<Ковнеръ А. Г.> Литературные и общественные курьезы. Нѣчто о «сильномъ воображенiи». Вредъ сильнаго воображенiя. Сильное воображенiе и самоубiйства. Сильное воображенiе и г. Погодинъ, трактующiй о Бѣлинскомъ. Поэтическiй «наборъ пустыхъ, несвязныхъ словъ». Таинственное убiйство Фокина. Гуманный медикъ. Незавидное положенiе харьковскаго земства. Откупщики и концесiонеры. Всѣ тамъ будемъ! // Голосъ. 1873. № 74. 15 марта.

ЛИТЕРАТУРНЫЕ И ОБЩЕСТВЕННЫЕ КУРЬЕЗЫ.

Нѣчто о «сильномъ воображенiи». — Вредъ сильнаго воображенiя. — Сильное воображенiе и самоубiйства. — Сильное воображенiе и г. Погодинъ, трактующiй о Бѣлинскомъ. — Поэтическiй «наборъ пустыхъ, несвязныхъ словъ». — Таинственное убiйство Фокина. — Гуманный медикъ. — Незавидное положенiе харьковскаго земства. — Откупщики и концесiонеры. — Всѣ тамъ будемъ!

«Безъ сильнаго воображенiя — говоритъ философъ изъ «Недѣли» — неможетъ быть великаго ума, и у глупцовъ воображенiе всегда вяло и двигается медленно». — «Неправда; вашъ «недѣльный» философъ понятiя не имѣетъ о людяхъ и клепаетъ на глупцовъ», замѣтилъ на это мой прiятель. «Я глупцовъ уважаю и не потерплю подобной клеветы. Не понимаю, кàкъ это никто изъ оклеветанныхъ не обратился съ жалобой къ мировому судьѣ! Ни у кого воображенiе не развито такъ сильно, ни у кого оно не такъ живо и подвижно, какъ у глупцовъ»… Кажется, прiятель-то правъ, и мнѣ придется разочароваться въ глубинѣ недѣльнаго философа. Конечно, воображенiе глупца глупо — это такъ; но никто не станетъ спорить, что глупецъ всегда много о себѣ воображаетъ. Такъ, гдѣ умный человѣкъ видитъ голую и, притомъ, горькую дѣйствительность, глупецъ воображаетъ себѣ Аркадiю и земной рай. Умный человѣкъ, встрѣчаясь съ какимъ-нибудь выдающимся явленiемъ, старается разъяснить его просто и естественно; глупецъ же непремѣнно увидитъ въ немъ «событiе» и, фантазiя его разъиграется до невѣроятныхъ размѣровъ. Мало того: глупецъ «усматриваетъ» иногда въ самомъ обыденномъ поступкѣ, въ самой невинной мысли, въ самомъ безобидномъ словѣ — чуть ли не преступленiе, посяганiе на чтò-то, оскверненiе чего-то. Умный, видя, что рабочiй человѣкъ несовсѣмъ-то доволенъ нехлѣбными примѣсями въ мякинѣ, которую приходится ему ѣсть, не переноситъ смраднаго воздуха, въ которомъ постоянно дышетъ, и изнуряется пятнадцати-часовою тяжолою работой, и объясняетъ все это свойствомъ желудка, непереваривающаго подобныхъ примѣсей, устройствомъ легкихъ, на которыя испорченный воздухъ вредно дѣйствуетъ, слабостью человѣческаго организма, нуждающагося въ отдыхѣ и здоровой пищѣ; глупецъ же усматриваетъ въ неудовольствiи рабочаго человѣка жадность, нравственную испорченность, завистливость, месть, посяганiе на чужую собственность, опасную демонстрацiю, чуть не революцiю!.. Умный человѣкъ, встрѣчаясь съ женщиной, неудовлетворяющейся ролью «будуарной львицы», желающей кое-чему учиться, стыдящейся своего мизернаго положенiя, находитъ это естественнымъ и законнымъ; глупецъ же выставляетъ подобную женщину въ смѣшномъ видѣ, набрасывается на нее, какъ на злѣйшаго своего врага, и считаетъ ее исчадiемъ ада, подкапывающимся подъ святѣйшiя начала семейной жизни… Глупецъ, разумѣется, не виноватъ, что онъ глупъ; его воззрѣнiя вытекаютъ изъ самаго невиннаго и чистаго источника — изъ глупости, и о немъ можно только пожалѣть; но причина причинъ всѣхъ его страховъ и опасенiй, всей его душевной тревоги, всѣхъ его комическихъ воздыханiй и грозныхъ возгласовъ заключается исключительно въ сильномъ воображенiи, которое не даетъ ему покоя и давитъ его неразвитый мозгъ… И слава Богу, что это такъ, а не иначе! Еслибъ глупцы не имѣли сильнаго воображенiя, они, при всей своей неразвитости, при всемъ своемъ ограниченномъ мiросозерцанiи, были бы счастливы, не волновались бы напрасно, не поднимали бы ложныхъ тревогъ и позволили бы спокойно жить другимъ. Но судьба, ограничивъ глупцовъ въ умственныхъ дарахъ своихъ, вознаградила ихъ сильнымъ, быстрымъ и фантастическимъ воображенiемъ. Отсюда-то вытекаютъ между глупцами и умными подчасъ самыя щекотливыя, даже непрiятныя отношенiя, изъ которыхъ слагается наша жизнь, общественная и публичная (у насъ эти двѣ жизни совершенно различны) со всѣми ея прелестями.

Видя педагога-педанта, кормящаго своихъ питомцовъ классическою премудростью, убивающею въ нихъ всякую самостоятельную мысль, необращающаго никакого вниманiя на современныя требованiя, будьте увѣрены, что въ немъ дѣйствуетъ «сильное воображенiе» и винить его нельзя: онъ живетъ въ древнемъ мiрѣ грековъ и римлянъ, онъ питается плодами ихъ фантазiи — ему дѣла нѣтъ до современной жизни и ея требованiй, которыхъ, кстати, онъ не признаетъ и не понимаетъ… Этотъ примѣръ взятъ изъ мiра педагогическаго, неимѣющаго у насъ ничего общаго ни съ общественною, ни съ публичною жизнью; но и во всѣхъ другихъ мiрахъ встрѣчается то же явленiе и та же бѣда отъ сильнаго воображенiя.

Причина самоубiйствъ не что иное, какъ сильное, не въ мѣру развитое воображенiе. Воображаетъ человѣкъ, что онъ обманутъ въ своей любви, что предметъ его сердца не такъ посмотрѣлъ на него, кàкъ ему хотѣлось — воображенiе разъигривается до болѣзненныхъ размѣровъ, покупается новѣйшей конструкцiи револьверъ, и однимъ человѣкомъ, да еще влюбленнымъ, которыхъ и безъ того немного, стало меньше. Въ кассѣ «довѣреннаго» лица не оказывается значительной суммы казенныхъ или частныхъ денегъ; «довѣренное» лицо воображаетъ, что нагрянетъ слѣдственная комисiя, похищенiе обнаружится, его лишатъ чиновъ и отличiй (о довѣрiи у насъ никто не заботится), и чтобъ избѣжать подобнаго «позора», довѣренное лицо кончаетъ свою жизнь самоубiйствомъ; гимназистъ седьмого класса, получившiй на экзаменѣ два изъ латинскаго или греческаго — непремѣнно кандидатъ на самоубiйство…

Ну, скажите, не сильное ли воображенiе виной подобныхъ нелѣпостей, при которыхъ человѣкъ воображаетъ себя то мишенью для стрѣльбы, то сосудомъ для храненiя ядовитыхъ веществъ, то рыбой, предназначенной къ плаванiю въ «финскихъ, хладныхъ» волнахъ?..

Еслибъ не «сильное воображенiе», не было бы всѣхъ этихъ и имъ подобныхъ самоубiйствъ. Не воображай влюбленный юноша, что его Офелiя не земное существо, что женская измѣна — дѣло невозможное и неестественное, что онъ самъ такъ благороденъ, такъ великодушенъ, такъ уменъ и изященъ, что всякая ему измѣна должна считаться святотатствомъ — онъ до сихъ поръ жилъ бы спокойно, наслаждался бы самъ жизнью и могъ бы еще наслаждать ею другихъ; еслибъ у «довѣреннаго» лица не было разстроено воображенiе, онъ преспокойно продолжалъ бы занимать свое мѣсто, увѣренный, что всегда можно замазать образовавшуюся въ кассѣ трещину; не воображай гимназистъ, что съ двойкой изъ латинскаго земля для него клиномъ сойдется, что внѣ гимназiи и университета нѣтъ для него спасенiя — онъ остался бы цѣлъ и невредимъ, на подобiе тысячи другихъ юношей, неимѣющихъ никакого понятiя ни о классицизмѣ, ни о супинахъ, ни о герундiяхъ… Нѣтъ, мой прiятель рѣшительно правъ!

А сколько невзгодъ принесло это сильное воображенiе нашей литературѣ! Избытокъ воображенiя всегда дѣйствуетъ въ ущербъ «художественной правдѣ». Фантастическiе романы Марлинскаго, Загоскина, Лѣскова, Маркевича читаются людьми, преимущественно одаренными сильнымъ воображенiемъ; произведенiя Гоголя, графа Л. Н. Толстого, Гончарова, отличаясь отсутствiемъ «сильнаго воображенiя», долго еще будутъ считаться «образцовыми» произведенiями литературы. Философiя г. Страхова, богатая «сильнымъ воображенiемъ» автора, никого не интересуетъ, никѣмъ не изучается, никѣмъ не берется въ руководство, хотя «близкiе» ему люди провозгласили его первымъ учонымъ въ Россiи и Европѣ. Публицистическiй жаръ кн. Мещерскаго, обращающагося въ мiрѣ фантазiи и воображенiя, вызываетъ лишь смѣхъ читателей. Мистическiй бредъ г. Достоевскаго, имѣющiй своимъ основанiемъ только слишкомъ «сильное воображенiе», или никѣмъ не читается, или же вызываетъ горькое сожалѣнiе объ авторѣ, нестрадавшемъ когда-то сильнымъ воображенiемъ…

Сильное воображенiе вредитъ нерѣдко и такимъ учонымъ, которые справедливо заслужили уваженiе, которые сказали «свое» слово въ наукѣ… Воображая о себѣ слишкомъ много, наши учоные отзываются о другихъ, не менѣе ихъ заслуживающихъ общую признательность, какъ о мальчишкахъ какихъ-нибудь и тѣмъ становятся въ самое комическое положенiе…

«Бѣлинскiй ничего не зналъ порядочно (замѣтьте, не основательно, а порядочно!) — пишетъ академикъ Погодинъ — начавъ и кончивъ свое образованiе въ «Телеграфѣ», который былъ для него гимназiей, университетомъ и академiей, онъ пробавлялся послѣ сообщенiями отъ своихъ товарищей изъ вторыхъ и третьихъ устъ, и подвергался ихъ влiянiю, пѣлъ съ голосу, кромѣ, разумѣется, отдѣленiя литературной критики, гдѣ онъ показалъ достоинства, далеко, впрочемъ, не безусловныя».

Чѣмъ объяснить подобный отзывъ о Бѣлинскомъ, какъ не «сильнымъ воображенiемъ» г. Погодина, недопускающаго, чтобъ Бѣлинскiй зналъ чтò-нибудь хотя бы порядочно? Г. Погодинъ не знаетъ даже, или не хочетъ знать, что Бѣлинскiй былъ и въ гимназiи, и въ университетѣ; онъ думаетъ, что патентованный университетскiй «ярлыкъ» гарантируетъ человѣка отъ невѣжества и отъ «пѣнiя съ чужого голоса», а между тѣмъ, ежедневный опытъ безжалостно опровергаетъ академика. Наши университеты выпускали и выпускаютъ ежегодно «патентованныхъ» кандидатовъ сотнями, однако, одинъ изъ тысячи врядъ ли станетъ въ уровень Бѣлинскому… Послѣднiй, «не зная ничего порядочно», не имѣя никакого «ярлыка» написалъ нѣсколько томовъ сочиненiй, которыя дали возможность внести настоящiй «лучъ свѣта» въ «тёмное царство» нашей эстетической критики, между тѣмъ, какъ многiе патентованные учоные все еще продолжаютъ свои изслѣдованiя о скиѳахъ, Максимѣ Грекѣ, о философiи Плотина и тому подобныхъ важныхъ вопросахъ, которыми наше общество такъ живо интересуется… Впрочемъ, отъ людей, страдающихъ «сильнымъ воображенiемъ», больше и требовать нельзя…

Кто бы, напримѣръ, могъ требовать, чтобъ слѣдующiй разсказъ былъ написанъ стихами:

«Въ деревнѣ мнѣ пришлось читать «Franҫois Coppѐ» (отдѣльные его французскiя картинки) и думаю себѣ: хотя бы для новинки попробую и я, порусски, на снопѣ, изъ памяти писать, хотя бы что попало».

Однако, въ «Гражданинѣ» эта грубая проза переложена въ стихи и напечатана подъ громкимъ заглавiемъ «Лучи и тѣни». Поэтъ, очевидно, писалъ «на снопѣ» (кàкъ онъ ухитрился тамъ писать и почему именно «на снопѣ» — въ стихотворенiи не объяснено) и, наполнивъ «изъ памяти чѣмъ попало» цѣлую тетрадь, отправилъ ее въ поэтическiй «Гражданинъ». Подобныхъ стиховъ я не могу объяснить даже «сильнѣйшимъ воображенiемъ»; самъ поэтъ говоритъ:

«Кончаю. «Вотъ наборъ пустыхъ, несвязныхъ словъ!» читатель скажетъ мой и улыбнется. Чтò дѣлать? Не всегда намъ, грѣшнымъ, удается искусно свить вѣнокъ изъ полевыхъ цвѣтовъ. Въ глуши я ихъ рвала, разсѣянно связала, иные бросила, другiе потеряла»…

Слѣдовательно, самъ поэтъ или поэтесса сознаётся въ своей неумѣлости и не «воображаетъ» себя генiемъ. Но зачѣмъ нужно было «Гражданину» печатать подобный «наборъ пустыхъ и несвязныхъ словъ» — вотъ чтò непостижимо! Впрочемъ, «Гражданинъ» страдаетъ, какъ извѣстно, «сильнымъ воображенiемъ» болѣе, чѣмъ кто-нибудь… Воображая себя спасителемъ отечества, онъ постоянно печатаетъ «набор пустыхъ, несвязныхъ словъ» въ формѣ передовыхъ статей князя Мещерскаго, «Дневника писателя» г. Достоевскаго; почему же ему не печатать «набора пустыхъ, несвязныхъ словъ» какой-то г-жи З.? Нелогично только то, что князь Мещерскiй и г. Достоевскiй, печатая свой «набор пустыхъ, безсвязныхъ словъ», считаютъ это серьёзнымъ и спасительнымъ дѣломъ, между тѣмъ какъ г-жа З. сама сознаётся въ пустотѣ своихъ стихотворенiй… Но кто теперь обращаетъ вниманiе на логику!

Никакое воображенiе и никакая логика не могутъ объяснить таинственнаго умерщвленiя потомственнаго почотнаго гражданина Николая Фокина, найденнаго мертвымъ въ 4-хъ верстахъ отъ Вильны, недалеко отъ полотна желѣзной дороги. Убiйство это совершено было, повидимому, не съ цѣлью ограбленiя и, главное, не въ Вильнѣ, гдѣ нашли трупъ убитаго, а въ Петербургѣ. Самоубiйствомъ также нельзя 

объяснить этого загадочнаго случая, такъ какъ для этой цѣли незачѣмъ было ѣздить изъ Петербурга въ Вильну. Никакой городъ не благопрiятствуетъ такъ самоубiйствамъ, какъ нашъ Петроградъ, краснорѣчивымъ доказательствомъ чему служатъ «Полицейскiя Вѣдомости», наполняющiя чуть не ежедневно свои столбцы реестромъ самоубiйцъ. И чтò могло бы побудить Николая Фокина къ самоубiйству? Братья Фокины весьма состоятельные люди; они имѣютъ три дома въ Петербургѣ и ведутъ торговлю писчею бумагой. Отношенiя между братьями были самыя дружескiя. Фокины вели чрезвычайно умѣренную и скромную жизнь, впродолженiи пяти лѣтъ ни одинъ изъ нихъ не былъ ни разу въ театрѣ! Младшiй братъ, мертвый, никогда не пилъ ни вина, ни пива, не игралъ въ карты, не имѣлъ никакихъ знакомствъ. Никогда изъ Петербурга Николай Фокинъ не выѣзжалъ. Онъ не бывалъ даже въ ближайшихъ окрестностяхъ столицы. Только каждый день онъ совершалъ прогулку по улицамъ города, между 11 ч. и 2 ч. утра. И вдругъ этотъ феноменальный человѣкъ исчезаетъ, не возвращается въ отчiй домъ и отыскивается убитымъ за 700 верстъ отъ Петербурга, на полѣ, и неограбленный! Какая драма скрывается подъ этимъ таинственнымъ убiйствомъ, докажетъ, можетъ быть, слѣдствiе, если ему удастся чтò-нибудь разузнать… Но изъ этого грустнаго факта мы узнаёмъ, что въ «развращонномъ» Петербургѣ есть купеческiя дѣти, богатыя, которыя ничего не пьютъ, не играютъ въ карты, не бываютъ въ театрѣ и ведутъ такую скромную жизнь, что даже вѣрится съ трудомъ.

За то всякiй, я думаю, охотно повѣритъ, что въ нашемъ «просвѣщонномъ» Петербургѣ есть такiе гуманные врачи, которые даютъ совѣты больнымъ, не осматривая ихъ, и которые готовы наговорить лицамъ, нескромно напоминающимъ имъ о какихъ-то обязанностяхъ, «всяческiя продерзости»… Служанка сильно порѣзала себѣ руку, и, несмотря на всѣ домашнiя средства, бѣдная женщина истекаетъ кровью; ее отправляютъ въ ближающую больницу, въ надеждѣ, что тамъ осмотрятъ ей руку и дадутъ не домашнее средство. Но дежурный эскулапъ не считаетъ нужнымъ узнать, въ чомъ дѣло, и совѣтуетъ изъ своего прекраснаго «далёка» тѣ же домашнiя средства, которыя всякiй и безъ него знаетъ. Бѣдная женщина возвращается домой, а кровь все льетъ и льетъ. Опасаясь за дурныя послѣдствiя, г. О. отправился съ служанкой въ больницу и предсталъ передъ грознымъ эскулапомъ. «Я самъ знаю, чтò дѣлаю — говоритъ эскулапъ пришедшему — и нѐ для чего приходить меня учить.» Когда же г. О. замѣтилъ, что онъ долженъ осмотрѣть прежде руку больной, эскулапъ попросилъ его выйти вонъ. Больная, между тѣмъ, отъ потери крови и волненiя, упала въ обморокъ. Гуманный врачъ, всетаки, не считаетъ нужнымъ осмотрѣть больную и кричитъ только: «Лёдъ, да холодную воду, больше ничего!» Г. О. предлагаетъ врачу оставить больную въ лечебницѣ, на что получаетъ отвѣтъ, что безъ паспорта она не будетъ принята. «Но я живу въ нѣсколькихъ шагахъ отсюда и сiю минуту пришлю паспортъ», говоритъ г. О. — «Когда будетъ паспортъ», хладнокровно замѣчаетъ врачъ: «тогда я ее приму; теперь же это невозможно.» Вѣкъ живи, вѣкъ учись! «Если человѣкъ будетъ умирать передъ вашими глазами, вы его также не примете безъ паспорта?» спрашиваетъ г. О. Гуманный врачъ закричалъ на дерзкаго хозяина и вторично попросилъ его убраться вонъ. Оскорбленный г. О. подалъ жалобу къ мировому судьѣ, но судья нашолъ, что это дѣло ему неподсудно. Чѣмъ все это произведенiе «сильнаго воображенiя» окончится — неизвѣстно, но стороны помириться отказались…

По моему мнѣнiю, г. О. совершенно напрасно затѣялъ это дѣло. Вопервыхъ, чрезвычайно опасно возбудить противъ себя какого бы то ни было врача, тѣмъ болѣе изъ-за такихъ пустяковъ, какъ рана на рукѣ, и изъ-за такихъ маленькихъ личностей, какъ служанка; вовторыхъ, врачъ, какъ офицiальное лицо, всегда будетъ въ состоянiи оправдаться разными предлогами. «Я знаю вѣжливость — оправдывался онъ у мирового судьи — такъ какъ сдѣлалъ двѣ кампанiи съ гг. офицерами». Развѣ можно не согласиться съ такимъ вѣскимъ доводомъ? Ужь коль скоро человѣкъ сдѣлалъ двѣ кампанiи съ гг. офицерами, онъ, конечно, научился изъисканной вѣжливости и никакой грубости никому сказать не можетъ. Шутка ли — двѣ кампанiи, да еще въ обществѣ «господъ офицеровъ»! Если же онъ просилъ выйти г. О., «то это потому, что ему не для чего было оставаться въ дежурной комнатѣ…» Сверхъ того, дежурный врачъ имѣлъ причины сердиться на г. О. за то, что тотъ пришолъ съ больною съ параднаго подъѣзда, а не черезъ «особый подъѣздъ», спецiально назначенный для больныхъ. Человѣкъ, такъ блистательно оправдывающiйся въ первой инстанцiи, вѣроятно, не менѣе блистательно оправдается и во второй; слѣдовательно, подобныя жалобы, по моему мнѣнiю, ни къ чему не ведутъ и никого ничему не «научаютъ»; никакой адвокатъ не защититъ г. О , да и часто ли адвокатамъ удавалось кого-нибудь защитить?

Харьковское земство очутилось теперь въ самомъ неловкомъ положенiи, благодаря именно разнымъ адвокатурныхъ дѣлъ мастерамъ. Обѣщалъ г. Поляковъ 300,000 рублей харьковскому земству и не исполнилъ своего обѣщанiя. Казалось бы, чтò въ этомъ новаго или необыкновеннаго! Земству слѣдовало бы махнуть рукой на «широкое» обѣщанiе. Такъ нѣтъ же, нашолся «совѣтчикъ», и дѣло затѣяно.

Земство проиграло дѣло въ первой инстанцiи, и, казалось, ужь навѣрно должно было бросить его и больше не мечтать объ обѣщанныхъ деньгахъ. Не тутъ-то было! Земство апелировало и, къ несчастью, выиграло его въ судебной палатѣ. Обрадовавшись счастливому исходу, земство поспѣшило взыскать всю сумму съ г. Полякова и щедро расплатилось съ своимъ адвокатомъ за его «посильные» труды. Теперь же, какъ извѣстно, сенатъ отмѣнилъ рѣшенiе судебной палаты и, какъ я пророчествовалъ однажды, добродѣтель восторжествовала, и харьковскому земству придется нетолько возвратить деньги цѣликомъ, но и приложить къ нимъ нѣкую толику на судебныя по дѣлу издержки… Я ужь не говорю о той почтенной суммѣ, которую получилъ адвокатъ изъ земскихъ денегъ… Спрашивается, зачѣмъ же земство затѣвало процесъ и даже выиграло его въ первыхъ инстанцiяхъ?.. Добрые люди совѣтовали харьковскому земству не торжествовать преждевременно побѣды: они ему совѣтовали помириться съ г. Поляковымъ, который хотѣлъ передать это дѣло на третейскiй судъ. Но земство не послушалось, и теперь ему приходится расплачиваться копеечками, собранными съ многихъ тысячъ крестьянъ… Впрочемъ, почему крестьянамъ не расплачиваться за своихъ благодѣтелей? Они сами строили эту желѣзную дорогу, сами ѣздятъ по ней и приносятъ доходы тому же строителю: они теперь и должны платить судебныя издержки и адвокатамъ… И можно ли заводить процесъ съ концесiонеромъ? Отцы наши не тягались съ откупщиками и намъ заповѣдали видѣть въ этомъ случаѣ откупщиковъ въ концесiонерахъ.

Если вѣрить газетнымъ слухамъ, царству концесiонеровъ настанетъ скоро конецъ. Говорятъ, что правительство предполагаетъ сооружать новыя желѣзныя дороги на свой рискъ и страхъ. Оно будетъ выпускать акцiи и облигацiи точно такъже, какъ это дѣлаютъ теперешнiе концесiонеры, только премiей на акцiи будутъ пользоваться не одни строители, а сами акцiонеры, изъ среды которыхъ изберется правленiе. Радоваться ли предполагаемому проекту или сожалѣть о непрiятномъ для многихъ «вмѣшательствѣ»? Мнѣ кажется ни то, ни другое. Кто не помнитъ всероссiйскаго ликованiя по поводу отмѣны откупной системы? Наши оптимисты видѣли въ уничтоженiи откуповъ возрожденiе Россiи; они ожидали отъ свободной торговли виномъ процвѣтанiя народнаго благосостоянiя, развитiя промышлености, уменьшенiя пьянства, освобожденiя изъ-подъ опеки и страшной эксплуатацiи откупщиковъ, опаивавшихъ народъ дурманомъ, и чтò же оказалось? Народное благосостоянiе не процвѣтаетъ, промышленость развивается только въ докладахъ «общества содѣйствiя»; пьянство принимаетъ все бòльшiе и бòльшiе размѣры; откупщики, правда, не опаиваютъ больше народа, но на ихъ мѣсто явились другiе благодѣтели рода человѣческаго, въ лицѣ всевозможныхъ концесiонеровъ и строителей, которые нерѣдко морятъ голодомъ и холодомъ рабочаго человѣка. Чтò же мы выиграли, замѣнивъ всемогущество смрадной памяти откупщиковъ всемогуществомъ строителей желѣзныхъ дорогъ?

Но, положа руку на сердце, кто можетъ утверждать, что, съ переходомъ концесiй изъ рукъ частныхъ лицъ въ руки правительства, не откроется какая-нибудь новая отрасль промышлености и эксплуатацiи, которая создастъ новыхъ концесiонеровъ и новыхъ «сильныхъ» людей? Кто же настолько наивенъ, чтобъ не видѣть, что «центральный поземельный банкъ» носитъ въ своей утробѣ (въ проектѣ тожь) цѣлую плеяду благодѣтелей! Моему колегѣ вольно распинаться въ верхнихъ столбцахъ газеты противъ этого «благодѣтельнаго» прожекта: кромѣ собственнаго распинанiя никакихъ другихъ результатовъ изъ его статей я не предвижу. Наивные люди могутъ думать, что благодѣянiе и бѣдствiе такъ противоположны, что ихъ легко различить, да на дѣлѣ оказывается это болѣе труднымъ. И изъ-за чего всѣ шумятъ? Не центральный и не поземельный, такъ децентральный и имущественный — но, рано или поздно, всѣ тамъ будемъ!.. Если сооруженiе новыхъ желѣзныхъ дорогъ выскользнетъ изъ рукъ «строителей», они возьмутся за строенiе домовъ, пристаней, цѣлыхъ городовъ; если истребленiе казенныхъ и частныхъ лѣсовъ окажется невозможнымъ, откроется общество истребленiя казенныхъ и частныхъ заводовъ. Результатъ всегда выйдетъ одинъ и тотъ же: сильные люди увеличатъ свою силу и слабые ослабѣютъ. Таковъ законъ, его же не прейдеши… И не все ли равно, чѣмъ ловкiе люди нагрѣютъ руки и какъ неловкiе люди будутъ обойдены? приготовляющiйся, ужь лучше оставитъ все постарому…