4            1874            29 Января

 

ГРАЖДАНИНЪ

 

ГАЗЕТАЖУРНАЛЪ ПОЛИТИЧЕСКIЙ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ.

 

Журналъ «Гражданинъ” выходитъ по понедѣльникамъ.

Редакцiя (Малая Итальянская, д 21, кв 6) открыта для личныхъ объясненiй отъ 12 доч. дня ежедневно, кромѣ дней праздничныхъ.

Рукописи доставляются исключительно въ редакцiю; непринятыя статьи возвращаются только по личному требованiю и сохраняются три мѣсяца; принятыя, въ случаѣ необходимости, подлежатъ сокращенiю.

Подписка принимается: въ С.–Петербургѣ, въ главной конторѣ «Гражданина” при книжномъ магазинѣ АѲБазунова; въ Москвѣ, въ книжномъ магазинѣ ИГСоловьева; въ Кiевѣ, въ книжномъ магазинѣ Гинтера и Малецкаго; въ Одессѣ у Мосягина и К°. Иногородные адресуютъ: въ Редакцiю «Гражданина”, въ С.–Петербургъ.

Подписная цѣна:

За годъ, безъ доставки   ..7 р. съ доставкой и пересылк. 8 р.

« полгода   «   «   ..»      «   «   ....5 »

« треть года.   «   «   ..»      «   «   ....4 »

Духовенство, учителя, волостныя правленiя, служащiе (черезъ казначеевъ) и всѣ живущiе въ Петербургѣ, обращаясь прямо въ редакцiю, могутъ подписываться съ разсрочкою, внося: при подпискѣ 2 р., въ маѣ 2 р., въ сентябрѣ 2 р. и въ ноябрѣ 2 р.

Отдѣльные №№ продаются по 20 коп.

ГОДЪ     Редакцiя: С.–Петербургъ, Малая Итальянская, 21.     ТРЕТIЙ

СОДЕРЖАНIЕ: Народная школа и дворянство. N. — Хроника московскихъ торжествъ. — Иностранныя событiя. В. Пча. — Церковныя дѣла въ Германiи. Z. Z. — О графѣ Александрѣ Петровичѣ Толстомъ. (Слово въ память графа Александра Петровича Толстаго, произнесенное архимандритомъ Неофитомъ Пагидою въ петербургской греческой церкви 20 января 1874 г. Bocпоминанiе о графѣ Александрѣ Петровичѣ Толстомъ. ТФилиппова. — Женщины. Романъ изъ Петербургскаго большаго свѣта. XIX. Les jours sе  suivent et ne se ressemblent pas. XX. Одинъ выздоравливаетъ, другая заболѣваетъ. — На сѣверѣ и югѣ. 1. Изъ Гёте. 2. Изъ Гафиза. Стихотв. A. Майкова. — Еще о старокатоликахъ. Кира Заруцкаго. — Изъ текущей жизни. — Письма хорошенькой женщины. I. Вѣры N... — Послѣдняя страничка. — Репертуаръ съ 28 января пофевраля. — Объявленiя. — ПРИЛОЖЕНIЕ: Уставъ о воинской повинности — стран. 4–8.

 

Такъ какъ снимокъ съ памятника Екатерины II потребовалъ передѣлки, то будетъ высланъ подписчикамъ при № 9.

 

 

НАРОДНАЯ ШКОЛА И ДВОРЯНСТВО.

 

Въ отвѣтъ на слова Государя, сказанныя въ рескриптѣ на имя министра народнаго просвѣщенiя, начинаютъ поступать адресы русскаго дворянства по губернiямъ, въ которыхъ оно выражаетъ свою готовность сегодня, какъ всегда, исполнить волю Государеву, и посвятить себя заботамъ о народной школѣ.

Минута эта въ исторiи нашего государства — одна изъ знаменательнѣйшихъ минутъ какъ въ жизни нашего дворянства, такъ въ жизни нашего народа въ особенности.

Судьба народнаго образованiя, народной школы ставится въ зависимость отъ двухъ вопросовъ: какъ исполнитъ свою задачу министерство народнаго просвѣщенiя, и какъ пойметъ свои новыя обязанности, свое новое призванiе русское дворянство?

Если одна изъ сторонъ, хотя бы немного, отступится отъ живой части своего дѣла въ пользу формальной, въ пользу буквы этого дѣла, а не сущности его, тогда передъ судомъ исторiи она приметъ на себя тяжелую отвѣтственность за недобросовѣстное исполненiе воли Государя въ самомъ важномъ государственномъ вопросѣ — недобросовѣстность, которая потому будетъ страшна, что можетъ погубить все дѣло народнаго образованiя.

Намъ кажется, прежде всего, что въ этомъ вопросѣ не должно быть ни полукомпромиссовъ, ни недомолвокъ и взаимныхъ недоразумѣнiй между переговаривающимися сторонами, то есть между министерствомъ народнаго просвѣщенiя и дворянствомъ. Все или ничего, полное довѣрiе съ одной стороны, полная отвѣтственность съ другой, все притомъ должно быть ясно и точно. Если этого не будетъ, тогда сколько намъ кажется, задача не будетъ исполнена, цѣль не будетъ достигнута, ибо дворянство не получитъ той силы, съ которою оно должно дѣйствовать на поприщѣ народнаго образованiя.

И такъ, смѣемъ думать, что прежде всего сторона уступающая должна отдать себѣ ясный отчеть въ томъ что она уступаетъ, а сторона принимающая, то есть дворянство, въ томъ что она принимаетъ.

Положимъ, напримѣръ, что министерство народнаго просвѣщенiя, имѣя въ виду предоставить дворянству, въ лицѣ предводителей, предсѣдательство въ училищномъ совѣтѣ, губернскомъ и уѣздномъ, захотѣло бы въ тоже время согласить это предсѣдательство съ необходимостью оставить за министерствомъ не только надзоръ надъ народною школою, но контроль надъ училищными совѣтами, надъ пpедсѣдателями ихъ, и даже право дѣлать всѣ назначенiя, перемѣщенiя и увольненiя въ личномъ составѣ учителей. Понятно что въ такомъ случаѣ непосредственное участiе дворянства могло бы обратиться, въ иныхъ случаяхъ особенно, почти что въ формальность, и дворянство, лишенное дѣйствительной власти, не могло бы имѣть отвѣтственности.

Съ другой стороны, положимъ что министерство народнаго просвѣщенiя изъявило бы полную готовность отдать народную школу въ полное завѣдыванie дворянства по губернiямъ, и дворянство подписало бы, въ лицѣ своихъ предводителей, договоръ принятiя на себя полной отвѣтственности за судьбу народной школы въ Россiи, но подписало на cкоро, не обдумавши ни своего положенiя, ни своихъ отношенiй къ нынѣшнему политическому строю Россiи, ни своихъ личныхъ, духовныхъ и матерiальных средствъ, словомъ, подписало бы его въ томъ видѣ и въ той обстановкѣ, въ которыхъ его, то есть дворянство, застаетъ реформа, предначертанная Государемъ. Весьма вѣроятно что если бы это такъ случилось, актъ передачи народной школы, опятьтаки, могъ бы оказаться только формальностью, и судьба ея нисколько не могла бы быть обезпеченнѣе въ рукахъ дворянства.

Намъ кажется что прежде всего вопросъ этотъ, какъ всякое человѣческое дѣло, труденъ потому, что онъ можетъ возбудить, такъ сказать, щекотливыя къ нему отношенiя личностей. Ихъ должны принести въ жертву дѣлy народнаго образованiя — министерство народнаго просвѣщенiя по той причинѣ что оно не лицо, а учрежденiе, обязанное передъ правительствомъ пещись о народномъ просвѣщенiи не изъ за личныхъ, а изъ за общественныхъ интересовъ, и дворянство — съ тѣмъ же самоотверженiемъ, съ которымъ оно свою жизнь приносило и приноситъ въ жертву на войнѣ.

Отстранивъ вcѣ личныя, щекотливыя соображенiя, обѣ стороны увидятъ что онѣ уже сдѣлали самую трудную половину дѣла.

И дѣйствительно, тогда явится возможность приступить къ обсужденiю вопроса со всехъ его сторонъ, не стѣсняясь никакими соображенiями, какъ только общественною пользою.Тогда дворянство будетъ имѣть возможность получить отъ министерства все что признаетъ нужнымъ для обезпеченiя себѣ дѣйствительнаго влiянiя на народную школу съ обязанностью нести полную ответственность, а министерство въ свою очередь получитъ возможность отнестись къ дворянству съ такимъ вопросомъ: я согласно вамъ отдать народную школу, но какiя ваши ручательства, какiя ваши силы, какiя ваши намѣренiя?

Тогда, послѣ этого oбмѣнa предварительныхъ вопросовъ, неизбѣжно явится второй важнѣйшiй вопросъ: много или мало нужно времени на обсужденiе этого дѣла съ обѣихъ сторонъ?

Намъ кажется что именно на предварительную подготовку всего что нужно для рѣшенiя этого вопроса потребуется много времени, и въ особенности много труда, и если съ этимъ дѣломъ поторопиться, намъ кажется еще, что опять таки его можно безвозвратно погубить.

Забывъ что часть обнаружившихся въ народной школѣ недостатковъ оно должно принять на себя, не должно ли министерство народнаго просвѣщенiя, прежде чѣмъ сдавать школы народныя дворянству, передать eму полный и обстоятельный очеркъ состоянiя школъ, въ томъ видѣ въ какомъ онѣ существовали, съ указанiемъ систематическимъ на всѣ недостатки и пороки прежней системы, дабы дворянство могло составить себѣ ясное представленiе о своихъ обязанностяхъ и о своей отвѣтственности.

А на дворянствѣ не лежитъ ли еще большая, еще труднѣйшая предварительная задача: сознать свои недостатки, сознать свою органическую слабость, обдумать всю неизмѣримую трудность дѣла за которое, по призыву сверху, оно берется, и затѣмъ предпринять гигантскiя усилiя, чтобы быть въ силахъ и быть достойнымъ взяться за это дѣло, сплотивъ себя въ единое, крѣпкoe духомъ и крѣпкoe тѣломъ, органическое цѣлое?

Въ виду этого дѣла, дворянству предстоитъ отвѣтить на вопросъ: что оно и естьли оно? и отъ того какъ оно примется за дѣло, будетъ зависѣть не только участь ввѣряемаго ему дѣла, но, какъ мы сказали, и его собственная будущность.

Если дворянство признаетъ себя солидарнымъ съ этимъ дѣломъ только въ лицѣ свохъ предводителей и на нихъ посмотритъ какъ на новыхъ уполномоченныхъ чиновниковъ, если дворянство не соберетъ подъ свое знамя отсутствующiя двѣ трети своего личнаго состава, если дворянство положится только на себя въ своемъ нынѣшнемъ видѣ, и не явится тѣмъ чѣмъ оно исторически должно быть — центральною земскою образованною силою, дружно и тѣсно слитою съ духовенствомъ, купечествомъ и крестьянскимъ сословiемъ, если всѣ эти взаимныя отношенiя оно не регулируетъ съ яснымъ пониманiемъ роли каждаго въ дѣлѣ развитiя народной школы, то принимаясь за такое дѣло, успѣхъ котораго зависитъ именно oтъ дѣйствiя дворянства сообща со всѣми своими и союзниковъ своихъ силами, оно можетъ уже въ началѣ оказаться безсильнымъ, и тогда участь народной школы до такой степени будетъ необезпеченною, что министерство народнаго просвѣщенiя въ правѣ будетъ усумниться въ томъ: лучше ли, чѣмъ прежде, пойдетъ дѣло народнаго образованiя по новой системѣ завѣдыванiя имъ?

Вотъ почему намъ казалось бы что и на дворянствѣ, прежде чѣмъ принять отъ министерства народнаго просвѣщенiя уполномочiе на исполненiе Государевой воли, лежитъ обязанность представить министерству, черезъ своихъ губернскихъ предводителей, на какихъ главныхъ началахъ, и какими силами оно имѣетъ въ виду дѣйствовать; но это должно, казалось бы, послѣдовать тогда, когда министерство успѣеть выработать съ своей стороны и передать дворянству очеркъ нынѣшняго состоянiя народной школы, и дворянство успѣетъ съ нимъ познакомиться.

Намъ на это возразятъ: министерство можетъ выработать инструкцiю, дворянство будетъ ее исполнять, а министерство будетъ слѣдить за ея исполненiемъ.

Нѣтъ, намъ кажется что вопросъ, въ такомъ видѣ, будетъ не совсѣмъ правильно поставленъ. Вопросъ такъ труденъ, сложенъ и важенъ, что тутъ общепринятыми прiемами отдѣлаться невозможно. Дѣло не въ инструкцiи, а въ его сущности, въ отвѣтственности за него.

Дворянство непосредственно привлекается къ дѣлу завѣдыванья народною школою, оно должнo получить власть и нести отвѣтственность, министерство народнаго просвѣщенiя, какъ черезъ попечителей округовъ, такъ и черезъ училищные совѣты и инспекторовъ, тоже привлечено къ отвѣтственности за народныя школы; земство, вълѣтъ сдѣлавшее, тѣми же дворянскими силами, неизмѣримо много для народнаго образованiя, остается всетаки хозяйственною главною силою въ губернiи и уѣздахъ; духовенство не можетъ не играть главной роли въ школѣ, какъ учитель закона Божiя и преподаватель народу нравственности; далѣе, есть губернiи въ Pocciи, гдѣ дворянство совсѣмъ не въ тѣхъ историческихъ отношенiяхъ къ массѣ народонаселенiя, какъ въ великороссiйскихъ, — напримѣръ, въ западныхъ. Наконецъ, какъ сделать чтобы всѣ дворянскiя силы участвовали въ этомъ дѣлѣ, и дворянство не было бы поставлено въ печальную необходимость заявить передъ страною и цѣлымъ мiромъ, что именами и богатствами оно хоть и многочисленно, но и въ имѣнiяхъ своихъ, и въ собранiяхъ своихъ эти именитые и богатые дворяне продолжаютъ отсутствовать!

Вотъ вопросы и отвѣты, которые съ перваго, такъ сказать, взгляда на дѣло подымаются во весь исполинскiй свой ростъ, и требуютъ категорическаго разъясненiя, ибо отъ нихъ зависитъ самое главное: быть или не быть народной школѣ?

Передъ этими вопросами можно ли честному русскому прежде всего пожелать иное — какъ внимательной и самой строгодобросовѣстной подготовительной работы съ обѣихъ сторонъ, нами названныхъ, съ цѣлью двинуть дѣло на тотъ прямой и правильный путь, на который неисчерпаемый въ своей любви къ русскому народу и неоскудѣваемый въ своихъ мудрыхъ о ней заботахъ ЦарьУстроитель новой Россiи хочетъ поставить народную школу — те. всю нашу будущность.

N.

_______

 

ХРОНИКА МОСКОВСКИХЪ ТОРЖЕСТВЪ.

 

Москва принарядилась, Москва почистилась, Москва зашумѣла толками, и все толками объ одномъ и томъ же — о скоромъ прiѣздѣ Царя съ Его Новобрачными и съ множествомъ гостей.

Но будущiй исторiографъ этихъ дней долженъ вѣдать и то что ко всѣмъ этимъ праздничнымъ явленiямъ, Москвѣ давно знакомымъ, присоединилось еще одно.

Морозъ стоялъ эти дни порядочный, но не смотря на то, мы, москвичи, чувствовали что какъ будто чтото теплое носилось въ воздухѣ и въ праздничномъ настроенiи каждаго. Да, помимо иллюминацiй, флаговъ, трiумфальныхъ воротъ, суетившейся полицiи, у каждаго изь насъ на душѣ было одно, какъ будто новое чувство — которое вѣрно и метко назвать очень трудно, но которое приблизительно можно опредѣлить словомъ «народность” этого праздничнаго чувства. Положимъ что вы, обойдя всѣ сословiя московскаго населенiя, начиная отъ тузовъ и кончая извощиками, поговорили съ каждымъ; вы почувствовали что каждый думаетъ и чувствуетъ тоже что вы, но обыкновенно случается такъ, что извощикъ, который васъ повезетъ и съ которымъ вы заговорите, подыщеть, на своемъ нехитромъ языкѣ, самое вѣрное выраженie для того чувства съ которымъ вы носились цѣлый день, и которому находили отголосокъ вездѣ: «Одна дочка у Царя только и есть, и ту отдаетъ, да еще за заморскаго князя”, — вотъ тѣ слова, которыя услыхавъ отъ извощика вы примете за объясненie причины: почему въ настроенiи праздничномъ Москвы слышна «человѣчностъ” и почему она веселому придаетъ чтото теплое!

Начало праздниковъ слѣдуетъ отнести ко вторнику 22 января, то есть ко дню прiѣзда Наслѣднаго Принца Прусскаго съ Его супругою. Прiѣздъ этотъ состоялся въ шесть часовъ вечера. Я попалъ на площадь передъ вокзаломъ какъ разъ за два часа до прибытiя поѣзда. Вижу ѣдутъ экипажи: впереди чудная четырехмѣстная парадная карета, съ четверкою вeликoлѣпныхъ вороныхъ рысаковъ цугомъ, а за нею сосчиталъ я до 22 каретъ; невольно подумалъ: если для одного Принца Прусскаго столько нужно экипажей, воображаю что нужно для всѣхъ гостей, и сколько хлопотъ и заботь ляжетъ на того, кому обо всемъ этомъ множествѣ коней и экипажей приходится пещись. И правду надо сказать: кареты и лошади — все въ лучшемъ видѣ, какъ говоритъ намъ торговецъпростолюдинъ. Народу столпилось у выѣзда не очень много, иллюминацiи еще не было; а газовые фонари горятъ у насъ кудакакъ не весело и не свѣтло. Зашелъ я въ вокзалъ. Тамъ въ одномъ пунктѣ сбирались всѣ военные; въ другомъ статскiе, статскiе эти оказались нѣмецкими подданными; посреди нихъ громадный букетъ für die ärоnprincessin. Въ шесть часовъ съ половиною показались на линiи пути три яркiе фонаря; въ вокзалѣ раздалась команда «смирно! караулъ выстроился, генералы и военные сняли шинели, и вскорѣ поѣздъ вошелъ въ дебаркадеръ. Въ туже минуту раздалось «Wacht am Rhein. КронъПринцъ вышелъ изъ вагона держа подъ руку Принцессу; оба всѣмъ раскланялись, потомъ Принцъ довелъ до царскихъ комнатъ Принцессу, отправился къ почетному караулу, обошелъ его, принялъ рапортъ отъ начальника округа генерала Гильденштауббе, и затѣмъ вошелъ вновь въ царскiе покои, гдѣ Онъ и Принцесса обошли всѣхъ представлявшихся генераловъ и сановниковъ, и сразу на каждаго произвели весьма симпатическое впечатлѣнiе ласковымъ и привѣтливымъ обращенiемъ.

Принцъ Прусскiй, какъ это видно изъ его дѣйствiй и изъ всего что о немъ слышно здѣсь, пpiѣхалъ показывать Москву своей супругѣ, но Москву не въ оффицiальной, а въ ея бытовой, исторической и народной обстановкѣ. Самымъ лучшимъ тому доказательствомъ служитъ его поѣздка на другой день, то есть 23 января, въ московскую святыню ТроицкоСергiевской Лавры, поѣздка, которая при трехъ дняхъ пребыванiя его въ Москвѣ, хоть и отняла у него часть дня, но которая въ то же время всѣми москвичами была принята тутъ, чѣмъ она и была: свидѣтельствомъ пониманiя того что значитъ въ идеѣ о Москвѣ эта Лавра. Вотъ что говорятъ «Моск. Вѣдом.” объ этой поѣздкѣ:

«Принцъ и Принцесса, въ открытыхъ парныхъ саняхъ, отправились со станцiи жел. дороги прямо въ Лавру, гдѣ, у сѣверныхъ вратъ Троицкаго собора, встрѣчены были престарѣлымъ лаврскимъ намѣстникомъ, отцомъ архимандритомъ Антонiемъ, который, по православному обычаю, окропилъ ихъ святою водой и пригласилъ выслушать краткое молебствiе Преподобному Cepгiю. Послѣ молебна провозглашено было многолѣтiе Наслѣдному Принцу Германскому и его супругѣ Принцессѣ Викторiи, а потомъ вручены имъ, равно какъ и прочимъ лицамъ, иконы преподобнаго Сергiя, которыя Ихъ Высочествами были приняты съ замѣтнымъ удовольствiемъ. Изъ Троицкаго собора Ихъ Высочества прошли въ лаврскую ризницу, гдѣ, подъ руководствомъ ректора духовной академiи, пpoтoiеpeя АВГорскаго, осматривали съ большимъ вниманiемъ священныя древности и достопримѣчательности. На осмотръ ризницы употреблена была значительнѣйшая часть времени проведеннаго Ихъ Высочествами въ Лаврѣ. Затѣмъ Высокiе Гости опять посѣтили Троицкiй соборъ и потомъ келлiю преподобнаго Сергiя, гдѣ дожидавшiйся Ихъ Высочество о. намѣстникъ Лавры припомнилъ Наслѣдному Принцу его прежнее посѣщенiе обители Сергiя въ 1856 году, когда онъ отправился въ Лондонъ ко дню своего бpaкocoчетaнiя и былъ напутствованъ иконой преподобнаго Сepгiя. Въ отвѣтъ на это Наслѣдный Принцъ со всею любезностiю представилъ о. намѣстнику свою супругу, которая и благодарила отъ себя за прежнюю икону. Изъ келлiи преподобнаго Сергiя прошли въ митрополичьи покои, гдѣ приготовленъ былъ чай. Послѣ краткаго отдыха, Ихъ Высочества отправились, въ открытыхъ же саняхъ, на станцiю желѣзной дороги: поднявшись на гору, они приказали экипажамъ остановиться и нѣсколько минутъ любовались открывающимся отсюда живописнымъ видомъ Лавры, а также слушали лаврскiй звонъ, которымъ ихъ встрѣчали и провожали. Въ четыре часа съ нѣсколькими минутами Высокiе Посѣтители выѣхали обратно въ Москву, произведя самое прiятное впечатлѣнiе на всѣхъ, кому удалось видѣть ихъ близко, своею царственною красотой и своимъ въ высшей степени привѣтливымъ обращенiемъ”.

Въ этотъ же день, те. къ 11 часамъ вечера 23 января, назначенъ былъ прiѣздъ большаго царскаго поѣзда. Утромъ того же числа, въчасовъ утра, Царственные Гости выѣхали изъ Петербурга. Въ этомъ поѣздѣ съ Государемъ ѣхали: Наслѣдникъ Цесаревичъ и Цесаревна, Принцъ Валлiйскiй съ Принцессою; Принцъ Датскiй, Bеликie Князья Владимiръ и Алексѣй Александровичи, Великая Княгиня Марiя Александровна съ Своимъ Супругомъ, и Принцъ Артуръ Великобританскiй. При Государѣ Императорѣ, за нездоровьемъ министра двора, ѣхалъ графъ ПАШуваловъ, при Новобрачной Великой Княгинѣ графиня Толстая, шталмейстеръ Озеровъ и новая фрейлина Ея лэди Осборнъ.

Царственные Путешественники останавливались на пути въ Малой Вишерѣ, гдѣ былъ завтракъ, въ Спировѣ гдѣ былъ обѣдъ, въ Твери и въ Клину. О томъ какъ и съ какимъ восторгомъ принимали Ихъ на этихъ мѣстахъ остановки нечего и говорить. Въ Твери, кромѣ оффицiальной, военной и служебной встрѣчи, была и народная встрѣча. Отъ города поднесено было великолѣпное блюдо Сазиковской работы съ хлѣбомъсолью, отъ дѣтей чудный букетъ. Въ числѣ именитыхъ гостей былъ, какъ всегда, старѣйшiй ветеранъ, не только Твери, но чуть ли не всей Руси, ѲНГлинка; не смотря на морозъ, онъ былъ въ одномъ мундирѣ и казался молодымъ; какъ всегда, и этотъ разъ онъ осчастливленъ былъ Царскимъ привѣтомъ и вниманiемъ. Валдайцы поднесли Новобрачнымъ колокольчикъ. Въ Клину къ музыкѣ присоединился чудный хоръ пѣвчихъ Чудовскаго монастыря, который встрѣтилъ поѣздъ народнымъ гимномъ и потомъ запѣлъ «Славься, славься”.

Поѣздъ нѣсколько опоздалъ прибытiемъ. Въчасу ночи пролетѣлъ свистъ; потомъ зашевелились толпы, и вѣдь какъ зашевелились: какъ на водѣ первый трепетъ бури — гдѣто начинается, и потомъ съ быстротою почти молнiи летитъ, подымая одну за другою волны, тоже въ эту минуту было и въ Москвѣ. Заколыхалась толпа у вокзала, и въ одно мгновенье быстрое, какъ электрическiй токъ, колыханье это пробѣжало по толпѣ и пронеслось черезъ эти пять верстъ до Кремля. И вдругъ стало свѣтло какъ днемъ; вездѣ кругомъ площади блеснули огни, и все волшебные огни; здѣсь газовыя солнца, тамъ электрическiя, вспыхнули бенгальскiе огни, и далеко, далеко, вездѣ куда доходилъ взоръ, живописными террасами загорѣлась Москва; и показались контуры церквей, стѣнъ, башенъ, домовъ, хижинъ, и пока очарованный взглядъ глядѣлъ съ восторгомъ на это нигдѣ немыслимое, чудное зрѣлище, вдругъ воздухъ огласился какимъ то громкимъ звукомъ: то былъ первый залпъ московскаго народнаго «ура”; и грянулъ же онъ здорово; потомъ второй, потомъ третiй, потомъ это «ура” обратилось въ неумолкаемое привѣтствiе тысячей голосовъ, и вотъ завиднѣлся, тихо двигаясь среди этихъ тысячей народа, царскiй поѣздъ. Впереди на маленькихъ, запряженныхъ парою въ пристяжку, саняхъ ѣхалъ Государь съ Принцемъ Альфредомъ; послѣднiй сидѣлъ по правую руку, они ѣхали довольно тихо, такъ что ряды народа могли ихъ хорошо видѣтъ; за ними тянулся рядъ экипажей и съ остальными гостями. Всѣ видѣвшiе въ окно кареты лицо Высокой Новобрачной заметили радостное выраженiе его. Весь поѣздъ былъ хорошо видѣнъ отъ безчисленныхъ огней иллюминацiи, отъ множества электрическихъ солнцъ по дорогѣ; а бенгальскiе разноцвѣтные огни, постоянно вспыхивавшiе по всей дорогѣ, производили какуюто фанатасмагорiю, мѣшая свой фантастическiй  свѣтъ съ газовою иллюминацiею. Вообще нужно сказать что иллюминацiя и убранство домовъ флагами были роскошны не только по царскому пути, но и въ отдаленныхъ улицахъ и даже небольшихъ переулкахъ Москвы. Особенно велика была толпа москвичей, встрѣчавшихъ Государя и Высоконовобрачныхъ у Иверской часовни и на Красной площади. Пo прiѣздѣ Высокой Новобрачной во дворецъ, депутацiя отъ общества садоводства поднесла Ей роскошный букетъ. Цвѣты для этого букета выбирались въ оранжереяхъ не только столичныхъ, но и окрестныхъ; устройство же букета принадлежало нашему извѣстному художникусадоводу Ѳомину.

Съ утра другаго дня, то есть съ 24–го января начались празднества. Если бы всего этого не было, то трудно было бы повѣрить какъ въ этидня Царственные Гости могли не только принять всю Москву, но, такъ сказать, войти во всю глубину ея жизни. Англичане смотрѣли, любовались, дивились, но не могли до самаго конца послѣдней минуты понять какъ такое зрѣлище свиданiй Царя съ Москвою, — а въ Москвѣ вѣдь свиданiе не съ нею одною а почти съ цѣлою Poccieю, — для человѣка возможно. Описывать всего нѣтъ возможности, ибо съчасовъ утра до поздней ночи Царственные Гости не знали отдыха, потому что или кого нибудь принимали, или гдѣ нибудь бывали. Не зналъ въ эти дни отдыха и народъ Московскiй: не говоря уже о Кремлѣ, запруженномъ этимъ народомъ, вездѣ гдѣ только Царь и дѣти Его проѣзжали, гдѣ ихъ ожидали, куда долженъ былъ пасть ихъ взоръ, вездѣ были тысячи и тысячи народа, вездѣ гремѣло то «ура”, о которомъ не имѣетъ понятiя тотъ, кто его здѣсь въ такiя минуты не слыхивалъ. Черезъ эти толпы народа пробирались спѣшившiя къ Кремлю депутацiи цѣлый почти день: прiѣзжавшiе вовремя принимались Новобрачными; запаздывавшiе откуда нибудь изъ глуши Pocciи принимались тоже; и каждый прiемъ былъ со стороны Царственной Новобрачной сердечный, радушный, ласковый прiемъ: говорила Она имъ слова не банальныя, не казенныя, но слова которыя шли къ сердцу, врѣзывались въ него, и производили счастливыхъ...

Но вернемся къ событiямъ. Вотъ какъ передаютъ ихъ «Московскiя Вѣдомости”.

Въ часъ дня, послѣ торжественнаго Царскаго выхода въ Успенскiй соборъ для поклоненiя святынямъ назначенъ былъ большой прiемъ во Дворцѣ. Тамъ для принесенiя поздравленiй Ея Императорскому Высочеству Великой Княгинѣ Марiи Александровнѣ и Его Королевскому Высочеству Герцогу Эдинбургскому собрались въ Андреевской залѣ Кремлевскаго Дворца всѣ знатныя особы обоего пола, имѣющiя прiѣздъ ко Двору, высшiе военные и гражданскiе чины, дворяне и депутаты отъ обществъ. Поздравленiя были приносимы въ Большой Екатерининской залѣ.

Между поздравленiями кавалеровъ и дамъ, Высоконовобрачные изволили выйти въ Малую Екатерининскую залу, гдѣ собрались депутацiи отъ Московскаго дворянства, Московскаго купечества, Московскаго городскаго общества, Бронницкаго городскаго общества, имѣвшихъ поднести Ихъ Высочествамъ поздравительные адресы и подарки.

При входѣ въ залу, Ихъ Высочества изволили прежде всего подойти къ депутацiи состоявшей изъ предводителей дворянства, дворянскихъ депутатовъ и нѣсколькихъ дворянъ Московской губернiи, подносившихъ адресъ заключенный въ великолѣпномъ ларцѣ изъ золота и серебра, работы московскаго фабриканта Хлѣбникова. Губернскiй предводитель, князь АВМещерскiй, обратился къ Ея Высочеству со слѣдующими словами: «Позвольте, Ваше Императорское Высочество, принести поздравленiе отъ всего Московскаго дворянства по случаю бракосочетанiя Вашего Императорскаго Высочества съ избраннымъ по чувству Его Королевскимъ Высочествомъ Герцогомъ Эдинбургскимъ, и соизвольте принять этотъ скрынецъ какъ память о Москвѣ отъ Московскаго дворянства”. Ея Высочество изволила выразить душевную признательность Московскому дворянству, сказавъ что будетъ хранить его подарокъ какъ отечественный памятникъ. Затѣмъ, испросивъ разрѣшенiе Ея Высочества, князь Мещерскiй прочелъ заключавшiйся въ ларцѣ слѣдующiй адресъ:

«Ваше Императорское Высочество!

«Вceпoчтитeльнѣйшe просимъ Васъ, Августѣйшая Государыня, Великая Княгиня, благосклонно и милостиво принять поздравленiя Московскаго дворянства по случаю совершившагося бракосочетанiя Вашего Императорскаго Высочества съ Его Королевскимъ Высочествомъ Принцемь Альфредомъ Герцогомъ Эдинбургскимъ, а равно и пожеланiя наши чтобы въ будущемъ семейное cчастie Вашего Имераторскаго Высочества было прочно и незыблемо на всю остальную жизнь которую даруетъ Вамъ всеблагое Провидѣнiе, чтобы взамѣнъ родины и родной Семьи, Ваше Императорское Высочество обрѣли невозмутимомирное супружеское счастiе въ прiемлемомъ Вами новомъ отечествѣ.

«Не только желаемъ, но и увѣренно надѣемся что въ этомъ новомъ отечествѣ, всеизмѣняющее и неудержимое время всегда будетъ касаться драгоцѣннаго для насъ счастiя Вашего Императорскаго Высочества съ тою охранительною силою, которая изъ настоящаго возвращаетъ будущее, и что подъ сѣнью этой охранительной силы пройдеть вся жизнь Вашего Императоркаго Высочества, изъ возраста въ возрастъ, среди возможнаго для человѣка благополучiя.

«Дозволяемъ себѣ въ самомъ вступленiи Вашего Императорскаго Высочества въ Великобританскiй Королевскiй Домъ видѣть залогъ исполненiя нашихъ пожеланiй и нашихъ надеждъ: въ Англiи, какъ и въ Россiи, Царствующiй Домъ неразрывными узами связанъ съ народомъ, и подданные Ея Величества Королевы привыкли, какъ и мы, видѣть въ средѣ Царственной Семьи проявленiе высокихъ и лучшихъ сторонъ своего нацiональнаго генiя, дорожащаго спокойствiемъ, миромъ и счастiемъ домашняго очага столько же какъ и основами вѣковыхъ учрежденiй, неприкосновенно сохраненными для общаго блага Монархiи долгимъ рядомъ смѣнявшихъ одно другое поколѣнiй”.

Адресъ этотъ въ англiйскомъ переводѣ былъ врученъ Его Королевскому Высочеству Герцогу Эдинбургскому.

Депутацiя Московскаго городскаго общества предводимая городскимъ головою ДДШумахеромъ, поднесла слѣдующiй адресъ, заключавшiйся въ серебряномъ неподражаемой работы сундучкѣ, изготовленномъ на фабрикѣ Сазикова:

«Ваше Императорское Высочество!

«Съ живымъ сочувствiемъ къ семейной радости своего Государя приняло Московское городское общество извѣстiе о бракосочетанiи Его любимой Дочери, какъ привыкло оно всегда относиться ко всѣмъ событiямъ совершающимся въ средѣ Царской Семьи.

«Желая увѣковѣчить въ памяти Москвы это радостное событiе, городское общество положило учредить народную школу на сто дѣвицъ и просить Высочайшаго Его Императорскаго Величества соизволенiя на присвоенiе этому училищу имени Вашего Императорскаго Высочества.

«Городское общество знаетъ что всякое доброе начинанiе, всякое доброе дѣло, находитъ привѣтъ и одобренiе въ средѣ Царской Семьи, и потому надѣется что Вы, Государыня, покидая свою родину, которая навсегда останется близкою Вашему сердцу, соблаговолите украсить именемъ Вашимъ это новое, скромное заведенiе для бѣдныхъ дѣтей.

«Посвященное дѣлу народнаго образованiя, учрежденiе это напомнитъ Вамъ въ Вашемъ новомъ отечествѣ, среди жизни народа издавна сильнаго своими общественными учрежденiями, старый русскiй городъ, общественное управленiе котораго, обновленное державною волею Вашего Родителя, ставитъ одною изь первыхъ задачъ своихъ содѣйствiе дѣлу народнаго просвѣщенiя.

«Приносимъ Вашему Императорскому Высочеству теплыя пожеланiя счастiя отъ первопрестольной Москвы, всегда вѣрно и церковно преданной своимъ Царямь”.

Около трехъ часовъ пополудни Его Величество Государь Императоръ посѣтилъ каѳедральный Чудовъ монастырь и прикладывался къ мощамъ СвАлексiя митрополита. Вскорѣ за Государемъ Императоромъ эту древнюю обитель посѣтили Ихъ Высочества Наслѣдникъ Цесаревичъ и Великiе Князья Владимiръ и Алексѣй Александровичи.

Сегодня же, въ два часа дня, Ихъ Высочества Наслѣдный Принцъ и Принцесса Германiи и Пруссiи, вмѣстѣ съ Герцогомъ СаксенъКобургъГотскимъ, посѣтили синодальную библiотеку, синодальную контору, мѵроварную палату и патрiаршую ризницу. Встрѣченные при входѣ въ библiотеку синодальнымъ ризничимъ, соборнымъ iеромонахомъ отцомъ Iосифомъ, Высокiе Посѣтители внимательно осматривали рукописные памятники какъ русскiе, такъ и греческiе X, XI и XII вѣковъ. Особенное вниманiе Ихъ Высочествъ было обращено на Изборникъ Святославa, а также на древнiя русскiя рукописи съ заставными буквами, хранящiяся въ витринахъ. Изъ синодальной конторы Ихъ Высочества вошли въ мѵроварную палату, гдѣ отѣцъ ризничiй, показывая серебряную посуду въ которой приготовляется и хранится свмѵро, подробно объяснилъ какъ священный обрядъ мѵроваренiя, такъ и самый способъ приготовленiя мѵра. Въ патрiаршей ризницѣ Ихъ Высочества долго разсматривали дорогiе парчевые саккосы нашихъ патрiарховъ, унизанные драгоцѣнными камнями, жемчугомъ, а по мѣстамъ серебромъ и золотомъ. Отъ богатыхъ тяжеловѣсныхъ патрiаршихъ облаченiй, вниманiе Ихь Высочествъ обратилось къ простому, легкому архiерейскому облаченiю покойнаго московскаго митрополита Филарета. Затѣмъ Bыcoкie Посѣтители подробно осматривали богатую серебряную церковную и домашнюю столовую посуду нашихъ пaтpiapxoвъ и наконецъ aлавастровый сосудъ съ мѵромъ, по преданiю привезенный въ Россiю святымъ равноапостольнымъ Княземъ Владимiромъ. При прощанiи отецъ ризничiй поднесъ Наслѣдному Принцу описанiе синодальной ризницы, составленное архимандритомъ, нынѣ епископомъ, Саввой. Наслѣдный Принцъ благодарилъ отца ризничаго и пожалъ ему руку.

Въ три часа дня Наслѣдный Принцъ посѣтилъ Кузнецкiй Мостъ и былъ въ нѣкоторыхъ магазинахъ.

Сегодня же, въ четвертомъ часу дня, Принцъ Артуръ Великобританскiй посѣтилъ храмъ св. Василiя Блаженнаго и осматривалъ его примѣчательную по оригинальности архитектуру”.

Къ этимъ свѣденiямъ присоединимъ слѣдующее. Прiемъ Великою Княгинею Московскихъ дамъ былъ зрѣлищемъ опять же для англичанъ новымъ: у нихъ  на пpiемахъ не говорятъ. Каждой дамѣ Она сказала привѣтственное слово, а многимъ изъ нихъ Она доказала что знаетъ ихъ и помнитъ ихъ. Дамъ представляла Великой Княгинѣ госпожа Ермолова, постоянно живущая въ Москвѣ. Изъ дорогихъ приношенiй, кромѣ великолѣпнаго ларца Московскаго дворянства, обращаетъ на себя вниманiе превосходный, Сазиковской работы, платиновый, вызолоченный футляръ въ формѣ книги, въ который былъ вложенъ адресъ отъ Московскаго Городскаго Общества, которое представляли изъ себя, поднося адресъ Ея Высочеству, градскiй голова, его товарищъ и двадцать гласныхъ. На верхней доскѣ переплета изумительна чеканная работа на пяти медальонахъ: въ среднемъ, большомъ, видъ Кремля, въ лѣвомъ верхнемъ — Спасской башни, въ правомъ — соборной церкви Василiя Блаженнаго, въ лѣвомъ нижнемъ — Трiумфальныхъ воротъ, въ правомъ — памятника Минину и Пожарскому. Не много издали невѣроятнымъ казалось, что это чеканная работа по металлу: до того тонка и изящна отдѣлка рисунковъ, что кажется, будто они выведены кистью художника. Признаться, мы подобной paботы еще не видывали у лучшихъ русскихъ серебренниковъ.

Изъ поднесенныхъ Великой Княгинѣ священныхъ приношенiй отъ Московскихъ iерарховъ особенно хорошъ золотой складень съ изображенiемъ Божiей Матери и Святителей Московскихъ и съ надписью на одной сторонѣ: «Да сохранитъ тебя во всѣхъ путехъ твоихъ” а на другой сторонѣ: «5 октября 1853 и 11 января 1874 года”.

Bотъ списокъ всѣхъ приношенiй въ дорогѣ и перваго дня въ Москвѣ.

1) Отъ Тверскаго городскаго общества великолѣпное серебряное блюдо Сазиковской работы, съ золотымъ вензелемъ и гербомъ.

2) Колокольчикъ отъ Валдайскихъ ямщиковъ.

3) Золотой ларецъ съ брилiантами и гербами oтъ Московскаго дворянства.

4) Футляръ въ видѣ книги изъ платины и золота отъ Московскаго городскаго общества.

5) Блюдо серебряное съ золотомъ отъ Московскаго купечествa.

6) Серебряное съ золотомъ блюдо отъ московскихъ старообрядцевъ.

7) Taкое же блюдо отъ Московскихъ купцовъ старообрядцевъ, прихожанъ Преображенскаго Богадѣленнаго Дома.

8) Такое же блюдо отъ Московскихъ кремлевскихъ хоругвеносцевъ.

9) Такое же блюдо отъ Тульскаго общества.

10) Такое же блюдо отъ Владимiрскаго городскаго общества.

11) Братина изъ серебра и золота съчарками и подносомъ отъ Бронницкаго городскаго общества.

Къ этому списку драгоцѣнностей прибавимъ еще двѣ: однадвѣ живыя съ Волги стерляди, каждая въаршинъ ивершковъ, и пара лебедей поднесенныхъ Ея Высочеству торговцами Охотнаго ряда. Лебеди эти поднесены были при простой грамотѣ, въ которой между прочимъ было сказано: «Мы въ числѣ вѣрноподданныхъ любимаго нами Государя Императора, желая излить наши искреннѣйшiя чувства, положили по древнему обычаю поздравить Новобрачныхъ поднесенiемъ лебедей, символа любви, согласiя и долгой жизни”.

Вечеромъ въ тотъ же день былъ парадный спектакль въ Большомъ театрѣ. Опять зрѣлище повергшее иностранцевъ въ изумленiе. Необыкновенная по обширности зала театра показалась вдвое больше, такъ въ нѣй было cветлo, все блистало золотомъ, и вездѣ, сверху до низу, все было заново отдѣлано и украшено; къ этому прибавьте необъятный партеръ, гдѣ каждое мѣсто занято было мундиромъ, и рядъ ложъ, гдѣ блистали наряды дамъ, и вы воскликните вмѣстѣ съ англичанами: «oh, it was splendid!” Но затѣмъ дальше. Такъ называемый фойе театра, то есть лѣстница, залы, гостиныя, словомъ весь длинный путь отъ царскихъ боковыхъ ложъ къ средней ложѣ, гдѣ сидѣли Царственные Гости, былъ обращенъ и въ зимнiй садъ, и въ поразительныя своимъ великолѣпiемъ гостиныя, съ 1,400 аршинъ дорогаго ковра подъ ногами, и съ позолоченною мебелью, обитою краснымъ атласомъ. Когда Новобрачные вошли и первые, по приглашенiю Государя выступили впередъ въ ложѣ, зала загремѣла отъ криковъ «ура”, съ которыми слились народные гимны русскiй и англiйскiй, сыгранные оркестромь. Представлены былиактъ изъ оперы «Севильскiй Цырюльникъ” идѣйствiе балета. — Этимъ торжествомъ закончился первый день. Принцы Валлiйскiй и Артуръ, съ Великими Князьями, присутствовали послѣ спектакля нa вечерѣ у князя Долгорукова, генералъгубернатора, гдѣ въ ихъ честь приглашенъ былъ лучшiй цыганскiй хоръ.

25–го января Августѣйшая Новобрачная принимала разныхъ лицъ и депутацiю до двухъ часовъ, а въ два часа Государь съ Высоконовобрачными посѣтили прiюты Братолюбиваго Общества, одно изъ лучшихъ благотворительныхъ учрежденiй въ Москвѣ, посвященное заботе устраивать домики для дешевыхъ квартиръ бѣднымъ семействамъ, гдѣ какъ извѣстно, между прочими домиками одинъ изь нихъ yстроенъ въ честь Великой Княгини, а другой въ честь Ея Супруга. Очевидцы этого посѣщенiя разсказываютъ что нельзя было безъ слезъ быть зрителемъ этого событiя: что сказано было Государемъ и Его Дочерью ласковыхъ и теплыхъ словъ, что пролилось изъ глазъ бѣдныхъ теплыхъ, благодарныхъ слезъ, что было улыбокъ радостей и криковъ восторга, что было пробуждено сердечныхъ чувствъ ласковыми словами Царя и Его Дочери, все это вмѣстѣ составило чудесную поэму, которой смыслъ былъ — Царская благодарность за доброе христiанское дѣло, поощренiе двигать впередъ это дѣло и невыразимое счастье тѣхъ которые этого «спасиба” удостоились. Вотъ офицiальное описанiе этого событiя, но главное было въ тѣхъ благодушныхъ, ласковыхъ словахъ Государя и Великой Княгини ко всѣмъ безъ исключенiя призрѣвающимъ и призрѣваемымъ, — слова которыя освѣтили, согрѣли и осчастливили навсегда эти простыя хижины, жилища нищихъ, слабыхъ, болящихъ и печальныхъ людей мiра сего.

Въ два часа пополудни Высокiе Посѣтители изволили прибыть въ домъ Герцога Альфреда Эдинбургскаго и у входа были встрѣчены Московскимъ генералъгубенаторомъ, пpeдcѣдaтeльницей Братолюбиваго Общества, кн. НБТрубецкой, и членами комитета Общества. Попечительница дома, княгиня МАОболенская, поднесла хлѣбъсоль, послѣ чего Его Величество съ Высоконовобрачными изволилъ осматривать всѣ квартиры живущихъ въ домѣ и многихь удостоилъ Своимъ милостивымъ разговоромъ. Окончивъ oбoзpѣнie дома, Государь Императоръ предложилъ предсѣдательницѣ Общества, княгинѣ Трубецкой, сѣсть съ Нимъ рядом въ Его сани для переѣзда въ Спиридоновскiй домъ прiюта, куда уже впередъ отправились Высоконовобрачные. При входѣ въ школу этого дома, Августѣйшiе Посѣтители были встрѣчены слѣдующимъ привѣтственнымъ словомъ дѣтей: «Привѣтствуемъ Ваше Императорское Величество и Ваши Императорскiя Высочества въ нашемъ скромномъ прiютѣ. Удостойте принять отъ насъ хлѣбъсоль. Молимъ Господа о вашемъ добромъ здравiи и счастiи на многiя лѣта”. За симъ дѣти пропѣли многолѣтiе и «Боже, Царя храни”. Правитель дѣлъ Общества, ИЮДавидовъ, и помощникъ его СНСтраховъ, удостоились поднести Ея Высочеству букетъ цвѣтовъ, а строитель и попечитель Спиридоновскаго Дома, В. X. Спиридоновъ, представилъ Ея Высочеству альбомъ съ рисунками строенiй Марiинскаго прiюта, милостиво принятый Ея Высочествомъ.

Въ ознаменованiе такого радостнаго для всего Братолюбиваго Общества событiя, ВХСпиридоновъ изъявилъ желанiе принять на свой счетъ содержанiе школы для дѣтей живущихъ во всѣхъ домахъ Марiинскаго прiюта, а НСКамынинъ принялъ на себя уплату квартирныхъ денегъ за всѣхъ живущихъ въ домѣ Герцога Альфреда Эдинбургскаго въ теченie трехъ лѣтъ. По доведенiи о семъ до свѣденiя Его Величества, жертвователи были удостоены Высочайшей благодарностью.

Потомъ Царственные Гости удостоили посѣтить Екатерининскiй и Александровскiй институты, гдѣ опять они утонули въ морѣ радостей и восторговъ дѣтскихъ сердецъ. Въчасовъ былъ блистательный, волшебный обѣдъ въ Александровскомъ залѣ. Вмѣсто обыкновеннаго сервиза на столѣ стояли всѣ старинные кубки, вазы, братины изъ Грановитой палаты. Государь и Высочайшiе Гости обмѣнивались громкими тостами, при звучномъ громѣ народныхъ гимновъ.

Въ десять часовъ начался балъ въ Дворянскомъ Собранiи. Балъ этотъ, по своему великолѣпiю, съ 3,500 человѣкъ приглашенныхъ, принадлежитъ тоже къ числу волшебныхъ празднествъ. Зала была ярко свѣтла, какъ солнечный день. Въ ней, между прочимъ, былъ фонтанъ, освѣщенный сверху электрическимъ огнемъ. На этомъ балѣ присутствовали Государь и всѣ Царственные Гости. Вы спросите, читатель, какое главное впечатлѣнiе этого бала? Какъ вамъ сказать? Полагаю, не ошибусь если главнымъ назову то что всѣ могли видѣть, и долго видѣть: радость и счастье написанныя на лицѣ Государя, Его Дочери и Ея Мужа. Давка и толпа были невообразимы, но среди этой толпы, этого ни на секунду не прекращавшагося напора ея, Царственные Гости, опять же къ изумленiю англичанъ, со всѣми говорили, со всѣми здоровались и казалось чувствовали себя на полномъ пpoсторѣ. Прибавлю что на этомъ же балѣ заметили что Принцъ Прусскiй долго и очень долго бесѣдовалъ съ Мих. Ник. Катковымъ. Царственные Гости оставались на балѣ до 121/2 часовъ, такъ какъ въ туже же ночь выѣхали изъ Москвы черезъ Брестъ Кронпринцъ и Принцесса Прусскiе.

Нa другой день, 26–го, опять утpo посвящено было прiему поздравленiй и представленiй. Выше я сказалъ что были приходившiе вовремя, были и запаздывавшiе, и что всѣхъ принимали. Мнѣ случилось слышать объ одномъ изъ эпизодовъ доказывающихъ что говорю я правду. Прибыла въ Москву депутацiя отъ Курскаго Городскаго Общества какъ разъ 26–го. Спѣшила, спѣшила, прiѣзжаетъ во дворецъ — прiемъ кончился. Aвгустѣйшiе Новобрачные завтракали съ Государемъ. Печально поникли лица бѣдныхъ курянъ: не виноваты были они, ибо поѣздъ не слушался ихъ спѣха; а видѣть Новобрачныхъ хочется. Что дѣлать? думаютъ они. Попробуемъ, говорятъ они, можетъ быть и примутъ. А день прiемовъ послѣднiй. Доложили. И чтоже? Немедленно послѣ завтрака Великая Княгиня съ Супругомъ позвали курскую депутацiю, приняли ихъ поднесенiя, обласкали ихъ ласковыми, благодарными словами, и отпустили. И приношенiе было цѣнное: сто бѣдныхъ дѣвушекъ взяло на себя воспитывать курское общество во имя Новобрачной. Ну, и на радостьто курскихъ горожанъ любо было смотрѣть. На другой день, отъ другаго очевидца слышалъ я не менѣе милый разсказъ о томъ какъ при посѣщенiи Царственными Гостями Троицкой Лавры, при невообразимомъ стеченiи народа, при жаждѣ каждаго пробраться впередъ, при незначительномъ авторитетѣ полицiи посада, рвалась смиренная депутацiя изъ Киржача запоздавшая съ кускомъ своей великолѣпной шелковой матерiи, сдѣланной на фабрикѣ. Надо было видѣть лица этихъ запоздавшихъ киржачанъ: чуть не плакали съ горя что не поспѣли въ Москву, чуть не плакали умоляя пустить ихъ впередъ и представить Молодой Новобрачной. Въ этой толпѣ дошла до Великой Княгини вѣсть о киржачанахъ, и что же: съ Ея привѣтливою, ласковою улыбкою, Она велѣла ихъ позвать, приняла ихъ даръ, и нѣсколькими милыми, сердечными словами поблагодарила ихъ. Ну ужь и поплакали они послѣ! «Что ты плачешь?” спросилъ одного изъ киржачанъ крестьянинъ двѣ минуты спустя; «отъ радости, батюшко, от радости”, отвѣчалъ киржачанинъ, и слова эти, право, не были фразами.

Въ субботу вечеромъ былъ великолѣпный балъ у генералъгубернатора въ честь Царственныхъ Гостей. Всѣ главныя залы обращены были въ залитые свѣтомъ сады, и роскошь вельможи древнихъ временъ блистала и сiяла въ блескѣ, о которомъ теперь утратились преданiя. Но въ этотъ же день до обѣда Великая Княгиня посѣтила учительскую женскую семинарiю, въ той простотѣ, которая, какъ я слышалъ, произвела глубокое впечатлѣнiе на всѣхъ жителей этого заведенiя, и вошла во всѣ мельчайшiя подробности смиреннаго его быта, при чемъ не забыла ободрить ласковыми словами дѣвицъ и благодарностью наставницъ. На днѣ словъ, сказанныхъ тутъ же настоятелю Чудовскаго монастыря, легла отрадно впечатлившая всѣхъ мысль, о великой пользѣ близкаго участiя духовенства къ святому дѣлу народнаго образованiя.

Въ воскресенье 27–го, послѣ обѣдни и завтрака во второмъ часу дня, Государь и Его Царственные Гости поѣхали въ Троицкую Лавру. Прiѣхавъ туда въ четыре, Они посѣтили Лавру, гдѣ у воротъ встрѣчены были старцемъ архимандритомъ Антонiемъ. Старецъ, поддерживаемый двумя дiаконами, ввелъ Царственныхъ Посѣтителей въ соборъ, отслужилъ молебенъ съ акаѳистомъ у мощей СвСергiя, потомъ благословилъ Новобрачныхъ иконою (всѣ англичане просили и получили иконы), и затѣмъ удостоился счастья принимать у себя въ кельѣ Государя и всѣхъ сопровождавшихъ Его Величество, гдѣ предложенъ былъ Гостямъ чай. Вслѣдъ за тѣмъ Августѣйшiе Гости вернулись въ Москву и въ 71/2 час. отобѣдавъ на станцiи Николаевской желѣзной дороги, въ девятомъ часу выѣхали въ С.–Петербургъ.

_______

 

ИНОСТРАННЫЯ СОБЫТIЯ.

 

Когда Францiя съ извѣстною быстротою совершила свой колоссальный заемъ, для расплаты съ раззорившимъ и давившимъ ее врагомъ, повсюду выражалось трепетное изумленiе необыкновенной живучести ея и предположенiе что эта страна должна въ скорѣйшемъ времени «возродиться”. Возрожденiе должно было послѣдовать вслѣдствiе прекращенiя «систематически деморализовавшей Францiю наполеоновской политики”. На Тьера указывали какъ на виновника будущаго возрожденiя и прямо называли этого замѣчательнаго человѣка французскимъ Вашингтономъ. Но лишь только сошелъ со сцены Тьеръ и мѣсто его занялъ нынѣшнiй президентъ французской республики, о возрожденiи какъто вдругъ перестали говорить. Мало того: теперь то и дѣло говорятъ о предстоящемъ въ самомъ непродолжительномъ времени переворотѣ во Францiи, о новомъ потрясенiи или разложенiи, — если не самой Францiи, то, по крайней мѣрѣ, нынѣшняго французскаго правительства...

Въ виду такого поворота въ направленiи общественнаго мнѣнiя относительно ближайшей судьбы Францiи, небезъинтереснымъ представляется вопросъ: куда ведутъ Францiю нынѣшнiе правители ея? Мы, впрочемъ, не беремся за уясненiе этого нелегкаго вопроса. Но постараемся лишь установить важнѣйшiе факты недавней французской политики или — что тоже самое — сгруппировать болѣе замѣчательные эпизоды борьбы партiй французскаго правительства, такъ какъ на такой борьбѣ вертится пока вся французская политическая жизнь...

Какъ извѣстно, Тьеръ былъ низвергнутъ монархистскимъ (незначительнымъ, впрочемъ) большинствомъ Собранiя, лишь только заикнулся, въ своемъ президентскомъ посланiи, о невозможности, въ настоящее время во Францiи иной формы правленiя, кромѣ республиканской. При низверженiи Тьера всѣ монархистскiя партiи, повидимому, единодушно сплотились между собою для того, чтобы выбрать подходящаго себѣ президента или главу исполнительной власти, и такой выборъ палъ на МакъМагона. Затѣмъ эти же партiи не менѣе единодушно продлили власть этого президента на семь лѣтъ. Казалось бы что послѣ такого выбора и продленiя власти большинству Собранiя ничего болѣе не оставалось какъ мирнымъ образомъ заняться переустройствомъ страны, предоставивъ этой странѣ болѣе опредѣленнымъ образомъ высказаться въ пользу той или другой формы правленiя, и оставить въ сторонѣ всѣ интриги и препирательства по крайней мѣрѣ между своими же, те. монархистскими партiями. Что же мы видимъ на дѣлѣ?

Тѣ самыя двѣ партiи, которыя прошлымъ лѣтомъ надѣлали такого шума по всѣму мiру, по поводу пресловутаго «слiянiя” наслѣдниковъ старшей и младшей линiй Бурбоновъ, и которыя вмѣстѣ вели переговоры (послѣ слiянiя) съ представителемъ старшей линiи о возведенiи его на вакантный французскiй престолъ въ качествѣ законнаго короля — стали враждовать между собою вслѣдъ затѣмъ какъ разстроилась эта попытка возведенiя... Легитимисты, такъ еще недавно передъ тѣмъ (во время самыхъ переговоровъ), хотя и поспѣшно, торжествовали побѣду, какъто разомъ обезсилились послѣ знаменитаго письма графа Шамбора, «что онъ тотъ же, какимъ былъ прежде”. А орлеанисты стали усиливаться и вскорѣ совсѣмъ перетянули къ себѣ политическiй центр тяжести (какъ будто для того, чтобы оправдать свое названiе — «правый центръ”). Послѣ этого легитимисты отложили въ сторону фактъ слiянiя и съ горечью стали напоминать своимъ соперникамъ про поддержку, неоднократно оказанную имъ при парламентской борьбѣ съ республиканцами, не скупясь при этомъ на самые ожесточенные нападки и брань, не только относительно орлеанистовъ, но и самихъ принцевъ Орлеанскихъ, оказывающихся, по мнѣнiю ихъ, виновниками разстройства монархiи съ бѣлымъ знаменемъ и Генрихомъ V. Разоблаченiя подпольныхъ интригъ, происходившихъ при слiянiи и «соглашенiи” (съ Шамборомъ) посыпались съ обѣихъ сторонъ. Съ одной стороны легитимисты нисколько не церемонились въ разоблаченiяхъ «преступныхъ“ замысловъ орлеанистовъ. Такъ, между прочимъ, въ одномъ изъ своихъ влiятельныхъ органовъ печати, они пришли къ такой комбинацiи: правый центръ тоже желаетъ возстановить монархiю но за отказомъ его отъ «законнаго короля” (Шамбора), единственный путь къ этому остался призвать герцога Омальскаго въ короли или президенты, — что будетъ новою узурпацiею. Этимъ легитимисты задѣли за живое своихъ противниковъ; такъ какъ дѣйствительно герцогъ Омальскiй очень двусмысленно относился къ слiянiю и соглашенiю. Это единственный изъ Орлеанскихъ принцевъ неѣздившiй къ Шамбору на поклоненiе, заявившiй себя какъ общественный дѣятель въ искусно дирижированномъ имъ процессѣ Базена и какъбы нарочно оставленный въ сторонѣ отъ слiянiя и соглашенiя самими же орлеанистами на случай ихъ отступленiя передъ Шамборомъ, относительно котораго всѣ другiе Орлеанскiе принцы могли оказаться связанными. Въ виду этого орлеанисты, съ другой стороны, неуспѣхъ въ соглашенiи съ Шамборомъ приписывали самому Шамбору, его рьянымъ послѣдователямъ и — что очень курьозно — графинѣ Шамборъ, женѣ претендента. Она, будтобы, всячески отклоняла своего мужа отъ попытокъ возведенiя его на престолъ, опасаясь прежде всего чувства ревности, неизбѣжнаго при соблазнахъ короны для двора и, въ свою очередь, двора для короны, которыми (соблазнами) такъ, въ самомъ дѣлѣ, богата исторiя Людовика XIV и Людовика XV. Кромѣ того, она, будтобы, страшилась участи МарiиАнтуанеты*), и потомъ подговорила своего мужа къ отступленiю подъ бѣлое знамя, вопреки, будто бы, данному имъ прежде обѣщанiю посланнымъ отъ легитимистовъ — согласиться и на трехцвѣтное знамя... На разоблаченiя же относительно коварныхъ замысловъ орлеанистовъ, съ герцогомъ Омальскимъ во главѣ, эти послѣднiе обнародовали нѣчто въ родѣ своего profession de foi, сущность котораго состояла въ слѣдующемъ. Они тоже желали монархiи, но конституцiонной, считая невозможною, въ настоящее время, во Францiи другаго рода монархiю. Узнавъ же что на этихъ условiяхъ соглашенiе невозможно, они отказались отъ своей цѣли и сочли за лучшее продлить существующiй порядокъ вещей, те. власть «честнаго и прямодушного Макъ Магона. Они не нарушатъ договора съ контрагентомъ (МакъМагономъ), заключеннаго на семь лѣтъ; но и оградятъ его относительно другихъ. Они считаютъ выгоднымъ «запереть дверьчестнаго и прямодушнаго” маршалапрезидента одна изъ сильнѣйшихъ napтiй собранiя прямо именуетъ «дверью”, те. орудiемъ или средствомъ своихъ замысловъ!) и для другихъ... Въ такихъ отношенiяхъ находились между собою къ самому концу минувшаго года приверженцы двухъ претендующихъ на престолъ древнихъ королевскихъ линiй.

Чтo касается бонапартистовъ, то они искусно пользовались, во первыхъ, тѣмъ что со времени удаленiя Тьера на нихъ смотрѣли ихъ противники сквозь пальцы; а во вторыхъ, еще болѣе искусно пользовались междоусобною борьбою ихъ бурбонскихъ соперниковъ, и обдѣлывали свои дѣла такъ, что добились, — то угрозами пристать къ республиканцамъ при подаванiи голосовъ противъ правительства, то обѣщанiями поддержки правительства и всякаго рода сдѣлками, вотъ какихъ результатовъ. Они привели въ кабинетъ и своихъ послѣдователей, а что главнѣе всего: «въ ихъ рукахъ” очутился портфель министерства финансовъ. И въ настоящее время ихъ партiя до того разрослась, изъ трехъ корсиканскихъ депутатовъ въ бордосскомъ собранiи, что можетъ даватъ, при голосованiи, перевѣсъ бурбонскимъ или республиканскимъ партiямъ, смотря потому что имъ будетъ болѣе выгоднымъ въ данную минуту для ихъ собственныхъ цѣлей...

Начало нынѣшняго года уже успѣло еще болѣе обнаружить всю непрочность положенiя настоящаго французскаго правительства и всю шаткость того пути, по которому это правительство съ такимъ упорствомъ ведетъ Францiю.

января (нов. ст.) маркизъ Франльё, представляющiй собою группу крайнихъ легитимистовъ, крайне недовольныхъ «отсрочкою” возведенiя на престолъ Генриха V, внесъ въ собранiе предложенiе объ отсрочкѣ обсужденiя закона касательно порядка назначенiя мэровъ до внесенiя органическаго муниципальнаго закона, вопреки настоянiямъ кабинета о неотложности этого обсужденiя. Послѣ неслыханнаго парламентскаго столпотворенiя и троекратнаго голосованiя, за предложенiе объ отсрочкѣ подано было 268 голосовъ, а противъ предложенiя 226, вслѣдствiе чего кабинетъ потерпѣлъ пopaженie и подалъ въ отставку, считая себя лишеннымъ довѣрiя собранiя. Такое большинство голосовъ противъ правительства объясняется единственно «измѣною легитимистовъ”, выведенныхъ изъ терпѣнiя отсрочкою, какъ они говорятъ, возведенiя на престолъ Генриха V и приставшихъ на этотъ разъ къ республиканцамъ, которые, дорожа муниципальною общинною (по новому закону назначенiе мэровъ и ихъ помощниковъ ввѣряется правительству) автономiею, не могли сочувствовать закону герцога Брольи о мэрахъ. Тѣмъ болѣе что самые влiятельные органы печати легитимистовъ («Union” и «Univers) тотчасъ же стали торжествовать побѣду, стараясь дать почувствовать правительству всю силу ихъ партiй. Хотя президентъ республики не принялъ отставки своего alter ego, гБрольи, а этотъ послѣднiй употребилъ всѣ средства для того, чтобъ новымъ голосованiемъ какъ нибудь удалить кабинетскiй кризисъ (для чего 12 января собраны были всѣ отсутствующiе сторонники министерства, даже вызваны были по телеграфу послы изъ ближайшихъ иностранныхъ государствъ и были приведены или принесены больные депутаты) и хотя въ пользу правительства, въ виду торжества республиканцевъ, снова составилась такая же коалицiя трех монархистскихъ партiй, какъ и при низверженiи Тьера, однако послѣднiя извѣстiя доказываютъ что эта коалицiя въ настоящее время болѣе непрочна чѣмъ когда бы то ни было...

Читатели уже знаютъ (см.  1–й) о затрудненiяхъ возникшихъ между Францiею и Германiею по поводу окружныхъ пастырскихъ посланiй нѣкоторыхъ французскихъ епископовъ. Въ этихъ посланiяхъ высказывалось осужденiе германской политики, направленной къ преслѣдованiю ультрамонтановъ и оказались выраженiя оскорбительныя для германскаго и итальянскаго императоровъ. Кромѣ извѣстнаго уже циркуляра, разосланнаго французскимъ епископамъ правительствомъ, съ цѣлью предостереженiя ихъ отъ выходокъ вызывающихъ дипломатическiя затрудненiя, правительство МакъМагона рѣшилось запретить на два мѣсяца самую влiятельную клерикальную газету «Univers” за помѣщенiе въ ней статьи епископа Перигё, заключающей въ себѣ упомянутыя оскорбительныя сужденiя и выраженiя. Этимъ правительство поставило себя въ крайнее затрудненiе: ультрамонтанская партiя собранiя почти тождественна съ легитимистскою или крайнею правою. Поэтому разрывъ этой партiи съ правительствомъ неизбѣженъ. Впрочемъ уже и начался ультрамонтанскiй походъ ея противъ правительства, а особенно противъ герц. Брольи, который не въ ладу съ легитимистами постоянно за то что помѣшалъ призыву «короля” и орудуетъ въ пользу Орлеанскихъ принцевъ.

Къ увеличенiю затрудненiй между правительствомъ и ультрамонтансколегитимисткою партiею нужно отнести еще то обстоятельство что графъ Шамборъ недавно снова далъ о себѣ знать своимъ приверженцамъ довольно чувствительно. Послѣ такихъ неудачъ, какъ напрасное слiянiе и безполезное соглашенiе съ нимъ, этотъ претендентъ какъ будто сошелъ было со сцены. Ничего о немъ не было слышно за исключенiемъ какогото адреса, поднесеннаго ему, въ качествѣ «короля” кѣмъто съ тремя тысячами подписей французскихъ дамъ сенъжерменскаго предмѣстья, скучающихъ безъ двора и совершенно понапрасну выучившихъ кадрильшамборъ передъ попытками реставрацiи. Только 21 января, въ день годовщины казни Людовика XVI–го, графъ Шамборъ обнародовалъ манифестъ въ видѣ письма къ редактору «Union. Въ этомъ манифестѣ графъ Шамборъ даетъ коекакiя инструкцiи своимъ приверженцамъ относительно служенiя дѣлу, те. скорейшему въѣзду въ Парижъ подъ именемъ Генриха V и подъ бѣлымъ знаменемъ.

Разумѣется что семилѣтняя диктатура МакъМагона въ качествѣ президента республики сильно не вяжется съ этимъ дѣломъ Шамбора. И легитимистамъ ничего не оставалось, въ концѣ концовъ, какъ начать поскорѣе открытое оспариванiе продленiя noлномочiй маршала МакъМагона.

Это оспариванiе въ короткое время дошло до такой степени что вся позднѣйшая кабинетская и парламентская политика французскаго правительства съѣзжаетъ на вопросъ объ «упроченiи семилѣтняго продленiя” президентскихъ полномочiй. Къ тому же не мало возмутило легитимистовъ и дальнѣйшее поведенiе принцевъ Орлеанскихъ, изъ которыхъ не только герцогъ Омальскiй не явился на панихиду въ день годовщины казни Людовика XVI, но и самъ графъ Парижскiй, ѣздившiй къ графу Шамбору на поклоненiе по поводу слiянiя. И что всего замѣчательнѣе — это то что, по послѣднимъ извѣстiямъ, кабинетъ МакъМагона вынужденъ будетъ искать cпaceнiя въ объятiяхъ лѣваго центра или умѣренной республиканской партiи, те. идти по стопамъ Тьера... такъ какъ легитимисты, бросивъ послѣднiй жребiй, уже слишкомъ далеко зашли въ своихъ нападкахъ на продленiе и упроченiе къ власти МакъМагона... Пoводомъ къ такому оспариванiю легитимистами того самаго, въ пользу чего они такъ недавно усердно вотировали послужилъ циркуляръ разосланный административнымъ властямъ министромъ внутреннихъ дѣлъ, гБрольи. Въ циркулярѣ администрацiи вмѣняется служить только въ пользу власти продленной на семь лѣтъ и противодѣйствовать всякимъ другимъ попыткамъ. Это уже окончательно вооружило легитимистовъ противъ правительства, такъ что даже радикальная партiя волейневолей рѣшилась защищать прочность президентскихъ семилѣтнихъ пoлнoмочiй. Въ этомъ смыслѣ и готовится надняхъ запросъ Гамбетты...

Къ довершенiю такого разложенiя монархистскаго большинства собранiя, нужно прибавить еще послѣдовавшiй недавно разрывъ въ средѣ бонапартисткой партiи, которая, какъ выше сказано, вела свои дѣла до послѣдняго времени неоплошно. Дѣло въ томъ что принцъ Наполеонъ, тотъ самый котораго Тьеръ выпроводилъ до французской границы съ жандармами, напечаталъ, въ одномъ бонапартисткодемократическомъ органѣ, письмо, могущее служить программою той партiи, которою онъ желаетъ предводительствовать. Какъ извѣстно, бывшая императрица Евгенiя и Руэ хлопочутъ въ пользу возстановленiя имперiи. А принцъ Наполеонъ является представителемъ демократической республики (разумѣется, подъ его президентствомъ) и порицаетъ политику другихъ партiй и нынѣшняго правительства, которому, впрочемъ, многie совѣтуютъ поступить по примѣру Тьера относительно  принца. Такое поведенiе принца, имѣющаго права на престолъ въ случаѣ бездѣтной смерти сына Наполеона III, привело въ сильное негодованiе настоящихъ бонапартистовъ. Въ виду чего они и рѣшились «исключить его изъ благородной и геройской династiи Бонапартовъ”, о чемъ и объявили торжественно въ своемъ органѣ «Pays...

____

 

Тотъ самый вопросъ, который мы предложили относительно французскаго правительства, можно бы предложить и относительно прусскаго — съ небольшимъ измѣненiемъ. Если мы cпрашивали: куда первое изъ нихъ ведетъ свою страну то относительно втораго представляется вопросъ: куда идетъ оно само?... Положенiе дѣлъ въ Германiи значительно усложнилось. Конечно, нельзя сомнѣваться что прусское правительство сдѣлало много благa для объединенной Германiи, избравъ во многихъ отношенiяхъ самый вѣрный путь для достиженiя Германiею благосостоянiя и политическаго могущества. Но едвали можно отрицать и то что, въ нѣкоторыхъ отношенiяхъ, путь этотъ оказывается крайне крутымъ и скользкимъ...

Вмѣсто того, чтобы заняться исключительно мирнымъ и постепеннымъ внутреннимъ преобразованiемъ какъ своего, такъ и вошедшихъ подъ прусскую гегемонiю союзныхъ германскихъ государствъ, прусское правительство нѣсколько круто приступило къ преобразованiю церковныхъ дѣлъ и особенно относительно дѣлъ католическаго духовенства. При coдѣйствiи либеральнаго большинства парламента, правительство поспѣшило издать нѣсколько узаконенiй, касающихся  подчиненiя духовной администрацiи правительственнымъ властямъ (о новыхъ узаконенiяхъ, вырабатываемыхъ правительствомъ въ настоящее время см. ниже «Церковныя дѣла въ Германiи”). Католическiе епископы, какъ извѣстно, встрѣтили всѣ эти узаконенiя съ полнѣйшимъ сопротивленiемъ, и продолжали, вопреки имъ, назначать священниковъ, руководствуясь тѣмъ принципомъ, что для нихъ авторитетъ римскаго первосвященника и каноническiе законы и обычаи выше постановленiй и распоряженiй свѣтской власти. Правительство преслѣдовало непокорныхъ судомъ... Тѣмъ не менѣе, въ результатѣ такой коллизiи правительственной и духовной власти оказалось то что явилось множество незаконныхъ браковъ и незаконнорожденныхъ дѣтей, лишенныхъ гражданскихъ правъ и недѣйствительныхъ метрическихъ записей и выписей, такъ какъ назначенные епископами священники продолжали исполнять свои обязанности, а правительство считало недѣйствительными эти обязанности... Желая какъ нибудь поправить все это, не впадая въ противорѣчiе съ самими собою, имѣя въ тоже время въ виду ограниченiе власти церкви, правительство и рѣшилось недавно провести извѣстный законъ о гражданскомъ бракѣ. Сущность этого закона состоитъ въ томъ что совершенiе брачнаго обряда и регистрацiя всѣхъ послѣдствiй, вытекающихъ изъ этого союза, переходитъ въ руки правительственныхъ чиновниковъ свѣтскаго званiя, а духовенство допускается къ совершенiю брака лишь въ исключительныхъ случаяхъ, и то не въ качествѣ духовенства, но какъ бы взамѣнъ гражданскихъ чиновниковъ (въ этомъ состояла вся сутъ переходной мѣры къ новому закону, отмѣняющему законъ и обычай освященный вѣками). Такъ какъ этотъ законъ, подобно другимъ, одинаково поражалъ и некатолическую церковную власть, то противъ него возстали не только католическiе епископы, но и старокатолики, которымъ германское правительство ocoбеннo покровительствуетъ. Вслѣдствiе чего законъ этотъ прошелъ въ парламентѣ съ маленькими поправками, допускающими весьма, впрочемъ, незначительное участiе духовенства въ бракѣ — въ случаяхъ крайней необходимости. Но этотъ законъ, какъ и новые, вырабатываемые правительствомъ, проекты законовъ, вновь достаточно ясно свидѣтельствуютъ, какъ твердо оно рѣшилось вести борьбу съ такъ называемымъ клерикализмомъ, и что оно ушло въ этой борьбѣ такъ далеко что невозможно никакое отступленiе...

Послѣднiя извѣстiя cлужатъ полнымъ подтвержденiемъ неуклонности правительства въ борьбѣ съ католическою церковною властью на жизньна смерть. 23 января (2 февраля), какъ сообщаютъ изъ Познани, къ архiепископу Ледоховскому явился, въ епископскiй дворецъ, полицейскiй агентъ, въ сопровожденiи полицейскаго отряда, арестовалъ его и объявилъ что долженъ отправить его во ФранкфуртънаОдерѣ, для заключенiя въ мѣстную тюрьму, въ виду того что въ Познани переполнены тюремныя помѣщенiя и для архiепископа нe имѣется свободнаго мѣста... Впрочемъ уже получены извѣстiя о томъ что онъ заключенъ въ Островѣ, главномъ городѣ округа Адельнау въ Познани...

Либеральныя пaртiи всѣхъ странъ превозносятъ кн. Бисмарка, какъ виновника ударовъ наносимыхъ ультрамонтанству, iезуитству, и папству, или какъ бойца за идеи нацiонализма, просвѣщенiя, и прогресса. И заранѣе предсказываютъ ему побѣду. Впрочемъ не только либеральныя партiи въ собственномъ смыслѣ этого слова, выражаютъ сочувствiе преслѣдованiю ультрамонтанства. 15 (27) января происходили въ Лондонѣ замѣчательные митинги съ неменѣе замѣчательною цѣлью: выразитъ (торжественнымъ образомъ) сочувствiе англiйскаго народа Германiи въ ея борьбѣ съ католичествомъ и возбудить англiйскiй народъ къ тому же самому. Митинги представляли необычайное оживленiе: восторженныя рѣчи говорились по англiйски, по французски и по нѣмецки. Президентъ митинга заявилъ что со всѣхъ концовъ мipa получены выраженiя самаго горячаго сочувствiя цѣли митинговъ. Kъ митингамъ и адресамъ присоединились два архiепископа (Кентенберiйскiй и Iоркскiй), 1,200 духовныхъ лицъ разныхъ исповѣданiй, 337 членовъ парламента и представители жителей 60 англiйскихъ большихъ городовъ...

Во всякомъ случаѣ, въ послѣднiе дни начинаютъ понемногу обнаруживаться и результаты того что прусское правительство такъ рѣшительно идетъ по такому крутому и скользкому пути, какъ ограниченiе предѣловъ церковной власти со стороны власти едва ли для этого компетентной и безпощадное преслѣдованiе ея. 24 января (5 февраля) въ Берлинѣ открылась cecciя германскаго парламента. Оказывается что составъ его не особенно соотвѣтствуетъ настоящему положенiю церковныхъ дѣлъ въ Германiи: оппозицiонная правительству партiя и несочувствующая объединенiю Германiи увеличилась преимущественно вслѣдствiе выборовъ въ Баварiи, гдѣ выбраны по большей части клерикалы, и отчасти въ ЭльзасъЛотарингiи, гдѣ выбраны противники присоединенiя этихъ областей къ Германiи. Конечно, до какого нибудь кризиса eщe весьма далеко, въ виду того что нацiональнолиберальная партiя, поддерживающая правительство, почти вдвое болѣе (261 депутатъ), чѣмъ оппозицiонная (136 деп.). Но тѣмъ не менѣе, и это быть можетъ грозною силою въ недалекомъ будущемъ, если не считать эту силу предвѣстницею иной какой нибудь...

Въ слѣдующемъ № поговоримъ о важныхъ событiяхъ въ Англiи.

ВПчъ.

_______

 

ЦЕРКОВНЫЯ ДѢЛА ВЪ ГЕРМАНIИ.

 

Прусское правительство внесло въ нижнюю палату три новые проекта церковныхъ законовъ въ дополненiе къ законодательству 11 мая 1873 года. Эти проекты имѣютъ весьма важное значенiе.

Первый изъ нихъ имѣетъ цѣлью разъяснить нѣкоторыя неясности прежняго закона, вслѣдствiе коихъ судебная практика встрѣчала затрудненiя и приходила къ разнорѣчiю въ рѣшенiяхъ.

Цѣль втораго проекта — устроить епархiальную администрацiю на тѣ случаи когда епархiя останется безъ епископа или за смертью его, или за низложенiемъ, по приговору новаго церковнаго суда. Случаи эти не замедлятъ явиться, такъ какъ и теперь уже дѣло о низложенiи Ледоховскаго скоро рѣшено будетъ въ церковномъ судѣ, — два епископа уже лишены содержанiя, а третiй готовится къ такому же лишенiю, такъ что изъ числа 12 католическихъ епископовъ въ Пруссiи, четверо, по всей вѣроятности, выбудутъ въ скорости. Папa принялъ уже свои мѣры на эти случаи: онъ издалъ буллу, по силѣ коей блюстители епископской власти (исправляющiе должность), имѣвшiе прежде лишь временную, условную и частную власть ad interim, могутъ быть облечены, и безъ прямаго назначенiя въ епископа, всѣми правами епископской власти. Этому распоряженiю прусскiй законъ хочетъ противодѣйствоватъ. Предположено что по выбытiи епископа, мѣстный капитулъ долженъ приступить къ выбору ему преемника и выбраннаго представить на утвержденiе правительства; если же выбора не сдѣлано, или сдѣланный выборъ не утвержденъ, правительство назначаетъ отъ себя гражданскаго администратора, который принимаетъ все церковное имущество и управляетъ имъ отъ имени короля. Вмѣстѣ съ тѣмъ, въ предупрежденiе распоряженiй самозванной церковной власти, которая вздумала бы распоряжаться въ епархiи по одному папскому назначенiю, безъ утвержденiя правительства, проектъ угрожаетъ виновнымъ тюремнымъ заключенiемъ отъмѣсяцевъ долѣтъ. Денежный штрафъ на эти случаи устраненъ вовсе, по тому соображенью что взысканiя этого рода, сопряженныя съ огласкою, съ описью имущества и тп., производятъ только соблазнъ и волненiя въ массѣ. Но для клириковъ, за исполненiе приказанiй низложеннаго или самозваннаго епископа, установлена особая постепенность взысканiй, отъ штрафа въ 100 талеровъ до 2–хъ годоваго заключенiя.

Третiй проектъ самый важный. Въ силу его, католической приходской общинѣ, — въ первый разъ съ учрежденiя епископской власти въ Пруссiи, — предоставляется гражданскимъ закономъ право выбирать себѣ священника и принимать участiе въ управленiи церковнымъ имуществомъ. Когда епархiя стоитъ безъ епископа, право выбирать на убылыя мѣста священниковъ, викарiевъ и служащихъ клириковъ всякаго рода, переходитъ отъ епископской каѳедры къ приходу, коего выборъ зависитъ во всякомъ случаѣ отъ утвержденiя правительства. Надлежитъ при этомъ вспомнить что по каноническому праву римскокатолической церкви замѣщенiе церковныхъ должностей зависитъ исключительно отъ епископа, и что церковное имущество признается принадлежностью не прихода и даже не отдѣльной церкви, а всей церкви католической въ ея цѣлости. Эти положительныя постановленiя церковнаго канона отвергаетъ вполнѣ новое законодательство. Если законъ пройдетъ (въ чемъ едва ли можно сомнѣваться) и войдетъ ycпѣшно въ практику, то совершится переворотъ, до сихъ поръ немыслимый въ католическомъ мiрѣ. Прекратится вовсе духовное дѣйствiе епископской власти и епископскаго учительства и наблюденiя; назначенiе на церковныя должности перейдетъ къ мiрянамъ составляющимъ приходъ, и содержанiе духовенства будетъ лежать исключительно на правительствѣ, совмѣстно съ представителями прихода.

Затѣмъ одинъ папа остается внѣ власти прусскаго правительства, не подъ рукою у него. Но когда нынѣшнiй папa умретъ, возникнетъ вопросъ о признанiи новаго папы. Бисмаркъ имѣлъ уже случай высказаться по этому предмету въ нижней палатѣ, въ iюнѣ 1873 года. «Когда мы узнаемъ”, сказалъ он, «о выборѣ новаго папы, то безъ всякаго сомнѣнiя вправѣ будемъ войдти въ изслѣдованiе о томъ, какъ онъ выбранъ: законно ли и правильно ли. И если удостовѣримся что выборъ произошелъ какъ слѣдуетъ, въ такомъ только случаѣ можемъ признать его въ правахъ римскаго папы для Германiи”.

Очевидно что запасъ юридической дiалектики одинаково неистощимъ какъ въ римской кypiи, такъ и въ умѣ канцлера Германской Имперiи. Неблагонадежнаго папу нетрудно будетъ признать незаконнымъ, отринуть, Weg erklКren, какъ говорятъ нѣмцы. Для этой операцiи, которая можетъ не вдалекѣ уже понадобиться, готовятся уже инструменты всякаго рода. Удастся ли она, это будетъ зависѣть, конечно, отъ того, на чьей сторонѣ будетъ, кромѣ физической силы, и сила нравственная, сила вѣрованiя и мнѣнiя. Было время когда папы могли по своему произволу мѣнять законъ и чинъ выбора для своихъ преемниковъ. Въ ту пору соборъ еще не объявлялъ папу непогрѣшимымъ, но на его сторонѣ было католическое вѣрованiе въ авторитетъ папской власти, и декретъ каждаго папы становился закономъ впредь до новаго декрета той же власти. Теперь — папа объявилъ себя непогрѣшимымъ, но вѣрованiе въ авторитетъ папы во многихъ мѣстахъ разбилось. Нынѣшнiй папа, думая о своемъ преемникѣ, издалъ уже негласную буллу, чтобъ измѣненiемъ въ порядкѣ выбора обезпечить ceбѣ преемника въ томъ же духѣ въ какомъ самъ онъ дѣйствуетъ. Онъ разрѣшаетъ производить выборы внѣ Рима, разрѣшаетъ кардиналамъ входить, прежде кончины его, въ соглашенiе о кандидатахъ. Булла эта, тщательно скрываемая римскою курiей, была однакожь выведена на свѣтъ и опубликована кельнскою газетой. Римъ объявляетъ ее подложною, но не споритъ что подобная булла существуетъ. Между тѣмъ германское правительство заранѣе уже готовится объявить всякую буллу въ этомъ родѣ незаконною.

ZZ.

_______

 

О ГРАФѢ АЛЕКСАНДРѢ ПЕТРОВИЧѢ ТОЛСТОМЪ.

 

21 января исполнилось полугодiе со дня смерти бывшаго оберъпрокурора Св. Синода, графа АПТолстаго, скончавшагося прошлымъ лѣтомъ (21 iюля) въ Mocквѣ, на 73 году его жизни.

Высокопреосвященный митрополитъ московскiй Иннокентiй, желая почтить дорогую для него память этого замѣчательнаго человѣка, съ которымъ онъ связанъ былъ узами давней прiязни и взаимнаго уваженiя, учредилъ молитвенное о нёмъ воспоминанiе въ прошлый понедѣльникъ (21 января) въ церкви своего подворья, и самъ совершилъ заупокойную по немъ литургiю и затѣмъ служилъ соборную панихиду. Съ своей стороны и досточтимый настоятель греческой церкви въ Петербургѣ, о. архимандритъ Неофитъ Пагида, возымѣлъ намѣренiе воздать почившему должную дань признательнаго воспоминанiя и съ этою цѣлью избралъ для совершенiя по немъ панихиды воскресенье 20 января, дабы желающимъ предоставить возможность присутствовать при томъ и другомъ поминальномъ богослуженiи.

Бывшiй посолъ Греческаго Королевства при нашемъ дворѣ, гБудурисъ, который дорожитъ всякимъ случаемъ чтобы выразить свою искреннюю и испытанную преданность Pocсiи, присутствовалъ на панихидѣ 20 января въ своемъ парадномъ костюмѣ, представляя собою своихъ единоплеменниковъ, которые высоко чтили въ гр. Толстомъ его горячую и разумную преданность ихъ незначительному числомъ, но къ великимъ судьбамъ призванному и несокрушимому духомъ народу. Изъ бывшихъ сослуживцевъ графа по Синоду мы замѣтили только кн. СНУрусова и ТИФилиппова. Передъ окончанiемъ панихиды о. архимандритъ произнесъ на греческомъ языкѣ слово, которое, въ pycскомъ переводѣ, читатели наши найдутъ въ этомъ же нумерѣ «Гражданина”.

Kъ обѣднѣ и панихидѣ 21 января собралось весьма значительное число лицъ ему родныхъ, близко знакомыхъ и съ нимъ служившихъ въ СвСинодѣ.

Помѣщая на страницахъ нашего изданiя извѣстiе о бывшихъ по гр. АПТолстомъ церковныхъ молитвословiяхъ, рѣчь о. архимандрита Неофита и воспоминанiя о немъ одного изъ присныхъ ему лицъ, ТИФилиппова, мы надѣемся доставить отраду и утѣшенiе не только людямъ, которые были связаны съ нимъ родствомъ или дружбою и которые въ кончипнѣ его понесли личную, ничѣмъ не возмѣстимую утрату, но и всѣмъ тѣмъ, которые, не будучи съ нимъ близки и даже вовсе не зная его лично, но основываясь на всѣмъ извѣстныхъ дѣлахъ почившаго и на вѣрныхъ о немъ свидѣтельствахъ, достойно цѣнили замѣчательныя свойства его высоко настроенной души, чуждой всякаго себялюбиваго стремленiя и постоянно преданной заботамъ о дѣлахъ церкви и безпредѣльно любимаго имъ отечества. Не очень часто приходится намъ вѣнчать такими отъ сердца исходящими и вполнѣ заслуженными хвалами отходящихъ отъ мiра общественныхъ нашихъ дѣятелей; но всякiй разъ, когда къ тому представляется случай, мы спѣшимъ имъ воспользоваться, поставляя себѣ за радость и честь способствовать, по скольку это отъ насъ зависитъ, утвержденiю и распространенiю доброй славы и благословенной памяти достойныхъ дѣятелей нашего времени, весьма ими небогатаго.

____

 

Слово въ память графа Александра Петровича Толстаго, произнесенное архимандритомъ Неофитомъ Пагидою въ петербургской греческой церкви 20 января 1874 г.

 

Единоплеменные братья!

Исполняя священный и праведный долгъ, мы собрались сегодня въ этомъ всечестномъ храмѣ, дабы обладающему жизнiю и смертiю Всевышнему Господу вознести теплыя молитвы и моленiя о упокоенiи души за шесть предъ симъ мѣсяцевъ отшедшаго къ Нему вѣрнаго раба Его графа Александра. И какъ бы мы могли нe уплатить такимъ способомъ дани нашей признательности къ человѣку, такъ горячо любившему народъ нашъ, словомъ и дѣломъ, и чрезъ всю его долголѣтнюю и истинно христiанскую жизнь столь ясно выражавшему свои благородныя къ нему чувства? Имя этого славнаго сына благословенной, богохранимой, въ широту и долготу безпредѣльной, православной Россiи, при жизни его было для всѣхъ еллиновъ возлюбленно и благоговѣйночтимо, а по смерти будетъ съ признательностiю и уваженiемъ всегда воспоминаемо и благословляемо. Побуждаясь обязательною для всѣхъ насъ признательностiю, и я желаю предложить вашей любви нѣсколько о немъ словъ.

Всѣмъ вамъ извѣстно, братiе, что величайшая изъ заповѣдей и господственнѣйшая изъ обязанностей христiанина есть любовь къ Всесвятому Богу. Она ecть корѣнь заповѣдей, основанiе христiанскаго ученiя, матерь, столпъ и твердыня всѣхъ добродѣтелей. Въ ней всѣ сокровища. Она дѣлаетъ человѣка блаженнымъ на земли; она есть путь, ведущiй къ небу, она — небесный огнь, объемлющiй сердца, солнце, освѣщающее и согрѣвающее и все животворящее. Эту божественную заповѣдь высокочтимый Александръ воспрiялъ отъ юности своей и чрезъ всю жизнь свою хранилъ ее начертанную въ своемъ сердцѣ, ее имѣлъ правиломъ и путеводительницею во всѣхъ своихъ дѣйствiяхъ. Величайшею для себя славою, честiю, похвалою и благополучiемъ считалъ то, что онъ былъ христiанинъ. Высота, божественность, святость, величiе отъ Самой Истины открытыхъ намъ истинъ, удивляя и поражая его умъ, побуждали его съ глубочайшимъ умиленiемъ и благоговѣнiемъ благословлять и славить всесвятое имя насъ ради вочеловѣчившагося Сына и Слова Божiя. «Мнѣ еже жити — Христосъ”, говорилъ онъ, какъ и божественный апостолъ, — и «кто ны разлучитъ отъ любве Христовы? Скорбь, или тѣснота, или гоненiе, или гладъ, или нагота, или бѣда, или мечь” (Рим. VIII. 35–36)? Какого удивленiя и подражанiя достойны люди, соблюдающiе въ сердцѣ своемъ толикую любовь къ Господу Iисусу въ нынѣшнемъ вѣкѣ матерiализма и нечестiя! Достоинство христiанина, истинное и высокое его предназначенiе превосходно сознавалъ приснопамятный грАлександръ и всѣми силами старался дѣйствовать и жить, какъ подобаетъ сынамъ благодати, искупленнымъ цѣною божественной крови! Кто нe удивлялся его преданности нашей православной церкви, которая одна, между всѣми христiанскими церквами, неизмѣнно хранитъ и соблюдаетъ истинный и первобытный характеръ единой, святой, соборной и апостольской церкви и одна содержитъ въ слухъ всего мiра провозглашенную проповѣдь благочестiя.

Сею священною любовiю къ православiю уязвленный, грАлександръ горячо любилъ и почиталъ оныя мѣста, гдѣ родились славнѣйшiе изъ учителей церкви, просiявшiе высокою мудростiю и добродѣтелiю, изслѣдовавшiе глубины Духа и всю вселенную озарившiе свѣтоносными лучами своего слова, — гдѣ собирались семь святыхъ вселенскихъ соборовъ, коихъ божественными опредѣленiями утверждены, истолкованы и всемудро развиты догматы православiя и таинства святѣйшей вѣры нашей! Какое благоговѣнiе питалъ онъ къ той святѣйшей церкви, отъ которой, какъ величайшее изъ благодѣяiй и многоцѣннѣйшiй изъ даровъ, воспрiяло свѣтъ православiя и его богохранимое отечество! Какъ удивлялся приснопамятный графъ Александръ несокрушимой вѣрности къ православiю греческаго народа, который соблюлъ несквернымъ и непорочнымъ священное сокровище вѣры чрезъ столько мрачныхъ вѣковъ, претерпѣвая всевозможныя бѣдствiя отъ звѣрской тираннiи, отовсюду уловляемый сѣтями просилитисма, «скорбящiй и озлобленный”, предаваемый разнообразнымъ мукамъ и смертямъ! Kaкую чувствовалъ онъ скорбь о продолжающихся — увы! — понынѣ распряхъ и разногласiяхъ между православными народами, и съ какою горячностiю молилъ Начальника и Основателя церкви, да утишитъ ихъ и да возвратитъ единовѣрнымъ братiямъ прежнюю взаимную любовь и согласie. Кто изъ православныхъ еллиновъ, являясь къ нему, не былъ имъ принятъ съ величайшею любовiю и не получилъ отъ него заступленiя и помощи, если онъ въ нихъ имѣлъ нужду? Любовь къ единовѣрнымъ ему еллинамъ склонила его, въ глубокой уже старости, къ изученiю нашего языка, который, благодаря усиленнымъ трудамъ, онъ не только сталъ прекрасно понимать, но даже могъ впослѣдствiи довольно хорошо на немъ говорить, и изученie его представлялъ своимъ соотечественникамъ, какъ крайнюю для нихъ необходимость и залогъ многихъ и великихъ благъ! Приносимую ему греческую книгу (разумѣется, достойную его просвѣщеннаго вниманiя) онъ принималъ всегда съ особенною благодарностiю и прочитывалъ съ жадностiю. Страданiя единовѣрныхъ на Востокѣ глубоко трогали его благородное сердце, въ которомъ теплилась постоянная молитва о избавленiи окованныхъ и о возвращенiи плѣненiя людей Божiихъ.

О другихъ христiанскихъ добродѣтеляхъ почившаго считаю лишнимъ распространяться  ибо любящiй Господа Бога своего, какъ приснопамятный графъ, отъ всея души своея, украшается всѣми добродѣтелями, какiя долженъ имѣть и воплощать въ жизни своей истинный христiанинъ. Всю жизнь свою провель онъ въ благотворенiяхъ и былъ прообразомъ истиннаго подражателя Спасителя нашего. Какая бòльшая этой слава? Какая блистательнѣйшая сей хвала?

Но такъ какъ, по слову божественнаго Писанiя, ни одинъ человѣкъ, «аще и единъ бѣ день житiя его, нѣсть безъ грѣха”, прiидите, братiе, помолимся о немъ къ Всесвятому Господу, глаголюще: Боже и Господи милости и щедротъ и всея твари Содѣтелю, Солнце, незримыя cлавы, и вѣчный Источникъ безсмертiя, упокой душу раба Твоего Александра въ мѣстѣ свѣтлѣ, въ странѣ живыхъ, въ селенiяхъ праведныхъ! Ты Единъ всесовершенъ и всесвятъ. Ты еси Богъ нашъ, на Тя уповаемъ, и Тебѣ славу и благодаренiе возсылаемъ, со Единороднымъ Твоимъ Сыномъ и съ Пресвятымъ и Благимъ Животворящимъ Твоимъ Духомъ, нынѣ и присно и во вѣки вѣковъ. Аминь!

____

 

Воспоминанiе о графѣ Александрѣ Петровичѣ Толстомъ.

 

Хвалить вообще труднѣе, нежели порицать. И это не только по тому, что глубоко внѣдренныя въ насъ чувства самолюбiя и зависти, безъ нашей воли и сознанiя примѣшивающiяся ко всѣмъ отправленiямъ нашей внутренней жизни, поставляютъ изъявленiямъ нашей хвалы и признательности общую глухую преграду, но еще болѣе по тому, что недостатки и пороки составляютъ самое обычное и для всѣхъ насъ близко и по опыту извѣстное явленiе, къ изображенiю коего у насъ всегда готовы живыя и соотвѣтственныя ихъ роду краски, между тѣмъ какъ область добродѣтели и духовнаго подвига знакома намъ большею частiю по слуху, или по рѣдкимъ отрывочнымъ проявленiямъ ихъ въ нашей собственной жизни, съ помощiю коихъ мы можемъ только нѣсколько приближать къ нашему сознанiю высокiя черты чужой души, при чемъ естественно и въ изображенiи этихъ чертъ у насъ является вялость линiй и блѣдность красокъ. Эта общая причина еще болѣе, чѣмъ мои почти не перемежающiеся недосуги, не допускала меня до сихъ поръ до изложенiя и обнародованiя того, что я могъ бы сказать въ воспоминанiе о почившемъ въ прошломъ году гp. Aлександрѣ Петровичѣ Толстомъ, поминать котораго значитъ почти тоже, что хвалить его.

Сверхъ того, къ исполненiю моего искренняго желанiя почтить его память представлялись и другiя, по моему весьма важныя затрудненiя, — это сложность и особая самобытность внутренняго образа покойнаго графа, въ которомъ строгiя и важныя черты тàкъ оригинально переплетались съ нѣжными и привлекательными свойствами его нрава и сердца, и самые недостатки составляли большею частiю только изнанку его достоинствъ, что надлежащимъ образомъ уловить это замѣчательное сочетанiе чертъ повидимому противуположныхъ и истинное соотношенiе между его высокими свойствами и слабостями способенъ только художникъ.

За всѣмъ тѣмъ, такъ какъ въ теченiе полугода, минувшаго со дня его блаженной кончины, никто другой изъ близкихъ ему людей не выразилъ желанiя посвятить часть своего времени и труда на исполненiе обязанности, несомнѣнно лежащей на пережившихъ его свидѣтеляхъ его дѣятельности, и такъ какъ я тоже принадлежу къ числу сихъ свидѣтелей и нѣкоторое время моей жизни былъ къ нему ближе многихъ, то я рѣшился, презрѣвъ всѣ трудности, покориться призыву долга и выступить наконецъ съ моимъ малоискуснымъ словомъ передъ обществомъ, не особенно склоннымъ цѣнить тѣ именно свойства, которыя составляли лучшее украшенiе высоко настроенной души почившаго.

И пусть несоотвѣтственна будетъ съ предметомъ хвала, пусть, вмѣсто живаго и цѣльнаго образа, предстанутъ предъ читателемъ безпорядочно набросанныя и общею художественною мыслiю не совокупленныя во едино черты, — все же это будетъ лучше предосудительнаго молчанiя. И я не сомнѣваюсь, что тѣ, которымъ особенно близка и дорога память отшедшаго и которые безъ сомнѣнiя желали бы видѣть болѣе достойное предмета изображенiе, не вмѣнятъ мнѣ моей рѣшимости въ вину и простятъ мнѣ слабость моего очерка ради тѣхъ побужденiй, коими я руководился, приступая къ его составленiю.

ГрАлександръ Петровичь родился 28 января 1801 г.; воспитанiе получилъ домашнее и, очевидно, не законченное, судя по тому, что на 18–мъ году онъ поступилъ уже въ службу юнкеромъ (въ гвардейскую артиллерiйскую бригаду). Затѣмъ, черезъ два года, онъ былъ произведенъ въ офицеры, а еще черезъ два года переведенъ въ кавалергардскiй полкъ и назначенъ адъютантомъ къ Дибичу. Въ 1824 г. былъ отправленъ въ экспедицiю для обозрѣнiя береговъ Каспiйскаго и Аральскаго морей и для истребленiя морскихъ разбойниковъ, которая была снаряжена подъ начальствомъ полковника Берга (недавно скончавшаго графа намѣстника Царства Польскаго) и въ которой онъ пробылъ 1825–й и часть 1826–го года, принимая участiе въ зимнихъ походахъ отряда и во всѣхъ его военныхъ дѣйствiяхъ. По возвращенiи оттуда, онъ оставилъ военную службу и въ концѣ 1826 г. былъ опредѣленъ въ вѣдомство иностранныхъ дѣлъ и причисленъ къ нашему посольству въ Парижѣ, во главѣ котораго стоялъ въ то время знаменитый ПоццодиБорго. Въ слѣдующемъ году онъ отправленъ съ важнымъ дипломатическимъ порученiемь въ Константинополь, откуда ѣздилъ, какъ сказано въ послужномъ спискѣ, «въ окрестныя страны для военнотопографическихъ описанiй и съ секретными порученiями”; изъ Константинополя возвращался въ Парижъ — чрезъ Сербiю и австрiйскiя владѣнiя, — съ порученiемъ составить на пути записки объ этихъ странахъ въ политическомъ, статистическомъ и военномъ oтношенiяхъ.

Затѣмъ, по объявленiи въ 1828 г. Турцiи войны, онъ вновь вступилъ въ военную службу и въ 1829 г. назначенъ флигельадъютантомъ; до окончанiя кампанiи 1828 г. и во все продолженiе кампанiи 1829 г. былъ во всѣхъ дѣлахъ, въ коихъ находился грДибичь, и сверхъ того при отрядахъ, которые овладѣли Айдасомъ, Бургасомъ и пр. По окончанiи войны, онъ думалъ вновь продолжать службу по министерству иностранныхъ дѣлъ, куда и поступилъ въ 1830 г.; но назначенiе его секретаремъ нашей миссiи въ Грецiи, которое такъ соотвѣтствовало бы впослѣдствiи сложившимся его стремленiямъ и вкусамъ, въ 1830 г. возбудило въ немъ (какъ я слышалъ отъ одного изъ товарищей его юности) сильное неудовольствiе, побудившее его перемѣнить вѣдомство и вступить въ министерство внутреннихъ дѣлъ, коимъ управлялъ въ ту пору гр. Закревскiй и въ которомъ ему было предоставлено управленiе хозяйственнымъ департаментомъ*). Въ 1834 г., по собственному его желанiю, онъ былъ назначенъ губернаторомъ въ Тверь, гдѣ испытывалъ замѣчательную встрѣчу, которая рѣшительное влiянiе на его внутреннее настроенiе за весь послѣдующiй перiодъ его жизни и о которой рѣчь будетъ ниже. Въ 1837 г. переведенъ военнымъ губернаторомъ въ Одессу, гдѣ и оставался до 23 февраля 1840 г. и гдѣ заключился первый перiодъ его служебной дѣятельности.

Съ тѣхъ поръ до 1855 г. грАлександръ Пeтpoвичь оставался въ сторонѣ oтъ всякой общественной дѣятельности; въ маѣ же 1855 г. былъ назначенъ начальникомъ нижегородскаго ополченiя, съ которымъ былъ въ походѣ, не далѣе впрочемъ Kieвa.

20–го сентября 1856 г. послѣдовалъ Высочайшiй указъ о назначенiи его оберъпрокурором Св. Синода; въ этомъ званiи онъ пробылъ около 51/2 лѣтъ (до 28–го февраля 1862 г.) и за тѣмъ былъ назначенъ членомъ Государственнаго Совѣта, но обязанностей, съ этимъ званiемъ сопряженныхъ, почти вовсе не исполнялъ: ибо, по разстроенному здоровью, числился постоянно въ продолжительномъ отпускѣ и прiѣзжалъ въ Петербургъ лишь изрѣдка, по особенно важнымъ случаямъ.

Этотъ краткiй очеркъ служебной дѣятельности грАлександра Петровича, составленный по его послужному списку, я привелъ отчасти для удовлетворенiя любопытства многихъ его почитателей, коимъ оставалось неизвѣстно его прошедшее до вступленiя въ должность оберъпрокурора, и отчасти для того, чтобы указанiемъ на прежнюю довольно разнообразную службу, сопряженную съ важными порученiями, обозначить скольконибудь степень общей служебной его подготовки къ занятiю важнѣйшей изъ бывшихъ его должностей — оберъпрокурорской, о которой я и буду преимущественно говорить, въ качествѣ человѣка, многому изъ совершившагося въ теченiе означенныхъ пяти съ половиною лѣтъ бывшаго личнымъ свидѣтелемъ, а кое въ чемъ призываемаго и къ предложенiю своихъ мнѣнiй. Вообще же я буду говорить почти исключительно о томъ, что было съ графомъ Александромъ Петровичемъ съ тѣхъ поръ, какъ я его узналъ.

Я познакомился съ нимъ въ 1852 г., въ первыхъ числахъ того самаго февраля, въ 21–й день котораго скончался жившiй въ его домѣ Гоголь. Въ это время гостилъ у него прiѣзжiй изъ гРжева (Тверской губернiи) протоiерей Матвѣй, который имѣлъ весьма важное значенiе какъ въ его, такъ и въ моей собственной жизни, и котораго на тотъ разъ я пришелъ навѣстить вмѣстѣ съ однимъ кимерскимъ крестьяниномъ, искавшимъ опоры противъ уловлявшихъ его въ свои согласiя старообрядцевъ и вообще желавшимъ услышать слово назиданiя изъ устъ вдохновеннаго проповѣдника. Среди завязавшейся между нами бесѣды, неожиданно вошелъ къ намъ въ комнату графъ и своимъ появленiемъ сначала смутилъ было моего деревенскаго товарища; но его привлекательная улыбка, освѣтившая нѣсколько строгiя черты его лица, и вообще изящная простота, съ которою онъ привѣтствовалъ насъ обоихъ и въ которой я сразу усмотрѣлъ слѣды не одной внѣшней благовоспитанности, но и внутренняго смиреннаго настроенiя, тотчасъ же возвратила нашему маленькому собранiю на мигъ стѣсненную свободу и непринужденность. Онъ пробылъ съ нами не долго и, уходя, выразилъ мнѣ свое желанiе, чтобы наше знакомство съ нимъ на этомъ не окончилось. Вслѣдствiе того я былъ у него однажды послѣ отъѣзда оМатвѣя (въ тотъ самый день — въ пятницу на масляницѣ, — когда Гоголь слегъ, чтобы болѣе уже не вставать) и провелъ съ нимъ около получаса, но особеннаго впечатлѣнiя это второе свиданiе во мнѣ не оставило и я не удержалъ въ памяти ничего изъ этой первой нашей бесѣды съ глазу на глазъ. За тѣмъ разыгралась драма съ Гоголемъ, которая заняла нa долго все вниманiе впечатлительнаго домохозяина, пораженнаго этою до сихъ поръ не вполнѣ разгаданною и какъ будто умышленною кончиною; а потомъ, мѣсяца черезъ три, если не ошибаюсь, послѣдовала кончина тестя гр. Александра Пeтpовича, знаменитаго лысковскаго владѣтеля кн. ГАГрузинскаго. которая потребовала переселенiя графа въ ocиротѣвшее Лысково, и я пересталъ уже думать о моемъ новомъ знакомствѣ, причисливъ его къ прiятнымъ, но мимолетнымъ и не оставляющимъ глубокаго слѣда встрѣчамъ, какихъ не мало бываетъ въ жизни каждаго человѣка.

Случилось однако иначе. Графъ не забылъ нашей встречи и въ первый же прiѣздъ свой въ Mосквy отыскалъ меня и возобновилъ со мною прерванное на время знакомство, которое съ тѣхъ поръ продолжалось уже безъ перерыва до самой его кончины и о которомъ я сохраню до конца моей собственной жизни самое драгоценное и поучительное воспоминанiе. Причина, по которой графъ, такъ мало зная меня, искалъ моего знакомства, заключалась, по всѣмъ вѣроятиямъ, въ какихънибудь преувеличенныхь отзывахъ обо мнѣ нашего общаго духовнаго отца (протоiерея Матвѣя), который, какъ выше уже замечено, играль въ исторiи нашей внутренней жизни весьма важную poль и о которомъ я считаю необходимымь войти, по настоящему поводу, въ нѣкоторыя подробности, какъ для того, чтобы уяснигь происхожденiе того душевнаго состоянiя грАлександра Петровича, котopoe ниже будетъ изображено мною съ достаточною подробностiю, такъ и для того, чтобы одному изъ замѣчательнѣйшихъ людей, встрѣченныхъ мною на жизненномъ пути, воздать наконецъ своею позднею хвалою хотя малую частицу лежащаго на мнѣ безмѣрнаго и неоплатнаго долга.

ОМатвѣй (родился 1792 г., ум. 1857 г.), сынъ священника села Константинова, Новоторжскаго уѣзда Тверской губернiи, воспитанникъ тверской семинарiи, гдѣ кончилъ курсъ вмѣстѣ съ ПАПлетневымъ (съ которымъ въ 50–хъ годахъ и возобновилъ свое давнее знакомство при моемъ посредствѣ), поступилъ дьякономъ въ сОсѣчно (нынѣ извѣстное по желѣзнодорожной станцiи) Вышневолоцкаго уѣзда, откуда, по прошествiи семи лѣтъ, былъ переведенъ, по особому распоряженiю архiепископа Филарета (впослѣдствiи митрополита московскаго), священникомъ въ корельское село Дiево, Бѣжецкаго уѣзда, помѣщиковъ Демьяновыхъ, съ которыми онъ былъ связанъ тѣснѣйшими узами дружбы и признательности, а оттуда, черезъ 13 лѣтъ, перешелъ того же уѣзда въ древнее село Езьско, упоминаемое въ одномъ изъ историческихъ документов ХII вѣка въ числѣ новгородскихъ владѣнiй, гдѣ пробылъ 31/2 года, до своего перевода во Ржевъ (1836 г.), который состоялся не безъ участия въ томъ грАлександра Петровича, бывшаго въ ту пору тверскимъ губернаторомъ.

Съ молоду наклонный къ подвижнической жизни и способный перенести всякое самое тяжкое лишенiе, восторженнымъ чувствомъ художника любя великолѣпie православного богослужебнаго чина, въ которомъ онъ не позволялъ себѣ опустить ни единой черты, и, что всего важнѣе, — обладая даромъ слова, превосходящимъ всякую мѣру, онъ, съ первыхъ же лѣтъ своего служенiя церкви, сдѣлался учителемъ окрестъ живущаго народа, и вездѣ, гдѣ ни приходилось ему дѣйствовать, дѣлался центромъ, около котораго собиралось все, искавшее христiанскаго пути и имѣевшее нужду въ исцѣленiи душевныхъ язвъ, въ возстановленiи упадшихъ силъ и въ ободренiи на внутреннiй подвигъ. Въ свою очередь и онъ, по собственному его признанiю, былъ безконечно обязанъ тому низко между нами поставленному, но предъ Богомъ высокому обществу, среди котораго протекли первые 24 года его учительской и пастырской дѣятельности. Онъ навсегда сохранилъ живое воспоминанiе и съ восторгомъ и неподражаемымъ художествомъ рѣчи передавалъ намъ, позднѣйшимъ его ученикамъ, о тѣхъ поразительныхъ проявленiяхъ живаго и дѣятельнаго благочестiя между его деревенскими духовными друзьями, которыхъ онъ былъ свидѣтелемъ, а отчасти и виною, и которыя такъ и просились на страницы четiй миней. ОМатвѣй не разъ сообщалъ мнѣ съ нѣкоторымъ даже удивленiемъ о томъ впечатлѣнiи, которое его разсказы объ этихь высокихъ явленiяхъ духа въ нашемъ народѣ производили на Гоголя, слушавшаго ихъ, по библейскому выраженiю, отверстыма устнама и не знавшаго въ этомъ никакой сытости. Мнѣ это было понятнѣе, чѣмъ самому разскащику, который едва ли вполнѣ сознавалъ, какую роль въ этомъ дѣлѣ, кромѣ самаго содержанiя, играло высокое художество самой формы повѣствованiя. Дѣло въ томъ, что, въ теченiе цѣлой четверти вѣка обращаясь посреди народа, оМатвѣй, съ помощiю жившаго въ немъ исключительнаго дара, умѣлъ усвоить себѣ ту идеальную народную рѣчь, которой такъ долго искала и донынѣ ищетъ, не находя, наша литература и которую Гоголь, самъ великiй художникъ слова, такъ неожиданно обрѣлъ готовою въ устахъ какогото въ ту пору совершенно безвѣстнаго священника, никому, кромѣ небольшаго, сравнительно говоря, числа его духовныхъ дѣтей и провинцiальныхъ почитателей, ненужнаго и, какъ я вполнѣ увѣренъ, этой собственно сторонѣ своего дарованiя (те. внѣшней, стилистической, если бы можно было такъ выразиться) не знавшаго надлежащей цѣны.

Тотъ же складъ рѣчи лежалъ и въ основѣ церковной проповѣди о. Матвѣя, хотя сюда по необходимости входили и другiя стихiи слова (какъ, напримѣръ, церковнославянская), которыя онъ умѣлъ необыкновеннымъ образомъ между собою мирить и сливать въ единое, цѣльное и исполненное красоты и силы изложенiе. Я зналъ во Ржевѣ лицъ, которымъ, по ихъ образу мыслей, вовсе не было нужды въ церковномъ поученнiи и которые однако, побѣждаемыя красотою его слова, вставали каждое воскресенье и каждый праздник къ ранней обѣднѣ, начинавшейся въчасовъ, и, презирая сонъ, природную лѣнь и двухверстное разстоянiе, ходили безъ пропуска слушать его художественныя и увлекательныя поученiя.

ОМатвѣй не могъ привлекать или поражать своихъ слушателей какоюлибо чертою внѣшней красоты; онъ былъ не высокъ ростомъ, немножко сутуловатъ; у него были сѣрые, нисколько не красивые и даже не особенно выразительные глаза, рѣденькiе, немножко вьющiеся свѣтлорусые (къ старости, конечно, съ просѣдью) волосы, довольно широкiй носъ; однимъ словомъ, по наружности и по внѣшнимъ прiемамъ, это былъ самый обыкновенный мужичекъ, котораго отъ крестьянъ села Езьска или Дiева отличалъ только покрой его одежды. Правда, во время проповѣди, всегда прочувствованной и весьма часто восторженной, а также при совершенiи знаменательныхъ литургическихъ дѣйствiй, лице его озарялось и свѣтлѣло; но это были преходящiя послѣдствiя внезапнаго восхищенiя, по минованiи коихъ наружность его принимала свой обычный незначительный видъ.

Интонацiя и движенiя, коими сопровождались слова оМатвѣя, при всей ихъ выразительности, были совершенно естественны и свободны и всегда вполнѣ соотвѣтствовали внутреннему содержанiю его рѣчи. Ясность его изложенiя достигала до того что даже самыя возвышенныя и тонкiя христiанскiя истины, которыхъ усвоенiе въ пору философствующему уму, онъ успѣвалъ приближать къ уразумѣнiю своей большею частiю некнижной аудиторiи, которая вся обращалась въ слухъ, какъ только онъ выходилъ за налой, и молчанiе которой прерывалось по временамъ только невольнымъ отвѣтнымъ возгласомъ какойлибо забывшей, гдѣ она, старушки, или внимательнаго отрока, пораженнаго проникающимъ словомъ. Однимъ словомъ его поученiе было совершеннѣйшею противоположностiю тому виду церковной проповѣди, въ какомъ она предлагается въ Казанскомъ и Исаакiевскомъ соборахъ очередными столичными проповѣдниками и въ какомъ, за весьма рѣдкими исключенiями*), она остается совершенно безплодною для народа, который каждый разъ однако тѣснится около каѳедры, въ томительномъ ожиданiи, не попадетъ ли въ его засохшiя отъ духовной жажды уста хоть капля освѣжающей и живительной воды.

Говорить оМатвѣй могъ, по видимому, безъ конца; онъ не писалъ и даже не приготовлялъ своихъ словъ и никогда не зналъ, куда увлечетъ его наитiе минуты, которому онъ ввѣрялъ себя безъ всякого опасенiя за то, что мы называемъ фiаско. Каждый праздникъ и каждое воскресенье онъ говорилъ и на ранней, и на поздней обѣднѣ: на первой, во время причастнаго стиха, а на послѣдней, которую постоянно самъ служилъ, въ обычное время, предъ третьимъ: «буди Имя Господне”, и тотчасъ послѣ этого, вслѣдствiе чьегонибудь вопроса, предложеннаго по поводу только что произнесенной проповѣди, или по какому бы то ни было случаю, могло вдругъ родиться и вылиться новое столь же продолжительное и краснорѣчивое слово. И при всемъ этомъ неистощимомъ обилiи, никогда, во всю долгую жизнь о. Матвѣя, ни единый locus topicus не осквернилъ его проповѣдническихъ устъ.

По назначенiи своемъ губернаторомъ въ Тверь, грАП., какъ человѣкъ государственный, не могъ оставить безъ вниманiя вопроса о состоянiи раскола во вверѣной ему губернiи и, очень хорошо понимая, что расколъ и отчужденiе от церкви въ значительной части нашего народа поддерживались небреженiемъ клира и продажностiю чиновниковъ, вошелъ въ соглашенiе съ бывшимъ архiепископомъ тверскимъ Григорiемъ о томъ, чтобы въ тѣ мѣста, гдѣ жители наиболѣе склонны къ расколу, ему посылать самыхъ испытанныхъ въ честности чиновниковъ, а архiерею поставлять безукоризненныхъ по жизни и учительныхъ священниковъ. Задача для обоихъ была не легкая, и не знаю, какъ было въ другихъ мѣстахъ, но по отношенiю ко Ржеву, въ которомъ въ ту пору старообрядцы имѣли явное и рѣшительное преобладанiе передъ православными, преосвященному Григорiю удалось исполнить ее съ большимъ успѣхомъ, чѣмъ грТолстому: чиновники, назначенные туда губернаторомъ, были не лучше сосѣднихъ старицкихъ и зубцовскихъ, не предназначавшихся для такой спецiальной цѣли, а преосвященный Григорiй перевелъ туда изъ села Езьска оМатвѣя, назначивъ его къ приходской церкви Преображенiя, и тѣмъ далъ дальнѣйшему ходу раскола во Ржевѣ совершенно иное и для православiя весьма благопрiятное направленiе*).

Въ этойто церкви и произошла первая встрѣча графа Александра Петровича съ оМатвѣемъ, за которой послѣдовало сперва предпринятое графомъ изъ любопытства знакомство, а потомъ и тѣсное взаимное между ними сближенiе, продолжавшееся до самой кончины оМатвѣя (1857 года). Разсказываютъ ржевскiе старожилы, бывшiе тому, будто бы, свидѣтелями, что когда въ срединѣ обѣдни, совершаемой оМатвѣемъ, вошелъ въ церковь графъ, и сопровождавшiе его мѣстные чиновники, пролагая ему путь, произвели неизбѣжный, при ихъ усердiи, шумъ и смятенiе, то оМатвѣй, въ произнесенной имъ за этою обѣднею проповѣди, не оставилъ этого обстоятельства безъ смѣлаго и для всѣхъ присутствовавшихъ весьма внятного, хотя и не прямо на лицо направленнаго, обличенiя и что это именно обстоятельство, само по себѣ весьма естественное, но, по нашимъ нравамъ, необычайное, и поселило съ перваго же раза въ грАлександрѣ Петровичѣ особенное уваженiе къ оМатвѣю. Мнѣ никогда не случалось провѣрить этого разсказа, спросомъ дѣйствующихъ лицъ, но я нашелъ возможнымъ упомянуть о немъ, почитая его, по аналогiи съ другими случаями изъ жизни оМатвѣя, вполнѣ вѣроятнымъ: такъ какъ и проповѣдникъ въ обличенiяхъ своихъ никогда не принималъ въ расчетъ человѣческаго лица, и скромный граф, какъ невольная причина происшедшаго въ церкви безпорядка, былъ вполнѣ способенъ безъ ропота принять полезный для него на будущее время урокъ.

Какъ бы то ни было, но съ этой поры между ними устанавливается духовный союзъ на всю жизнь. Я не могу сказать, было ли уже въ душѣ грАлександра Петровича, еще до встрѣчи съ оМатвѣемъ, готовое расположенiе къ усвоенiю строгихъ правилъ христiанской жизни, которыя онъ впослѣдствiи исполнялъ съ такою покорностью, или же эта встрѣча породила въ немъ первую мысль о обязательности этихъ правилъ для всѣхъ, слѣдовательно и для него самого; но то несомнѣнно, — такъ какъ я знаю это уже отъ самого графа, — что въ лицѣ оМатвѣя ему впервые представился никогда до знакомства съ нимъ не виданный имъ образецъ такой именно вѣры, которая выражается не въ однихъ только благочестивыхъ размышленiяхъ, но во всемъ составѣ жизни, въ каждой подробности дѣйствiй, въ ежеминутномъ ощущенiи присутствiя и заступленiя промышляющаго о своемъ созданiи Бога, въ совершенномъ изгнанiи изъ сердца всякого человѣческаго страха и всякой житейской заботы, и которая одна только и заслуживаетъ своего высокаго именованiя.

О томъ, что было между графомъ и оМатвѣемъ со дня перваго ихъ свиданiя до моего знакомства съ графомъ, я распространяться не буду, какъ по тому, что подробности ихъ сношенiй за это время мнѣ недостаточно извѣстны, такъ еще болѣе по тому, что дѣло не въ нихъ, а въ томъ нравственномъ итогѣ, къ которому они привели графа Александра Петровича и который ясенъ будетъ и безъ того изъ описанiя внутренняго настроенiя графа за время послѣдующее*).

Я узналъ графа въ такое время его жизни, когда онъ былъ совершенно свободенъ отъ всякаго обязательнаго труда и слѣдовательно имѣлъ полную возможность весь свой досугъ употреблять по своему личному вкусу и усмотрѣнiю. И всѣ его дни, одинъ какъ другой, были посвящены непрерывнымъ заботамъ о внутреннемъ усовершенствованiи, о побѣдѣ надъ остаткомъ не усмиренныхъ еще страстныхъ движенiй сердца, по стяжанiи дара молитвы. Для достиженiя этихъ цѣлей, онъ ежедневно и по многу упражнялся въ изученiи св. Писанiя, знаменитыхъ его истолкователей, а также въ чтенiи безсмертныхъ произведенiй великихъ отцовъ церкви, изъ коихъ особенно любилъ СвВасилiя Великаго, какъ одного изъ величайшихъ учителей вселенной и недостижимо высокихъ художниковъ слова. Къ той именно порѣ, о которой я говорю, относится появленiе въ свѣтъ замѣчательнѣйшихъ творенiй древнихъ подвижниковъ, Iоанна Лѣствичника, Iоанна и Варсонуфiя, Исаака Сирина, Аввы Дороѳея и иныхъ въ славянскомъ (Паисiя Величковскаго) и русскомъ переводѣ, изданныхъ усердiемъ и трудами благочестивой Оптиной пустыни. Графъ съ жадностiю вчитывался въ эти возвышенныя призведенiя, въ коихъ открываются разнообразнѣйшiе пути и способы внутренняго дѣланiя, примѣненныя къ мѣрѣ и духовному возрасту всякаго, и изображаются особенныя чрезвычайныя душевныя состоянiя, бывающiя плодомъ и мздою одержанной въ подвигѣ побѣды.

Онъ усердно исполнялъ всѣ постановленiя церкви и въ особенности былъ точенъ въ соблюденiи поста, которое доводилъ до такой строгости, что нѣкоторыя недѣли великаго поста избѣгалъ употребленiя даже постнаго масла. На замѣчанiя, которыя ему приходилось нерѣдко слышать о безполезности такой строгости въ разборѣ пищи, онъ обыкновенно отвѣчалъ, что другiя, болѣе высокiя требованiя христiанскаго закона, какъ, напримеръ, полной побѣды надъ тонкими, глубоко укоренившимися отъ привычки страстями, онъ исполнить не въ силахъ; а потому онъ избираетъ по крайней мѣрѣ такое простое и ему даже доступное средство, чтобы выразить свою покорность велѣнiямъ церкви и не поругать трудовъ и заботъ о насъ тѣхъ великихъ учредителей христiанскаго общежитiя, которые, многократно собираясь со всѣхъ концовъ вселенной, обдумывали всѣ способы къ его къ его благоустроенiю и въ числѣ ихъ указали на постъ, поставивъ его на ряду съ молитвой.

При такомъ настроенiи онъ по неволѣ долженъ былъ избѣгать частыхъ и не вызываемыхъ нуждою встрѣчъ съ людьми иного настроенiя, и въ этомъ отношенiи иногда не соблюдалъ даже мѣры; но зато онъ съ необыкновеннымъ любопытствомъ освѣдомлялся о всякомъ доходившемъ до его слуха проявленiи христiанскаго подвига и тщательно разыскивалъ тѣхъ лицъ, — безъ различiя ихъ состоянiя, — о благочестивой жизни коихъ получалъ отъ кого нибудь свѣдѣнiя. Поэтому у него въ домѣ можно было встрѣтить людей весьма разнообразныхъ, большею частiю низменныхъ, званiй и общественныхъ положенiй, которыхъ онъ принималъ, соображаясь единственно съ ихъ внутреннимъ, иногда дѣйствительнымъ, а иногда впрочемъ и мнимымъ, достоинствомъ.

При этомъ не обходилось, конечно, безъ разочарованiй, иногда довольно неожиданныхъ и прискорбныхъ; и если бы въ мою задачу входило возможно подробное жизнеописанiе гр. Александра Петровича, то я могъ бы безъ труда припомнить нѣсколько случаевъ чрезвычайно характернаго надувательства, которому подвергала его излишняя довѣрчивость и щедрость, весьма пригодныхъ для нашихъ даровитыхъ юмористическихъ разскащиковъ. Но съ другой стороны, между смиренными посѣтителями графскихъ палатъ встрѣчались и такiе возвышенные образцы нравственной чистоты, которые оставляли по себѣ воспоминанiе на всю жизнь и появленiе коихъ только и можно объяснить существованiемъ какойто намъ незримой, таинственной учительной силы въ народѣ, идущей отъ древняго, доселѣ неизсякающаго преданiя и по временамъ неожиданно и какъ бы совершенно случайно проявляющейся въ этихъ безвѣстныхъ мiру, но Богу вѣдомыхъ и цѣнныхъ подвижникахъ вѣры.

Помышленiя графа обращались весьма часто и на общее состоянiе православной Церкви и на опредѣленiе той задачи, которая по отношенiю къ ней предназначена нашему отечеству. Въ послѣднiе годы своей жизни, послѣ собственнаго участiя въ управленiи дѣлами русской церкви и послѣ бѣдственныхъ событiй на Востокѣ, совершившихся не безъ нашей вины, онъ приходилъ, какъ извѣстно его близкимъ, къ самому горькому и безотрадному заключенiю о томъ: что такое мы для Церкви и чего она можетъ ожидать отъ насъ вообще. Но въ первые годы нашего знакомства онъ не только не былъ чуждъ надежды на постоянную вѣрность Россiи ея высокому всемирному призванiю, но даже усвоивалъ намъ первенствующую роль въ будущихъ судьбахъ православiя, какъ единственному великому въ православномъ мiрѣ народу, котораго внѣшнее могущество предназначено было, по его убѣжденiю, въ орудiе Божiя о церкви промышленiя. Впрочемъ это были только временно посѣщавшiя его душу надежды, въ которыхъ онъ искалъ отдохновенiя отъ глубокаго и постояннаго сокрушенiя о несообразномъ съ нашимъ призванiемъ ходѣ нашей общественной жизни и о заброшенномъ и уничиженномъ положенiи нашей церкви. Иногда это сокрушенiе переступало даже мѣру и ввергало его въ безотрадное унынiе, которое требовало врачеванiя, и я помню, что какъто разъ по этому поводу оМатвѣй очень долго говорилъ ему о вредѣ подобнаго настроенiя и въ заключенiе привелъ вразумительныя слова, обличавшiя неумѣренность подобной же скорби о судьбахъ и путяхъ древняго Израиля одного изъ ветхозавѣтныхъ пророковъ: «зѣло ты во ужасѣ ума твоего сотворился еси ради Израиля. Или возлюбилъ еси его паче, неже Сотворивый его?

Къ православному Востоку грАлександръ Перовичъ и въ то время питалъ глубокое сочувствiе, весьма естественное въ человѣкѣ такого настроенiя, и приходившiе съ Востока братья наши всегда находили въ немъ опору и готовность щедрой вещественной помощи, но никакой явно преобладающей склонности въ пользу одного какоголибо изъ единовѣрныхъ намъ народовъ, какая впослѣдствiи сложилась въ его душѣ въ пользу грековъ, тогда еще не замѣчалось, и онъ въ своемъ вмѣстительномъ сердцѣ находилъ и отдѣлялъ для каждого изъ нихъ отдѣльный уголокъ.

Онъ усердно посѣщалъ церкви не только въ праздники, но и въ будни, и какъ человѣкъ, одаренный глубокимъ поэтическимъ чувствомъ, горячо и сознательно любилъ красоту и великолѣпiе нашего богослужебнаго чина, совершенно справедливо почитая его повсемѣстное почти разоренiе однимъ изъ величайшихъ народныхъ бедствiй и одною изъ главныхъ причинъ безпрерывно усиливающагося уклоненiя народа въ расколъ. «Какъ можемъ мы, говаривалъ онъ, силою одного приказа принудить народъ уважать то, къ чему сами въявь, на его же глазахъ, показываемъ такое откровенное презрѣнiе?

Но преобладающею, надъ всѣми другими возносящеюся и особенно для меня по крайней мѣрѣ трогательною чертою благочестиваго настроенiя графа — была его неподражаемая благотворительность. По разнымъ случайностямъ моей жизни, мнѣ приходилось имѣть множество разнообразнѣйшихъ встрѣчъ съ людьми, готовыми дѣлиться своими избытками съ ближнимъ; но никогда ни прежде, ни послѣ знакомства съ графомъ Александромъ Петровичемъ, мнѣ не привелось видѣть такого идеальнаго, прямо евангельскаго способа благотворенiя, какого держался онъ. Нѣкоторое время онъ очень часто обращался къ моему посредству между своими благодѣянiями и тѣми, кто въ нихъ имѣлъ нужду, такъ что я могу свидѣтельствовать объ этой чертѣ его, какъ очевидецъ, и почитаю за истинную для себя радость, что, по отшествiи его изъ нашей среды, когда всенародное оглашенiе его дѣлъ не можетъ уже ни оскорбить его скромности, ни ему повредить, а намъ оставшимся можетъ доставить поученiе и отраду, и на меня, въ числѣ другихъ, палъ жребiй сего свидѣтельства.

При всемъ преобладанiи въ умѣ графа религiозной идеи, занятiя его не ограничивались исключительно тѣми предметами, которые прямо отвѣчали этой именно потребности его духа; какъ человѣкъ, одаренный весьма тонкимъ и изящнымъ умомъ и въ высокой степени любознательный, онъ еще съ молоду старался загладить и пополнить недостатки своего первоначальнаго воспитанiя усиленнымъ чтенiемъ замѣчательныхъ произведенiй человѣческаго ума по разнымъ отраслямъ знанiй и живымъ личнымъ общенiемъ съ людьми, достойно представлявшими ту или другую часть человѣческаго вѣдѣнiя, къ чему имѣлъ всѣ средства какъ по своему высокому общественному положенiю, такъ и по значенiю, которое имѣлъ въ самыхъ высшихъ сферахъ его отецъ, грПетръ Александровичъ. Живыя встрѣчи съ такими разнообразными представителями умственной и политической дѣятельности, каковы Гумбольдтъ и грдеМестръ, Карамзинъ и грКапод’–Истрiя, Жуковскiй и грМордвиновъ, ПоццодиБорго и гр. Сперанскiй, Пушкинъ и Гоголь, митрополитъ Филаретъ и протоiерей Горскiй, Хомяковъ и Кирѣевскiй (съ послѣднимъ онъ познакомился впрочемъ только за годъ до его смерти, послѣдовавшей въ iюлѣ 1856 г.) и многiе другiе, исчислять коихъ по именамъ было бы затруднительно, не могли не оставить глубокихъ слѣдовъ въ его впечатлительномъ и способномъ къ самымъ тонкимъ постиженiямъ умѣ.

Наконецъ и его прошедшая разнообразная дѣятельность и приближенiе измлада къ тайнамъ правительственныхъ сферъ, которыя, благодаря его не прерывавшимся сношенiямъ съ людьми, въ правительстве участвовавшимъ, не были отъ него вполнѣ сокрыты и во время его личнаго удаленiя отъ дѣлъ, все это давало ему поводы и способы судить о совершавшихся на его глазахъ государственныхъ и общественныхъ дѣлахъ самостоятельно. И хотя въ его воззренiяхъ на ходъ этихъ дѣлъ было много такого, что не только шло совершенно въ разрѣзъ съ моими о нихъ представленiями (которыя въ ту особенно пору не Богъ знаетъ чего и стоили), но нерѣдко становилось въ явное несогласiе съ главными руководительными началами его собственнаго образа мыслей, и чтó объяснялось только привычкою къ изстари сложившемуся предубѣжденiю, — за всѣмъ тѣмъ остается несомнѣннымъ, что въ этихъ мнѣнiяхъ, всегда мужественно и въ слухъ всѣмъ имъ выражаемыхъ, не было даже тѣни какоголибо личнаго соображенiя, и что они были внушены ему только заботою о благѣ и достоинствѣ родной земли, которыя онъ понималъ по своему. Мы встрѣтимся еще въ дальнѣйшемъ изложенiи съ нѣкоторыми изъ его воззрѣнiй на общiя дѣла, когда я перейду къ воспоминанiямъ о его службѣ въ СвСинодѣ. Теперь же, въ заключенiе моего неполнаго и слабаго изображенiя почившаго, въ томъ его видѣ, въ какомъ онъ представлялся мнѣ во время своего досуга отъ дѣлъ государственныхъ, и въ устраненiе возможныхъ нареканiй на излишнюю идеальность моего рисунка, я приведу весьма выразительный отзывъ о немъ человѣка, который самъ представлялъ собою образецъ идеальной нравственной чистоты и возвышенности помысловъ и который, дорожа честью своего слова, никогда не обращалъ его въ орудiе похвалъ незаслуженныхъ или излишнихъ. Лѣтомъ 1855 г. мнѣ пришлось, чрезъ заочное посредство, познакомить графа съ ИВКирѣевскимъ, отъ котораго, по возвращенiи моемъ въ Москву, вмѣстѣ съ благодарностiю за устроенное мною знакомство, я услышалъ слѣдующiя навсегда сохранившiяся въ моемъ сердцѣ слова: «легче становится жить послѣ встрѣчи съ такимъ человѣкомъ, какъ графъ Александръ Петровичъ.

(Окончанiе будетъ).

ТФилипповъ.

_______

 

ЖЕНЩИНЫ.

Романъ изъ петербургскаго большаго свѣта.

ХIХ.

 

Les jours se suivent et ne se ressemblent pas (день на день не похожъ).

 

Пять дней спустя послѣ бала, какъ мало былъ похожъ домъ княгини Мытищевой на то чѣмъ онъ былъ въ день бала!

Явилась новая суета, на каждый уголъ дома легли какъ будто новыя тѣни, всѣ лица приняли точно новую физiономiю.

Къ чугуннымъ воротамъ дома часовъ въ девять утра, ктото, въ темносиней барашковой шубѣ, въ бархатной шапкѣ, съ поднятымъ воротникомъ, подошелъ къ дворнику.

— А что, любезный, никакъ слышносъ у васъ князь боленъ? сказалъ этотъ ктото.

— Да, сказываютъ что захворали шибко.

— Такъ.

Молчанiе.

— Шибко, значитъсъ?

— Шибко, отвѣтилъ дворникъ.

— Такъсъ.

Молчанiе.

— А вотъ чтосъ, любезнѣйшiй; оно, конечно на все Господня воля; супротивъ этого ужь нельзясъ; а ужь сдѣлай милость, братъ, значитъ, коль ужь князю будетъ очень плохосъ, нельзяли будетъ оповѣстить.

— А тебѣ то что?

— А я, значитъ, по своей части, по гробовой, значитъ, Ишимовъсъ, не далече, запрошлый годъ на папеньку ихъ заказъ получили.

— Ннда... прошепталъ дворникъ, и взглянулъ на шубу въ глаза.

— А этосъ, по части возобновленiя знакомствасъ, сказалъ гробовщикъ, вынимая изъ кармана красненькую. Премного, значитъ, благодарны. И онъ отдалъ красненькую дворнику.

— Ладно, сказалъ дворникъ.

— Наше почтенiесъ! и приподнявъ бархатную шапку, господинъ Ишимовъ отправился восвояси.

____

 

Не даромъ онъ былъ въ это утро у дворника дома княгини Мытищевой.

Ночь прошла скверная. Первый день когда князя привезли домой, будто бы съ охоты, все прошло благополучно. Князь слегъ въ постель; къ вечеру сдѣлалась маленькая лихорадка; прiѣхалъ княгининъ докторъ, Петръ Яковлевичъ Сергачевъ, и ограничился тѣмъ что предписалъ князю прохладительное питье, и ничего болѣе; за раною же уходъ былъ обыкновенный, порученный особенному фельдшеру. Княгинѣ докторъ сказалъ что это пустяки, а потому княгиня нисколько не тревожилась. Одна княжна знала откуда эта рана, и съ первой же минуты просила у брата позволенiя за нимъ ухаживать, какъ сестра милосердiя.

Князь протянулъ ей здоровую руку, она вложила въ нее свою ручку, и онъ нѣжно ее поцаловалъ.

— Я знаю, сказала сестра, что я совсѣмъ не похожа на Елизавету Николаевну, но я буду объ ней думать, и буду стараться такъ за тобою ухаживать, какъ она бы ухаживала.

— Чудачка! сказалъ князь и улыбнулся. Оставайся тѣмъ, чѣмъ ты есть, и мнѣ этого будетъ слишкомъ довольно; я со вчерашняго дня тебя еще больше полюбилъ.

Княжна припала къ рукѣ князя Всеволода, и стала у постели его на колѣна; она поцаловала руку его, и сказала: — Ну, теперь я счастлива, Всеволодъ; первый, кто мнѣ сказалъ слово про любовь, это ты. Мнѣ теперь ничего больше не нужно.

— Какъ не нужно? а любовь жениха, мужа? сказалъ улыбаясь братъ.

— Этою любовью меня никто не полюбитъ.

— Отчего?

— Ахъ, Всеволодъ, какой ты странный; развѣ ты не видишь что я не умѣю нравиться!

— Не безпокойся, любовь свое возьметъ, и ты съумѣешь понравиться, отвѣтилъ князь Всеволодъ. Знаешь что, Мери: нѣтъ худа безъ добра. Теперь, пока я боленъ, мы будемъ съ тобою перебирать всѣхъ жениховъ; на комъ нибудь остановимся, и рѣшимъ что въ такогото тебѣ надо будетъ влюбиться.

Княжна улыбнулась, и покачавъ головою, сказала:

— Хорошо!

Въ это время пришелъ фельдшеръ прикладывать компресъ. Княжна развязала бинтъ на рукѣ брата, взяла у фельдшера компресъ, и хотѣла приложить.

— Чтото раскраснѣлась ранкато, сказалъ фельдшеръ, щупая руку кругомъ раны.

Князю было больно, и онъ удерживался чтобы не закричать.

Часъ спустя щеки князя начали горѣть; глаза заблистали лихорадочнымъ жаромъ. Княжна побѣжала наверхъ къ княгинѣ, и сказала матери что надо послать за докторомъ. У княгини было нѣсколько гостей за вечернимъ чаемъ.

Княгиня велѣла послать за Сергачевымъ, и проводивъ княжну изъ гостиной, сказала ей что въ такомъ растрепанномъ видѣ не вбѣгаютъ въ гостиную, когда есть гости.

Сергачевъ прiѣхалъ, и осмотрѣвъ рану, нашелъ начало маленькаго рожистаго воспаленiя, прописалъ какуюто мазь и уѣхалъ, сообщивъ о томъ княгинѣ.

Часовъ около двухъ ночи, жаръ усилился; больной началъ метаться, и первые звуки горячечнаго состоянiя и бреда были: «Вонъ, вонъ ее! я не хочу, не хочу, слышите!

Княжна спала возлѣ спальни князя, одѣтая; услыхавъ крики князя, она вскочила и прибѣжала.

— Всеволодъ, что съ тобою?

Князь глядѣлъ на нее своими черными глазами; но не узнавалъ ее.

Княжна испугалась. Фельдшеръ сказалъ что это маленькое горячечное состоянiе.

Княжна выбѣжала изъ комнаты и велѣла ѣхать за докторомъ. Такъ началась болѣзнь князя. Къ утру часовъ въ восемь горячка не унялась; краснота рожи сдѣлалась сильнѣй. Докторъ какъ будто началъ безпокоиться. Княгиня была въ спальнѣ князя съ пяти часовъ утра.

— Опаснаго ничего нѣтъ, сказалъ Сергачевъ, но всетаки, я полагалъ бы лучше сдѣлать маленькiй консилiумъ; я бы попросилъ профессора Кирова и профессора Боева. — Сергачевъ самъ написалъ записки этимъ знаменитостямъ и взялся устроить консультацiю часовъ около трехъ, если застанетъ профессоровъ въ ихъ клиникахъ.

При словѣ о консультацiи, въ душу княжны запалъ ужаснѣйшiй недугъ; она испугалась, смутилась и ужаснулась. Княгиня вышла изъ спальни сына, и рѣшила что сдѣлаетъ двѣ вещи: раздастъ нищимъ въ сегоднешнiй прiемъ вдвое больше обыкновеннаго, и велѣла послать за священникомъ, отслужить въ церкви молебенъ. Безпокойство тоже вошло въ ея душу: она любила князя по своему, сухо, формально и холодно, но всетаки любила; и къ томуже мысль о болѣзни князя невольно наводила на нее ужасную мысль о томъ что со смертью князя угаснетъ послѣднiй изъ рода князей Мытищевыхъ.

Въ десять часовъ утра пришелъ отецъ Iоаннъ, которому наскоро написала княжна, прося его убѣдительно прiѣхать.

— Богъ приближаетъ иногда людей къ смерти, когда признаетъ это нужнымъ, сказалъ отецъ Iоаннъ, выслушавъ разсказъ княжны.

— Его надо причастить, батюшка.

— Пока больной въ бреду, причастить нельзя, отвѣтилъ отецъ Iоаннъ. А въ свою вы молитву вѣрите, княжна?

— Вѣрю, батюшка, но...

— А коль вѣрите, будьте спокойны: «да не смущается сердце ваше, вѣруйте въ Бога и въ Мя вѣруйте”, сказалъ Спаситель; чистой молитвы ни чьей Богъ не отвергаетъ, сказалъ отецъ Iоаннъ. Дайтека мнѣ взглянуть на вашего больнаго. И отецъ Iоаннъ всталъ и пошелъ въ спальню князя Всеволода вмѣстѣ съ княжною. Больной былъ спокойнѣе; глаза были закрыты; при входѣ отца Iоанна, онъ открылъ глаза.

— Здравствуйте, князь, сказалъ тихимъ голосомъ отецъ Iоаннъ.

— Здравствуйте, батюшка, отвѣтилъ больной; потомъ онъ сталъ оглядываться кругомъ, какъ бы отдавая себѣ отчетъ во всемъ что съ нимъ дѣлалось. Вы ко мнѣ, батюшка? вдругъ сказалъ князь какимъто страннымъ голосомъ.

— Къ сестрицѣ вашей, да зашелъ и васъ провѣдать, сказалъ спокойнымъ голосомъ отецъ Iоаннъ, угадавъ въ странномъ голосѣ больнаго какъ будто страхъ.

— Развѣ я плохъ? спросилъ князь.

— Попа увидали, и ужь испугались, сказалъ улыбаясь отецъ Iоаннъ, экiй суевѣрный!

— Нѣтъ, улыбаясь отвѣтилъ князь Всеволодъ, но... я такъ хочу жить! прибавилъ онъ вдругъ. Господи, какъ я ослабъ, и что за ночь ужасная была!

— А, вы напроказничали? сказалъ отецъ Iоаннъ.

— Да, отвѣтилъ больной, немного; я хочу, батюшка, исповѣдываться и причаститься, — можно? сказалъ онъ послѣ мгновеннаго молчанiя, и лицо его приняло какоето свѣтлое выраженiе; взглядъ его направлялся на княжну.

Лицо княжны просiяло, точно въ него блеснулъ самый яркiй лучъ солнца.

— Всеволодъ, душка, ангелъ! крикнула она.

— Я, батюшка, обѣщалъ ей исповѣдаться и причаститься, и не исполнилъ своего обѣщанiя; и до сихъ поръ тяжело на душѣ, какъ будто чтото очень дурное сдѣлалъ.

— И сдѣлали дурное, отвѣтилъ отецъ Iоаннъ, а теперь помолимся чтобы это дурное Богъ простилъ вамъ. И съ этими словами отецъ Iоаннъ всталъ, и пошелъ въ другую комнату за эпитрахилью.

— Мери! сказалъ подзывая къ себѣ рукою князь.

— Что, мой другъ? тихо сказала вся облитая свѣтомъ княжна.

— Скажи передъ Богомъ: я плохъ, или нѣтъ?

— Нѣтъ, Всеволодъ, передъ Богомъ нѣтъ! отвѣтила княжна, и слышно было, по тону ея словъ, что она говорила подъ влiянiемъ сильнаго порыва вѣры въ свою мысль.

— Но если я буду плохъ, обѣщай мнѣ сказать. Мнѣ надо написать — ты знаешь кому.

— Обѣщаю, сказала она.

Отецъ Iоаннь началъ читать молитвы передъ исповѣдью; потомъ отъисповѣдывалъ князя и причастилъ его.

— Какъ мнѣ хорошо теперь! сказалъ больной послѣ причастiя; я и умереть готовъ, прибавилъ онъ съ улыбкою.

— Умирать не за чѣмъ, а жить вотъ съ такимъ чувствомъ, далъ бы вамъ Богъ, хорошо былобы, сказалъ отецъ Iоаннъ.

Сердце бѣдной княжны ожило. Когда отецъ Iоаннъ уѣхалъ, и прiѣхалъ князь Свѣтозаровъ, она ушла къ себѣ и прилегла.

Въ четыре часа собрались доктора. Повидимому князю было лучше.

Княжна встрѣтила докторовъ первая и разсказала имъ все что сегодня утромъ происходило.

— Ну, отъ причастiя вашего люди не выздоравливаютъ, сказалъ профессоръ хирургъ Кировъ, съ насмѣшливою и непрiятною улыбкою. А вотъ посмотримъка что намъ наука скажетъ.

Бѣдную княжну больно укололи въ сердце эти слова грубаго профессора.

Докторъ Сергачевъ изложилъ передъ консультантами все что требовалось для предварительнаго доклада.

Потомъ они вошли къ больному. У больнаго сидѣла княгиня и сидѣлъ князь Свѣтозаровъ. Обa вышли.

— Ну, вашe сiятельство, какъ это вы пошалить изволили, сказалъ докторъ Кировъ, покажите!

Доктора осмотрѣли рану. Докторъ Кировъ началъ щупать кругомъ.

— Вы изъ храбрыхъ, или изъ трусовъ? спросилъ онъ князя.

— А что? спросилъ князь.

— А вотъ надо сондировать рану, будетъ больно.

— Вы не пугайте князя, Александръ Ивановичъ, сказалъ докторъ Боевъ, боль не Богъ знаетъ какая.

— Ну однако, сказалъ Кировъ, и вынувъ изъ боковаго кармана портфель, раскрылъ его, разложилъ на столѣ, и вынулъ сонду.

Началось сондированiе. Князь видимо страдалъ невыносимо, слезы изъ глазъ такъ и лились, но онъ не пикнулъ.

— Молодцомъ! проговорилъ Кировъ, и какъ будто съ наслажденiемъ продолжалъ оперировать своею сондою. Рана здоровенная: нагноенiе не большое, рожистое воспаленiе ослабѣло; а всетаки штука хорошая, глядѣть надо въ оба, завершилъ грубымъ, отрывистымъ тономъ профессоръ.

Затѣмъ приступилъ къ осмотру докторъ Боевъ. Приподнявъ на лобъ золотыя очки, онъ прежде всего взялъ руку больнаго, вынулъ часы, и сталъ слушать пульсъ.

— Пишите, сказалъ онъ обращаясь къ доктору Сергачеву, съ которымъ обращался видимо съ высоты своего величiя.

Сергачевъ вынулъ записную книжку и началъ записывать.

— Пульсъ сто десять. Потомъ вынувъ термометръ, и приложивъ его къ сердцу больнаго, нагнулся и сталъ въ тоже время тыкать головкою об его грудь, прислушиваясь къ бiенiямъ сердца и дыханiю. Есть признаки катарральнаго остраго состоянiя лѣваго легкаго. Дохните! — Больной вздохнулъ. — Еще! Больной опять вздохнулъ. — Еще! Потомъ тоже самое началось за спиною. — У васъ никогда не было воспаленiя легкихъ? спросилъ Боевъ.

— Никогда, отвѣтилъ больной.

— Катарра тоже не было?

— Нѣтъ, не помню, тихимъ голосомъ отвѣтилъ князь, утирая съ лица слезы.

— Температура 37, продиктовалъ Боевъ, посмотрѣвъ на термометръ; упадокъ силъ значительный; легкiй отекъ въ лѣвой рукѣ выше локтя; рожистое воспаленiе слабѣетъ, желудокъ слегка обремененъ; маленькiе завалы въ печени; состоянiе нервовъ удовлетворительно; я полагаю что есть начало тифознаго состоянiя.

— Непремѣнно есть, сказалъ Кировъ, еще разъ ощупывая мѣсто кругомъ  раны, какъ будто для того чтобы насладиться болью пацiента.

Доктора вышли въ сосѣднюю комнату; они обѣщали черезъ два дня прiѣхать утромъ.

— Hу что? подойдя къ нимъ, спросила княгиня.

— Ничего, сказалъ Кировъ: если не умретъ, выздоровѣетъ, а не выздоровѣетъ, такъ умретъ.

— Положенiе больнаго, вслѣдствiе нагноенiя раны, не совсѣмъ удовлетворительно, сказалъ Боевъ, но мы надѣемся поставить его на ноги, если не случится никакихъ усложненiй.

Прописаны были рецепты; доктора уѣхали.

Княгиня слегка успокоилась и признала возможнымъ поѣхать вечеромъ въ этотъ день въ оперу. Князь Всеволодъ дѣйствительно чувствовалъ себя лучше. Часовъ въ пять зашелъ къ нему князь ГриГри, только что узнавшiй объ ухудшенiи его состоянiя, и князь Гоницынъ. Хозяинъ и гости были въ духѣ и шутили. На третiй день прiѣхала къ княгинѣ графиня Трубецкая: почти весь городъ уже зналъ о болѣзни князя.

— Я бы такъ желала увидѣть бѣднаго больнаго, сказала нѣжнымъ голосомъ графиня; вѣдь вы знаете какое мое настоящее призванiе: быть сестрою милосердiя; никто такъ какъ я не умѣетъ ухаживать за больными; вотъ на дняхъ моя возлюбленная княгиня заболѣла флюсомъ и лихорадкою: я не отходила отъ нее ни на минуту, и ручаюсь вамъ что никто такъ не ухаживалъ за нею, какъ я. Chère princesse, можно видѣть вашего больнаго?

— Не знаю, графиня; но я спрошу, сейчасъ узнаю.

Княгиня, ничего не зная о недавнемъ прошедшемъ, отправилась къ князю Всеволоду и спросила его: можетъ ли его навѣстить графиня Трубецкая? У князя сидѣла княжна.

— Ни за что! вдругъ съ особенною страстью сказала княжна.

— Не тебя спрашиваютъ, отвѣтила сухо княгиня; я спрашиваю у твоего брата.

Вопросъ княгини имѣлъ самое несчастное дѣйствie на больнаго. Онъ начиналъ засыпать: услыхавъ это имя онъ очнулся, и сказавъ матери: «нѣтъ!" пришелъ снова въ возбужденное состоянiе.

Черезъ полчаса это состоянiе усилилось. Княжна, сидя въ комнатѣ у брата, услыхала какъ будто ктото шелъ въ сосѣдней комнатѣ: она выпрыгнула изъ комнаты, князь тоже услыхалъ, потомъ до него дошли сдавленнымъ голосомъ сказанныя княжною слова: — Нельзя, вы не войдете! и затѣмъ онъ услышалъ чтото такое, что вырвало изъ груди его крикъ.

Въ комнатѣ возлѣ была борьба, борьба тѣла съ тѣломь, рукъ съ руками женщины съ женщиною, но борьба чуть слышная, съ притаенными дыханiями, со злобою и ненавистью кипѣвшими съ обѣихъ сторонъ, и каждую сторону вооружившими силою.

Бой этотъ происходилъ между графинею Трубецкою, рѣшившею что она войдетъ къ князю, и княжною, рѣшившею что она не войдетъ. Чѣмъ кончилась бы эта борьба неизвѣстно, но въ это время дверь кабинета стала отворяться. Графиня опомнилась. Входилъ докторъ къ больному. Графиня уѣхала.

Черезъ часъ больному стало хуже. Горячка и бредъ вернулись. Метанiе сдѣлалось сильнѣе прежняго: рожистое воспаленiе усилилось. Докторъ начиналъ терять голову. Послали за Боевымъ и Кировымъ. Первый не прiѣхалъ; второй прiѣхалъ около 11.

— Скверно! сказалъ Кировъ. Я думаю не растравилъ ли я рану ужь черезъ чуръ, чего добраго...

Княжна выбѣжала изъ комнаты услыхавъ эти слова, и войдя въ кабинетъ князя, начала плакать въ истерическомъ припадкѣ. Княгиня была внѣ себя отъ напора тысячи разныхъ ощущенiй. Она подошла къ Кирову и сказала ему: — Вы, господинъ докторъ, здѣсь не въ клиникѣ, а въ домѣ княгини Мытищевой; если вы не умѣете обходиться съ больными, то вы не должны къ намъ ѣздить!

— Ну полноте сердиться, матушка аристократка! сказалъ Кировъ, ударяя княгиню по плечу.

На княгиню нашелъ столбнякъ изумленiя.

— Дѣло скверно, продолжалъ Кировъ, но поправимо! Больной хоть аристократической крови, а организмомъ молодецъ, вынесетъ и двѣ рожи.

Княгиня пришла въ себя.

Ночь прошла ужасная. Весь домъ былъ на ногахъ. Къ утру больному стало немного какъ будто легче. Онъ открылъ глаза; увидѣвъ княжну, онъ улыбнулся, хотѣлъ протянуть ей руку, но не могъ, слабость была слишкомъ велика.

— Мери, сказалъ князь, — я ухожу.

— Нѣтъ, сказала княжна, припавъ къ груди брата, — ты вернешься, я въ этомъ увѣрена.

— Нѣтъ, я уйду, но на кого тебя я оставлю?

— Можно войти? послышался мужской голосъ.

— Можно, отвѣтила княжна.

Вошелъ Николай Петровичъ Далматскiй, военный врачь.

Появленiе его было точно видѣнiе. Онъ былъ средняго роста, молодой военный врачь; лицо его было удивительно правильно и красиво; выраженiе голубыхъ глазъ подъ темными бровями и при темных рѣсницахъ было задумчивое, глубокое, мягкое и умное; цвѣтъ лица былъ слегка смуглый отъ загара и отъ природы; небольшie усы подъ тонкимъ и аристократическимъ носомъ и надъ небольшими губами какъ будто придавали этому лицу еще болѣе красоты и выраженiя; одѣтъ онъ былъ чисто, походка и манеры были тверды, рѣшительны и просты. Во всей его фигурѣ дышало какоето благородное, спокойное вдохновенье какою нибудь хорошею мыслью.

Юный медикъ вошелъ и поклонился княжнѣ.

— Дѣло дрянь! сказалъ онъ тихимъ, но звучнымъ голосомъ; — докторовъ вѣрно у васъ цѣлый полкъ?

— Есть, но... Княжна не знала что договорить, она находилась подъ обаянiемъ этой неожиданно появившейся, очаровательной фигуры юнаго медика.

На больнаго тоже, казалось, подѣйствовала прiятно фигура медика.

— Посмотрите меня, докторъ, сказалъ онъ чуть слышнымъ голосомъ.

— Узнаете?

— Узнаю.

Это былъ тотъ же врачь, который былъ на дуэли.

Медикъ приступилъ къ осмотру раны; каждое движенiе его было метко, но осторожно, деликатно, мягко: видно было что онъ занятъ былъ мыслью какъ бы не причинить боль больному.

Потомь онъ пощупалъ пульсъ, послушалъ грудь, приложилъ уxo къ головѣ больнаго, сталъ осматривать ноги; все записывалъ въ маленькую книжечку; проглядѣлъ рецепты. Княжна и Анастасiя Михайловна въ это время, притая дыханiе, не сводили съ него глазъ.

— А ваши доктора когда будутъ?

— Да скоро, отвѣтила княжна.

— Я ихъ подожду, если хотите, сказалъ врачь.

Въ это время вошла княгиня.

Она окинула вопросительнымъ взглядомъ, полнымъ непрiятнаго удивленiя, молодаго медика съ головы до ногъ.

Медикъ какъ будто понялъ этотъ взглядъ и вышелъ изъ комнаты, поклонившись княгинѣ.

Княжна взглянула на мать какъ будто умоляющимъ о пощадѣ взоромъ. Князь уже былъ въ полудремлющемъ состоянiи. На лицѣ уже стояла какъ будто роковая печать предсмертныхъ часовъ.

— Кто это? сказала княгиня, обращаясь къ дочери.

— Это докторъ, сказала княжна, не зная какъ объяснить матери причину появленiя этого молодаго человѣка.

Княгиня вышла изъ двери налѣво, въ уборную сына, и туда позвала княжну.

Княжна коекакъ пробормотала свое объясненiе.

— Даже въ такiя минуты не могутъ не умничать, сказала она своей дочери: не могутъ понять что я не нуждаюсь въ докторишкахъ.

Въ это время пришли доктора.

Они осмотрѣли больнаго, и когда вышли отъ него въ кабинетъ, гдѣ находилась княгиня, ея братъ, княжна и молодой докторъ, Кировъ подошелъ къ княжнѣ и взялъ ее за руку.

— Вы, кажется мнѣ, женщина съ характеромъ.

— Онъ безнадеженъ? вырвалось изъ груди княжны.

— Говорятъ что Богъ дѣлаетъ чудеса; если сдѣлаетъ, то вашъ братъ будетъ спасенъ, а безъ чуда онъ не вылѣзетъ. Разложенiе крови, коллега, сказалъ онъ, обращаясь къ Боеву, который разговаривалъ съ княгинею, — вѣдь такъ?

Княгиня плакала въ какомъто смутномъ состоянiи печали и безпокойства.

Княжна стояла и глядѣла на всѣхъ какъ помѣшанная, переводя глаза съ одного на другаго.

— Да, сколько кажется, процессъ уже начался, отвѣтилъ Боевъ, а главное, рожистое воспаленiе поднялось до головы.

— Извините господа профессоры, началъ подходя къ консультантамъ молодой медикъ, — имѣю честь представиться такойто, — я случайно сегодня попалъ къ больному; я его осмотрѣлъ подробно: въ ранѣ я замѣтилъ довольно правильную супурацiю, и сколько я могъ констатировать, процесса разложенiя крови нельзя еще признать, потому есть правильныя выдѣленiя пота.

— Пота нѣтъ, сказалъ Кировъ.

— Есть, сказалъ юный медикъ, если угодно убѣдиться.

— Намъ убѣждаться нечего, мы видѣли все въ достаточной подробности.

— Нусъ, до свиданiя, сказалъ Боевъ, мнѣ некогда.

— Вы будете сегодня вечеромъ? спросилъ его тихо Кировъ.

— Не стоитъ, врядъ ли долго протянетъ, сказалъ Боевъ.

— Проживетъ сутокъ двое, сказалъ Кировъ настолько громко, чтобы слышали всѣ стоявшiе въ комнатѣ.

Боевъ ушелъ. Кировъ собирался уходить.

— Вы значитъ отказываетесь? спросилъ его молодой медикъ.

— Почти, отвѣтилъ Кировъ, — закуривая сигару.

— Такъ позволите мнѣ взяться за лѣченiе пацiента?

— Сколько угодно, отвѣчалъ Кировъ и ушелъ.

— Это нашъ долгъ, отвѣчалъ Сергачевъ, допускать всякаго, кто можетъ помочь больному.

— Спасите, спасите его! бросилась къ Далматскому княжна, умоляю васъ!

— Если княгиня мнѣ позволитъ.

Княгиня ничего не отвѣчала; она плакала сидя у письменнаго стола сына.

Далматскiй поговорилъ съ Сергачевымъ и оба вошли въ комнату больнаго.

— Тутъ главное — ослабленiе силъ, надо дѣйствовать на ослабленiе силъ, сказалъ Далматскiй; я предлагаю начать съ мускуса, и чрезъ два часа дать ему ножную ванну.

— Можно, отвѣтилъ Сергачевъ.

— А вечеромъ сдѣлать полутеплую ванну.

— Я тоже думалъ, но консультанты были противъ, въ виду рожистаго воспаленiя.

— Оно уже есть; ванна ему повредить не можетъ; а я расчитываю достигнуть черезъ ванну общей реакцiи.

— Пожалуй, отвѣчалъ Сергачевъ.

Далматскiй подошелъ къ больному, и поднявъ простыню, показалъ на кожѣ больнаго признакъ потѣнiя.

Къ вечеру, около восьми часовъ, послѣ ванны, въ которую больной былъ положенъ почти безъ чувствъ, появился первый сильный потъ. Потъ сдѣлался обильнымъ.

Къ девяти часамъ больной началъ приходить въ память; съ лица сошелъ отпечатокъ предсмертнаго выраженiя.

Княжна, княгиня, дядякнязь Свѣтозаровъ стояли вокругъ постели больнаго и наблюдали каждое его движенiе.

Далматскiй стоялъ у изголовья, а Сергачевъ у ногъ князя.

Княжна, когда братъ ея раскрылъ глаза, взглянула на Далматскаго. При слабомъ освѣщенiи комнаты лицо его казалось еще красивѣе; взглядъ ея встрѣтился съ его взглядомъ, и княжна испытала въ душѣ такое чувство, что если бы не было въ комнатѣ ея матери и ея дяди, она бы бросилась къ ногамъ Далматскаго и стала бы цаловать его руки. Все въ этотъ мигъ исчезло, и дума о молитвѣ, о религiи, — въ это мгновенiе богомъ ея былъ Далматскiй.

— Здравствуй, Мери, сказалъ улыбаясь князь, потомъ онъ захотѣлъ взять руку матери, но силъ не хватило сдѣлать это движенье. Здравствуйте, дядя, сказалъ больной; я былъ гдѣто далеко, далеко...

— Теперь надо больнаго оставить, сказалъ Далматскiй.

Всѣ отошли отъ постели и вышли въ другую комнату въ ожиданiи.

Вошли затѣмъ въ комнату Далматскiй и Сергачевъ.

— Ну, что? спросила княгиня Далматскаго.

— Можно надѣяться, отвѣчалъ съ свойственнымъ ему лаконизмомъ Далматскiй, — не вамъ, а княжнѣ я говорю, прибавилъ онъ, быстрымъ движеньемъ отвернувшись отъ княгини.

— Ты имѣешь талантъ всѣхъ противъ себя вооружать, сказалъ князь Свѣтозаровъ сестрѣ, и если бы не твоя дочь, этотъ докторъ ни за что бы не остался при больномъ.

— Пожалуйста безъ морали, отвѣтила княгиня брату по французски, въ особенности передъ незнакомыми!

— Извините меня, докторъ, заговорилъ князь Свѣтозаровъ, подходя къ Далматскому, человѣкъ такое скверное созданье, что вѣритъ только послѣ опыта: что дастъ Богъ впереди, Богъ одинъ знаетъ, а пока за все что вы сдѣлали для насъ...

— Не для васъ, не для васъ, для больнаго и для княжны, быстро проговорилъ докторъ.

— Ну, такъ за сестру и больнаго позвольте васъ поблагодарить; они васъ поцаловать не могутъ, а я могу, сказалъ князь Свѣтозаровъ, обнимая Далматскаго.

Все это происходило въ то именно утро, когда шелъ разговоръ между гробовщикомъ и дворникомъ дома Мытищевыхъ.

 

ХХ.

 

ОДИНЪ ВЫЗДОРАВЛИВАЕТЪ, ДРУГАЯ ЗАБОЛѢВАЕТЪ.

 

Къ вечеру того же дня князь почувствовалъ себя немного крѣпче; краснота отъ головы начала отпадать.

Ночью онъ спалъ естественнымъ и спокойнымъ сномъ.

На другое утро Далматсмiй подозвалъ княжну и показалъ ей рану.

— Видите, супурацiя правильна, кожа жива, краснота блѣднѣе, а про силы онъ самъ скажетъ что сильнѣе, а?

— Попробую. Больной попытался протянуть руку; рука послушалась. — Мери, дай руку! И онъ сталъ цаловать руку сестры.

— Я написала Гагаринымъ все въ подробности, и каждый день телеграфирую, шепнула ему съ блестящими глазами княжна; видно было что эти слова вылетали изъ ея сердца какъ выстрѣлъ изъ ружья, и что она страстно ждала этой минуты, чтобы именно это сказать.

— Милый другъ! А отъ нихъ есть письма?

— Есть, но это послѣ; слава Богу всѣ здоровы, это главное.

— А я выздоравливаю? спросилъ князь, обращаясь къ Далматскому.

— Выздоравливаете, а было совсѣмъ капутъ.

Княжна разсказала какъ могла и умѣла, но съ жаромъ, все что случилось съ минуты когда появился Далматскiй.

— Это твой спаситель, сказала она въ заключенiе, и взглянула сперва на брата, потомъ на Далматскаго.

— Какое спаситель! Сдѣлайте милость, княжна, вы умница, глупостей не говорите.

Князь улыбнулся невольно. Княжна какъ будто устыдилась того что сказала.

— Старика своего удалось вылѣчить, продолжалъ Далматскiй: ничего не помогало, что ни давалъ; а въ ту пору былъ я вотъ, какъ вашъ Кировъ, — ни въ сатану ни въ Бога не вѣрилъ. Ну и ругался ужь, всѣхъ проклялъ и науку, и самого себя; ничего не  могу: хочу вылѣчить старика, да не могу и только; я и возьми въ ту пору, да и скажи про себя: Ну, Богъ, если Ты всемогущъ, спаси старика; съ чувствомъ видно сказалъ: что вы думаете, прописалъ я опять рецептъ, далъ старику, да въ ночь онъ и пропотѣй у меня; а къ утру спасенъ; вотъ я и сталъ въ Бога вѣрить. А ужь вы меня, матушка, спасителемъ не называйте, сами, вѣдь, небось Богу молитесь.

Любопытное было зрѣлище — видъ княжны слушавшей разсказъ Далматскаго. Лицо ея точно становилось все свѣтлѣе и свѣтлѣе, глаза ея блистали все ярче и ярче.

— И вы вѣрите въ Бога? вырвалось у княжны, вы?..

— А что нашъ братъ на богомольца не похожъ? Вѣрю, сударыня, вѣрю; а вотъ въ вашихъ Боевыхъ да Кировыхъ не вѣрю: все шарлатаны, эксплуататоры случайныхъ удачъ; неправедные богачи!

Князь съ живымъ участиемъ слѣдилъ за этою сценою.

— Однако я, того, заболтался; прощайте! теперь мнѣ здѣсь дѣлать нечего. Прощайте, — а нужно будетъ, позовете, сказалъ нà скоро Далматскiй.

— Какъ, вы уже не будете? спросила его княжна; и все лицо ея прониклось какимъто грустнымъ выраженiемъ.

— Время тратить нечего, коллега Сергачевъ уже съ конвалесценцiею справится.

— Нѣтъ, прошу васъ, заходите! сказалъ князь.

— Вечеромъ зайду, да завтра еще; а тамъ баста!

На этихъ словахъ Далматскiй вышелъ изъ спальни больнаго; въ кабинетѣ онъ встрѣтился съ княгинею.

— Имѣю честь поздравить: князь вылѣзъ. Прощайте.

— Вы развѣ уже не будете? спросила княгиня.

— Нѣтъ, не нужно.

— Такъ позвольте же васъ благодарить отъ всей души, сказала княгиня.

— Не стоитъ благодарности; да и не нужно.

— А позвольте узнать?..

— Это ужь не насчетъли денегъ? Не берусъ. Платите вашимъ Боевымъ да Кировымъ, а мнѣ не нужносъ; прощайте. И направившись къ двери, Далматскiй исчезъ.

Княгиня вошла въ комнату сына, и застала его держащимъ руки сестры въ своей рукѣ, и слушающимъ какъ съ особеннымъ оживленiемъ она ему чтото разсказывала.

— Здравствуй, Всеволодъ, сказала княгиня. Поздравляю тебя съ выздоровленiемъ, сказала она съ неизмѣнною монотонностью въ тонѣ, наклонилась и поцаловала въ лобъ своего сына, потомъ точно также поцаловала въ лобъ свою дочь, и начала свои распросы.

— Удивительный это человѣкъ, сказала княгиня, этотъ Далматскiй; онъ долженъ быть непремѣнно нигилистомъ: такой грубый, необтесанный.

— Да, но съ горячей душою, сказалъ князь Всеволодъ.

— И какой благородный! робко сказала княжна, и взглянула на брата, точно у него хотѣла позанять храбрости.

— Ну, ужь ты всегда восторгаешься тѣми, которые не изъ нашего круга, сказала сухо княгиня, обращаясь къ своей дочери. И странный такой: я хотѣла дать ему денегъ, онъ не беретъ, и обидѣлся. On dirait un grand seigneur!

— Онъ лѣчилъ Всеволода изъ дружбы къ нему, сказала немного смѣлѣе княжна.

— Полгорода у меня записывалось, Всеволодъ, эти дни, по случаю твоей болѣзни. Я надѣюсь что ты тронутъ, сказала княгиня.

— Да? спросилъ разсѣянно князь.

— Черезъ часъ будетъ у насъ молебенъ въ церкви, продолжала княгиня все тѣмъ же тономъ.

Княгиня постояла еще нѣсколько времени; изъ этихъ трехъ лицъ каждое чувствовало себя неловко; болѣе чѣмъ когда нибудь княгиня, въ эти минуты, являлась тою странною матерью, которая не имѣетъ въ себѣ никакихъ путей общенiя съ дѣтьми, тою матерью передъ которою душа не распускается какъ цвѣтокъ при солнцѣ, а закрывается какъ тотъ цвѣтокъ до котораго дотрогивается чужое тѣло. Она всегда была въ роли и въ званiи матери; она поплакала въ этой роли, когда доктора приговорили сына ея къ смерти, и затѣмъ когда онъ воскресъ, она улыбнулась, но и то и другое хотя и было проявленiями ея натуры, но было въ то же время, непостижимо искуственными чувствами.

Постоявъ нѣсколько минутъ, княгиня опять поцаловала въ лобъ своего сына, опять сынъ поцаловалъ ей руку, она пошла въ двери, и у двери сказала:

— Мери, мнѣ надо съ тобою поговорить.

Мери встала и подошла въ другой комнатѣ къ матери.

— Что это за сцена у тебя была съ графинею Трубецкою.

— Я ее выгнала.

— Да ты съ ума сошла что ли! ты въ лѣсу что ли воспитывалась?

— Я? Да развѣ вы не знаете, мама, что она чуть не убила Всеволода, ему стало хуже, когда...

— Все это аффектацiи и глупости твоего брата; женщина эта принимаетъ самое серьозное участiе въ болѣзни твоего брата; и вдругъ ты осмѣливаешься... Да это просто позоръ моему дому!

Княжна молчала, ибо не знала что сказать.

— Черезъ часъ ты поѣдешь со мною къ графинѣ; прошу быть готовой.

— Нѣтъ, мама, я не поѣду.

— Что?!

— Я...

Здѣсь княжна остановилась; она встрѣтила взглядъ матери; ей стало и холодно и гадко; она смирилась; да и не въ силахъ была, измученная этими днями, бороться.

Въ это время двери отворились, вошелъ отецъ Iоаннъ.

Княгиня подошла къ нему чинно, княжна бросилась къ нему.

— Слава Богу, сыну моему лучше, сказала княгиня.

— Спасенъ, батюшка, спасенъ! ваши молитвы и — знаете кто — его спаситель?

— Знаю, знаю; какъ не знать: это братъ жены моей, Далматскiй.

— Вы его знаете? съ какимъто восторгомъ сказала княжна.

Вошелъ въ это время и князь Свѣтозаровъ.

Онъ бросился въ объятiя своей племянницы со слезами на глазахъ; потомъ подошелъ къ сестрѣ, поцаловалъ ее и сталъ передъ нею.

— Все тотъ же видъ: superbe et froid! сказалъ князь смотря на свою сестру. Да когда же ты выйдешь изъ себя! сказалъ съ чувствомъ въ которомъ слышалось что то въ родѣ неудовольствiя князь. Ну ужь, батюшка, напугалъ онъ насъ, продолжалъ князь обращаясь къ отцу Iоанну; если бы не этотъ Далматскiй, — его тутъ нѣтъ? спросилъ князь.

— Нѣтъ, онъ ушелъ, отвѣтила грустно княжна.

— Онъ просто чудо сдѣлалъ съ Всеволодомъ, и человѣкъ какой симпатичный: прямой, честный.

— Мы вотъ про него сейчасъ и говорили, сказалъ отецъ Iоаннъ: человѣкъ достойный.

— И какой красавецъ! я просто имъ совершенно очарованъ. И какъ онъ одурачилъ этого Кирова! продолжалъ князь.

— Ничего я такого особеннаго въ немъ не нахожу, сказала княгиня; не онъ, а Богъ спасъ Всеволода.

— Никто такъ не можетъ меня сердить, какъ ты, сестра моя, и жена моя, сказалъ князь Свѣтозаровъ.

Вдругъ двери растворяются и показывается — кто бы вы думали? — нашъ прiятель Сухотинъ.

Всѣ оглянулись и смотрятъ съ удивленiемъ.

— Что вамъ угодно? спросила княгиня.

— Князя Мытищева, отвѣчалъ прехладнокровно расшаркиваясь Сухотинъ.

— Онъ очень боленъ, сказалъ князь Свѣтозаровъ, подходя къ Сухотину. Извините.

— Знаюсъ, я потому то и желаю его видѣть; ваши люди меня стали не пускать, но я позволилъ себѣ, въ качествѣ стараго прiятеля и сосѣда по имѣнiю. Сухотинъ Ѳедоръ Филимоновичъ, имѣю честь представиться.

Княгиня чутьчуть кивнула головою; князь Свѣтозаровъ подошелъ къ Сухотину и далъ ему руку. — Очень радъ познакомиться. Имѣю честь рекомендоваться: князь Свѣтозаровъ, дядя Всеволода, а это княгиня Мытищева, моя сестра.

— Мать князя Всеволода? спросилъ Сухотинъ, знаюсъ.

Княгиню покоробило.

— Такъ точносъ, отвѣчалъ князь. А это моя племянница, княжна Мытищева.

— Сестрица князя Всеволода? Знаюсъ, сказалъ Сухотинъ.

— Я объ васъ много слышала отъ брата, сказала княжна.

— Ну что, какъ больной? спросилъ Сухотинъ.

— Слава Богу, сегодня миновала опасность, сказала княжна. — Вы когда прiѣхали?

— Сегоднясъ, сейчасъ; я имѣю письмо къ князю, и прiѣхалъ, да узналъ о болѣзни у васъ въ домѣ; потрудитесь доложить князю, сказалъ Сухотинъ, обращаясь къ княжнѣ.

— Сейчасъ, отвѣтила княжна и направилась было къ комнатѣ брата.

— Attendez! сказала съ достоинствомъ княгиня: Вы мнѣ извините, но докторъ никого не приказалъ пускать къ моему сыну, онъ еще слишкомъ слабъ.

— Дасъ, но я отъ невѣстысъ, отпустилъ Сухотинъ.

Всѣ остолбенѣли отъ этихъ словъ и всѣ взглянули на княгиню.

— Отъ какой невѣсты? спросила княгиня.

— Вашего сына, — отъ Елизаветы Николаевны Гагариной. Развѣ?..

— Она для меня никогда не была невѣстою моего сына, продолжала тономъ непрiятно гордымъ княгиня.

— Мнѣ все равносъ; по нашему она его невѣста, и я имѣю письмо отъ нее.

— Я ему это письмо передамъ, сказала княгиня.

— Нѣтъ, извините, сударыня; ему въ руки я ужъ самъ. Мы съ нимъ хоть и были врагами, а нынче прiятели стали. Хорошiй человѣкъ вашъ сынъ, жаль было бы его лишиться, очень жаль!

Чѣмъ больше расходился Сухотинъ, тѣмъ болѣе дѣлался онъ антипатичнымъ княгинѣ, и напротивъ, тѣмъ симпатичнѣе становился онъ княжнѣ, князю Свѣтозарову и отцу Iоанну.

— Ну такъ что жесъ? спросилъ Сухотинъ.

— Если вамъ можно подождать до завтрашняго дня — будетъ съ вашей стороны очень любезно, сказалъ князь Свѣтозаровъ: Всеволодъ очень слабъ, и всякаго волненiя слѣдуетъ избѣгать. А завтра, если Богъ дастъ, онъ будетъ покрѣпче, милости просимъ.

— Дѣло, сказалъ Сухотинъ: передъ разумомъ я пасъ; передъ гордостью никогда! И Сухотинъ, расшаркавшись, вышелъ, бросивъ взглядъ на княгиню когда произносилъ послѣднiя слова.

Княгиня вышла изъ кабинета сына внѣ себя. Разомъ ее охватилъ цѣлый мiръ ужаснѣйшихъ для нее кошмаровъ: она почувствовала въ появленiи Сухотина начало борьбы съ сыномъ изъза Гагариныхъ; радость о его выздоровленiи, какъ капля воды, исчезла въ потокѣ охватившихъ ее заботъ о будущности.

Князь Свѣтозаровъ пошелъ къ больному вмѣстѣ съ отцомъ Iоанномъ.

Княжна пошла къ себѣ въ комнату въ ожиданiи молебна.

Войдя въ комнату, она почувствовала себя на просторѣ, и точно вырвавшаяся изъ клѣтки птичка, съ сiяющимъ лицомъ, съ нервами всего ея существа, долго натянутыми и вдругъ почувствовавшими свободу, она воскликнула: «Господи, какъ онъ хорошъ!” и остановилась она передъ окномъ, а на окнѣ были набросанные морозомъ бѣлые рисунки, и взглядъ ея устремился на эти бѣлые рисунки, и на этихъ бѣлыхъ рисункахъ она увидѣла человѣческое лицо, и это лицо было Далматскаго лицо. И она все смотрѣла и смотрѣла на это лицо.

(Продолженiе будетъ).

_______

 

НА СѢВЕРѢ И ЮГѢ.

 

1.

 

Изъ Гёте.

 

      Кого полюбишь ты — всецѣло

      И весь, о Лидiя, онъ твой!

   И ты владѣешь имъ вполнѣ и безъ раздѣла!

      Теперь вся жизнь, что предо мной

      Шумитъ, и мчится, и сверкаетъ, —

   Завѣсой кажется прозрачнозолотой,

   Черезъ которую лишь образъ твой сiяетъ

      Одинъ во всѣхъ своихъ лучахъ,

      Во всемъ своемъ очарованьѣ,

   Какъ сквозь дрожащее полярное сiянье

   Звѣзда недвижная въ глубокихъ небесахъ!

 

2.

 

Изъ Гафиза.

 

   Встрепенись, взмахни крылами,

   Торжествуй, о сердце, пой,

   Что опутано сѣтями

   Ты у розы огневой,

   Что ты въ сѣти къ ней попалось,

   А не въ сѣти къ мудрецамъ,

   Что не имъ внимать досталось,

   Дивнымъ пѣснямъ и слезамъ!

   И хоть слезъ, съ твоей любовью,

   Ты моря предъ ней прольешь,

   И изъ ранъ горячей кровью

   Все, по каплѣ, изойдешь, —

   Но за то — умрешь мгновенно,

   Вмѣстѣ съ пѣснiю своей,

   Въ самый пылъ — какъ вдохновенный

   Умираетъ соловей!

АМайковъ.

_______

 

ЕЩЕ О СТАРОКАТОЛИКАХЪ.

 

Въ настоящее время разосланъ подписчикамъ и поступилъ въ продажу «Оффицiальный отчетъ о дѣйствiяхъ третьяго старокатолическаго конгреса въ Констанцѣ 1873 г. (Der dritte Altkatholiken–Congress in Constanz im Jahre 1873. Stenographischer Bericht. Officielle Ausgabe). Содержанiе этого тома передано было въ свое время корреспонденцiями изъ Констанца въ «Московскихъ Вѣдомостяхъ”. Новаго въ немъ только и есть что письма разныхъ лицъ къ конгресу, не читанныя въ засѣданiяхъ, и рѣчи прМихелиса и прГубера съ отзывами о насъ и о нашей церкви. Эти отзывы заслуживаютъ полнаго вниманiя съ нашей стороны. Приводимъ ихъ здѣсь въ томъ — и, конечно, смягченномъ — видѣ, въ какомъ они являются нынѣ изъ подъ редакцiи въ высшей степени осторожнаго президента конгреса. Русскiя вставки въ нѣмецкую рѣчь, сдѣланныя нами, покажутъ однакожь, какимъ комментарiямъ и возраженiямъ съ нашей стороны должны бы подлежать слова почтенныхъ профессоровъ, даже и въ ихъ настоящемъ видѣ.

Вотъ слова прМихелиса, какъ они приведены на стр. 145 и 146 отчета, съ замѣчанiями на нихъ:

«До сихъ поръ обыкновенно пытались возстановить единство (церкви) тѣмъ, что каждая сторона говорила: «Мы стоимъ въ правдѣ, а всѣ остальные находятся на превратномъ пути”, — и именно потому ни къ чему не приходили. Мыже, напротивъ, выходимъ изъ того что мы говоримъ: «Единство во Христѣ вотъ гдѣ: и всякая сторона (партiя) должна у себя спросить: въ чемъ мы погрѣшаемъ и чтò приносимъ мы въ это состоянiе разрозненности?*)

Такой вопросъ каждая церковь обязана дѣлать себѣ безпрестанно, но только въ сферѣ любви христiанской. Въ сферѣ же религiознаго убѣжденiя, въ сферѣ вѣроученiя такъ дѣйствовать и задавать себѣ подобный вопросъ можетъ только тотъ, кто все потерялъ и для кого Infallibilität nur die Spitze der HКresie всей предыдущей церковной жизни ist, те., для кого непогрѣшимость есть только вѣнецъ ереси. Но что прикажете вы дѣлать тому, кто ничего не терялъ? Неужели и онъ долженъ, хотя для компанiи, объявить себя потерявшимъ чтолибо? Если принять такой взглядъ, то что же будутъ значить слова Господа: «И врата адова не одолѣютъ ей”? Такимъ путемъ отрицается непрерывность истины Христовой на землѣ, непрерывность спасенiя рода человѣческаго, а стало быть непрерывность церкви. Нельзя думать, чтобъ эти слова Господа обезпечивали церкви лишь частичное каждою ея вѣтвью обладанiе истины, которое только въ своей фиктивной и даже не сознанной сложности является обладанiемъ полной истины. Нѣтъ, истина Христова, какъ самъ Христосъ въ таинствѣ евхаристiи, не раздробима, а только распространима. Ея цѣлостность, ея каѳоличность (kata=по, o{loV=цѣлый) не можетъ, стало быть, имѣть ничего общаго съ тою фиктивносуществующею кусочками въ отдѣльныхъ церквахъ полнотою истины, которую предполагаютъ слова почтеннаго профессора.

«И это должно быть основанiемъ, на которомъ мы пытаемся построить наше соединенiе”**).

Порядочные люди, въ сношенiяхъ между собою, избѣгаютъ компромиссовъ и всякихъ фальшивыхъ уступокъ avec résèrves, а тѣмъ болѣе недостойно это церквей. По теорiи почтеннаго профессора, только и можно достигнуть той сдѣлки, которую еще раньше изобрѣли англичане, окрестивъ ее столь часто повторяемымъ именемъ «intercommunion.

«Мы, какъ борцы противъ непогрѣшимости, могли это сдѣлать съ добрымъ сознанiемъ”***). Понятно совершенно, что тотъ, у кого по его собственному сознанiю нѣтъ ничего, не только можетъ, но и долженъ сдѣлать это, если у него есть еще это доброе сознанiе, — но сдѣлать это лишь по отношенiю къ самому себѣ. Что же касается до желанiя навязать это смиренiе, не смотря ни на что, и другимъ, то здѣсь уже дѣйствуетъ не доброе сознанiе, а мысль, что если даже нѣмецъ остался ни при чемъ, то другiе народы и подавно. Почтенный профессоръ боится, чтобъ какой либо народъ на этомъ основанiи не заявилъ своего притязанiя на первенство передъ нѣмецкою нацiею. Гпрофессоръ и не догадывается, что обладанiе истины Христовой, для того, у кого оно есть дѣйствительно, никогда не можетъ сдѣлаться предметомъ пламеннаго различiя, народныхъ распрей, народной ревности и разногласiя. Что же касается собственно православнаго отечества нашего, то нѣмцыстарокатолики не хотятъ понять, что не мы изобрѣли православiе и что присоединиться къ православной церкви чистосердечно и безоговорочно вовсе не значитъ поклониться Россiи и признать превосходство ея просвѣтительнаго начала. Во всѣхъ ихъ рѣчахъ такъ и слышится: «Отъ Назарета можетъ ли что добро быти?” Разница противъ предубѣжденнаго израильтянина въ томъ только, что они даже не возьмутъ на себя труда придти и всмотрѣться.” Нѣтъ, приходи къ намъ на смотръ”. Да!

«Мы хотимъ твердо держаться за католическую церковь, но мы не хотимъ дозволить дѣлать къ ней прибавки «римская” и въ непогрѣшимости можемъ признавать только верхъ или вѣнецъ ереси. Я не знаю болѣе глубокаго заблужденiя отъ истины, какъ то, которое хотятъ навязать католикамъ въ догматѣ непогрешимости”*).

Ясная идея и прекрасно выражена.

«И такъ мы имѣемъ сказать вотъ что: мы не хотимъ быть ни англокатоликами, ни грекокатоликами; ни римскокатоликами; но мы хотимъ быть католиками”**). И въ тоже время, въ пренiяхъ на конгрессѣ не имѣть другой цѣли, какъ организацiю «гeрманоили нѣмецкокатолической церкви”.

Если справедливое негодованiе противъ прибавки: «pимскo” не исключаетъ возможности замѣнить его ничѣмъ пока неповиннымъ «нѣмецко”, то почему отрицать у другихъ право приставлять свое «греко” или «англо”. Въ такое противорѣчie самому себѣ почтенный профессоръ философiи сталъ по тому, что, сдѣлавшись старокатоликомъ и тѣмъ расширивъ свой кругозоръ на столько, чтобъ не считать латинствa за одно съ каѳоличествомъ, онъ продолжаетъ мѣрять другихъ, и въ томъ числѣ восточную церковь, на свой прежнiй аршинъ, предполагая, что и эта послѣдняя свое православiе смѣшиваетъ съ своею, такъ сказать, восточностiю. Такъ дѣлающiй первые шаги въ какойлибо отрасли думаетъ, что онъ повсюду производитъ открытiя, коихъ до него никто не зналъ. Безъ такого объясненiя философiя прМихелиса должна показаться сумбуромъ.

«И я, говоритъ онъ, смѣю прибавить: что «и греческая церковь должна беречь себя отъ опасности, чтобы самое названiе ея «Православная церковь” не привело ее къ той же ереси, какъ это случилось у насъ съ непогрѣшимостiю”***).

Напрасная забота! Церковь, говорящая устами своихъ патрiарховъ: «Изъ церковныхъ историческихъ книгъ извѣстно, что нѣкоторые обычаи и чиноположенiя въ различныхъ мѣстахъ и церквахъ были и бываютъ измѣняемы; но единство вѣры и единомыслiе въ догматахъ остаются неизмѣнными”, — церковь, одинъ изъ синодовъ коей писалъ въ наставленiи раскольникамъ: «Въ церкви Божiей есть двоякаго рода вещи: однѣ — необходимы и неизмѣнны, это догматы, другiя же ко спасенiю ниже нужны, ниже вредны, а употребляемыя съ благочинiемъ служатъ къ украшенiю церкви. Кто же вещь среднюю обратитъ или въ крѣпкiй догматъ, или въ ересь, тотъ самъ уже еритичествуетъ”, — такая церковь знаетъ, въ чемъ ея православiе, и опасности обратить его въ ересь не подвержена. Вообще же о рѣчи прМихелиса нужно сказать, что, говоря такъ, профессоръ какъ бы показываетъ неувѣренность въ принципахъ, легшихъ въ основу старокатолическаго движенiя, и отрицаетъ возможность всякаго критерiума въ сужденiи о правости того или другаго мнѣнiя въ дѣлахъ вѣры. На самомъ же дѣлѣ старокатолики, становясь на почву нераздѣльной церкви, тѣмъ самымъ признаютъ ученiе ея критерiумомъ того, что ихъ мнѣнiе (dojxa) въ дѣлахъ вѣры есть правое (ojrqo;") въ сравненiи съ мнѣнiемъ римской церкви. Въ силу этого «православiе (ojrqodoxiдa, orthodoxia) есть не самохвальное и не произвольное присвоенiе себѣ полной истины”, а характеристика ученiя, выдерживающаго критику на основанiи критерiума, признаваемаго и самими старокатоликами.

Переходимъ теперь къ словамъ проф. Губера въ томъ видѣ, какъ они читаются на стр. 154 оффицiальнаго отчета, и къ замѣчанiямъ на нихъ:

«Если есть готовыя, или же будутъ вновь написаны произведенiя, относящiяся къ нашему дѣлу, то они должны быть къ намъ присылаемы. Нo, господа, только не на русскомъ и нe на новогреческомъ языкѣ”*). Такое сопоставленiе новогреческаго языка съ русскимъ въ устахъ профессора одного изъ германскихъ университетовъ, знающаго поэтому въ совершенствѣ древнегреческiй, показываетъ только одно, что почтенный профессоръ не далъ себѣ труда даже заглянутъ въ одну изъ присланныхъ имъ новогреческихъ книгъ: ибо иначе онъ зналъ бы, что тотъ, кто владѣетъ древнегреческимъ церковнымъ языкомъ на столько, чтобъ понимать творенiя Аѳинагора, Дiонисiя Ареопагита, Василiя Великаго, Григорiя Богослова, Iоанна Златоустаго и другихъ, легко можетъ читать сочиненiя Экономоса, Византиса, граматы и посланiя восточныхъ патриарховъ и тп.

«Намъ присланы фолiанты на русскомъ языкѣ; съ ними мы ничего не можемъ сдѣлать” (замѣчанiе, которое слѣдуетъ принять къ свѣденiю). «Тѣ господа въ Россiи, которые имѣютъ интересъ въ томъ чтобы греческая церковь была понята и оцѣнена, должны предложить задачи или темы (на премiи)**).

Выраженiя почтеннаго профессора могутъ быть поняты въ томъ смыслѣ будто бы лишь одни русскiе имѣютъ интересъ въ томъ, чтобы ихъ церковь была понята и оцѣнена старокатоликами. Русскiе увѣрены, что ученiе восточной церкви выдержитъ критику на основанiи критерiума, признаваемаго нынѣ и старокатоликами. Но ихъ внутреннее убѣжденiе въ истинахъ православiя, не только не боящееся научной критики, но даже поощряющее ее, есть въ сущности убѣжденiе чисто и глубоко религiозное, которое никогда не можетъ быть поставлено въ исключительную зависимость отъ результатовъ критики. У нѣмцевъ же замѣтно стремленiе сдѣлать изъ религiи нѣчто, исключительно покоющееся на данныхъ науки. Но въ такомъ случаѣ гдѣ же разница между религiею и рацiонализмомъ? Неужели и послѣ того, какъ на глазахъ всего мipa умъ человѣка, вземлющiйся, въ лицѣ папъ, на разумъ Божiй, извратилъ въ римской церкви богооткровенную истину Христову, — неужели и послѣ того нѣмецкiе профессора философiи еще думають возстановлять эту истину при свѣтѣ лишь научной критики? Если это такъ, то мы, не отрицая ни у себя, ни у нихъ права на эту критику, оставляемъ за собою полную свободу нашего религiознаго убѣжденiя. Cтараясь объяснять самимъ cебѣ и дать отвѣтъ всякому вопрошающему словесе, мы не можемъ поставить судьбу религiи въ зависимость отъ результата научныхъ пренiй, а тѣмъ болѣе эти результаты нe послужатъ для насъ мѣриломъ достоинства нашей церкви.

Говорятъ, что темы уже получены, и наши академiи распредѣлили между собою работу. Изъ тона выписываемыхъ нами словъ человѣка, болѣе многихъ другихъ настаивавшаго на необходимости войти въ обмѣнъ мыслей съ представителями русской церкви, видно, какъ нѣмецкiе профессора понимаютъ этотъ обмѣнъ мыслей, и какъ они посмотрятъ на будущiе труды нашихъ ученыхъ. Согласно ли съ достоинствомъ нашихъ академiй заниматься темами, на которыя нѣмецкiе отцыфилософы смотрятъ какъ на ученическiя задачки?

«Такимъ образомъ будутъ составлены небольшiя сочиненiя на французскомъ языкѣ, которыя мы въ Германiи (у себя, на печкѣ безъ всякаго труда) можемъ читать и распространять”*). (Это уже совершенно какъ въ нашихъ семинарiяхъ; ихъ профессора назначаютъ не только темы, но и объемъ сочиненiй и отказываются принимать и читать сочиненiя, выходящiя изъ предположеннаго имъ объема).

Пользуемся этимъ случаемъ, чтобъ сказать нѣсколько словъ о нашемъ отношенiи къ старокатолическому движенiю. До сихъ поръ представительствующая власть нашей церкви не сдѣлала еще ничего рѣшительнаго касательно занимающаго насъ вопроса. На этотъ разъ такая медлительность можетъ даже служить признакомъ такта и оправдываться слѣдующими вполнѣ вѣрными соображенiями: Въ виду того, что, вмѣстѣ съ непогрѣшимостiю, старокатолики отвергаютъ весь духъ папизма, поддерживавшiй собственно до сихъ поръ и самую догматическую разность между церковью восточною и латинскою; въ виду того, что они прямотаки склонны выбросить изъ символа filioque; въ виду того, что даже въ обычаяхъ и чиноположенiяхъ, кои, по словамъ восточныхъ патрiарховъ, въ разныхъ мѣстахъ и въ разныя времена бывали и бываютъ различны, — даже и въ этихъ вещахъ они сами предполагаютъ взять изъ практики нашей церкви больше, чѣмъ то строго необходимо для полнаго общенiя въ вѣрѣ и любви**), — въ виду всего этого, образъ дѣйствiя святѣйшаго правительствующаго всероссiйскаго Синода имѣетъ, по нашему мнѣнiю, такой смыслъ: показавъ старокатоликамъ всю готовность, по осуществленiи у нихъ заявленныхъ ими вышеозначенныхъ реформъ, принять ихъ въ общенiе вѣры и любви, ждать, пока они сами найдутъ удобнымъ воспользоваться этою готовностiю. Есть еще другой способъ — это послать имъ, отъ имени Святѣйшаго Синода, «Изложенiе православнаго исповѣданiя восточнокатолическiя церкви”, въ переводѣ на французскiй или нѣмецкiй языкъ, повторивъ, опятьтаки отъ лица Святѣйшаго Синода, слова восточныхъ патрiарховъ къ англиканскимъ епископамъ: «Изъ сего можете познать и несомнѣнно уразумѣть благочестивый и православный образъ мыслей восточной церкви. Если же согласитесь съ нами, удовлетворившись тѣмъ ученiемъ, которое мы изложили теперь, то будете во всемъ едино съ нами и никакого не будетъ между нами раздѣленiя. Что же касается до прочихъ обычаевъ и чиноположенiй церковныхъ, до совершенiя священныхъ обрядовъ литургiи, то и сiе, при совершившемся съ Божiею помощiю единенiи, можно будетъ легко и удобно исправить”. Что Святѣйшiй Синодъ имѣетъ полное право поступить такъ, это видно изъ того обстоятельства, что восточные патрiархи сочли нужнымъ прислать ему, вмѣстѣ съ утвердительными грамотами, означенное «Изложенiе” и свое посланiе къ англиканамъ съ слѣдующимъ замѣчанiемъ: «И вы убо, аще намѣренiе имате и хощете писати и отвѣщавати онымъ, тако тощно пишите, глаголюще, яко сицево есть наше восточныя церкве мудрованiе, яково изъявляетъ и представляетъ нынѣ отъ насъ къ нимъ посланное «Изложенiе православiя”. Но, по соображенiи всѣхъ обстоятельствъ, такой образъ дѣйствiя, способный вполнѣ обнаружить ту степень искренности, которую нѣмцы питаютъ къ долгу возсоединенiя церквей, врядъ ли подвинетъ это дѣло впередъ; напротивъ того, поставивъ нѣмцевъ въ необходимость отвѣчать теперь же: «да” или «нѣтъ”, введетъ ихъ въ непрiятное положенiе и быть можетъ, охладитъ къ дѣлу, къ которому они теперь, по крайней мѣрѣ, не относятся еще апатично.

Послѣднее замѣчанiе заставляетъ насъ сказать нѣсколько словъ о положенiи самихъ нѣмецкихъ старокатоликовъ въ ихъ собственномъ дѣлѣ. Оставляя въ сторонѣ вопросъ о внутренней ихъ искренности, искренности мысли и слова, нельзя не замѣтить, что внѣшняя ихъ искренность, искренность дѣла, связана кнБисмаркомъ, желающимъ, въ своихъ видахъ, выставлять ихъ единственными католиками, стоящими на почвѣ конкордатовъ. Никто, конечно, не забылъ того, какъ на Констанцскомъ конгресѣ президентъ его, прШульте, разсказывая о перипетiяхъ дѣла по избранiю епископа и по опредѣленiю его положенiя въ государствѣ, настаивалъ на томъ, что въ переговорахъ съ представителями свѣтской власти не было уступлено ни iоты въ дѣлѣ религiозной свободы совѣсти; но тутъ же, чрезъ нѣсколько словъ, заявилъ, что кнБисмаркъ обѣщалъ имъ свое содѣйствiе лишь подъ условiемъ, чтобы они своими реформами не дали повода сомнѣваться въ ихъ католицизмѣ. Гпрезидентъ при этомъ умно, но врядъ ли искренно, умолчалъ о томъ, что понятiе Бисмарка о католицизмѣ далеко не то, какое развивалось въ рѣчахъ ораторовъ конгресса. Имѣяй уши слышати, конечно, вывелъ то заключенiе, что принять при такихъ условiяхъ предложенное содѣйствiе никакъ не значитъ — не уступить ни iоты въ вопросѣ свободы. Доказательство же этому то, что, не смотря на заявленiя о реформахъ, эти послѣднiя, какъ я знаю изъ вѣрнаго источника, отсрочены, по крайней мѣрѣ, на десять лѣтъ. Къ чему же послѣ этого толковать о возсоединенiи съ восточною церковью, которое невозможно безъ означенныхъ реформъ и которое само въ себѣ составляетъ существеннѣйшую изъ реформъ? Между тѣмъ, когда весь мiръ видитъ, въ чемъ дѣло, предводители германскаго старокатолицизма стараются выставить на видъ, что только рѣшенiе связанныхъ съ этими реформами научныхъ вопросовъ задерживаетъ ихъ. Этимъ аргументомъ пользуются особенно по отношенiю къ вопросу о возсоединенiи церквей. Выше сказано было коечто на этотъ счетъ. По самому существу предмета, научная критика не можетъ имѣть рѣшающаго значенiя въ этомъ дѣлѣ. Нѣмцы это знаютъ. Судя же по смыслу темъ, рѣшенiе коихъ ниже нужно, ниже вредно для единенiя церквей, какъ, напримѣръ, вопросъ о пресуществленiи въ таинствѣ евхаристiи, относительно котораго даже въ лонѣ одной и той же церкви можетъ существовать терпимое разногласiе (Хомяковъ и Филаретъ), можно думать, что нѣмецкiе профессорасвященники, загоняя насъ, какъ выразился бы школьникъ, хотятъ лишь протянуть время. У себя же дома они придумали еще другой предлогъ для отсрочки реформъ и единенiя. Это — неразвитость массы. Намъ же напротивъ кажется, что введенiе реформъ было бы средствомъ не оттолкнуть, а привлечь ее. И теперь, когда реформы еще и не предпринимаются, — что удаляетъ ее отъ участiя въ старокатолическомъ движенiи? Ослѣпленные надеждою скорѣе пустить корни въ массѣ при помощи свѣтской власти, германскiе старокатолики этимъ союзомъ успѣли лишь отдалить эту возможность, которая была бы болѣе осуществима при дѣйствiи свободнаго слова убѣжденiя. Мѣра, въ какой они пользуются этимъ союзомъ, — особенно въ Пруссiи, положительно отталкиваетъ массы отъ движенiя. И въ самомъ дѣлѣ, въ то время когда римскокатолическiе iерархiи простотаки преслѣдуются, старокатоликипруссаки имѣютъ духъ обращать епископскiя отлученiя противъ нихъ въ диффамацiю и привлекать епископовъ въ судъ за это преступленiе.

Киръ Заруцкiй.

_______

 

ИЗЪ ТЕКУЩЕЙ ЖИЗНИ.

 

Прiятно вообще слышать умныя рѣчи, но особенное удовольствiе доставляютъ онѣ, когда ихъ слышишь неожиданно... Есть люди, по временамъ ниспосылаемые на землю, одаренные великою силою мысли и воли; они самою силою мысли выдвигаются вонъ изъ массы братiй; масса, съ своей стороны, отступаетъ передъ ними и становится въ оборонительное положенiе, и выдвинувшiйся человѣкъ невольно остается одинокимъ. Но одиночество не смущаетъ его; сила спокойна въ самой себѣ, и сильный мыслью человѣкъ спокойно идетъ одинъ «укрѣпленъ могучимъ убѣжденьемъ”. Не то присходитъ въ душѣ людей обыкновенныхъ, никакой исключительной силой не одаренныхъ, живущихъ мыслью, не ими созданною, а только ими воспринятой, усвоенной и облюбленной: имъ тяжело умственное одиночество, имъ жутко, когда вкругъ нихъ нѣтъ или очень мало людей, сочувствующихъ излюбленной ими мысли; они все прислушиваются, ловятъ звуки и не могутъ отказать себѣ въ чувствѣ нѣкотораго торжества, когда завѣтная мысль дѣлаетъ успѣхи въ средѣ ихъ братiй.

Было время, когда мы дѣлились на «западниковъ” и «славянофиловъ”, съ огромнымъ численнымъ перевѣсомъ на сторонѣ первыхъ. Это было давно. Дѣленiе было ясное; различiе двухъ группъ — коренное и рѣзкое. Долго стояли эти несоединимыя группы, относясь взаимно другъ къ другу — одна съ негодованiемъ и насмѣшкой, другая съ гордымъ спокойствiемъ и сожалѣнiемъ. Мало по малу термины, обозначавшiе группы, какъто примелькались и, въ текущей литературѣ, замѣнились другими: явились космополиты и поборники идеи народности, «общечеловѣки” и «народники”. Подъ этими именами выступили бойцы и одно время вели бой съ большимъ одушевленiемъ; бились и одинъ на одинъ, и стѣна на стѣну, дѣйствовали и летучими отрядами, поражая другъ друга подхваченными на лету эффектными словцами. Помните, напримѣръ, какъ играли «общечеловѣки” словомъ «почва”, какъ потѣшнымъ мячикомъ, подбрасывая и швыряя его безъ разбору во всѣ стороны; «народники”, съ своей стороны, бросали въ противниковъ «стертымъ пятиалтыннымъ“, разумѣя подъ нимъ людей, добровольно лишающихъ себя собственной природной физiономiи, стирающихъ съ нея всѣ своеобразныя черты. Стихъ мало по малу и этотъ бой... За кѣмъ же осталось поле?... Странное явленiе откроется, если подумать надъ этимъ вопросомъ. Теперь въ нашей текущей литературѣ нѣтъ славянофиловъ; въ ней есть всякiе люди, только не славянофилы; для нихъ въ ней нѣтъ опредѣленнаго угла: нѣтъ у насъ ни одного собственно славянофильскаго органа. Былъ въ Москвѣ «День”, замѣнившiйся было «Москвой” и «Москвичемъ”, — ихъ давно нѣтъ. Была въ Петербургѣ «Заря” — и она потухла. И ничто ихъ не замѣнило. «Гражданинъ” не принадлежитъ къ общечеловѣкамъ и западникамъ, но его не признаютъ и славянофиломъ, потому что пристегиваютъ (справедливо или нѣтъ) къ лагерю «Московскихъ Вѣдомостей”, а «Моск. Вѣд.” никогда не были славянофильской газетой. Не слѣдуетъ ли изъ этого заключить что славянофиловъ вовсе нѣтъ ни въ литературѣ, ни въ жизни, что поле осталось за общечеловѣками, что они побѣдили? О, если бы предположить для смѣху, что общечеловѣки сами задали себѣ вопросъ, побѣдили ли они, — кáкъ, по чистосердечномъ размышленiи, они сами передъ собой смутились бы и покраснѣли, почувствовавъ себя въ положенiи Наполеона на Бородинскомъ полѣ! Славянофилы отступили, сдали Москву и спокойно наблюдаютъ за дальнѣйшимъ движенiемъ мнимыхъ побѣдителей, готовящихся въ свою очередь представить изъ себя отступающую великую армiю «двудесяти языкъ”. Продолжая уподобленiе, мы готовы въ настоящую минуту взять на себя роль маленькаго партизанскаго отряда, способнаго, если не встревожить отступающихъ, то хоть подвинуть на шагъ отступленiе...

По поводу книги гАГрадовскаго: Нацiональный вопросъ въ исторiи и въ литературѣ, «Голосъ”, воздавая ей должную хвалу, выразился между прочимъ такъ: «Славянофилы едвали не первые у насъ въ Россiи ратовали противъ «раздвоенiя земли и общества”. Этой заслуги славянофиловъ не понялъ гМамоновъ, вызвавшiй своею статьей «Старые славянофилы” справедливые упреки гИСАксакова въ «Письмѣ по поводу предъидущей статьи”; но эта именно заслуга славянофиловъ ярко выставлена гГрадовскимъ, и она то сдѣлала его такимъ горячимъ сторонникомъ КСАксакова, АСХомякова и ИИКирѣевскаго”.

Прочитавши только это, иной можетъ подумать что гМамоновъ ополчился на славянофиловъ. Но это не такъ: онъ, въ своей статьѣ «Славянофилы”, («Русск. Арх. 1873 г.  12) сталъ на защиту ихъ отъ «несправедливой суровости приговора” гПыпина; да только въ самой своей защитѣ обнаружилъ что онъ слишкомъ мелко понялъ защищаемыхъ, не уразумѣвъ ихъ коренной мысли, и не оцѣнилъ ихъ истинной заслуги, — чѣмъ и вызвалъ упрекъ.

А гИСАксаковъ, въ своемъ «справедливомъ” упрекѣ, сказалъ между прочимъ слѣдующiя слова: «Славянофилы того времени (те. первые славянофилы — Хомяковъ, Кирѣевскiе и КАксаковъ) меньше всего заботились о просвѣщенiи простаго народа, не потому чтобы въ принципѣ считали просвѣщенiе для него не нужнымъ, но потому что прежде всего, по ихъ мнѣнiю, надобно просвѣтиться намъ самимъ, и не его учить, а у него поучиться. Прививать къ простому народу цивилизацiю (кромѣ развѣ обученiя грамотѣ) они и не думали: предлежало еще рѣшить для самихъ себя вопросъ — что такое общечеловѣческая цивилизацiя, въ чемъ она, гдѣ ея истинныя начала; — а вопросъ этотъ не могъ быть рѣшенъ людьми, осудившими себя на умственное рабство предъ западноевропейской цивилизацiей и невѣдающими началъ собственной народности, слѣдовательно людьми духовнобезличными, неспособными ни воспринять, ни передать истинное просвѣщенiе. Рабы, попугаи, обезьяны — какъ энергически выражались славянофилы — всѣ эти самозванные цивилизаторы могли лишь увлечь простой народъ на тотъ ложный путь, которымъ шло все русское, такъ называемое, образованное общество, со временъ петровской реформы. Въ томъ именно что западная цивилизацiя почти не коснулась народа, и онъ, отчужденный, продолжаетъ хранить для насъ, затаивъ въ себѣ самомъ жизненный завѣтъ старины, самую сущность нашей народности, — въ томъ именно и видѣли славянофилы залогъ спасенiя для Россiи, ея внутренняго возрожденiя, возстановленiя духовной цѣльности всего народнаго организма. «Въ твоей груди, Россiя, — говоритъ Хомяковъ въ известныхъ стихахъ — есть свѣтлый ключъ, льющiй живыя воды, сокрытый, безвѣстный, но могучiй”. («Русск. Арх. 1873 г.  12, стр. 2519).

Если статья, заключающая въ себѣ эти слова, явилась назадъ тому только мѣсяцъ, то мнѣ кажется это не противорѣчитъ вышесказанному, что въ нынѣ текущей литературѣ нѣтъ славянофиловъ: эта статья есть воспоминанiе о прошломъ, и мысли въ ней высказанныя принадлежатъ прошлому. Самъ авторъ ея едвали принадлежитъ текущей литературѣ: онъ кончилъ своимъ «Москвичемъ” и отстался въ положенiи посторонняго наблюдателя; постороннимъ наблюдателемъ явился онъ и въ настоящей статьѣ. Это первое. А второе — зачѣмъ мы все это говоримъ? Затѣмъ что не можемъ и не желаемъ скрыть чувства нѣкотораго торжества. Ужъ если одна изъ петербургскихъ газетъ, — изъ сей толпы мысленныхъ разночинцевъ, — обнаружила сочувствiе къ «справедливымъ упрекамъ” за недостаточное пониманiе истинной заслуги славянофиловъ, «ратовавшихъ противъ раздвоенiя народа и общества”, взывавшихъ о «возстановленiи цѣльности нашего народнаго организма”, — то это новый и явный признакъ что отступленiе de la grande armée началось. И видится въ туманномъ отдаленiи картина мысленнаго холода, подъ дыханiемъ котораго движется въ разбродъ коченѣющее полчище западниковъ и общечеловѣковъ, бормоча коснѣющими устами: «а все же наша ученая и учебная литература пробавляется одними переводами; всеже она нуждается въ сближенiи съ западомъ... Стиль, стиль — главное! Зачѣмъ у насъ старый стиль? Только лишнiя цифры въ скобкахъ; цѣлый газетный листъ за годъ лишку набирается!..” И голосъ замираетъ въ морозной дали, прежде чѣмъ старый стиль замѣнился новымъ, прежде чѣмъ ученая и учебная литература сблизились и совершенно слились съ Западомъ...

____

 

Славянофилы, по словамъ ИСАксакова, не думали о просвѣщенiи народа и не желали прививать ему цивилизацiю... «кромѣ обученiя грамотѣ”. Этотъ завѣтъ до сей поры кажется остается ненарушеннымъ. Тогда обученiе народа грамотѣ было еще только предметомъ желанiй; въ настоящее время это желанiе, какъ извѣстно, приводится въ исполненiе, и съ каждымъ годомъ дружнѣе и дружнѣе; прививка же цивилизацiи, въ томъ смыслѣ, въ какомъ она была нежелательна славянофиламъ, едва ли состоится, — по крайней мѣрѣ намъ не вѣрится. Толковая грамотность — другое дѣло, и вотъ въ самое послѣднее время стало слышно что въ этомъ дѣлѣ народъ являетъ нѣкоторую разборчивость; по крайней мѣрѣ о томъ свидѣтельствуютъ мѣстные наблюдатели, какъ частные, такъ и общественные (земскiе). Такъ напр., херсонская губернская земская управа, въ своемъ отчетѣ послѣднему земскому собранiю, между прочимъ удостовѣрила что «не только въ тѣхъ уѣздахъ, гдѣ земство уже нѣсколько лѣтъ сряду заботится объ учрежденiи школъ, но и тамъ, гдѣ оно не принимало до сихъ поръ въ этомъ дѣлѣ непосредственнаго участiя, теперь выказывается самими сельскими обществами стремленiе къ учрежденiю новыхъ и улучшенiю существующихъ школъ”. Предсѣдатель управы объѣхалъ 26 волостей и лично убѣдился что вездѣ общества желаютъ учрежденiя «хорошихъ школъ” и «улучшенiе тѣхъ, которыя не соотвѣтствуютъ назначенiю”. При началѣ нынѣшняго учебнаго года, губернская управа имѣла въ своемъ распоряженiи 35 учителей, подготовленныхъ въ земскихъ педагогическихъ курсахъ и въ учительской семинарiи, но этого числа оказалось очень мало противъ поступающихъ изъ уѣздовъ требованiй.

Еще яснѣе видна разборчивость народа въ свѣденiяхъ изъ Чистопольскаго уѣзда (Казанской губ.). Тамъ въ 1872 году было 27 школъ, а къ августу 1873–го стало ихъ вдругъ 47, те. чуть не вдвое больше. Такое быстрое умноженiе школъ объясняютъ прежде всего усердiемъ самихъ сельскихъ обществъ; при чемъ, для примѣра, поименовываются до восьми обществъ, съ указанiемъ, какую которое изъ нихъ принесло лепту на алтарь школьной науки. Въ числѣ такихъ обществъ значится и «общество деревни чувашской Чебоксарки, которое само «пригласило учителя и платитъ ему отъ себя жалованье”. Самое же усердiе обществъ объясняется тѣмъ что «съ 1872 года условiя существованiя школъ въ Чистопольскомъ уѣздѣ совершенно измѣнились: новый предсѣдатель училищнаго совѣта предпринялъ поѣздки”, и вслѣдствiе его поѣздокъ школы замѣтно стали улучшаться; «прежнiе учителя, съ ихъ розгами и ручными расправами, удалены и замѣнены новыми”. «По мѣрѣ того какъ улучшались школы, стало замѣтно для крестьянъ превосходство детей, учащихся въ этихъ школахъ, предъ учившимися въ прежде существовавшихъ. Это и было главною причиной, вызвавшей сочувствiе населенiя къ школьному дѣлу”.

Но самое любопытное извѣстiе въ этомъ родѣ мы нашли изъ НижнягоНовгорода. Тамъ съ ноября 1872 года существуетъ «Общество распространенiя грамотности въ Нижегородской губернiи”, которое издало отчетъ за первый годъ своего существованiя, те. съноября 1872 поноября 1873 года, и извѣстiе, о которомъ мы говоримъ, заключается въ этомъ отчетѣ. Въ теченiе отчетнаго года Общество не могло много подвинуться къ своей цѣли, потому что его дѣятельность была преимущественно подготовительная: оно собирало свѣденiя о настоящемъ положенiи грамотности въ губернiи и, между прочимъ, получило 73 отзыва отъ священниковъ, волостныхъ правленiй, сельскихъ старостъ и пр., съ отвѣтами на вопросы Общества. Изъ большинства этихъ отзывовъ отчетъ сдѣлалъ тотъ выводъ, что «повсемѣстно замѣчается, въ болѣе или менѣе сильной степени, частiю равнодушiе, частiю рѣшительное нерасположенiе крестьянъ къ школамъ, происходящее, главнымъ образомъ, отъ неподготовленности учителей къ своему дѣлу”. «Крестьяне (по словамъ одного изъ арзамасскихъ членовъ Общества) не сочувствуютъ плохимъ школамъ и въ обученiи своихъ дѣтей грамотѣ видятъ одну только безполезную потерю времени, въ ущербъ домашнему хозяйству”. Таковъ смыслъ большинства отзывовъ; но между ними есть одинъ — особенный, не лишенный нѣкотораго остроумiя — отзывъ теряевскаго волостнаго правленiя, Горбатовскаго уѣзда; ради остроумiя, отчетъ приводитъ этотъ отзывъ дословно. Вотъ онъ: «На отношенiе совѣта Общества отъ 22 ноября 1872 года о доставленiи свѣденiя на послѣднiе четыре пункта по развитiю грамотности въ Нижегородской губернiи, волостное правленiе имѣетъ честь увѣдомить: 1) въ здѣшней волости никакихъ мѣръ нѣтъ къ достиженiю цѣлей Общества по нижеозначенному предмету, такъ какъ въ волости нѣтъ ни одного образованнаго мужика, которыйбы могъ понять цѣль Общества; 2) въ волости ни одной школы нѣтъ, а также въ окружныхъ волостяхъ не имѣется; поэтому недостатковъ ихъ правленiе высказать не можетъ; 3) въ волости нѣтъ ни одного желающаго лица, котороебы приняло на себя завѣдыванiе складомъ для продажи книгъ и 4) по вышеизложенной причинѣ, никто не можетъ въ волости предположить, какого содержанiя требуются книги, которыя бы были болѣе полезны для распространенiя въ народѣ грамотности. Затѣмъ лицъ, желающихъ пожертвовать на распространенiе, въ волости тоже не оказалось”.

Воображаю, сколько было смѣху, пока писалась эта остроумная отповѣдь. — Чтодескать это приспичило господамъ съ книжкамито? Знать, ужъ очень стало нужно, чтобы мы книжки читали. Да скажи еще имъ, какiе есть недостатки въ школахъ! Въ нашихъто школахъ? А вотъ заведемъ, — тогда поглядимъ и скажемъ: какiе такiе есть у нихъ недостатки; а пока пиши что нѣтъ у насъ ни одного образованнаго мужика... (Сколько иронiи въ этомъ неимѣнiи образованнаго мужика!) Хорошо собирать такимъ путемъ статистическiя свѣденiя: теперь по крайней мѣрѣ Общество знаетъ, съ кѣмъ оно имѣетъ дѣло, и — пусть подумаетъ, какъ ему приступить къ «распространенiю”, на которое пожертвовать желающихъ не оказалось. Чего добраго, теряевскiе остряки пожалуй отобьются у него отъ рукъ до поры до времени...

_______

 

ПИСЬМА ХОРОШЕНЬКОЙ ЖЕНЩИНЫ.

 

I.

 

Мнѣ кажется что мужчины наши все сказали что только могли придумать на счетъ времени, въ которое мы имѣемъ счастье и несчастье жить, и что настала пора говорить и женщинамъ. Думаю что женщины нe глупѣе мужчинъ, и если послѣднiе насказали въ эти послѣднiе годы столько глупостей, то глупости которыя скажутъ женщины — не будутъ глупѣе; это уже много! Къ тому же въ воздухѣ носится женскiй вопросъ: отчего прежде всего не дать женщинамъ возможность говорить обо всемъ также свободно, какъ говорятъ мужчины, чтобы потомъ yже имѣть возможность приступить къ pѣшенiю вопроса: какiя права можетъ имѣть женщина. Количество этихъ правъ, въ такомъ случаѣ, зависѣло бы уже не отъ каприза единицъ, но отъ того на сколько женщина умѣла воспользоваться съ толкомъ данною ей свободою слова, и если окажется что за данный перiодъ времени она насказала менѣе глупостей, чѣмъ мужчины, тогда отчего не поставить женщинъ во главѣ интеллигенцiи? Но объ этомъ послѣ.

Позвольте прежде всего, читатель, васъ со мною познакомить. Я молодая, неглупая, нелишенная наблюдательности, хорошенькая женщина. Не думайте чтобы это послѣднее качество ничего не значило. Хорошенькая женщина имѣетъ несравненно болѣе доступа къ обществу, къ власти, и къ влiянiю въ этомъ обществѣ, чѣмъ нехорошенькая; и если она маломальски наблюдательна и умѣетъ выражать свои мысли, то право, она много можетъ сделать толковаго и полезнаго для окружающей ее среды. Ей не нужно для этого съ голою шеею и обнаженными руками рисоваться въ позахъ всѣхъ возможныхъ Венеръ: по моему это безнравственно и унизительно для женскаго достоинства; для нея достаточно, чтобы чисто и просто одѣтая она являлась въ обществѣ съ свѣтлымъ лицомъ и съ выраженiемъ участiя къ жизни въ глазахъ; глаза эти должны отражать мысли и размышленiя, они должны въ данномъ случаѣ умѣть освѣщаться чужою радостью, а въ другомъ случаѣ туманиться чужою слезою; глаза эти должны умѣть смотрѣть въ чужiе глаза глубоко, внимательно и привѣтливо; съ такими глазами, хорошенькая женщина можетъ очень многое: сегодня она съумѣетъ сказать умному человѣку что онъ глупъ, плохому министру что онъ долженъ убираться, стриженой женщинѣ что она дурачится, красивому фату что онъ жестоко заблуждается, если думаетъ что нравится, и такъ до безконечности.

Но счастье быть хорошенькою женщиною имѣетъ еще одну весьма выгодную сторону. Оно даетъ ей то, что французы называютъ de l'applomb, то есть умѣнье обладать собою и никогда не теряться, въ какихъ бы обстоятельствахъ жизни ни приходилось быть. Сознанiе что я хорошенькая даетъ мнѣ смѣлость; я многое смѣю, чего мои сверстницы не дерзаютъ, и уже это одно даетъ мнѣ возможность выпытывать отъ людей сто разъ больше всякаго мужчины и всякой нехорошенькой женщины, даже наиумнѣйшей.

Съ чего же я начну и о чемъ буду писать? Прежде всего скажу что держаться системы въ своихъ письмахъ я не буду; я намѣрена писать о чемъ бы ни вздумалось, и не буду останавливаться ни передъ какими соображенiями, предметами и препятствiями, кромѣ цензурныхъ. Я по своему положенiю принадлежу къ такому кругу людей, гдѣ есть точки соприкосновенiя съ разными, такъ называемыми, сословiями и общественными положенiями, слѣдовательно кругозоръ мой и сфера пониманiя жизненныхъ явленiй и людей весьма обширны. Я вижусь съ министрами, вижусь съ профессорами, встрѣчаю женщинъ высшаго, средняго и низшаго круговъ, частенько жила въ деревнѣ, частенько въ Петербургѣ; жила и за границею на столько чтобы понять отличительныя черты нашей жизни отъ заграничной; я много читаю на 4–хъ языкахъ; училась логикѣ, сознала что жить безъ религiи все равно что быть мертвымъ; очень недурно воспитана, знаю русскiй языкъ и русскую исторiю; страстно люблю свободу, деспотизмъ ненавижу и презираю во всемъ и вездѣ, и не поддаюсь даже обольщенiямъ его тогда, когда литераторы мягко стелятъ, или когда этотъ деспотизмъ наши прогрессисты хотятъ закрыть подъ громкими фразами, на днѣ которыхъ подчасъ угадываешь страстное желанiе либерала сдѣлаться турецкимъ или персидскимъ пашею. Мнѣ еще не минуло 30 лѣтъ; я замужемъ и имѣю дѣтей; мужъ мой не глупъ и не очень уменъ; дѣти меня понимаютъ, въ меня вѣрятъ, и я ихъ понимаю и имъ вѣрю; слѣдовательно и я ихъ люблю, и они меня любятъ. Наконецъ должна сказать и то что я имѣю обезпеченное состоянiе, что весьма важно: ибо будь я бѣдна, я смотрѣла бы на людей съ злобнымъ чувствомъ ненависти и зависти, и ослѣпляемая этими чувствами, я бы лишена была возможности быть безпристрастною, справедливою и добродушною; будь я очень богата, я глядѣла бы на людей глупо и ложно!

На этомъ кончаю свой портретъ, и приступаю къ дѣлу. Или нѣтъ, я забыла еще важный вступительный вопросъ. Я забыла вамъ сказать почему органомъ своимъ я избрала «Гражданинъ”. Журналъ этотъ имѣетъ, по моему, весьма почтенное преимущество передъ остальными изданiями; преимущество его заключается въ томъ что онъ никого не боится! Черта эта даетъ ему внутреннюю силу; тогда какъ другiе журналы, боясь слишкомъ многаго, — по необходимости смотрятъ на вещи иногда очень узко, и даже пристрастно! Пиша въ «Гражданинѣ”, писатель долженъ себя чувствовать въ кругу другъ друга уважающихъ людей. Я не встрѣчаю на его страницахъ того отдѣла литературы, который у насъ къ сожалѣнiю становится все шире и почтеннѣе: отдѣлъ писанiя «кое о чемъ” и «ни о чемъ”. Говорятъ что эта сущая язва нашей журнальной печати существуетъ и развивается потому что публика до страсти ее любитъ! Хотѣлось бы этому не вѣрить и жить съ представленiемъ болѣе высокимъ о русской читающей публикѣ.

Теперь рѣшительно къ дѣлу. Знаете ли о чемъ я буду съ вами бесѣдовать, любезные читатели? О трехъ дѣвицахъ: Катѣ, Машѣ и Зинѣ, съ которыми я познакомилась въ области высшаго свѣта потому, что мнѣ на нихъ указали какъ на дѣвушекъ развитыхъ и ненавидящихъ въ то же время свѣтъ! Дѣвушкамъ этимъ отъ роду 20–25 лѣтъ; одна изъ нихъ такъ себѣ, другiя двѣ хорошенькiя. Слова «развитая”, «развитый”, признаться сказать, когда ихъ примѣняютъ къ какой нибудь личности, внушаютъ мнѣ недовѣрiе; этими прилагательным больно чтото у насъ злоупотребляли; они получили свой запахъ и созидаютъ передъ вами несовсѣмъ привлекательный образъ лицъ съ вздернутыми къ верху носами, въ знакъ своего превосходства, и съ выраженiемъ извѣстной наглости. Почему это такъ, я сама не знаю, но я никогда не находила, въ встрѣчахъ съ «развитыми”, симпатической личности. «Ненавидящiе свѣтъ” — это тоже люди нынѣшняго времени, и весьма часто они представляютъ изъ себя вторую степень «развитiя.

У каждой изъ этихъ дѣвушекъ отецъ и мать, братья, сестры, дяди, тетки, подруги, прiятели, какъ всѣ люди, словомъ полная обстановка людьми обыкновенная. Носятъ онѣ хорошiя фамилiи; родители ихъ имѣютъ состоянiя; съ такъ называемыми «нигилистами” никогда не были знакомы. Въ одномъ домѣ я познакомилась съ Зиною потому, что въ разговорѣ съ ея матерью она сказала мнѣ что пора положить конецъ этимъ «уродливымъ баламъ и всѣ деньги тратить производительнѣе”. Фраза эта была изъ бьющихъ въ носъ, я сейчасъ догадалась что эта дѣвушка не изъ обыкновенныхъ существъ.

— Напримѣръ на что? спросила я, притворяясь наивною.

— Какъ на что? на самарскiй голодъ, на школы, на лѣчебницы.

Замѣтьте что эти слова, которыя могли бы быть естественны, сказанныя при одной физiономiи, поразили меня своею аффектированностью потому что сказаны были при другой физiономiи; явился завѣтный вздернутый носъ, чтото презрительное и жесткое во взглядѣ и въ голосѣ, и вообще общее настроенiе антипатическое. Оттого слова этой дѣвушки прозвучали фальшиво, и она невольно привлекла къ себѣ мое вниманiе. Я знаю эти личности; бесѣда ихъ обличаетъ. Казалось бы отчего молодой дѣвушке не возмутиться баломъ при мысли, сколько самарцевъ умираетъ отъ голода? Какъ могло бы это возмущенiе ея юной души быть въ гармонiи съ ея молодостью, съ ея лицомъ, съ ея положенiемъ, и кто знаетъ, если бы среди этого свѣта нашлось бы нѣсколько прозелитокъ такой привлекательной проповѣди любви въ пользу самарцевъ, — но привлекательный своею простотою и сердечностью, — можетъ быть въ самомъ дѣлѣ балы показались бы уродливыми, и деньги пошли бы не на нихъ, а на голодающихъ.

Но увы, нѣтъ: вообразите, тонъ этой музыки, исходившей въ Зинѣ яко бы отъ сердца, до такой степени былъ крикливъ, непрiятенъ, безсердеченъ и чисто мозгливъ, что такъ и хотѣлось, услыхавъ эти слова, надѣть на себя бальное платье, атласные башмаки и поѣхать на балъ, только для того чтобы сдѣлать наперекоръ той которая тономъ двухътрехъ словъ доказала что она это сказала не изъ любви къ самарцамъ, а изъ желанiя осудить другихъ, себя надъ ними поставить, и обрисовать себя «развитою” и «ненавидящею свѣтъ” дѣвушкою!

Смѣшно было вспомнить что я не ошиблась. Я подошла къ этой дѣвушкѣ, и вообразите что я узнаю:

Въ 1871 г. Зина, Маша и Катя — условились держать экзаменъ на учительницу.

Вы думаете для того, чтобы быть учительницами? нисколько. Для того, чтобы насладиться правомъ сказать своимъ сверстницамъ: мы не такъ, какъ вы, необразованныя и пустыя: мы выдержали экзаменъ!

Въ 1872 году эти же Зина, Маша и Катя сходятся каждый вечеръ между собою для того, чтобы обсуждать и изучать рабочiй вопросъ. Даю вамъ слово что это такъ. И вы думаете что это изученiе привело ихъ къ сердечной охотѣ устроить чтолибо доброе для какихъ нибудь рабочихъ, или вообще къ какой нибудь практической мысли! Нисколько. По истеченiи зимы имъ до того надоѣлъ этотъ рабочiй вопросъ, что когда при одной изъ нихъ говорили о томъ, напримѣръ, какъ ужасна участь иныхъ нашихъ рабочихъ въ Петербургѣ, или въ Россiи, она говорила: «Ну да, знаю, это рабочiй вопросъ такой скучный”, и немедленно перескакивала къ другому вопросу.

Въ 1873 году эти же Зина, Маша и Катя, наскученныя рабочими, взялись устраивать педагогическое общество подъ названiемъ «рацiональное воспитательное общество”. Зина привела дочь своей горничной, Маша сынка своего дворника, Катя двухъ сиротъ воспитывавшихся у одной прачки, и на этихъ субъектахъ хотѣли начать свою практику. Черезъ двѣ недѣли я узнаю что Зина говоритъ: «Скучно! дѣти ужасно тупы, ничего съ ними нельзя сдѣлать”. Катя бросила свою школу потому что влюбилась въ какогото кавалергарда, и этотъ кавалергардъ доказалъ ей за мазуркою что всѣ ея грёзы абсурдъ, ибо начала она ихъ не съ того начàла; двѣ недѣли послѣ я узнала что она этому кавалергарду повѣрила, и начàла съ другаго начала, и влюбившись въ него вышла за него замужъ; а Маша бѣдненькая, чувствуя себя развитѣе окружающаго ее общества, задумала бѣжать съ однимъ студентомъ медикохирургической академiи въ Америку, но слѣдующiй эпизодъ остановилъ ее у порога. У нихъ не было денегъ. Откуда достать?

— Взять у отца, говоритъ онъ.

— Отецъ не дастъ, говоритъ она.

— Украсть! говоритъ онъ.

— Стыдно, говоритъ она.

— А если стыдно, то прощай! говоритъ онъ.

— А нельзяли намъ накопить денегъ? ты будешь учителемъ, я учительницею, мы заработаемъ въ два года капиталъ, и поѣдемъ!

Онъ фыркнулъ ей въ лицо и ушелъ.

Она заплакала, но къ счастью послѣ засмѣялась.

Какая изъ всего этого мораль?

Очень простая, смѣю думать. Никогда въ семейной жизни дѣвушкѣ не слѣдуетъ задаваться общечеловѣческими задачами: онѣ исходятъ изъ мозга, и неминуемо дѣйствуютъ вредно на лучшую духовную силу женщины — ея сердце: общечеловѣческiя задачи мало по малу сушатъ сердце, и прежде всего побуждаютъ дѣвушку становиться выше окружающей ея среды, и смотрѣть на нее съ высока! Тогда дѣвушка можетъ погибнуть и для семьи и для общества, ибо если она самолюбива, она предпочтетъ разбиться головою объ стѣну, чѣмъ сознаться въ своей ошибкѣ.

Какъ бы прозаично это не казалось, дѣвушка должна прежде всего упражненiемъ развивать свое сердце, и чѣмъ больше у нея будетъ сердца, тѣмъ годнѣе она будетъ на всякое дѣло. Любя кого нибудь, она сумѣетъ любить человѣчество; но любя только человѣчество, она въ сущности полюбитъ только себя одну.

Въ своей жизни я видѣла въ одной кухаркѣ существо духовное необыкновенно высокое, выше очень иныхъ княгинь, и видѣла одну княгиню — духовнымъ мiромъ неизмѣримо ниже всякой кухарки. Кухарка эта дѣлала изъ своего мужа честнаго и хорошаго человѣка, изъ своихъ дѣтей — полезныхъ и развитыхъ гражданъ; тогда какъ княгиня, о которой я заговорила, дѣлала своего мужа несчастнымъ, безполезнымъ и пустымъ, а изъ дѣтей своихъ — цыганъ, тупицъ, кутилъ. Отчего это такъ случилось?

Кухарка, оставаясь въ своей средѣ, любила своего мужа и своихъ дѣтей, и дальше мiра этихъ существъ не заглядывала; эти чувства побуждали ее вѣрно понимать потребности тѣхъ кого она любила, и сама того не замѣчая, не выходя изъ мрака своей кухни, она творила чудо: она брала инстинктомъ, изъ необъятнаго мiра человѣчества, все что оно выработало нравственно хорошаго, и создавала изъ дѣтей своихъ гражданъ, не подозрѣвая что совершаетъ самую трудную задачу человѣчества. Наоборотъ княгиня, задаваясь самыми гигантскими задачами человѣческой дѣятельности, и сознавъ себя способною на все что только доступно образованному существу, погналась за какими то воздушными учрежденiями, братствами, общинами, позабывъ что у нея подъ ногами, на землѣ, двигаются и просятъ любви ея дѣти да мужъ. Оттого, на столько, на сколько меня поразилъ своимъ свѣтомъ и пространствомъ узкiй уголъ кухарки, на столько мрачнымъ, узкимъ и мертвымъ показался мнѣ тотъ мiръ княгини, который ей казался необъятнымъ. Кухарка была въ невидимомъ общенiи со всѣми добрыми людьми мiра, а княгиня была одна съ своими миражами, и все въ ней было и ложно и безсильно!

Вѣра N...

_______

 

ПОСЛѢДНЯЯ СТРАНИЧКА.

 

Выписка изъ письма одной свѣтской женщины въ Петербургѣ къ прiятельницѣ въ Москву.

«Ты себѣ не можешь представить какое волшебное дѣйствiе производятъ у насъ иностранцы, прiѣхавшiе по случаю нынѣшнихъ торжествъ, въ особенности англичане. Давноли было то время, когда на насъ смотрѣли какъ на дикихъ казаковъ, или коварныхъ азiатцевъ, а теперь они просто насъ третируютъ какъ милыхъ европейцевъ. Я не люблю заниматься политикою вообще, но мнѣ кажется что отъ этого переворота во взглядахъ на насъ англичанъ можно ожидать много хорошаго и интереснаго въ будущемъ. Вообрази себѣ что они обо всемъ разспрашиваютъ съ удивительнымъ любопытствомъ, и такъ любезны что я тебѣ и сказать не могу. Потомъ представь себѣ что англiйскiя газеты только корреспонденцiями изъ Петербурга и полны; и чего только не пишутъ, просто удивительно. Многiе абонировались на «Times, и я въ томъ числѣ. Читаю просто съ наслажденiемъ, и откровенно скажу тебѣ, не только нахожу удовольствiе, но даже пользу, ибо узнаю пропасть вещей о Россiи, о которыхъ и понятiя прежде не имѣла; потомъ, не знаю какъ ты, но у меня есть самолюбiе за свою нацiю, и это самолюбiе щекочетъ очень прiятно, когда видишь сколько о насъ пишутъ, гдѣже — въ «Times! и когда думаешь сколько англичанъ подробности о насъ читаютъ! Если хочешь, я пришлю тебѣ №ра «Times; описанiе крещенской церемонiи удивительно интересно. Вообрази что они даже описываютъ какъ полотеры чистятъ залы. Слава любознательному народу, передъ которымъ преклоняюсь, какая бы я патрiотка ни была. Сегодня я познакомлюсь съ двумя англичанами, а завтра съ Стенлеемъ; онъ говорятъ чтото писалъ о Россiи, но не знаю навѣрное что именно, кажется чтото о церкви. Боюсь, признаться сказать, показаться невѣждою въ его глазахъ...

*

Любопытное было на дняхъ дѣло въ петербургскомъ окружномъ судѣ. Одного врача осудили на 10 р. штрафу и 11/2 мѣсяца ареста на гауптвахтѣ за то, что онъ не пришелъ на помощь больному при смерти когда его пришли звать и сказали ему что больной прорѣзалъ себѣ кишки.

Врачь сослался на припадки головокруженiя, которыми онъ страдалъ въ то время, и которыя помѣшали бы ему принести пользу больному, въ доказательство представилъ свидѣтельство лѣчившихъ его медиковъ.

Тѣмъ не менѣе судъ его призналъ виновнымъ.

*

Рядъ любопытныхъ вопросовъ возбуждаетъ это дѣло.

1) Есть въ Петербургѣ и Москвѣ такъ называемые знаменитые доктора, которые не только никогда бы не вышли изъ дома, ни днемъ, ни ночью, на помощь больному при смерти, но которые даже запрещаютъ, чтобы имъ докладывали о больныхъ внѣ урочныхъ часовъ, раза 3 или 4 въ недѣлю. Если этотъ фактъ несомнѣненъ и всѣмъ извѣстенъ, то на какомъ основанiи то что такимъ знаменитымъ докторамъ немыслимо даже заикнуться вмѣнять въ вину, — то вмѣняется въ преступленiе такому врачу, который имѣетъ несчастье не быть знаменитостью?

Гдѣ здѣсь справедливость и смыслъ? Очень понятно: на тѣхъ докторовъ никто не смѣетъ даже и пожаловаться, оттого они и не могутъ явиться передъ судомъ, какъ бы ни были виноваты.

*

2) Есть врачь въ Москвѣ, вся Москва это знаетъ, который иначе не идетъ на помощь къ больному, какъ за плату 50 и 100 р.

А врачь не идущiй на зовъ больнаго, потому что самъ болѣнъ, строго наказывается!

*

3) Кто наложилъ на врачей обязанность идти на призывъ къ больному днемъ и ночью: законъ или администрацiя?

Если законъ, то на какомъ основанiи одни врачи обязаны ходить на призывъ къ больному, а другiе нѣтъ? Если администрацiя, то рождается вопросъ: имѣетъ ли право она обязывать къ тому врачей?

*

4) Возможно ли допустить, чтобы врачь практиковавшiй, положимъ, цѣлый день, измученный, усталый, и иногда даже больной — только потому что онъ попадается подъ руку ищущаго врача, обязанъ бѣжать на всякiй зовъ? Дѣло его совѣсти, идти или не идти по христiанскому чувству долга, мы это понимаемъ; но можно ли его къ тому обязывать, — это вопросъ требующiй не малаго размышленiя, ибо тогда положенiе врача обращается въ крѣпостную зависимость не отъ одного, но отъ десяти и болѣе случаевъ въ день.

*

5) Но въ тоже время, оставляя на совѣсти каждаго свободно практикующаго врача идти или не идти на помощь къ больному, невозможно допустить, чтобы въ городахъ не было врачей безусловно обязанныхъ немедленно являться на призывъ къ больному во всякое время дня и ночи. На это есть частные врачи, скажутъ намъ, частные врачи въ Петербургѣ и Москвѣ. Но дѣло въ томъ что этото и есть та жалкая пародiя на медицинскую помощь, вслѣдствiе которой возможны у насъ тѣ несообразности, о которыхъ мы сейчасъ сказали.

*

13 врачей на населенiе въ 700 тысячъ человѣкъ — это крупная безсмыслица. Ихъ должно быть, по меньшей мѣрѣ, 10 на каждую часть города. Изъ этихъ 10 пять могли бы быть ночными, пять денными врачами, съ жалованьемъ отъ города, отъ казны, и съ опредѣленною для нихъ таксою платежей за визиты днемъ и ночью, обязательныхъ для призывающаго врача, но которые (те. платежи) могутъ быть и невыдаваемы тотчасъ же, въ крайнихъ, но точно и ясно опредѣленныхъ закономъ случаяхъ.

*

Непостижимо какъ доселѣ къ учрежденiю чеголибо подобнаго не пришли, когда уже столько случаевъ — о томъ, какъ трудно найти медицинскую помощь не только ночью, но и днемъ — было заявлено въ печати. Во всякомъ случаѣ, отчего такую категорiю врачей обязанныхъ идти на зовъ не устроить поочереди между всѣми врачами Петербурга и Москвы, безъ исключенiя, точно также какъ безусловно всѣ обязываются поочередно нести повинность званiя присяжныхъ?

*

Новая газета «ЦерковноОбщественный Вѣстникъ”, довольно, если не слишкомъ смѣло выступающiй въ роли какогото высшаго церковнаго правительства, на дняхъ насъ огорошилъ.

Онъ возвѣстилъ блистательную побѣду, одержанную протоiереемъ оВасильевымъ надъ гФилипповымъ по вопросу объ единовѣрiи въ Обществѣ любителей духовнаго просвѣщенiя въ С.–Петербургѣ, и съ какоюто восторженною радостью кричитъ о побѣдѣ — съ трофеямиде въ рукахъ, то есть съ рѣчью оВасильева, имъ сказанной въ Обществѣ, и будто бы прилагаемою къ вѣсти о побѣдѣ.

*

И мы готовы были возрадоваться о побѣдѣ, съ безпристрастною мыслью праздновать вмѣстѣ съ нею открытiе истины въ устахъ «право правящихъ слово ея”.

*

Но каково же было наше изумленiе и смущенiе, когда, прочитавъ реляцiю о побѣдѣ, мы должны были воскликнуть: пѣвецъ побѣды, гдѣ жь ея трофеи? ихъ нѣтъ!

*

И дѣйствительно, мы тщетно искали въ томъ что было озаглавлено отвѣтомъ оВасильева на тезисы гФилиппова — во первыхъ, этотъ отвѣтъ, а во вторыхъ, ту неотразимую глубину аргументовъ и тѣ смертоносные удары, подъ которыми должно было сокрушиться все зданiе постройки гФилиппова!

*

То что мы прочитали о совершенствѣ рѣчи оВасильева и о дилетантизмѣ, будто бы, гФилиппова въ этомъ вопросѣ, и объ отсутствiи въ его изслѣдованiи глубины, мы приняли за то, за что принимаемъ, напримѣръ, слѣдующую сцену:

Его превство говоритъ. Чиновникъ его прства слушаетъ.

— Ну что, какъ я сказалъ? хорошо, а, хорошо? спрашиваетъ его превство у чиновника.

— Отличносъ, ваше превство, лучше, ей Богу, нельзя.

— Право? а какъ же, вотъ ты слышишь, говорятъ что я сказалъ безсмыслицу?

— Да помилуйте, ваше прство, не вѣрьте, это только такъ, можно сказать, изъ зависти.

— Ты думаешь?

— Да какъ же можносъ: вѣдь они чтó понимаютъ, ровно ничего; дилетанты одни, никакой у нихъ нѣтъ глубины, ну и кричатъ.

— Ну такъ ты тáкъ всѣмъ и говори, слышишь: я, дескать, все знаю, а они дилетанты.

— Слушаюсъ.

*

А про то что мы прочитали въ самой рѣчи оВасильева, будто бы имъ сказанной такъ, какъ она въ «Церк.–Общ. Вѣстникѣ” написана, мы скажемъ одно только: какъ жаль что оВасильевъ не рѣшился дать своему органу свою рѣчь in extenso, чтобы можно было рѣшить вопросъ: дѣйствительно ли онъ одержалъ побѣду надъ гФилипповымъ, или это только показалось его услужливому репортеру?

*

Во всякомъ случаѣ, подождемъ отвѣта гФилиппова, чтобы рѣшить вопросъ: кто дилетантъ, кто знатокъ дѣла, кто тутъ чиновникъ, и кто вѣрномыслящiй въ духѣ православной Церкви, свободный сынъ ея?

_______

 

РЕПЕРТУАРЪ съ 28 января пофевраля.

 

Въ Большомъ театрѣ:

 

Въ понед., 28–го янв. — «Mirella», ор. (M–mes Patti et Scalchi), 19–е представленiе 1–го абонем. Во вторн., 29–го — «Linda», ор. (M–lles Albani et Scalchi), 19–е представленiе 2–го абонем. Въ среду, 30–го. — «Dinorah» ор. (M–mes Patti et Scalchi), 19–е представленiе 5–го абонем. Въ четвергъ 31–го. — Bénéfice de M–lle Albani: 2–me acte «Mignon». — 3–me acte «Ernani». — 5–me acte op. «Amleto» (M–lle Albani et Duval). Въ пятн., 1–го февр. — «Ebrea», ор. (M–me Urban et Duval), 19–е представленiе 4–го абонем. Въ субботу 2–го. — Парадный спектакль. Въ воскр., 3–го. — «Marta», ор. (M–lles Albani et Scalchi), 19–е представленiе 3–го абонемента. — Маскарадъ.

 

Въ Александринскомъ театрѣ:

 

Въ понед., 28–го янв. — «Записки Демона», ком. — «Налетѣлъ съ ковшомъ на брагу», ком. — «Званый вечеръ съ итальянцами», оп. Во вторн., 29–го. — «Прекрасная Елена», оп. — «Перепутались», вод. Въ среду, 30–го. — «Каширская старина», др. — «Дешево да гнило», вод. Въ четв., 31–го. — «Мужья одолѣли», ком. — «Въ погоню за прекрасною Еленой», вод. — «Сто тысячъ», вод. Въ пятн., 1–го февр. — «Записки демона», ком. — «Цирюльникъ на Пескахъ», вод. — «Русскiя святки», карт. Въ субб., 2–го. — «Von Stufe zu Stufe», Gesangsposse. — «Seit Gravelotte», Lustsp. Въ воскр., 3–го. — «Поздняя любовь», ком. — «Тесть любитъ честь», ком. — «Беззаботная», сц.

 

Въ Михайловскомъ театрѣ:

 

Въ понед., 28–го янв. — «Epidemisch», Lustsp. — «Bühnenmitglieder unter Sich», Vaud. Во вторн., 29–го — «La dame aux Camélias», com. — «Chez une petite dame», com. — «Madame est aux eaux», com. Въ среду, 30–го. — «Comtesse Heléne», Gesangsposse. Въ четв., 31–го — «Was Gott zusammenfügt, das soll der Mensch nicht scheiden», Lustsp. — «Guten Morgen, Herr Fischer», Vaud. Въ пятницу, 1–го февраля. — «Le Demi–monde», com. — «Madame est aux eaux», com. Въ субб., — 2–го «Les idées de Madame Aubray», com. — «Le parrain», com. Въ воскр., 3–го. — «Bénéfice de M–r Dieudonné: «Nos alliées», com. — «Le porte–cigarres», com. — «Prenez l’ascenseur», com.

 

Въ Марiинскомъ театрѣ:

 

Въ понед., 28–го янв. — «Русланъ», опера. Во вторн., 29–го. — «Скандалъ въ благородномъ семействѣ», ком. — «По духовному завѣщанiю», ком. Въ среду, 30–го. — «Жизнь за Царя», оп. Въ четв., 31–го. — «Скандалъ въ благородномъ семействѣ», ком. — «Два слова», оп. — «Налетѣлъ съ ковшомъ на брагу», ком. Въ пятн., 1–го февр. — «Вражья сила», опера. Въ воскр., 3–го. — Бенефисъ гКондратьева: «Борисъ Годуновъ», оп.

 

ОБЪЯВЛЕНIЕ.

 

«ГРАМОТЕЙ”,

 

НАРОДНЫЙ ЖУРНАЛЪ

 

(ПРИНЯТЫЙ ВЪ НАРОДНЫХЪ УЧИЛИЩАХЪ И ШКОЛАХЪ), ИЗДАВАЕМЫЙ НИАЛЯБЬЕВЫМЪ.

 

Будеть выходить въ 1874 г. ежемѣсячно, книжками, отъ 7 до 10 печатныхъ листовъ, съ картинами и политипажами.

Будучи журналомъ народнымъ, «ГРАМОТЕЙ” займется изображенiемъ преимущественно народной жизни въ повѣстяхъ, очеркахъ и стихотворенiяхъ. Между прочими статьями по беллетристикѣ будутъ помѣщены: «Чужой птенецъ” (изъ купеческаго быта), АУшакова; «Аховскiй насадь”, АЛевитова и друг.

Кромѣ историческихъ статей, путешествiй, бiографiй, «ГРАМОТЕЙ” обратитъ особенное вниманiе на естественныя науки, сельское хозяйство и технику.

Въ теченiи всего года будетъ печататься «Народный сельскохозяйственный Календарь”, написанный однимъ изъ знатоковъ сельскаго хозяйства, ПМПреображенскимъ.

По физiологiи обѣщана статья однимъ изъ профессоровъ московскаго университета, гмъ Коропчевскимъ.

По техникѣ будутъ идти переводы изъ Германа Вагнера.

Наконецъ, въ теченiе года будетъ помѣщень цѣлый рядъ «картинъ природы”, ФТатлина.

ПОДПИСНАЯ ЦѢНА: На годъ: безъ пересылкир., съ пересылкоюр. На полгода: безъ пересылкир., съ пересылкоюр. 50 к.

Подписка принимается: въ Москвѣ — въ конторѣ редакцiи «ГРАМОТЕЯ”, въ Леонтьевскомъ пepeyлкѣ,  5, и въ книжныхъ магазинахъ: Черенина, Глазунова, Вольфа, Соловьева, Васильева и друг.; въ С.–Петербургѣ — въ книжномъ магазинѣ «для иногородныхъ”; въ Одессѣ — въ конторѣ Мосягина и К°.

 

ГАЛЛЕРЕЯ СТЕРЕОСКОПНЫХЪ КАРТИНЪ:

 

ВѢНСКАЯ ВЫСТАВКА, ПЕТЕРБУРГЪ, КАВКАЗЪ, ШВЕЙЦАРIЯ, ТИРОЛЬ, ИТАЛIЯ, ИСПАНIЯ, ПАРИЖЪ, РЕЙНЪ, ТЮРИНГЕНЪ, СКУЛЬПТУРА, КРАСАВИЦЫ, ЖАНРЪ, ГРУППЫ и проч. — по 2, 3, 4 ируб. за дюжину; — раскрашенные по 4, 6, 9 руб. и дороже за дюжину — въ Центральномъ Депо Фотографическихъ Картинъ, Невскiй Проспектъ,  60, противъ Аничкова Дворца.

 

Типографiя АТраншеля, Стремянная ул. д 12.     РедакторъИздатель ѲМДостоевскiй.



*) Эти обвиненiя были опровергнуты въ одной легитимистской газетѣ по порученiю самой графини Шамборъ, которая доказывала что никакiя опасенiя нe могли поколебать ее относительно исполненiя предстоявшаго ей высокаго долга.

*) Причиною этого неудовольствiя и отказа могла быть незначительность предложенной ему должности, которую онъ могъ принять за знакъ недостаточнаго расположенiя грНессельроде имѣть его въ своемъ вѣдомствѣ.

*) Самое блистательное изъ этихъ исключенiй о. Iоаннъ Никитичь Палисадовъ.

*) За двадцать лѣтъ пребыванiя оМатвѣя во Ржевѣ, въ городѣ произошла въ этомъ отношенiи замѣчательная перемѣна, благодаря отчасти общему влиянiю времени, но прежде всего благодаря проповѣднической дѣятельности оМатвѣя. И побѣда его была бы еще благотворнѣе, полнѣе и чище, еслибы въ послѣднее время своей жизни онъ не принялъ прямаго и усерднаго участiя въ преслѣдованiи раскола, о чемъ будетъ сказано подробнѣе въ своемъ мѣстѣ.

*) Заговоривъ объ оМатвѣѣ, я считаю почти неизбѣжнымъ сказать хотя два слова объ его отношенiяхъ къ Гоголю. Говорили, будто бы «Переписка съ друзьями» была послѣдствiемъ того влiянiя, которое имѣлъ на Гоголя оМатвѣй. Это совершенно невѣрное предположенiе. Гоголь не имѣлъ съ оМатвѣемъ, до изданiя «Переписки», никакого сношенiя и ни разу не видалъ его въ лице. Самое знакомство между ними, на первый разъ заочное, началось тѣмъ, что Гоголь, подавленный бременемъ обрушившихся на него за изданiе «Переписки» оскорбленiй, послалъ свою книгу къ оМатвѣю во Ржевъ, при письмѣ, въ которомъ просилъ его суда надъ собою и надъ своею книгою. Имѣлоли послѣднеее свиданiе Гоголя съ оМатвѣемъ влiянiе на его предсмертное настроенiе — сказать навѣрное не могу; но считаю его весьма вѣроятнымъ, сопоставляя роковой случай съ другими ему подобными и мнѣ извѣстными, въ которыхъ такого рода влiянiе оМатвѣя не подлежитъ сомнѣнiю.

*) Bischer hat man gewöhnlich versucht, die Einigkeit dadurch wieder herzustellen, dass jede Partei gesagt hat: «Wir sind im Rechte und die andern sind alle auf verkehrtem Wege, und eben desshalb ist es zu Nichts gekommen. Wir wollen in entgegengesetzter Weise davon ausgehen, dass wir sagen: «Die Einigkeit in Christus ist da, und jede Partei soll bei sich fragen: «Wo fehlt es bei uns, welchen Beitrag liefern wir zu diesem Zustande der Zerrissenheit?

**) Und das soll die Basis sein, auf der wir unsere Vereinigung versuchen.

***) Wir konnten als BekКmpfer der InfallibilitКt mit sehr gutem Bewusstsein das thun.

*) Wir wollen an der katholischen Kirche festhalten, aber wir wollen uns nicht das angehängt «römisch zur Hauptsache machen lassen und können in der Infallibilität nur die Spitze der HКresie erkennen. Jch kenne in der That keine tiefere Verirrung von der Wahrheit als die ist, die in der Infallibilität im Katholiken aufgedrКngt werden will.

**) So haben wir also zu sagen: «wir wollen nicht anglo–katholisch, wir wollen nicht griechisch–katholisch, wir wollen nicht römisch–katholisch sein; sonder wir wollen katholisch sein.

***) Und ich darf hinzusetzen: «Auch griechische Kirche hat sich wohl vor der Gefahr gu hüten, dass nicht gerade der Name «Orthodoxe Kirche bei ihr zu derselben HКresie werde, wie es bei uns die Infallibilität geworden ist.

*) Es sollen uns, wenn Werke vorhanden sind oder geschrieben werden, die in Beziehung zu unsere Sache stehen, dieselben zugeschickt werden. Aber, meine Herren, nur nicht in russischer oder neugriechischer Sprache.

**) Es sind uns Folianten in russischer Sprache zugeschickt worden. Damit können wir Nichts machen. Die Herrenn in Russland welche ein Interesse haben, dass die griechische Kirche verstanden und gewürdiget wird sollen Preisaufgaben ausschreiben.

*) Damit kleine Arbeiten — in französischer Sprache gemacht werden, die wir in Deutschland lesen und verbreiten können.

**) Изъ изданнаго прФридрихомъ пробнаго служебника и требника, подъ заглавiемъ «Gott meine einzige Hoffnung», видно, что старокатолики хотятъ принять квасный хлѣбъ для евхаристiи, ввести призыванiе СвДуха при освященiи даровъ, допустить мирянъ къ чашѣ, возстановить бывшую еще въ IХ вѣкѣ повсемѣстную древнюю форму крещенiя чрезъ погруженiе и совершенiе мѵропомазанiя священникомъ сейчасъ же послѣ крещенiя, отмѣнить обязательное безбрачiе священниковъ, совершать литургiи на нацiональномъ языкѣ и разрѣшить чтенiе библiи мирянамъ, съ ограниченiями, въ видѣ совѣтовъ, подобными тѣмъ, кои изложены въ «Изложенiи исповѣданiя православныя восточныя церкви».