Адмирари Нилъ. <Панютинъ Л. К.> Листокъ. По поводу выставки въ академiи художествъ. // Голосъ. 1873. № 63. 4 марта.

ЛИСТОКЪ.

По поводу выставки въ академiи художествъ.

Единственнымъ утѣшенiемъ петербуржцовъ въ великопостной скорби служила въ это время выставка въ академiи художествъ. Дѣйствительно, тамъ есть на чтò посмотрѣть, и еслибъ всѣ прекрасныя вещи, выставленныя теперь въ академiи, являлись передъ публикой въ первый разъ — посѣтителю выставки осталось бы только благодарить музъ и грацiй за то, что онѣ водили кистью и рѣзцомъ нашихъ художниковъ. Въ сущности же лучшiя, изъ выставленныхъ теперь въ академiи произведенiй — наши старые знакомые, свиданiе съ которыми было тѣмъ прiятнѣе, что для большинства посѣтителей оно было совершеннơ неожиданно. Дѣло въ томъ, что нынѣшняя выставка не обыкновенная ежегодная и неподвижная, а такъ сказать, спецiальная. Академическая власть поспѣшила съ ежегодною выставкой за тѣмъ, чтобъ дать возможность художникамъ выставить потомъ свои произведенiя и на вѣнской всемiрной выставкѣ. Намѣренiе благое; жаль только, что академическiй синедрiонъ, боящiйся гласности, какъ чумы, не оповѣстилъ художниковъ своевременно, что эта выставка ad hoc будетъ нѣсколькими мѣсяцами раньше обыкновеннаго, вслѣдствiе чего многiе художники, желавшiе выставить въ Вѣнѣ спецiально для этого приготовленныя произведенiя, должны были или вовсе отказаться отъ этой мысли или кое-какъ доканчивать начатыя работы. Да и вообще, я не помню, чтобъ когда-нибудь наши художники такъ роптали на дѣйствiя академическаго совѣта, какъ ропчутъ они теперь.

Посѣтителю выставки, прежде всего, бросается въ глаза безтолковое размѣщенiе выставленныхъ предметовъ. Произведенiя одного и того же художника выставлены въ разныхъ залахъ, и даже наша бѣдная скульптура раскидана по четыремъ заламъ. Такое размѣщенiе быть можетъ, очень удобно для распорядителей, но весьма непрiятно для посѣтителя напрасно старающагося орiентироваться въ этомъ хаосѣ. Еще труднѣе угадать мысль, руководившую совѣтомъ академiи при выборѣ предметовъ, достойныхъ появиться на всемiрной выставкѣ. Какъ на примѣръ вопiющей ошибки въ выборѣ, укажемъ на то, что такая картина, какъ смѣхотворный «Гимнъ пиѳагорейцовъ» псевдоклассика г. Бронникова будетъ красоваться въ Вѣнѣ, тогда какъ прелестная картина г. Прянишникова «Гостиный дворъ въ Москвѣ» забракована, если вѣрить слухамъ, изъ патрiотизма, за то только, что пьяный чиновникъ изображонъ на ней съ пряжкой за безпорочную службу! Это мнѣ напомнило переименованiе театральнымъ вѣдомствомъ, тоже по какимъ-то высшимъ соображенiямъ, милѣйшаго лейтенанта Жевакина въ чиновники морского вѣдомства. Надо обладать сверхъестественною прозорливостью, чтобъ добиться смысла въ подобныхъ мѣропрiятiяхъ.

Прежде чѣмъ пройдусь съ читателемъ по заламъ академiи, замѣчу, что на зрителей прiятно подѣйствовало появленiе на русской выставкѣ польскихъ и финляндскихъ художниковъ; но не будемъ придавать этому явленiю значенiя, котораго оно не имѣетъ. Наши «смотрящiя въ лѣсъ» окраины выставили свои проиѣзведенiя въ русской столицѣ потому только, что иначе имъ нельзя было попасть на всемiрную выставку, такъ какъ ни Польшѣ, ни Финляндiи не отведено особаго мѣста въ Вѣнѣ, къ великому неудовольствiю губернскихъ патрiотовъ. Польскiе художники, спасибо имъ, постарались объяснить, хоть и на плохомъ русскомъ языкѣ, мало знакомомъ съ польскою исторiею, что такое они изобразили; но молчаливые финны пускаться въ объясненiе не сочли нужнымъ. Выставилъ, напримѣръ, нѣкiй финляндскiй Пракситель, г. Шестрандъ, плохую гипсовую статую живого человѣка, назвавъ ее: «Смерть Кулерво», и тѣмъ ограничился. Зрители, смотря на эту ходячую смерть, съ недоумѣнiемъ спрашивали другъ друга: «Не знаете ли, кто такой этотъ Кулерво?», и ни кто немогъ разъяснить этой финской тайны. Самъ я потомъ заглядывалъ во всевозможные историческiе словари, но, нигдѣ не встрѣтивъ этого имени, такъ и по сей день пребываю во мракѣ невѣдѣнiя.

Но будемъ разсматривать все по порядку, точнѣе сказать, по безпорядку размѣщенiя.

Въ первой залѣ, рядомъ съ уже знакомыми статуями Петра-Великаго, гг. Шредера и Антокольскаго, замѣчательными, между прочимъ, по несходству съ оригиналомъ, выставленъ, вѣроятно, на смѣхъ проектъ памятника композитору Глинкѣ, г. Ильенко. Несчастный Глинка изображонъ такимъ головастикомъ, что невольно подозрѣваешь скульптора въ намѣренiи посмѣяться надъ бѣднымъ авторомъ «Жизни за Царя». За чтò же такое глумленiе надъ покойникомъ?

Во второй залѣ первое мѣсто отведено польскимъ живописцамъ. Зная тенденцiозность польскихъ художниковъ, невольно ожидаешь увидѣть на ихъ картинахъ славныя событiя старожитной Польши. Но, по причинамъ, вѣроятно, отъ нихъ независѣвшимъ, такихъ картинъ на выставкѣ не оказалось. Лучшею изъ картинъ польскихъ художниковъ мнѣ показалась картина г. Сыпнѣвскаго «Провозглашенiе тоста при брачномъ пирѣ». Пирующiе изображены въ живописныхъ польскихъ костюмахъ, и вся картина дышетъ такою жизненною правдой, что отъ нея отойти не хочется. Хороши также картины г. Герсона: «Кейстутъ и Витольдъ, плѣнники Ягелло» и «Король Собѣскiй, сажающiй деревья въ Вилямовѣ». Между картинами, переносящими зрителя во времена Ржечи-Посполитой, есть нѣсколько и русскихъ. Очень недурна бытовая картинка г. Шульца «Девятка пикъ». Предательскiя карты выдали тайну пришедшей къ гадальщицѣ дѣвушки, и она отворачивается съ неудовольствiемъ. Изъ произведенiй финляндскихъ художниковъ можно указать на прекрасно написанныхъ г. фон-Вригтонъ тетеревей да на нѣсколько бытовыхъ картинъ, ничѣмъ особеннымъ, впрочемъ, неотличающихся.

Но вотъ на васъ пахнуло чѣмъ-то роднымъ, близко знакомымъ вашему сердцу, хотя, къ счастью, уже перешедшимъ въ область исторiи. Картина г. Неврева называется «Изъ недавняго прошлаго» и посвящаетъ васъ въ мистерiи прежняго помѣщичьяго быта. Московскiй художникъ, если не ошибаюсь, являющiйся въ первый разъ предъ петербургскою публикой, заявилъ себя этою картиной вполнѣ блистательно. Сейчасъ видно, что кистью его водила извѣстная идея, что онъ принялся за работу, глубоко обдумавъ сюжетъ картины, и дѣйствительно, у него каждая мелочь на своемъ мѣстѣ. Дѣйствiе происходитъ въ домѣ помѣщика «вольтерьянца» добраго стараго времени. На стѣнѣ виситъ портретъ Мирабо, на полкахъ изданiя французскихъ «вольнодумцовъ». Но хозяинъ такъ платонически сочувствуетъ «безсмертнымъ принципамъ» первой революцiи, что это нисколько не мѣшаетъ ему торговать своими крестьянками, какъ баранами. За столомъ съ хозяиномъ сидитъ сосѣдъ съ сизымъ носомъ, повидимому, большой любитель крѣпостныхъ красавицъ, а у порога стоятъ согнанныя сотскимъ на показъ продажныя бабы. Выборъ знатока женской красоты остановился на стоящей пригорюнившись статной брюнеткѣ, и либеральный торговецъ людьми готовится ударить по рукамъ. Г. Невреву дѣлаетъ великую честь, что онъ, несмотря на тенденцiозность сюжета, остался до конца вѣренъ дѣйствительности и не впалъ въ мелодраму. Возьмись за это дѣло бездарность — на сцену непремѣнно явились бы плети; продаваемая женщина непремѣнно рвала бы на себѣ волосы, лица помѣщиковъ дышали бы свирѣпостью… Никакихъ такихъ ужасовъ нѣтъ на картинѣ г. Неврева. Лица помѣщиковъ дышатъ чисто русскимъ добродушiемъ, въ толпѣ согнанныхъ на показъ покупщику бабъ тоже не замѣтно особеннаго отчаянiя. По всему видно, что ничего особеннаго не происходитъ. Всѣ убѣждены въ совершенной естественности происходящаго; но именно эта-то обыкновенность сюжета и производитъ сильное впечатлѣнiе.

Совершенная противоположность г. Невреву — г. Бронниковъ, доведшiй въ своихъ «Мозанчистахъ» ужасность до смѣшного. Чего только нѣтъ въ его картинѣ! И мрачные инквизиторы, и палачи съ закрытыми головами, и подсудимый съ выпученными глазами и внезапно открытый предъ нимъ трупъ, и сбиры — словомъ, такiе ужасы, что волосъ долженъ бы становиться дыбомъ, а между, тѣмъ трудно удержаться отъ смѣха, смотря на эти произведенiя россiйскаго Поля-де-Лароша. Такъ и ожидаешь, что подсудимый, вырвавшись отъ сбировъ, сдѣлаетъ антрша.

На выставкѣ снова появились курьёзныя произведенiя г. Швабе, за которыя, какъ, напримѣръ, за «Травлю медвѣдя» и «Травлю лисицы» предлагается желающимъ заплатить по 3,000 р. Г. Швабе нельзя, конечно, упрекнуть большимъ талантомъ, но, всетаки, не вѣрится, чтобъ такая малярная работа вышла изъ подъ кисти професора живописи. По всей вѣроятности, кто-нибудь злоупотребляетъ его именемъ. Нѣтъ! чѣмъ платить 3,000 руб. за намазанныхъ половою щеткой животныхъ, лучше отсчитать 1,000 руб. за прелестную «Росу» г. Бонча-Томашевскаго, которая, въ видѣ молодой женщины, неотягчонной никакими одеждами, порхаетъ по цвѣтамъ съ лейкой въ рукахъ. Но прежде, чѣмъ платить такiя деньги, покупатель долженъ попросить художника переписать правую ногу «Росы», вывернутую совершенно неестественно. Къ сожалѣнiю, летающихъ по воздуху женщинъ нельзя писать съ натуры, а потому и поправить картину далеко нелегко.

Зала у дубовой лѣстницы посвящена скульптурѣ, всегда отличавшейся на нашихъ выставкахъ особенною бѣдностью выставленныхъ предметовъ. На этотъ разъ скульптура представлена на выставкѣ болѣе чѣмъ удовлетворительно. Предметовъ и теперь не особенно много, зато между ними есть такiя произведенiя, которыя и на всемiрной выставкѣ займутъ почотное мѣсто. Возлѣ загадочнаго «Кулерво» стоѝтъ превосходная группа изъ гипса г. Баумана «Танкредъ, крестящiй умирающую Клоринду». Полулежащая фигура прекрасной Клоринды поражаетъ естественностью позы и красотой контуровъ, и если вся группа будетъ высѣчена изъ мрамора — извѣстность г. Баумана, какъ талантливаго скульптора, будетъ навсегда упрочена.

Тутъ же выставлены четыре прекрасно вылѣпленныя изъ воска статуэтки московскаго любителя–художника г. Шохина: «Сцена въ трактирѣ», «Еврей», «Сцена на рынкѣ у сухаревой башни» и «Охотники», обличающiя въ художникѣ замѣчательную наблюдательность и юморъ.

Въ слѣдующей залѣ, вмѣстѣ съ извѣстными «картонами» г. Бруни, по которымъ исполнена живопись въ исаакiевскомъ соборѣ, выставленъ изящный рисунокъ г. Харламова съ картины Рембрандта «Урокъ анатомiи», а на хорахъ парадныхъ сѣней выставлены частныя колекцiи оригинальныхъ произведенiй прошедшихъ временъ, предназначенныя для историческаго отдѣла живописи на вѣнской выставкѣ. Если колекцiи эти не увеличатся современемъ новыми присылками, то лучше бы вовсе отказаться отъ устройства историческаго отдѣла, чѣмъ посылать такую скудную колекцiю, совершенно ничтожную въ историческомъ отношенiи. Пройдемъ мимо архитектурныхъ чертежей, интересныхъ только 

для спецiалистовъ, и войдемъ въ залу № 59-й, въ которой помѣщаются опять скульптурныя произведенiя. Г. Прушинскiй, художникъ изъ Варшавы, выставилъ здѣсь очень хорошую фигуру изъ гипса «Св. Себастiанъ». Недурны также мраморныя статуи г. Попова: «Кокетка» и «Неаполитанскiй рыбакъ», особенно послѣдняя, и мраморная группа г. Лаверецкаго «Дѣти, смотрящiяся въ зеркало». Далѣе слѣдуютъ мраморныя группы г. Чижова: «У колодца» и «Игра въ жмурки», и мраморная статуя г. Забѣлло «Татьяна». Статуя эта отличается несомнѣнными достоинствами, но очень мало напоминаетъ грацiозную героиню пушкинскаго романа. Это просто красивая женщина, скорѣе въ древней туникѣ, чѣмъ въ современной рубашкѣ. Женщина эта о чомъ-то размышляетъ и только; но вѣдь олицетворить въ мраморѣ даже задумчивую красавицу не всякому художнику по силамъ.

Въ рафаэлевской залѣ всю стѣну занимаетъ большая картина г. Грузинскаго «Оставленiе горцами аула», уже знакомая петербургской публикѣ. Смотря на эту прекрасную картину, невольно призадумаешься о Кавказѣ, стоющемъ намъ столько крови и денегъ. Вотъ они, эти коренные жители живописной страны, защищавшiе ее до послѣдней возможности! Но русская рать уже окружила ихъ со всѣхъ сторонъ, и они уступаютъ силѣ… Чтò жь это за сила, гонящая храбрыхъ туземцовъ изъ ихъ родины? Хотѣлось бы думать, что это сила цивилизацiи. Увы! цивилизацiя является въ покоренныя страны нетолько съ плугомъ и серпомъ, но съ паровыми машинами и съ новыми поселенцами. Ничего подобнаго не видно, однакожь, во вновь покоренной части Кавказа. Изгнавъ туземцовъ, мы не заселили покинутые ими аулы новыми обитателями; запустѣли сады, насаженные рукой горца; нива, расчищенная имъ съ большимъ трудомъ на скатѣ утеса, покрыта еще сорными травами, колодцы, вырытые имъ, засорены, сакли безъ крышъ, а разные новые владѣльцы тщетно ожидаютъ покупщиковъ на ихъ бездоходныя владѣнiя…

Послѣ этого непрiятнаго воспоминанiя, съ какою-то злобой смотришь на «Богатыря Добрыню», написаннаго г. Верещагинымъ на толстѣйшей дерюгѣ.

— Да ужь полно, спрашиваешь мысленно славнаго могучаго богатыря: — ужь точно ли существовалъ ты на свѣтѣ, милый человѣкъ? Ужь не выдумали ли деревенскiя бабы всѣ эти сказанiя о Добрыняхъ Никитичахъ, Алешахъ Поповичахъ и Ильяхъ Муромцахъ? Да и самъ Володимiръ-Красное-Солнышко, кажется нашему выродившемуся поколѣнiю сказочною личностью.

— Нѣтъ, отвѣчаетъ Добрыня Никитичъ: — не бабы насъ выдумали, а родила насъ земля русская. Кто жь, какъ не мы, сильны могучи богатыри, черпали шеломомъ Дону синяго? кто, какъ не мы, обращали вспять полки косожскiе? Кто бороздилъ чолнами море Суражское? Кто сидѣлъ въ Тмуторокани? Кто бился смертнымъ боемъ и съ печенегами, и съ половцами, и съ торками, и со всею ратью поганою? Напрасно молила меня родна матушка:

Невѣжа-то середи дня летаетъ чорнымъ ворономъ,

По ночамъ ходитъ Змѣемъ Тугариновымъ,

А по зорямъ ходитъ добрымъ молодцомъ.

Берегись ты отъ невѣжи, чорна ворона!

Не послушалъ я родной матушки и убилъ я палицей змѣя Тугарина, да не поганитъ онъ земли русской. А вы-то, отродье наше, забыли о насъ, славныхъ, могучихъ богатыряхъ, и наша быль стала на Руси бабьею сказкой, затѣмъ, что сами вы поизбабились, съ злымъ татаровьемъ отатарились да къ чужимъ людямъ въ кабалу пошли, оттого вы и не вѣрите въ волю вольную, въ силу крѣпкую, богатырскую…

Богатырь Добрыня изображонъ именно въ ту минуту, когда онъ поражаетъ «Невѣжу» въ видѣ Змѣя Тугарина. Охъ! зачѣмъ ужь кстати не истребилъ и невѣжество?.. Пройдемъ скорѣе мимо этихъ пиѳагорейцовъ и мозаичистовъ и полюбуемся на «Дѣтей съ котятами» г. Гуна и на прелестныя картинки г. Риццони: «Внутренность сакристiи», «Внутренность таверны», «Визитъ кардинала» и проч. Это положительно ше-д’ёвры въ своемъ родѣ; а вотъ и «Курская женщина» г. Сѣдова, которая стоѝтъ, какъ живая въ своемъ живописномъ костюмѣ. Тутъ же г. Виллевальдъ увѣковѣчилъ своею кистью 2-й корпусъ прусской армiи. А вотъ и старые знакомцы «Псаломщики» В. Е. Маковскаго и «Охотники» Перова, а, наконецъ, и извѣстная группа изъ мрамора «Первый шагъ» г. Каменскаго.

Говорятъ, эта группа алегорически изображаетъ Россiю, дѣлающую первый шагъ на пути прогреса. Нѣтъ, чтò-то не вѣрится: мраморный ребёнокъ такъ осторожно становится на ноги, на его лицѣ такое серьёзное выраженiе, что даже его заботливая мать не боится, что онъ или упадетъ, или потребуетъ ея помощи. Совершенно иначе мы сдѣлали первый шагъ на пути прогреса…

Но я такъ заговорился, что пропустилъ многое, достойное упоминанiя. Въ залахъ академiи есть нѣсколько прекрасныхъ пейзажей гг. Боголюбова, М. К. Клодта, Беггрова, Верещагина; жаль только, что г. Айвазовскiй, приводящiй теперь въ восторгъ итальянцовъ своими картинами, выставилъ далеко не лучшiя произведенiя своей кисти.

Вообще, нынѣшняя выставка одна изъ самыхъ блистательныхъ за послѣднее время; но заключать по ней о нашихъ успѣхахъ на художественномъ поприщѣ нельзя уже потому, что на ней выставлены не одни новыя произведенiя. Тѣмъ не менѣе, она можетъ служить нагляднымъ опроверженiемъ опасенiй за будущность нашего искуства. У насъ почему-то времена Карла Брюлова считаютъ чуть не золотымъ вѣкомъ живописи. О вкусахъ, конечно, не спорятъ. Тѣ, которымъ нравится холодный символизмъ творца «Послѣдняго дня Помпеи», могутъ считать его «основателемъ русской школы». Но, во всякомъ случаѣ, ученики Брюлова все болѣе и болѣе оставляютъ манеру своего учителя. Духъ времени сдѣлалъ свое дѣло, и намъ теперь нé въ чемъ завидовать недавнему прошлому. Какъ ни старается академiя художествъ держать художество на псевдоклассическихъ ходуляхъ, наши художники постепенно склоняются къ реализму, и всѣ эти Тразеи Петы, Алквiады съ Аргусами и Харонами звучатъ какимъ-то рѣзкимъ дисонансомъ въ общемъ хорѣ новаго времени. Скажу болѣе: наши художники-новаторы уже начинаютъ переступать за предѣлы истиннаго искуства, впадая въ реализмъ, даже тамъ, гдѣ ему вовсе не мѣсто.

Успѣхи нашего искуства особенно замѣтны въ скульптурѣ, никогда у насъ непроцвѣтавшей. Такихъ художниковъ, какъ Каменскiй, Антокольскiй, Бродскiй и даже Забѣлло, немного и заграницей. Но, увы! скульптура именно такая отрасль искуства, которая наиболѣе нуждается въ поощренiи, а Россiя переживаетъ теперь такое время, когда обществу не до дорого стòющихъ статуй. Въ настоящую минуту императорскiй дворъ почти единственный прiобрѣтатель капитальныхъ произведенiй изъ мрамора и бронзы. Прежнiе наши меценаты или разорились, или живутъ заграницей, а вновь испечонные богачи скорѣе купятъ тысячный коверъ, чѣмъ богиню красоты, изваянную изъ мрамора. Въ былое время, роскошныя барскiя палаты были немыслимы безъ картинной галереи, а садъ безъ статуй почти не считался садомъ, и владѣлецъ этихъ палатъ скорѣе продалъ бы родовую вотчину, чѣмъ хорошую картину или статую. Теперь не продаютъ художественныхъ произведенiй только тогда, когда не находятъ покупателей. А случайно разбогатѣвшiе буржуа, если приличiя ради и потратятся на произведенiя искуства, то, не зная въ немъ толку, непремѣнно попадутъ въ просакъ. Теперь вовсе не рѣдкость встрѣтить въ домѣ, поражающемъ роскошью мёбели, Гвидо Рени и Рембрантовъ, обязанныхъ своимъ происхожденiемъ художнику, украшающему своими вывѣсками фруктовыя лавки.

Да и до того ли «людямъ дѣловымъ»! Наше поколѣнiе

И жить торопится, и чувствовать спѣшитъ.

Удалось человѣку зашибить значительный кушъ, онъ, нанявъ дорогую квартиру, посылаетъ за обойщикомъ и велитъ ему отдѣлать квартиру, какъ говорится, «на славу», въ полной увѣренности, что за деньги только птичьяго молока не достанешь. На дѣлѣ же оказывается несовсѣмъ такъ. Входя ко вновь разбогатѣвшему господину, заранѣе знаешь, что найдешь у него въ квартирѣ: на лѣстницѣ красный коверъ, прикрытый сверху бѣлымъ полотномъ. Ручка у дверей непремѣнно стеклянная съ бронзой. Зала оклеена бѣлыми обоями, гостиная красными, столовая подъ дубъ съ медальойнами по стѣнамъ, на которыхъ вырѣзана разная дичь. Каминъ мраморный; на каминѣ неизбѣжные часы, надъ часами зеркало. Мёбель непремѣнно рѣзная въ готическомъ вкусѣ, весьма неудобная для сидѣнья; портьеры и оконныя занавѣси всѣ куплены въ одной лавкѣ, и нигдѣ ни признака личнаго вкуса, ни на одну вещь не можетъ указать хозяинъ, сказавъ: «это я самъ такъ хотѣлъ сдѣлать!» Въ такой казенной роскоши я бы просто съ ума сошолъ отъ тоски, а эти господа нетолько не скучаютъ, но даже чувствуютъ нѣкую гордость.

— Эка ты ныньче зажилъ Аркаша! говоритъ самъ съ собою несчастный счастливецъ: — пятьдесятъ рублёвъ кажинный стулъ стòитъ! Обои 10 цѣлковыхъ кусокъ изъ Парижа прямо, а постели моя да матрёшина въ восемь тысячъ въѣхали. За то же, чортъ возьми, и балдахины надъ ними, точно надъ царскимъ мѣстомъ. Отцамъ нашимъ ничего такого и въ умъ не приходило!

Отцы, конечно, бываютъ разные; но нельзя не сказать, что сокровища искуствъ, собранныя нѣкоторыми отцами, навсегла будутъ недоступны скороспѣлымъ Крезамъ нашего времени. При такомъ взглядѣ на искуство тѣхъ, которые только и могутъ его поддерживать, оно, разумѣется, процвѣтать не можетъ, а такой порядокъ вещей, по истинѣ, достоинъ сожалѣнiя. Человѣкъ, равнодушный къ истинно прекрасному — дѣйствительно несчастный человѣкъ; онъ, конечно, можетъ и не сознавать своего несчастiя, но это нисколько не измѣняетъ дѣла. Слѣпорожденный тоже не такъ сожалѣетъ о своемъ положенiи, какъ тотъ, кто потерялъ зрѣнiе уже въ зрѣлыхъ лѣтахъ, а между тѣмъ, онъ не менѣе заслуживаетъ сожалѣнiя. На все, правда, бываетъ своя пора: народы, какъ и частныя лица, не могутъ слишкомъ раскидываться. Былъ вѣкъ скульптуры, былъ вѣкъ живописи, вѣкъ музыки; теперь, говорятъ, наступилъ вѣкъ заботы о хлѣбѣ насущномъ. Но, вѣдь, недаромъ же сказано, что человѣкъ не о хлѣбѣ единомъ живъ бываетъ, и что не въ деньгахъ счастье. Наслажденiе изящнымъ имѣетъ то преимущество предъ всѣми другими наслажденiями, что оно чуждо пресыщенiя и не ослабѣваетъ съ годами; а вѣдь, каждаго изъ насъ ожидаетъ пора, когда почти всѣ другiя наслажденiя жизни сдѣлаются запретнымъ плодомъ. Но объ этомъ нèкогда думать въ вѣкъ телеграфовъ и желѣзныхъ дорогъ.

Нилъ Адмирари