Х. Л. Вседневная жизнь. Общественное настроенiе Петербурга за эту недѣлю. Чемъ былъ онъ занятъ? Нѣкоторыя подробности о возстанiяхъ, послѣдовавшихъ за покушенiемъ 4-го апрѣля. Сценическое исполненіе «Самоуправцевъ». Впечатлѣнiе, произведенное пьесою на публику; характеристика дѣйствующiхъ лицъ. Исполненiе пьесы. Сцены Трофимова и новый родъ мелкихъ драматическихъ произведенiй, на возможность которыхъ онѣ указываютъ // Голосъ. 1866. № 98. 10 апрѣля.
ВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ.
Общественное настроенiе Петербурга за эту недѣлю. — Чемъ былъ онъ занятъ? — Нѣкоторыя подробности о возстанiяхъ, послѣдовавшихъ за покушенiемъ 4-го апрѣля. — Сценическое исполненіе «Самоуправцевъ». — Впечатлѣнiе, произведенное пьесою на публику; характеристика дѣйствующiхъ лицъ. — Исполненiе пьесы. — Сцены Трофимова и новый родъ мелкихъ драматическихъ произведенiй, на возможность которыхъ онѣ указываютъ.
Данное заглавiе нашей еженедѣльной лѣтописи столичной общественной жизни на нынѣшней недѣлѣ совершенно невѣрно… Не вседневной жизнью жилъ эту недѣлю и живетъ до сихъ поръ Петербургъ, не вседневные помыслы волнуютъ души жителей нашей столицы, не <1 нрзб. — Ред.>енные интересы занимаютъ ихъ умы... <1 нрзб. — Ред.>, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, радостное событіе 4 апрѣля потрясло Петербургъ такимъ могущественнымъ, безпримѣрнымъ въ нашей исторіи образомъ, что никто донынѣ не можетъ, врядъ ли и хочетъ, опомниться отъ порыва восторга, охватившаго весь городъ при извѣстіи объ избавленіи Государя отъ опасности, угрожавшей вмѣстѣ, и всей Россіи. На вопросъ, чемъ былъ занятъ Петербургъ всю эту недѣлю, можно безошибочно и съ увѣренностью сказать: <1 нрзб. — Ред.> — онъ радовался…
На самомъ дѣлѣ, кàкъ лучше опредѣлить то <1 нрзб. — Ред.>женное и неподходящее ни подъ какой извѣстный намъ уровень чувство, въ которомъ сосредоточилась всецѣло и безраздѣльно наша общественная жизнь въ эти памятныя историческіе дни? Гдѣ былъ Петербургъ вечеромъ 4-го и весь день 5-го апрѣля. На дворцовой площади у рѣшотки лѣтняго сада!... Куда собрался утромъ 6-го числа, несмотря на страшную грозу и проливной дождь? На Царицынъ Лугъ! Что происходило въ театрахъ, въ клубахъ и во всѣхъ общественныхъ собраніяхъ? чѣмъ занимались наши ученыя и неученыя общества и возможныя корпораціи, начиная съ университета и кончая училищами и разными служебными мѣстами?... Отвѣты на эти вопросы читатели уже прочли въ ежедневныхъ отчетахъ нашей газеты и безчисленныхъ, разнородныхъ манифестаціяхъ народнаго чувства по поводу злодѣйскаго покушенія 4-го апрѣля…
Мы не станемъ повторять того, что уже извѣстно всѣмъ и каждому изъ ежедневныхъ отчетовъ нашихъ газетъ, никогда еще нерасходившихся въ розничной продажѣ въ такомъ количествѣ, какъ въ теченіе этой недѣли, читаемыхъ повсюду, на улицахъ, подъ воротами домовъ, въ мелочныхъ лавочкахъ, въ мастерскихъ, всюду. Но какъ свѣдѣнія, сообщенныя въ этихъ отчетахъ, составляютъ, такъ сказать, изложеніе только однихъ офиціальныхъ (хотя и не въ обыкновенномъ смыслѣ этого слова) манифестацій народнаго чувства, то намъ остается еще много для нашего разсказа, потому что, помимо этихъ манифестацій, происходило много такого о чемъ не успѣли, да и не могли успѣть, собрать свѣдѣнія авторы ежедневныхъ газетныхъ отчетовъ.
Для дополненія характеристики памятныхъ дней, только что пережитыхъ нами, считаемъ нелишнимъ присовокупить наши личныя впечатлѣнія и наблюденія къ тому, чтò уже извѣстно публикѣ.
Вѣсть о злодѣйскомъ покушеніи разнеслась по городу не сразу. Многіе отказывались вѣрить разсказамъ о немъ, другіе, неслыхавшіе вовсе этихъ разсказовъ, спрашивали другъ друга съ недоумѣніемъ о причинахъ колокольнаго звона въ церквахъ, раздавшагося поздно вечеромъ въ непривычную пору. Нѣкоторые посылали къ церкви узнавать, чтò случилось, но, по бòльшей части, получали далеко неудовлетворительные отвѣты. Къ девяти часамъ, однако, вѣсть о страшномъ событіи разнеслась по всему городу. Многіе изъ сидѣвшихъ въ этотъ вечеръ дома узнавали о ней отъ своихъ слугъ и тотчасъ же бросались за дальнѣйшими свѣдѣніями. Въ александринскомъ театрѣ, въ началѣ представленія, далеко не вся публика знала о покушеніи, и многіе съ недоумѣніемъ спрашивали, чтò значитъ исполненіе народнаго гимна, вдругъ потребованное тѣми изъ зрителей, которые уже знали о событіи. Впрочемъ, неизвѣстность эта продолжалась недолго; нѣкоторые изъ зрителей, тотчасъ по окончаніи гимна, стали громко разсказывать о покушеніи и въ нѣсколько минутъ вѣсть разнеслась по всему театру, взволновала умы и вызвала послѣ третьяго акта новой пьесы г. Писемскаго уже извѣстную публикѣ манифестацію съ крестьяниномъ, принятомъ публикою за О. И. Комисарова, манифестацію, которая, разумѣется, нисколько не теряетъ своего величественнаго и задушевнаго характера оттого, что была основана на ошибкѣ.
На другой день утромъ, дворцовая площадь была полна народомъ съ 8 часовъ. Вся масса, въ которой, несмотря на раннее время, было множество изящно одѣтыхъ дамъ, толпилась около дворцоваго подъѣзда, гдѣ стояла коляска Государя. Въ половинѣ девятаго Государь вышелъ изъ дворца, сѣлъ въ коляску и сталъ медленно проѣзжать среди раздававшейся передъ нимъ толпы. Около колесъ экипажа бѣжалъ, цѣпляясь за нихъ, народъ; непрерывное «ура» гремѣло безъ умолку… Государь объѣхалъ дворецъ и черезъ десять минутъ снова возвратился къ прежнему подъѣзду. Толпа хлынула на дворцовую площадку и стояла въ почтительномъ ожиданіи… Въ народѣ гудѣлъ сдержанный говоръ. Толковали о Комисаровѣ, о счастливомъ совпаденіи незабвеннаго отнынѣ для него и для всей Россіи дня съ днемъ его именинъ…
Въ толкахъ о побудительныхъ причинахъ, заставившихъ злодѣя рѣшиться на гнусное покушеніе, слышались разныя мненія. «Говорятъ онъ не одинъ былъ — три другіе, слышь ты, убѣжали. Это, братецъ ты мой, выходитъ, онъ подосланъ кѣмъ ни-на-есть…» На это сейчасъ возражали: «Полно, голова; рази такой грѣхъ можетъ двумъ заразъ въ голову придти?»… и т. д.
Въ 9 часовъ, на среднемъ балконѣ, выходящемъ на дворцовую площадку и покрытомъ зеленымъ навѣсомъ, появился Государь. Его Величество былъ въ шинели и держалъ въ рукахъ кавалергардскую фуражку, махая ею народу. Площадь гремѣла криками. Государь перекрестился — вся толпа стала креститься за нимъ; потомъ онъ удалился и черезъ нѣсколько минутъ вышелъ снова съ Наслѣдникомъ Цесаревичемъ, котораго и изволилъ поцаловать при народѣ. Восторгъ все росъ и росъ… Черезъ нѣсколько минутъ Государь, вмѣстѣ съ Государынею Императрицею, показался въ угловомъ окнѣ праваго крыла (гдѣ находятся апартаменты Государыни). Съ Ихъ Величествами явился у окна и младшій сынъ Государя, великій князь Павелъ Александровичъ. Августѣйшая чета долго привѣтствовала поклонами народъ, бросавшій вверхъ шапки, махавшій шляпами и платками… Великій князь Павелъ Александровичъ показывался послѣ этого еще три раза у окна, и народъ всякій разъ привѣтствовалъ его криками «ура». Юный великій князь привѣтливо и весело кланялся толпѣ…
Дальнѣйшія событія этого утра, т. е. слѣдованіе Государя и всей царской фамиліи въ исакіевскій соборъ, возвращеніе ихъ оттуда, представленія и рѣчи во дворцѣ и проч., извѣстны уже читателямъ. Мы можемъ прибавить только одну характеристическую подробность. Въ половинѣ третьяго часа изъ салтыковскаго подъѣзда вышелъ какой-то солдатъ служительской дворцовой команды. Въ народѣ тотчасъ же пронесся слухъ, будто это тотъ сторожъ, который замѣтилъ движеніе преступника и крикомъ своимъ обратилъ вниманіе Комисарова на это движеніе. Солдата тотчасъ же окружили и провожали по всей площади криками и объятіями. Смущенный служивый все это время держалъ руку подъ козырекъ.
Въ три часа на Невскомъ образовалось нѣчто въ родѣ гулянья; густыя толпы народа валили по направленію къ аничкину мосту; всѣ разговоры вертѣлись на вчерашнемъ событіи, на Комисаровѣ и на наградѣ, ему дарованной…
— Эхъ, братецъ ты мой, говорилъ одинъ мужикъ въ синей сибиркѣ, очевидно, не только изъ граматныхъ, но даже почитывающихъ газеты. — Таперича сдѣлать бы его почетнымъ гражданиномъ, да дозволить намъ самимъ его наградить — такъ, почитай, что всѣ городскія обчества ему бы граматы на гражданства прислали, дума бы здѣшняя первымъ гражданиномъ его сдѣлала, а мы бы въ складчину ему и домъ въ Питерѣ и помѣстье знатное купили, благо нонече всѣ помѣстьями владѣть могутъ, и былъ бы Осипъ Ивановичъ Комисаровъ первымъ гражданиномъ на всей Руси!
Мы сочли нелишнимъ привести это мнѣніе простаго русскаго человѣка: оно очень характеристично и показываетъ, кàкъ высоко цѣнитъ народъ подвигъ О. И. Комисарова. Не сомнѣваемся, что и дворянство русское, которому Государь оказалъ такую великую честь, избравъ наградою для своего избавителя сопричисленіе его къ ихъ сословію, смотритъ точно также на дѣло, и докажетъ сочувственными демонстраціями своему новому собрату и заботами объ упроченіи будущаго матеріальнаго положенія рода Комисаровыхъ, что оно оцѣнило по достоинству намѣреніе Государя.
О дальнѣйшихъ демонстраціяхъ говорить не будемъ; всѣ онѣ, болѣе или менѣе, извѣстны читателямъ; скажемъ только, что разсказанная уже въ нашей газетѣ встрѣча О. И. Комисарова у подъѣзда фотографіи, въ которой снимали съ него портретъ, повторилась на другой день съ тою же силою и по такому же случаю.
Насчетъ личности злодѣя, покусившагося на драгоцѣнную жизнь Государя, и побужденій, заставившихъ его рѣшиться на это гнусное дѣло, всѣ находятся въ полномъ недоумѣніи…
⎯
Въ эту тревожную недѣлю, обильную самыми отрадными, трогательными фактами, всѣ другія новости общественной жизни какъ бы замерли. Впрочемъ, самою крупною изъ этихъ новостей слѣдуетъ считать драму г. Писемскаго «Самоуправцы», неизвѣстно почему названную имъ трагедіею. Не во гнѣвъ будь сказано фельётонисту одной петербургской газеты, разругавшему эту драму самымъ площаднымъ и недобросовѣстнымъ образомъ, причемъ онъ, конечно воображалъ, что поступаетъ весьма либерально, хотя, въ сущности, угождалъ только извѣстной партіи, которой очень не по вкусу пьеса г. Писемскаго, мы положительно объявляемъ, что, по нашему мнѣнію, «Самоуправцы», несмотря на многіе недостатки драматической концепціи и небрежность отдѣлки, переходящей почти въ неряшливость въ послѣднихъ двухъ актахъ, всетаки, пьеса, впервыхъ очень умная и интересная, а вовторыхъ, весьма поучительная.
Въ сущности, это, конечно, не болѣе, какъ разсказанный въ драматической формѣ анекдотъ изъ временъ минувшихъ, но анекдотъ, имѣющій въ основаніи такую черту русскихъ нравовъ, надъ которою стòитъ позадуматься, и поискать причинъ появленія ея. Г. Писемскій даетъ намъ довольно вѣрный ключъ къ разрѣшенію этой задачи, и мы должны быть очень благодарны ему и вмѣстѣ съ тѣмъ благодарить судьбу, что ходъ историческихъ событій сдѣлалъ въ настоящее время вполнѣ невозможнымъ повтореніе подобныхъ явленій.
Содержаніе пьесы г. Писемскаго уже разсказано въ нашей газетѣ; намъ остается только передать различныя мнѣнія о ней и сказать нѣсколько словъ о сценическомъ ея исполненіи.
При первомъ представленіи «Самоуправцевъ», въ бенефисъ г-жи Владиміровой, нѣкоторые господа, засѣдающіе въ первыхъ рядахъ креселъ, приходили въ сильное негодованіе, считая себя оскорбленными почему-то изображеніемъ князя Имшина. Негодованіе этихъ рыцарей показалось намъ очень забавно. Отрицать возможность личностей, въ родѣ старика князя, имъ было довольно трудно, потому что въ отвѣтъ имъ можно было сейчасъ же бросить, вопервыхъ, имя знаменитаго помѣщика села Дѣднова, Измайлова, доведшаго самоуправство до неслыханныхъ размѣровъ, можно было — напомнить и другую грозную личность самоуправца, процвѣтавшую въ эпоху менѣе отдаленную и славившуюся вообще мягкостью нравовъ, личность недоброй памяти владѣтеля села Грузина, о которомъ обнародовано уже столько интересныхъ и характеристическихъ подробностей.
Выбитые, съ первыхъ же словъ, изъ позиціи отрицанія возможности такихъ личностей, какъ князь Имшинъ, они пускались на другую уловку, и энергически доказывали безполезность вывода такихъ личностей на сцену, и начинали повторять давно уже забытыя всѣми теоріи, при помощи которыхъ старались нѣкогда подорвать сочувствіе публики къ пьесѣ Грибоѣдова, а потомъ къ произведеніямъ Гоголя. Само собою разумѣется, что разсуждать съ такими господами серьёзно на этой почвѣ было бы положительно невозможно; оставалось только спросить, изъ какого подземелья выкопали они свои доводы, и, почтительно преклонившись предъ этими археологическими рѣдкостями, оставить ихъ въ покоѣ, и аплодировать пьесѣ за ея неоспоримыя достоинтсва.
Публика такъ и сдѣлала; послѣ третьяго акта, смѣлаго до дерзости и рисковавшаго вызвать смѣхъ верхнихъ ярусовъ своимъ безпощаднымъ реализмомъ и неуступчивостью условнымъ требованіямъ сценическаго приличія, но сошедшаго вполнѣ благополучно и произведшаго потрясающій эфектъ, публика вызвала автора, котораго, однакожь, въ театрѣ (да, кажется, и въ городѣ) не оказалось.
Все сказанное нами не значитъ, однакожь, что мы считаемъ новую пьесу г. Писемскаго произведеніемъ вполнѣ безукоризненнымъ. Напротивъ, мы готовы сильно попенять автору, особенно за два послѣдніе акта, въ которые онъ нагромоздилъ множество сценическихъ эфектовъ, не позаботясь придать имъ надлежащую связь и послѣдовательность. Зато всѣ характеры дѣйствующихъ лицъ въ «Самоуправцахъ», несмотря на эскизность ихъ обрисовки, вышли въ высшей степени удачны. На первомъ мѣстѣ стоитъ въ этомъ случаѣ характеръ старика Имшина, обрисованный авторомъ съ большимъ тщаніемъ и замѣчательнымъ чутьемъ человѣческаго сердца. Главная заслуга г. Писемскаго, въ этомъ случаѣ, состоитъ, по нашему мнѣнію, въ томъ, что онъ, создавая этотъ характеръ, постарался выставить не одну его гнусную сторону. Имшинъ, конечно, злодѣй, извергъ, но онъ таковъ, скорѣе вслѣдствіе окружающей его обстановки, чѣмъ по влеченію своего сердца. Онъ любитъ страстно жену, и дорожитъ до болѣзненности своею супружескою честью. Вотъ главныя причины, вызывающія его безобразную месть за измѣну княгини. Кромѣ того, онъ находитъ, что законы недостаточно обезпечиваютъ возможность возмездія за нанесенное ему оскорбленіе… «Правительство горю моему не поможетъ — говоритъ онъ — значитъ и мѣшаться въ мои дѣла не можетъ»!..
Задавшись однажды такимъ убѣжденіемъ, князь Имшинъ совершенно логически приступаетъ къ собственному суду своему, надъ обманувшею его женою и ея любовникомъ. Правда, судъ этотъ безобразенъ до крайности, дикъ до варварства, но Имшинъ считаетъ себя въ правѣ мстить ужаснымъ образомъ, и воображаетъ, что только пользуется этимъ правомъ?
При всемъ томъ, этотъ свирѣпый деспотъ всетаки человѣкъ, и человѣчье чувство говоритъ въ немъ. Насладившись первыми минутами своего страшнаго мщенія, онъ начинаетъ жалѣть жену. «День и ночь о ней думаю, всякій кусокъ, чтò ей несутъ, самъ осматриваю, хорошъ ли», говоритъ онъ, а когда его сестра, посѣтивъ княгиню въ подвалѣ, съ ужасомъ разсказываетъ, кàкъ тамъ сыро и гадко, онъ говоритъ про себя: «а она-то, бѣдная, сколько дней и ночей тамъ провела!» Имшинъ даже готовъ простить жену, если она попроситъ у него прощенія, и, не дождавшись этого, самъ предлагаетъ ей исходъ — вступленіе въ монастырь; но когда княгиня соглашается на это, подъ условіемъ освобожденія ея любовника, ревность его снова вспыхиваетъ, и онъ отказывается отъ принятаго имъ намѣренія.
Чтò Имшину доступны благородные порывы, это доказывается развязкою драмы. Поступокъ Рыкова (любовникъ княгини), который, освободившись изъ заключенія, защищаетъ князя отъ разбойниковъ, трогаетъ старика, и онъ передъ смертью самъ устроиваетъ его сговоръ съ княгинею.
Всѣ эти черты сгруппированы вполнѣ удачно, и характеръ Имшина встаетъ передъ нами вполнѣ понятнымъ для той эпохи, въ которую заставилъ его жить авторъ — эпохи, пріучившей Россію къ проявленіямъ самаго безобразнаго самодурства, соединеннаго съ проблесками рыцарскаго благородства. Для тѣхъ, кто вздумалъ бы опровергать возможность дѣйствій князя Имшина, мы напомнимъ, что это было время, когда человѣкъ, явившись во дворецъ поручикомъ, выходилъ оттуда генераломъ, когда цѣлый полкъ, по командѣ «по три направо заѣзжай, шагомъ на Сибирь, маршъ!» безпрекословно повиновался такой командѣ, когда офицеры отправлялись въ ссылку за пуговицу, пришитую не по формѣ, или за косичку, перекинувшуюся на ходу съ спины на плечо, въ эпоху, когда ничья будущность не была обезпечена назавтра, когда самъ великій Суворовъ изъ фельдмаршала вдругъ неожиданно обратился на время въ опальнаго помѣщика. Въ такую эпоху нѣтъ ничего удивительнаго, что могущественный вельможа, «второй человѣкъ въ имперіи», по выраженію одного изъ дѣйствующихъ лицъ пьесы, считалъ себя въ правѣ дѣлать, чтò ему угодно, и не опасался вмѣшательства властей, очень хорошо понимая, что всѣ эти власти, зная его отношенія къ источнику гнѣва и милостей, будутъ трепетать передъ нимъ, опасаясь, что одного его слова, сказаннаго кому слѣдуетъ, будетъ достаточно для ссылки ихъ въ Сибирь.
Понятенъ, послѣ всего этого, и отецъ княгини, отставной портупей-прапорщикъ Дѣвочкинъ, рѣшающійся освободить свою дочь путемъ столь же гнуснаго самоуправства, какъ и самоуправство князя. Дѣвочкинъ — старый воробей, прошедшій огонь и воду, и очень хорошо знающій, что вмѣшательство исправника и даже губернатора дѣлу не поможетъ. Для соблюденія формы, онъ приноситъ жалобу кому слѣдуетъ, но, не дожидаясь ея результатовъ, является самъ на расправу и пускаетъ въ дѣло разбойниковъ, которымъ даетъ притонъ. Мемуары, относящіеся ко времени, изображаемому авторомъ, и фамильныя преданія многихъ нашихъ помѣщичьихъ родовъ, показываютъ, что Дѣвочкинъ былъ вовсе не рѣдкость въ ту печальную эпоху.
Братъ Имшина, совѣтникъ посольства, офранцуженный развратникъ, очерченъ тоже чрезвычайно удачно. Другіе характеры хотя и менѣе разработаны, но представляютъ мастерски подмѣченныя черты, дополняющія общую картину и объясняющія возможность и правдоподобность разсказанныхъ авторомъ событій.
Что же касается исполненія новой пьесы г. Писемскаго, то оно была вообще удовлетворительно, хотя и можно было пожелать другаго распредѣленія второстепенныхъ ролей. Г. Самойловъ воспроизвелъ съ высокою художественностью характеръ стараго князя Имшина. Передъ зрителями являлся настоящій вельможа стараго времени, гордый, нетерпящій противорѣчія, увѣренный въ своемъ правѣ безконтрольно распоряжаться окружающими его, и въ то же время страстно и ревниво любящій свою жену. Замѣтно было, что артистъ, какъ бы испугавшись чудовищности проявленій самоуправства и самодурства Имшина, постарался, сколько возможно, смягчить ихъ, оттѣняя съ особеннымъ стараніемъ всѣ мѣста, гдѣ изображаемое имъ лицо обнаруживаетъ человѣческія чувства. Въ исполненіи г-на Самойлова старый князь являлся личностью, столь же достойною сожалѣнія, сколько и негодованія, и талантливый артистъ сумѣлъ все время держать публику подъ этимъ двойственнымъ впечатлѣніемъ.
Такое исполненіе роли стараго князя мы считаемъ вполнѣ художественнымъ и показывающимъ въ исполнителѣ необыкновенно тонкое артистическое чутье. Роль Имшина чрезвычайно трудна: малѣйшее нарушеніе равновѣсія въ изображеніи двухъ различныхъ сторонъ этого характера можетъ сдѣлать ее положительно непонятною для зрителей. Напирая, преимущественно на проявленія жестокости и самодурства, изъ Имшина легко, почти неизбѣжно, сдѣлать мелодраматическаго изверга, и, напротивъ, отдѣлывая преимущественно симпатическія стороны его характера, можно сдѣлать этотъ характеръ положительно невозможнымъ. Г. Самойловъ съ рѣдкимъ тактомъ сумѣлъ избѣжать той или другой крайности; въ его исполненіи Имшинъ явился вполнѣ живымъ человѣкомъ.
Гримированъ былъ г. Самойловъ, какъ и всегда — поразительно. Глядя на лицо Имшина, нельзя было ни на минуту забыть, въ какую эпоху происходитъ дѣйствіе пьесы.
Мы, однакожь, позволимъ себѣ сдѣлать одно, конечно, мелочное замѣчаніе г. Самойлову насчетъ его гримировки. Въ четвертомъ и пятомъ дѣйствіи онъ является съ короткими сѣдыми волосами. Это недосмотръ, удивившій насъ въ артистѣ, придающемъ совершенно справедливо огромную важность вѣрности гримировки. Въ царствованіе Павла I, парики уже не существовали, военные пудрили свои собственные волосы и носили привязныя косы, для прикрѣпленія которыхъ задніе волосы отрасчивались на значительную длину. Г. Самойлову, въ домашнемъ костюмѣ, слѣдовало явиться съ длинными волосами, а не съ короткими, заставляющими предполагать, что напудренная прическа его въ первыхъ трехъ актахъ была — парикъ.
Г. Зубровъ, въ роли Дѣвочкина, былъ очень хорошъ; г-жа Владимірова исполнила роль, отодвинутую на задній планъ, съ большимъ умомъ и тактомъ, сумѣвъ прекрасно воспользоваться тѣми незначительными драматическими мотивами, которые выпали ей на долю. Намъ очень понравилось, что въ костюмѣ своемъ артистка сумѣла побѣдить отвращеніе всѣхъ актрисъ вообще къ неграціознымъ покроямъ женскаго платья въ концѣ прошедшаго и начала нынѣшняго столѣтій. Г-жа Владимірова явилась въ платьѣ съ высокою тальею и безъ кринолина; она даже не уступила искушенію придѣлать шлейфъ къ своему костюму.
Постановка пьесы очень удовлетворительна; костюмы, исключая костюма г. Яблочкина, исторически вѣрны. Мы замѣтили, между прочимъ, съ удовольствіемъ, что на г. Самойловѣ была надѣта настоящая русская орденская лента и такія же звѣзды, вмѣсто тѣхъ фантастическихъ лентъ и звѣздъ въ которыхъ доселѣ наряжали нашихъ актеровъ, по какимъ-то страннымъ и только у насъ существующимъ понятіямъ о неправильности дозволять на сценѣ настоящіе мундиры и <1 нрзб. — Ред.>.
Послѣ «Самоуправцевъ», въ бенефисѣ г-жи Владиміровой, шли новыя сцены г. Трофимова изъ быта нашихъ мелкихъ чиновниковъ подъ заглавіемъ «Первый чинъ». Эти сцены, неимѣющiя никакого драматическаго значенія и представляющія ни малѣйшей интриги, смотрятся, однакожь, съ удовольствіемъ, потому что написаны довольно бойко и не лишены назидательности. Пріемъ, оказываемый публикой съ нѣкотораго времени подобнымъ пьескамъ показываетъ, что нашимъ драматическимъ зрителямъ открывается довольно новое <1 нрзб. — Ред.> мелкихъ произведеній, могущихъ съ успѣхомъ замѣнить плохо прививающійся въ <1 нрзб. — Ред.>пѣ водевиль. Желательно только, чтобъ авторы подобныхъ пьесокъ поразширили немного своихъ наблюденій и не ограничивались однимъ чиновничьимъ да купеческимъ <1 нрзб. — Ред.>. Въ комическихъ явленіяхъ будничной жизни у насъ недостатка нѣтъ во всѣхъ <1 нрзб. — Ред.> общества, и восторгъ престарѣлаго чина, добившагося, наконецъ, званія превосходительства, можетъ послужить <1 нрзб. — Ред.> къ столь же бойкимъ сценамъ, какъ восторгъ писца, надѣвшаго, наконецъ, фуражку съ кокардою. Въ литературномъ мірѣ, кружкàхъ учащейся молодёжи (не во гнѣвъ сказано господамъ, приходящимъ въ <1 нрзб. — Ред.> противъ Ѳ. М. Достоевскаго за то, что онъ избралъ студента героемъ своего нового романа), въ публикѣ клубовъ и трактировъ, въ богатыхъ гостиныхъ, гдѣ толкуютъ великомъ значеніи крупныхъ поземельныхъ собственниковъ, въ кружкàхъ артистовъ, <1 нрзб. — Реб.> наконецъ, можно найти очень недурныя сюжеты для сценъ, въ родѣ сценъ г. Трофимова и литераторамъ, отличающимся наблюдательностью, но лишеннымъ дарованія создавать хорошо обдуманную драматическую интригу. Было бы весьма небезполезно обратиться къ разработкѣ этого благодарнаго матеріала.
X. Л.