Московскiя замѣтки // Голосъ. 1873. № 210. 31 iюля.
МОСКОВСКIЯ ЗАМѢТКИ.
Когда я началъ читать «Дневникъ писателя», помѣщонный въ № 29-мъ «Гражданина», мнѣ и въ голову не могло придти, до чего можетъ дописаться фёльетонистъ, когда у него нѣтъ подъ рукой подходящаго матерьяла. Хотя г. Достоевскій, ведущій этотъ «дневникъ», съ весьма похвальнымъ постоянствомъ увѣряетъ, что онъ отнюдь не фёльетонистъ, а чтὸ-то особенное, но съ нимъ едва ли можно согласиться, точно такъ, какъ я считалъ его прежде очень талантливымъ бельлетристомъ, такъ теперь считаю его порядочнымъ фёльетонистомъ и никакъ не могу понять, отчего онъ такъ настойчиво отрекается отъ этого званія. Дѣло не въ словахъ, а въ дѣйствіяхъ; а дѣйствія, которыя присвоиваютъ совершающему ихъ названіе фёльетониста, онъ совершаетъ съ той минуты, когда первые листки его «дневника» замѣнили собою фёльетонныя статьи князя Мещерскаго. Фёльетонъ свой, въ № 29-мъ «Гражданина», г. Достоевскій именно и начинаетъ такъ, какъ часто приходится начинать фёльетоны самымъ записнымъ фёльетонистамъ въ тяжолое для нихъ лѣтнее время: «лѣто, каникулы»; «пыль и жаръ»; «жаръ и пыль»; «тяжело въ городѣ оставаться»; «всѣ разъѣхались»… Дѣлается такое вступленіе, чтобъ заручиться правомъ ничего не сказать въ слѣдующихъ потомъ строкахъ, и читатель вѣрно согласится, что фёльетоннѣе начать невозможно. По моему, il est plus feuilletoniste que Jules Janin, plus catholique que le pape — этотъ г. Достоевскій; это — самый находчивый изъ всѣхъ россійскихъ фёльетонистовъ, и мнѣ пришлось прочитать въ его фёльетонѣ (см. № 29-й «Гражданина») тὸ, чего никогда не приходилось встрѣчать, кàкъ бы игриво ни было воображеніе писавшаго. Г. Достоевскій написалъ цѣльную, за особымъ нумеромъ, «картинку» о «существительномъ», названіе котораго «немногосложно», «неудобопроизносимо», «нелексиконно», «при дамахъ къ произнесенію неудобно», «а между пьяными наиболѣе употребительно».
Я помню, какъ-то «Гражданинъ», приглашая къ подпискѣ, громко вопіялъ о томъ, что онъ не такъ дуренъ, какъ о немъ говорятъ. Не знаю, повѣрили ли ему и выигралъ ли онъ чтὸ-нибудь отъ этого воззванія; но теперь ему рѣшительно не можетъ встрѣтиться надобности въ чомъ-нибудь подобномъ для пріобрѣтенія себѣ читателей. Нѣсколько подобныхъ «картинокъ» — и судьба «Гражданина» обезпечена: онъ будетъ покупаться, еслибъ онъ былъ даже и хуже того, какъ о немъ говорили. По крайней мѣрѣ, я увѣренъ въ этомъ по отношенію къ Москвѣ. Газетчики не запомнятъ, чтобъ когда-нибудь было на «Гражданинъ» такое требованіе, какое было предъявляемо на его 29-й №. «То-ись ума не приберу, чтὸ это за диковинка такая, какой спросъ на этого «Гражданина» вышелъ», удивлялся одинъ изъ газетныхъ разносчиковъ на мой вопросъ о спросѣ на «Гражданинъ». Когда я объяснилъ ему, въ чомъ дѣло, разносчикъ побѣжалъ къ Мекленбургу и Живареву — нашимъ оптовымъ торговцамъ газетами, чтобъ взять оставшіеся нумера; но ихъ и тамъ расхватали: «и все-то изъ рядовъ, да изъ Зарядья спрашиваютъ…» Дѣло въ томъ, что до гостинаго двора дошло свѣдѣніе, что въ «Гражданинѣ» написана цѣлая статья объ немъ, и вотъ, гостинодворцы, вмѣсто того, чтобъ покупать «Развлеченіе», кинулись на «Гражданина», а отбить нашихъ гостинодворцовъ отъ «Развлеченія», дѣло не шуточное.
Итакъ, allez, allez toujours, cher citoyen, и, если подобныя «картинки» ваши ничего не сдѣлаютъ для исправленія «гулякъ изъ рабочаго люда», гулякъ, которые «сквернословятъ, потому что пьяному и нельзя имѣть другого языка, кромѣ сквернословнаго», зато вы пріобрѣтете читателей «Гражданину», хотя, быть можетъ, и не изъ той среды, на которую мѣтите. Повторяю, я въ этомъ увѣренъ. Чтὸ ни говори, а все же мы доросли до того, по крайней мѣрѣ, чтобъ разнюхать, когда намъ подносятъ, чтὸ-нибудь ужь очень бьющее въ носъ и умѣемъ цѣнить это, помимо намѣреній автора… Я увѣренъ, что перомъ автора «картинки объ немъ» руководили самыя добрыя намѣренія, когда онъ писалъ этотъ гостинодворскій фёльетонъ; но намѣренія меня вовсе не касаются… Знаю только, что у насъ, въ Москвѣ, «картинка», нарисованная г. Достоевскимъ, найдена очень забавною, а что касается намѣреній, то извѣстно, что добрыми намѣреніями даже адъ вымощенъ.
Я воспользуюсь примѣромъ почтеннаго коллеги, когда мнѣ случится писать фёльетонъ, а матерьяла никакого не будетъ, и постараюсь тогда заняться тоже «картинками», но въ данный моментъ мнѣ нѣтъ надобности пользоваться преподаннымъ мнѣ примѣромъ, потому что, хоть у насъ, въ Москвѣ, тоже «жаръ и пыль», «пыль и жаръ»; но изъ этой пыли и изъ-подъ этого жара можно, при извѣстной внимательности, усмотрѣть, что жизненный пульсъ нашей бѣлокаменной, значительно слабѣющій лѣтомъ, начинаетъ, такъ сказать, оживляться, съ тѣмъ чтобъ, оживляясь все болѣе и болѣе, достигнуть въ зимніе мѣсяцы той интенсивности, дальше которой уже не можетъ идти пульсъ московской жизни.
Прежде всего, это оживленіе послѣ лѣтней спячки сказывается на учебныхъ заведеніяхъ. Каждый листъ «Московскихъ Вѣдомостей» непремѣнно заключаетъ въ себѣ нѣсколько объявленій отъ разныхъ учебныхъ заведеній, начиная отъ элементарныхъ школъ и пансіоновъ, готовящихъ во всевозможныя учебныя заведенія, и нетолько въ заведенія, но и къ разнымъ дѣятельностямъ — и до вѣнца всѣхъ учебныхъ заведеній, имѣющаго снабдить наше сбившееся съ толку общество чѣмъ-то необыкновеннымъ. Конечно, всякій догадается, что снабдить насъ необыкновеннымъ въ дѣлѣ образованія можетъ только лицей гг. Каткова и Леонтьева, и я даже обрадовался, что курсъ его будетъ короче университетскаго курса на одинъ годъ, потому что, такимъ образомъ, результатъ «снабженія» можетъ получиться годомъ скорѣе. Въ виду этихъ-то именно результатовъ, которыхъ несомнѣнно можно ожидать, отъ дважды классическаго ликея, самымъ важнымъ явленіемъ московской текущей жизни можетъ быть признано открытіе въ немъ «университетскаго отдѣленія», куда и приглашаются всѣ тѣ, которые имѣютъ возможность заплатить: 1) 100 р. за иматрикуляцію; 2) 300 р. за туторское пособіе и обязательныя лекціи; 3) за необязательныя особо; 4) за верховую ѣзду, фехтованіе, стрѣльбу въ цѣль и гимнастику по 100 р.; 5) за занятіе музыкой по 100 р.; 6) на первоначальное обзаведеніе 100 руб.; 7) за квартиру, столъ и пр. отъ 300 до 525 рублей.
Иматрикуляція допускается по тремъ факультетамъ: историко-филологическому, физико-математическому и юридическому, причомъ я здѣсь-то именно и усматриваю тὸ нѣсколько странное обстоятельство, на которое указалъ выше. Извѣстно всѣмъ и каждому, что курсы въ нашихъ университетахъ, исключая пятилѣтняго медицинскаго — всѣ четырехлѣтніе. Понятно, этотъ четырехлѣтній періодъ, назначенный для прохожденія ихъ, опредѣленъ на томъ основаніи, что пройти ихъ менѣе, какъ въ четыре года, признавалось для студента невозможнымъ; теперь оказывается, что это дѣло для «катковскаго» лицея совершенно возможное, потому что все то, чтὸ проходится университетскимъ студентомъ въ четыре года, лицейскимъ будетъ проходиться въ три, съ правомъ держать окончательный экзаменъ на званіе дѣйствительнаго студента или на степень кандидата, т. е. съ тѣмъ самымъ правомъ, какое имѣетъ иматрикулированный студентъ, а не вольный слушатель, обязанный получить непремѣнно кандидатскія отмѣтки; а между тѣмъ, согласно § 4-му лицейскаго устава, воспитанники его посѣщаютъ лекціи московскаго университета въ качествѣ «вольныхъ слушателей»! По моему мнѣнію, университетъ сдѣлалъ ничѣмъ необъяснимую уступку и сталъ по отношенію къ лицею въ какое-то странное положеніе: въ самомъ дѣлѣ, почему это однѣ и тѣ же лекціи могутъ просвѣтить студента университета только въ четыре года, а лицеиста — въ три, хотя для поступленія въ университетъ требуются одинаковыя съ лицеемъ свидѣтельства о зрѣлости. Тутъ трудно чтὸ-нибудь разобрать. Впрочемъ, я это только такъ, къ слову; мнѣ, въ сущности, конечно, все равно, и я даже буду радъ, если, въ силу этой привилегіи, окажется побольше студентовъ въ лицеѣ гг. Каткова и Леонтьева, потому что эти господа обѣщаютъ выпустить намъ много прекрасныхъ молодыхъ людей; а кто же не пожелаетъ видѣть ихъ на поприщѣ общественной дѣятельности: ихъ такъ мало въ нашемъ бѣдномъ отечествѣ — одна надежда на почтеннѣйшихъ гг. Каткова и Леонтьева! Будущимъ прекраснымъ молодымъ людямъ не грѣхъ, разумѣется, предоставить и прекрасныя правà, которыхъ не имѣютъ даже и студенты императорскихъ университетовъ. Такъ, напримѣръ, студенты лицея имѣютъ «право экзаменоваться на степень кандидата или на званіе дѣйствительнаго студента», какъ пожелаютъ сами: «или разомъ, въ концѣ шестого семестра, или по курсамъ, наравнѣ со студентами», причомъ имъ предоставляется держать четыре курсовые экзамена въ три срока, распредѣляя предметы четырехъ курсовыхъ экзаменовъ «по своему усмотрѣнію» на три года. Радуюсь всѣмъ этимъ любезностямъ, расточаемымъ по отношенію къ лицею, и любуюсь тою настойчивостью, которая помогла учредителямъ добиться всѣхъ этихъ уступокъ для своего заведенія.
Но воистину, отъ великаго до смѣшного — одинъ шагъ. Сейчасъ говорилъ о «лицеѣ» — сейчасъ буду говорить объ открытіи «пансіона для обученія конюховъ и лошадей» для будущихъ вашихъ конножелѣзныхъ дорогъ. Я скажу нѣсколько словъ по этому поводу не для того, чтобъ подтверждать высказанную мною сейчасъ истину, а просто потому, что это — очень интересный фактъ, за сообщеніе котораго можно отъ души поблагодарить какого-то г. Х., написавшаго о немъ въ «Русскія Вѣдомости». Чего только не придетъ въ голову современному предпринимателю, чтобъ какъ-нибудь повыгоднѣе обработать предпринятое! Извѣстно если не всѣмъ, то многимъ, что намъ осталась отъ выставки конножелѣзная дорога, которая съ пискомъ, визгомъ и безпрерывными толчками вотъ ужь годъ таскаетъ насъ съ Воскресенской Площади до тріумфальныхъ воротъ. Извѣстно также, по крайней мѣрѣ, всѣмъ читателямъ моихъ «Замѣтокъ», что еще при бывшемъ головѣ, князѣ Черкасскомъ, задумано сооруженіе полной сѣти конножелѣзныхъ дорогъ въ Москвѣ. Въ 1872 году, проектъ былъ выработанъ, и предпріятіе было предоставлено графу Уварову, гг. фон-Крузе, Делла-Воссу и К°. Потомъ слѣдовало бы ожидать осуществленія проекта, причомъ нынѣшняя дорога должна была покончить свое существованіе, такъ какъ въ проектированную сѣть она не входитъ, а сама по себѣ очень плохà. Но плоха она — плоха, а барышъ, всетаки, даетъ, и находчивые предприниматели не могли не найтись и въ данномъ случаѣ. Такъ какъ дорога, возящая москвичей, какъ она ни плоха, всетаки, возитъ и даетъ барышъ, то новые контрагенты разсчитываютъ пріобрѣсти ее въ собственность и начать операцію московскихъ конножелѣзныхъ дорогъ именно съ нея. А такъ какъ это было бы несогласно съ данною имъ концесіей, по которой эта линія, въ ея теперешнемъ устройствѣ, не можетъ войти въ сѣть, то они и придумали эксплуатировать ее не какъ дорогу, служащую для перевозки пасажировъ, а какъ пособіе для практическихъ упражненій лошадей и конюховъ, предназначаемыхъ для движенія по будущимъ конножелѣзнымъ дорогамъ концесіонеровъ. Такимъ образомъ, возникла мысль о «пансіонѣ для конюховъ и лошадей», причомъ перевозка пассажировъ будетъ уже дѣломъ постороннимъ, допускаемымъ единственно потому, что все же лучше какъ-нибудь ѣздить, нежели совсѣмъ не ѣздить; а о томъ, что могутъ быть несчастія отъ непріучонныхъ лошадей и непривычныхъ конюховъ — не можетъ быть и рѣчи.
Говорятъ, что тутъ графъ Уваровъ, фон-Крузе и Делла-Воссъ нисколько неповинны въ изобрѣтеніи столь оригинальнаго пансіона, а что всему причиною тὸ, чтὸ скрывается подъ многознаменательнымъ знакомъ К°; но я чтὸ-то не хорошо понимаю это. Какъ же это такъ: дума выдала концесію извѣстнымъ лицамъ, а устройствомъ дороги хочетъ исключительно заняться чтὸ-то такое, обозначаемое знакомъ К°. Говорятъ, то «чтὸ-то» не добивается отъ инженеровъ
ничего, кромѣ дешевизны въ постройкѣ дороги; говорятъ, оно же придумало и эксплуатацію никуда негодной дороги подъ видомъ «пансіона»; и мало ли чтὸ можетъ придумать это К°, котораго никто не знаетъ и, въ виду гласной фирмы, даже знать нужды не имѣетъ. Что-то мудрено, и судьбы желѣзныхъ дорогъ, очевидно, такъ же неисповѣдимы, какъ и судьбы вообще: о пансіонѣ я сообщаю ради мысли прославить нашу столицу устройствомъ въ ней «пансіона для лошадей и конюховъ».
Но мало ли какихъ слуховъ не расходится по нашей охотливой до нихъ столицѣ? Только прислушивайся, и услышишь самые невѣроятные.
Хоть бы слухъ о нашей монументальной «кокоревкѣ». Множество слуховъ ходило о ней; но такъ какъ не слѣдуетъ всякому слуху вѣрить, то на нее мы смотрѣли просто, какъ на монументъ, какъ на украшеніе нашей столицы — и только. Оказывается, что это — совсѣмъ не монументъ, а просто какой-то клоакъ, который, если и заслуживаетъ вниманія, то какъ достопримѣчательность, но ужь никакъ не въ смыслѣ положительномъ. Разсказываютъ объ этомъ знаменитомъ «монументѣ» нѣчто, по истинѣ, изумительное. Безпорядки, темнота, прислуга, внушающая и страхъ и отвращеніе; въ коридорахъ пыль, грязь, зловоніе. Это — вторая носовская фабрика по санитарнымъ условіямъ, въ которыя ставитъ владѣлецъ дома, г. Поповъ, своихъ жильцовъ. И живутъ, однако, эти жильцы! Напримѣръ, тотъ самый г. Х., который пишетъ обличеніе бывшей «кокоревки», а теперь «поповки», живетъ въ ней пять лѣтъ и даже ничего не упоминаетъ объ эмиграціи изъ этого страшнаго обиталища, гдѣ, кромѣ убійственныхъ санитарныхъ условій, происходятъ чуть не ежедневныя кражи и предстоитъ ежеминутная опасность «заразиться болѣзнями». Хорошо и сосѣдямъ «монументальнаго дома». Всѣ нечистоты текутъ прямо въ рѣку, а изъ этой рѣки помѣщающійся въ сосѣднемъ домѣ трактиръ Горюнова воду для кушанья беретъ… Неправда ли, чтὸ-то похожее на сказку, а между тѣмъ, все это напечатано, и пока я не прочиталъ этого въ «Современныхъ Извѣстіяхъ», я не решался сообщать ничего объ этой «поповкѣ», хотя и прежде много слышалъ подобнаго, но все не вѣрилось.
А вѣдь тàкъ посмотрѣть — какіе мы, москвичи, строгіе и взыскательные! Я былъ надняхъ совершенно случайно свидѣтелемъ поведенія публики, о которой можно было бы рѣшительно сказать, что каждая единица, ее составляющая, съумѣетъ постоять за свои интересы.
Я вынесъ такое ощущеніе изъ созерцанія публики, посѣтившей представленія какого-то заѣзжаго магнетизёра Кампанелли, дававшаго «физіологическіе» и «психологическіе» опыты въ зданіи нашего «общедоступнаго частнаго театра».
Это было въ субботу, 21-го іюля. Публики было мало, и я не знаю, какая нелегкая занесла этого «доктора» производить свои опыты въ «частномъ театрѣ», на который у насъ смотрятъ, какъ на балаганъ, и потому публика въ немъ мало стѣсняется. Синьйоръ Кампанелли, онъ же «докторъ», «магнитизёръ», психіатръ и все, чтὸ хотите, порусски, разумѣется, не говоритъ ни слова. Этого одного было довольно, чтобъ озлобить противъ него балаганную московскую публику, которая и знать не хочетъ, что можетъ же итальянецъ и не умѣть говорить порусски.
— «Говорить порусски, порусски!» кричала толпа, и хотя у Кампанелли былъ переводчикъ, публика свистала каждый разъ, когда онъ начиналъ говорить пофранцузски.
— Обрадовались, что покричатъ свободно, обратился ко мнѣ мой сосѣдъ — какъ оказалось, торговецъ, пріѣхавшій изъ Букеевской Орды: — ну чтὸ кричатъ безъ пути!.. Нѣмецъ оторопѣлъ совсѣмъ!..
«Нѣмецъ», дѣйствительно, «оторопѣлъ» и, очевидно, недоумѣвалъ, куда онъ попалъ. Всѣ его опыты удаются, все идетъ какъ по маслу, его сомнамбула даже и вкусъ намагнетизированной воды угадываетъ, и вещи, какія находились въ запертой шкатулкѣ назвала, и карточки въ пакетикахъ отличала — а публика шумитъ и свиститъ!..
Наконецъ, «нѣмецъ» не выдержалъ и обратился къ публикѣ съ такою рѣчью:
«Я былъ тамъ-то и тамъ-то (перечисляетъ разные европейскіе города), и ничего подобнаго со мною не случалось, началъ онъ. Я показываю мои опыты — они удаются мнѣ, и мнѣ нéзачто свистать… Я вѣрю въ животный магнетизмъ; я медикъ самъ, и наука убѣждаетъ меня въ его существованіи.
— Наука не имѣетъ ничего общаго съ животнымъ магнетизмомъ, отвѣчаютъ ему изъ переднихъ рядовъ.
— Pardon! Наука можетъ не имѣетъ ничего общаго съ ясновидѣніемъ: я готовъ согласиться съ вашимъ мнѣніемъ, но животный магнетизмъ существуетъ, и…
Крикъ, топотъ, шумъ, свистъ заглушаютъ слова. «Нѣмецъ» былъ совершенно сконфуженъ…
Можетъ быть, просто отъ того, что на меня всегда производитъ непріятное впечатлѣніе всякая травля (а мнѣ это показалось именно травлей), я вышелъ изъ театра, унося съ собою самыя странныя представленія. Представлялся мнѣ полупьяный приказчикъ, который отпросился у хозяина ко всенощной, выпилъ съ пріятелемъ, попалъ въ театръ, покричалъ здѣсь и завтра долженъ будетъ сгибаться въ три погибели передъ хозяиномъ, который, не стѣсняясь въ выраженіяхъ, будетъ доказывать ему свое хозяйское право, основанное на томъ, что у него есть метла, которою онъ во всякое время можетъ прогнать его вонъ… Представлялся мнѣ чиновникъ, который срывалъ гнѣвъ на «нѣмцѣ», потому что ныньче утромъ вынесъ головомойку отъ своего непосредственнаго начальника, который, не признавая въ немъ человѣческаго образа и присущаго ему человѣческаго достоинства, поступалъ сообразно этому взгляду на подчиненнаго; чиновникъ ёжился утромъ до опасности превратиться въ ничто, и ему такъ естественно было растянуться вечеромъ на рублевомъ мѣстѣ «общедоступнаго театра», поглаживать свои бакенбарды и совсѣмъ свободно кричать, свистать… и тѣмъ показывать, что онъ — независимый человѣкъ, что онъ умѣетъ требовать, чтò принадлежитъ ему, что у него есть право, уважать которое онъ заставитъ всякаго…
Удивительно, право, чтὸ это за грубость нравовъ въ нѣкоторыхъ далеко несовсѣмъ низменныхъ слояхъ нашего московскаго общества! Чтὸ за грубыя, дикія выходки можете вы наблюдать подчасъ на нашихъ публичныхъ гуляньяхъ и въ городѣ, и загородомъ — хоть бы эта грубая травля очень скромнаго и прилично себя державшаго итальянца! Сколько сердечной огрубѣлости надо было имѣть, чтобъ «мытáриться» надъ конфузившимся, растерявшимся и чуть не плакавшимъ бѣднякомъ, который очень скромно и прилично относился ко всѣмъ этимъ представителямъ московской публики, раздиравшимъ себѣ рты отъ неистоваго крика. А между тѣмъ, странное дѣло: въ этой же самой массѣ публики и въ этой же самой «дерущей ротъ» средѣ съ каждымъ годомъ увеличивается потребность чтенія; журналы и газеты выписываются все въ бὸльшемъ и бὸльшемъ числѣ. Должно бы, кажется, хоть чтеніе-то дѣйствовать благодѣтельно — такъ нѣтъ.
Изъ достовѣрныхъ свѣдѣній, которыя у меня подъ рукой, оказывается, напримѣръ, что, сравнительно съ 1871 годомъ, число нумеровъ газетъ и журналовъ, разнесенныхъ почтою по Москвѣ въ теченіи 1872 года, увеличилось слишкомъ на 300,000, т. е. въ 1871 году было доставлено живущимъ въ Москвѣ подписчикамъ 1,856,608 нумеровъ газетъ и журналовъ, а въ 1872 году ихъ разнесено 2,193,899.
Свѣдѣнія относительно развитія почтоваго дѣла въ Москвѣ или относительно развитія письменности — чтὸ одно и то же — также небезъинтересны:
Въ 1871 г. Въ 1872 г.
Такъ, напримѣръ, писемъ иногородныхъ:
открытыхъ, закрытыхъ, заказныхъ и
объявленій было получено и разнесено ...…........................2,078,541 2,353,821
Въ 1871 г. Въ 1872 г.
Заграничныхъ ……………………………………………136,841 181,010
Городскихъ писемъ: закрытыхъ,
открытыхъ и билетовъ ………………………………………..843,742 1,039,701
Доставлено на домà посылокъ……………………............— 1,386
Вынуто писемъ изъ почтовыхъ ящиковъ:
Иногородныхъ:
открытыхъ, закрытыхъ, и заказных…………………………1,585,651 1,856,621
Заграничныхъ ………………………………………........69,395 115,646
Но еще интереснѣе прослѣдить развитіе почтоваго дѣла собственно въ чертѣ одной только Москвы, т. е. исключительно одну городскую почтовую операцію. Съ 1845 года, т. е. со времени учрежденія въ Москвѣ городской почты, до 1873 года, т. е. въ теченіи 28-ми лѣтъ, почтовый доходъ, собственно по одной городской почтовой службѣ, увеличился слишкомъ въ шесть разъ. Цифры, мною предлагаемыя читателямъ, являются еще въ первый разъ въ печати; ихъ не безъ интереса, конечно, прочтутъ мои сограждане, а ужъ о составителяхъ календарей на 1874 годъ и говорить нèчего; для этихъ послѣднихъ по преимуществу сообщаю, что приводимыя мною цифры имѣютъ офиціальное происхожденіе.
По городской почтѣ Доставлено писемъ и билетовъ.
поступило въ доходъ.
Руб. Коп.
Въ 1845 году ………..7,877 15 160,823
» 1846 » .…………..10,293 35 204,695
» 1847 » .…………..11,407 16 ½ 252,027
» 1848 » ….………..12,336 87 ½ 228,554
» 1849 » .…………..12,002 67 241,668
» 1850 » ….………..12,096 93 244,969
» 1851 » ….………..12,621 81 ½ 256,584
» 1852 » .…………..13,267 68 271,203
» 1853 » ….………..13,912 39 ½ 282,892
» 1854 » ….………..13,169 31 ½ 267,912
» 1855 » .…………..13,248 34 ½ 270,986
» 1856 » ….…….….14,073 78 ½ 288,961
По городской почтѣ Доставлено писемъ и билетовъ.
поступило въ доходъ.
Руб. Коп.
Въ 1857 » …………...14,410 35 ½ <1 нрзб. – Ред.>
» 1858 » .…………..14,548 26 <1 нрзб. – Ред.>
» 1859 » ..………….15,836 88 <1 нрзб. – Ред.>
» 1860 » ..………….17,637 37 <1 нрзб. – Ред.>
» 1861 » …………...18,035 14 ½ <1 нрзб. – Ред.>
» 1862 » …………...18,080 66 <1 нрзб. – Ред.>
» 1863 » …………...18,163 47 ½ <1 нрзб. – Ред.>
» 1864 » ……………18,771 95 <1 нрзб. – Ред.>
» 1865 » ……………18,769 84 ½ <1 нрзб. – Ред.>
» 1866 » ……………19,522 46 <1 нрзб. – Ред.>
» 1867 » ……………21,078 38 <1 нрзб. – Ред.>
» 1868 » ……………26,685 95 <1 нрзб. – Ред.>
» 1869 » ……………32,360 13 ½ <1 нрзб. – Ред.>
» 1870 » ……………42,405 11 ½ <1 нрзб. – Ред.>
» 1871 » ……………45,876 98 <1 нрзб. – Ред.>
» 1872 » ……………50,155 66 ½ <1 нрзб. – Ред.>
Совершенно неожиданное, грустное добавленіе къ «Замѣткамъ». Сейчасъ получилъ извѣстіе, что 23-го іюля, на дачѣ <1 нрзб. – Ред.> около Химокъ, умеръ, 37-ми лѣтъ отъ роду Вик. Ал. Гартманъ, такъ блистательно заявившiй свой талантъ, между прочимъ, постройкой политехнической выставкѣ въ Москвѣ. Много плановъ, много надеждъ унесъ съ собой замечательный художникъ, такъ ревностно работавшiй надъ распространеніемъ русскаго стиля въ постройкахъ. Еще за нѣсколько дней до этого мечталъ онъ сдѣлать въ этомъ направленiи значительный толчокъ изданіемъ альбома памятниковъ русскаго стиля (матерьялъ, для которого онъ старательно собиралъ) и пустить его на продажу по возможно дешовой цѣнѣ. И сейчасъ еще передо мною лежитъ нѣсколько эскизовъ изъ этого альбома. Чтò станется и съ этимъ, и съ тѣми мыслями, и съ тѣми планами, и съ тѣми надеждами, которыя и мучили и радовали эту талантливую голову покойнаго художника...
Умеръ: О жизни поконченъ вопросъ,
Больше не нужно ни писѣмъ, ни слезъ.