Все про насъ-же. (Замѣтки изъ текущей жизни) // Гражданинъ. 1876. № 11. 14 марта. С. 296.



296


ВСЕ ПРО НАСЪ-ЖЕ.

(Замѣтки изъ текущей жизни).

Вышелъ 2-й (февральскій) выпускъ «Дневника Писателя» Ѳ. М. Достоевскаго, и одинъ мудрецъ, строчащій фельетоны, усмотрѣлъ въ немъ противорѣчіе тому, что было сказано въ 1-мъ, январскомъ, выпускѣ: тамъ, видите-ли, г. Достоевскій говорилъ, что «русскій народъ преданъ мраку и разврату», а здѣсь онъ называетъ народъ «носителемъ нашихъ лучшихъ идеаловъ» и приглашаетъ судить «народъ не по тому, чѣмъ онъ, есть, а потому, чѣмъ желалъ бы стать». Такимъ образомъ, по соображенію мудреца, вышло у одного и того же писателя два «рѣзко противоположныхъ другъ другу мнѣнія по поводу народа», и, пристегнувъ сюда, – ни къ селу, ни къ городу, – слова басни: «они немножечко дерутъ, за то ужъ въ ротъ хмѣльнаго не берутъ», мудрецъ подходитъ къ нравоученію: «пусть лучше идеалы будутъ дурны, да дѣйствительность хороша».

Вотъ cie-то послѣднее изрѣченіе и есть то бойкое, но смысла лишенное слово, о которомъ я говорилъ. «Ты, милый человѣкъ, люби какую угодно мерзость и стремись къ ней, къ этой мерзости, всей душой, какъ къ завѣтной мечтѣ, но въ дѣйствительности... будь добродѣтеленъ».

— То есть... какъ же это, позвольте спросить?...

— Да; ты будь развратенъ въ душѣ, ставь развратъ цѣлію жизни, но... не развратничай.

— То есть... какъ же это?...

— Такъ же!... Ну, не любо – не слушай, а врать не мѣшай. Я говорю: отчего г. Достоевскій выразилъ два рѣзко противоположныя другъ другу мнѣнія? Сначала онъ сталъ на точку зрѣнія Бланка и Фета, – и народъ вышелъ нехорошъ; потомъ онъ забылъ точку зрѣнія, – народъ сталъ прекрасенъ...

Такъ разговариваетъ мудрецъ со своимъ слушателемъ или читателемъ, который хорошъ тѣмъ, что слушаетъ или не слущаетъ, а врать не мѣшаетъ. Не будемте же и мы мѣшать ему; вѣдь онъ не виноватъ, что лишенъ способности отличить совокупность прирожденныхъ душевныхъ свойствъ, т. е. цѣльную нравственную природу всего народа отъ лежащаго на немъ внѣшняго слоя грубости съ накопившимися временемъ въ средѣ его недостатками и пороками. Что жъ дѣлать, если онъ не въ силахъ разобрать, гдѣ говорится объ одномъ, гдѣ о другомъ? Онъ даже не умѣетъ представить себѣ, чтобъ кто нибудь могъ думать и говорить о народѣ при одномъ только свѣтѣ собственнаго пониманія, болѣя однимъ только собственнымъ чувствомъ, не заботясь и не желая знать, къ чьей это точкѣ зpѣнiя ближе подойдетъ – господъ-ли Бланка и Фе…