—ръ. <Ковнеръ А. Г.> Литературные и общественные курьезы. <Нрзб> - Близкая смерть Европы. – Вредъ «матерьяльнаго благосостоянiя». – Отставной поручик Шамшевъ. – Образцовые порядки нашихъ <нрзб> учрежденiй. – Московская лотерея. – Воспитательный домъ и его распоряженiя. – Попечитель о бѣдныхъ, исполняющiй строго свои <нрзб> обязанности. – Извѣстность г. Экса. // Голос. 1873. № 129. 7 (19) мая.

ЛИТЕРАТУРНЫЕ И ОБЩЕСТВЕННЫЕ КУРЬЕЗЫ.

Сегодня повелитель одной из прекраснѣйшихъ странъ Азiи въѣхалъ въ столицу <нрзб> страны, лежащей на пути предположительнаго <нрзб> ихъ путешествiя по Европѣ. Встрѣ-<нрзб> съ Европой на берегахъ Невы, <нрзб>, болѣе всего интересует въ настоящее время петербуржцевъ. Какъ встрѣтимъ мы шаха, что скажемъ мы ему и чѣмъ попривѣтствуемъ? Встрѣтимъ, конечно, съ подобающимъ <нрзб>, но что скажемъ – это рѣшить трудно, не потому, чтобъ наши нравы такъ уже были отличны отъ азiатскихъ, а потому, что языкъ нашъ, тотъ и не европейскiй, но для персiянина непонятенъ, а поперсидски у насъ, пожалуй, и <нрзб> восточнаго факультета не очень-то рѣчисты. Спасибо еще нашолся добрый человѣкъ и <нрзб> намъ образецъ рѣчей въ восточно-персидскомъ вкусѣ. Начальникъ одной изъ станций, по которымъ проѣзжалъ чрезвычайный посолъ персидскiй, спѣшившiй въ Астрахань на встрѣчу шаха, привѣтствовалъ мирзу Малькома-<нрзб> слѣдующей рѣчью:

«О, посланникъ великаго шаха! Восходу солнца <нрзб> предшествуетъ звезда яркая – денница.

<Нрзб> - блоговѣстницу тепла и свѣта  - <нрзб> за нашей особѣ».

«Пожелалъ вамъ счастливаго пути, ожидаю дневного восхода – цари свѣтилъ – солнца!»

Коротко и ясно, и тѣмъ особенно интересно, что свидѣтельствуетъ о нашей несомнѣнной способности къ азiатскому краснорѣчiю, столь не-<нрзб> теперь для насъ. Но не только азiат-<нрзб>, мы сохранили еще и азiатскiя мысли <нрзб> изъ прелести. Послушайте:

«Европа стара; она отжила свои духовныя стремления. Мы же молоды, и старчекiя мысли должны <нрзб>. Наша полная духовная жизнь еще впереди, и если нас не обманываетъ наша <нрзб> вѣра, должна распуститься пышными цветами и плодами».

Кто же догадается, что написалъ эти строки никто иной, какъ г. Страховъ и что напечатали ихъ ни въ какомъ другомъ журналѣ, какъ въ «Гражданинѣ»? Кто, кромѣ г. Страхова, объявившаго недавно, въ «Гражданинѣ» же, «стоитъ въ высотахъ и въ глубинахъ европейской мысли, слѣдовательно неизмѣримо высоко надъ современнымъ состоянiемъ нашей интеллигенцiи», рѣшился <нрзб> обвинять Европу въ отсутствiи «духовныхъ стремленiй» и произнесть ей смертный приговоръ, и кто, кромѣ «Гражданина», увидевшаго въ г. Страховѣ величайшаго русскаго учонаго и европейскаго мыслителя, напечаталъ бы этотъ смертный приговоръ со-<нрзб> Европѣ, не потрудившись даже вы-<нрзб> предварительно подсудимую? «Гражданинъ», какъ извѣстно, чрезвычайно скептически относится къ суду присяжныхъ; онъ обвиняетъ его въ чрезвычайно мягкости и неумѣстной снисходительности. Вотъ почему онъ вынесъ смертный вердиктъ г. Страхова не одному преступнику, не одному какому-нибудь европейскому народу, а всей Европѣ! Какъ это ни жестоко, но старушка Европа должна покориться своей участи. Коль скоро она «отжила свои духовныя стремленiя», она больше не жительница мiра сего, потому что г. Страховъ увѣряетъ дальше въ своихъ «Замѣткахъ о текущей литературѣ», что «человѣкъ вообще (!) живетъ не имуществомъ, в тѣмъ чувствомъ, которое онъ въ себѣ носитъ и которое его грѣетъ и даетъ ему силу». Какое же чувство мыслимо въ Европѣ, когда она отжила уже свои «духовныя стремленiя», и возможно ли безъ духовнаго стремленiя какое-нибудь грѣющее чувство?..

Итакъ, «Европа стара» и скоро ей конецъ. Но въ чомъ проявляются симптомы ея неминуемой смерти? Гдѣ признаки ея тяжкой болѣзни, лучше сказать, ея предсмертной агонiи? А въ томъ, изволите видѣть, что Европа, по словамъ г. Страхова, живетъ теперь одною только идеею – «идеею общаго матерьяльнаго благосостоянiя, избавленiя отъ физическихъ золъ и сколь возможно лучшаго пользованiя благами жизни». Эта идея, категорически увѣряетъ г. Страховъ, неспособна составить идеалъ, не можетъ вызвать высокiя чувства и великiя мысли, а безъ идеаловъ какая же жизнь? «Любовь къ ближнему заповѣдана намъ, говоритъ г. Страховъ, не какъ средство къ общему матерьяльному благосостоянiю, а какъ чувство, которое долженъ питать въ себѣ человѣкъ для блага своей души». Такимъ образомъ, если я вижу, что человѣкъ голодаетъ, то я обязанъ накормить его не съ цѣлью спасти его отъ голодной смерти, а «для блага своей души». Впрочемъ, и кормить голодающаго ближняго, я вовсе не обязанъ, потому что «человѣкъ вообще живетъ не имуществомъ, а тѣмъ чувствомъ, которое онъ въ себѣ носитъ и которое его грѣетъ и даетъ ему силу»; стало быть, я преспокойно могу оставить своего ближняго умереть съ голоду; душу же свою я спасу «чувством» состраданiя... «Напрасно думаютъ – увѣряетъ г. Страховъ – что матерьяльная жизнь когда-нибудь много значила или будетъ значить въ историческихъ явленiяхъ и дѣйствiяхъ людей». Положительно ничего она не значила! Если человѣчество живетъ уже нѣсколько тысячъ лѣтъ, то жизнь его идеальная, такъ сказать, «чувствительная»; матерьяльная же сторона ея не имѣетъ никакого значенiя... Я увѣренъ, что г. Страховъ первый человѣкъ, который ничего общаго не имѣетъ съ матерьяльнымъ мiромъ – онъ живетъ исключительно чувствомъ своего превосходства надъ всею современною интелигенцiей, признаннаго за нимъ «Гражданиномъ», и это-то чувство грѣетъ его и даетъ ему силу и смѣлость воскликнуть: «всякiй (!) знаетъ, что Западъ тяжко боленъ!»

Признавая, что идея общаго благосостоянiя есть болѣзнь и разсказывая съ прискорбiемъ, что «Европа еще долго будетъ болѣть этою идеею», что «принимаетъ ее серьёзно и будетъ приводить въ жизнь со своею всегдашнею энергiею и послѣдовательностью», г. Страховъ патетически восклицаетъ: «О, еслибъ у насъ было иначе! Еслибъ эта болѣзнь уже не возвращалась мутить наши умы и сердца!».. Не курьёзное ли это желанiе? Кто меньше насъ заботится объ «общемъ благосостоянiи» и кто больше насъ нуждается въ немъ?.. Не видѣть этого можетъ только человѣкъ, стоящiй «неизмѣримо высоко» надъ здравымъ смысломъ, такъ неизмѣримо высоко, что здравый смыслъ для него необязателенъ... Если только идея «общаго благосостоянiя» составляетъ, какъ увѣряетъ г. Страховъ, болѣзнь вѣка, единственный тормозъ на пути прогресса, то Россiя, дѣйствительно, самый здоровый организмъ въ Европѣ.

Мы, дѣйствительно, молоды, какъ увѣряетъ г. Страховъ, и «старческiя мысли» Европы объ «общемъ благосостоянiи» нетолько «скоро должны намъ опротивѣть», но и давно опротивѣли, или, лучше сказать, никогда къ намъ серьёзно не прививались. «Наша полная духовная жизнь», въ которой не будетъ идеи «общаго благосостоянiя», не «впереди еще», какъ пророчествуетъ г. Страховъ, но давно наступила и достигла уже высокаго совершенства... «Пышные цвѣты и плоды» ожидаютъ насъ не въ далекомъ будущемъ, а они давно уже распустились и созрѣли, такъ что, въ этомъ отношенiи, мы, дѣйствительно перещеголяли Европу.

За примѣрами ходить недалеко. Возьмите хоть дѣло бывшаго предсѣдателя боровичской уѣздной земской управы, отставного поручика Шамшева. Ужъ, кажется, человѣкъ вовсе не прогрессивный въ смыслѣ г. Страхова. Г. Шамшевъ прямо, по должности, обязанъ былъ носить въ себѣ идею «общаго благосостоянiя». Исполни онъ строго свои обязанности, пекись о нуждахъ земства, онъ могъ бы прослыть «больнымъ» человѣкомъ, тормозомъ высшихъ «духовныхъ стремленiй» - словомъ, представителемъ «больной» идеи «общаго благосостоянiя». Никому, я думаю, не прiятна такая перспектива! Вотъ почему г. Шамшевъ растратилъ часть купленнаго губернскою управою хлѣба, «назначеннаго для раздачи нуждающемуся населенiю»; часть капитала 5,000 р., отпущеннаго губернскою управою заимообразно для покупки овса на обсѣмененiе полей, и еще нѣкотрыя другiя суммы, назначенныя для «общаго благосостоянiя» нуждающагося населенiя, и прямо попалъ въ число «пышныхъ цвѣтовъ и плодовъ»... Удивляюсь только, какимъ образомъ г. Шамшевъ за такой «подвигъ» попалъ на скамью подсудимыхъ и удивляюсь еще больше, какимъ образомъ гг. присяжные, приговоръ которыхъ отличается, по словамъ «Гражданина», обыкновенно чрезмѣрною снисходительностью, какимъ образомъ гг. присяжные вынесли обвинительный вердиктъ и не посмотрѣли на «подвигъ» г. Шамшева съ высокой точки зрѣнiя г. Страхова? Человѣку «опротивѣли старческiя мысли» Европы, онъ стремится къ идеалу г. Страхова, который не признаётъ идеи «общаго благосостоянiя», а его обвиняютъ въ растратѣ непринадлежащихъ ему денегъ... Это можно объяснить развѣ только тѣмъ, что гг. присяжные не доросли еще до «неизмѣримой высоты» г. Страхова и, по невѣдѣнiю своему, считаютъ еще идею «общаго благосостоянiя» плодотворною и великою. Оно, конечно, весьма грустно, но противъ этого ничего не подѣлаешь, пока подписка на «Гражданина» не будетъ обязательна для всѣхъ и пока чтенiе статей г. Страхова не будетъ предписано каждому гражданину административною властью.

Отрицанiе идеи «общаго благосостоянiя» такъ соблазнило нѣкую юницу, что она силою хотѣла заставить неопытнаго коммерсанта заплатить ей, вмѣсто трехъ рублей, цѣлыхъ сто. Юница – по имени Мюллеръ – заманила къ себѣ коммерсанта Таубина, подъ предлогомъ продажи мёбели, и удержала его нѣсколько часовъ... Видя, что комерсантъ хочетъ удалиться, юница прехладнокровно требуетъ отъ своего гостя сто рублей. «Лучше согласитесь – говорила она – а то я вамъ сдѣлаю скандалъ: я стану кричать, что вы хотѣли обокрасть меня, что я васъ поймала, что вы меня били. Прiятно ли вамъ это будетъ? Не вы первый попались на эту удочку... Вотъ недавно я такъ очистила сынка концесiонера. Лучше согласитесь...» Комерсантъ, разумѣется, не согласился и, вмѣсто ста рублей, предложилъ три. Юница, не долго думая, привела угрозы въ исполненiе. Она стала кричать и звать на помощь, заперла гостя на ключъ и не выпускала изъ комнаты. Прибѣжали дворники, позвали полицiю, и юница требовала, чтобъ составили протоколъ въ смыслѣ обвиненiя коммерсанта въ кражѣ и обидѣ дѣйствiемъ. Когда же комерсантъ заявилъ, чтобъ полицiя прежде удостовѣрилась, дѣйствительно ли совершалась кража и не находятся ли мнимые краденыя вещи у нея въ комодѣ, то юница и слышать не хотѣла. Дѣло дошло до мирового судьи, который нашолъ обвиненiе юницей коммерсанта въ покушенiи на кражу недоказаннымъ, но усматривая изъ дѣла, что Мюллеръ употребила насилiе и лишила Таубина свободы, приговорилъ ее къ трехмѣсячному аресту при полицiи... Юница, разумѣется, изъявила неудовольствiе. И еще бы быть довольной! Нетолько ста рублей не получила, но и приходится сидѣть при полицiи три мѣсяца... И за что такая кара? За то, что она облюбила чужiя деньги, что ей «опротивѣли старческiя мысли» Европы и что она хотѣла распуститься «пышнымъ цвѣткомъ»!..

«Старческiя мысли» Европы опротивѣли намъ даже въ тѣхъ случаяхъ, когда «общимъ благосостоянiемъ» завѣдываетъ не единичная личность, которая всегда находится подъ влiянiемъ эгоизма, а цѣлое попечительство. Что такое попечительство о бѣдныхъ, какъ не представитель идеи «общаго благосостоянiя»? Въ старческой Киронѣ, какъ извѣстно, во всѣхъ общественныхъ дѣлахъ царствуетъ величайшiй порядокъ; всякое благотворительное общество находится подъ постояннымъ контролемъ общественнаго мнѣнiя; каждое должностное лицо, особенно если оно служитъ въ общественныхъ благотворительныхъ учрежденiяхъ, проникнуто сознанiемъ, что оно создано для общества, а не общество для него. Правда, тамъ бываютъ и исключенiя, но они-то и подтверждаютъ общее правило. «Мы же молоды, и старческiя мысли скоро намъ опротивѣли». Въ нашихъ общественныхъ дѣлахъ господствуетъ величайшiй безпорядокъ, какъ признакъ прогрессивной идеи «отсутсвiя общаго благосостоянiя». Каждое благотворительное общество составляетъ у насъ «государство въ государствѣ», которое, разумѣется, никакого контроля не терпитъ, потому что контроль, какъ представитель «общаго благосостоянiя», давно отжилъ свой вѣкъ... Каждое же самомалѣйшее должностное лицо, особенно если оно попало, благодаря каким-нибудь протекцiямъ, въ благотворительное заведенiе, считаетъ себя всемогущимъ ханомъ, противъ котораго никакiе походы не подѣйствуютъ. Правда, и у насъ бываютъ печальныя (съ точки зрѣнiя г. Страхова, конечно) исключенiя, которыя принимаютъ еще горячо къ сердцу идею «общаго благосостоянiя»; но они-то именно и подтверждаютъ общее правило...

Существуютъ въ Москвѣ басманное, лефортовское и тверское отдѣленiя попечительства о бѣдныхъ. Цѣль этихъ отдѣленiй, конечно, «общее благосостоянiе». Съ этою же цѣлью имъ разрѣшается лотерея. Въ старческой Европѣ старались бы, чтобъ лотерея розъигралась съ величайшею точностью, такъ какъ отъ этого зависитъ довѣрiе къ лотереямъ публики, слѣдовательно, и посильное ея участiе въ распространенiи «общаго благосостоянiя». Но у насъ, гдѣ «старческiя мысли» Европы «давно опротивѣли», такiя лотереи розъигрываются нашими домашними порядками. Такъ, московская лотерея розъигралась слѣдующимъ курьёзнымъ образомъ. Билеты разсыпались почему-то изъ колесъ по полу. Присутствовавшая при розыгрышѣ публика стала волноваться, и въ это же время «лотерейный чиновникъ», поднявъ одинъ изъ упавшихъ билетовъ, объявилъ о самомъ большомъ выигрышѣ въ 5,000 рублей...

Публика начала роптать еще громче, но ее успокоила всесильная полицiя. Сверхъ того, намъ сообщаютъ изъ частного источника, что во время этого казуса играла музыка и пѣли француженки. Но это только одна сторона курьёзной лотереи; главный же курьёзъ состоитъ въ томъ, что московское попечительство разослало таблицы выигрышей и не потрудилось разсмотрѣть ихъ, вышли ли они изъ одной типографiи или изъ разныхъ... Такъ, въ разосланныхъ таблицахъ, снабжонныхъ «печатями» попечительства, нумера билетовъ и выигрышей указаны не одни тѣ же. Въ одной таблицѣ указанъ одинъ нумеръ билета и выигрыша, а въ другой – совершенно другой... Не доказываютъ ли подобныя шалости, что «мы молоды» и что наша жизнь скоро «распуститься пышными цвѣтами и плодами»?

Существуетъ у насъ воспитательный домъ, имѣющiй своею цѣлью «общее благосостоянiе» массы незаконнорожденныхъ дѣтей. Но существующiе въ воспитательныхъ домахъ образцовые порядки далеко не старческiе европейскiе. Не говоря, что теорiя г. Страхова о безполезности «матерьяльной жизни» примѣняется въ воспитательныхъ домахъ въ самомъ широкомъ размѣрѣ, почему процентъ умирающихъ «воспитанниковъ» превосходитъ всякое ожиданiе – представители этого «благотворительного заведенiя», если вѣрить газетамъ, распоряжаются съ уцѣлѣвшими «воспитанниками» по полному своему произволу. Не хотѣлъ «воспитанникъ» Ивановъ жить у нѣкоего Шаца, который буквально тиранилъ его, томилъ тяжолою работой съ пяти часовъ утра до 12-ти часовъ ночи и кормилъ, какъ порядочный человѣкъ не кормитъ собаки; правленiе воспитательнаго дома нашло полезнымъ препроводить Иванова въ тюремный замокъ. Къ крайнему неудовольствiю г. Страхова, въ тюремномъ замкѣ держатся еще «старческихъ мыслей» Европы, что тюрьма создана только для преступниковъ, но не для воспитанниковъ воспитательнаго дома, и, поэтому, смотритель сдѣлалъ запросъ прокурору: имѣетъ ли онъ право держать въ заключенiи свободнаго «гражданина»... Я увѣренъ, что прокуроръ, какъ представитель закона, не раздѣляетъ убѣжденiй г. Достоевскаго въ очистительное свойство каторги и заточенiя и пришлетъ въ тюремный замокъ отрицательный ответъ; но, по крайней мѣрѣ, отрадно уже и то, что цѣлая корпорацiя, имѣющая въ своемъ распоряженiи тысячи жизней «молодых россiянъ», проникнута прогрессивными идеями г. Страхова и проводитъ въ жизнь его теорiю безполезности «матерьяльной жизни».

Взглядъ цѣлой корпорацiи легко прививается къ отдѣльнымъ личностямъ. Признавая безполезность идеи «общаго благосостоянiя», нѣкий попечитель о бѣдныхъ врывается въ частныя квартиры, жители которыхъ имѣли несчастiе обратиться за чѣмъ-нибудь въ попечительство, допрашиваетъ слѣдовательскимъ тономъ о разныхъ мелочахъ, требуетъ отчота и «тыкаетъ» допрашиваемыхъ, даже женщинъ! Обратилась больная женщина въ попечительство о бѣдныхъ, чтобъ ей позволили пользоваться безвозмездно медицинскою помощью и лекарствами. Просьба ея была удовлетворена. Но зная, вѣроятно, что отъ попечительства, кромѣ лекарствъ, нечего ожидать, она прибѣгла къ общественной благотворительности посредствомъ печати. Узнавъ объ этомъ, попечитель, въ районѣ котораго живетъ больная женщина, приходитъ къ ней и начинаетъ ее допрашивать. Удивленная такимъ обхожденiемъ, бѣдная женщина выпучила глаза и хотѣла указать непрошенному гостю на дверь, но тотъ предупредилъ ее и гордо удалился, признавая въ душѣ, что онъ исполнилъ свою священную обязанность: внушать бѣднымъ людямъ, что «матерьяльная жизнь» ничего не значитъ и что «человѣкъ живетъ не имуществомъ, а чувствомъ» признательности и благоговѣнiя къ попечителямъ о бѣдныхъ.

Какъ порадуется г. Страховъ и весь соимъ «Гражданина», узнавъ, что мы не гнiющая Европа, а цвѣтущая Азiя! Что мы именно Азiя, а не Европа – доказательствъ много. Нѣкто Моллесонъ напечаталъ въ «Дневникѣ общества врачей города Казани» слезную iеремiаду по поводу неприятiя его статьи въ трехъ редакцiяхъ петербургскихъ газетъ, въ томъ числѣ и въ «Голосѣ» Наивный врачъ особенно удивляется, какъ бы вы думали чему? тому именно, что его статью признали сперва годною для печати, а узнавъ, что въ ней авторъ не вездѣ ладитъ съ истиной – отвергли! Это ли не азiатское самолюбiе? Отвергли статью въ трехъ редакцiяхъ въ Петербургѣ – г. Моллесонъ напечаталъ ее въ казанскомъ «Дневникѣ», но, увы! и тамъ отказались обсудить его записку, находя, что она не вполнѣ и не всесторонне «уясняетъ дѣло». Теперь, надо полагать, г. Моллесонъ успокоится: цѣлое общество врачей произнесло свой приговоръ надъ нимъ. И если онъ успокоится, одинъ только я пожалѣю объ этомъ: продолжай писать г. Моллесонъ, онъ представитъ не одинъ еще курьёзъ для моихъ замѣтокъ. Есть такiя счастливыя натуры, что что ни слово, то курьезъ; такъ вотъ и выставляютъ свою физiономiю, какъ у Гоголя извѣстная обитательница задняго двора «погладь, молъ, и меня». Ну, я ихъ и глажу; отчего же и не погладить, если это имъ нравится? Вотъ, напримѣръ, фёльетонистъ «Биржевыхъ Вѣдомостей», г. Чебышевъ-Дмитрiевъ, Эксъ тожъ, опять проситъ, чтобъ я обратилъ на него вниманiе – видно понравилось! Хочетъ въ люди выйти и прiобрѣсть извѣстность своими курьёзами – что жъ? можно, въ добрый часъ. Начинаете вы недурно и избрали путь къ извѣстности этого рода для васъ самый подходящий; я совѣтую вамъ держаться его крѣпко и, главное, не юлить по сторонам. Къ чему, напримѣръ, ваши обращенiя къ редакцiи «Голоса»? Вѣдь вы не настолько же наивны, чтобъ предполагать, что редакцiя будетъ с вами разговаривать – она отказала въ этомъ вамъ и вашей газетѣ разъ навсегда; просите, не просите – васъ не примутъ и разговаривать съ вами никто, кромѣ меня, не будетъ. Вы попали въ мое неотъемлимое вѣдѣнiе, какъ поставщикъ курьёзовъ; я васъ открылъ, и вы мое созданiе – никому я васъ и не уступлю! Ваши литературные «криминалы», вся ваша жолчная брань – все это моя собственность, мнѣ принадлежащая и для меня исключительно изготовляемая вами. Никто васъ за нее не обвинитъ уже и потому, что къ вамъ примѣняется полная невмѣняемость, и, сверхъ того, вы находитесь подъ моею защитой и состоите подъ моимъ покровительствомъ. Время от времени я буду показывать васъ читающему мiру, и, повѣрьте, ваше имя скоро получитъ ту именно «извѣстность», которой вы такъ добиваетесь. Успокойтесь же, г. Чебушевъ-Дмитрiевъ, и положитесь на меня.

- ръ.