М. Н. Записки профана. XIX. О Шиллерѣ и о многомъ другомъ // Отечественныя Записки. 1876. Т. 226. № 4. С. 281-306. 


281


ЗАПИСКИ ПРОФАНА.

_________

XIX.

О Шиллерѣ и о многомъ другомъ.

Извѣстный знатокъ литературы и тонкiй критикъ, г. Полетика, который вседа 

Въ Шекспирѣ признавалъ талантъ

За личность Дездемоны

И сторого осуждалъ Жоржъ-Зандъ

За то, что носитъ панталоны,

предалъ меня, однажды, анаѳемѣ по поводу нѣкоторой моей ереси о талантѣ и «искрѣ божiей». Какъ ни ужасна перспектива вновь подвергнуться сокрушительной логикѣ и громоносному краснорѣчiю почтеннаго затрапезнаго оратора, но, если Богъ не выдастъ, такъ, можетъ быть, и г. Полетика не погубитъ. Такъ ужь, впрочемъ, намъ, профанамъ, на роду написано подвергеться анаѳемѣ спецiалистовъ и, вообще, знатоковъ. Имъ, конечно, и книги въ руки. Но, съ другой стороны, что же и мнѣ-то дѣлать, когда мнѣ попались въ руки книги, вновь поднявшiя во мнѣ ересь «искры божiей». Что дѣлать?! Говорить, писать и опять выносить громы сокрушительной логики и краснорѣчiя затрапезныхъ ораторовъ. 

Недавно вышло пятымъ изданiемъ «Полное собранiе сочиненiй Шиллера въ переводѣ русскихъ писателей» (изданiе г. Гербеля). Кстати, почти одновременно явилась по русски книга Шерра «Шиллеръ и его время» (М. 1875). Пятаго изданiя русскiя книги, если не считать учебниковъ и сказокъ въ родѣ «Гуака» или «Милорда англинскаго», вообще почти не доживаютъ. Поэтому, пятое изданiе Шиллера уже само по себѣ составляетъ фактъ, чрезвычайно знаменательный. Пронялъ же, значитъ, насъ, россiянъ, этотъ великiй нѣмецкiй человѣкъ съ рыжими волосами и голубыми глазами, этотъ «современникъ всѣхъ эпохъ», какъ онъ самъ говорилъ о себѣ, отнюдь, впрочемъ, не думая пророчествовать. Принимая въ соображенiе, что французовъ, англичанъ, не говоря уже о нѣмцахъ, Шиллеръ пронялъ еще сильнѣе, чѣмъ насъ, было бы любопытно


282


выслѣдить секретъ этого могущества и живучести. Конечно, если свести дѣло къ случайному щедрому дару природы, къ стихiйной силѣ таланта, генiя, такъ оно, пожалуй, даже вовсе не любопытно: по неизвѣстнымъ намъ причинамъ, у зауряднаго виртембергскаго офицера родился въ 1759 году сынъ огромныхъ умственныхъ и поэтическихъ способностей — вотъ и все. Физiологи могутъ биться и ломать головы надъ этимъ фактомъ, но намъ, профанамъ дѣлать съ нимъ нечего. Насъ занимаетъ другая сторона дѣла. Мы знаемъ въ исторiи литературы, въ исторiи политической не мало людей съ огромными умственными силами, ничуть, можетъ быть, не меньшими, чѣмъ тѣ, какими обладалъ Шиллеръ, и, однако, растратившихъ эти силы либо почти совcѣмъ даромъ, либо оставившихъ по себѣпамять позора и ненависти. Далѣе: «таланты отъ Бога», ни нѣтъ ли чего нибудь въ шиллеровской мощи и «отъ рукъ человѣческихъ?» Если бы удалось съ достаточною точностiю опредѣлить и выяснить эту человѣческую сторону обаянiя великаго поэта, мы были бы въ большомъ выигрышѣ. Мы — не идолопоклонники, которые наровятъ разбить себѣ лобъ передъ величавымъ или грознымъ явленiемъ природы (каковъ самъ по себѣ талантъ, генiй). Намъ въ особенности дорого то употребленiе, которое дѣлается изъ таланта; тѣ мотивы, которые заставляютъ человѣка обращать свои силы на такое или иное освѣщенiе тѣхъ или иныхъ фактовъ; тѣ цѣли, которыя преслѣдуетъ человѣкъ, вспомоществуемый щедрымъ даромъ природы. Выясненный съ этихъ сторонъ обладатель таланта перестаетъ быть чѣмъ-то недосягаемымъ, чуждымъ, доступнымъ только волнамъ ѳимiама и восторженнымъ гимнамъ. Онъ перестаетъ быть идоломъ и становится идеаломъ, образцомъ, маякомъ. Изъ нѣсколькихъ тысячъ одному удается оставть по себѣ яркiй слѣдъ и служить свѣточемъ ряду поколѣнiй, но это не мѣшаетъ и простымъ смертнымъ, изучая условiя работы генiальнаго человѣка, заимствовать у него что возможно, т. е. то, что не связано непосредственно съ стихiйной силой таланта. Взять себѣ примѣромъ, образцомъ шиллеровскiй талантъ нельзя, Если въ собственныхъ творческихъ силахъ недохватокъ, но то употребленiе, которое Шиллеръ дѣлалъ изъ своего таланта, содержитъ — можно съ увѣренностью сказать заранѣе — урокъ поучительный и доступный.

Мы уже давно знаемъ фантастическiй образъ художника, вольно, изящно и почти безсознательно порхающаго въ надзвѣздной лазури, охлаждающаго наши земныя боли единственно ароматнымъ прикосновенiемъ своей легкой, изъ чудныхъ невѣcомыхъ матерiаловъ сотканной одежды. Мы давно его знаемъ, и онъ намъ очень надоѣлъ, потому что на повѣрку всегда какъ-то такъ выходило, что изъ подъ невѣсомой одежды выглядывалъ кончикъ уха гг. Болеслава Маркевича, Фета или Авсѣенки. Этотъ образъ, когда-то (очень ужь давно) пивлекавшiй къ себѣ столько нѣжныхъ сердецъ, улетучился, но нынѣ послѣ него 


283


осталось мокрое мѣсто. Повторяю это не совсѣмъ изящное выраженiе «мокрое мѣсто», потому что не могу иначе назвать критическiя упражненiя большинства нашихъ литературныхъ хроникёровъ. Говорится что-то слякотное о томъ, какъ вредно стѣсненiе для поэта, какъ всякiя строго опредѣленныя нравственно-политическiя тенденцiи сковываютъ талантъ и прочъ. Не всѣ, впрочемъ, говорятъ это. Приведу одинъ примѣръ, касающийся «Отечественныхъ Записокъ». Когда, одновременно съ появленiемъ «Подростка», «Отечественныя Записки» выразили моими устами сожалѣнiе о нѣкоторыхъ печальныхъ поползновенiяхъ чрезвычайно талантливаго автора и заявили, что не могли бы допустить у себя появленiе  его романа, еслибы упомянутыя поползновенiя переходили извѣстную границу, газетные хроникёры были чрезвычайно взволнованы. Волновались, между прочими, хроникёры «Кiевскаго Телеграфа» и «С.-Петербургскихъ Вѣдомостей». Хроникёръ перваго напустился на насъ за самое напечатанiе «Подростка» и въ оговоркѣ нашей увидѣлъ только лицемѣрiе. Хроникёры же «С.-Петербургскихъ Вѣдомостей» (сначала сальясовскiй, а потомъ и баймаковскiй) прочли въ весьма строгомъ стилѣ противоположнаго свойства нотацiю, что какъ, дескать, мы смѣемъ стѣснять талантъ г. Достоевскаго? Привожу это только, какъ примѣръ разноголосицы требованiй и спутанности понятiй. Отъ всякихъ комментарiевъ воздерживаюсь и спрошу только: не своевременно ли будетъ обратиться къ изученiю задачъ и условiй творчества признанныхъ всѣмъ мiромъ великихъ мастеровъ, дабы узнать, какъ слѣдуетъ вести себя нашимъ художникамъ? Шиллеръ для этого, мнѣ кажется, особенно удобенъ. Во-первыхъ, онъ — несомнѣнная звѣзда первой величины, такъ что тутъ и споровъ никакихъ нѣтъ и быть не можетъ; во-вторыхъ, онъ писалъ сочиненiя по теорiи искуства. Значитъ, мы имѣемъ здѣсь какъ-бы собственныя признанiя и эстетическiя desideria первокласснаго мастера. Выгоды — до исключительности рѣдкiя, и грѣшно было бы ими не воспользоваться. Не велика еще важность, если какой-нибудь г. Соловьевъ отстаиваетъ ту или другую эстетическую теорiю. Можетъ быть, онъ и совершенно правъ; но его собственныя поэтическiя произведенiя, по крайней мѣрѣ, не служатъ гарантiей пригодности теорiи. Шиллеръ — другое дѣло. Онъ создалъ произведенiя великiя, создалъ ихъ, соображаясь съ извѣстной эстетической теорiей, а, слѣдовательно, эта теорiя дала плодъ вполнѣ осязательный.

Чему же можно поучиться у Шиллера? Можетъ быть, формѣ? Конечно, какъ и у вскаго генiальнаго художника. Однако, только до извѣстной степени. Возьмите, напримѣръ, знаменитыхъ «Разбойниковъ». Карлъ Мооръ самымъ нелѣпымъ образомъ вѣритъ подложному письму якобы его отца, ни на минуту не сомнѣвается въ его подлинности, хотя признаётъ его чудовищнымъ и никогда ничего подобнаго не ожидалъ; мало того, это ни съ чѣмъ несообразное письмо вдругъ побуждаетъ его принять страшное рѣшенiе —


284


обратиться въ разбойничьяго атамана. <...>

Н. М.