Скабичевскiй А. М. Критика Живая струя. (Вопросъ народности въ литературѣ) // Отечественныя Записки. 1868. № 4. Апрѣль. С. 143-184.

143

КРИТИКА. 

ЖИВАЯ СТРУЯ. 

(Вопросъ о народности въ литературѣ).

I.

Когда старая система идей смѣняется новою, то послѣдняя не сразу обыкновенно подводитъ подъ свои начала всѣ явленiя жизни, современныя ей. Люди новыхъ идей накидываются прежде всего, конечно, на такiе вопросы жизни, которые стоятъ на первомъ планѣ и въ данную минуту болѣе всего привлекаютъ вниманiе современниковъ. Подводя подъ новыя идеи эти главные вопросы жизни, люди оставляютъ на первыхъ порахъ безъ вниманiя второстепенные вопросы и относительно ихъ продолжаютъ придерживаться по привычкѣ старыхъ взглядовъ, основанныхъ на прежнихъ системахъ мiросозерцанiя и совершенно противорѣчащихъ новымъ идеямъ. Каждому мало-мальски развитому, мыслящему человѣку, который пережилъ не одну умственную ломку въ своей головѣ, по всей вѣроятности приходилось неожиданно находить такого рода пробѣлы въ своемъ мышленiи, натыкаться на такiя противорѣчiя, побѣдить которыя можно было не иначе, какъ перерѣшивши представляющiйся вопросъ на основанiи тѣхъ новыхъ идей, на основанiи которыхъ другiе вопросы давно уже были рѣшены. Такiе случаи встрѣчаются нетолько въ мозгу отдѣльнаго человѣка, ихъ можно найти бездну въ исторiи развитiя мысли каждой эпохи и всего человѣчества. Подобный случай произошелъ у насъ въ послѣднее десятилѣтiе съ вопросомъ о народности въ литературѣ. 

<…>

159

IV.

Но, рядомъ со всѣми этими заблужденiями, опошлившими стремленiе литературы къ народности, въ 40-хъ и 50-хъ годахъ уже начали появляться время отъ времени попытки изучать бытъ народный и выводить на сцену людей изъ разныхъ слоевъ общества — вполнѣ реально, не какъ образцы величiя

160

русскаго духа и не въ видѣ гороховыхъ шутовъ для праздной потѣхи, а какъ живыхъ людей, имѣющихъ свои достоинства и пороки, радости и страданiя. Всѣ писатели того времени: Тургеневъ, Писемскiй, Островскiй, Григоровичъ заплатили свою посильную дань этому новому направленiю литературы. Правда, эти первыя попытки были крайне несовершенны; если нѣкоторыя ихъ нихъ и высоко стоятъ по своей внѣшней художественности, то во всякомъ случаѣ далеко не представляютъ того глубокаго знанiя народной жизни, какая требуется отъ русскаго писателя. Вы видите по этимъ попыткамъ, что писатели приступаютъ къ предмету, который до тѣхъ поръ былъ совершенно чуждъ имъ и который они только-что начинаютъ изучать. Вслѣдствiе плохаго знанiя жизни, которую берутся они изображать, они часто вносятъ въ нее элементы той жизни, которою сами живутъ и которая хорошо имъ знакома. Вы можете въ этомъ обвинять тѣ обстоятельства, которыя довели нашихъ писателей до такого исключительнаго, замкнутаго состоянiя, что имъ былъ знакомъ одинъ только маленькiй уголочекъ русской жизни. Но не будемъ обвинять въ этомъ самихъ писателей; не будемъ опускать изъ виду того, что одного желанiя изобразить жизнь какую-либо мало: надо еще знанiе этой жизни; а для знанiя нужно изученiе, а изученiе дается только временемъ и обстоятельствами, способствующими къ этому. Не могли же писатели наши сразу, какъ только захотѣли изображать народную жизнь, такъ и начать изображать ее во всей глубинѣ. Такiя чудеса могутъ быть допускаемы только по старой эстетической теорiи поэтическаго ясновидѣнiя. Въ дѣйствительности чутье поэтическаго творчества простирается на столько, на сколько поэтъ изучилъ предметъ своего творчества. Если мы видимъ, что знанiе народной жизни въ нашихъ писателяхъ 40-хъ годовъ еще не глубоко, что поэтому изображенiя этой жизни поверхностны и несовершенны, то во всякомъ случаѣ, мы должны быть благодарны писателямъ, сдѣлавшимъ первую попытку изображать народъ, какъ живыхъ людей, безъ излишняго поклоненiя этимъ людямъ и безъ высокомѣрно-презрительнаго отношенiя къ нимъ.

Но и въ этомъ ряду первыхъ попытокъ, мы видимъ уже степени большаго или меньшаго знанiя народной жизни. Такъ напримѣръ, крестьяне въ «Запискахъ охотника» Тургенева являются болѣе похожи на дѣйствительныхъ крестьянъ, чѣмъ въ романахъ Григоровича. «Подлиповцы» Рѣшетникова, очерки Левитова, «Торговая Волга» Зарубина, «Порѣчане» Помяловскаго, «Записки изъ Мертваго дома» Ѳ. Достоевскаго, очерки В. Слѣпцова, Н. Успенскаго, П. Якушина, Марко-Вовчекъ и многiя другiя произведенiя современной литературы представляютъ новыя явленiя въ этомъ родѣ. Но, несмотря на относительную вѣрность изображенiя народнаго быта, всѣ упомянутыя нами произведенiя далеко еще не могутъ быть названы народными. Для того, чтобы писателю сдѣлаться народнымъ

161

необходимы нѣкоторыя особенныя условiя, о которыхъ мы теперь поговоримъ.

Когда человѣку представляется рядъ разнообразныхъ предметовъ для изученiя, и человѣкъ начнетъ изучать ихъ, то очевидно, что первое вниманiе его будетъ обращено на разные конкретные подробности и факты, особенно выдающiеся; человѣкъ начинаетъ вглядываться въ каждый предметъ отдѣльно и каждый предметъ изучатъ безъ связи его съ другими предметами. Затѣмъ мало по малу начинаютъ слагаться въ умѣ человѣка первыя обобщенiя и классификацiи предметовъ, и то поверхностныя, шаткiя и невѣрныя. Такимъ путемъ шли всѣ науки, начиная описанiемъ конкретныхъ фактовъ. Такимъ путемъ идетъ и наше изученiе народной жизни. Всѣ наши повѣсти, разсказы, очерки, комедiи изъ народной жизни стоятъ еще на степени болѣе или менѣе конкретныхъ изображенiй. Писатели наши берутъ обыкновенно какой-нибудь уголокъ народной жизни, подмѣченный въ жизни фактецъ, и этотъ фактецъ или представляютъ читателю, какъ онъ есть, въ сыромъ видѣ, или разомъ подводятъ подъ какой-нибудь общечеловѣческiй законъ жизни. Такiя изображенiя народной жизни очень напоминаютъ описанiя разныхъ отдѣльныхъ травъ въ старинныхъ лечебникахъ, безъ всякаго стремленiя обощить эти травы въ различныхъ классификацiяхъ. Чтенiе подобныхъ очерковъ для человѣка, незнакомаго съ народною жизнiю, очень похоже на разсматриванье въ микроскопъ листочка въ то время, какъ нетолько что не имѣешь никакого понятiя о родахъ и видахъ растенiй, но не знаешь, съ какого дерева сорванъ листокъ. Смотришь въ микроскопъ, ну и ничего, любопытно; а перестанешь смотрѣть, что останется въ головѣ? Конкретный, безсвязный образъ листка, какъ онъ представлялся твоему глазу подъ микроскопомъ.

Въ этомъ отношенiи на первой ступени знанiя народной жизни мы должны поставить г. Н. Успенскаго. Писатель этотъ въ своихъ очеркахъ представляетъ ту степень знанiя, на которой человѣкъ не имѣетъ еще никакихъ понятiй о тѣхъ предметахъ, которые онъ наблюдаетъ; передъ нимъ представляется пестрая смѣсь конкретныхъ явленiй, и онъ каждое разсматриваетъ отдѣльно, безъ связи съ другими, обращая вниманiе на одну внѣшность наблюдаемыхъ предметовъ. Большинство очерковъ Г. Успенскаго представляется случайно-схваченными изъ жизни сценками и анекдотиками: какой-нибудь разговоръ на постояломъ дворѣ, разсказъ проѣзжаго мужика, купца или бабы — все, что удалось г. Успенскому мелькомъ увидѣть или услышать — все это онъ такъ и передаетъ какъ оно есть. Ограничиваясь фотографическими снимками случайныхъ сценъ жизни, г. Успенскiй думаетъ, можетъ быть, что онъ этимъ вполнѣ выполнилъ задачу реализма. Но если реализмъ требуетъ, чтобы художникъ изображалъ жизнь, какъ она есть, то изъ этого вовсе не слѣдуетъ, чтобы онъ 

162

допускалъ художнику теряться въ массѣ конкретныхъ фактовъ.

<...>

184

Читателю покажутся, можетъ быть, слишкомъ кратки и бѣглы нѣкоторыя характеристики писателей, произведенiя которыхъ я разбиралъ въ этой статьѣ.О многихъ народныхъ писателяхъ не было мною сказано ни слова; но цѣль моей статьи не подробный разборъ всѣхъ народныхъ писателей нашихъ, а выставленiе тѣхъ общихъ положенiй, на основанiи которыхъ, по моему убѣжденiю, слѣдуетъ оцѣнивать произведенiя этого рода. Затѣмъ, при удобныхъ случаяхъ, можно будетъ представлять болѣе полныя и подробныя характеристики, какъ отдѣльныхъ произведенiй, такъ и всей дѣятельности того или другаго писателя, пишущаго о народѣ. Такъ, напримѣръ,  основываясь на положенiяхъ, высказанныхъ въ этой статьѣ, я попробую разобрать, въ одной изъ слѣдующихъ книжекъ, разсказы г-жи Марка-Вовчка по случаю выхода новаго изданiя ея сочиненiй.

А. Скабическiй.