ПРЕДКИ ЕВРОПЕЙЦЕВЪ

 

ПО ИЗСЛѢДОВАНIЯМЪ НОВѢЙШЕЙ НАУКИ.

 

Статья Альберта Ревиля.

 

___

 

I.      Les Origines indo–europeenes oules Ardus primitifs, essai de paleontologie linguistique, par M. Adolphe Piclet; 2 vol. gand in 8 premiere partie, 1859; deuxieme partie 1863; Paris et Geneve, chez J. Cherbuliez. —

II.   II. Eran, par M. Spiegel, Berlin 1863. —

III. III. Essai sur le Veda, par M. Emile Burmont, Paris 1863 etc.

 

 

Женева славится какъ родина многихъ людей, заявившихъ себя въ наукахъ и искусствахъ; и въ самомъ дѣлѣ, трудно найти другой уголокъ земли болѣе богатый знаменитыми учоными и писателями, чѣмъ тотъ, гдѣ родились Казабонъ и Руссо, Шарль Бонне и Неккеръ, Делюкъ и Сисхонди, оба де–Соссюра, оба Декандоля, великiй физикъ де–ла–Ривъ, милый и чарующiй юмористъ Тейферъ и множество другихъ. Францiя не всегда вѣрно понимаетъ то влiянiе, которое имѣетъ вмѣстѣ съ нею на Европу, по крайней мѣрѣ на мыслящiй мiръ, эта маленькая страна, называемая французской швейцарiей, говорящая на ея языкѣ, читающая ея авторовъ, наслаждающаяся совершенной свободой, и научныя и литературныя произведенiя которой всюдду идутъ рядомъ съ французскими. Кто можетъ сказать до какой степени М–ше Сталь и собранiя, въ которыхъ она предсѣдательствовала, помрачили въ Европѣ солнце Аустерлица?

И вотъ опять женевскому перу обязаны мы новымъ трудомъ продолжительнаго и глубокаго изученiя, на который мы хотимъ теперь обратить вниманiе. Въ Женевѣ, какъ въ великомъ центрѣ науки вообще, умы все болѣе и болѣе занимаются новыми областями, которыя открываются ныньче научному изслѣдованi сравненiемъ языковъ, религiй и расъ. До настоящаго дня ни одинъ трудъ не привелъ еще въ порядокъ и не соединилъ многочисленныхъ данныхъ, разсѣянныхъ въ кучѣ сочиненiй французскихъ, английскихъ, нѣмецкихъ, такъ чтобы представить одно цѣлое изъ всѣхъ главныхъ результатовъ этихъ изслѣдованiй, столь интересныхъ для насъ и касающихся самыхъ отдаленныхъ временъ нашей расы. Въ самомъ дѣлѣ, вопросъ идетъ о нашихъ предкахъ! Мы всѣ происзодимъ по прямой линiи отъ этихъ Арiйцевъ, которыхъ новѣйшая наука открыла по ту сторону Большой Соляной пустыни, между Аральскимъ моремъ и горами Гинду–Ко. Авторъ учонаго сочиненiя, о которомъ мы хотимъ говорить, г. Адольфъ Пикте, уже извѣстный своими трудами по друидскимъ и индускимъ древностямъ, удачно рѣшилъ трудную задачу, за которую взялся. Г. Пикте нетолько разрѣшилъ, но и продолжилъ и поплнилъ труды другихъ. Онъ принадлежитъ къ тому благородному семейству Пикте, которое въ прошедшемъ дало женевской республикѣ столько замечатѣльныхъ людей, а въ наши дни одного изъ лучшихъ зоологовъ — г. Пикте де–ла–Рива. Республиканское и умное дворянство обязываетъ какъ и всякое другое, и г. Пикте былъ достоинъ своего имени, прежде чѣмъ посвятилъ свободные часы своей трудолюбивой старости на воздвиженiе одного изъ тѣхъ памятниковъ, которые, опредѣляя точку зрѣнiя и съ этихъ поръ позволяя уму твердо идти далѣе по новымъ направленiямъ, навсегда сохраняются въ наукѣ, даже тогда, когда будущiя изслѣдованiя во многомъ измѣняютъ его результаты. Авторъ этого Опыта лингвистической палеонталогiи (онъ самъ назвалъ такъ свою книгу) основывается на одномъ фактѣ, прiобрѣтенномъ наукой, — фактѣ существованiя прежде всякой исторiи, подтвержденной документами, одного народа, отъ котораго происходятъ Индусы, древнiе Мидо–Персы и почти всѣ европейскiе народы. Какой же это былъ народъ? Каковы были его нравы, понятiя, его общественный бытъ, его вѣрованiя? Вотъ вопросы, требующiе разрѣшенiя. Съ помощью изслѣдованiй г. А. Пикте и опираясь на также на другiя новѣйшiя сочиненiя, мы постараемся представить какъ современная наука отвѣчала на эти вопросы; но необходимо убѣдиться въ положительномъ характерѣ этихъ результатовъ, не смотрѣть на нихъ какъ на кучу болѣе или менѣе остроумныхъ гипотезъ. Это заставляетъ насъ объяснить сначала какимъ путемъ, какими процессами мы могли найти и нѣкоторымъ образомъ вызвать этотъ народъ, исчезнувшiй уже за пять тысячъ лѣтъ предъ симъ.

 

I

 

Чрезвычайная важность открытiя санскритскаго языка въ области этнологическихъ и лингвистическихъ изысканiй никогда не будетъ достаточно доказана; она равняется, только въ сферѣ болѣе обширной и менѣе доступной, открытiю греческаго и еврейскаго языковъ во времена возрожденiя. Цѣлый незнакомый мiръ вышелъ изъ тумана, который скрывалъ времена до–историческiя, — и это необходимо понять прежде всего.

Предположимъ, какъ предлагаетъ намъ г. Максъ–Мюллеръ, что латинскiй языкъ совершенно исчезъ или изъ употребленiя, или его забыла исторiя, и что черезъ тысячу лѣтъ филологи примутся сравнивать нѣсколько мѣстныхъ нарѣчiй, которыя въ теченiи времени назвались французскимъ, итальянскимъ, испанскимъ, португальскимъ, и къ которымъ будущiя открытiя прибавятъ, какъ однородныя съ ними, — валлонское, провансальное, гризанское, романское. Самое поверхностное сравненiе весьма скоро заставитъ ихъ отдѣлить эту групу языковъ отъ другихъ и сдѣлать слѣдующiй выводъ: или одинъ изъ языковъ этой групы есть корень другихъ, или всѣ они происходятъ отъ первоначальнаго типа, отъ неизвѣстнаго кореннаго языка. Когда это будетъ утверждено, то филологи легко убѣдятся, что возможно только одно второе предположенiе и что по всей вѣроятности различные языки, о которыхъ здѣсь идетъ вопросъ, суть распостранившаяся во всѣ стороны вѣтви одного общаго ствола, — латинскаго языка. Стволъ этотъ имъ неизвѣстенъ, а заманчивость неизвѣстнаго образуетъ черезъ тысячу лѣтъ науку, какъ бываетъ теперь, какъ будетъ всегда. Слѣдовательно они попытаются получить какое–нибудь понятiе о томъ что это за древнiй, коренной языкъ, и можно напередъ считать ихъ довольно проницательными, чтобы основать изъ него, посредствомъ наведенiй, нѣсколько формъ и нѣсколько корней.

Только цѣною многихъ трудовъ, многихъ неосновательныхъ гипотезъ и натянутыхъ доводовъ придутъ они къ такимъ результатамъ, которые все–таки будутъ носить на себѣ отпечатокъ натянутыхъ объясненiй; но еслибы откыли тогда языкъ, еще не настоящiй латинскiй, тотъ латинскiй, на которомъ говорилъ Римъ въ правленiе Августа, но все–таки очень близкiй къ нему; если принятъ напр. что римскiя колонiи, посланныя Траяномъ на Нижнiй–Дунай, въ первыя столѣтiя, слѣдующiя за ихъ водворенiемъ, образовали поэтическую и религiозную литературу, прежде чѣмъ зяыки французскiй, испанскiй и португальскiй приняли свои опредѣленныя формы, прежде чѣмъ романскiй языкъ сдѣлался тѣмъ, каковъ онъ теперь, языкомъ хотя родственнымъ французскому, но тѣмъ не менѣе удалившимся отъ первоначальнаго типа, если принять, что эта литература вдругъ бы явилась передъ удивленными глазами будущихъ филологовъ, то понятна тогда вся важность открытiя и какимъ онъ будетъ богатымъ рудникомъ для новыхъ выводовъ, съ этихъ пор твердыхъ и основанныхъ на положительныхъ фактахъ!

Эта гипотеза осуществилась, или близка къ тому, вслѣдствiи открытiя санскритскаго языка, вырваннаго около конца послѣдняго столѣтiя англичаниномъ Уильямомъ Джонсомъ изъ мрака индѣйскихъ храмовъ, именно въ ту минуту, когда безпечные хранители этого сокровища древнѣйшихъ временъ вѣроятно готовы были потерять его навсегда. Санскритскiй языкъ Ведь, книгъ науки, гдѣ находятъ первобытные гимны, о которыхъ можно сказать, что отъ нихъ еще до сихъ поръ вѣетъ благоуханiемъ дѣвственной природы: слѣдовательно. это — священный языкъ браминизма; но послѣднiе изъ браминовъ, способные понимать этотъ языкъ, уже исчезли въ то время, когда Кольбрукъ, Уильсонъ, Шлегли, Бонн, Лассенъ, Эженъ Бюрнуфъ, опираясь на труды древнихъ индѣйскихъ граматиковъ, сдѣлали изъ него одну изъ самыхъ блестящихъ вѣтвей европейскаго знанiя. Это для новѣйшей филологiи было настоящей революцiей, богатой важными послѣдствiями.

Стало быть санскритскiй языкъ есть мѣстное нарѣчiе, на которомъ говорили, уже болѣе четырехъ тысячъ лѣтъ тому назадъ, предки завоевателей Индiи, въ то время, когда, идя вдоль западныхъ передовыхъ Гималайскихъ горъ, они проходили по неровной и плодоносной мѣстности, орошаемой среднимъ теченiемъ Инда и которую они называли Санто–Синду (нынче Пенджабъ и восточная часть Авганистана) т. е. «страною Семи–Рѣкъ". Къ глубокому удивленiю ученаго мiра, этотъ языкъ браминскихъ храмовъ, чрезвычайно сложныя письмо и граматика котораго издали казались непонятными буквами, оказался языкомъ родственымъ нашимъ латинскимъ, греческимъ, германскимъ, славянскимъ языкамъ, старшимъ ихъ братомъ, богатымъ до такой степени, что всѣ прочiе языки почти уничтожились передъ нимъ. Отъ этого происходитъ тотъ странный фактъ, что языкъ, исторически гораздо болѣе близкiй къ французскаму, напр. еврейскiй, ли языкъ басковъ, сильнѣе отличался отъ  нашихъ западныхъ европейскихъ языковъ, чѣмъ мѣстное нарѣчiе баснословной древности, доходящей до колыбели вселенной.

Впечатлѣнiе было такъ велико, что въ продолженiи нѣсколькихъ лѣтъ санскритскiй считался первоначальнымъ языкомъ, нѣкогда употреблявшимся всей этой расой, которую нѣмцы упорно продолжаютъ называть индогерманской, какъ будто ее составили только они и индѣйцы и которую скорѣе слѣдуетъ назвать индо–европейской. Это все равно, какъ еслибы въ только что представленной гипотезѣ романскiй языкъ среднихъ вѣковъ стали бы разсматривать какъ чистый латинскiй. Съ этимъ предположенiемъ не могло согласоваться другое лингвистическое открытiе, которымъ гордится Францiя, — зендскаго языка или языка Авесты*) и древнихъ Мидо–Персовъ, — уступающее въ важности только открытiю санскритскаго, но цѣну котораго много возвысило ознакомленiе съ послѣднимъ. Въ самомъ дѣлѣ, зендскiй чзыкъ въ томъ видѣ, въ какомъ мы его знаемъ, не восходитъ такъ далеко, какъ санскритскiй, но онъ все–таки древенъ: онъ относится къ санскритскому точно также, какъ въ латинскомъ семействѣ французскiй — к итальянскому; однимъ словомъ эта вѣтвь менѣе близка къ первоначальному стволу, чѣмъ языкъ санскритскiй, но она есть первая послѣ него и независима отъ него. Первоначальный языкъ индо–европейской расы былъ таковъ, что онъ могъ сдѣлаться санскритскимъ въ Индiи и зендскимъ въ Иранѣ и въ то же время пустить по другимъ направленiямъ еще новыя вѣтви, отъ которыхъ произошли языки европейскiе.

Такъ образовалось генеалогическое дерево индо–европейскихъ языковъ, которые замѣтно отличаются отъ другихъ органическихъ образованiй, каковы языки финскiе, тибетскiе, симитическiе, съ которыми они иногда соединяются, но это соединенiе бываетъ чисто внѣшнее, случайное и никогда нейдетъ глубоко. Само собой разумѣется, что они — не новѣйшiе наши европейскiе языки, такъ смѣшавшiеся между собою, что необходимо прямо относиться къ первоначальному языку нашей расы; они суть тѣ языки, которые мы находимъ уже образовавшимися въ началѣ нашей исторiи и прежде великаго смѣшенiя народовъ, бывшаго слѣдствiемъ основанiя, а потомъ паденiя римской имперiи. Такимъ образомъ мы получимъ, называя только главныя: — вѣтвь греко–латинскую, которая раздѣляется потомъ на двѣ свои извѣстныя вѣтви; — вѣтвь кельтическую, самыя значительныя производныя которой — языки армориканскiй кимрскiй, ирландскiй вместе съ гальскимъ, къ несчастiю сильно пострадавшимъ; вѣтвь германскую, отъ которой произошли древнiй готскiй и скандинавскiй; наконецъ — вѣтвь литовско–славянскую. Замѣчателенъ фактъ, что изъ всѣхъ языковъ, на которыхъ говорятъ въ нынѣшнее время, литовскiй въ глазахъ филологовъ наименѣе удаляется отъ первоначальныхъ формъ; можно сказать, не слишкомъ преувеличивая, что въ Литвѣ говорятъ еще на санскритскомъ нарѣчiи. Языками чуждыми семейству арiйскому или индо–европейскому въ Европѣ можно назвать только языкъ басковъ, совершенно отдѣльный и къ которому подходитъ языкъ туземныхъ населенiй Америки, — и языки финскiй, венгерскiй и турецкiй.

Это привиденiе большей частью нашихъ языковъ къ одному первоначальному общему типу влечетъ непосредственное заключенiе о существованiи, прежде всякой письменной исторiи, народа, говорившаго на коренномъ языкѣ, и оно же придаетъ видъ неожиданной достовѣрности стариннымъ преданiямъ, которыя дѣлаютъ насъ всѣхъ пришельцами изъ Азiи. Всѣ воспоминанiя древнихъ европейскихъ народовъ со времени миѳа о Прометеѣ до Кимрской легенды о «всемогущемъ–Гу» пришедшимъ съ Геллеспонта въ Великобританiю, переносятъ насъ къ подножiю Кавказа; но очевидно мы пришли еще болѣе издалека. Даже книга Бытiя, указавъ на Араратъ, какъ на точку исхода людей, спасшихся отъ потопа, и между ними — на родоначальника нашего Iафета, предлагаетъ намъ идти дальше для отысканiя нашего перваго отечества; но благодаря санскритскому и зендскому языкамъ, мы теперь можемъ вѣрно опредѣлить мѣсто своего происхожденiя. Въ самомъ дѣлѣ, преданiя Авесты и Веды не позволяютъ намъ углубляться далѣе на востокъ. Грозная цѣпь Гималайскихъ горъ уже казалась намъ съ этой стороны непроходимой границей: вѣдь это фактъ, что цѣпи Гималая рѣзко раздѣляетъ два человѣчества, Авеста и Веда положительно направляютъ насъ къ той странѣ, которая должна находиться нв сѣверѣ Ирана (почти нынѣшней Персiи и Авганистана) и на сѣверо–западѣ Инда. Мы не замедлимъ доказать это.

Если развернуть карту Азiи, заключающую въ себѣ обширную область, простирающуюся отъ Гималая до великой долины Тигра и Ефрата, то легко начертить границы, въ которыхъ намъ нужно заключиться. На сѣверѣ взоры останавливаются на Каспiйскомъ и Аральскомъ моряхъ, которые должно быть нѣкогда соединялись между собою. Большая рѣка Оксусъ вытекаетъ изъ Гинду–Ко, западнаго продолженiя Гималая, и, полупоглощенная песками, чрезъ которыя она протекаетъ въ нижнемъ своемъ теченiи, изливается въ Аральское море. Нѣкогда Оксусъ должно быть образовывалъ рукавъ, впадающiй въ Каспiйское море, или скорѣе, еще замѣтное русло этого рукава есть самое свѣжее свидѣтельство о прежнемъ соединенiи двухъ морей. Къ сѣверу отъ Аральскаго моря другой сильный потокъ воды — Яксартесъ древнихъ, ныньче Сирь–Дарья, вытекающая изъ Туркестанскихъ горъ, течетъ среди туранскихъ песковъ, паралельно Оксусу. На югѣ — Персидскiй заливъ и Индѣйское море, на востокѣ — Индъ, вытекающiй изъ Гималая, заканчиваютъсобою нашъ горизонтъ. В настоящее время это обширное пространство занято Персiей, Белуджистаномъ, Афганистаномъ, Гератомъ. Татары (Туркоманы или Тураны) съ незапамятныхъ временъ обитаютъ въ сѣверныхъ равнинахъ, граничащихъ съ обширными степями центральной Азiи и поселились даже гораздо далѣе за Яксартесомъ и Оксусомъ вмѣсто древнихъ арiйскихъ народонаселенiй, которыхъ они вытѣснили въ города или увели въ рабство.

Въ области, границы которой мы теперь старались опредѣлить, большое пространство занято пустынями. Въ самомъ дѣлѣ, эта часть Азiи представляетъ ту особенную противоположность, что самыя пустынныя страны свѣта находятся здѣсь подлѣ земель, плодородiе которыхъ, славившееся въ древности, и въ наше время еще достойно своей репутацiи. Одинъ этотъ поясъ пустынь покрываетъ болѣе половины описываемой нами страны, какъ бы охватывая весь древнiй материкъ, и начинаясь съ Африки, продолжается черезъ Аравiю и Сирiю до сѣвера Тибета, кое–гдѣ прерываясь нѣсколькими оазисами какъ Египетъ, Мессопотамiя, Сузiана. Большая Соляная–Пустыня отдѣляющая Персiю отъ Афганистана*), присоединяется черезъ Хорасанъ къ Туранской пустынѣ, потомъ тянется далѣе и даетъ Азiи особую Сахару въ большой монгольской пустынѣ Гоби. Невѣроятное число рѣкъ, выткающихъ изъ Цагросскихъ горъ къ западу, изъ Эльбруса къ сѣверу, изъ Гинду–Ко къ востоку, теряются въ пескахъ, среди неизмѣримыхъ болотъ, не доходя ни до какого моря. Нѣкоторыя изъ нихъ, между–прочимъ Гильмендъ и Мюргхабъ, весьма значительны. Безъ сомнѣнiя здѣсь и въ тинистыхъ диманахъ Евфрата и Тигра зарождаются тѣ тучи насѣкомыхъ, и въ особенности саранчи, которыя по временамъ опускаются на поля Персiи и Пенджаба, въ нѣсколько минутъ поѣдаютъ всю растительность и оставляютъ поля въ положенiи обгорѣлыхъ равнинъ. Ясно, что народъ могъ жить въ подобныхъ странахъ только мимоходомъ и по принужденiю. Это имѣетъ отношенiе къ нашему изслѣдованiю, потомучто если искомая нами страна должна находиться на сѣверѣ Ирана и сѣверо–западѣ Санта–Синду (Пенджаба), то остается только Бакгрiана, нынѣ ханство Балхъ и Согдiана (нынѣ ханство Бухары и Самарианда), которыя могутъ дать отвѣтъ на нашу задачу. По ту сторону опять идетъ пустыня и здѣсь, какъ на востокѣ, всѣ народонаселенiя издревле относятся къ расѣ туранской или монгольской.

И въ самомъ дѣлѣ, всѣ наведенiя, которыя Авеста и Веда позволяютъ намъ дѣлать относительно страны происхожденiя нашей расы, приводятъ насъ къ древней Бактрiанѣ и Согдiанѣ. Тамъ–то и родолись всѣ наши предки. Откуда пришли они, когда начинали сознавать свое существованiе — это тайна Бога. Въ наши дни эти страны мало извѣстны, негостепрiимны, опасны. До сихъ поръ только немногiе путешественники отважились проникнуть къ этимъ дикимъ племенамъ, смѣнившихъ нашихъ родоначальниковъ; но это не всегда такъ останется и, въ ожиданiи будущихъ трудовъ изслѣдователей, наука производитъ въ самой Европѣ изысканiя, которыя выровняютъ путь для дальнѣйшихъ трудовъ. Въ сочиненiи своемъ об индо–европейскихъ языкахъ г. Пикте очень остроумно опредѣлилъ относительное положенiе, какое должны были занимать въ центрѣ первоначальнаго арiйскаго населенiя вѣтви, предназначенныя сдѣлаться впослѣдствiи индо–европейскими народами. Если исключить иранцевъ, или древнихъ бактро–мидо–персовъ, которые по мнѣнiю г. Шпигеля слишкомъ далеко удаляются къ сѣверу, то необходимо согласиться на слѣдующее идеальное распредѣленiе: представьте эллипсъ, восточный корпусъ котораго состоялъ бы изъ Бактрiаны и пересѣкался бы съ верхнимъ теченiемъ Оксуса; двѣ линiи, идущiя от фокуса, сначала паралельны или даже соединяются между собою, потомъ расходятся, одна на юго–востокъ, другая на юго–западъ, и представляютъ групу индо–иранскую или санскрито–зендскую, которая съ одной сторолны продолжится до Инда и Ганга,  а съ другой — до Персiи и Мидiи. Прямая линiя, идущая по направленiю дальняго запада, будетъ означать переселенiе кельтское; она потомъ идетъ далѣе къ западу и останавливается только передъ Атлантическимъ океаномъ. Между послѣднею и двумя первыми линiями обрисовываются народы греко–латинскiе; выше линiи кельтской, поднявшись къ сѣверу, нужно начертить линiю германо–скандинавскую, а еще выше — линiю литовско–славянскую. Вѣеръ теперь вполне образовался. Въ мiрѣ не существуетъ точки человѣческаго исхода болѣе сильной и вѣрной, чѣмъ приведенная. Но за триста лѣтъ она приняла новый поворотъ. Она уже населила обѣ Индiи, Иранъ, Среднюю Азiю и Европу; отсюда она завладѣла Америкой, добрался до Африки, а въ наши дни доходитъ до Австралiи.

Я всегда спрашивалъ себя, и безъ сомнѣнiя каждый, при видѣ этихъ многочисленныхъ, расходящихся во всѣ стороны лучей, будетъ задавать себѣ вопросъ: не было ли послѣ первыхъ переселенiй ккого нибудь обстоятельства, благопрiятствовавшаго распостраненiю нашей расы въ длину и ширину. То обстоятельство, которое я хочу привести здѣсь, вовсе не было сообщено, сколько я помню, учоными писателями, открытiя которыхъ я изложу здѣсь. Необходимо припомнить, что въ глубокой древности переселенiя массами характеризуется скорѣе натискомъ чужеземныхъ ордъ, чѣмъ увеличенiемъ народонаселенiя; — эти орды сначала были сами изгнаны изъ своего отечества; а потомъ нападали на какую нибудь страну. Въ такомъ случаѣ дѣйствительно переселенцы ищутъ нетолько новаго отечества, но кромѣ того они стараются выбрать его сколько можно далѣе отъ похитителей, отнявшихъ у нихъ владѣнiя: это и было причиною дальнихъ переселенiй. Кажется, что монгольская раса во всѣ времена была первымъ виновникомъ великихъ человѣческихъ переворотахъ на поверхности земного шара. Даже кажется доказано, что именно движенiе этихъ страшныхъ номадовъ отбросило германскiе народы къ римской имперiи въ первые столѣтiя нашей эры. И такъ, это очень длинная, старая исторiя, продолжающаяся и въ наши дни, но на площади съ тѣхъ поръ точно опредѣленной, такъ что древняя страна арiйцевъ и ныньче еще, каъ и во всѣ времена, подвержена безконечнымъ нашествiямъ хищныхъ племенъ Туркестана. Изъ зендскихъ документовъ и клинообразныхъ надписей мы знаемъ, что война между этими племенами и арiйцами была постоянна. Она и послужила основанiемъ героической легенды древняго Ирана; вѣроятно сама Веда упоминаетъ о ней, и безъ сомнѣнiя причиною первыхъ переселенiй арiйскихъ народовъ было ихъ вытѣсненiе вслѣдствiи туранскихъ набѣговъ. Но по моему мнѣнiю, этнологовъ особенно должна была поразить скудость того, что можно назвать сточнымъ каналомъ переполненной древней земли арiйцевъ. Возбмемъ карту Азiи. Вотъ оттиснутыя народонаселенiя, прижатыя туранскимъ вторженiемъ къ Болорскимъ горамъ. Только медленно, какъ бы вслѣдствiи просачиванiя, причененнаго давленiемъ, южная часть станетъ переходить ужасныя проходы Гинду–Ко и распостраняться въ долинахъ Инда. Что будутъ дѣлать остальныя? На сѣверѣ и на востокѣ находятся туранцы, впереди — Каспiйское море, ниже — Большая Соляная–пустыня. Имъ открыта только одна дорога, — узкая полоса оазиса, отдѣляющая Большую Пустыню отъ пустынь сѣверныхъ и идущая отъ Герата доюжнаго берега Каспiйскаго моря. Тамъ тѣснятся снѣговыя вершины Эльбрускихъ горъ, которыя съ одной стороны возвышаются надъ моремъ, а съ другой — надъ безплодной пустыней. Единственный путь, по которому можетъ отправиться непрерывный рядъ переселенiй, это — узкая полоса земли, которая тянется между этими горами и моремъ и начинается съ другой стороны у подножiя Кавказа. Не понятенъ ли теперь тотъ сильный натискъ, которому должны были подвергнуться со стороны новыхъ пришельцевъ населенiя эмигрантовъ, впервые искавшихъ убѣжища въэтой тѣсной странѣ? Не ясно ли, что при возрастающемъ давленiи самъ Кавказъ не могъ долго выдерживать человѣческихъ волнъ, выступившихъ изъ береговъ, и что арiйскiе народы съ силою выступили изъэтой узкой полосы земли и въ короткое время разлились до южнаго, западнаго и сѣвернаго концовъ Европы? Они шли вперед, постоянно впередъ, какъ они и теперь еще идутъ, къ неизвѣстному far west. Должнобыть кельтская вѣтвь, отыскивая обѣтованную землю на краю мiра, шла съ этого времени въ аванардѣ, потомучто когда она остановилась передъ преградой, которую долго не могла преодолѣть, — Атлантическимъ океаномъ, — то она и тогда называлась тѣмъ именемъ, которое носила до перехода своего черезъ Кавказъ. Ирландiя, Гибгернiя или Ибгернiя*), зеленая Эринъ, есть не что иное какъ страна Эровъ или Ировъ и очень возможно, что сама Иберiя не имѣетъ другого объясненiя.

Незачѣмъ говорить, — это ясно само собою, — о преимуществахъ и добствахъ эмиграцiй нынѣшняго времени передъ переселенiями этого доисторическаго перiода: тогда прекрасный путь, открытый для дальней нашей эмиграцiи, море, составляло напротивъ величайшее препятствiе для распостраненiя расъ. Безъ сомнѣнiя, нужны были цѣлые вѣка для этихъ передвиженiй народонаселенiя, которыя въ наши дни требуютъ только нѣсколькихъ лѣтъ. Только разсматривая дѣло совершенно издали, можно видѣть какъ обрисовывается идеальное изображенiе арiйскихъ переселенiй такимъ, какимъ мы его описывали. Во всякомъ случаѣ существуетъ одинъ фактъ, который необходимо привести здѣсь; этотъ фактъ доказываетъ въ пользу нашей теорiи, что под–расы европейскiе столкнулись на широкой площади уже въ историческую эпоху. По крайней мѣрѣ войны галловъ и латинскихъ народовъ составляютъ единственное исключенiе, отмѣтившее сношенiя или, скорѣе, отсутсвiе сношенiй, что было такъ обыкновенно мжду греко–латинцами съ одной стороны и сѣверными народами съ другой. За неимѣнiемъ исторiи, миѳологiя, легенда сохранили бы въ Европѣ слѣды подобныхъ столкновенiй, какъ на востокѣ они сохраняли темное воспоминанiе о безконечныхъ войнахъ между сыномъ Эраджа или Иранцами и сыномъ Тюра или Туранцами. Но миѳ легенда молчатъ об этомъ и потому позволяютъ намъ предполагать, что развитiе под–расъ европейскихъ совершилось почти въ паралельныхъ линiяхъ.

Едва греко–латинцы перешли кавказскiе ворота, ккъ они спустились на Эллинскiй полуостровъ, а потомъ на полуостровъ Итальянскiй. Галло–Кельты, прибывъ въ Галлiю идутъ въ ту страну, которая впослѣдствiи назвалась Испанiей, — германцы слѣдуютъ за кельтами, вытѣсняютъ ихъ, добравшись до Дунайской долины, и поворачиваютъ направо только въ виду Альповъ и Рейна, т. е. когда расагалло–кельтская представляетъ оплотъ довольно твердый и достаточно охраняемый природой, который не допускаетъ болѣе вторженiй въ ихъ владѣнiя. Эти арiйскiе переселенiя нашли ли Европу обитаемою? Многiя лингвистическiя, археологическiя и даже геологическiя свидѣтельства доказываютъ, что они поглотили или истребили жившую здѣсь расу, отличавшеюся отъ нихъ нравственно и матерiально, и послѣднiя остатки которой долго еще држались въ Пиринеяхъ, такъ что языкъ ихъ сдѣлался тамъ господствующимъ, даже послѣ исчезновенiя ихъ физичесаго типа. Впрочемъ, кажется эта раса не оказала довольно сильнаго сопротивленiя новымъ пришельцамъ, которые вышли съ Кавказа, описавъ кривыя, какъ бы концетрическiя линiи. Славяне послѣднiя разлились по европейской почвѣ. Стало быть они жили одновременно съ мидо–персами, когда послѣднiя утвердились на горахъ Мидiи. Этимъ объясняется тѣсная связь ихъ языка съ зендскимъ и санскритскимъ и сходство, существующее между ихъ миѳологiей и миѳологiей Ирана. Обѣ придерживаются самаго глубокаго дуализма, и, нужно замѣтить, что Авеста, говоря о странѣ Ирана какъ о собственной странѣ, какъ о своей святой землѣ, родиной пророка своего Зороастра считаетъ юго–западный берегъ Каспiйскаго моря, т. е. мѣстность, которую мы назвали вершиною великаго треугольника, наполненнаго европейскими народами.

Не пришествiе ли славянъ, сжатыхъ между мидянами и Кавказомъ, характеризуетъ почти одновременное потрясенiе другихъ большихъ семействъ? Извѣстно, что если принять Кавказъ за точку исхода и предположить значительную силу натиска впереди этой цѣпи горъ, то мы увидимъ, что извѣстные факты рѣшительно совпадаютъ съ гипотезами, которыя можно основать о происхожденiи мѣстъ и людей. Европейскiе народы, оставивъ Кавказъ, произвели сильное движенiе, поворотивъ налѣво. Греки служили стержнемъ и, исключая нѣкотораго замешательства, сдѣланнаго германцами, неумѣвшими или нехотѣвшими сохранить надлежащаго разстоянiя, можно сказать, что движенiе это совершилось съ истинно величественною правильностью.

Ограничить ли этимъ наши изслѣдованiя? Будемъ ли мы знать отъ первобытнаго арiйскаго народа, народа до–кавказскаго, только его имя, его землю и главныя направленiя его распостраненiя? Здѣсь именно начинаются затрудненiядля современной этнологiи. Благодаря ея остроумнымъ изысканiямъ, можнодо извѣстной степени написать исторiю жизни, нравовъ, вѣрованiй этого народа, неоставившаго ни одного прямого слѣда своего существованiя. Какъ можно было догадаться о его существованiи, доказавъ фактъ первобытнаго языка, точно также можно въ нѣкоторой степени отыскать то что разные рои вынесли изъ материнскаго улья.

Лучшее орудiе въ этомъ способѣ изслѣдованiя есть сравнительная этимологiя. Вотъ вѣтвь знанiя, которая въ послѣднiя времена дошла до высоты науки. Долго этимологiя была предоставлена прихотямъ и фантазiямъ граматиковъ. Въ началѣ лингвистическихъ изысканiй казалось очень простымъ дѣломъ, если наиболѣе сходныя слова различныхъ языковъ произошли одинъ отъ другихъ, и, какъ дѣйствительно во французскихъ южныхъ языкахъ можно каждую минуту узнать латинское выраженiе подъ новѣйшею формою, то никто не сомнѣвался, что то же самое сходство соединяетъ всѣ языки между собою. Такимъ образомъ, французскiй языкъ производили отъ латинскаго, латинскiй — отъ греческаго, греческiй — отъ еврейскаго. Послѣднiй считался языкомъ райскимъ и во многихъ странахъ были написаны учоныя дисертацiи, имѣвшiе цѣлiю соединить непосредственнымъ образомъ мѣстный языкъ съ нарѣчiемъ, употреблявшимся Адамомъ и Евою. Очень можетъ быть, что и въ наши еще дни найдется какой нибудь упрямый нижне–бретанецъ, способный утверждать, что амориканское нарѣчiе близко подходитъ къ языку Ветхаго Завѣта.

Трудно представить себѣ тотъ произволъ, который управлялъ изслѣдованiемъ этимологiй, пока изслѣдованiе это состояло просто въ сближенiи словъ каждаго языка, звучащихъ для слуха одинаково. Напр. не видѣли никакого затрудненiя сблизить слово jeЮne съ словомъ jeune, подъ предлогомъ, что юность (jeunesse) есть утрожизни, и что мы чувствуемъ себя натощакъ (à jeЮn), когда просыпаемся утромъ. Если не находили словъ, сходныхъ съ кореннымъ языкомъ или считающимся такимъ, то ихъ безъ церемонiи изобретали: славный Менажъ также не избѣжалъ этого. Или же принимали какое нибудь сходное слово, не имѣющее совершенно другой смыслъ, потомъ выдумывали самые страшные переходы, чтобы показать, какимъ образомъ одно слово могло образоваться изъ другого. Дошли даже до предположенiя, что какой нибудь предметъ можетъ получить свое названiе отъ качества, противоположнаго тому, какимъ онъ владѣетъ, потомучто утвержденiе вызываетъ отрицанiе, и утверждали, что латинское lucus (священный лѣсъ) произошло отъ non lucere (не свѣтитъ) подъ предлогомъ, что когда войдешь въ лѣсъ, то не видишь тамъ болѣе свѣта. Наконецъ выдумки, изобрѣтенныя увлекшимися этимологами, сдѣлались въ наукѣ пословицами, и они стали обращать вниманiе на затрудненiя и подтвержденiя, которыя могли имъ встрѣтиться.

Однако тѣмъ не менѣе существовали этимологiи вполне очевидныя, существенныя, — или когда отъ французскаго языка переходили къ латинскому, или когда слѣдовали выраженiямъ, постепенно образовавшимся изъ слова болѣе древняго. Кто станетъ сомнѣваться, что французское слово nation происходитъ отъ латинскаго natio? Слово nation въ свою очередь долгое время не производило другихъ словъ во французскомъ языкѣ, но съ XVIII столѣтiя оно прiобрѣло значенiе и смыслъ, стало часто употребляться; и все это вызвало образованiе словъ производныхъ, изъ которыхъ нѣкоторыя совершенно новы, — nationnal, nationnalite и др. Извѣстно также, что tio, окончанiе многихъ латинскихъ существительныхъ, правильно преобразовалось во французскомъ въ носовой слогъ tion. Въ англiйскомъ, напротивъ, носовой звукъ уступаетъ мѣсто тому извѣстному звуку, который французы пишутъ какъ chen’, а въ языкахъ германскихъ нѣсколько словъ подобнаго рода, успѣвшiя войти въ нихъ, произносятся какъ будто о было протяжное, а n звучное. Вотъ факты: почему же не поступить здѣсь какъ вездѣ, почему не отыскать законовъ, управляющихъ этими явленiями, при наблюденiи за всѣмъ, что въ нихъ есть общаго, правильнаго, главнаго? В нихъ должны быть напр. извѣстные законы о происхожденiи языковъ тѣмъ способомъ, какимъ каждый народъ произноситъ иностранныя языки, способомъ дотого опредѣленнымъ и правильнымъ въ самыхъ своихъ неправильностяхъ, что онъ образуетъ особый выговоръ, отличный отъ прочихъ. Не искажаютъ ли дѣти нѣкоторыхъ согласныхъ, всегда однихъ и тѣхъ же, до такой степени, что еслибъ эти искаженiя не были сглажены временемъ и воспитанiемъ, то они самовольно образовали бы новыя слова, хотя бы и производныя отъ кореннаго языка*)? Наконецъ, въ образованiи языковъ могли случиться, и дѣйствительно случались, явленiя, сходныя съ тѣми, которыя медицина называетъ идiокразiей, отъ совершенно особеннаго сложенiя лицъ. Есть организацiи рѣшительно неспособныя къ нѣкоторымъ произношенiямъ. Французъ едва произноситъ какъ слѣдуетъ th англiйское или ch нѣмецкое, точно также англичанину очень рѣдко удается хорошо выговорить французское слово toujours и вообще слова, оканчивающiеся на our.

Факты подобнаго рода безчислены в исторiи языковъ и если хорошенько изслѣдовать ихъ, то увидимъ, что здѣсь какъ и вездѣ господствуетъ законъ, и что можно написать правила происхожденiя одного языка отъ другого, потомъ правила преобразованiя въ исторiи этого языка. А знакомство съ этими правилами позволяетъ этимологiямъ опираться на факты болѣе положительные и опредѣленные, чѣмъ простыя созвучiя, которыя часто бываютъ случайны и обманчивы. Между этими фактами одинъ изъ самыхъ выдающихся есть тотъ, что гласныя, по крайней мѣрѣ пока дѣло не доходитъ до подражательныхъ звуковъ, образуютъ измѣняющиеся, въ высшей степени подвижную часть слова; согласные же звуки напротивъ составляютъ основу слова и прочный элемент. Корень находится въ согласной, гласная, какъ означаетъ самое названiе, есть только одна ею произносимая часть. Согласная производитъ гласную и ею–то ораторы, желающiе говорить въ многочисленномъ собранiи идолжны стараться блеснуть; но это не мѣшаетъ согласнымъ очень часто преобразовываться. Такъ согласныя, произношенiе которыхъ зависитъ отъ одинаковаго органовъ рта, напр. зубныя буквы, замѣщаются каждую минуту. Чаще всего бываетъ переходъ отъ b къ v, отъ него къ f, отъ l къ r и т. д. и наоборотъ. С той же легкостью s одного языка превращается въ другомъ въ h, p переходит въ f, а v дѣлается u. Явленiя, такъ сказать, постоянныя — сокращенiе гласныхъ, промежуточная согласная которыхъ смягчена, переходъ гортанной буквы, стоявшей прежде въ серединѣ, къ началу слова**) и др. Санскритскiй и греческiй языки представляютъ намъ рядъ гортанныхъ буквъ самыхъ рѣзкихъ, но французы и итальянцы, за недостаткомъ гибкости въ въ горлѣ, а можетъ быть и за излишнею чувствительностью слуха, ограничились твердыми c и мягкими h; итальянцы даже почти совершенно пропускаютъ ихъ. Орфографическiя странности, столь многочисленныя во французскомъ языкѣ, въ которомъ есть много буквъ, иногда непроизносящихся, происходятъ отъ французской граматической строгости в связи съ постояннымъ стремленiемъ французовъ упростить произношенiе; эти странности дос тавляютъ этимологiи самыя драгоцѣнныя указанiя*).

Теперь мы поймемъ если не безконечныя мелочи этимологической науки, то по крайней мѣрѣ, какимъ образомъ могли основать науку изъ этимологiи, которая казалось останется исключительно областью фантазiи. Тѣмъ же путемъ изслѣдовали происхожденiе словъ, въ которыхъ вначалѣ не видѣли ни малѣйшей связи. Нѣтъ необходимости, чтобы одно какое нибудь слово находилось во всѣхъ языкахъ арiйской семьи, чтобы имѣть право утверждать его существованiе до разселенiя арiйцевъ. Незачѣмъ   беспокоиться объ исчезновенiи частномъ. Когда одно какое нибудь слово находится одновременно въ ирландскомъ, славянскомъ, зендскомъ и санскритскомъ языкахъ, то отсутствiе того же слова въ групахъ греко–латинской и германской не будетъ говорить противъ употребленiя его предками, общими для кельтовъ, славянъ, ирландцевъ и ведскихъ индѣйцевъ.

Метода, которой нужно слѣдовать, стобы возстановить первобытный арiйскiй народъ, — слѣдующая: посредствомъ сравненiя индо–европейскихъ языковъ изслѣдовать слова и особенно корни, общiе разнымъ вѣтвямъ семейства, и тогда наведенiе позволитъ намъ извлечь изъ одной такой совокупности положительныхъ фактовъ самыя любопытныя заключенiя относительно матерiальнаго, политическаго и нравственнаго положенiя нашихъ предковъ за пять тысячъ лѣтъ тому назадъ. Значитъ ли это, что интересное поле изслѣдованiя совершенно безопасно отъ всякихъ заблужденiй воображенiя? Подобный результатъ былъ бы слишкомъ хорошъ; иногда изъ угожденiй къ своимъ собственнымъ догадкамъ дѣлаютъ неосновательныя гипотезы. Однакожъ, если мы тонемъ во время плаванiя, то изъ за этого все–таки не слѣдуетъ отказываться отъ мореходства и положительные результаты, всегда стоящiе прочно и уже полученные съ посредствомъ строгаго примѣненiя правилъ научной этимологiи, позволяютъ намъ предсказать, что эта вѣтвь знанiй, какъ всѣ другiя, утверждаясь и обогащаясь, будетъ все болѣе и болѣе совершенствоваться.

 

II

 

Какiе же получены самые интересныя и наиболѣе заслуживающiе доверiя результаты относительно таинственнаго народа древней Арiаны? Что означаетъ имя арiйцевъ, данное этому народу до его раздѣленiя на нѣсколькихъ вѣтвей? Безъ сомнѣнiя названiе это они сами дали себѣ. Этимъ названiямъ назывались обѣ южныя вѣтви — ведскiе индусы и вѣтвь иранская. Это же имя унесло кельтское переселенiе, сохранившее его до нашихъ дней. Можетъ быть даже Арменiя, Азiя, Скандинавскiе Асы, можетъ   быть германская Арминiя (Ehrman, Aryanan) и греческая Арiадна (земля въ высшей степени святая) суть тоже разсѣяннные слѣды того же имени, которое Геродотъ нашолъ еще въ силѣ въ странахъ, обозначенныхъ нами точкою исхода всей расы.  Благодаря санскритскому языку, мы знаемъ, что значитъ это имя и слѣдвательно намъ извѣстно то сознанiе, которое имѣли о себѣ наши праотцы арiйцы. Корень ар выражаетъ дѣйствiе возвышаться, какъ латинское oriri, а производное отъ него существительное означаетъ — господинъ, повелитель, тотъ, кому должны оказывать почесть; также — человѣкъ благороднаго племени, чистой крови, въ противоположность кастамъ или низшимъ народонаселенiямъ. Изъ этого видно, что наша раса уже рано получила высокое понятiе о себѣ. Ея первоначальное имя уже обнаруживаетъ рыцарскiй, аристократическiй духъ, отпечатокъ котораго до такой замѣчательной степени сохранился въ европейскихъ нацiональныхъ легендахъ и европейскихъ миѳическихъ эпопеяхъ. Варваръ (barbare) (слово это — санскритское и значитъ бормотунъ (bredouilleur) и с тѣхъ поръ составляетъ предметъ презрѣнiя, какъ существо неспособное говорить на языкѣ высшей расы*).

Замѣчательно, что собственныя имена другихъ вѣтвей, хотя бы совершенно различныхъ, согласуются съ этимъ высокимъ мнѣнiемъ о себѣ нашихъ родоначальниковъ. Такъ готы временъ римской имперiи кажется тождественны съ жившими прежде нихъ гетами и оба те имени значат «люди породы” или «превосходства.” Даны, предки датчанъ — «блестящiе, славные.” Имя славянъ, хотя и производное отъ совершенно другого корня, выражаетъ понятiе о славѣ, о знаменитости. Таинственное имя Iавановъ, которое Библiя даетъ грекамъ и которое повторяется въ Iафонахъ, а впослѣдмтвiи въ Iоаннахъ или Iонiйцахъ, неожиданнымъ образомъ объяснится, когда окажется, что оно имѣетъ связь съ санскритскими и зендскими именами, означающими молодыхъ (jeunes) или скорѣе защитниковъ (defenseurs) семейства или страны, ибо Варронъ совершенно справедливо сказалъ, что juvenis, молодой, происходитъ отъ juvare и означаетъ того, кто достигъ такихъ лѣтъ, когда можно покровительствовать и защищать. Подобное имя вполнѣ подходитъ къ той части народа, которая, находясь на границѣ, была спецiально призвана защищать свою родину отъ набѣговъ враговъ. Эта вѣтвь, отдѣлившись отъ общаго ствола, сохранила свое имя какъ почетный титулъ.

Нужно замѣтить, что наведенiя, которыя можно извлечь изъ именъ данныхъ арiйскими народами временамъ года, подтверждаютъ наше предположенiе, — что первобытный арiйскiй народъ жилъ подъ умѣренной широтой. Въ Арiанѣ времена года очень отличались между собою; зима была большею частiю суровая, потомучто имя этого времени года наиболѣе сходное во всѣхъ вѣтвяхъ семейства. Эти подробности вполнѣ подходятъ къ Бактрiанѣ, особенно къ ея гористымъ мѣстностямъ. Арiйскому народу кажется извѣстны были только три времени года, какъ будто зима слѣдовала непосредственно зп лѣтомъ, потомучто имена осени всюду различаются. Зима, судя по носимому ею имени, выражаетъ эпоху снѣга или бѣлое время года. Первоначальное имя весны означаетъ время года, одʀвающее земля своимъ зеленымъ покрываломъ. Еще и ныньче во многихъ мѣстностяхъ обѣихъ Индiй, Германiи, Швейцарiи, Францiи и Англiи наступленiе весны символически изображается молоденькимъ мальчикомъ, совершенно покрытымъ листьями. Лѣто, характеризуемое не такъ одинаково, считалось преимущественно временемъ спокойствiя и тишины, что указываетъ скорѣе на пастушескiй, чѣмъ земледѣльческiй народъ.

Типографiя Бактрiаны объясняетъ намъ еще, почему, изслѣдуя языки, мы находимъ поразительное сходство между словами означающими пустыню и словами означающими море. Арiйцы могли знать только одно Каспiйское море. Оно отдѣляется отъ Бактрiаны совершенно безплодной пустыней, почва которой взрыта западными вѣтрами въ видѣ волнообразныхъ бороздъ; эта пустыня понижаясь почти незамѣтно, опускается потомъ до самаго берега, съ которымъ она такъ тѣсно соединяняется, что путешественнику, прiѣхавшему съ востока, море, пока онъ не подъѣдетъ къ нему совершенно близко, кажется только продолженiемъ пустыни. Нужно прибавить, что для народа несвѣдующаго, какъ можно заклячить это изъ другихъ свидетельствъ, даже въ начальныхъ основанiяхъ мореходства, море, какъ и пустыня, представляетъ понятiе о безплодiи, опустошенiи, смерти. Очень часто и по той же причинѣ слова, означающiе западъ, сходств уютъ со словами,      означающими пустыню. Имена горъ и рѣкъ равно заставляютъ насъ признать, что первые арiйцы обитали страну гористую и слѣдовательно обильно орошаемую. Въ томъ же порядкѣ изслѣдованiй нашли этимологическое докзанiе одного легко объяснимаго факта, о существованiи котораго позволяли предпологать и другiяданные, взятые изъ сравнительной миѳологiи, т. е. что первые наковальни состояли изъ большихъ камней, и что на молнiю смотрѣли какъ на камень, падающiй съ неба, чтобы углубиться въ почву. Г. Пикте напоминаетъ по этому поводуявленiе фульгуритовъ или стекловидныхъ трубочекъ, которыя небесный огонь производитъ иногда въ пескахъ. Что касается названiй рѣкъ, то во времена своихъ первыхъ переселенiй черезъ Европу арiйскiе народы кажется «рѣкою” называли просто потокъ воды, подлѣ котораго они поселялись. Имена Рейна, Арно, Орна, Ариона и др. — не что иное какъ кельтское имя, означающее рѣку и выражающее движущiйся, идущiй предметъ. Вотъ этимологiя, которая не должна нравиться германскому патрiотизму. Синду, позендски Генду, откуда Греки образовали Индъ, не имѣетъ другого объясненiя. Но зато въ другихъ случаяхъ въ этимологiи можно найти имена рѣкъ съ особеннымъ, отличающимъ ихъ названiемъ. Темза — рѣка съ темною водою; Дюранса — рѣка съ бурнымъ теченiемъ; Рона — рѣка съ сильнымъ теченiемъ и т. д.

Если справиться съ арiйскими языками относительно той степени цивилизацiи, какой могли достигнуть наши предки до выхода центральной Азiи, то мы разумѣется получимъ результаты довольно неопредѣленные, впрочемъ достаточно явно  доказывающiе, что при переселенiи они уже пользовались нѣкоторымъ развитiемъ, которое хотя не было настоящей цивилизацiей, но ставило ихъ гораздо выше дикаго состоянiя. Такъ напр. несомнѣнно, что они знали употребленiе металовъ, въ особенности золота, серебра, олова, мѣди и вѣроятно желѣза, хотя нѣтъ никакого повода предполагать, что они умѣли дѣлать сталь. Это опять приводитъ насъ къ Бактрiанѣ, такъ какъ извѣстно, что горы Гандуко изобилуютъ всякаго рода металами. Этимологическiя изысканiя подтвердили предположенiя палеонтологiи, которая склонна видѣть въ неизвѣстныхъ людяхъ перiода, называемаго каменнымъ, — другую расу, а не ту, которая оставила въ своихъ металическихъ инструментахъ и оружiяхъ слѣдъ высшаго развитiя. Правда, употребленiе металовъ не составляетъ само по себѣ достаточнаго свидетельства истинной цивилизацiи; такъ негрскiя племена живутъ на востокѣ Африки, гдѣ желѣзо приготовляется съ замѣчательнымъ искуствомъ, несмотря на весьма дурное качество продуктовъ, употребляемыхъ на работу, и откуда оно распостраняется между внутренними племенами; однако негры погружены еще въ состоянiи ужаснаго варварства. Но если употребленiе металовъ не служитъ доказательствомъ непремѣнной цивилизацiи, то послѣдняя не можетъ обойтись безъ нихъ.

Сравненiе именъ растенiй мало дастъ положительныхъ данныхъ. Я даже опасаюсь, что здѣсь г. Пикте, несмотря на свою обычную осторожность, увлекся выводами нѣсколько преждевременными. Впродолженiи долговременныхъ переселенiй арiйскихъ народовъ общiя названiя деревьевъ и плодовъ сдѣлались частными, или наобротъ частныя имена обобщились. Такъ напр. французское слово pomme (яблоко) означающее одинъ плодъ, у латинцевъ обозначало плодъ вообще. Безъ сомнѣнiя виноградъ и вино извѣстно арiйцамъ, и любопытно найти въ санскритскомъ словѣ rasin (сочный) французское raisin (виноградъ), перешедшее къ франузскому отъ латинскаго racemus. Этимологическiй смыслъ весьма распостраненнаго слова vin (вино) дѣлаетъ изъ него «любимый” (aime) напитокъ. Другой довольно интересный и несомненный фактъ есть тотъ, что ржи и рису порознь было дано то же самое названiе въ двухъ большихъ направленiяхъ, опредѣленныхъ основнымъ раздѣленiемъ народовъ на Индусовъ и на Европейцевъ. Одно общее названiе обозначало злачное, а французское слово riz есть измѣненiе слова санскритскаго, которое въ Польшѣ обратилось въ польское названiе ржи, rez. Вообще можно сказать, что флора, предполагаемая по лингвистикѣ народовъ индо–европейскихъ, говоритъ о странѣ умѣренной, плодородной, сходной съ той, въ какой живемъ мы. Береза, растущая только на югѣ, подальше отъ Гималайскихъ горъ, имѣетъ одинаковое названiе на санскритскомъ и на многихъ европейскихъ языкахъ. Все это указываетъ на Бактрiану, въ которой Квинъ–Курцiй (VII, 4) хвалитъ плодородiе, прекрасныя деревья, превосходный виноградъ, хорошее вино и разнообразную культуру.

Фауна доставляетъ намъ тѣ же указанiя и болѣе убедительныя. Углубившись въ древнѣйшую исторiю нашей расы, мы находимъ быка, лошадь, барана, свинью, собаку уже домашними животными. Кажется даже, что уже арiйцы образовали цѣлые виды домашняго быка. Его арiйское названiе дѣйствительно удержалось за нимъ гораздо дальше за географическими границами арiйской семьи, а это есть одинъ изъ законовъ истор. и человѣческихъ языковъ, что названiя домашнихъ животныхъ переходятъ къ народамъ, получающихъ ихъ извнѣ вмѣстѣ съ незнакомой формой. Точно также туземцы сѣверной Америки дали лошади названiя, въ которыхъ звучитъ слово англiйское, между тѣмъ какъ южные американцы заимствовали слова с испанскаго. Но сомнительно, чтобы наши предки арiйцы употребляли въ службу осла. Кажется они знали его только въ дикомъ состоянiи и получили его прирученнаго и дресированнаго уже позднѣе изъ рукъ народовъ симитическихъ, у которыхъ онъ съ самаго начала былъ въ большой чести. Сравнительная этимологiя дала также вѣсь недавнему предположенiю натуралистовъ, которые, основываясь на атаномическихъ опытахъ, утверждали, что наша домашняя свинья происходитъ не отъ кабана нашихъ лѣсовъ, какъ это долго думали, но отъ одного азiатскаго вида, еще водящагося въ Персiи. Если послѣднiй фактъ доствѣренъ, то арiйскiе переселенiя безъ сомнѣнiя привели вмѣстѣ съ собою это полезное животное, которое такъ легко содержать; этимологiя обоихъ названiй двухъ однородныхъ существъ дѣлаетъ этотъ фактъ, такъ сказать, вѣрнымъ. Собака всюду сопровождала нашихъ предковъ. Названiе ея, и санскритское и кельтское, — одно изъ наиболѣе сохранившихся. Французскiе сѣверные крестьяне произносятъ его такъ, какъ произносили ихъ предки четыре тысячи лѣтъ тому назадъ. Гусь, очевидно, пѣтухъ и курица, вѣроятно, составляли часть первоначальнаго птичьяго двора. Сомнительно, чтобы арiйцы владѣли домашней кошкой или голубемъ. Къ несчастiю они перенесли въ Европу также своихъ паразитовъ, которые кажется нашли ее очень удобной для себя: мышь, санскритское названiе которой весьма распостраненное въ европейскихъ языкахъ, означаетъ воровку, — и блоху (сильно размножающюяся).

Относительно дикихъ животныхъ, сравнительная этимологiя позволяетъ намъ думать, что первыя арiйскiя поселенiя нашли льва еще въ Европѣ; — предположенiе это подтверждается многими греческими миѳами. Что касается тигра, который распостраненъ до самыхъ туранскихъ пустынь, но котораго никогда не видали въ историческiя времена на западѣ Каспiйскаго моря, то должно быть европейцы забыли о немъ. Греки позднѣе назвали его tigris (тигръ) — разомъ означающее и животное и рѣку того же имени, а по смыслу санскритскаго корня выражающее понятiе быстроты. Бобра напротивъ арiйцы встрѣтили еще въ нашихъ рѣкахъ. Названiя медвѣдя, волка, лисицы доходятъ до первобытной Арiаны. Ворона во многихъ языкахъ носитъ еще свое санскритское имя, значущее какой крикъ! Плиска или трясогузка — маленькая птичка, такъ называемая по причинѣ ея трясущихся перьевъ (пофранцузски она называется еще bergerannete по причинѣ привычки ея слѣдовать за стадами) — уже съ самаго начала получила названiя, намекающiя на ея характеристичныя особенности. Посанскритски ее называютъ «бьющая крыльями”; поарморикански — «маленькая прачка” (и во Францiи ее иногда называютъ «Lavandiere», прачка), потому что птичка эта любитъ придерживаться береговъ рѣкъ; такъ какъ она слѣдуетъ за землепашцемъ, чтобы клевать червей, показывающихся на только–что взрытыхъ бороздахъ, то скандинавскiй языкъ называет ее «работницей”, а шведскiй — «сѣятельницей”. Нужно замѣтить, что арiйское названiе паука — ткачъ, и какъ искуство ткать было извѣстно прежде разселенiя, то нѣтъ ничего невѣроятнаго въ предположенiи,что видъ паука, ткущаго свою паутину, внушилъ человѣку мысль объ этомъ столь полезномъ искуствѣ.

Все предыдущее позволяетъ намъ составить нѣкоторое понятiе о родѣ жизни арiйцевъ до ихъ переселенiя. Изъ него следуетъ, что бродячая жизнь дикаго охотника уже давно закончилась для арiйцевъ въ то время, когда они отыскали новыя страны, и можно доказать, что у нихъ тогда преобладала пастушеская жизнь. Нетолько названiя главныхъ пасущихся животныхъ этимологически суть тѣ же самыя въ большей части арiйскихъ языковъ, но существуетъ удивительная связь въ словахъ, означающихъ patre, pature, paturage, troupeau, etable (пастухъ, кормъ, пастбище, стадо, стойло) и др. Этотъ корень pa сдѣлалъ мiровой кругъ вмѣстѣ со своимъ первоначальнымъ смысломъ, — кормить, покровительствовать, охранять. Латинская богиня Палесъ пеклась о стадахъ, и слово palais сперва означало не что иное, какъ пастбище. Во многихъ языкахъ имя короля, государя и имя пастыря — тождественны. Сравнительная этимологiя тѣмъ же самымъ ударомъ сбросила къ подножiю пьедьестала, воздвигнутаго извѣстнымъ пантеизмомъ, бѣднаго бога Пана, который, вмѣсто великаго вседержителя, оказался только патрономъ аркадскихъ пастуховъ. Слова, означающiе стойло, выражаютъ время, когда не было еще подобныхъ зданiй, но были простые стоянки или парки на открытомъ воздухѣ, гдѣ стада проводили ночи. Нужно замѣтить здѣсь, что масло очень мало было извѣстно вѣтви греко–латинской; а сыръ не имѣетъ названiя ни на санскритскомъ, ни въ древнихъ сѣверныхъ языкахъ. Изученiе арiйскихъ древностей подтвердило то, что было уже извѣстно изъ Библiи, т. е. что первое богатство состояло и цѣнилось въ стадахъ. Названiя, отличающiе собственность, деньги, добычу, вездѣ соединяются съ названiями скота и стада.

Что касается земледѣлiя, то оно не достигло такого важнаго значенiя во времена нераздѣльнаго единства арiйскаго народа, но замѣчательно, чтоевропейскiя вѣтви семейства употребляютъ слова того же источника для наименованiя важнѣйшихъ земледѣльческихъ процесовъ, какъ вспашка, сѣянiе, жатва, между тѣмъ какъ азiатскiеязыки, зендскiй и санскритскiй, не имѣютъ паралельныхъ имъ словъ. Это подтверждаетъ фактъ перваго раздѣленiя на двѣ групы, изъ которыхъ одна осталась азiатской или индо–иранской, другая сдѣлалась впослѣдствiи европейской и превосходила первую въ земледѣльческой жизни. Иго или ярмо (foug) есть общее слово въ семействѣ, показывающее, что быкъ былъ животное по преимуществу ломовое. Колесница, колесо, ось соотвѣтствуютъ древнѣйшимъ словамъ. Молотьба есть процесъ, изобрѣтенный сѣверными народами и до сихъ поръ неизвѣстный народамъ южнымъ.

У перваго арiйскаго народа были опредѣленныя жилища, построенныя изъ дерева, въ которыхъ  приготовляли пряжу изъ волокнистыхъ растенiй. Арiйцы умѣли также ткать, а удовлетворительныя указанiя свидѣтельствуютъ, что инструментъ, которымъ они пользовались для этого, заставлялъ ткача работать стоя. Такое положенiе во время тканья осталось въ употребленiи въ Индiи. Древнiе Египтяне ткали точно также. По словамъ Ливингстона этимъ же способомъ ткутъ населенiя центральной Африки.

Мореходство у нашихъ праотцовъ находилось въ младенчествѣ. Мы встрѣчаемъ у нихъ только названiе лодкивъ собственномъ смыслѣ и весла; это доказываетъ соотвѣтственно всѣмъ нашимъ гипотезамъ объ обитаемой ими странѣ, что они упражнялись только въ рѣчномъ судоходствѣ и притомъ на небольшомъ пространствѣ*). Сравнительная этимологiя словъ индо–европейскихъ, относящихся къ войнѣ, показываетъ съ другой стороны, что наши предки были народомъ отважнымъ, воинственнымъ, у котораго идея о битвѣ, удали, добычѣ занимала большое мѣсто. Шесть вѣтвей арiйской семьи выражаютъ однимъ и тѣмъ же словомъ понятiе о славѣ, взятой какъ результатъ совершонныхъ подвиговъ, далеко гремящихъ. Военные доспехи должно быть восходятъ также до глубокой древности. Каждый мог видѣть по маленькимъ фигуркамъ, снятымъ съ колоны Траяна и состовляющiе часть колекцiи Кампаны, что германцы, разбатые Траяномъ на Дунаѣ, уже носили желѣзные латы, какъ рыцари среднихъ вѣковъ. Знамя — тоже весьма древнее слово и вещь, представляемая имъ, чувства, имъ внушаемыя, должно быть тоже древны въ нашей расѣ.

Проникнувъ въ домашнюю жизнь арiйскихъ народовъ, мы находимъ ихъ живущими въ деревянныхъ домахъ (слово стѣна (mur) первоначально означало не что иное, какъ плетень); и одно изъ первыхъ названiй крыши заставляетъ предполагать, что она состояла изъ кусковъ, соединенныхъ вмѣстѣ и сходящихся къ одной точкѣ на вершинѣ зданiя. Они кажется не имѣли оконъ, ни пороговъ въ собствѣнномъ смыслѣ, но у нихъ были двери. Древнiй очагъ состоялъ въ камнѣ, положенномъ посорединѣ жилища, а кухня, какъ во ыранцузскихъ старинныхъ фермахъ, была собственно мѣстомъ собранiя семейства. Предки наши разумѣется носили одежду, но невозможно опредѣлить родъ ихъ костюмовъ; интересно замѣтить, что сходныя санскритскiя и европейскiя, выражающiя наготу, относятся къ корню, выражающему стыдъ. Арiйцы должно быть имѣли также сильную склонность къ крѣпкимъ напиткамъ. За недостаткомъ вина, приготовляли медъ, и названiя обоихъ напитковъ часто смѣшивалось въ различныхъ вѣтвяхъ семейства. Нектаръ слово древнее и должно, по словамъ г. Куна, означать напитокъ, уничтожающiй воспоминанiе о существующемъ*). Скандинавы имѣли свой особый «напитокъ забвенiя”. Эти изслѣдованiя о младенчествѣ нашей расы доказываютъ, что тогда уже знали меланхолiю. Послѣднiй названный нами учоный показалъ какъ много мѣста занимаетъ въ релiгиозныхъ идеяхъ арiйскихъ народовъ миѳологическое понятiе о «безсмертномъ напиткѣ» (eau–de–vie) амритѣ индусовъ. Какъ жаль, что оно не остановилось на этомъ!

Одна изъ самыхъ интересныхъ областей въ этомъ родѣ изслѣдованiй — область словъ, относящихся къ семейному быту. Я не скажу, что первое устройство семьи у арiйцевъ возвысило эту расу, потомучто справедливѣе смотрѣть на это учрежденiе какъ на знакъ уже существующаго общаго превосходства племени.; интереснѣе поймать, такъ сказать, на дѣлѣ, древнiя понятiя о взаимныхъ отношенiяхъ членовъ семейства такими, какими можно хъ вывести изъ этого этимологическаго изученiя самыхъ древнихъ словъ этого отдѣла. Мы съ большимъ удивленiемъ встрѣчаемъ здѣсь нѣжность чувства въ противоположность тому, что другiя указанiя жизни арiйцевъ даютъ замѣтить въ нихъ грубаго и даже звѣрскаго.

Бракъ существовалъ у нихъ и былъ окружонъ для женщины торжественными и покровительственными обрядами. Мужъ приводилъ жену свою къ себѣ (dureme uxorem): выраженiе это встрѣчается вездѣ. Соединенiе рукъ помолвленныхъ, dextrarum junctio латинцевъ, служило символомъ обѣщанiя взаимной обязанности; нетолько на языкѣ новѣйшей вѣжливости мужчина проситъ руки, которую женщина ему даетъ, но этотъ способъ выражаться доходитъ до самой глубокой древности. Отъ береговъ Ганга до береговъ Шэннона приданое дѣвушекъ состояло въ коровахъ. Въ нѣкоторыхъ округахъ Швабiи существуетъ еще обычай давать новобрачной самую лучшую корову изъ стада, которая, украшенная цвѣтами и лентами, сопровождаетъ брачную колесницу. Въ прекрасномъ сочиненiи г. доктора Гааса*) о ведскихъ брачныхъ церемонiяхъ нужно обратить вниманiе на замѣчательное сходство, представляемое обычаями, которые еще въ силѣ во многихъ малоизвѣстныхъ мѣстностяхъ нашего запада, съ обычаями, нѣкогда процвѣтавшими въ Санта–Синду. Все доказываетъ также, что одноженство было всегда правиломъ нашей расы, несмотря на нѣкоторыя, всѣмъ извѣстныя, исключенiя во времена историческiя. Мужъ значитъ «господинъ, кормилецъ, защитникъ”; а жена «госпожа, nutrienda, та, которую нужно кормить, любезная, почитаемая”. Первыя имена, данныя ребенкомъ отцу и матери, одинаковы во всѣхъ языкахъ, потомучто они вездѣ зависятъ отъ устройства органовъ голоса у ребенка и отъ извѣстныхъ нѣкоторыхъ звукоподрожательныхъ словъ, не болѣе важныя названiя отца и матери, которыя необыкновенно сходствуютъ между собою во всѣхъ индо–европейскихъ языкахъ, дѣлаютъ изъ перваго — «защитника”, а изъ матери — «родившую, образовавшую ребенка”. Имя дочери почти во всѣхъ арiйскихъ языкахъ значитъ «доющая коровъ”; это очевидно переноситъ насъ къ пестушескимъ нравамъ первобытнаго арiйскаго семейства. Санскритскiе названiя, которыя изъ пеъiода арiйскаго единства, даютъ сыну имена, выражающiя «приносящiй счастiе, разгоняющiй горе” и др. Братъ означаетъ какъ поддержка сестры, сестра — какъ подруга дома своего брата, — отношенiя вполнѣ естественныя и, согласимся, схваченныя съ необыкновенной вѣрностью. Дядя и тетка получаютъ имена, дѣлающiе изъ нихъ второго отца и вторую мать; наоборотъ племянникъ и племянница смѣшиваютъ свои имена съ названiемъ дѣтей или внуковъ. Наконецъ единство семейства выражалось въ арiйской расѣ почти всегда передачею дѣтямъ имени отца. Такъ какъ важность имени, посанскритски naman, полатински nomen, была признана, то одно и то же слово сохранилось во всѣхъ вѣтвяхъ, чтобы выражать его, а корень основалъ изъ него, равно какъ изъ еврейскаго, совершенно отличнаго, выраженiя shem, знакъ, то, по чему узнаютъ индивидумъ.

Когда отъ семейства мы перейдемъ къ обществу, то сравнительная филологiя сообщаетъ намъ, что общественное единство дѣйствительно установилось, какъ это предполагали теоретически, т. е. что соединенiе нѣсколькихъ семействъ, изъ которыхъ въ каждомъ отецъ былъ и пастухомъ и королемъ, образовало первую общину или кланъ; нѣсколько клановъ составляли племя, племена въ свою очередь — народъ, управляемый королемъ, заботившимся объ общихъ интересахъ. Слова, означавшiе сперва мѣсто соединенiя и собранiя семейства, сдѣлались въ теченiи времени синонимами судилища, или мѣстомъ совѣщанiя общины; первоначальное vic (латинское vicus) сначало значило жилище, а потомъ послѣдовательно стало выражать хижину, деревню и кланъ. Греческiй фратрiй, латинскiй родъ (gens), ирландскiй кланъ (clann) въ сущности выражаютъ не что иное, какъ семейство.

Подобныя же наблюденiя даются образованiемъ племени и народа. Извѣстно, что древнiе арiане не были народомъ централизованнымъ въ новѣйшемъ смыслѣ: они сохранили свое раздѣленiе на племена, привязанныя къ своей  внутренней независимости. Таково и ныньче еще общественное положенiе народонаселенiй, живущихъ въ той странѣ; таково и ныньче еще, прибавимъ мы, политическое положенiе, избираемое нерѣдко нашею расою, гдѣ она предоставлена своимъ собственнымъ стремленiямъ. Доказательство тому — Швейцарiя, древнiе Нидерланды, Соединенные Штаты, англiйскiе колонiи; и въ сущности  таково же постоянное политическое положенiе Европы, взятой вообще, раздѣленной на двадцать нацiональностей, большихъ и малыхъ, не равнаго могущества, но вообще союзныхъ, со времени нѣсколькихъ вѣковъ, чтобы сообща противодѣйствовать неограниченному преобладанiю одной изъ нихъ. Римъ же привилъ намъ противоположное стремленiе. Съ другой стороны наши предки въ высшей степени чувствовали сознанiе общности своей расы. Они сознавали въ себе одну нацiю*) т. е. большое семейство, отличенное отъ другихъ человѣческихъ группъ. Король былъ сначала только наставникомъ, руководителем, а его греческое названiе basileus — «поставленный на камень” — сближенное съ выраженiями и преданiями германскими, скандинавскими, шотландскими, свидѣтельствуетъ кромѣ того о древнемъ обычаѣ арiйцевъ ставить на камень того, кого народъ избралъ на сходкѣ своимъ начальникомъ.

Интересно найти въ самобытной философiи языковъ совершенно безпристрастное подтвержденiй теорiй, выработанныхъ высшихъ разумомъ просвѣщеннаго человѣчества. Такимъ образомъ, одно изъ древнихъ названiй богатства, опредѣляетъ его какъ прiобрѣтенiе, дѣлаемое посредствомъ труда. Можно сказать, что философiя врождена нашей расѣ, и въ обѣихъ Индiяхъ, въ Грецiи, въ Германiи, во Францiи, почти всюду, гдѣ наша раса образовала исторiю, она образовала также философiю съ той смѣлостью и глубиной, которыхъ никогда не достигали ни китайцы, ни симиты. Конечно не въ отдаленныхъ временахъ перваго единства можно встрѣтить первыя ачала умственной работы утонченной цивилизцiи; но первоначальный языкъ свидѣтельствуетъ о философскомъ направленiи тѣхъ, которые произвели его на свѣтъ. Человѣкъ для нашихъ праотцевъ арiйцевъ было «существо мыслящее”, man, сохранившееся въ германскихъ языкахъ, — въ manou индейскомъ, — въ mens латинскомъ. Думать значит «говорить въ своемъ животѣ”, выражается дикiй; арiецъ же говоритъ: думать — «волноваться въ себѣ самомъ” (co–gitare). Душа — это дуновенiе, то, что есть у самаго невещественнаго въ мiрѣ. Познавать значитъ «собирать, получать, схватывать”. Нисколько не играя словами, можно сказать, что на языкѣ нашихъ предковъ познанiе значитъ «рожденiе ума”. Желать значитъ «выбирать, любить” и если хорошенько подумать, то мы увидимъ, что это — единственное рацiональное опредѣленiе слова — желать. Сочинить гимнъ значитъ соткать его. Вспоминать — «снова думать, возобновить въ себѣ мысль”, и этотъ смыслъ, указанный санскритскими корнями, безъ сомнѣнiя найдется въ латинскомъ recordari (заставить возвратиться къ сердцу), въ германскомъ erinnern (заставить войти въ себя), въ англiйскомъ recollect, во французскомъ rappeler. Нравственное зло, это — пятно, то, что чернитъ. Какая созерцательная тонкость въ этихъ самодѣльныхъ представленiяхъ умственныхъ и нравственныхъ проявленiй!

Кажется письмо не было извѣстно, или по крайней мѣрѣ распостранено у арiйцевъ прежде ихъ разселенiя. Отъ этого происходитъ куча символическихъ обычаевъ, смыслъ которыхъ, исчезнувшiй даже тамъ, гдѣ они сохранились, снова проясняется если идти по слѣдамъ до историческаго ихъ происхожденiя. Борозда, проведенная в округъ поля, образовала первоначальную границу. Передача собственности путемъ обмѣна, продажи или наслѣдства была окружена торжественными обрядами. Пожатiе руки, или ударъ по рукѣ продавца, что въ старинномъ французскомъ языкѣ называли ferir la paume, употреблялся въ самой глубокой древности какъ знакъ закляченнаго торга. Другой обычай, тоже очень древнiй и характеристичный въ нашей расѣ, — обычай сламывать соломинку. Этотъ обычай происходитъ отъ того простого явленiя, что только тотъ кусочекъ, который былъ отломленъ отъ соломинки, можетъ совпадать съ нею при соединенiи. Потому это было настоящей роспиской въ рукахъ покупателя. Латинское слово stipula, отъ котораго французы произвели stipulation (условiе), значитъ соломинка. Этотъ договоръ, еще и ныньче употребляемый у горцевъ Индiи и на островѣ Мэнѣ, разнообразится на практикѣ, и между тѣмъ какъ въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ оно обозначало контрактъ, обѣщанiе, куплю, въ древней Францiи оно представляло уступку, отказъ отъ права и сдѣлалось такимъ образомъ символомъ разлуки влюбленныхъ, что такъ хорошо представилъ Мольеръ въ своей Маринеттѣ и Гро–Рене. Во мракѣ темной древности мы встрѣчаемъ также нѣкоторыя формы судопроизводства. Въ особенности испытанiе невинности или судъ Божiй (ордалiи), почти всеобщiй въ человѣческомъ родѣ, принялъ у арiйцевъ особенныя формы, глубокая древность которыхъ доказывается одновременнымъ существованiемъ ихъ у индiйцевъ, персовъ, скандинавов и германцевъ.

Сравнительная филологiя позволяетъ намъ такимъ образомъ до происхожденiя явленiй, самыхъ обыкновенныхъ въ обыденной жизни. Напр. она сообщаетъ намъ, что первое понятiе о странахъ свѣта основывалось на различенiи правой и лѣвой сторонъ. Люди древнихъ временъ, поклонявшiеся солнцу при восходѣ, правильно называли востокъ тѣмъ, что находится впереди, западъ — тѣмъ, что лежитъ позади, югъ — правой стороной, а сѣверъ — лѣвой. Санскритскiй, кельтскiй и ирландскiй языки — свидѣтельства этого первоначальнаго способа опредѣлять четыре страны свѣта. Луна скорѣе чѣмъ солнце должна была служить измѣренiемъ времени, потомучто ея движенiя легче было разсчитать и предсказать. Поэтому лунный мѣсяцъ вездѣ существовалъ прежде солнечнаго и, только вспомнивъ объ этомъ первобытномъ календарѣ, мы поймемъ нѣкоторыя мѣста индѣйскихъ и иранскихъ авторовъ, которые называютъ десятый мѣсяцъ мѣсяцемъ беременности. Понятiе о томъ, что затмѣнiя происходятъ отъ болѣзни свѣтила или отъ нападенiя враждебнаго ему существа, понятiе о томъ, что млечный путь есть  небесная дорога также принадлежитъ къ древнѣйшимъ идеямъ нашихъ предковъ. Они кажется не умѣли различать созвѣздiя, исклячая медвѣдицы. Наконецъ первыя названiя чиселъ, которыя дѣйствительно сходны во всѣхъ вѣтвяхъ семейства, своею этимологiей свидѣтельствуютъ, что первую систему нумерацiи человѣкъ основалъ на пяти пальцахъ своей руки. Пять значитъ распростертая рука; десять — двѣ распростертыя руки; одинъ значитъ этотъ и указывается поднятымъ пальцемъ; два — эти и т. д. Замѣтимъ, однакожъ, что паралельность числительныхъ словъ останавливается на сто, и это заставляетъ догадываться, что способъ вычисленiя находился еще въ младенчествѣ.

 

III

 

Наконецъ мы дошли до самой богатой и во многихъ отношенiяхъ самой интересной изъ областей, открытыхъ для сравнительной филололгiи, — области релiгиозныхъ вѣрованiй. Здѣсь филологическая наука является только помошницей совершенно новой науки сравнительныхъ религiй. Чтобы найти въ нихъ общее происхожденiе, нужно сблизить нетолько слова, но и миѳы, учрежденiя, догматы, богослуженiя. Это наука уже готова образоваться, но она еще далеко не установилась окончательно. Исторiя религiй и миѳологiй нашей расы очень неполна и ошибочна, пока не станемъ сближать нацiональныя европейскiя древности съ древностями иранскими индускими. С другой стороны, некоторыя новыя обобщенiя сдѣланы можетъ быть слишкомъ поспѣшно. Даже сравнительная этимологiя бываетъ иногда невѣрнымъ руководителемъ въ этомъ родѣ сближенiй. На разстоянiи отъ Каспiйскаго моря до мыса Финистера имена боговъ и богинь могли измѣниться въ значенiи, и я думаю найти неоспоримыя доказательства этого въ греческой миѳологiи, объясненiе которой такъ много выиграло отъ сравненiя ея съ ведскими миѳами. Слѣдовательно, мы должны ограничиться только нѣкоторыми общими и точными данными.

Однако въ этомъ пунктѣ мы не можемъ согласиться со всѣми результатами, выведенными остроумнымъ и учонымъ женевскимъ филологомъ. Онъ полагаетъ, что если релiгiя нашихъ предковъ арiйцевъ, достигшая своего послѣдняго развитiя, состояла въ поэтическомъ политеизмѣ, въ поклоненiи обоготворенной природѣ, то ничѣмъ нельзя доказать, что вначалѣ она имѣла тотъ же самый характеръ, и въ именахъ, данныхъ божеству, г. Пикте видитъ даже доказательство нѣкотораго монотеизма, безъ сомнѣнiя не строгаго, однакожъ существовавшаго и предшествовавшаго историческому политеизму.

Конечно, еслибы мы имѣли предъ собою положительные факты, свидѣтельствующiе, что именно таковъ былъ ходъ человѣческаго ума, то необходимо было уступить и признать, противъ всякой очевидности a priori, что человѣкъ, когда онъ былъ погружонъ въ самое глубокое невѣжество, лучше понимать релiгиозную истину, чѣмъ въ другую эпоху, когда онъ началъ размышлять и познавать. Но существуютъ ли эти факты? А такъ какъ мы не можемъ сослаться на такiе, которые могли бы служить намъ доказательствами, то не должны ли мы остаться при гипотезѣ, подтверждаемой столькими аналогiями, — постепеннаго возвышенiя религiи, какъ и всѣхъ другихъ сферъ, въ которыхъ движется умъ человѣческiй, отъ самыхъ наивныхъ понятiй до самыхъ высокихъ идей. Мы не коснемся здѣсь Библiи, потомучто при появленiи Авраама по всей землѣ уже господствовалъ политеизмъ, а въ свидѣтельствахъ миѳологическихъ временъ, предшествующихъ появленiю отца вѣрующихъ,  нѣтъ ни одного слова объ образованiи политеизма. Скорѣе можно сказать, что множественное число симитическаго имени Бога, сдѣлавшееся majestaticus (выражающiй превосходство); служитъ доказательствомъ политеистическаго основанiя, изъ котораго въ таинственныя времена развитiя человѣческихъ расъ произошолъ первый монотеизмъ. Когда, съ другой стороны, подумаешь о дѣтской наивности ведскаго обожанiя природы, столь близкаго къобщей колыбели, то можно ли предполагать, что мы находимся лицомъ къ лицу съ извращонными понятiями о религiи?

Дѣйствительно ли филологическiе факты, прводимые г. Пикте для подтвержденiя своего мнѣнiя, имѣютъ ту важность, которую онъ имъ приписываетъ? Я въ этомъ сильно сомнѣваюсь.Самое древнее названiе Бога въ языкахъ арiйскихъ есть слово дева. Мы его находимъ на санскритскомъ, на зендскомъ (гдѣ оно принимаетъ смыслъ демона или злого бога), на греческомъ, латинскомъ, иранскомъ, кимрскомъ, литовскомъ. Въ этомъ мѣстѣ г. Пикте начинаетъ филологическiй споръ и стремится доказать, что слово это собственно значило не «лучезарный”, какъ утверждали, но «небесный”, что доказываетъ, говоритъ онъ, понятiе о Богѣ, поставленномъ выше мiра. Къ несчаастiю, если слово дева значитъ небесный, то слово дивъ, которое происходитъ отъ перваго и означаетъ небо, на арiйскомъ языкѣ, по мнѣнiю г. Пикте, значитъ «лучезарный”, поэтому я не знаю, возможно ли не убѣдиться, что «небесное существо” равнозначуще — «существу лучезарному.” Арiйское же дева всегда было не болѣе какъ естественное олицетворенное явленiе,и если другое ведское названiе Бога — Бага, — однородное древнему славянскому слову Богу, что значитъ почитаемый, обожаемый, если это слово не указываетъ прямо на поклоненiе природѣ, то со мною безъ сомнѣнiя согласятся и въ томъ, что оно равно не доказываетъ и противнаго.

Не забываютъ ли въ этихъ спорахъ объ извѣстныхъ намъ арiйскихъ названiяхъ Бога, что этимъ путемъ мы не можемъ придти ни къ какому опредѣленному источнику. Г. Пикте очевидно вполнѣ признаетъ, что наши праотцы были политеистами до своего раздѣленiя, но что этотъ политеизмъ существовалъ очень давно. Онъ имѣлъ уже свою исторiю и очень естественно, что въ историческомъ развитiи политеизма были основанiя, зародыши, зачатки монотеизма. Въ то время, когда признавали нѣсколько божествъ между ними признавали также общность божественной природы. Отсюда происходятъ прилагательныя — лучезарный, обожаемый, живой, могущественный, которые послѣдовательно сдѣлались существительными. Богъ, Небо было олицетворенно, сдѣлалось предметомъ поклоненiя и стало представлять собою высочайшаго Бога, высоко стоящаго надъ всѣми другими и владѣющаго непреодолимымъ оружiемъ — молнiей. Такимъ образомъ въ большей части миѳологiй небо равняется Юпитеру греческой миѳологiи — верховному отцу боговъ и людей. Наконецъ ясно, что умъ человѣческiй по мѣрѣ того, какъ онъ наблюдаетъ и повинуясь могущественному закону, скрытому въ глубинѣ его существа, размышляетъ о логическомъ изслѣдованiи единства, онъ постепенно доходитъ до монотеизма, но это движенiе очень медленно и много задерживается очарованiемъ преданiй и привычекъ, и не слѣдуетъ относить къ началу то, что могло имѣть мѣсто только на концѣ. Ребенокъ быстро замѣчаетъ движенiе одного предмета, блескъ другого, однимъ словомъ всѣ частныя явленiя; но онъ только позднѣе научается видѣть цѣлое всѣхъ предметовъ и понимать общую гармонiю вещей. Древнiй монотеизмъ тамъ, гдѣ онъ истиненъ, неизбѣжно соединяется съ чувствомъ что онъ одинъ только законенъ.

Между релiгиозными идеями, — заимствованными разными вѣтвями семейства изъ общаго центра, — кромѣ идеи о божественной природѣ, существенно лучезарной, мы находимъ еще олицетворене солнца, луны, утренней зари и др. Цѣлое море поэзiи открылось взорамъ наблюдателей съ тѣхъ поръ какъ древнiе миѳы, очищенные криикой, сдѣлались настолько прозрачными, что можно было видѣть природу сквозь ихъ наивные символы. Нужно бы было написать цѣлую книгу, чтобы исчислить всѣ открытiя, сдѣланныя въ этихъ областяхъ, такъ долго непроницаемыхъ. Множество фантастическихъ идей, нѣкогда презираемыхъ, но благодаря романтизму, сдѣлавшихся ныньче общимъ достоянiемъ поэтовъ и артистовъ, существовали еще у арiйцевъ. Напр. извѣстный германскiй миѳъ о дикой охтѣ на пути своемъ оставилъ слѣды на берегахъ Инда и въ лѣсахъ Швабiи. Богъ вѣтра всюду переходитъ пространство во главѣ яростной толпы тучъ и бурь. Напомнимъ также идею о богѣ солнцѣ, проѣзжающемъ по небу въ колесницѣ, за ряженной огненными конями. Нужно было много времени, чтобы дикiя лошади Веды (haritos) сдѣлались тремя извѣстными намъ грацiями (Харитами), спутницами Венеры–Афродиты, — утренней или весенней природы.

Также докозано, что первыя богослуженiя совершались безъ жрецовъ, идоловъ и алтарей, что они основывались главнымъ образомъ на жертвоприношенiяхъ и молитвахъ, и что отецъ семейства нерѣдко долженъ былъ жертвовать своимъ родительскимъ чувствомъ. Существовали ли во времена арiйскаго единства человѣческiя жертвы, къ несчастiю часто встречающiеся у нашихъ предковъ послѣ ихъ раздѣленiя, г. Пикте этого не думаетъ. Однакожъ нѣкоторыя погребальныя обычаи скандинавовъ, германцевъ, литовцевъ, славянъ, древнихъ грековъ, общеизвѣстныя жертвоприношенiя галловъ и римлянъ, во всякомъ случаѣ показываютъ, что этотъ гнусный обрядъ имѣлъ свое начало въ болѣе отдаленномъ прошедшемъ и если Веды предписываютъ вдовѣ только притворно принести себя въ жертву, а не дѣйствительно, какъ этого позднѣе требовали набожные брамины, то вѣроятно жрецы Инда смягчили прежнiй обычай. Рядомъ съ этими печальными заблужденiями перваго изъ человѣческихъ чувствъ, мы съ радостью видимъ, что твердая вѣра въ будущую жизнь входитъ въ самыя древнiя вѣрованiя нашей расы. Мы всюду находимъ слѣды обрядовъ, болѣе или менѣе наивныхъ, къ которымъ прибѣгали для того, чтобы дорогiе покойники тихо и безопасно совершили свой путь къ будущему отечеству. Накрнецъ некоторые предразсудки, дурной глазъ, домовые или кобольды, колдовство и др. доходятъ до самыхъ отдаленныхъ временъ, и странно видѣть сходство предразсудковъ и заблужденiй господствующихъ напр. въ Морбиганѣ, съ предразсудками, процвѣтающими еще подъ сѣнью Гималая. Кто станетъ сомнѣваться, что отъ собаки, которая по понятiямъ нижне–бретанцевъ приводитъ души умершихъ къ священнику Браспаръ, можно правильно перейти къ Меркурiю грековъ и къ собакѣ Индры, воспѣваемой на берегахъ Ганга?

Намъ достаточно было указать здѣсь на нѣкоторыя блестящiя и любопытныя свѣдѣнiя, которыя открываются анализу изслѣдованiемъ индо–европейскихъ началъ. Такимъ образомъ мы нѣсколько поняли интересъ новѣйшихъ наукъ, главный принципъ которыхъ — сравненiе. Да не подумаютъ впрочемъ, что любопытно было здѣсь единственнымъ побужденiемъ воскресить нашихъ неизвѣстныхъ предковъ, Практическiе послѣдствiя подобныхъ изысканiй не замедлятъ можетъ быть обнаружиться въ этомъ образованномъ мiрѣ, который, не вырабатывая однако спецiальныхъ наукъ, открыть ихъ влiянiемъ и даетъ имъ съ теченiемъ времени проникнуть даже къ тѣмъ, которыя о немъ и не подозрѣвали. Такъ, никто не думалъ, что сравнительная филологiя когда–нибудь утвердитъ господство англичанъ въ обѣихъ Индiяхъ. Однако такъ случилось, и невозможно ныньче оспаривать, что англичане на обширномъ полуостровѣ — равны по крови браминскому народонаселенiю, которому они дали правительство организованное и вообще благодѣтельное, особенно если сравнить его съ правительствами арабскими и монгольскими, которыя до прихода англичанъ угнеталт потомковъ арiйцевъ. Ныньче полагаютъ даже, что болѣе просвѣщенныя индѣйцы признаютъ уже эту истину, которая нравится ихъ самолюбiю, и что они гораздо болѣе прежняго расположены дѣйствовать сообща съ европейцами противъ своихъ прежнихъ притѣснителей. Бедуины, татары, монголы — вотъ вѣчные враги нашей расы.

Можно также предвидѣть минуту, когда библейская исторiя получитъ новые подкрѣпленiя и разъясненiя въ открытiяхъ, сдѣланныхъ этими науками, которыхъ называли суетными въ тѣ времена, когда на человѣческiе знанiя смотрѣли какъ на дѣло болѣе или менѣе противное релiгiи. Къ счастiю эта точка зрѣнiя постепенно исчезаетъ въ наши дни. Что касается предмета спецiально насъ занимающаго, то можно вполнѣ убѣдиться, что книга Бытiя, какъ книга релiгиозная, какъ самое замѣчательное свидѣтельство всѣхъ древнихъ памятниковъ исторiи, ничего не потеряетъ, если ея драгоцѣнныя сказанiя о человѣческомъ происхожденiи дополнятся и выяснятся свѣтомъ, почерпнутомъ изъ другихъ источниковъ. Существенно необходимо отбросить всѣ предразсудки, такъ долго вводившiе въ заблужденiе историковъ и богослововъ и заставляя послѣднихъ отрицать все, что не соотвѣтствуетъ библейскимъ сказанiямъ. Станемъ сравнивать совершенно независимо преданiе симитическое и арiйское преданiе, объяснимъ одно посредствомъ другого, и тогда мы будемъ имѣть два свидѣтельства вмѣсто одного, чтобы почерпать необходимыя намъ свѣдѣнiя; это никогда не можетъ быть вреднымъ. Моисей присоединяетъ свои этнологическiя сказанiя къ колыбели своей расы, къ области Арарата, откуда нѣкогда вышли симиты. Не тамъ ли въ самомъ дѣлѣ, не на юго–западѣ ли Каспiйскаго моря находится тотъ пунктъ соединенiя, въ которомъ два семейства народа прежней Азiи — симиты  хаминсы или Хушиты встрѣтились съ Iафетами или арiйцами? Да соединится это преданiе, вполнѣ правдоподобное въ глазахъ науки, съ мыслью объ ужасномъ всемѣрномъ потопѣ, который такъ легко могъ начаться въ долинѣ Тигра и Евфрата: если же кто желаетъ сохрниь преданiе, то это очень естественно, и всегда интересно видѣть, что самое древнее соединенiе двухъ расъ Сима и Iафета образовало у первой живое предчувствiе той великой роли, которая въ исторiи была предоставлена второй расѣ, между тѣмъ какъ Симу приписывали нѣкоторымъ образомъ релiгиозное направленiе въ человѣчествѣ. Въ этомъ отношенiи наводятъ на глубокiя размышленiя слова книги Бытiя, называемыя «Благословленiемъ Ноя”*).

Вспомнить наконецъ, что мудрость состоитъ въ познанiи самого себя; а познавать себя мы можемъ только тогда, когда знаемъ свою страну и свое происхожденiе, потомучто каждый изъ насъ носитъ на себѣ ихъ неизглдимую печать. Въ великой вѣтви человѣчества, къ которой мы принадлежимъ, заключается будущнось мiра. Если хорошенько вглдѣтся, то мы увидимъ, что на землѣ уже издавна существуюъдвѣ цивилизацiи — наша и китайская. Стоитъ ли считать остальныя? Въ настоящее время только одна наша раса подвигается впередъ, распостроняется, расширяетъ свои границы и опережаетъ время; она обязана этимъ тому, что идея о совершенствѣ, о счастiи, о правѣ каждаго искать его, о лучшемъ будущемъ составляетъ неразрывную часть наслѣдства, завѣщанннаго праотцами нашей расѣ. Китайцы любятъ только прошедшее и обожаютътолько своихъ покойниковъ; мы же вѣруемъ въ живого Бога и назначенiе человѣка. Наша цивилизацiя обязана своимъ превосходствомъ также и тому, что въ продолженiи своей долгой исторiи она съумѣла усвоить себѣ все что было лучшаго у другихъ расъ: письмо, мореходство, монотеизмъ; относительно послѣдняго она имѣла счастiе принять не еврейскiй и не мусульманскiй, но христiанскiй законъ. т. е. утверждающiй и освещающiй ея врожденное стремленiе къ безконечному пргресу.

Узнавъ короче свое настоящее происхожденiе, не пойметъ ли наконецъ Европа свои истинные интересы? Не увидитъ ли она, что эти междуранодныя антипатiи, — во имя которыхъ эгоистической политикѣ удается еще установливать освобожденiе народовъ и возстановленiе такого порядка дѣлъ, который далъ бы мѣсто солнцу каждой нацiональности, свободу каждому европейцу, — только предразсудки, которые не оправдываются исторической и христiанской точки зрѣнiя? Хотя бы это дорого стоило самолюбiю французовъ, но нисколько не переставая гордиться могуществомъ и славой нашей страны, не принуждены ли мы признаться что Англiя, при своемъ суровомъ климатѣ меньшемъ народонаселенiи, не такъ сильно развитой общественности — наша соперница на древнемъ материкѣ и почти вездѣ вытѣсняетъ насъ изъ остальной части свѣта? Почему? Этому, увы, много причинъ, но на дѣлѣ онѣ всѣ сводятся къ одной: — между новѣшими великими народами англiйскiй народъ поддержалъ и развилъ съ большею настойчивостью и энергiей чудную способность нашей расы стремиться къ прогрусу путемъ свободы. Hoc signo Vincemus. Именно въ нихъ, въ этомъ благородномъ направленiи, въ самостоятельномъ существованiи, въ свободномъ употребленiи живыхъ силъ состоитъ истинное могущество европейскихъ обществъ. Да сохранитъ наша раса свою первобытную гордость! Ея преданiе — независимость, свобода! Оно не подтверждается не пустой теорiей, но языомъ, памятникомъ болѣе древнимъ и болѣе прочнымъ, несмотря на уклоненiя наружныхъ формъ, чѣмъ памятники Вавилона и Мемфиса. Мы всѣ — сыны арiйцевъ, и наши праотцы, оставляя четыре тысячи лѣтъ тому назадъ свое первое отечество, принсли съ собою свое благородство и завѣщали его намъ. Къ этому постоянному прогресу, къ которому они съ тѣхъ поръ не переставали стремиться, какъ символъ этого прогреса, присоединяется пророчество, которое мы должны оправдать въ умственномъ мiрѣ. Дѣйствительно, мы должны и духовно быть достойны древняго благословленiя: «да распостранитъ, Богъ Iафета".

 

_______

 

 



*)Извѣстно, что Зендъ Авеста — священная книга послѣдователей Зороастра. Означает ли это названiе «Слово жизни”, какъ думали прежде, или «Слово дарующее жизнь”, какъ нѣкоторые думаютъ ныньче, — это вопросъ спорный въ настоящую минуту.

*) Новѣйшiя сочиненiя не позволяютъ болѣе сомнѣваться въ арiйскомъ происхожденiи языка и расы Афгановъ. Ихъ рассказы о происхожденiи своемъ отъ одной еврейской колонiи, приведенной сюда мнимымъ Афганомъ, внукомъ Саула и воиномъ Соломона, не что иное какъ легенда, внушонная имъ мусульманскою гордостью, весьма сильно развитою у нихъ и заставившею ихъ желать присоедененiя къ расѣ правовѣрныхъ. Нѣсколько еврейскихъ или скорѣе симитическихъ словъ, введенныхъ въ ихъ языкъ, вообще положительно арiйскiй и нисколько не симитическiй, вошли въ него вслѣдствiи и подъ влiянiемъ ислама. Можно справиться относительно этого вопроса, долго бывшаго сомнительнымъ, съ учонымъ сочиненiемъ, изданнымъ г. Шпигелемъ подъ слѣдующимъ заглавiемъ: Erda, Berlin 1863, особенно съ 141 стр.

*) Ибг поирландски значитъ страна, племя.

*) Китайцы, эти старыя дѣти, не могутъ выговаривать R и, усвоивъ какое нибудь европейское слово, въ которомъ встрѣчается эта буква, они правильно замѣняютъ ее через B; когда Китайцы называютъ Французовъ Folansi, можно сказать что они слышатъ ихъ нацiональное имя, произнесенное съ особой интонацiей… franse и передаютъ его сколько возможно добросовѣстнѣе.

**) Какъ это дѣлаютъ французскiе крестьяне, когда они говорятъ henarnacher вмѣсто enharacher.

*) Можно съ пользою справиться объ этомъ съ учоною книгою, которую г. Эмиль Бюрнуфъ, достойный наслѣдникомъ носимаго имъ имени, посвятилъ изученiю ведскихъ древностей, подъ заглавiемъ: Essair sar le Weda, — Paris. 1863.

*) Г. Макъ Мюллеръ неосновательно оспаривалъ это значенiе слова Ары; онъ предавалъ ему предпочтительно значенiе земледѣльца (от корня ае, взятаго въ смыслѣ пахать, равнаго латинскому arare) какъ будто наши предки были осѣдлымъ, земледѣльческимъ народомъ среди окружавшихъ его кочующихъ ордъ. Это тѣмъ болѣе невѣроятно, что именно обѣ вѣтви — индусская и иратская, которымъ мы обязаны сохраненiемъ и значенiемъ этого слова, вели почти исключительно пастушью жизнь въ то время, когда переселялись въ страны, гдѣ водворились окончательно.

*) Весьма распостраненный корень nav или nau образовали nau санскритское, naw персидское, **** греческое, noi ирландское, и древне–германское nawa между тѣмъ какъ латинское navs означало корабли navires большихъ размѣровъ, армариканское nev означало только корыть, лахань, noi скандинавское только вазу. Слова также имѣютъ свою судьбу. Первоначальный смыслъ этого слова означаетъ предметъ идущiй.

*) Отъ одного корня, находящагося, между прочимъ, въ латинскомъ языкѣ — nex necare.

*) Въ Jndische Studien г. Вебера. см. стр. 257.

*) Отъ стараго латинскаго gnatio. Санскритскiй корень — gan (рожденiе, родиться)

*) Книга Бытiя IX, 26–27.