, то важнѣйшею задачею его жизни: потому что она составляла врожденную силу его души, способъ, какимъ онъ долженъ былъ осуществить свое нравственное назначенiе въ мiрѣ. Еслибъ онъ родился въ такое время, когда для подобнаго призванiя не существовало вовсе спецiальнаго поприща, онъ выразилъ бы преобладающiй въ немъ элементъ въ

90

другой формѣ — онъ былъ бы Лирикомъ въ жизни, въ поступкахъ, можетъ быть увлекался бы здѣсь неясными порывами. Образованность, между прочимъ и тѣмъ важна, что она всякому истинному человѣческому призванiю даетъ сферу, способъ и побужденiя, и слѣдовательно, такъ сказать, творитъ дѣятелей для всѣхъ потребностей великаго нравственнаго мiростроенiя, для всѣхъ видовъ Исторiи. Бывъ однимъ изъ такихъ дѣятелей въ благороднѣйшей сферѣ, въ сферѣ Искусства, полный высокихъ вѣрованiй и стремленiй, внутренней силы и воспрiимчивости, Державинъ, естественно, долженъ былъ войти въ живое сочувствiе съ жизнiю, со всѣми лучшими интересами человѣчества, не отвлеченнаго, но дѣйствительнаго. Онъ не могъ быть только стихослагателемъ или исполнителемъ литературныхъ теорiй, формалистомъ–Художникомъ, который думаетъ болѣе о слогѣ, завязкѣ и развязкѣ, чѣмъ объ идеяхъ и истинѣ. Этимъ однимъ уже онъ стоитъ высоко надъ современными ему Писателями, изъ которыхъ немногiе видѣли въ Литературѣ, въ Поэзiи, дѣло, силу общественную. Формалистическо-художественное напраленiе было общимъ въ тогдашней нашей Литературѣ, слишкомъ юной, чтобы заниматься идеями. Были немногiя исключенiя изъ этого, впрочемъ, естественнаго хода вещей, и Державинъ составляетъ блистательннѣйшее изъ нихъ. Правда, и онъ не вполнѣ избѣжалъ влiянiя времени: господствовавшiя понятiя школы нерѣдко опутывали и его смѣлый генiй, и у него встрѣчается риторическое убранство рѣчи и т. п. Но вспомните, съ какими многоразличными препятствiями суждено было сражаться Державину, и не укоряйте его, что онъ не изъ всѣхъ вышелъ побѣдителемъ: онъ торжествовалъ надъ сильнѣйшими. Онъ превозмогъ свою эпоху въ такой битвѣ, которая была страшнѣе школъ и теорiй: онъ превозмогъ въ этой битвѣ духъ общества, полувраждебный всякой умственной заслугѣ, полуготовый для наитiй Искусства.

91

«И это общество однакожь было живою силою, въ которой надлежало искать стихiй для своей мысли, чтобы она не была пустою игрою отвлеченностей; надлежало возвышенные интересы разума и эстетическаго чувства связать съ его нуждами, чтобы они сдѣлались и плодоносящими и существенными. На какихъ же точкахъ опоры утвердился нашъ Поэтъ, чтобы вступить въ соприкосновенiе съ дѣйствительностiю своей эпохи?

«Поэты, современные Екатеринѣ II, назвали царствованiе ея, на своемъ фигуральномъ нарѣчiи, вѣкомъ Астреи. Съ Екатериною II Россiя увидѣла разцвѣтающую зарю дня, обѣщаннаго ей Петромъ Великимъ, — первые лучи образованности всеоживляющей, вносящей во все законы, порядокъ, уваженiе къ человѣческому достоинству, — и начала вѣрить въ ея блага. Въ правительственной системѣ Государыни она увидѣла вдругъ и довѣренность къ себѣ и уваженiе, и любовь, и прощенiе невольныхъ грѣховъ своего умственнаго бездѣйствiя вмѣстѣ съ признанiемъ своихъ истинныхъ, ничѣмъ не омрачаемыхъ достоинствъ. Общество свободно начало раскрываться къ принятiю ощущенiй, какiя приносятъ съ собою успѣхи разума; въ мысли прiучались находить цѣну, лично ей принадлежащую, безъ размѣна на житейскiя нужды; начинали чувствовать потребность Науки, лучшихъ понятiй о взаимныхъ человѣческихъ отношенiяхъ. Въ то же время царственный генiй Императрицы извнѣ окружалъ Россiю блескомъ и величiемъ. Оружiе Ея торжествовало надъ врагами, идеи были чтимы въ совѣтахъ Царей. Подвиги избранныхъ Ею вождей и людей Государственныхъ отличались какими-то особенно величественными видами, и ихъ характеры, при всей роcкоши и утонченности вѣка, носили на себѣ черты мужественной силы и глубокомыслiя. Народъ славу эпохи считалъ своимъ достоянiемъ, былъ проникнутъ восторгомъ и вѣрилъ счастiю. Среди 

92

такихъ-то обстоятельствъ общества, Державинъ явился съ лирою, и, по своей величавой природѣ, тотчасъ пришелъ въ сочувствiе съ тремя великими двигателями своего времени: съ стремленiемъ къ идеямъ человѣческимъ, съ юношески-разцвѣтающею славою своего Отечества, и духомъ Екатерины II. Отсюда-то проистекаетъ содержанiе его пiесъ: вездѣ вы встрѣтитесь въ нихъ или съ общими рацiональными задачами общества, или съ глубокими чувствами патрiотически настроеннаго сердца, или съ благоговѣйнымъ восторгомъ къ Императрицѣ, къ которой онъ сверхъ того былъ привязанъ лично узами благодарности». Слѣдуетъ подробный разборъ нѣсколькихъ стихотворенiй, въ которыхъ полнѣе выразились означенныя направленiя. Переходимъ къ сатирическому направленiю Державина.

«Державинъ, исполненный теплой вѣры во все великое человѣчества и Россiи, не могъ быть равнодушнымъ при видѣ грубыхъ сценъ, которыя разыгрывалъ порокъ предъ самыми, такъ-сказать, глазами образованности. Онъ ополчился грозною сатирою, которая, какъ карающая молнiя, упадала на общество съ тѣхъ же высотъ, откуда летѣло къ нему животворное дыханiе весны. Къ чему сатира? говорятъ многiе. Кого исправитъ она? Развѣ слова изгоняютъ порокъ?... Но что было бы съ обществомъ, въ которомъ зло, избѣгающее закона, не встрѣчало бы противодѣйствiя и обузданiя въ этой страшной управѣ идей, которая преслѣдуетъ его повсюду, въ самыхъ глубокихъ изгибахъ сердца, на самыхъ темныхъ путяхъ общественнаго быта? Не въ правѣ ли оно было бы подумать, что его уполномочиваютъ на новыя и горшiя козни? А юныя постыдныя поползновенiя, готовыя къ пороку, но еще не твердыя въ немъ?... Не должны ли они видѣть, какъ бичь неумолимой Немезиды поражаетъ губителей общественныхъ нравовъ? Послѣднiе много выигрываютъ уже, если у страстей отнимается

93

половина ихъ рѣшимости. Да и какъ представить себѣ благоустроенное общество, гдѣ истина, доблесть, все благородное, имѣли бы друзей столь робкихъ и хилыхъ, что они не осмѣливались бы выйти на честный бой съ ихъ врагами? И возможно ли, чтобы Искусство дѣятельное, полное производительнаго могущества, столь властительное надъ умами, — возможно ли, чтобы оно довольствовалось какими-то умозрительными результатами и оставалось безмолвнымъ, когда порокъ нагло похищаетъ у него его родовое  достоянiе — сердце человѣческое? Всякая эпоха страждетъ своими нравственными недугами; но, къ чести человѣчества, среди ея же выработываются цѣлительныя силы, ослабляющiя дѣйствiе зла. Общество должно быть благодарно сатирѣ: она спасаетъ честь его предъ потомствомъ, свидѣтельствуя о его благородномъ негодованiи противъ нравственныхъ безпорядковъ; она содѣйствуетъ спасительной силѣ закона, бросая свои стрѣлы туда, куда законъ не въ состоянiи проникнуть; она особенно нужна для этой фальшивой образованности, которая, спрятавъ свое невѣжество и свои грубыя или мелкiя страсти подъ благовидныя формы и слова, ходитъ въ свѣтѣ съ непринужденною самоувѣренностью и добивается всего, что принадлежитъ истинной образованности ума и сердца. Мы должны быть благодарны безсмертному Державину, который, оказывая обществу услугу въ его высшихъ требованiяхъ, не оставилъ безъ удовлетворенiя и другой насущной его нужды — нужды въ мужественномъ голосѣ противъ современныхъ пороковъ. Этимъ онъ довершилъ свой союзъ съ обществомъ, и такимъ образомъ развилъ въ себѣ вполнѣ элементъ Поэзiи истины и вещей, Поэзiи дѣйствительности. Сатирическое направленiе Державина прогладываетъ въ разныхъ его стихотворенияхъ, но преимущественно выразилось оно въ «Вельможѣ» и одахъ: «На счастiе» и «Къ Фелицѣ». Сатиры эти однѣ достаточны

94

къ тому, чтобы доказать самобытность его мощнаго таланта. Форма, образы, краски принадлежатъ исключительно ему, точно такъ, какъ содержанiе сатиръ, то есть, нравы, принадлежатъ его вѣку. Онъ даже не увлекался никакою теорiей, напротивъ, съ генiальною смѣлостiю отвергъ ее, особенно въ «Фелицѣ», гдѣ, вопреки господствовавшимъ понятiямъ объ Одѣ, онъ смѣшалъ высокое съ комическимъ, какъ Шекспиръ смѣшалъ ихъ въ своихъ трагедiяхъ. Направленiе его сатиръ также оригинально. Этотъ мощный духъ, обнимавшiй жизнь только въ огромныхъ размѣрахъ, ихъ же примѣнялъ и къ различнымъ ея явленiямъ, свѣтлымъ и темнымъ. Что ему въ мелкихъ повседневныхъ сплетняхъ страстей, въ которыхъ запутываются люди столь мелкiе, что ихъ ничтожество можетъ въ одно время служить имъ и извиненiемъ и казнiю? Онъ выходитъ на бой съ порокомъ могучимъ, осыпаннымъ дарами фортуны, способнымъ приводить въ смятенiе нравственный порядокъ. Онъ долженъ напасть на злоупотребленiе силъ, предназначенныхъ благотворить и распространять на землѣ владычество добра и разума, на безумную гордыню, презирающую все, что ознаменовано преимуществами и самобытностiю мысли. Онъ призываетъ къ суду разума и нравственнаго чувства этотъ эгоизмъ гнилаго сибаритства, который въ успѣхахъ образованности видитъ только новые способы проматывать свои доходы и въ апатическомъ равнодушiи дремлетъ при кликахъ самыхъ громкихъ вопросовъ современности».

Говоря о художественной сторонѣ стихотворенiй Державина, Г. Никитенко показываетъ различiе между Лирикой и другими родами Поэзiи. Это различiе указано весьма отчетливо. «Разница между Лирикомъ и Поэтами Эпическимъ и Драматическимъ состоитъ въ томъ, что послѣднiе, изображая понятый ими мiръ, ничего не даютъ знать о лицѣ, ихъ понявшемъ, объ участiи, которое 

95

онъ принимаетъ въ нихъ; между тѣмъ Поэтъ Лирическiй не скрываетъ своихъ отношенiй къ предметамъ; онъ живетъ, по видимому, весь въ нихъ, и хочетъ не того, чтобы вы занялись его особою, а чтобы стали съ нимъ на одну точку зрѣнiя, съ которой, онъ увѣренъ, вы должны увидѣть много прекраснаго и занимательнаго. Тутъ, если хотите, личность, но личность, оказывающая вамъ услуги, требующая вашего сочувствiя по единству вашихъ и его интересовъ, по общимъ узамъ родства, которыми разумъ соединяетъ всѣ мыслящiя единства въ одно великое цѣлое. Поэтъ Эпическiй и Драматическiй воздвигаетъ образы самостоятельные, дѣйствующiе свободно по собственнымъ нравственнымъ началамъ; Лирикъ представляетъ вамъ также образы въ полныхъ рисункахъ, или только въ намекахъ, очеркахъ, силуэтахъ, предполагая, что вы уже знакомы съ ними, и что вамъ нужно уловить однѣ интереснѣйшiя, можетъ быть, еще вами не замѣченныя черты; но такъ какъ эти образы неразлучны съ воззрѣнiемъ, которое на нихъ указываетъ, то они не cамостоятельны, подчинены внѣшнему притяженiю, и потому они не развиваютъ своихъ силъ, не представляются въ разныхъ положенiяхъ. Лирическое созданiе заключаетъ въ себѣ только моменты явленiй, а не цѣпь ихъ, прагматически связанную; оно  кратко, потому что не льзя же приковать васъ къ одному пункту, съ котораго смотритъ на предметъ Художникъ, да онъ и самъ не можетъ остаться на немъ долго и выдержать приливъ однихъ и тѣхъ же впечатлѣнiй, тѣмъ болѣе, что душа его доступна только впечатлѣнiямъ сильнымъ. Державинъ и въ этомъ смыслѣ Поэтъ съ великимъ дарованiемъ. Онъ увлеченъ, прокикнутъ весь предметомъ, его воодушевлявшимъ; но онъ не пересказываетъ своихъ впечатлѣнiй, заставляя васъ вѣрить на-слово; онъ представляетъ вамъ образы, сложенные изъ замѣчательнѣйшихъ сторонъ и моментовъ; 

96

чувствованiе же изливается изъ полноты его сердца, только какъ сила, имъ движущая, и какъ духъ жизни, оживлявшiй образы», и пр.

IX. Исторiя Литературы.

Исторiя Русской Литературы прiобрѣла слѣдующiя cтатьи: Очеркъ библiографическихъ трудовъ въ Россiи, В. Ундольскаго (Москв. № 2); Николай Михайловичь Карамзинъ. Статья первая. М. Погодина (ibid. № 3); Библiографическiя разысканiя, по поводу выхода «Описанiя Библiотеки Императорcкаго Московскаго Общества Исторiи и Древностей Россiйскихъ», составленнаго П. М Строевымъ, В. Ундольскаго (ibid.); А. И. Тургеневъ, Б. Ф. (Илл. № 2); Отрывки изъ рукописи: Русская Библiотека, Словарь Русскихъ Писателей, Сергѣя Полтарацкаго (Сѣв. Пч. № 19, 24, 31, 34, 35, 44, 45 и Иллюстр. № 9, 10, 12); Цыгановъ (Сѣв. Пч. № 61); Отрывки изъ моихъ записокъ объ И. А. Крыловѣ, И. П. Быстрова (ibid. № 62, 64); Георгiй Конисскiй, Архiепископъ Бѣлорусскiй. Изъ Полт. Губ. Вѣд. (Русс. Инв. № 4).

По Всеобщей Истрiи Литературы мы встрѣтили статьи: Миѳъ Кришны (Москв. № 1); Сэръ Томасъ Муръ (От. Зап. № 1); Бенжаменъ Констанъ (ibid. № 2); Герцогъ де-Ривасъ (ibid. № 3); Послѣднiя минуты Шиллера (Сѣв. Пч. № 32); Графъ Платенъ (Рус. Инв. № 50); Волтеръ и Руссо (ibid. № 71).

Статья Г. Погодина о Н. М. Карамзинѣ содержитъ извѣстiя о его дѣтствѣ, воспитанiи и первыхъ литературныхъ опытахъ.

— «Очеркъ библiографическихъ трудовъ въ Россiи». — Имя Автора этой статьи, Г. Ундольскаго, недавно стало появляться въ Литературѣ, и всегда подъ статьями серьознаго содержанiя, которыя, очевидно, были плодомъ<...>

104

<...> соотвѣтствуютъ этому отдѣлу, требующему изящества въ содержанiи и формѣ. Лучшiя изъ нихъ: Странный, жалкiй и смѣшной случай, разсказъ Г. (Москв. № 2); Встрѣча на Невскомъ проспектѣ, А. Вилламова (Финск. Вѣстн. № 1); Безсрочный, Основьяненка (ibid.); Спекуляторъ, физiологическiй очеркъ, Ѳ. Д.  (ibid.); Чухонцы въ Питерѣ, В. Луганскаго (ibid. № 2); Сваха, А. Вилламова (ibid.) и проч. Статья В. Луганскаго представляетъ въ себѣ болѣе вѣрную характеристику или копiю дѣйствительности, нежели свободное созданiе воображенiя.

Что касается повѣсти Г. Достоевскаго: Двойникъ (От. Зап. № 2), то желали бы мы не встрѣчать болѣе подобныхъ злоупотребленiй таланта и трудовъ. Не льзя видѣть безъ удивленiя, какъ въ этой повѣсти разговоръ дѣйствующихъ лицъ зашелъ за всѣ границы приличiя, и обратился въ какую-то смѣсь ругательствъ, нетерпимыхъ для круга образованныхъ читателей.

Укажемъ наконецъ на нѣкоторыя изъ произведенiй иностранной Словесности, помѣщенныхъ въ нашихъ журналахъ. Въ Москвитянинѣ: Изабелла Орсини, Графиня ди-Браччiано, разсказъ Ф. Д. Гверацци, пер. Съ Итал. М. Лихонина (№ 1, 2, 3); въ Библ. для Чт.: Графъ Монте-Кристо, романъ Александра Дюма. Части V, VI, VII (№ 1), 2, 3); въ Отеч. Зап.: Графиня Монсоро, романъ въ пяти частяхъ, Алекс. Дюма (№ 1-3); Карменъ, разсказъ  Проспера Мериме (№ 1), и проч.

К отдѣлу же Русской Изящной Словесности можетъ быть отнесена и статья М. П. Погодина: Къ юношѣ (Москв. № 2). Въ видѣ совѣтовъ или напутствiя молодому человѣку, вступающему въ жизнь съ искреннимъ желанiемъ служить «Отечеству, людямъ и Наукѣ». Авторъ изображаетъ тѣ неизбѣжныя огорченiя, какiя готовитъ ему человѣческiй эгоизмъ, шаралатанство, <...>