Празднество открытiя памятника Пушкину въ Москвѣ // Живописное обозрѣнiе. 1880. № 24. 14 iюня. С. 458-460.


458


Празднество открытiя памятника Пушкину въ Москвѣ.

Пригласивъ двоихъ изъ участниковъ въ московскомъ празднествѣ составитъ обстоятельныя статьи по поводу совершившагося торжества, мы здѣсь передаемъ о немъ краткiя извѣстiя, извлекая ихъ изъ телеграмъ ежедневныхъ газетъ. Празднество открытiя памятника Пушкину въ Москвѣ началось 5 iюня прiемомъ депутацiй въ роскошно-убранной залѣ городской думы. Депутацiи представлялись Высочайше утвержденному комитету открытiя памятника, въ этотъ день состоявшему подъ предсѣдательствомъ его императорскаго высочества принца Петра Георгiевича Ольденбургскаго, изъ членовъ: статсъ-секретаря Корнилова и академика Грота. Въ качествѣ почетныхъ гостей здѣсь присутствовали дочери и сыновья поэта: графиня Меренбергъ, г-жи Гартунгъ, А. А. Пушкинъ, командиръ гусарскаго нарвскаго полка, Г. А. Пушкинъ, земскiй дѣятель въ опочецкомъ уѣздѣ. По окончанiи представленiя депутацiй, академикъ Гротъ, предсѣдатель комитета, сообщилъ отчетъ о ходѣ дѣла по устройству памятника. Изъ отчета оказывается, что всѣхъ денегъ на устройство памятника собрано слишкомъ 106,000 руб., употреблено на памятникъ около 88,000 руб., такъ что въ остаткѣ имѣется около 19,000 руб., которымъ дано будетъ подходящее назначенiе. Затѣмъ были прочитаны поздравительныя телеграмы изъ различныхъ мѣстъ Россiи. Изъ всѣхъ иноплеменныхъ странъ только одна Францiя прислала на наше народное торжество въ Москву депутацiю, представляемую академикомъ Леже. Вмѣстѣ съ тѣмъ президентъ французской республики прислалъ орденъ почетнаго легiона предсѣдателю «общества россiйской словесности».

Открытiе самого памятника произошло 6 iюня. Ровно въ 10 часовъ въ главной церкви Страстного монастыря началась заупокойная литургiя, совершенная соборне московскимъ митрополитомъ Макарiемъ. По окончанiи обѣдни отслужена панихида, заключавшаяся слѣдующимъ словомъ высокопреосвященнаго:

«И сотвори ему вѣчную память.

Нынѣ свѣтлый праздникъ русской поэзiи и отечественнаго слова. Россiя чествуетъ торжественно знаменитѣйшаго изъ своихъ поэтовъ открытiемъ ему памятника, а церковь отечественная, освящая это торжество особымъ священнослуженiемъ и молитвами о вѣчномъ успокоенiи души чествуемаго, возглашаетъ вѣчную память. Всѣ, кому дорого родное слово и родная поэзiя на всѣхъ пространствахъ Россiи, безъ сомнѣнiя, участвуютъ сердцемъ въ настоящемъ торжествѣ и какъ-бы присутствуютъ въ лицѣ васъ, достопочтеннѣйшiе представители и любители отечественной словесности, науки и искуства. А тебѣ, Москва, градъ первопрестольный, естественно ликовать нынѣ болѣе всѣхъ: ты была родиной нашего славнаго поэта: на одной изъ твоихъ возвышенностей воздвигнутъ въ честь его достойный памятникъ и подъ твоимъ гостепрiимнымъ кровомъ совершается нынѣ сынами Россiи, стекшимися къ тебѣ со всѣхъ сторонъ, настоящее торжество. Мы чествуемъ человѣка — избранника, котораго Самъ Творецъ отличилъ и возвысилъ посреди насъ необыкновенными талантами и коему указалъ этими самыми талантами на особенное призванiе въ области русской поэзiи. Чествуемъ нашего величайшаго поэта, который понялъ и вполнѣ созналъ свое призванiе, не зарылъ въ землю талантовъ, данныхъ ему отъ Бога, а употребилъ ихъ на то самое дѣло, на которое былъ избранъ и посланъ и совершилъ для русской поэзiи столько, сколько не совершилъ никто. Онъ поставилъ ее на такую высоту, на которой она никогда не стояла и надъ которою не поднялась доселѣ. Онъ сообщилъ русскому слову въ своихъ творенiяхъ такую естественность и простоту и вмѣстѣ такую обаятельную художественность, какихъ мы напрасно стали-бы искать у прежнихъ нашихъ писателей. Онъ создалъ для насъ такой стихъ, какого до того времени не слыхала Россiя, стихъ въ высшей степени гармоническiй, который поражалъ, изумлялъ, восхищалъ современниковъ и доставлялъ имъ невыразимое эстетическое наслажденiе и который надолго останется образцовымъ для русскихъ поэтовъ. Мы чествуемъ не только величайшаго нашего поэта, но и поэта нашего народа, какимъ явился онъ, если не во всѣхъ, то въ лучшихъ своихъ произведенiяхъ. Онъ отозвался своей чуткой душой на всѣ преданiя русской старины и русской исторiи, на всѣ своеобразныя проявленiя русской жизни. Онъ глубоко проникся русскимъ духомъ и все воспринятое имъ отъ русскаго народа перетворилъ своимъ генiальнымъ умомъ, воплотилъ и передалъ тому-же народу въ сладкозвучныхъ пѣсняхъ своихъ, которыми, и услаждалъ соотечественниковъ, и укрѣплялъ въ чувствахъ патрiотизма и любви ко всему родному. Мы воздвигли памятникъ нашему великому народному поэту потому, что еще прежде онъ самъ воздвигъ  себѣ «памятникъ нерукотворный» въ своихъ безсмертныхъ созданiяхъ; и въ этомъ памятникѣ воздвигъ памятникъ и для насъ, для всей Россiи, который никогда не потеряетъ для насъ своей цѣны и къ которому потому «не заростетъ народная тропа». Къ нему будутъ приходить отдаленные потомки, какъ приходимъ мы и какъ приходили современники.

Сыны Россiи! Освящая нынѣ памятникъ знаменитѣйшему изъ нашихъ поэтовъ, какъ дань признательности къ его необыкновеннымъ творенiямъ, которыя онъ намъ оставилъ можемъ-ли удержаться, чтобы не вознести живѣйшей всеблагодарности къ Тому, кто даровалъ намъ такого поэта, кто недѣлилъ его такими талантами, кто помогъ ему исполнить свое призванiе. А съ этою столько естественною для насъ въ настоящiя минуты благодарностiю, можемъ-ли не соединить и теплой молитвы отъ лица всей земли русской, да посылаетъ ей Господь еще и еще генiальныхъ людей и великихъ дѣятелей не на литературномъ только, но и на всѣхъ поприщахъ общественнаго и государственнаго служенiя! Да украсится она, наша родная, во всѣхъ краяхъ достойными памятниками въ честь достойнѣйшихъ сыновъ своихъ».

Прослушавъ слово митрополита, всѣ бывшiе въ монастырѣ отправились съ обнаженными головами, многiе съ  вѣнками въ рукахъ, на площадь передъ памятникомъ. Площадь была кругомъ обтянута канатомъ и входъ на нее допускался только по билетамъ; поэтому на ней было просторно. Влѣво отъ памятника построенъ помостъ, обтянутый краснымъ сукномъ, и на немъ поставлены кресла для принца Ольденбургскаго, членовъ комитета, генералъ-губернатора и почетныхъ лицъ; справа отъ памятника, въ глубинѣ площади, устроена эстрада для музыкантовъ. Кругомъ памятника расположились депутацiи, каждая подъ своимъ знаменемъ, далѣе стояла публика и были устроены мѣста для дамъ. Когда процесiя вышла изъ монастыря, раздались звуки музыки; солнце на нѣсколько мгновенiй показалось изъ-за тучъ и облило площадь золотистымъ свѣтомъ. Когда всѣ заняли свои мѣста, музыка заиграла народный гимнъ. Потомъ принцъ Ольденбургскiй поднялся съ мѣста, встали и всѣ окружавшiе его и началась церемонiя передачи памятника городу. Членъ комитета статсъ-секретаря Корниловъ обратился къ представителямъ городского управленiя съ краткою рѣчью слѣдующаго содержанiя:

«Генiй великаго Пушкина есть лучшее, прекраснѣйшее олицетворенiе русскаго народнаго духа и мысли. Заслуги Пушкина родному слову и права его на признательность потомства, сознаны нетолько Россiей, но и всѣмъ образованнымъ мiромъ. Державный вождь и отецъ русскаго народа Государь Императоръ разрѣшилъ подписку на сооруженiе памятника народному поэту и пожертвованiя стеклись со всѣхъ концовъ Россiи. Высочайше учрежденный подъ главнымъ наблюденiемъ принца Ольденбургскаго комитетъ потрудился съ любовью. Непосредственными исполнителями порученнаго комитету дѣла были русскiе люди: ваятель академикъ Опекушинъ, строитель академикъ Богомоловъ и мастеръ каменнаго дѣла Бариновъ. Нынѣ, представляя на судъ Россiи оконченный сооруженiемъ памятникъ, комитетъ счастливъ, что ввѣряетъ охраненiе этого народнаго достоянiя заботливости городского управленiя древнепрестольной Москвы златоверхой. Да здравствуетъ на многiя лѣта Государь, верховный цѣнитель заслугъ русскихъ людей! Да процвѣтаетъ и благоденствуетъ святая Русь и да множатся русскiе люди, составляющiе славу и гордость своего отечества!»

По произнесенiи рѣчи, статсъ-секретарь Корниловъ вынулъ изъ футляра переплетенную въ зеленый бархатъ тетрадь съ золотою надписью: «Актъ передачи памятника Пушкина въ вѣдѣнiе московскаго городскаго управленiя» и громко прочелъ слѣдующее: «Высочайше утвержденный комитетъ для сооруженiя памятника Пушкину, по исполненiи возложеннаго на него волею Государя Императора порученiя и по открытiи нынѣ памятника сего въ присутствiи его императорскаго высочества принца Петра Георгiевича Ольденбургскаго, его сiятельства господина московскаго генерала-губернатора князя Владимiра Андреевича Долгорукова, городскихъ властей и собравшихся изъ многихъ мѣстностей депутацiй отъ различныхъ вѣдомствъ, учрежденiй и обществъ, симъ передаетъ означенный памятникъ въ вѣдѣнiе московской городской думы. Составивъ въ удостовѣренiе того, настоящiй актъ и прилагая къ оному чертежъ и планъ памятника, комитетъ поручаетъ это драгоцѣнное народное достоянiе просвѣщенной заботливости городского управленiя первоначальной столицы, бывшей колыбелью великаго поэта. Москва, 6-го iюня 1880 года». Подписали: принцъ Ольденбургскiй, члены комитета: статсъ-секретарь Корниловъ и академикъ Гротъ. Принявъ изъ рукъ статсъ-секретаря Корнилова футляръ съ означеннымъ актомъ, московскiй городской голова произнесъ слѣдующую рѣчь: «Отъ лица московской городской думы, имѣю счастiе выразить глубокую благодарность вашему императорскому высочеству и Высочайше утвержденному комитету за исходатайствованiе державной воли воздвигнуть памятникъ Александру Сергѣевичу Пушкину въ нашей первопрестольной столицѣ, мѣстѣ его рожденiя. Принявъ этотъ памятникъ въ свое вѣдѣнiе, Москва будетъ хранить его какъ драгоцѣнное достоянiе народа и да воодушевляетъ изображенiе великаго поэта насъ и грядущiя поколѣнiя на все доброе, честное, славное!»

Въ это мгновенiе предъ обнаженными головами многотысячной толпы упала закрывавшая памятникъ пелена; публика, бывшая всюду, откуда только могъ видѣть глазъ — на окружающихъ улицахъ, въ окнахъ, на крышахъ домовъ — на минуту какъ-бы замерла. То была дѣйствительно, высокая минута, когда колосальная фигура поэта, во всей ея красотѣ и во всемъ величiи, предстала какъ эмблема славы столь дорогой всѣмъ окружавшимъ ее людямъ родины. Прошло мгновенiе и громкое «ура!», перекатившееся кругомъ всей площади, возвѣстило, 


459


что открытiе памятника совершилось. Отнынѣ онъ достоянiе Москвы; твердо стоитъ онъ на своемъ гранитномъ пьедесталѣ и никакая буря не въ состоянiи поколебать его, потому что онъ — созданiе русскаго народа. Депутацiи окружили памятникъ и возложили на него перевитые лентами вѣнки. Тогда сняты были окружавшiе мѣстность канаты, публика прорвалась къ памятнику и все смѣшалось. 

Затѣмъ приглашенные лица и депутацiи отправились въ актовую залу московскаго университета. Засѣданiе открылось чтенiемъ о Пушкинѣ ректора московскаго университета професора Тихонравова. Потомъ читали професоры Ключевскiй и Стороженко. Всѣ чтенiя были привѣтствованы громомъ рукоплесканiй. Здѣсь-же прочитана была телеграма изъ Праги, оканчивающаяся такъ: «Слава памяти великаго Пушкина, слава великому народу, прославляющему сыновъ своихъ».

За торжествомъ въ университетѣ послѣдовалъ обѣдъ, данный Москвою съѣхавшимся гостямъ. Принцъ Ольденбургскiй, по причинѣ траура, не могъ присутствовать на этомъ обѣдѣ; генералъ-губернатора также не было,  но тутъ собралось все высшее общество и всѣ прiѣхавшiе депутаты. Оживленiе было всеобщее. Первый бокалъ поднялъ министръ народнаго просвѣщенiя, тайный совѣтникъ Сабуровъ. Громкимъ, выразительнымъ, энергическимъ голосомъ сказалъ онъ слѣдующiя слова: «При празднованiи всякаго народнаго торжества, прежде всего долженъ быть нами помянутъ тотъ, кто скорбитъ скорбью народа и радуется его радостямъ, тотъ, чье имя никогда не произносилось въ этихъ стѣнахъ безъ самыхъ восторженныхъ, горячихъ кликовъ; за здоровье Государя Императора — «ура!».  Слова эти были покрыты долго неумолкавшими «ура!» и громкими звуками музыки, заигравшей народный гимнъ. Вслѣдъ затѣмъ, московскiй городской голова провозгласилъ цѣлый рядъ тостовъ: за здоровье принца Ольденбургскаго, московскаго генералъ-губернатора, министра народнаго просвѣщенiя и присутствующихъ членовъ комитета по сооруженiю памятника Пушкину, наконецъ, за здоровье дѣтей и внуковъ великаго поэта. Провозглашая этотъ послѣднiй тостъ, городской голова сказалъ, что нынѣшнiй день представляется для Москвы тѣмъ болѣе дорогимъ, что тутъ присутствуетъ дѣти Пушкина, бывшiя свидѣтелями горячей любви, благоговѣнiя и всѣхъ тѣхъ почестей, которыя оказала сегодня Россiя ихъ великому отцу. Въ отвѣтъ на эти слова, сынъ Пушкина обратился къ городскому головѣ и въ теплыхъ выраженiяхъ просилъ его передать городу безпредѣльную благодарность за его гостепрiимство и радушiе; потомъ, онъ предложилъ тостъ въ память своего отца. Послѣ тоста, провозглашеннаго сыномъ Пушкина, всталъ И. С. Аксаковъ. Его краснорѣчивая рѣчь, сказанная громкимъ голосомъ, съ неподдѣльнымъ увлеченiемъ, видимо сильно подѣйствовала на слушателей и была неоднократно прерываема шумными аплодисментами. «Настоящее торжество, говорилъ ораторъ — это побѣдное торжество, это благовѣстъ того, что мужаетъ и крѣпнетъ наше народное самосознанiе. Не случайно произошло, а глубокiй историческiй смыслъ сказалъ въ томъ, что въ Москвѣ торжественно воздвигнута мѣдная хвала первому истинно-русскому поэту. Отъ имени Москвы поднимаю бокалъ не въ память отошедшаго въ вѣчность, но въ память вѣчно живущаго межь насъ поэта». Затѣмъ говорилъ М. Н. Катковъ. «На всенародный праздникъ торжества русскаго генiя, сказалъ г. Катковъ, собрались во-едино люди различныхъ убѣжденiй, разныхъ партiй, даже враги; всѣхъ ихъ соединила одна идея». Въ этомъ ораторъ видитъ залогъ примиренiя, смягченiя существующей розни и надежду, что эта рознь мало-по-малу утихнетъ, хотя и не скоро,не безъ усилiй. «Да здравствуетъ солнце, да скроется тьма!» были заключительныя слова рѣчи. Затѣмъ, петербургскiй предводитель дворянства сказалъ нѣсколько словъ въ благодарность Москвѣ отъ имени прiѣзжихъ гостей за радушное гостепрiимство. Преосвященный Амвросiй произнесъ довольно длинную рѣчь, въ которой разсматривалъ Пушкина, какъ поэта и христiанина и приводилъ много отрывковъ изъ его стихотворенiй. Рѣчь эта была часто прерываема одобрительными возгласами слушателей и, въ заключенiе, была покрыта громкими криками «ура!» «браво!» и звуками музыки, съигравшей тушъ. Послѣ преосвященнаго говорилъ депутатъ дерптскаго университета. Затѣмъ было прочитано нѣсколько адресовъ, присланныхъ изъ различныхъ мѣстъ. Кромѣ поименованныхъ произнесено еще много тостовъ: за Тургенева, Опекушина, Богомолова, Грота, кн. Горчакова и др. Въ 9 часовъ вечера въ той-же залѣ состоялся литературно-музыкальный вечеръ, въ которомъ участвовали гг. Достоевскiй, Писемкiй, Самаринъ и др. 

7 iюня въ той-же залѣ, гдѣ происходили обѣдъ и литературно-музыкальный вечеръ состоялось торжественное засѣданiе общества любителей словесности. Первымъ взошелъ на кафедру предсѣдатель общества С. А. Юрьевъ. «Нѣтъ для народа торжествъ выше тѣхъ, которыя соединены съ воспоминанiями о великихъ людяхъ, двинувшихъ впередъ его жизнь и просвѣщенiе, сказалъ между прочимъ г. Юрьевъ. — И изъ этихъ воспоминанiй наиболѣе возвышающее душу есть воспоминанiе о великомъ народномъ поэтѣ». Очертивъ Пушкина какъ народнаго поэта, г. Юрьевъ продолжалъ:

«Пушкинъ стоялъ на рубежѣ двухъ перiодовъ историческаго развитiя нашей народной жизни; онъ пришелъ къ намъ въ тотъ моментъ, когда сила нашего государства, созданная великими усилiями народа, встала на высшую точку своего внѣшняго могущества и долженъ былъ начаться поворотъ творческихъ силъ народа на устроенiе его внутренней жизни, на началахъ самодѣятельности, правды и нравственной красоты. Прозорливый умъ поэта измѣрилъ эту страшную высоту, на которую была поднята русская государственная сила безстрашною волею царя-исполина, и ту зiяющую ужасами бездну внутренняго нестроенiя, надъ которою нависла эта сила». Указавъ далѣе на то, какъ поэтически вѣрно очертилъ Пушкинъ исполинскую фигуру Петра, этого царя-работника, г. Юрьевъ продолжалъ: «Ждалъ нетерпѣливо Пушкинъ, чтобы тяжесть крѣпостоного ига, подавляющая творческiя силы народа, была сброшена, открыла просторъ этимъ могучимъ силамъ. Онъ писалъ:

Увижу-ль я, друзья, народъ не угнетенный

И рабство павшее по манiю Царя,

И надъ отечествомъ свободы просвѣщенной

Взойдетъ-ли наконецъ прекрасная заря?»

Ораторъ закончилъ свою рѣчь слѣдующими словами:

«Войдемъ въ святыню храма, выоздвигнутаго нашимъ великимъ поэтомъ, который громко взываетъ намъ: не угашайте духа и дѣйствуйте и все прочее приложится, и жизнь проникнется правдой и красотою; одѣнется она и озарится солнцемъ свободы, исполненной братской любви другъ къ другу. Не угашайте духа!»

Едва смолкли рукоплесканiя, покрывшiя эту рѣчь, какъ раздались снова съ страстною силой. На кафедру съ листкомъ бумаги въ рукахъ взошелъ депутатъ французской республики профес. Люи Леже. Рукоплескинiя долго не давали ему говорить, такъ неудержимо хотѣлось русскому обществу выразить свою симпатiю прекрасной Францiи. Наконецъ все смолкло и Леже прочелъ по-русски, съ сильнымъ иностраннымъ акцентомъ: «Милостивыя государыни, милостивые государи! Посылая делегата на настоящее литературное торжество, министерство народнаго просвѣщенiя французской республики хотѣло этимъ выразить и свою симпатiю умственному движенiю Россiи и свое удивленiе вашему великому народному поэту. Имя Пушкина такъ-же хорошо извѣстно во Францiи, какъ имена Байрона, Гёте, Манцони. Мы смотримъ на Пушкина, какъ на величайшаго представителя русскаго генiя и съ гордостью можемъ припомнить имя одного изъ нашихъ знаменитыхъ писаталей, Мериме, который наибольше содѣйствовалъ распространенiю славы Пушкина въ нашемъ отечествѣ. Мы чувствуемъ себя счастливыми, что настоящее торжество, къ сжалѣнiю омраченное недавней вашей утратой, нашедшей живой отголосокъ и во Францiи, даетъ намъ новый случай выразить то горячее неизмѣнное сочувствiе, съ которымъ мы слѣдимъ за судьбами Россiи. Въ настоящее время во Францiи существуетъ цѣлая группа людей, которая изучаетъ произведенiя русскихъ писателей съ такимъ-же живымъ интересомъ, съ какимъ прежде изучались памятники литературъ класическихъ. Милостивые государи! отъ имени этой группы, я обращаю къ вамъ мое слово и смѣю васъ увѣрить, что честь представлять французскiй народъ въ эту торжественную минуту останется однимъ изъ лучшихъ воспоминанiй моей жизни. Не намъ, иностранцамъ, говорить въ настоящемъ собранiи о Пушкинѣ: мы здѣсь затѣмъ, чтобъ слушать васъ, поучаться  у васъ и благодарить васъ за радушный искреннiй братскiй прiемъ, который мы находимъ въ Россiи».

Послѣ Леже, рѣчь котораго была покрыта долго неумолкаемыми рукоплесканiями, говорили професора Сухомлиновъ и Шпилевскiй, а затѣмъ г. Аксаковымъ былъ прочитанъ рядъ поздравительныхъ телеграмъ, между которыми отмѣтимъ письма отъ французскаго поэта Виктора Гюго, англiйскаго — Теннисона и нѣмецкаго романиста — Ауэрбаха. Засѣданiе на нѣкоторое время было прервано; по возобновленiи-же его продолжалось чтенiе адресовъ, а затѣмъ послѣдовало чтенiе И. С. Тургенева, вызвавшее восторженный, горячiй энтузiазмъ публики. Чтенiе это будетъ напечатано въ «Вѣстникѣ Европѣ». Въ это-же засѣданiе между прочимъ послѣдовало заявленiе г. Леже о томъ, что министръ народнаго просвѣщенiя французской республики положилъ украсить академическими пальмами, какъ представителей русской литературы, русской науки и русскаго искуства въ Москвѣ гг. Юрьева, Тихонравова и Рубинштейна. 

7-го же iюня состоялся обѣдъ общества любителей россiйской словесности. Рѣчей было произнесено множество; между ними особенно выдѣлилась рѣчь А. Н. Островскаго. «Памятникъ Пушкину, сказалъ между прочимъ г. Островскiй,  — поставленъ;  память великаго народнаго поэта увѣковѣчена, заслуги его засвидѣтельствованы. Всѣ обрадованы. Мы видѣли вчера восторгъ публики; такъ радуются только тогда, когда заслугамъ отдается должное, когда справедливость торжествуетъ. О радости литераторовъ говорить едва-ли нужно. Отъ полноты обрадованной души позволю себѣ сказать нѣсколько словъ. На этомъ праздникѣ каждый литераторъ долженъ быть ораторомъ, обязанъ громко благодарить поэта за тѣ сокровища, которыя онъ завѣщалъ намъ. Сокровища, дарованныя намъ Пушкинымъ, дѣйствительно велики и неоцѣненны. Первая заслуга великаго поэта въ томъ, что чрезъ него умнѣетъ все, что можетъ поумнѣть. Пушкинымъ восхищались и умнѣли, восхищаются и умнѣютъ. Наша литература обязана ему своимъ умственнымъ ростомъ; и этотъ ростъ былъ такъ великъ, такъ быстръ, что историческая послѣдовательность въ развитiи литературы была какъ будто разрушена, связь съ прошедшимъ разорвана. Все это, понятно, иначе не могло быть. За то слѣдующее поколѣнiе, воспитанное исключительно Пушкинымъ, когда сознательно оглянулось назадъ, увидало, что предшественники его и многiе современники для нихъ ужь даже не прошедшее, а далекое давнопрошедшее. Вотъ когда замѣтно стало, что русская литература въ одномъ человѣкѣ выросла на цѣлое столеѣтiе. Другое благодѣянiе, оказанное намъ Пушкинымъ, еще важнѣе и значительнѣе. До Пушкина наша литература была подражательная; вмѣстѣ съ формами, она принимала отъ Европы разныя исторически сложившiяся тамъ направленiя, которыя въ нашей жизни корней не имѣли, но могли приняться. Прочное начало освобожденiю нашей мысли положено Пушкинымъ; онъ первый сталъ относиться къ темамъ своихъ произведенiй прямо, непосредственно; онъ захотѣлъ быть оригинальнымъ и быть самимъ собой. Пушкинъ, какъ всякiй великiй писатель, оставилъ за собою школу послѣдователей. Онъ завѣщалъ имъ искренность, самобытность, завѣщалъ каждому быть самимъ собой, далъ смѣлость русскому писателю быть русскимъ. Вѣдь это только легко сказать! Это значитъ, что онъ, Пушкинъ, раскрылъ русскую душу. Конечно, для послѣдователей путь его труденъ; но если литература наша проигрываетъ количествомъ, то выигрываетъ качествомъ. Не много нашихъ произведенiй идетъ на оцѣнку Европы, но въ этомъ немногомъ оригинальность наблюдательности, самобытный складъ мысли замѣчены и оцѣнены по достоинству. Теперь остается желать, чтобъ Россiя производила поболѣе такихъ талантовъ, пожелать русскому уму поболѣе развитiя, простора, а путь, по которому идти талантамъ, указанъ нашимъ великимъ поэтомъ. Я предлагаю тостъ за русскую литературу, которая пошла и идетъ по пути, указанному Пушкинымъ. Выпьемъ весело за вѣчное искуство, за литературную семью Пушкина, за русскихъ литераторовъ! Мы выпьемъ очень весело этотъ тостъ. Ныньче на нашей улицѣ праздникъ!»

8 iюня состоялось второе торжественное засѣданiе общества любителей русской словесности. Вотъ какъ разсказано о немъ въ телеграмѣ кореспондента газеты «Новое Время»: «Сегодняшнее засѣданiе общества любителей россiйской словесности открылось рѣчью г. Чаева; послѣ него читалъ г. Достоевскiй. Многочисленная публика встрѣтила его восторженной овацiей. Онъ охарактеризовалъ Пушкина, какъ единственное по самобытности явленiе русскаго духа. Даже въ началѣ своей поэтической дѣятельности, Пушкинъ не былъ подражателемъ. Въ образѣ Алеко поэтъ возсоздаетъ движущуюся Русь, ищущую идеала всемiрнаго счастья, ибо русскiй человѣкъ ищетъ удовлетворенiя только во всемiрномъ счастьѣ. Эта бродячая сила сказывается теперь не нормальными явленiями, интелигенцiя бросается въ соцiализмъ. Алеко идетъ къ цыганамъ, живущимъ безъ законовъ, любитъ дикую женщину, убиваетъ ее. Его гонятъ; ему говорятъ: «уйди отъ насъ, гордый человѣкъ». Это значило — «Смирись, праздный гордецъ, потрудись за родной народъ, пойми его». Въ Онѣгинѣ живетъ тотъ-же идеалъ. Г. Достоевскiй даетъ блестящую характеристику Онѣгина и 


460


Татьяны. Татьяна умнѣе Онѣгина; это лучшiй типъ русской женщины, который потомъ почти не встрѣчается въ русской литературѣ, исключая развѣ Лизу Тургенева. Татьяна смѣла, но не измѣняетъ мужу, который ее любитъ. Развѣ можно основать свое счастье на несчастьи другихъ — это прекрасный русскiй принципъ. Перебирая всѣ типы Пушкина, г. Достоевскiй доказываетъ, что онъ создавалъ одинаково художественно русскiе и иностранные типы, и въ этомъ отношенiи Пушкинъ выше всѣхъ поэтовъ вселенной. Никогда никто не достигалъ такой ясности созиданiя. Онъ перевоплощался въ чужую народность, возсоздавалъ ее, какъ свою. Перевоплощаться, не дѣлать различiя между племенами, угадывать будущее всемiрное братство — свойство русскаго человѣка. Пушкинъ былъ всечеловѣкъ и этимъ онъ народенъ, пророкъ возсоединенiя, будущаго идеала, истолкователь русскаго сердца, которое стремится къ великой гармонiи и братству и Христовой заповѣди. 

Вотъ остовъ рѣчи, сказанной тономъ убѣжденнаго проповѣдника. Не разъ Достоевскаго прерывали шумными овацiями. Описать восторгъ слушателей невозможно. Крики, рукоплесканiя, маханiе платками продолжались нѣсколько минутъ. Обнимаютъ Достоевскаго, члены общества единогласно провозлашаютъ его почетнымъ членомъ.

Аксаковъ всходитъ на кафедру. Онъ называетъ рѣчь Достоевскаго событiемъ, генiальной. Вчера стоялъ вопросъ о народномъ значенiи Пушкина въ рѣчи Тургенева, сегодня онъ упраздненъ. Славянофилы и западники единодушно согласны. Аксаковъ отказывается читать свою рѣчь, написанную на ту-же тему, но убѣжденный Тургеневымъ и требованiями публики — читаетъ… Женщины подносятъ лавровый вѣнокъ Достоевскому. 

Среди этой чудесной овацiи всходитъ на кафедру Алексѣй Потѣхинъ и говоритъ, что памятникъ Пушкину — актъ гражданства литературы, атестатъ зрѣлости, выданный генiемъ Пушкина; онъ предлагаетъ собрать на сооруженiе памятника Гоголю въ Москвѣ. Пусть Москва сдѣлается Пантеономъ русской литературной славы. Предложенiе встрѣчаетъ общее шумное одобренiе. Городской голова подписалъ тысячу рублей, Юрiй Самаринъ триста, въ двѣ-три минуты собрано нѣсколько тысячъ. Возбужденiе необыкновенное, благодаря Достоевскому; праздникъ Пушкина знаменуетъ поворотъ въ нацiональномъ сознанiи, въ литературѣ». 

Въ этотъ день, въ 9 часовъ вечера, состоялся второй литературно-музыкальный пушкинскiй вечеръ, при участiи всѣхъ собравшихся писателей, которые, въ заключительномъ апофеозѣ, одинъ за другимъ, возложили вѣнки на освѣщенный электрическимъ свѣтомъ бюстъ великаго поэта. 

Этимъ вечеромъ закончилось чествованiе памяти Пушкина въ Москвѣ.