М. <Минаевъ Д. Д.> Наши говоруны и общественныя трапезы // Искра. 1873. № 9. 4 марта. С. 1-3.
<1>
НАШИ ГОВОРУНЫ И ОБЩЕСТВЕННЫЯ ТРАПЕЗЫ.
Помните-ли вы въ разсказѣ Павла Якушкина того юнкера, который на вопросъ — что вы подѣлываете? — отвѣчалъ: «Революцiю дѣлаю». — Съ кѣмъ же это? — «Одинъ»…
Какъ ни комичны такiе юнкера, но они у насъ встрѣчаются въ различныхъ сферахъ общества. Ихъ даже побаиваются; съ ними даже сражается Ѳедоръ Достоевскiй, который, и въ романахъ и въ фельетонахъ своихъ, сочиняет теперь, тоже въ одиночку, — контръ-революцiю.
Попадаются у насъ «юнкера» и съ болѣе мирнымъ характеромъ дѣятельности, хотя въ смѣлости своихъ замысловъ они ни чѣмъ не уступаютъ якушкинскому герою. Это особый типъ борзыхъ вѣчно суетящихся гражданъ, «прикосновенныхъ» такимъ или другимъ образомъ — душею или тѣломъ — къ артистическому или литературному мiру. Ничего въ сущности не дѣлая, они вѣчно что-то «устроиваютъ», продаютъ какie-то билеты и рыщутъ по городу съ утра и до ночи «словно волки сѣрые». На улицѣ — мятель, вѣтрено, снѣжно. Вы спѣшите куда нибудь по дѣлу, завернувшись въ шубу; вдругъ васъ кто-то хватаетъ за воротникъ: это непремѣнно «борзой» дѣятель.
— Стойте, одну только минуту!.. кричитъ онъ. Знаете-ли вы, что въ этомъ мѣсяцѣ будетъ ровно 18 лѣтъ и четыре мѣсяца дѣятельности актера (имя рекъ?) Ему устроивается юбилейный обѣдъ. Хотите билетикъ?
— Кто же устроивает?
— Я одинъ. Впрочемъ, мнѣ Коля Лупоглазовъ помогаетъ. Ручаюсь, что цѣлый городъ будетъ у насъ на праздникѣ.
И праздникъ, общественный праздникъ, задуманный однимъ или двумя, юнкерами, дѣйствительна устроивается, но увы! едва ли доставляетъ удовольствie юбилярамъ и виновникамъ торжества. Такъ, по крайней мѣрѣ, думали мы въ клубѣ художниковъ, гдѣ 25-го февраля давался по подпискѣ торжественный обѣдъ въ честь почтенной и даровитой нашей артистки Д. М. Леоновой. Если заслуги нашихъ артистокъ неизбѣжно должны награждаться общественными трапезами и юбилейными излiянiями, и возлiянiями, то во всякомъ случаѣ желательно было бы, чтобъ такiе юбилеи устроивались, во 1-хъ по общественной иницiативѣ, а во 2-хъ съ толкомъ и смысломъ, недающимъ повода къ насмѣшкамъ и обиднымъ заключенiямъ.
Мы не знаемъ, кто именно занимался устройствомъ леоновскаго праздника, но изъ уваженiя къ таланту г-жи Леоновой, скажемъ, что лучше было бы вовсе не затѣвать юбилейнаго торжества, чѣмъ давать ему характеръ комическаго «пустыннаго» празднества, на которомъ присутствовало не болѣе сорока восьми человѣкъ, въ числѣ которыхъ было всего на всего только два артиста (!?), на которомъ… Но позвольте. Нужно непремѣнно разсказать все по порядку.
Къ пяти часамъ начала прибывать въ клубъ публика. Нѣкоторые входили и тотчасъ же снова уѣзжали съ самыми свирѣпыми физiономiями. Чтобы это такое значило? думал я, подымаясь по парадной лѣстницѣ, но загадка разрѣшилась на первой же площадкѣ.
Обѣденная зала оказалась совершенно не топленной.
Да, буквально въ ней всѣ мерзли и въ запуски бѣгали изъ угла въ уголъ, чтобъ согрѣться. У входа я встрѣтилъ артиста Корсова, который заплативъ двѣнадцать рублей, изъ боязни простудиться, уѣхалъ обѣдать домой и явился въ клубъ уже въ самомъ концѣ торжественной трапезы. Мудрые распорядители клуба рѣшились не топить залы, на томъ основанiи, что публика согрѣетъ, де-скать, комнаты своимъ дыханiемъ. Не доставало только одного, что бы гости прiѣзжали съ своимъ собственнымъ обѣдомъ и винами.
Залъ былъ убранъ цѣлымъ лѣсомъ цвѣтовъ. Дѣйствительно, было пустынно и холодно какъ въ лѣсу. Даже небольшое число публики, припрыгивающей съ ноги на ногу отъ холодной атмосферы, походило болѣе на кружекъ какихъ-то одичавшихъ, лѣсныхъ обитателей. Убранство самой залы было тоже нѣсколько диковатое. Надъ цвѣтами, по всѣмъ карнизамъ, развѣшаны были цвѣтные фонарики, въ родѣ тѣхъ, какими украшаютъ петербургскiе чиновники свои дачные полисадники въ день ангела своей супруги. Между окнами развѣвались хоругви, богъ вѣсть что знаменовавшiе.
Но вотъ грянулъ тушъ: явилась героиня торжества, которую, въ сопровожденiи г. Кольцевой, ввели въ холодную, почти совершенно пустую залу. Пора уже было обѣдать, но новыхъ посѣтителей не являлось. Всѣ оглядывались съ недоумѣнiемъ: кто же устроивалъ этотъ «общественный» праздник? Общество? Но небольшей кружекъ можно-ли назвать обществомъ. Артисты? Но ихъ было только двое — П. Каратыгинъ. А въ концѣ обѣда г. Корсовъ.
Изъ журналистовъ былъ только одинъ, да и тотъ г. Раппапортъ!..
Намъ всѣмъ искренно стало досадно за Дарью Михайловну…
Но обѣдать и «согрѣваться» во всякомъ случаѣ было нужно. И вотъ за столъ, накрытый болѣе чѣмъ на сто человѣкъ, сѣло менѣе пятидесяти. Самое усаживанье за трапезу оказалось не безъ препятствiй. На всѣхъ публичныхъ обѣдахъ гости обыкновенно усаживаются знакомыми группами, но клубные юнкера разсудили по своему и порѣшили разсадить гостей, какъ гимназистовъ, по росписанiю или по
2
ранжиру — право, не знаю. На каждый кувертъ былъ положенъ билетикъ съ фамилiей каждаго изъ публики. Это значило: «садись-молъ, гдѣ тебѣ приказываютъ». Нѣкоторые покорились приказанiю, другiе помѣстились по собственному усмотрѣнiю. Передъ каждымъ лежало печатное съ золотымъ бордромъ меню обѣда, и какое меню!.. За одно его остроумiе можно было отдать 12 р. и уѣхать домой къ простому домашнему борщу или телячьей котлетѣ. Репертуаръ клубной трапезы былъ составленъ, нѣкiимъ хитроумнымъ мужемъ, по артистическому репертуару юбилярши, такъ что каждое блюдо изображало то какую-нибудь оперу, то роль Д. М. Подъ музыку приходилось глотать музыку, обращенную повареннымъ искусствомъ въ нѣчто съѣдомое. Вотъ эта кулинарная музыка:
Водки и закуски ихъ «Рогнѣдина» терема.
а. Уха изъ стерлядей Ванина улова.
b. Бульонъ а ла Памелла.
3) Пирожки и растягаи Спиридоновны.
4) Говядина а ля Фидесъ.
5) Маiонезъ — Азучены — изъ пулярдъ.
6) Пуншъ Ортруды.
7) Ратмировы фазаны.
8) Русалкинъ салатъ.
9) Мартовская спаржа и 10) Московикъ Годуновскiй.
Такъ какъ подобный обѣдъ устроивался по всей вѣроятности не для гастраномовъ, а скорѣе для меломановъ, жаждущихъ одной духовной пищи, то объ его аппетитности и свѣжести мы говорить не станемъ. Остановимся лучше на ораторской приправѣ этихъ яствъ, на спичахъ и рѣчахъ, безъ которыхъ, какъ извѣстно, не обходятся подобныя собранiя. Прежде всего былъ прочитанъ адресъ петербургскаго собранiя художниковъ, въ которомъ перечислялись заслуги Д. М. Леоновой въ дѣлѣ русскаго искусства. Затѣмъ читались письма отъ гг. Люгэ и Толлерта, изъявившихъ сожалѣнiе, что концертъ г. Манжана, даваемый въ этотъ день французской труппой и отъѣздъ нѣмецкой труппы въ Выборгъ, помѣшалъ иностраннымъ артистамъ принять личное участiе въ праздникѣ. Потомъ поднялся г. Раппопортъ и заговорилъ. Говорилъ онъ минутъ десять, но о чемъ — понять было довольно трудно. Сперва всѣ слушали очень внимательно, но подъ конецъ стали улыбаться и хихикать. Г. Раппопортъ силился объяснять высокое значенiе русской музыки, которая сильна и живуча, которую нужно почитать, о которой съ уваженiемъ говорятъ за границей и пр. и пр. Этими «которыми» ораторъ такъ изукрасилъ свою рѣчь, что можно было думать, что онъ говорилъ похвальный спичь не Д. М., а слову который. Какой-то почтенный старецъ, тугой на ухо, даже обратился къ своему сосѣду съ вопросомъ: «про какого это онъ господина Которова говоритъ? Композиторъ, вѣрно»…
Но г. Раппопортъ говорилъ дальше. «Вотъ она (указывая пальцемъ на г-жу Леонову) была одною изъ первыхъ выразительницъ музыкальной русской мысли; вотъ ей (тычетъ пальцемъ) многимъ обязана наша опера; вотъ та (опять указываетъ пальцемъ), которая истолковывала намъ генiй Глинки и Сѣрова, которые только вотъ при помощи ея (опять палецъ) стали особенно дороги русскому сердцу, которое…и т. д. и т. д., съ тѣми же «которыми»и тычками въ сторону юбилярши.
Таковъ былъ въ общихъ чертахъ характеръ раппопортовскаго косноглагольствованiя, вызвавшаго едва сдерживыемый смѣхъ въ разныхъ углахъ залы. Кто-то, желая хоть нѣсколько оправдать провалившагося краснобая, замѣтилъ:
— Что-жь, его винить много нельзя. Онъ, кажется, иностранецъ.
— Помилуйте! да это русскiй журналистъ! отвѣчали съ хохотомъ неловкому защитнику.
Бѣдная, русская журналистка! Какъ мнѣ за тебя совѣстно было въ эту минуту. Твои раппопорты не только скрипятъ перьями въ разныхъ захолустьяхъ «печати», но еще смѣло рѣшаются ораторствовать въ общественныхъ собранiяхъ. Тушъ, господа! Ради Бога, новый тушъ, чтобъ г. Раппопортъ стушевался скорѣе въ нашей памяти!
Тушъ съигранъ и выступаетъ новый…. ораторъ или пѣвецъ — рѣшить въ первую минуту было трудно. Всѣ видѣли, какъ г. Андрiевскiй раскрылъ «уста», и скорѣе запѣлъ, чѣмъ заговорилъ. Многимъ казалось, что это былъ новый образчикъ современной реальной музыки, во вкусѣ гг. Кюи и Мусоргскаго.
— Р-у-с-с-к-а-я м-у-з-ы-к-а, пѣлъ, какъ то особенно изнывая и протягивая слова г. Андрiевскiй, эта м-о-г-у-ч-а-я, д-и-в-н-а-я п-ѣ-с-н-я В-а-н-и, согрѣвавшая душу молодаго поколѣнiя, росла богатырскимъ, м-о-г-у-ч-и-м-ъ ро-о-о-стомъ подъ лохмотьями Вани (понимай: въ «Жизни за Царя») и врывалась въ наши сердца неудержимымъ, м-о-г-у-ч-и-м-ъ ураганомъ…
На эту тему развивалось довольно продолжительное нытье и пѣнiе г. Андрiевскаго, почему-то вообразившаго, что на обѣдѣ пѣвицы-артистки и самые спичи, какъ меню обѣда — должны быть пѣвучими отрывками изъ какихъ-то новыхъ, донынѣ неслыханныхъ речитативовъ.
Сказано было еще нѣсколько краткихъ привѣтствiй, предложено нѣсколько тостовъ за артистку, за слiянiе искусства съ наукой, за общую солидарность между артистами всѣхъ труппъ и пр. и пр. Г. Дылевъ поднесъ Д. М. ея бюстъ своей работы, а г. Завадскiй, какъ представитель московскаго артистическаго кружка — серебряный вызолоченный вѣнокъ очень изящной работы.
Въ концѣ обѣда одинъ изъ распорядителей предложилъ довольно ироническiй тостъ «за артистовъ русской драматической и оперныхъ трупъ, «неудостоившихъ» своимъ присутствiемъ нашего праздника», и этотъ тостъ былъ встрѣченъ общимъ шиканьемъ и громкимъ смѣхомъ.
Всѣмъ почитателямъ нашей почтенной артистки дѣйствительно было непрiятно видѣть такое равнодушiе и невниманiе ея товарищей, получившихъ не только приглашенiя, но даже билеты на юбилей, и все же на него не явившихся. Но мы не хотимъ входить въ «личные счеты» нашихъ артистовъ и ихъ пикировку между собою. Это — дѣло домашнее. Насъ занимаетъ только «общественное» значенiе подобныхъ празднествъ, которыхъ удача или неудача всегда зависитъ отъ разныхъ клубныхъ распорядителей.
Эти затѣватели и устроители всякихъ юбилейныхъ пиршествъ сами роняютъ ихъ смыслъ и значенiе въ глазахъ публики, дѣлая ихъ и смѣшными — по исполненiю и недоступными — по огромной входной платѣ. Винить-ли въ этомъ дѣлѣ, публику за то, что въ ней находится мало желающихъ платить двњнадцать рублей за обѣдъ съ раппопортами и съ
3
ратмировскими салатами, за случайные, импровизированные концерты въ нетопленномъ помѣщенiи. Помилуйте, господа! Сегодня у васъ юбилей г-жи Леоновой, черезъ нѣсколько дней П. Каратыгина, далѣе — г. Зуброва, еще далѣе — г .Марковецкаго и пр. и пр. Вѣдь это пахнетъ сотнями рублей, если вы пожелаете взыскивать съ каждаго посѣтителя по 12 цѣлковыхъ за свои увеселительные обѣды. Не только разные любители искусства, но даже сами артисты, при всемъ своемъ желанiи, не въ состоянiи такой дорогой цѣной оплачивать свое уваженiе къ любимымъ товарищамъ и поневолѣ сидятъ дома во время ихъ праздничныхъ обѣдовъ. Пусть лучше входная плата сократится до minimum-a, до 3-хъ или 4-хъ рублей, пусть тухлая стерляжья уха замѣнится простымъ, чистымъ бульономъ; не подчуйте насъ даже годуновскими фазанами, раппопортовскими спичами и мартовской спаржей, но угостите скромнымъ обѣдомъ или даже завтракомъ — и на вашихъ юбилеяхъ будутъ и артисты, и публика.
Затѣмъ, на какомъ основанiи устроиваются у насъ подобные юбилеи? Совершенно произвольно: словно по щучьему велѣнью. Такъ, по разосланнымъ письмамъ клуба художниковъ, мы видимъ, что клубъ въ общемъ собранiи дѣйствительныхъ членовъ, постановилъ: «устроить 25-го числа сего года, въ честь окончанiя 22-хъ-лѣтней артистической дѣятельности Д. М. Леоновой, торжественный обѣдъ и художественно-музыкальный вечеръ».
Все это было бы прекрасно, еслибъ не было нѣсколько странно. Намъ извѣстно изъ вѣрныхъ источниковъ, что дѣятельность Д. М. вовсе не кончилась, что она еще не кинула русскаго театра и есть большее вѣроятiе, что мы и въ будущемъ сезонѣ увидимъ ее на марiинской сценѣ. Что же послѣ этого означаетъ двадцати-двухъ-лѣтнiй юбилей? Кто далъ распорядителямъ право выдумывать свои собственныя пряжки за выслугу лѣтъ? Вмѣсто условныхъ двадцати-пяти-лѣтнихъ и пятидесятилѣтнихъ торжествъ и овацiй, теперь они придумали праздновать 22-хлѣтiе артистической дѣятельности, потомъ воспляшуть и возликуютъ 13-тилѣтiе и, наконецъ, войдутъ въ сласть пяти-мѣсячныхъ юбилейныхъ праздниковъ, и тогда намъ, втеченiи года, придется праздновать ровно триста шестьдесятъ пять юбилеевъ. То-то будетъ веселье!..
И такъ, гг. до слѣдующаго юбилея… Кстати, ждать не очень долго.
М.