Замѣтки изъ текущей жизни // Гражданинъ. 1876. № 28-29. 15 августа. С. 775.

775

Такъ шумѣли и шумятъ вокругъ меня газетные листы, и этотъ многоголосный шумъ, этотъ вокальный концертъ, поющій про русскія слезы, крестныя знаменія и заздравныя просвирки, могъ-бы уподобиться для меня гулу Эоловой арфы и не имѣлъ бы, по своему совершенному согласію, ничего общаго съ такъ называемымъ «концертомъ европейскихъ державъ», если-бы не замѣшалась въ него одна какая-то, совсѣмъ не похожая на человѣческій голосъ и нестерпимо свистящая въ разладъ, дудка. И у этой дудки есть одна особенно рѣжущая слухъ нота, выговаривающая съ наглымъ смѣхомъ о томъ, что «въ нашихъ жилахъ весело бурлитъ наркотически возбужденная кровь», и что мы «любуемся своей молодцоватостью и благородствомъ чувствъ». Это значитъ – мы рисуемся? Какъ это похоже на насъ, если взять насъ въ огромномъ большинствѣ, а не въ самомъ маломъ меньшинствѣ!... Одинъ изъ насвистывающихъ на этой дудкѣ (былъ ли то «Максъ» или «Мыслете» – все равно) призналъ для себя наилучшимъ – принять роль Андерсоновскаго «оловяннаго солдатика»... Умное pѣшеніе! этотъ деревянный смѣхъ и свистъ, при видѣ «русскихъ слезъ» и «крестныхъ знаменій», и это бездушное слово о рисовкѣ – всего свойственнѣе «оловянному солдатику»...

—

Независимо отъ газетныхъ листовъ, прочолъ я еще одну вещь, которая прозвучала мнѣ такимъ полнымъ, гармоническимъ аккордомъ, что послѣ нея можно было бы уже не слыхать свистящей дудки и не упоминать о ней (винюсь, что упомянулъ!). Эта вещь – выпускъ «Дневника Писателя» Ѳ. М. Достоевскаго, за іюль и августъ. Тамъ все говорится на извѣстныя темы, но… прочтите! Прочтите, напримѣръ, главу: «Самое послѣднее слово цизилизаціи». Всѣ, кажется, уже писали на эту тему, но – прочтите главу, и... не можетъ быть, чтобъ не встрепенулись вы новымъ и свѣжимъ трепетомъ. Или еще, напримѣръ, глава: «Земля и дѣти», – прочтите, и пахнетъ на васъ тепломъ, и потянетъ васъ неодолимо къ землѣ и къ дѣтямъ, и почувствуете вы глубокую и самую простую правду, что «дѣти должны родиться на землѣ, а не на мостовой», что «можно жить потомъ на мостовой, но родиться и всходить нація, въ огромномъ большинствѣ своемъ, должна на землѣ, на почвѣ, на которой хлѣбъ и деревья ростутъ». О, вы непремѣнно почувствуете всю глубину этой нравственной правды!... Прочтите, наконецъ «Post-Scriptum», – и вы отринете многіе, можетъ быть, смущающіе васъ навѣты, и перекреститесь съ спокойною и твердою вѣрой...