6                                              1874                                       12 Февраля

 

ГРАЖДАНИНЪ

 

ГАЗЕТАЖУРНАЛЪ ПОЛИТИЧЕСКIЙ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ.

 

Журналъ «Гражданинъ” выходитъ по понедѣльникамъ.

Редакцiя (Малая Итальянская, д 21, кв 6) открыта для личныхъ объясненiй отъ 12 доч. дня ежедневно, кромѣ дней праздничныхъ.

Рукописи доставляются исключительно въ редакцiю; непринятыя статьи возвращаются только по личному требованiю и сохраняются три мѣсяца; принятыя, въ случаѣ необходимости, подлежатъ сокращенiю.

Подписка принимается: въ С.–Петербургѣ, въ главной конторѣ «Гражданина” при книжномъ магазинѣ АѲБазунова; въ Москвѣ, въ книжномъ магазинѣ ИГСоловьева; въ Кiевѣ, въ книжномъ магазинѣ Гинтера и Малецкаго; въ Одессѣ у Мосягина и К°. Иногородные адресуютъ: въ Редакцiю «Гражданина”, въ С.–Петербургъ.

Подписная цѣна:

За годъ, безъ доставки ..7 р. съ доставкой и пересылк. 8 р.

« полгода          «          «          ..»             «          «          ....5 »

« треть года.            «          «          ..»             «          «          ....4 »

Духовенство, учителя, волостныя правленiя, служащiе (черезъ казначеевъ) и всѣ живущiе въ Петербургѣ, обращаясь прямо въ редакцiю, могутъ подписываться съ разсрочкою, внося: при подпискѣ 2 р., въ маѣ 2 р., въ сентябрѣ 2 р. и въ ноябрѣ 2 р.

Отдѣльные №№ продаются по 20 коп.

ГОДЪ Редакцiя: С.–Петербургъ, Малая Итальянская, 21.       ТРЕТIЙ

СОДЕРЖАНIЕ: «Укралъ съ голоду”. N. — Хроника за недѣлю. — Заботы, взгляды и мечты. (Изъ современнаго обозрѣнiя). — Назвался груздемъ — полѣзай въ кузовъ. Шуткабыль для народнаго театра въ 2–хъ дѣйствiяхъ. Ольги Голохвастовой. — Одному изъ идеалистовъ. Въ дорогѣ. Стихотворенiя. ВН.–Д. — Женщины. Романъ изъ Петербурскаго большаго свѣта. (Конецъ первой части). XXIII. Непредвидѣнные союзники. XXIV. Положенiе обрисовалось. — Критика и библiографiя. Автобiографiя Джона Стюарта Милля, (перев. подъ редакцiей ГБлагосвѣтлова). НСтрахова. — Славянскiя земли. Корреспонденцiя «Гражданина”. — Земскiя письма. I. Надоѣло! Помѣщика. — Докладъ Гаврилы Степановича Оксидентова великимъ тѣнямъ Питта и Фокса о современной Россiи. К. — Послѣдняя страничка.

 

«УКРАЛЪ СЪ ГОЛОДУ”.

 

Когда читаешь нашу судебную хронику или присутствуешь на какомъ либо засѣданiи новаго суда по дѣламъ о кражахъ, гдѣ такъ часто обвиняемые, во цвѣтѣ лѣтъ молодые люди, съ крѣпкими руками, съ сытымъ, а порою и съ наглымъ лицомъ и иногда даже въ весьма неизношенной одеждѣ, произносятъ себѣ въ оправданiе все ту же завѣтную фразу: «укралъ съ голоду”, тогда невольно мысль перелетаетъ въ тѣ печальныя села Самарской губернiи, гдѣ десятки и сотни людей, истощенные дѣйствительною нуждою, смиряясь передъ Божiею волею, переносятъ это бѣдствiе, какъ испытанiе отъ Бога, съ какимъто высокохристiанскимъ терпѣниемъ, съ какоюто необыкновенною покорностью — и спрашиваешь себя: если сотни людей, въ этой ужасной обстановкѣ не одного лица страдающаго отъ нужды, а цѣлыхъ семействъ постигнутыхъ этимъ бѣдствiемъ, даже и не помышляютъ воровствомъ снискивать себѣ пропитанiе, то неужели многiе изъ этихъ обвиняемыхъ въ кражахъ и мошенничествѣ въ окружныхъ судахъ имѣютъ право быть оправдываемыми голода ради.

Признаемся, и въ этомъ явленiи, какъ во многихъ явленiяхъ современной нашей жизни видна и слышна фальшь, смущающая много христiанскихъ душь.

Въ московскомъ окружномъ судѣ является обвиняемый, молодой человѣкъ, укравшiй съ дачи шесть буковыхъ стульевъ; онъ застигнутъ спящимъ на этихъ стульяхъ часъ спустя послѣ преступленiя; у него находятъ въ карманѣ три рубля, он бодръ, веселъ, сытъ и здоровъ; на судѣ онъ говоритъ: «я укралъ съ голоду”, и что же, не только его оправдываютъ, присяжные въ его пользу предпринимаютъ подписку и вручаютъ ему 30 рублей.

Въ петербургскомъ окружномъ судѣ является обвиняемымъ молодой, крѣпкiй, бодрый работникъ Сестрорѣцкаго завода (всѣ приписанные кь заводу имѣютъ душевой надѣлъ земли, кажется, oкoлo 8 десятинъ) обвиняемый въ кражѣ. «У меня сгорѣлъ домъ, и я укралъ чтобы утолить голодъ”, говоритъ онъ: и онъ оправдывается. А между тѣмъ оказывается что онъ укралъ масло чухонское пудами, молоко ведрами, мясо пудами и сверхъ всего этого одѣяло для покрытiя украденнаго провiанта.

Pядомъ съ этимъ мы прочитали во французской судебной хроникѣ слѣдующiй фактъ. Мальчикъ рабочiй, одинъ сынъ у своей матери, — жилъ въ работникахъ у столяра; мать заболѣваетъ тифомъ; сынъ послѣднiя деньги издержалъ на лѣченiе больной матери; утромъ приходитъ докторъ и прописываетъ лѣкарства; сыну не на что купить ни лѣкарства, ни пищи; онь уже забралъ у хозяина деньги за мѣсяцъ впередъ. Сынъ въ отчаяньи: онъ долго, долго размышляетъ, борется, и наконецъ идетъ къ хозяину; хозянъ отказываетъ въ помощи; тогда, только тогда онъ рѣшается продать одинъ изъ хозяйскихъ инструментовъ, продаетъ, бѣжитъ въ аптеку, покупаетъ лѣкарства, покупаетъ пищу; мать со временемъ выздоравливаетъ, а онъ сознается въ кражѣ. Присяжные, послѣ долгаго обсужденiя дѣла на судѣ, выносятъ оправдательный приговоръ.

Подсудимый во все время засѣданiя плакалъ отъ стыда и угрызенiй.

Теперь сравните два вышеприведенныхъ дѣла нашей практики съ дѣломъ которое мы сейчасъ разсказали: покажутся ли всякому человѣку оба наши дѣла уродливыми проявленiями какогото потворствa ворамъ, какойто фальши, которую даже нельзя назвать сентиментальною, ибо при всемъ желанiи, нельзя даже просто сжалиться надъ человѣкомъ, который будто бы изъ голода, съ тремя рублями въ карманѣ, крадетъ стулья, и укравши ихъ засыпаетъ на нихъ крѣпкимъ сномъ человѣка совершившаго подвигъ!

Знаете ли какой прямой pезультатъ этихъ проявленiй смущающей всякаго честнаго человѣка фальши? Во первыхъ, уже теперь нѣтъ почти мѣстности въ Россiи гдѣ бы не укоренилось, въ обществѣ гулякъ, нетрезвыхъ, слабыхъ въ нравственныхъ началахъ, убѣжденiе что красть ровно ничего не значитъ, стоитъде сказать что укралъ съ голоду, и присяжные оправдають.

Вовторыхъ, кромѣ того что отъ такого убѣжденiя, кражи увеличиваются въ огромныхъ размѣрахъ и обращаются просто въ ремесло и привычки, въ самомъ обществѣ, изъ котораго выходятъ присяжные, притупляется то чувство совѣсти и нравственной оцѣнки преступленiя, которое должно быть главнымъ началомъ руководящимъ ихъ дѣятельность; а съ притупленнымъ чувствомъ совѣсти въ судѣ присяжныхъ, онъ можетъ мало по малу не только сдѣлаться просто механическимъ автоматомъ, но, что гораздо хуже, онь можетъ сдѣлаться орудiемъ растлѣнiя въ массахъ нравственности и пониженiя ея уровня до весьма низкой степени.

Но откуда берется эта фальшь?

Кажется намъ, на основанiи нашихъ наблюденiй, что явленiе это имѣетъ нѣсколько причинъ, присущихъ самому суду.

Въ заграничной практикѣ, въ дѣлѣ о кражѣ, какой бы то ни было, главнымъ фактомъ есть кража; затѣмъ въ самыхъ рѣдкихъ случаяхъ, въ видѣ исключенiя, предсѣдатель суда допускаетъ судъ присяжныхъ къ обсужденiю вопроса: не была ли эта кражa вынуждена крайними обстоятельствами нужды для обвиняемаго?

У насъ (если въ Петербургѣ и Москвѣ такъ смотрятъ суды на дѣла о кражахъ, то легко представить какъ смотрятъ на нихъ въ провинцiи) совершеннo наоборотъ: вопросъ о томъ не была ли совершена кража изъ нужды является почти всегда нераздѣльнымъ отъ вопроса была ли совершена кража, и является, во исполненiе какогото требованiя не только защиты, но какойто моды на гуманность, вопросомъ главнымъ и даже общимъ для всѣхъ дѣлъ о кражахъ. Исключенiемъ, и весьма редкимъ, являются тѣ дѣла, когда вопросъ о крайней нуждѣ не предлагается присяжнымъ.

Положимъ что защитникъ со словъ обвиняемаго говоритъ краснорѣчивую рѣчь, въ которой пустыми фразами и голословными увѣренiями доказываетъ что воръ совершилъ кражу изъ крайности.

Казалось бы на обязанности предсѣдателя суда лежитъ: 1) на столько уяснять себѣ въ каждомъ дѣлѣ бытовую обстановку жизни подсудимаго чтобы быть въ состоянiи рѣшить вопросъ: въ данномъ дѣлѣ могъ ли или не могъ быть обвиняемый приведенъ къ крайности и къ воровству для спасенiя себя отъ голода (рабочiй съ 8–ю десятинами надѣла, напримѣръ, врядъ ли подходитъ подъ категорiю такихъ воровъ); 2) уяснять этотъ же вопросъ присяжнымъ на столько, чтобы они съ этимъ вопросомъ о крайности, какъ со всякимъ вопросомъ совѣсти, обходились съ подобающей осторожностью, и не могли бы, изъ личнаго участiя къ подсудимому, попирать уваженiе къ справедливости.

Но, сколько намъ удавалось наблюдать, обязанности изучать дѣло о кражѣ на столькo, чтобы быть знакомымъ съ бытомъ подсудимаго, съ условиями его, входить во всѣ подробности дѣла, во всѣ оттѣнки его, предсѣдатели нашихъ судовъ не всегда за собою признаютъ. Еще реже признаютъ они себя oбязанными ставить присяжныхъ на вѣрную точку пониманiя дѣла по вопросу о томъ, была ли кража вынуждена крайностью или не была.

Въ дѣлахъ этихъ происходитъ чтото чисто механическое. Защитникъ, сказавъ свою рѣчь, потребовалъ отъ суда примѣненiя къ преступленiю его клiента закона о крайности, а отъ присяжныхъ оправданiя, въ силу той же причины.

Прокуроръ требуетъ осужденiя обвиняемаго и обыкновенно произноситъ свое обвиненiе такъ, что въ дѣлахъ этого рода слышится исполненiе лишь одной формальности.

Затѣмъ: Судъ ставитъ вопросы, и обыкновенно ставить ихъ такъ: 1) такойто совершилъли кражу? и 2) совершилъли онъ эту кражу изъ крайности?

Присяжные уходятъ на совѣщанiе. На этомъ совѣщанiи они разсуждаютъ такъ: «если судъ помѣстилъ вопросъ о крайности, значитъ онъ ее признаетъ: начнемъ съ этого вопроса”. И вотъ присяжные сперва отвѣчаютъ на второй вопросъ по той простой причинѣ, что если бы на первый они отвѣчали утвердительно, думаютъ они, то на второй не могутъ уже отвѣчать утвердительно, въ пользу крайности. Какъ бы ни доказывало такое разсужденiе спутанность и темноту понятiй суда присяжныхъ, тѣмъ не менѣе не наведенные судомъ на болѣе ясную и правильную точку пониманiя дѣла и вопросовъ, присяжные думаютъ что они поступаютъ правильно и по совѣсти, начиная со втораго вопроса: была или не была крайность? «Была, отвѣчаютъ они, «ибо если бы не была, то судъ не поставилъ бы вопроса”; за симъ переходятъ къ первому вопросу; и... и воръ оправданъ! И такихъ дѣлъ у насъ рѣшается этимъ порядкомъ десятки въ день!

Неужели это судъ милостивый и судъ правый?

Нѣтъ, кажется намъ, какъ бы ничтожны дѣла о кражахъ ни были, нельзя шутить ни съ милостью, ни съ справедливостью, ни съ судомъ, ни съ совѣстью. Судъ уголовный, какъ всякiй судъ, есть учрежденiе высокое и святое. А когда этотъ судъ есть судъ присяжныхъ, онъ получаетъ еще большую святость въ глазахъ общества и какъ будто становится еще выше надъ уровнемъ обыденной жизни съ ее страстями, пороками и мелкими сторонами жизни.

Что наши адвокаты являются часто въ суды съ разными запасами житейской, современной фальши, въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго: за неимѣнiемъ аргументовъ, имъ пригодиться можеть и фальшь; и съ помощью этой фальши какого хотите мошенникa они могутъ изображать жертвою безвыходной нищеты, жертвою семейнаго деспотизма, честнымъ труженникомъ, вынужденнымъ сь голоду красть пудами мясо и ведрами молоко; все это, говоримъ мы, въ порядкѣ вещей! Въ воздухѣ которымъ мы дышемъ носится чтото въ родѣ уваженiя къ абсурду и глумленiя надъ здравымъ смысломъ и ощущенiями совѣсти!

Но между адвокатами и судьями, кажется намъ, — бездна.

Судьи стоятъ надъ обществомъ; для нихъ обязательно не то что говорятъ адвокаты, не то что вкривь и вкось толкуютъ вь обществѣ или въ фельетонахъ газетъ, a то что говоритъ имъ изученiе дѣла и внушенiе совѣсти. Повѣтрiя на оправданie, или моды на осужденiе, для судей не существуетъ, какъ существуетъ оно для нашего общества. Для судей не можетъ быть рѣчи о cдѣлкахъ съ совѣстью, которыя, къ сожалѣнiю, въ дѣлахъ о кражахъ все чаще и чаще изъ рѣчи защитника переходятъ въ область сужденiя по совѣсти суда присяжныхъ.

Тамъ гдѣ есть сдѣлка съ совѣстью, тамъ судъ присяжныхъ перестаетъ быть, тамъ онъ оскорбляетъ Божью правду и правду человѣческую, тамъ онъ нарушаетъ долгъ присяги!

Hѣтъ, судь милостивый и правый другое значитъ, чѣмъ многiе у насъ думаютъ: судъ милости, значитъ судъ основанный на участiи къ каждому уголовному преступленiю сердцемъ и умомъ такъ, какъ бы предстояло судить передъ лицомъ Божiимъ, слушаясь только совѣсти, совѣсти и совѣсти! И тотъ присяжный, кто слушается только совѣсти, тотъ никогда не признаетъ крайности въ такомъ воровствѣ, гдѣ ея не было, развѣ его къ тому побудить небрежно и безъ знанiя дѣла поставленный вопросъ.

N.

_______

 

Въ редакцiи «Гражданина” въ пользу самарцев получено: Изъ слободы Давыдовки, Сарат. губ., отъ священника Львова 20 р.; отъ прихожанъ села Архангельскаго, Зубцовскаго уѣзда, 18 р.; отъ нѣкоторыхъ жителей Зубцовскаго уѣзда, 2 стана, 20 р.; отъ конторы Балабанова въ Корочѣр.; отъ Марьи Никон. Безобразовой, въ Твери, 4 р. Всего 70 р.

_______

 

ХРОНИКА ЗА НЕДѢЛЮ.

 

— Въ столичныхъ газетахъПрав. Вѣстн., «Голосъ”, «Спб. Вѣд., «Русск. Инв.” и друг.), мы находимъ слѣдующiя подробности о пребыванiи въ нашей столицѣ Его Величества Императора Франца–Iосифа.

Въ пятницу, 1–го февраля, вечеромъ, въ Большомъ театрѣ, на представленiи оперы «Жидовка”, присутствовали, въ большой царской ложѣ, только что прибывшiе въ Петербургъ австрiйскiе офицеры изъ свиты Императора Франца–Iосифа; въ министерской же обращали на себя вниманiе красный мундиръ англичанинаконногвардейца (life guard) и голубой австрiйскаго гусара.

Въ субботу, 2–го февраля, Австрiйскiй Императоръ сдѣлалъ утромъ нѣсколько визитовъ и былъ, между прочимъ, въ Петропавловской крѣпости, гдѣ положилъ какъ мы уже сообщали, лавровый вѣнокъ на гробъ Императора Николая Павловича. Вечеромъ происходилъ въ Большомъ театрѣ парадный спектакль. Весь путь отъ Зимняго дворца до театра, особенно же по Большой Морской, былъ блистательно освѣщенъ газовою иллюминацiей. Къ торжественному прiему высокихъ посѣтителей, были сдѣланы въ театрѣ необычайныя приготовленiя. Большая лѣстница, ведущая изъ сѣней въ фойе, прямо къ средней царской ложѣ, была закрыта, и повороты ея въ фойе были покрыты импровизированными полами, такъ что между обоими боковыми фойе, прямо передъ среднею царскою ложей, образовалась одна большая зала. Стѣны ея, равно какъ и стѣны боковыхъ залъ, были увѣшаны дорогими гобеленами и украшены роскошными деревьями, вѣерными пальмами и разными тропическими растенiями, которыми красиво драпировались стѣны и разставленныя коегдѣ мраморныя статуи. Высокiе гости прибыли въ театръ около девяти часовъ вечера. Оркестръ заигралъ австрiйскiй гимнъ «Gott erhalte Franz den Kaiser, и зрители, вставъ, съ своихъ мѣстъ, привѣтствовали высокихъ посѣтителей криками «ура”. Императоръ Францъ–Iосифъ, подойдя къ рампѣ ложи, поклонами благодарилъ публику за радушный привѣтъ и выслушалъ гимнъ стоя. Высокiе гости заняли мѣста въ большой царской ложѣ. Въ серединѣ перваго ряда сидѣлъ Императоръ Францъ–Iосифъ, по сторонамъ отъ него занимали мѣста: Принцъ и Принцеса Уэльскiе, наслѣдный Принцъ Датскiй, Герцогиня Эдинбургская и Принцеса Марiя Баденская; во второмъ ряду сидѣлъ, между прочими, Герцогъ Эдинбургскiй. Въ ложахь, по правую сторону отъ средней царской ложи, были члены дипломатическаго корпуса, по лѣвую — свита высокихъ гостей. Императоръ Францъ–Iосифъ былъ въ мундирѣ вновь сформированнаго русскаго уланскаго № 15–го полка и въ лентѣ ордена свАндреяПервозваннаго, Принцъ Уэльскiй въ англiйскомъ генеральскомъ мундирѣ, наслѣдный Принцъ Датскiй въ мундирѣ Cyмскаго гусарскаго полка. Представленiе началось первымъ актомъ «Травiaты”, съ участиемъ гжи Патти и гНодена. Въ антрактѣ высокiе посѣтители вышли изъ ложи; но взоры публики тотчасъ же вновь обратились къ ней, когда къ рампѣ ея подошли князь Горчаковъ и графъ Андраши, которые вели между собою оживленный разговоръ. Публикѣ предлагались въ это время прохладительныя, которыя разносились придворными лакеями и предлагались въ блестящихъ буфетахъ. Вторая часть спектакля состояла изъ одного акта балета «Царь Кандавлъ”. Представленiе окончилось въ половинѣ одиннадцатаго.

— 3–го февраля, зданiе римскокатолическаго каѳедральнаго собора приняло особо праздничный видъ; народъ съ ранняго утра толпился вокругъ зданiя, и къ 10–ти часамъ съ трудомъ уже можно было проѣхать экипажамъ. Ровно въ 10 часовъ, Императоръ со свитою прибыль въ соборъ, гдѣ на верхней площадкѣ парадной лестницы былъ встрѣченъ могилевскимъ архiепископомъмитрополитомъ всѣхъ въ Россiйской Имперiи католическихъ церквей, Фiaлковскимъ, со всѣми прелатами и прочимъ духовенствомъ, въ числѣ около 60–ти человѣкъ, въ полномъ облаченiи. Четыре клирика поддерживали балдахинъ изъ малиноваго бархата у самыхъ входныхъ дверей, такъ что Его Величество, перешагнувъ порогъ и вступивъ на площадку, очутился подъ балдахиномъ. Apxieпископъ, окропивъ Императора свводой, подалъ поцаловать кресть; послѣ чего составилась торжественная процесiя: впереди шли клирики, за ними прелаты и прочее духовенство. Потомъ, когда Императоръ занялъ приготовленное мѣсто, рядомъ съ трономъ apxiепископа, apxieпископъ привѣтствовалъ Его Величество краткою рѣчью на польскомъ языке. Богослуженiе, совершавшееся при звукахъ, недавно выписаннаго изъ Пapижа, прекраснаго органа и пѣнiя пѣвчихъ и солистовъ, продолжалось около часу. По окончанiи богослуженiя, все духовенство, тѣмъ же порядкомъ, проводило Его Величество до выходныхь парадныхъ дверей, гдѣ вторично aрхiепископъ окропилъ Императора свводою. Поцаловавъ поднесенный apxieпископомъ крестъ, Его Величество поблагодарилъ apxiепископа, пожалъ ему руку и уѣхалъ.

— На обѣдѣ, бывшемъ 3–го сего февраля, въ Зимнемь Дворцѣ, въ концертной залѣ, Его Величество Государь Императоръ изволилъ провозгласить тостъ за здравiе Его Величества Императора АвстрiйскагоКороля Венгерскаго въ слѣдующихъ выраженiяхъ: «Пью за здоровье друга моего, Императора Франца–Iосифа, котораго мы радуемся видѣтъ среди насъ. Въ дружбѣ связующей насъ обоихъ съ Императоромъ Вильгельмомъ и съ Королевой Викторiей, усматриваю Я самый вѣрный залогъ мира въ Европѣ, столь всѣми желаемаго и столь для всѣхъ необходимаго”. На эти слова Его Величество Императоръ АвстрiйскiйКороль Венгерскiй изволилъ отвѣтить: «Преисполненный благодарности за дружескiй прiемъ, здѣсь мною встрѣченный, и искренно раздѣляя убѣжденiя и чувства, только что выраженныя Августѣйшимъ Другомъ Моимъ, Я пью за здоровье Его Величества Императора, Ея Величества Императрицы и всего августѣйшаго дома. Да будетъ надъ ними благословенiе Божiе”.

— 4–го февраля, въ 101/4 часовъ утра, Императоръ Францъ–Iосифъ съ многочисленною свитой и въ сопровожденiи Великаго Князя Николая Николаевича Старшаго, военнаго министра и другихъ лицъ, изволилъ посѣтить Инженерный замокъ. Въ модельной главнаго инженернаго управленiя Императоръ изволилъ осмотрѣть модели крѣпостей, но въ особенности обращено было вниманiе Его Величества на двѣ модели Севастополя: одну — изображающую гСевастополь съ окрестностями, съ показанiемъ укрѣпленiй до начала высадки coюзныхъ воискъ, въ сентябрѣ 1854 года; а другую — изображающую Севастополь съ окрестностями, съ показанiемъ всѣхъ оборонительныхъ и осадныхъ работъ, въ 1854–1856 году. При этомъ Императоръ въ теченiе болѣе часа изволилъ съ особеннымь вниманiемъ выслушать объясненiя генералъадъютанта Тотлебена объ осадѣ Севастополя, по окончанiи объясненiй Его Величество весьма милостиво благодарилъ генералъадъютанта Тотлебена. Затѣмъ Его Величество, осмотревъ классы и помѣщенiе Николаевскаго инженернаго училища и академiи, и поблагодаривъ начальствующихъ лицъ, оставилъ Инженерный замокъ. Въ часъ пополудни, Императоръ Францъ–Iосифъ посѣтилъ морской музей, въ зданiи Главнаго Адмиралтейства, гдѣ былъ встрѣченъ Великимъ Княземъ, ГенералъАдмираломъ Константиномъ Николаевичемъ, управляющимъ морскимъ министерствомъ генералъадъюьтантомъ НККраббе, товарищемъ управляющаго генералъадъютантомъ ССЛесовскимъ и прочими начальствующими лицами. Осмотръ музея продолжался болѣе часа; Великiй Князь лично показывалъ достопримѣчательности высокому посѣтителю.

— Того же числа, въчаса пополудни, Императоръ принялъ въ аудiенцiи дипломатическiй корпусъ. Послы были приняты каждый особо, посланники же представлены всѣ вмѣстѣ австрiйскимъ посланникомъ. Императоръ присутствовалъ въ этотъ день на семейномъ обѣдѣ у Великаго Князя Константина Николаевича, а вечеромъ былъ на балѣ, вмѣстѣ со всѣми другими высокими гостями, у ЕИВ. Наслѣдника Цесаревича.

— 5–го февраля, въ 11 час. утра, Императоръ посѣтилъ горный институтъ, причемъ сопровождавшiй его главный начальникъ заведенiя, гминистръ государственныхъ имуществъ, поднесъ Его Величеству нѣсколько образцовъ оружiя, изготовленнаго на Златоустовскихъ заводахъ, особый минералъ, наименнованный по имени нашего Государя Императора «александритомъ", «Научноисторическiй Сборникъ", изданный въ память столѣтiя горнаго института, и медаль, выбитую по тому же случаю. Его Величество благодарилъ начальника заведенiя за радушный прiемъ и выразилъ что осмотръ института произвелъ на него самое прiятное впечалѣнiе. Oколo часа по полудни, Императоръ прiѣхалъ, въ саняхъ въ одну лошадь, вь Большой театръ, гдѣ давали балетъ «ДонъКихотъ”. Въ театрѣ Императоръ былъ въ русскомъ мундирѣ. Въ три четверти третьяго происходилъ въ отведенныхъ Его Величеству покояхъ въ Эрмитажѣ прiемъ австрiйской депутацiи, которая поднесла ему вѣрноподданническiй адресъ. Депутацiю эту ввели посланникъ баронъ Лангенау и генеральный консулъ гВинекенъ. Адресъ былъ прочитанъ професоромъ медикохирургической академiи, докторомъ Груберомъ, чехомъ. Императоръ, бывшiй въ русскомъ генеральскомъ мундирѣ, съ орденомъ Золотаго Руна, отвѣчалъ изъявленiемъ благодарности зa то что австрiйцы и на чужбинѣ не забываютъ своей родины. Когда Его Величеству были представлены отдѣльные члены депутацiи и поднесенъ былъ адресъ отличающiйся весьма художественною внѣшнею отдѣлкой, Императоръ весьма милостиво отнесся къ извѣстному живописцу Зичи, которому принадлежатъ рисунки; съ членами депутацiи Его Величество говорилъ, смотря по ихъ нацiональности, то по нѣмецки, то по венгерски. Депутацiя привѣтствовала слова Императора нѣмецкимъ «Hoch!” и венгерскимъ «Eljen!. Депутацiя представлена была также графу Андраши и тайному совѣтнику барону Гофману. Впослѣдствiи Императору поднесенъ былъ адресъ депутацiей австрiйскихъ подданныхъ, прибывшихъ изъ Одессы. Вь тотъ же день, Императоръ принималъ и депутацiю иностранныхъ ремесленныхъ цеховъ съ ихъ старшиною во главѣ. Послѣ обѣда у австрiйскаго посланника, барона Лангенау, Иператоръ уѣхалъ, въ восемь часовъ вечера, на Маловишерскую станцiю николаевской желѣзной дороги. — 6–го февраля, на охотѣ, Его Величество выстрѣломъ въ голову yбилъ вь 150–ти шагахъ большаго медвѣдя и подстрѣлилъ другаго, а въ 11 часовъ вечера прибылъ на балъ, данный санктпетербургскимъ дворянствомъ.

— Балъ, бывшiйфевраля въ залахъ дворянскаго собранiя, отличался, какъ и предпослѣднiй балъ, данный дворянствомъ въ честь Августѣйшихъ Новобрачныхъ, великолѣпнымъ убранствомъ залы, освѣщенiемъ и оживленiемъ публики, горѣвшей нетерпѣнiемъ увидѣть высокихъ гостей. Ровно въ 11 часовь загремѣлъ австрiйскiй нацiональный гимнъ, и, при звукахъ его, вошелъ Австрiйскiй Императоръ, въ мундирѣ кексгольмскаго имени своего полка, съ Ея Высочествомъ Цесаревной. Вслѣдъ за ними вошли: Государь Наслѣдникъ Цесаревичъ, въ австрiйскомь мундирѣ, Принцъ и Принцесса Уэльскiе, Герцогь и Герцогиня Эдинбургскiе, Его Высочество Константинъ Николаевичъ, Его Высочество Владимиръ Александровичъ, Ея Высочество Марiя Николаевна, графъ Андраши. Высокiе гости были встрѣчены хозяиномъ бала, графомъ АПШуваловымъ. Вскорѣ послѣ прибытiя высокiе гости прошли по залѣ полонезомъ. Посѣтителей было около трехъ тысячъ человѣкъ.

Объ этомъ балѣ «СПетерб. Вѣдом.” передаютъ такiя подробности: «Около 10 часовъ, близь Императорской ложи образовалась довольно большая толпа, которая постепенно увеличивалась и приняла, наконецъ, видъ плотной, компактной массы, сквозь которую лишь съ большимъ трудомъ могли проникать распорядители танцевъ. Каждый въ этой толпѣ дорожилъ своимъ мѣстомъ и не желалъ уступать его кому бы то ни было. Взоры всѣхъ были устремлены на ложу, въ которой должны были появиться высокiе гости. Въ четверть двѣнадцатаго, по залѣ пронесся усиленный шопотъ, заколыхались головы, раздались звуки австрiйскаго нацiональнаго гимна — и въ ложѣ появился Императоръ Францъ–Iосифъ, въ сопровожденiи особъ Императорской Фамилiи и хозяина бала — губернскаго предводителя дворянства, графа АПШувалова. Тысячегласное «ура” было привѣтствiемъ публики высокому гостю. Императоръ отвѣчалъ на это привѣтствiе поклономъ. Въ теченiе нѣсколькихъ минутъ, Императоръ стоялъ у самаго края ложи, бесѣдуя съ графомъ Шуваловымъ. На немъ былъ русскiй мундиръ — скромный мундиръ того полка, котораго онъ состоитъ шефомъ, не украшенный ни лентой, ни орденами. На видъ Императоръ нѣсколько старѣе своихъ лѣтъ (ему 43 года), быть можетъ, благодаря отсутствiю волосъ на значительной части головы. Въ глубинѣ ложи виднѣлся графъ Андраши, въ гусарскомъ мундирѣ съ ментикомъ на плечахъ. Лицо его, окаймленное очень густыми бакенбардами, на видъ сурово и сосредоточенно. Оркестръ далъ сигналъ къ кадрили — и распорядители начали очищать мѣсто для танцевъ. Но это не легко было сдѣлать. Публика рѣшительно не поддавалась просьбамъ разступиться, и только послѣ усиленныхъ убѣжденiй со стороны распорядителей и самого графа Шувалова, удалось образовать узкую полосу поперекъ залы, между Императорской ложей и оркестромъ. Въ первой кадрили, кромѣ нѣкоторыхъ Особъ Императорской Фамилiи, танцовали: принцъ Уэльскiй, его супруга, принцъ Датскiй и графъ Андраши. Императоръ Австрiйскiй не участвовалъ въ танцахъ и оставался зрителемъ бала, сидя въ Императорской ложѣ и бecедyя съ ЕИВ. Великимъ Княземъ Константиномъ Николаевичемъ. ЕИВ. Государыня Цесаревна танцовала первую кадриль съ предводителемъ дворянства, графомъ Шуваловымъ, имѣя своимъ vis–à–vis Принцессу Уэльскую, танцовавшую съ Великимъ Княземъ Bладимиромъ Александровичемъ. ЕИВ. Герцогиня Эдинбургская танцовала съ наслѣднымъ Принцемъ Датскимъ, который имѣлъ своимъ vis–à–vis Принца Уэльскаго съ Принцессой Марiей Максимилiановной Баденской. Во второй кадрили графъ Андраши имѣлъ честь танцовать съ ЕИВ. Государыней Цесаревной. Послѣ первой кадрили распорядители пытались было вновь очистить мѣсто для вальса; но это имъ рѣшительно не удалось. Напрасно они съ умоляющимъ видомъ обращались къ мужчинамъ съ возгласами «reculez, messieurs!” напрасно старались образовать живую цѣпь, держа другъ друга за руки, напрасно, наконецъ, пытались расчистить мѣсто танцующими парами — вальсъ нс состоялся. Послѣ второй кадрили, высокiе гости пили чай въ ложѣ, и затѣмъ въ 12 часовъ оставили залу. Государя Императора на балѣ не было. По отъѣздѣ высокихъ гостей, публика разбрелась по боковымъ комнатамъ, въ залѣ сдѣлалось просторнѣе и танцы могли происходить уже съ полнымъ комфортомъ. Балъ продолжался до трехъ часовъ и удался вполнѣ. Графъ АПШуваловъ оставался на балѣ до самаго конца.

 

Въ четвергъ 7–го февраля, въ двѣнадцать часовъ на Дворцовой и Адмиралтейской площадяхъ былъ большой парадъ всѣмъ войскамъ въ честь Иператора Австрiйскаго. Государь Императоръ изволилъ лично командовать парадомъ.

 

Въ тотъ же день на Невѣ, въ присутствiи Императора Австрiйскаго, Принца и Принцессы Валлiйскихъ, Великой Княгини Марiи Александровны и Ея супруга, происходилъ бѣгъ для рысистыхъ и троечныхъ лощадей.

 

Послѣ смотра 7–го февраля, въ Зимнемъ Дворцѣ былъ военный завтракъ. Въ тотъ же день, въчасовъ вечера, въ честь Императора Австрiйскаго былъ обѣдъ у ЕИВ. Принца Петра Георгiевича Ольденбургскаго.

 

«St.–Petersburger Zeitung” такимъ образомъ описываетъ балъ, данныйфевраля въ Зимнемъ Дворцѣ въ честь Императора Австрiйскаго. Этому балу, по волшебному его характеру, принадлежитъ первое мѣсто между празднествами послѣдняго времени. Самый балъ происходилъ въ Концертномъ залѣ, гдѣ, среди цвѣтущихъ камелiй и жасмина, было приготовлено особое мѣсто для Ея Величества Государыни Императрицы. Истинно волшебный видъ представлялъ Николаевскiй залъ, въ которомъ былъ устроенъ ужинъ, и гдѣ за 52 столами помѣщались 800 персонъ. Этотъ громадный залъ, который, независимо отъ газоваго освѣщенiя хоръ, сiялъ 8,000 огней, былъ обращенъ въ пальмовый садъ. Верхъ великолѣпiя представлялъ столъ Императорской фамилiи, накрытый для тридцати особъ и изящно обставленный разнообразными цвѣтами. Масса собранных здѣсь въ одномъ мѣстѣ ландышей, гiацинтовъ и розъ была по истинѣ изумительна. Весь этотъ цвѣтникъ украшалъ Императорскiй столъ, посреди котораго возвышалась пальма, простиравшая свои колоссальные листья надъ сидѣвшими за столомъ особами. Нижняя часть ствола каждой пальмы была окружена живыми цвѣтами, а весь стволъ, до верхушки, и всѣ колонны зала обвиты живымъ плющемъ. Столы были разставлены такъ что посреди зала образовалась настоящая пальмовая аллея. По угламъ великолѣпнаго зала красовались деревья камелiй, положительно сгибавшiяся подъ тяжестью своихъ цвѣтовъ. Все это декоративное убранство исполнено гЗисмайеромъ, главнымъ садовникомъ Таврическаго сада. Ослѣпительное освѣщенiе много способствовало прелести этого убранства: въ Николаевскомъ и двухъ смежныхъ съ нимъ залахъ горѣли 12,000 свѣчей, которыя всѣ были зажжены мгновенно посредствомъ особаго снаряда. Освѣщенiе исполнено гШтанге.

 

— 8 февраля, въ 91/2 часовъ утра, Императоръ Австрiйскiй, въ сопровожденiи своей свиты, поѣхалъ по железной дорогѣ въ Оранiенбаумъ для осмотра мѣстныхъ достопримѣчательностей. Завтракъ былъ сервированъ во дворцѣ. Затѣмъ въчаса пополудни Его Величество возвратился въ Петербургъ.

— 8 февраля, вечеромъ, прибыль въ Петербургъ Принцъ Вильгельмъ Вюртембергскiй, женихъ Великой Княжны Вѣры Константиновны. Принцъ былъ встрѣченъ на желѣзной дорогѣ ЕИВ. Великими Князьями Константиномъ Николаевичемъ и Константиномъ Константиновичемъ.

 

— Въ «Голосѣ” пишутъ: «Вчера, въ субботу, 3–го февраля, былъ парадный завтракъ въ мраморномъ дворцѣ для Австрiйскаго Императора Франца–Iосифа. Въ шесть часовъ, Его Величество, съ сопровождающею его свитою, обѣдалъ у герцога Георга Мекленбургскаго, и вечеромъ былъ на балѣ у князя Владимира Барятинскаго”.

 

Воскресенье 10 февраля, Его Императорское Величество Францъ–Iосифъ слушалъ мессу въ мальтiйской церкви, что въ зданiи пажескаго корпуса, и въ часъ пополудни присутствовалъ на разводѣ въ Михайловскомъ манежѣ. Въ теченiе дня Австрiйскiй Императоръ посѣтилъ домикъ Петра Великаго на Петербургской Сторонѣ, ботанический садъ на Аптекарскомъ Островѣ и императорскiя конюшни. Въ шесть часовъ, въ Зимнемъ дворцѣ былъ сервированъ фамильный обѣдъ и маршальскiй столъ. Вечеромъ, Императоръ Францъ–Iосифъ посѣтилъ балъ во дворцѣ Великой Княгини Mapiи Николаевны. Его Величество предполагалъ отправиться въ половинѣ перваго пополуночи на станцiю николаевской желѣзной дороги и ровно въ часъ ночи выѣхать съ экстреннымъ поѣздомъ въ Москву”.

 

— Русскiй посланникъ въ Вѣнѣ, ТСНовиковъ, и австрiйскiй въ С.–Петербургѣ, бар. Лангенау, возведены своими Государями въ санъ пословъ.

 

— Спецiальный кореспондентъ вѣнской газеты «Nеue Freie Presse, посланный ею для описанiя празднествъ по случаю пребыванiя Императора Франца–Iосифа въ Петербургѣ, сообщаетъ, между прочимъ, въ письмѣ отъ 2–го (14–гофевраля: «Вчера, черезъ полчаса по прибытiи въ Зимнiй дворецъ, Императоръ принималъ членовъ австрiйскаго посольства, ггенеральнаго консула фонъВинекена и его одесскаго товарища, гфонъПринцига. Первыя слова Императора были похвалою городу Петербургу. «Что это за красивый городъ!” воскликнулъ онъ съ видимымъ восторгомъ. Впечатлѣнiе, произведенное величественною физiономiей сѣверной столицы на Императора, какъ говорятъ, было поразительное. Очень можетъ бытъ, что въ этомъ виноватъ отчасти праздничный нарядъ города. Послѣ города — солдаты! «И что за молодцысолдаты (prächtige Soldaten)! Въ жизни своей я еще не видалъ такихъ! — таковъ былъ второй возгласъ удивленiя со стороны нашего Императора. Послѣ этихъ невольныхъ излiянiй искренняго восторга, Императоръ Францъ–Iосифъ любезно вступилъ въ разговоръ съ каждымъ изъ присутствовавшихъ”.

 

— Въ дополненiе къ нашей хроникѣ о Московскомъ дворянскомъ балѣ, заимствуемъ изъ «Московскихъ Вѣдомостей” слѣдующiя подробности: «Балъ открылся польскимъ: Высоконовобрачную въ первой парѣ велъ князь Мещерскiй, во второй парѣ слѣдовалъ Герцогъ Эдинбургскiй съ княгиней Мещерской, въ третьей Государь Императоръ велъ Принцессу Уэльскую; Государыня Цесаревна шла съ Принцемъ Уэльскимъ; Государь Наслѣдникъ, Великiе Князья и Принцы замыкали шествiе, которое двигалось, встрѣчаемое и сопровождаемое радостными взорами посреди плотныхъ живыхъ стѣнъ публики, вокругъ залы благоухающей ароматомъ цвѣтовъ, подъ чудные звуки музыки Глинки. Во второмъ полонезѣ шествiе oткрывалъ Государь Императоръ съ княгиней Мещерской, во второй парѣ слѣдовалъ хозяинъ бала, князъ Мещерскiй, съ Принцессою Уэльской. Полонезъ съ участiемъ Августейшихъ гостей обошелъ еще въ третiй paзъ залу, пocлѣ чего начались танцы. Высочайшiя Особы приняли участiе въ двухъ кадриляхъ; въ первой кадрили Высоконовобрачная танцовала съ княземъ Мещерскимъ via–à–vis съ Государыней Цесаревной и Принцемъ Уэльскимъ; Государь Наслѣдникъ съ княгиней Мещерской vis–à–vis съ Принцессой Уэльской и наслѣднымъ Принцемъ Датскимъ; Герцогъ Эдинбургский съ Принцессой Уэльской vis–à–vis съ Принцемъ Артуромъ и княгиней Оболенской; вторую кадриль Августѣйшая Новобрачная танцовала съ Наслѣдникомъ Цесаревичемъ. Балъ былъ очень оживленъ. Среди бала Государь Императоръ, ведя подъ руку Высоконовобрачную, въ сопровожденiи всѣхъ Высокихь Особъ, предпринялъ прогулку по всѣмъ заламъ, которыя были полны гостей, всѣ блистали огнями и были щедро убраны деревьями. Вo время обхода комнатъ Государь Императоръ милостиво отвѣчалъ на привѣтствiя и удостоивалъ многихъ разговоромъ. Возвратясь въ большую танцовальную залу, Августѣйшiе гости прошли за колоннами и возвратились въ свою ложу, гдѣ были всѣ приглашенные и свита, какъ русская, такъ и иностранная. Высочайшiя Особы оставались на балѣ около двухъ часовъ. Прежде другихъ оставила бальныя залы Принцесса Прусская, вскорѣ затѣмъ — Высоконовобрачные. Около часу послѣдовалъ отъѣздъ Государя Императора, вслѣдъ за тѣмъ уѣхали и другiе Августѣйшiе гости.

 

— Генералъадъютантъ Яфимовичъ 1–й, командированный по Высочайшему повелѣнию, въ декабрѣ мѣсяцѣ 1873 года, въ Самарскую губернiю для раздачи отъ Монаршихъ щедротъ нѣкотораго пocoбiя въ местностяхъ, наиболѣе пострадавшихъ отъ неурожая, и для ознакомленiя съ положенiемъ Самарской губернiи, по окончанiи возложеннаго на него порученiя, представилъ нынѣ Государю Императору нижеслѣдующiй всеподданнѣйшiй рапортъ:

 

«Во исполненiе Высочайшей воли Вашего Величества, ознакомившись съ положенiемъ Самарской губернiи, имѣю счастiе всеподданнѣйше повергнуть на Всемилостивѣйшее Вашего Императорскаго Величества усмотрѣнiе увѣренiе въ томъ что бѣдствiе неурожая, поразившее часть этой губернiи, при своей жестокости, не имѣло однако же для населенiя прискорбныхъ послѣдствiй, какихъ можно было опасаться.

 

До настоящаго времени не было извѣстiй о появленiи гдѣлибо повальныхъ болѣзней, хотя нельзя отрицать что недостаточная и дурнаго качества пища вѣроятно усилила въ нѣкоторой степени смертность противъ обыкновеннаго ея уровня.

 

Не было также достовѣрныхъ свѣденiй о какихълибо случаяхъ смерти отъ голода. Такiе случаи, должно надѣяться, не встрѣтятся и впослѣдствiи. Хотя число нуждающихся въ пособiи на продовольствiе постоянно возрастаетъ и будетъ еще возрастать по мѣрѣ истощенiя своихъ средствъ, но можно имѣть увѣренность, что помощь, оказанная уже правительствомъ и щедрыми частными пожертвованiями, устранитъ нужду въ продовольствiи населенiя.

 

Вообще, за принятыми нынѣ мѣрами центральнымъ совѣщательнымъ комитетомъ подъ предсѣдательствомъ губернатора, опредѣлена правильная раздача пособiя хлѣбомъ и сдѣланъ окончательно заподрядъ хлѣба для обсѣмененiя весною полей, и, повидимому, самое трудное время уже миновало. Но не могу умолчать предъ Вашимъ Beличествомъ что уѣздныя управы распоряжались медленно и нѣкоторые мировые посредники не исполняютъ точно своихъ обязанностей.

 

Поздняя выдача вспомоществованiй заставила многихъ крестьянъ для прокормленiя своихъ семействъ распродатъ за бесцѣнокъ рабочiй скотъ и лишила ихъ средства сдѣлать весеннiй посѣвъ.

 

Вредныя послѣдствiя сего для будущаго хозяйства крестьянъ могутъ быть устранены, но лишь въ малой мѣрѣ, существующимъ въ здѣшней мѣстности между крестьянами обычаемъ соединяться по нѣскольку человѣкъ для снаряженiя общими средствами такъ называемыхъ сборныхъ плуговъ, а также помощью, которую крестьяне, успѣвшiе сохранить нѣкоторое довольство, окажутъ своимъ неимущимъ односельцамъ.

 

Но, дабы крестьяне могли оказать другъ другу такое пocoбie, необходимо, чтобы xлѣбъ, который будетъ розданъ для яроваго посѣва, былъ доставленъ на мѣста не позже 15 марта, и чтобы во время распутицы и полевыхъ работъ, продолжающихся до 10–15 мая, крестьяне не были отвлекаемы для обязательной перевозки хлѣба; только такимъ образомъ могутъ быть сохранены силы рабочаго скота. При такихъ условiяхъ, при полной выдачѣ всего количества сѣмянъ, которые крестьяне будутъ въ состоянiи посѣять, сообразно съ ихъ наличными средствами, можно надѣяться что съ Божiею помощью населенiе пострадавшихъ мѣстностей оправится отъ постигшаго его бѣдствiя. Состоянiе озимыхъ посѣвовъ подкрѣпляетъ эту надежду, такъ какъ oceннie всходы были повсемѣстно хороши.

 

Но въ южной половинѣ Бузулукскаго и въ Николаевскомъ уѣздахъ этотъ хлѣбъ мало сѣется, и здѣсь улучшенiе настоящаго положенiя зависитъ почти исключительно отъ успѣха весенняго посѣва яровыхъ хлѣбовъ.

 

Самарскiй губернаторъ принялъ всѣ мѣры, отъ него зависящiя, для правильнаго удовлетворенiя нуждающихся жителей губернiи. О его заботахъ и неутомимой дѣятельности считаю долгомъ засвидѣтельствовать предъ Вашимъ Императорскимъ Величествомъ.

 

Полученныя мною деньги отъ щедротъ Вашего Величества были розданы бѣднѣйшимъ жителямъ въ нѣкоторыхъ волостяхъ Николаевскаго, Бузулукскаго и Бугурусланскаго уѣздовъ на покупку хлѣба. Жители этихъ волостей вознесли теплыя молитвы за здравie и благоденствiе Вашего Величества”.

 

— Касательно введенiя въ дѣйствiе Положенiя о воинской повинности въ «Правительственномъ Вѣстникѣ” опубликованъ слѣдующiй циркуляръ министра внутреннихъ дѣлъ начальникамъ губернiй (кромѣ Царства Польскаго), отъ 25–го января 1874 г.,  1,

При указѣ правительствующаго сената, 25 января, препровожденъ къ вашему превосходительству Высочайшiй Его Императорскаго Величества манифестъ, состоявшiйся въ 1–й день января сего года, съ приложенiемъ Именнаго Высочайшаго указа, даннаго правительствующему сенату того числа, и Высочайше утвержденнаго Устава о воинской повинности.

Введенiе сего Устава въ дѣйствiе должно быть начато образованiемъ призывныхъ участковъ.

Всѣ прiуготовительныя распоряженiя къ тому были уже сдѣланы циркулярами министерства внутреннихъ дѣлъ, отъ 5–го iюля 1873 г., за №№ 1 и 2, и вслѣдъ за симъ вашe превосходительство получите отъ меня увѣдомленiе объ утвержденiи предположенныхъ, по мѣстнымъ особенностямъ, при образованiи нѣкоторыхъ призывныхъ участковъ отступленiй отъ размѣровъ, опредѣленныхъ въ 71, 74 и 75–й статьяхъ. Затѣмъ списки призывныхъ участковъ будутъ опубликованы при «Прав. Вѣстн.

Въ руководство для дальнѣйшаго направленiя этого дѣла я, по соглашенiю съ военнымъ министромъ, прошу васъ принять слѣдующiя мѣры:

1. По полученiи упомянутаго увѣдомленiя, немедленно поставить въ извѣстность всѣ подлежащiя городскiя и волостныя управленiя, къ какому призывному участку городъ или волость причислены, для объявленiя обывателямъ.

2. Пo напечатанiи въ «Правительственномъ Вѣстникѣ” списка призывныхъ участковъ ввѣренной вашему управленiю губернiи, перепечатать оный въ первомъ послѣ того нумерѣ губернскихъ вѣдомостей для всеобщаго свѣденiя.

3. Немедленно сдѣлать всѣ необходимыя распоряженiя къ образованiю учрежденiй по отправленiю воинской повинности, согласно главѣ VIII Устава, и къ замѣщенiю состава оныхъ указанымъ порядкомъ, имѣя однако въ виду что не представляется необходимости созывать нынѣ же экстренныя уѣздныя земскiя собранiя для избранiя въ составъ уѣздныхъ присутствiй одного изъ жителей по каждому участку (ст. 84), такъ какъ выборъ этихъ лицъ, дополняющихъ составъ присутствiй во время самаго призыва, те. не ранѣеноября, можетъ быть произведенъ на ближайшихъ очередныхъ уѣздныхъ земскихъ собранiяхъ.

4. Нынѣ же озаботиться назначенiемъ въ городахъ помѣщенiй, для уѣздныхъ окружныхъ и городскихъ по воинской повинности присутствiй, соласно cт. 167 Устава.

5. Дѣйствiя новыхъ учрежденiй по отправленiю воинской повинности открыть немедленно по окончанiи рекрутскаго набора, о чемъ ваше превосходительство сдѣлаете своевременно надлежащiя распоряженiя. Объ открытiи дѣйствiй учрежденiй по отправленiю воинской повинности должно быть опубликовано въ губернскихъ вѣдомостяхъ, съ приглашенiемъ лицъ неподатныхъ сословiй, подлежашихъ призыву въ первый по новому Уставу о воинской повинности призывъ, къ подачѣ въ подлежащiя присутствiя по воинской повинности заявленiй о выборѣ призывнаго участка, для приписки по отправленiю означенной повинности.

6. Относительно того, на какiя именно учрежденiя или лица должно быть возложено дѣлопроизводство присутствiй по воинской повинности и отвѣтственное храненiе представляемыхъ въ эти присутствiя документовъ, вы получите особое распоряженiе. Впредь до полученiя онаго, распоряженiя по дѣлопроизводству, а также отвѣтственность сохранности документовъ возлагаются на предсѣдателей названныхъ присутствiй. По предмету же порядка дѣлопроизводства въ присутствiяхъ по воинской повинности, а также относящихся къ сему производству формъ будетъ дана, согласно ст. 92 Устава, подробная инструкцiя

7. Всѣ нужные при призывахъ предметы для измѣренiя роста и для изслѣдованiя здоровья призываемыхъ передать въ присутствiя изь нынѣшнихъ рекрутскихъ присутствiй по окончанiи этими послѣдними рекрутскаго набора

8. Распорядиться и наблюсти, чтобы немедленно по окончанiи рекрутскаго набора всѣ городскiя и волостныя управленiя приступили къ составленiю частныхъ призывных списковъ по формамъ, которыя будутъ вамъ вслѣдъ за симъ доставлены, и окончили это дѣло непремѣнно къ 1–му апрѣля, а между тѣмъ озаботиться безотлагательною высылкою въ упомянутыя управленiя метрическихъ выписей (ст. 106 и 107).

9. О всѣхъ сдѣланныхъ вами во исполненie сегo циркуляра распоряженiяхь и о послѣдствiяхъ оныхъ вы не оставите незамедля меня увѣдомить.

Вообще, въ виду первостепенной государственной важности своевременнаго и правильнаго введенiя новаго Устава о воинской повинности, я считаю обязанностiю покорнѣйше просить ваше превосходительство обратить на это дѣло особое личное ваше вниманiе, содѣйствуя оному всѣми зависящими отъ васъ cpедствами, и о ходѣ онаго поставлять меня въ извѣстность по меньшей мѣрѣ ежемѣсячно.

_______

 

ЗАБОТЫ, ВЗГЛЯДЫ И МЕЧТЫ.

 

(ИЗЪ СОВРЕМЕННАГО ОБОЗРѢНIЯ).

 

Конечно, на любви къ ближнему держится весь строй христiанскаго мipa, и если были и есть вь немъ большiя и малыя нестроенiя, то дойдя до извѣстной глубины ихъ источниковъ, непремѣнно увидишь что всѣ они имѣютъ oдну коренную причину — уклоненiе отъ этого, природою положеннаго и Христомъ возвѣщеннаго великаго начала. «Любить враговъ”, «благословлять клянущихъ”, «добро творить ненавидящимъ” — мы еще не научились и считаемъ это необычайно труднымъ (забывая, разумѣется, что при большинствѣ исполняющихъ заповѣдь не сталобы ни клянущихъ, ни ненавидящихь, ибо ни клясть, ни ненавидѣть былобы не за что); но просто любить ближняго, въ смыслѣ собирательномъ, безъ выдѣленiя личностей, — совсѣмъ другое дѣло. Такая любовь признается совершенно естественною, и ни одинъ членъ христiанской семьи не осмѣлится промолвить вслухъ что онъ неспособенъ или не хочетъ любить ближняго. Значитъ, всѣ мы въ этомъ отношенiи душевно соласны между собою: всѣ мы любимъ ближняго, всѣ благa ему желаемъ. И, однако, пожелавъ благa, озаботившись о благоденствiи ближняго, мы на этомъ и кончаемъ наше душевное coглacie, всю одинаковость нашихъ отношенiй къ ближнему. Слѣдуетъ проявленiе чувства въ дѣлѣ, — являются взгляды на положеiе ближняго, понятiя о его благѣ, и чѣмъ сложнѣе становятся формы жизни, тѣмъ многобразнѣе становятся взгляды и понятiя. Подумайте, чего не дѣлалось во имя блага ближняго! Сколько неусыпныхъ заботъ и трудовъ употреблено было... ну хоть бы на то, чтобъ осчастливить благоустройствомъ новгородскихъ военнопоселянъ... или, иную пору и въ иной сферѣ, — на то чтобы oсчастливить безпастырныхь мексиканцевъ дарованiемъ имъ пастыряимператора!.. Труды и заботы не принесли счастья, но неужели цѣлью трудившихся было — несчатье ихъ ближнихъ? Конечно нѣтъ! ужь значитъ таковы были взгляды на положенiе и нужды ближнихъ, таковы были понятiя о способѣ дарованiя имъ благъ, а можетъ быть такова была и степень, такова была и истинность христiанской любви...

Мы въ настоящее время всѣ озабочены (и крѣпко озабочены) матерiальнымъ и нравственнымъ положениемъ русскаго народа и дружно выражаемъ сильныя желания, чтобы возобладалъ онъ разными благами. Но, не смотря на видимое единство одушевляющей насъ цѣли, выряжаемыя желанiя оказываются очень различными, что конечно происходитъ отъ различiя взглядовъ на самыя блага и на способы достиженiя ихъ, а можетъ быть и отъ многихъ другихъ различiй. Въ чемъ бѣда? что мѣшаетъ благоденствовать народу? Озабоченные люди различно отвѣчаютъ на этотъ вопросъ.

Одинъ говоритъ: вся бѣда въ трехпольной системѣ. Одна изъ коренныхъ причинъ онаго «горестнаго явленiя (неурожаевъ и голодовъ) заключается въ рутинной системѣ трехпольнаго хозяйства”. На это другой ему отвѣчаетъ: Господинъ! да вѣдь мы живемъ «среди полей необозримыхъ”, гдѣ и трехпольноето не вездѣ, а то все залежное; только это не по рутинности, а по непреложному экономическому закону. Прочтите Тюнена «Уединенное Государство”, и уразумѣете что, въ силу этого закона, «Россiя, какъ государство многоземельное и малонаселенное, должна переходить отъ залежнаго и трехпольнаго хозяйства къ другимъ хозяйствамъ, по мѣрѣ увеличенiя ея населенiя, те. тогда, когда тpeбованiе на продукты земли, а слѣдовательно и цѣны на нихъ, увеличатся до того, что болѣе дорогое воздѣлыванiе земли, — семипольное и огородное, — сдѣлается выгоднымъ, а вслѣдствiе того и возможнымъ. Ну, вотъ и значитъ, что первый господинъ пожелалъ невозможнаго. Зачѣмъже онъ это пожелалъ?

Иные вопiютъ: какъ вы хотите, чтобъ устроилось благосостоянiе народа, когда на Руси столько праздниковъ, что народъ больше гуляетъ, чѣмъ работаетъ: праздничный день — гульба, да за тѣмъ три дня похмѣлья; не пройдетъ двухъ недѣль — опять праздникъ: опять гульба и опять похмѣлье, а работа стоитъ, или сдѣлана коекакъ. Нужно довести народъ до пониманья вреда отъ такой безразсчетной траты времени; нужно отучить его отъ обычая праздничать, —

«Тогда пойдетъ ужь музыка не та

«Досадно!” слышится вдругъ возражающiй голосъ изъ глубины необозримыхъ полей. «Досадно что говорятъ такъ люди какъ будто изъ сочувствiя къ трудящемуся собрату, изъ желанiя этому труженику пользы!.. И пусть бы говорили о счастливцѣ мiра, который живетъ процентами съ капитала, или о купцѣ, котораго трудъ — сидѣть въ лавкѣ; но вѣдь это касается народа чернорабочаго, котораго трудъ тянется отъ зари до зари, — трудъ тяжелый, механическiй, который сильно утомляетъ его физически и не даетъ никакой работы уму. Отъ такого труда, если онъ производится безъ отдыховъ, те. безъ праздниковъ, много дней къ ряду, человѣкъ тупѣетъ нравственно и истомляется физически до того, что радъ бываетъ чѣмънибудь возбудить и оживить усталый свой организмъ. Вотъ отчего простой народъ любитъ въ праздничный день выпить... Будь у него, помимо физическаго труда, занятiя для души, и если бы при томъ физическiй трудъ не продолжался по многу дней къ ряду, тогда не было бы надобности прибѣгать къ возбудительнымъ средствамъ. Да и вѣрноли, что у насъ на Руси много праздниковъ? На текущiй годъ, наприм., по календарю выходитъ, что всѣхъ праздниковъ съ воскресными днями должно быть 82–83, считая въ томъ числѣ даже мѣстные праздники и нерабочiе дни, какъ на Пасхудней нерабочихъ. Много ли это на 365 дней? На недѣлю приходится 11/2 свободныхъ дня, на мѣсяцъдней; стало быть рабочихъ дней выходитъ въ мѣсяцъ 24, какъ и считаютъ обыкновенно всѣ мастеровые... Многоли въ самомъ дѣлѣ полтора дня въ недѣлю? Кажется что нѣтъ: потрудиться къ ряду шесть дней, какъ мужикъ трудится въ полѣ, напр., или на работахъ плотничной, кирпичной, — тяжело, и едвали хватитъ на долго силъ при такомъ продолжительномъ и тяжеломъ трудѣ. Говорятъ еще рачители пользъ мужика что праздники ему въ особенности вредятъ лѣтомъ, когда всякiй день дорогъ; но и это не вѣрно, потому что лѣтомъ у насъ меньше праздниковъ, нежели зимою. Правда, время посѣвовъ весеннихъ какъ pазъ совпадаетъ съ пасхальной недѣлей; но въ послѣднее время между крестьянами не строго соблюдается обычай — ни за что не браться въ продолженiе всей пасхальной недѣли: не работаютъ только три дня — это вездѣ; остальные дни во многихъ мѣстахъ и пашутъ, и сѣютъ. Вообще и въ самые праздники, если они не очень ужь велики, многie, кому нужно, работаютъ, — а лучше, если бы не работали”... («Ворон. Тел.).

Такъ какъже? И способъ облагодѣтельствованiя народа посредствомъ уменьшенiя числа праздниковъ выходитъ не впопадъ! Жаль, право!

Cлѣдуетъ третiй взглядъ, открывающiй третью помѣхy народному благоденствiю: общинное землевладѣнiе — вотъ, гoвopятъ, корень зла! Но объ этомъ предметѣ очень поучительно пишетъ гПРовинскiй изъ самой далекой дали — изъ Bocточной Сибири. Онъ говоритъ, во первыхъ, что сибирскiй крестьянинъ не отличается закоренѣлостью, не cтopoнится отъ нoвовведенiй, хотя и относится къ нимъ сначала недовѣрчиво; что онъ охотно принимаетъ то, что оказывается хорошимъ на практикѣ. «Слѣдовательно, замѣчаетъ далѣе авторъ, помощь (те. нравственная) возможна, а потребность въ ней съ каждымъ годомъ чувствуется все больше... Въ послѣднее время взялось за это дѣло иркутское Техническое Общество. Одинъ изъ его членовъ сдѣлалъ нѣсколько съѣздовъ въ разныхъ селенiяхъ, и народъ отозвался съ полнымъ сочувствiемъ. Благимъ результатомъ было рѣшенiе завести образцовую ферму. Крестьяне съ своей стороны предложили все, чѣмь могли располагать, и обязались постоянными взносами. Замѣтно, однако, что съ первыхъ прiемовъ основной принципъ представителя Технического Общества сталъ въ pѣзкое противорѣчiе съ принципами крестьянъ... Господа, взявшiеся научить народъ, начали съ того что главную вину неуспѣшности земледѣлiя взвалили на общинное землевладѣнiе. По извѣстной программѣ начались разсужденiя о вредѣ передѣла полей и пр.; доказывалось народу что при такомъ порядкѣ невозможны никакiя усовершенствованiя и что, слѣдовательно, необходима частная земельная собственность... Мы можемъ сказать что для Сибири это по меньшей мѣрѣ безсмысленно (а что же это будетъ по большей то мѣрѣ!) Надо знать что въ Сибири каждый, разработавшiй участокъ вновь, владѣетъ имъ 40 лѣтъ и уже потомъ уступаетъ его въ общинное владѣнiе. Поэтому если кто хотѣлъ и былъ способенъ ввести что нибудь новое, онъ имѣлъ достаточно для того времени... Сельская сходка на этомъ пунктѣ, со всѣми eго послѣдствiями, разбила cвоихъ учителей; но полезность образцовой фермы была признана. Она поддерживается крестьянами съ большой охотой до cихъ поръ”... «Съ такимъ народомъ, прибавляетъ гРовинскiй, можно много сдѣлать, не только не прибѣгая ни къ какому насилiю, но даже не навязывая назойливо своихъ взглядовъ и нововведенiй: нужно только присмотрѣться, въ чемъ заключаются его нужды, и выслушать его, какъ онъ думалъ бы самъ устроиться”. («С.П.–б. Вѣд.” № 22).

И такъ — и община не поддается благодѣтелямъ, не хочетъ вкусить отъ плода ихъ сердечныхъ попеченiй!

Наконецъ — есть такiе «рачители”, которыхъ, среди ихъ глубокихъ заботъ о благѣ ближняго, особенно огорчаетъ то что pyсcкiй народъ... вѣритъ въ нечистую силу, — въ лѣшаго, въ «лембу” и прочую дрянь, — и горятъ рачители страстнымъ желанiемъ — какъ можно скорѣе освободить, спасти народъ отъ злой бѣды — предразсудковъ. Что это такое? говорятъ они, — ужь нѣсколько столѣтiй прошло съ тѣхъ поръ, какъ въ Новгородѣ, на кличь епископа: «кто за Христа — ко мнѣ, кто за кудесника — къ нему”, — только князь и дружина пошли къ епископу, а весь народъ повалилъ къ кудеснику; нѣсколько столѣтiй прошло, — а «бѣдный нашъ народъ мѣстами и теперь находится почти на той же степени развитiя... Скажите, въ чемъ, кромѣ школы, искать тутъ спасенiя?..

Что тутъ скажешь? Конечно ни въ чемъ! Школа спасетъ, а не будетъ школы — сгибнетъ народъ отъ предразсудковъ. Вотъ мы... мы уже на «такой степени развитiя”, что не сгибнемъ: у насъ нѣтъ предразсудковъ. Если мы вѣримъ, напр., въ непреложность и абсолютную непогрѣшимость какой нибудь звуковой методы, точно въ непогрѣшимость папы, — такъ это же не предразсудокъ. Мы пожалуй вѣримъ въ недосягаемость генiя гжи Патти... Вѣдь вонъ разсказываютъже что внезапное появленiе звуковъ романса «Матушкаголубушка” не изъ тѣхъ устъ, изъ коихъ они ожидались, произвело такой переполохъ, какого не производило и внезапное появленiе «лембы” (миѳической блѣдной старухи) надъ дѣтской колыбелью; но гдѣ же тутъ предразсудокъ?.. Положимъ что вѣримъ мы еще въ необходимость немедленнаго и повсемѣстнаго введенiя у насъ семипольной системы и замѣны общиннаго землевладѣнiя личнымъ, — вѣримъ, потому только что такъ сказали, если не отцы и дѣды, то мудрые старцы. — Taкъ развѣ же все это предразсудки? Нѣтъ! у насъ рѣшительно нѣтъ ни одного предразсудка, и потому насъ не отъ чего спасать, и мы не сгибнемъ. А вотъ — бѣдный нашъ народъ...

Да! а истинното бѣдный нашъ нapoдъ, сугубо и неисходнобѣдный всетаки кишитъ въ yѣздахъ Самарской губернiи, хотя самарскiй дамскiй комитетъ Общества попеченiя о раненыхъ и больныхъ воинахъ, какъ значится въ 6–мъ его отчетѣ (по 12 января), уже успѣлъ обезпечить продовольствiемъ до урожая нынѣшняго года 15,081 душу, именно: въ Бузулукскомъ уѣздѣ 3,523, Николаевскомъ 9,800 и Самарскомъ 1,758... Это очень хорошо! И такъ легко становится на душѣ при мысли объ этихъ обезпеченныхъ; но... вѣдь въ трехъ поименованныхъ уѣздахъ куда какъ больше пятнадцати тысячъ восьмидесяти одной души! Да и въ другихъ уѣздахъ, говорятъ,

«Яко злое чудище,

Голодъ зарождается,

............

Съ алчною утробою,

Съ ненасытной злобою

Съ вѣщими угрозами; —

это чудище —

. . . . . костлявое,

Чудище мозглявое

Хриплое, yвѣчнoe

И безчеловѣчное!.

 

Такъ, въ одной корреспонденцiи изъ Бугульмы, отъ 12 января, говорится что «голодъ достигъ уже и до ихъ уѣзда”, и при этомъ разсказанъ случай, служащiй признакомъ появленiя голода. Въ одной деревнѣ крестьянка Ѳла Ква... — положимъ что ее зовутъ Ѳеклой, — мать четырехъ малолѣтнихъ дѣтей, слывшая всегда честною женщиной, вдругъ ночью сломала замокъ у амбара своего однодеревенца, украла пудовку ржаной муки и замѣсила изъ нея хлѣбъ. Дня черезъ два хозяинъ узналь у Ѳеклы свою пудовку... Собранъ сельскiй сходъ въ собственной избѣ Ѳеклы. Корреспондентъ говоритъ что онъ самъ быль на этомъ сходѣ; Ѳекла чистосердечно призналась что сломала замокъ и украла муку, чтобъ испечь дѣтямъ хлѣбъ; увѣряла что мужъ ея въ кражѣ не участвовалъ; просила прощенья у стариковъ, кланялась въ ноги и предлагала свою праздничную шубу — единственную вещь, оставшуюся отъ проданнаго на хлѣбъ имущества; она тутъже вынула шубу и положила ее на столъ, а на печи сидѣли ея четверо ребятъ отъ 10 догода, плакали и просили хлѣба. По осмотру хлѣба въ домѣ не найдено; скота оказалось — одна лошадь и три овцы; строенiя — одна изба безъ сѣней. Хозяинъ украденной муки объявилъ что ничего не ищетъ и пудовку отдаетъ Ѳеклѣ. «Старики побранили ее и ушли, рѣшивъ никуда не доносить о кражѣ!...

На основанiи какогоже это «взгляда” поступили такъ cтарики: побранили и ушли, рѣшивъ не доносить о кражѣ со взломомъ? Кто былъ защитником Ѳеклы, доставившимъ ей этотъ «оправдательный приговоръ?” На эти вопросы, конечно, не трудно отвѣтить: въ каждомъ стариковскомъ сердцѣ сидѣло по защитнику, безъ рѣчей и безъ «взглядовъ” умолявшему о прощеньи... Замѣтимъ мимоходомъ что въ тойже корреспонденцiи сказано, между прочимъ, слѣдующее: «ежедневно приходять нищiе, преимущественно жители Бузулукскаго уѣзда. Когда имъ начнешь говорить, что въ ихъ уѣздѣ выдаютъ пoсoбiе, — они отвѣчаютъ что ничего не знаютъ и ничего не получали”. Воть это, значить, тѣ что не вошли въ число 3,523–хъ обезпеченныхъ душъ Бузулукскаго уѣзда. Много eщe, видно, ихъ — необезпеченныхъ, если скитающiеся даже и не слыхали о раздаваемомъ пособiи.

Безмолвный защитникъ, котораго послушались старики, побранившiе и простившiе Ѳеклу, есть тотъ самый, вѣчно живущiй въ душѣ человѣка, который нѣкогдa внушилъ евангельской вдовицѣ принести двѣ лепты, столь высоко оцѣненныя Христомъ. Не найдетели чтонибудь приравнять къ этимъ лептамь вдовицы изъ слѣдующаго рассказа. Въ селѣ Кошки (Спаскаго уѣзда Казанской губернiи) ктото изъ земцевъ yстроилъ лоттерею въ пользу самарцевъ, составивъ ее изъ собственныхъ разныхъ вещей; лоттерея дала 115 pуб., которые тотчасъ же и посланы въ самарскую губернскую земскую управу. Лоттерея, такимъ образомъ, состоялась и удалась, и большую часть билетовъ разобрали крестьяне, хотя цѣна имъ была не совсѣмъ крестьянская: 50 коп... Не намъ, конечно, судить, какъ будутъ оцѣнены у Бога эти полтинники, но позволительно уповать что не станутъ они ниже многихъ вкладовъ, приносимыхъ отъ умственнаго избытка иными благодѣтелями народа.

«КамскоВолжская Газета”, называющая себя (и не безъ основанiя) органомъ Поволжья, свидѣтельствуетъ что ближайшiе сосѣди голода не складываютъ рукъ, а зорко и тревожно смотрятъ вдаль. Въ началѣ прошлаго января, газета писала такъ: «Бѣдствiе грозитъ нашей области... Еще не раздается громъ, не мелькаетъ даже отдаленная молнiя, еще листва на деревьяхъ виситъ спокойно, но опытный глазъ уже видитъ зловѣщiе признаки приближающейся грозы. Мы начинаемъ заблаговременно приготовляться къ ней, устраиваемъ дамскiе комитеты, сборъ подаянiй и пр. Мы должны оцѣнить: бойкость и сила распространенiя по области благотворительной агитацiи соотвѣтствуетъли величинѣ предстоящаго бѣдствiя; не будетьли результать ея имѣть видъ не больше какъ лепты? Не видя еще слезъ кругомъ себя, не слыша стоновъ, мы должны въ воображенiи представить, что ждетъ весной населенiе нашей области. Первые удары голода постигнуть, вѣроятно, сиротъ и бoбылей; за ними послѣдуютъ отцы малолѣтнихъ, большаки, обремененные недоимками и пр. Масса голодныхъ людей ринется, вѣроятно, на Волгу и наполнитъ поволжскiе города; госпитали, тюрьмы и богадѣльни будутъ переполнены народомъ, какъ это было въ Финляндiи”. Далѣе съ жаромъ говорилось о средствахъ къ тому, чтобъ результатъ «благотворительной агитацiи не остался лептою, чтобъ эта благотворительность нe oказaлась слишкомъ малосильною; говорилось о необходимости общей организацiи благотворительности, о необходимости централизовать ее. При этомъ Казань, именуемая въ области «центромъ умственнаго развитiя всего восточнаго края Pocciи”, предлагалась быть центромь же «всей обширной благотворительности въ камсковолжскомъ краѣ по случаю самарскаго голода”.

Мы не знаемъ, какое впечатлѣнiе производятъ на мѣстѣ эти живыя и горячiя рѣчи; поэтому не можемъ и предугадать, сужденоли сбыться великодушнымъ мечтамъ объ организацiи обширной благотворительности. По степени же ихъ осуществленiя будемъ въ правѣ заключить о степени силы и авторитетности, которыми пользуется газета въ своей области; а затѣмъ можно будетъ судить и о томъ, въ какой степени близки къ осуществленiю другiя ея мечты...

Вступая въ нынѣшнiй годъ, она очень тепло сказала о своемъ призванiи; она сказала: «Насъ интересуетъ жизнь русской провинцiи, ея прошлое, ея будущее... Повидимому жизнь здѣсь течетъ безъ всякой перемѣны: изъ году въ годъ идетъ будничная, трудовая жизнь русскаго народа; незамѣтенъ трудъ этого крестьянскаго строительства, не блестяща, не эффектна эта работа въ глухихъ деревняхъ, среди одинокихъ полей... А между тѣмъ на ней зиждется вся русская жизнь, вся судьба Россiи”. Затѣмъ газета горячо вступилась за права провинцiальной печати, за ея право на самостоятельное мнѣнiе, на самостоятельную жизнь. Она воскликнула: «пусть провинцiальная печать ободрится и вѣритъ въ свое будущее, которое за ней обезпечено, и развитiе ея будетъ идти рядомъ сь развитiемъ русскаго народа”! Она выразила надежду что «жизненное значенiе” провинцiальной печати не будетъ ослабѣвать, что она «призвана играть немаловажную роль въ общемъ развитiи”; выразила, наконецъ увѣренность что «свѣжiя провинцiальныя силы могутъ когданибудь оживить литературу и могутъ пролить въ нее новую, свѣжую струю жизни”.

Конечно, мы ничего такъ не желаемъ, какъ самаго скораго осуществленiя этой мечты, «КамскоВолжской Газеты”: чтобы именно свѣжiя провинцiальныя силы, одушевленныя той внутренней и незамѣтной для близорукаго глаза работой, на которой «зиждется русская жизнь и судьба Pocciи”, пришли оживить литературу и пролить въ нее новую струю; желаемъ и въ интересѣ дѣла, и даже въ интересѣ тѣхъ, которые въ настоящую минуту еще способны встрѣтить эту мечту очень тонкой и очень ядовитой усмѣшкой..

_______

 

НАЗВАЛСЯ ГРУЗДЕМЪ — ПОЛѢЗАЙ ВЪ КУЗОВЪ*).

 

Шуткабыль для народнаго театра, въ 2–хъ дѣйствiяхъ**).

 

ДѢЙСТВУЮЩIЯ ЛИЦА.

 

Павелъ Захаровъ Вороватый.

Филиппъ Ивановъ Размазня.

Старшина Минай Минаичъ.

I   

II   ýВолостные судьи.

III

Волостной писарь.

Пустомелевъ, адвокатъ.

Груня, невѣста Павла.

Домна, жена Филиппа.

Арина.

Марья. ýкрестьянскiя дѣвушки.

Марѳа.

Поля.

Молодой парень.

Крестьяне, бабы, дѣвки, ребятишки.

Дѣйствiе происходитъ въ любомъ селѣ.

 

ДѢЙСТВIЕ I.

 

Деревня, избы тянутся въ два порядка, посреди сцены прудъ, въ которомъ при поднятiи занавѣса нѣсколько дѣвушекъ полощатъ бѣлье.

 

ЯВЛЕНIЕ I.

 

Арина, Марья, МарѲа, Поля (у пруда).

 

АРИНА. Это я вамъ вѣрно говорю, дѣвки, быть завтра суду надъ ними... Ужь я ли не доподлинно знаю.

МАРЬЯ (насмѣшливо). Какъ тебѣ не знать!.. первая вѣстовщица на селѣ, всезнайка!

АРИНА. Ну и пусть всезнайка, все лучше чѣмъ немогузнайкой быть.

МАРЬЯ. А вотъ выходитъ и вправду говорятъ: много будешь знать — скоро состаришься, вотъ и состарилась въ дѣвкахъ... лѣтъ тридцать небось будетъ!

АРИНА. Не твоя забота чужiе года считать. Знаю за что на меня вскинулась, все изъза Груньки, милой подружки, анъ вотъ не миновать же ея женишкумолодцу бани.

МАРѲА. Вотъте и разъ!

ПОЛЯ. Срамъ какой!

МАРЬЯ. Ну, это еще посмотримъ.

АРИНА. Чего смотрѣть! Развѣ когда судъ да безъ розогъ бываетъ?

МАРЬЯ. Можетъ не Павлу, а Филиппу достанется.

АРИНА. Эвона! Филиппу! Да ему тo за что? Его же обидѣли, у него котелъ раздавили, кашу перегадили, да его же наказывать! Гдѣжь такiе порядки живутъ? Нѣтъ, Филиппу ничего, а жениха то нашего постегаютъ; и подѣломъ ему, впередъ не озорничай. А насчетъ Груньки, опять скажу, и ей не мѣшаетъ черезъ этакой срамъ пройдти, больно ужь она у насъ спѣсива да чванлива. Первой раскрасавицей на бѣломъ свѣтѣ себя почитаетъ, да чего добраго не первой ли богачкой. (всматриваясь въ глубину сцены) Э... никакъ сама сюда идетъ (возвышая голосъ). Груня!.. а, Груня!.. подька сюда, Грунюшкаа! (голосъ изъза кулисъ: Чего надо?). Что на рѣчку идешь?.. бѣлье полоскать? (Груня за кyлисами: Иду!) Тото, иди, у насъ тутъ людно таково да весело.

 

ЯВЛЕНIЕ II.

 

ТѢЖЕ, ГРУНЯ (входитъ съ корзиной бѣлья, подходитъ къ пруду и становится между Марьей и Полей).

 

MАРѲА (Гpyнѣ). А мы тутъ все про тебя говорили.

ПОЛЯ. Да про Павла про твоего.

МАРѲА. Чай, слышала что приключилось съ нимъ?

ГРУНЯ. Сказывалъ вечоръ что съ Филиппомъ съ Размазней они повздорили.

АРИНА. Да такъто повздорили, Грунюшка, что не приведи Богъ. Ужь такъто золъ на него Филиппъ, а пуще того Домашка Филиппова. Бранится, ругается и... и!.. какъ! «подай, говоритъ, мнѣ этoгo озорника” — про Павлато значитъ, «я, говоритъ, ему глаза выцарапаю, котелъотъ, говоритъ, у меня дорогаго стоилъ, такой, говоритъ, котелъ, что и не бываетъ такихъ”. Да какъ накинется на мужа своего, на Филиппато значить: «что ты, говоритъ, смотрѣлъ? Олухъ ты эдакой!” говоритъ. «Бѣги, говоритъ, поклонись въ ноги Минаю Минаичу, проси чтобъ приказалъ онъ разсудить насъ съ этимъ разбойникомъ Павлушкой. Я, говоритъ, и сама съ тобой пойду”. И точно, ходили они это къ старшинѣ и назавтра судъ назначенъ надъ Павломъ и крѣпко, говорятъ, Павлу достанется, потому что старшина давно ужь золъ на него.

МАРѲА. За то злится что изъза Павла, Груня за сына его, за рыжаго, не пошла, когда лѣтось сватался къ ней.

АРИНА. Да, извѣстно, выместитъ теперь Минай Минаичъ свое сердце на Павлѣ. Сказано: съ сильнымъ не борись, значитъ напрасно ты, Груня, не пошла за Михайлу за старшинскаго; чѣмъ дуренъ былъ!

ГРУНЯ. Какъ посватается къ тѣбъ, такъ и выходи коли любъ.

МАРЬЯ. Ну гдѣ ей! Она вѣдь у насъ бабушка! Въ cѣмянa пошла дѣвка! (всѣ смѣются, кромѣ Арины).

АРИНА (злобно). А вотъ какъ отдерутъ завтра Павла, а отдерутъ безпремѣнно, такъ каковъ онъ ни есть молодецъ, а ужь ни одна дѣвушка, изъ нашихъ, не пошла бы за него, не будь онъ женихомъ, потому что стыдъ одинъ что ему, что его невѣстѣ: правду ли я, дѣвки, говорю?

MАРѲА. Коли не правду.

ПОЛЯ. Кажись, меня хоть золотомъ осыпь, не пошла бы.

МАРѲА. Меня хоть убей, не пойду.

МАРЬЯ. Полно вы, дуры, что расквакались: не пойду, дa не пошла бы! Да кто васъ проситъ? Павелъ на васъ и смотрѣтьто не хотѣлъ, выбралъ себѣ невѣсту не вамъ чета, a вамъ и завидно! Ты ихъ, Груня, не слушай, все отъ зависти, право слово. Вотъ Марѳутка у насъ тоже просватана, такъ небось ея женихъ хорошъ! По шерсти и кличка: Тимошкарябой.

МАРѲА. Такъ чтожь что рябой! Мало ли ихъ рябыхъто? Да и насъ дѣвокъ больно много развелось: на всѣхъ бѣлоликихъ не напасешься.

АРИНА. Еще бы! Съ лица вѣдь не воду пить.

МАРЬЯ. Аришкѣ вѣстимо рябые нравятся! ей же самой подъ стать.

АРИНА. Хошь рябой, да не драный! А Павлу теперь на всю жизнь кличка пойдетъ: драный, а хозяюшку его будущую, Груню нашу, по мужу Дранихой чтоли станемъ зватьвеличать? (Дѣвки хохочутъ, кромѣ Груши и Марьи).

МАРЬЯ. Не слушай ты ихъ, Груня. Заладили одно «драный да драный”, хорошо кабы васъ спросились, но вотъ бѣда, не вы судить будете, а люди толковые. А Павелъ, какимъ былъ досель, первымъ, значитъ, женихомъ на селѣ, молодцомъ, щеголемъ, пѣсенникомъ, умницей, грамотникомъ, такимъ и останется, вамъ, дурамъ, на зло, а Грунѣ на радость. Не пропадать же ему в самомъ дѣлѣ изъза котла съ кашей. Плевое дѣло, вотъ что!

ПОЛЯ (смотритъ въ кулисы). Глянька, дѣвки, самъ Павелъ идетъ.

МАРѲА. Груню должно подкараулилъ.

АРИНА (вполголоса Марѳѣ). Сбѣгаю я, Домашку Филипповну кликну. Со вчерашняго все твердитъ: «Кабы oнъ мнѣ попался!” Стравить бы ихъ, тото смѣху будетъ (оставляетъ свое дѣло, оправляется и бѣжитъ).

МАРѲА. Ну тебя!

 

ЯВЛЕНIЕ III.

 

ТѢже безъ Арины, ПавѢлъ (входитъ).

 

ПАВЕЛЪ. Здравствуйте, дѣвицыкрасавицы. Богъ помочь вамъ дѣло вершить: ручкамипальчиками бѣлье бѣлить, а ячычкомъвострячкомъ ближняго чернить (подходитъ къ Грунѣ). Наше почтенье Аграфенѣ Васильевнѣ.

ГРУНЯ. Здравствуй!

ПАВЕЛЪ. И ты, поди, подружкамъ помогаешь, друзейпрiятелей по косточкамъ разбираешь, чай всѣмъ на орѣхи досталось?

МАРѲА. Всѣмъ не всѣмъ, а койкому не поздоровилось (Арина возвращается).

 

ЯВЛЕНIЕ IV.

 

ТѢже, Арина.

 

ПАВЕЛЪ (Марѳѣ) Ишь ты, востроглазая! А нука разгадайка мнѣ загадку. У тебя это что въ рукахъ?

МАРѲА. Что? Аль не видишь? Ручникъ замываю.

ПАВЕЛЪ. Ну, пусть будетъ ручникъ, а больше на тряпку смахиваетъ: весь худой, а все ужь лучше тебя, нука скажи чѣмъ лучше, вотъ тебѣ и загадка!

МАРѲА. Больно мудрено, не знаю.

ПАВЕЛЪ. А не знаешь, такъ скажу. Тѣмъ тряпка лучше, что всякую тряпку полоскать можно, а всякую дѣвку нельзя, не дается поди (всѣ смѣются).

МАРѲА. Озорникъ, право озорникъ!

АРИНА. А нукося я загадаю (Павлу). Скажи, чѣмъ этотъ сарафанъ (беретъ изъ кучи мокраго бѣлья capафанъ и поднимаетъ его вверхъ) счастливѣе тебя?

ПАВЕЛЪ. Ну ужь и счастливѣе!

АРИНА. А тѣмъ счастливѣе, что ему, сарафану, до порки еще долго жить, а тебѣ, добрумолодцу, только до завтраго (дѣвки смѣются).

ПАВЕЛЪ. Чтобъ тебя... (вбѣгаетъ Домна, за ней Филиппъ и прочiе).

 

ЯВЛЕНIЕ V.

 

ТѢже. Домна (вбѣгаетъ стремительно, за ней, понуривъ голову, плетется Филиппъ, потомъ нѣсколько ребятишекъ, двѣтри старухи, бабы).

 

ДОМНА (кричитъ). А гдѣжь онъ, супротивникъ мой? Ворогъ мой лютый? Злодѣй, разбойникъ, ПашкаВороватый? (подступаетъ къ Павлу).

ПАВЕЛЪ (подмигиваетъ дѣвушкамъ). Никакъ съ нашего огорода чучело сорвалось.

ДОМНА. Чучело аль нѣтъ, подавай мой котелъ!

ПАВЕЛЪ. А развѣ я у тебя бралъ?

ДОМНА. Брать не бралъ, а хуже того, раздавилъ, погубилъ, одни черепки остались, да кашу всю какъ есть перегадилъ, хоть собакамъ бросай, мошенникъ ты этакой! (жалобно причитываетъ, обращаясь къ толпѣ). А котелъ мой былъ, кажись, и не сказать какой, нонче и не бываетъ такихъ, десять лѣтъ служилъ, и цѣны ему не было.

ПАВЕЛЪ. Золотой, православные, какъ есть червоннаго золота.

ДОМНА (наскакиваеть на него). Hѣтъ, не золотой, разбойникъ ты этакой! не золотой, а чугунный, (опять завываетъ) да такой хорошiй, да такой крѣпкiй! Десять лѣтъ служилъ и хоть бы малѣйшiй изъянъ въ немъ объявился.... ни на волосокъ не попорченный... Гдѣжь я теперь такой возьму? Поди, купи новый, небось сейчасъ лопнетъ, вотъ умереть, какъ въ печь такъ и лопнетъ.

АРИНА. Знамо, держанный лучше.

ДОМНА (плачетъ). Какже не лучше! въ тысячу разъ лучше!.. Опятьтаки, что за каша была: сама варила, а крупа такая ядрёная, чудесная.

ПАВЕЛЪ. Что и говорить! Не крупа, православные, не простая крупа, а каковъ есть крупный жемчугъ драгоцѣнный.

ДОМНА. Эхъ ты, зубоскалъ безпутный! (толкаетъ подъ бокъ Филиппа). А ты, чего стоишь? за жену не вступаешься? Изъза тебя обиду приняла, такъ oдной мнѣ чтоль ругаться съ нимъ?

ФИЛИППЪ (тоскливо). Матушка, радъ бы душой, да гдѣжь мнѣ за тобой поспѣть? Ишь ты какъ часто словами сыплешь.

ДОМНА (презрительно). И... вислоухiй! (къ Павлу). А ты, негодяй, никакъ думаешь, что на тебя расправы нѣтъ! Погоди, голубчикъ, зададутъ тебѣ завтра въ волостнойто. Даромъ не пройдетъ, дружокъ, будешь помнить какъ по котламъто по чужимъ ѣздить... Но судъ судомъ, а ты мнѣ мой котелъ подавай, знать ничего не хочу, чтобъ сейчасъ былъ, слышь, тебѣ говорятъ, подавай!

ПАВЕЛЪ. Погожу маленько подавать: не заложилъ еще.

ДОМНА (накидывается на него). Чтобъ тебѣ разбойнику ни дна, ни покрышки! чтобъ тебя...

ПАВЕЛЪ (отстраняетъ ее рукой). Ну, полно, будетъ съ насъ. У тебя глотка хошь и больно широка, а умъ всетаки бабiй. Разговаривать, значитъ, съ тобой нигдѣ не приходится. На судѣ что Богъ дастъ, а теперь отвяжись... жарко! (уходитъ).

ДОМНА (бѣжитъ ему во слѣдъ и влечетъ за собой мужа). Ну ты, медвѣдь, поворачивайся! Дай мнѣ душу отвести, доругаться съ нимъ! Не хочу въ себѣ сердце свое хоронить... (Оба исчезаютъ, за ними расходится и толпа, на сценѣ остаются только Груня да Марья и тотчась же возвращается Павелъ, со стороны кулисъ противуположной той куда скрылся).

 

ЯВЛЕНIЕ VI.

 

Груня, Марья и Павелъ.

 

ПАВЕЛЪ. Насилу отстала проклятая баба! Будь я на мѣстѣ Филиппа, кажись, отъ такой жены утопился бы, либо eё на сукъ вздернулъ, право! (подходитъ къ Грунѣ). Смотри, Груня, не будь у меня озорницей, когда замужъ выйдешь, не то намъ одинъ конецъ. Что такъ грозно глядишь, аль не весела?

ГРУНЯ. Чего мнѣ веселой быть, ты за двоихъ веселъ.

ПАВЕЛЪ. Кажись и тужить не о чемъ. По котлупокойнику выть не стану, будетъ съ него и Домашкиныхъ причитанiй.

ГРУНЯ. Скажи ты мнѣ, вправду чтоль тебя завтра на судѣ наказывать станутъ?

ПАВЕЛЪ. А кто ихъ знаетъ! Можетъ и того... поучатъ маненько. Бѣда не велика, не убудетъ меня!

ГРУНЯ. А стыдъ?

ПАВЕЛЪ. И... и... Грушенька! Кабы розги на Руси да стыдъ родили, такъ давнымъ бы давно вся она, матушка, отъ этого стыда пуще чѣмъ отъ пожаровъ сгорѣла. Стоялъ бы этотъ стыдъ густымъ дымомъ, непрогляднымъ, надъ каждымъ селомъ да поселкомъ, надъ каждой деревушкой да избушкой... потому что... съ кѣмъ не случалось?.. Сѣкутъ насъ изъ рода въ родъ. Прежде господа сѣкали, а теперь свой братъ, словно оно отъ того безобиднѣй стало. Теперь по суду, пo настоящему значитъ, ни ни, ну а безъ суда ничего, можно: сѣки мировой, сѣки волостной, а то и староста недоимку выколачивай, сколько душѣ угодно, выходитъ. Слыхалъ я, когда въ городахъ живалъ, что порѣшили было господа, между собой въ собранiи разговоръ ведя, что пора, молъ, отмѣнить мужика пороть, но другiе какъ вскинулись на нихъ за это: «что вы, молъ, затѣяли, ну какъ можно чтобы русскiй человѣкъ да безъ розги прожилъ! А все, молъ, отъ того что вы народъ не знаете, да не любите. Нѣтъ, мужику никакъ, молъ, безъ розги нельзя: мила она ему, дорога и всячески нужна”. Ну тѣ, что не хотѣли пороть, языкито и прикусили и осталось все по прежнему, по хорошему, значитъ. Такъ гдѣжь тутъ стыдъто?

ГРУНЯ. Вотъ какъ разсуждаютъ въ Москвѣ да въ Питерѣ побывавши. Ну, а у насъ свой деревенскiй обычай и вотъ тебѣ мой сказъ, Павелъ: коль накажутъ тебя завтра, ищи себѣ другую невѣсту, а я за тебя не пойду.

ПАВЕЛЪ. Вотъ какъ!.

МАРЬЯ (Павлу). Это все дѣвки глупыя сбили ее. Оно точно, у насъ парню молодому словно за стыдъ почитается, женихуто ужь и подавно, потому что женихъ и въ пѣсняхъ княземъ величается, ну а женатому ничего, и стыда никакого въ томъ нѣтъ, вѣдь все равно ужь не развѣнчаешься.

ПАВЕЛЪ (Марьѣ). Такъ женатому ничего! А ты, Груня, это въ шутку сказала, что не пойдешь за меня, коли накажутъ?

ГРУНЯ. Нѣтъ, не въ шутку.

ПАВЕЛЪ. Разлюбила значить?

ГРУНЯ. Не разлюбила, а стыда не приму.

ПАВЕЛЪ. Хорошо же любишь! Иль другой какой женихъ повыгоднѣе насъ съискался? Ужь не лѣтошнiй ли, Михайла Минаичъ, старшинскiй сынъ, важная птица, — по нашему Мишка, рыжiй разбойникъ?

ГРУНЯ. Не обижай напрасно. За тебя просватана, такъ одинъ женихъ у меня и есть, только не пойду за него, коли высѣкутъ.

ПАВЕЛЪ. Я тебя слушалъ, теперь меня выслушай. Коли ты не шутила, такъ я шутилъ. Высѣчь себя я имъ не дамъ, чтобы нашего брата да здѣшнимъ мужикамъ неумытымъ сѣчь, у нихъ на то руки коротки. Значитъ тебѣ отъ меня отступаться не для чего. А мое рѣшенiе вотъ каково: скажи ты своимъ, что Павлу, молъ, ждать до Покрова надоѣло, хочетъ свадьбу теперь съиграть, такъ чтобъ на завтра же дѣвишникъ справлять, слышишь? А еще вотъ что скажу: кабы ты меня пожалѣла, да сказала бы, что я тебѣ всячески милъ, хошь сѣченый, хошь нѣтъ, такъ, можетъ, и ябъ тебя пожалѣлъ. Но теперь, хозяюшка моя нарѣченная, не прогнѣвайся и помни, коль попадешься когда мужу подъ пьяну руку... не взыщи... я во хмѣлю сердитъ! (уходитъ).

 

ЯВЛЕНIЕ VII.

 

Марья и Груня.

 

МАРЬЯ. Разгнѣвался, вишь. Ты, Груня, напрасно пригрозила что не пойдешь, коли что.

ГРУНЯ. И не пошлабъ. Милъ онъ мнѣ, милъ, но послѣ того опостылѣлъбы хуже всякаго.

 

ЯВЛЕНIЕ VIII.

 

TѢже, Арина (вбѣгаетъ).

 

АРИНА. Вотъ новостито, дѣвки! Павелъ, слышь, въ городъ укатилъ. Сейчасъ это прибѣгаетъ ко мнѣ Марѳутка, сказываетъ изъ окна видѣла какъ онъ поѣхалъ. «Куда, говоритъ, кричу, а онъ ей: въ городъ ѣду, не надо ли баранокъ привезу”. Ну, я какъ услыхала, такъ бѣгомъ пустилась къ нимъ во дворъ, разузнать хочу какъ, зачѣмъ и почему. Вѣдь не за баранками же въ самомъ дѣлѣ, въ эту пору рабочую отправился!.. А чтобъ мнѣ да чего недоподлиннo узнать!.. (убѣгаетъ).

3анавѣсъ.

Конецъ перваго дѣйствiя.

 

ДѢЙCTBIЕ II.

 

Сцена раздѣлена на двѣ половины: налѣво отъ зрителей внутренность просторной избы — волостнаго управленiя, на право наружная стѣна строенiя, съ крыльцомъ подъ навѣсомъ, съ окнами выходящими на широкую улицу; коегдѣ ростутъ деревья.

 

ЯВЛЕНIЕ I.

 

Налѣво, внутри избы, сидитъ писарь и пишетъ, направо въ глубинѣ сцены показываются Павелъ и Пустомелевъ; у послѣдняго книга въ pукахъ, другая торчитъ изъ кармана.

 

Павелъ, Пустомелевъ, Писарь (въ избѣ).

 

ПУСТОМЕЛЕВЪ. Ужь на счетъ оправданiя, увѣряю васъ честнымъ словомъ, вы можете быть совершенно спокойны. Мнѣ даже смѣшны ваши сомнѣнiя: помилуйте, да развѣ такiя дѣла приходилось намъ выигрывать! Я вамъ откровенно сознаюсь что ни за что на свѣтѣ не взялся бы за такую мелочь, если бы вы сами съ перваго взгляда не внушили бы мнѣ особой симпатiи... Оно бываетъ, знаете...

ПАВЕЛЪ. Ну, и денежки, ваше высоблагородье, изволили порядочныя себѣ выговорить, вѣдь все дѣло, котелъ, то есть, и рубля не стоитъ, а мнѣ теперь за него красненькую отдать пришлось, да это еще покудова, до рѣшенья, а тамъ, коли правъ буду, вашей милости еще столько же слѣдуетъ по договору.

ПУСТОМЕЛЕВЪ. Да, но вѣдь убытки не ваши: я головой ручаюсь что заставлю судъ приговорить истца къ уплатѣ рублей... 50–ти, по крайней мѣрѣ; такъ вотъ изь этойто суммы и вычитается мой гонорарiй, а вамъ еще останется чистой прибыли..

ПАВЕЛЪ. Ну Богъ съ ней съ прибылью, не корыстна, хоть всю себѣ берите; только уговоръ лучше денегъ, чтобъ выйдти мнѣ чистому изо всего.

ПУСТОМЕЛЕВЪ. Ужъ въ этомъ положитесь на меня. Я вамъ еще разъ повторяю, что нѣтъ на свѣтѣ того дѣла, той уголовщины, — изъ которой ловкiй адвокатъ не выручилъ бы своего клiента. У насъ на то и прiемы научные выработаны. Хотите примѣры, сейчасъ приведу вамъ хоть съ десятокъ. Убьетъ, положимъ, мальчишка какойнибудь, недоучившiйся гимназистъ, — мало сказать, убьетъ, зарѣжетъ этакъ цѣлое семейство, человѣкъ въ восемь, тутъ и старъ и малъ, ну словомъ звѣрство неслыханное, а нашъ братъ: (становится въ позу) «Г.гсудьи! Кто бы изъ насъ, говоря по совѣсти, на мѣстѣ моего клiента, не поступиль бы точно также!... ну — и озадачитъ... Или вотъ еще недавнiй случай изъ судебной практики: человѣкъ развитый, писатель, злоупотребилъ довѣрiемъ, просто сказать, проворовался... чтожь!... защитникъ даетъ дѣлу слѣдующiй смѣлый оборотъ: «Г.гприсяжные! я не стану оспаривать факта: мой клiентъ точно нарушилъ право собственности... онъ, такъ сказать, палъ!.. но какъ высоко поднялся онъ этимъ паденiемъ надъ прочими, такъ называемыми честными людьми!.. гдѣ имъ, этимъ жалкимъ, скуднымъ умомъ и развитiемъ, честнымъ людямъ возвыситься до такого паденiя!.. И вспомните, — Pocciя убогa талантами: если вашъ приговоръ падетъ на моего высокоталантливаго клiента, г.гприсяжные, вы будете отвѣчать передъ судомъ исторiи!... Ну тутъ, разумѣется, своего рода снаровка нужна, особенный шикъ такъ сказать въ манерѣ, во взглядѣ, въ жестѣ... и дѣло выгораетъ; публика рукоплещетъ, присяжные растроганы...

ПАВЕЛЪ (перебиваетъ). По вашимъ словамъ, сударь, выходитъ теперь и воровать и убивать можно безнаказанно?

ПУСТОМЕЛЕВЪ. Почти что... все дѣло въ томъ чтобъ запастись хорошимъ адвокатомъ. И вотъ еще, скажу вамъ, великое открытiе нашего времени — это принципъ невмѣняемости... что бы тамъ человѣкъ ни надѣлалъ, — дѣйствовалъ, молъ, въ ненормальномъ состоянiи духа, а стало быть за свои поступки не отвѣтственъ... ну и давай сейчасъ всю родню преступника перебирать, не окажется ли у него дѣдушки пьяницы или двоюроднаго дяди — эпилептика. Да, принципъ невмѣняемости — великое дѣло.

ПАВЕЛЪ. Ну, а мое дѣло хоть и малое, но всетаки, отдавши теперь за него вашей милости десять цѣлковыхъ да полную довѣренность отвѣчать за меня на судѣ, я, значитъ, что тамъ ни случись, имъ больше не отвѣтчикъ!

ПУСТОМЕЛЕВЪ. Какой вы, однакожь, мнительный человѣкъ! Вѣдь сказано что я все беру на себя, а вы будете на судѣ совершенно неприкосновенны. (Въ это время дверь въ глубинѣ сцены налѣво отворяется и входятъ судьи, здороваются съ писаремъ и pазсаживаются).

ПАВЕЛЪ. А коли такъ, ладно. Пора и въ судъ. (Заглядываетъ въ окно). Вонъ ужь и судьи собрались и народъ валитъ. (Оба всходятъ на крыльцо и проходятъ въ комнату налѣво).

 

ЯВЛЕНIЕ II.

 

Писарь, Судьи, Павелъ, Пустомелевъ (налѣво), справа идутъ бабы, дѣвки, парни, старики, ребятишки. Арина (бѣжитъ впереди всѣхъ).

 

АРИНА. Ахъ, батюшки свѣты! Да гдѣ жь онъ, гдѣ аблакатъто? Хоть бы однимъ глазкомъ на него взглянуть! никогда въ жизнь не видывала какiе такiе аблакаты бываютъ!.. (всѣ тѣснятся у оконъ).

ГОЛОСА ВЪ ТОЛПѢ. Старшина! Старшина идетъ. (Толпа разступается, кланяется, старшина проходитъ въ избу, за нимъ нѣколько человѣкъ изъ старшихъ мужиковъ).

 

ЯВЛЕНИЕ III.

 

ТѢ же, Филиппъ и Домна (входятъ справа).

 

ФИЛИППЪ. Ишь, что выкинулъ Пашка разбойникъ, брехача, слышь, ученаго изъ города привезъ, теперь я всe одно пропадать долженъ... Лучше бы и не вязаться съ нимъ!.. (Домнѣ) А все ты, матушка, подзадорила: судись да судись. Анъ вотъ и вышло судись, кабы знать лучше — Богъ съ нимъ и съ котломъто.

ДОМНА (визгливо). Эхъ ты, болванъ, и осовѣлъ сейчасъ! Я никого не боюсь, и аблаката не боюсь, мое дѣло правое!.. Котелъ мой!..

СТАРШИНА (появляется на крыльцѣ). Что тамъ за шумъ? (Кричитъ на бабъ и дѣвокъ, которыя тѣснятся у оконъ). Куда лѣзете, безтолковыя! Все окно облѣпили... судьи жалуются что свѣта Божьяго не видать. Ребята, гони ихъ въ шею! (Уходитъ въ избу. Въ толпѣ пискъ, визгъ, хохотъ, парни толкаютъ бабье прочь отъ оконъ).

МОЛОДОЙ ПАРЕНЬ (Аринѣ). Ну, ты? Аль не слыхала что начальство приказало? Сказано прочь!

АРИНА (упирается, держится за pаму). Ну, родимый, голубчикъ, дай маненько посмотрѣть на аблаката.

МОЛОДОЙ ПАРЕНЬ (указываетъ вверхъ). Да ты вотъ куда смотри, вотъ они гдѣ, облакато.

ПИСАРЬ (въ избѣ). Всѣ на лицо, кромѣ истца Филиппа Иванова Размазни.

СТАРШИНА (тоже). Кликнуть его! гдѣ онъ пропадаетъ мошенникъ? судьи ждутъ.

ПИСАРЬ (выходитъ на крыльцо). Филиппъ Ивановъ Размазня... Къ допросу..

ФИЛИППЪ. Здѣсь, батюшка. (Идетъ въ избу, за нимъ Домна).

СТАРШИНА (Домнѣ). Ты зачѣмъ? Пошла!..

ДОМНА (кланяется ему въ ноги). Батюшка, отецъ родной, Минай Минаичъ, яви Божескую милость, прикажи мнѣ за мѣсто мужа передъ судомъ отвѣтъ держать... А то гдѣ жь ему, дураку безтолковому...

СТАРШИНА. Ишь, что выдумала!.. Тебѣ тутъ не мѣсто, ступай!

ДОМНА (вскакиваетъ и кричитъ). Какъ же не мѣсто! Вѣдь мое добро, не чужое! Мой котелъ!

СТАРШИНА (мужикамъ). Вонъ ее! (Нѣколько человѣкъ выпроваживаютъ Домну, она не идеть, ее выталкиваютъ насильно).

ГОЛОСЪ ИЗЪ ТОЛПЫ. Ишь какъ вылетѣла, сердешная!.. (хохочутъ).

ПУСТОМЕЛЕВЪ (встаетъ). Ггсудьи! Крестьянинъ Павелъ Вороватый далъ мнѣ полную довѣренность отвѣчать за него на судѣ. Довѣренность у меня писанная, велите прочесть господину писарю, а еще лучше спросите у отвѣтчика на словахъ.

ПАВЕЛЪ. Точно такъ: довѣряю имъ быть на судѣ за мѣсто меня и во всемъ за меня отвѣчать по закону.

ПУСТОМЕЛЕВЪ (прiискиваетъ въ книгахъ). Въ силу статей закона 14, 16, 44, 46 уст. гражд. судопр. (подаетъ писарю). Вотъ, извольте прочитать ггсудьямъ.

СУДЬЯ. Не надо, не надо, мы и такъ повѣримъ.

ПАВЕЛЪ. Нѣтъ, читать такъ читать чтобы ужь все было по закону.

СУДЬЯ. Ну, читайте, намъ все одно.

ПИСАРЬ (бормочетъ невнятно). Статья 14: «Тяжущiеся имѣютъ право... 44: «Повѣренными”... (передаетъ книгу Пустомелеву). Точно такьсъ, по закону выходитъ, что онисъ что отвѣтчикъ — все одно.

ПАВЕЛЪ. А коли по закону все равно, то и начинайте съ Богомъ, а мое дѣло сторона.

ПИСАРЬ. Филиппъ Ивановъ Размазня!

ФИЛИППЪ (выходитъ впередъ). Здѣсь, батюшка.

СУДЬЯ. Ну, говори, какъ было дѣло?

ФИЛИППЪ. А былъ я, батюшки отцы родные, въ полѣ, пашенку пахалъ, а котелокъ мой съ кашей, обѣдъ значитъ, со двора съ собой захватилъ, поставилъ я на межу подъ кустикомъ. (Пустомелевъ записываетъ въ памятной книжкѣ). Пашу это я пашу, вижу ѣдетъ вотъ этотъ самый Павелъ, ѣдетъ онъ ѣдетъ, лошадь постегиваетъ да на мой котелъотъ на грѣхъ и наѣхалъ... Ну, котелъ хоша и больно крѣпкiй да хорошiй былъ, а всетаки не выдержалъ сердешный, какъ есть на куски на малые весь разсыпался, ну и каша, что и говорить, вся какъ есть перегажена, дегтемъ залита, да гдѣ колесо проѣхало такъ слѣдъ и наложенъ... Каша, по мнѣ хоть Богъ съ ней, пускай пропадаетъ, а котла ужь больно жаль стало... служилъ онъ намъ, служилъ много лѣтъ и на вѣкъ бы, кажись, его хватило, а тутъ вотъ какая бѣда приключилась!.. А еще какъ вспомнилъ я что дома мнѣ за это будетъ, хозяйка у меня, отцы родные, баба строгая, въ порядкѣ меня держитъ, такъ ужь не въ терпежъ обидно стало и давай я Павла корить да ругать... А онъ сначала только знай ceбѣ посмѣивается, это у него ужь повадка такая, ну а опосля и самъ осерчалъ, огрызаться сталъ, а о томъ чтобъ за убытокъ заплатить и помину не было... Похлесталъ онъ свою лошадь да и укатилъ... Вотъ все какъ было, такъ по совѣсти и говорю.

СУДЬЯ. О чемъ же ты теперь просишь?

ФИЛИППЪ. А ни о чемъ, батюшка, не прошу: одного прошу, чтобъ не велѣли Павлу въ другой разъ озорничать да по котламъ ѣздить (кланяется въ поясъ и отходитъ).

СУДЬЯ. Теперь другаго допросить надоть.

СУДЬЯ. Брехунато есть.

ПУСТОМЕЛЕВЪ (встаетъ). Ггсудьи! Позвольте мнѣ въ нѣсколькихъ словахъ доказать вамъ что мой клiентъ, Павелъ Захарычъ, совершенно невиновенъ во взводимомъ на него обвиненiи, а что напротивъ, съ начала до конца виноватъ самъ истецъ, крестьянинъ Филиппъ Ивановъ. Во первыхъ: вы слышали что истецъ самъ признался въ слѣдующемъ важномъ нарушенiи закона: Куда поставилъ онъ пресловутый горшокъ съ кашей?.. На межу!.. А что такое межа?... Межа, это не то что какая нибудь проселочная дорога или полоса въ полѣ... Межа дѣло великое!.. по межѣ прошелъ землемѣръ съ астролябiей, межа служитъ законной границей.. законъ и ограждаетъ межу: по 2184 статьѣ, за порчу межи виновный подвергается заключенiю въ острогѣ на полгода и штрафу въ 500 рублей (подаетъ книгу писарю). Вотъ законъ, велите прочесть сему писарю.

ПИСАРЬ (скороговоркой и невнятно). Статья 2184–я: «за истребленiе” гм... гм... Точно такъ, есть такой законъ о межѣ.

ФИЛИППЪ. Охъ!. пропала моя головушка.

ПУСТОМЕЛЕВЪ. Затѣмъ виновать истецъ Филиппъ Ивановъ еще на слѣдующихъ основанiяхъ: онъ самъ признался что издали видѣлъ какъ ѣхалъ Павелъ Захарычъ, какъ настегивалъ свою лошадь... Такъ, спрашиваю, отчего же онъ не остановилъ заранее моего клiента, и тѣмъ самымъ далъ ему наѣхать на укрытый въ межѣ котелъ, попустилъ его совершить проступокъ: раздавить котелъ съ кашей? Мы говоримъ «попустилъ”... Ггсудьи, по закону попустителю наказанiе полагается строгое (ищетъ въ книгѣ). Вотъ законъ, ст. 137–я. Господинъ писарь, извольте прочесть.

ПИСАРЬ. И такой законъ есть.

ПУСТОМЕЛЕВЪ. Кромѣ «попустительства”, крестьянинъ Филиппъ Ивановъ виноватъ еще и въ «укрывательствъ”... вѣдь онъ «укрылъ” котелъ въ межѣ.. а за укрывательство законъ также караетъ весьма строго по 136 статьѣ.

ФИЛИППЪ. Пропалъ я, батюшки, пропалъ ни за грошъ, а все по своей глупости.

ПУСТОМЕЛЕВЪ. Въ заключенiе, ггсудьи, скажу что хоть невиновность моего клiента также ясно доказана вамъ мною, какъ и виновность истца Филиппа Иванова, всетаки не слѣдуетъ прибѣгать къ излишней строгости въ наказанiи сего послѣдняго. Въ виду скуднаго умственнаго развитiя его и собственнаго сознанiя, освободимъ его отъ острога и штрафъ въ пользу моего клiента, и на покрытiе cyдебныхъ издержекъ ограничимъ размѣромь 50–ти рублей. Я, конечно, ггсудьи, и заранѣе увѣренъ вь справедливости вашего приговора, но однако предупреждаю васъ что если вы не рѣшите дѣло согласно съ моимъ заключенiемъ, то я подамъ на кассацiю и тогда истецъ такъ дешево не отдѣлается (садится).

 

(Судьи тихо совѣщаются).

 

СУДЬЯ. А присудили мы вотъ какъ: Павла и Филиппа обоихъ наказать розгами.

ПИСАРЬ. Сейчасъ составлю приговоръ.

ПУСТОМЕЛЕВЪ (встаетъ). Я протестую! помилуйте, на какихъ основанiяхъ?.. Я недоволенъ, я обжалую рѣшенiе.

СУДЬЯ. Нe для вашего довольства, сударь, и дѣлается. Противъ суда не пойдешь.

СТАРШИНА. Вы слышали? Павелъ, Филиппъ, ступайте вь холодную, я сейчасъ велю наказывать.

ФИЛИППЪ. Слушаю, батюшка Минай Минаичъ, я съ моимъ удовольствiемъ (уходитъ во внутреннюю дверь).

СТАРШИНА (Павлу). А ты что не идешь?

ПАВЕЛЪ. Я и не пойду.

ПУСТОМЕЛЕВЪ. И отлично сдѣлаете. Ггсудьи! господинъ старшина! что касается до моего клiента, то я требую чтобъ дѣло перенесли на вторую инстанцiю, а здѣсь наказывать его никакъ нельзя.

СУДЬЯ. Отчего же нельзя? Очень можно: одного ужь и повели, а другаго нельзя! И на какую такую вторую станцiю его переносить надоть?

СТАРШИНА (Павлу). Что это въ самомъ дѣлѣ, ты все вертишься да миръ мутишь! Чѣмъ ты такъ передъ другими выслужился, что тебя здѣсь наказывать нельзя?.. Судъ приговорилъ, такъ и разговаривать больше нечего, ступай да ложись подъ розги.

АРИНА (которая во все время стоитъ у окна, къ толпѣ). Вотъте и на! Павла сейчасъ наказывать поведутъ.

ПАВЕЛЪ. Да я и не разговариваю! Мнѣ что въ томъ гдѣ пороть будете! хоть здѣсь, хоть въ иномъ мѣстѣ. Мое дѣло сторона, я вамъ за себя отвѣтчика поставилъ (указываетъ на адвоката), съ нимъ и вѣдайтесь, благо ложиться не мнѣ, а ему же приходится.

ПУСТОМЕЛЕВЪ. Чтоты, чтоты братъ! Съ ума чтоли сошелъ! Что за чушь несешь? Какой я тебѣ отвѣтчикъ? Я — адвокатъ, взялся защищать тебя передъ судомъ, что и выполнилъ самымъ блестящимъ образомъ, а если вашимъ судьямъ все таки заблагоразсудилось приговорить тебя къ наказанiю, ужь это не мое дѣло (хочетъ идти).

ПАВЕЛЪ (заступаетъ ему дорогу). Какъ же такъ, сударь? Денежки съ меня получили, все на себя брали, а теперь какъ до расправы дошло, такъ и на попятный... Нѣтъсъ, такъ добрые люди не дѣлаютъ.

ПУСТОМЕЛЕВЪ. Да чтоты присталь вь самомъ дѣлѣ!.. Вишь какую глупость вздумалъ! Что за варварскiя понятiя у этого народа!... Да тутъ съ вами только время терять... Мое время дорогое, меня въ городѣ ждутъ и судьи и прокуроръ и всѣ мои клiенты... пустите!

ПАВЕЛЪ. Нѣтъ, шутишь, баринъ, такъ не выпустимъ.. Расквитайся cначала какъ честный человѣкъ, а тамъ и поѣзжай себѣ съ Богомъ... скатертью дорожка!

ПУСТОМЕЛЕВЪ. Старшина! судьи! заставьте замолчать этого дурака, нето вамъ всѣмъ плохо будетъ.

СУДЬЯ. Не наше, сударь, дѣло. Какъ вы съ нимъ рядились, пpo то мы не знаемъ.

ПУСТОМЕЛЕВЪ. Какъ рядились!.. Вотъ прекрасно!.. Слыханоли дѣло чтобъ адвокатъ спиной отвѣчалъ за своего клiента! Да развѣ законъ позволяетъ виновному нанять за себя другагo нести уголовное наказанie?.. (Павлу) Ты грамотный, нака, читай законъ! (суетъ ему книгу).

ПАВЕЛЪ. Никакихъ вашихъ законовъ я читать не стану. И что это вы, сударь, людей морочите?.. Малый ребенокъ и тотъ знаетъ что уголовщина значитъ Сибирь, да каторга, да еще острогъ: такъ развѣ васъ къ тому неволятъ?.. А розги что?.. плевое дѣло! начальству все равно меняли, васъли пороть станутъ; оно въ этакiя глупости и не вмѣшивается. На pекрутчину, на Царскую службу и то за себя oхотника нанять можно, а не токмо что на такую малость… Православные! За что же я ему, обманщику, денежки отдалъ?.. Елибъ меня судъ помиловалъ, значитъ я cвои 20 рублей все равно что въ воду кинулъ... а теперь я и деньги отдалъ да еще наказанiе носи...

СУДЬЯ. Ужь коли деньги взялъ, оно конечно и говорить нечего.

СУДЬЯ. Не бравши крѣпись, а взявши держись.

ПУСТОМЕЛЕВЪ. Да что это онъ все съ деньгами своими ко мнѣ пристаетъ! Велики деньги! Старички почтенные! За нимъ сейчасъ еще десять pублей моихъ, по уговору по нашему, такъ я ихъ вамъ на угощенье дарю; пошлите за виномъ и пейте на мое здоровье, а меня отпустите, мнѣ давно въ городъ пора...

СУДЬЯ. Оно, точно, выпить не мѣшалобы, съ какихъ пoръ языки чешемъ.

СУДЬЯ. Индо въ глоткѣ пересохло.

ПАВЕЛЪ. Какъ смѣешь ты, сударь, чужими деньгами распоряжаться! безъ тебя чтоль не cъумѣемъ? Я самъ не прочь мiръ уважить. Сейчасъ какъ разсудятъ меня съ тобой по правдѣ. четыре ведра, поставлю, вотъ что!

СУДЬЯ. А вотъ дѣло такъ дѣло! (Адвокату). Ты, сударь, насъ подкупать не смѣй, намъ твоя водка не нужна, намъ правда всего дороже.

ПАВЕЛЪ. Да съ нимъ во вѣкъ не столкуешь. Вы слышали, православные, что довѣренность у него полная отвѣчать вмѣсто меня передъ судомъ, — о чемъ еще долго думать? (судьи совѣщаются).

СУДЬЯ. А мы рѣшили вотъ какъ: наказать аблаката розгами по довѣренности на мѣсто Павла.

ПУСТОМЕЛЕВЪ. Дураки! Болваны! Да какъ вы смѣете! Да я васъ всехъ въ Сибирь! (его выводятъ, онъ барахтается и кричитъ уже за дверью). Я пожалуюсь прокурору!.. министру!... сенату!...

 

ЯВЛЕНIЕ IV.

 

ТѢЖЕ безъ Пустомелева.

 

АРИНА (толпѣ). Охъ, батюшки! Самого аблаката присудили.

ПАВЕЛЪ. Милости просимъ, православные, ко мнѣ, въ трактиръ, сейчасъ вино выставлю, гуляйте на здоровье! А на завтра еще пуще пиръ зададимъ... не простой, а свадебный! (выходитъ на улицу, къ нему на встречу идетъ Груня).

 

ЯВЛЕНIЕ V.

 

Тѣже, Груня.

 

ПАВЕЛЪ. Ну, Грушенька, Богъ помогъ! отвертѣлся!... Только скажу тебѣ на ушко: не по закону дѣло сдѣлали… какъбы намъ послѣ чего не досталось… Но вѣдь женатому ничего!.. все равно ужъ, неразвѣнчаешься!

Занавѣсъ.

Ольга Голохвастова.

_______

 

ОДНОМУ ИЗЪ ИДЕАЛИСТОВЪ.

 

     Въ пустынѣ Сѣвера холодной,

Среди убогихъ дикарей,

Больной, измученный, голодный,

Ты вѣренъ былъ мечтѣ своей.

Въ тебѣ страданье не убило

Порывовъ пламенной души —

И все что прежде было мило

Хранилъ ты тамъ въ своей глуши.

 

     Подъ шумъ арктической мятели,

Въ убогой горенкѣ твоей,

Въ кружокъ сбираясь, гордо пѣли

Мы о зapѣ грядущихъ дней,

И сквозь нависнувшiя тучи

Во мракѣ ночи намъ сiялъ

Всеослѣпляющiй, могучiй

Добра и правды идеалъ.

 

     И правды вѣстникъ между нами,

Поднявъ высокое чело,

Сверкая чудными очами,

Ты клялъ ликующее зло.

Bъ словахъ твоихъ гремѣли грозы

И, злой судьбѣ наперекоръ,

Лились восторженныя слезы,

Не умолкалъ побѣдный хоръ.

 

     Да, эта жалкая лачуга,

Среди угрюмыхъ пустырей

Хранила намъ вождя и друга

Подъ бѣдной кровлею своей.

Сюда толпой мы шли молиться,

И повторяли свой обѣтъ:

Страдать безмолвно и томиться —

Пока блеснетъ грядущiй свѣтъ.

 

     И онъ блеснулъ!.. Но между нами

Уже твой голосъ не звучалъ.

Въ землѣ промерзлой подъ снѣгами

Безвѣстный труженикъ лежалъ.

Мятель рыдала надъ могилой,

И подъ ея печальный стонъ —

Твой образъ ласковый и милый

Былъ въ каждомъ сердцѣ схороненъ!..

 

     Однихъ спасалъ ты отъ паденья,

А падшихъ братски подымалъ.

Ты, воплотившiй всепрощенье —

Былъ человѣка идеалъ!

И если мы не развратились,

И если мы, на зло судьбѣ,

Съ могучей ложью не мирились —

Мы тѣмъ обязаны — тебѣ!

 

     И если видятъ наши очи

Добра и правды идеалъ,

Ктожь — какъ не ты, во мракѣ ночи

Его нашелъ и указалъ?

Благословенъ твой путь печальный

Въ пустынѣ дикой и глухой,

И мертвецомъ, въ могилѣ дальной,

Ты намъ дороже, чѣмъ живой.

_______

 

ВЪ ДОРОГѢ.

 

     Что тебя мучитъ, желанная,

Эталь дороженька длинная,

Этали ночка туманная,

Эталъ равнина пустынная?

Холодно, скудно, не весело —

Царство зимы неоглядное.

Ты и головку повѣсила,

Слово не слышно отрадное.

 

     Грудь молодая волнуется,

Все въ ней мечта свѣтозарная:

Пусть на просторѣ бѣснуется

Вьюга — царица полярная,

Ты не забудешь, любимая,

Что за холодной пустынею

Свѣтитъ сторонка родимая

Неотразимой святынею.

 

     Все тамъ и мило и дорого,

Здѣсь же — неволя, страданiя...

Хуже суроваго ворога —

Край непривѣтный изгнанiя;

Словно тюрьма безотрадная

Вся эта даль бѣлоснѣжная...

Плачь же, моя ненаглядная,

Плачь, моя милая, нѣжная!..

ВН.–Д.

_______

 

ЖЕНЩИНЫ.

Романъ изъ петербургскаго большаго свѣта.

ХХIII.

Непредвидѣнные союзники.

 

Сухотинъ, послѣ свиданiя съ княгинею, на которомъ довольно ясно обрисовались обѣ стороны, пришелъ въ раздумье, и задалъ себѣ вопросъ: что дѣлать?

Какъ читатели помнятъ, еще въ Симаковѣ, въ ночь елки, Сухотинъ довольно рѣшительно вмѣшался въ дѣла князя Всеволода тѣмъ что посовѣтовалъ ему на Елизаветѣ Николаевнѣ, жениться. Почему онъ это совѣтовалъ мы тоже знаемъ: Сухотинъ твердо вѣрилъ въ свое предвидѣнье и въ свое предчувствiе; то и другое говорили ему что Елизавета Николаевна не та женщина, какою воображаетъ себѣ ее князь Всеволодъ, и что слѣдовательно, женясь на ней, князь Всеволодъ неизбѣжно будетъ обманутъ. Но какое ему дѣло было до этого обмана? спроситъ читатель. Сухотинъ самъ отчетливо не сознавалъ какое ему было до всего этого дѣло? потомули онъ это дѣлалъ что любилъ князя Всеволода, или потому что любилъ семейство Гагариныхъ, и изъ участiя къ нимъ хотѣлъ помѣшать браку не по нраву Елизаветы Николаевны, — Сухотинъ не зналъ. Вѣрнѣе допустить что въ этомъ событiи Сухотинъ, какъ чудакъ, находилъ какоето нескладное явленiе въ чужой жизни, и эта неладица ему приходилась противъ шерсти, и онъ во что бы то ни стало хотѣлъ ей помѣшать состояться; и чѣмъ непонятнѣе для него могли быть причины побуждавшiя его этотъ бракъ находить неладнымъ, тѣмъ сильнѣе становилось его желанiе ему во что бы то ни стало воспрепятствовать. Когда княгиня ему объяснила свои взгляды и намѣренiя, Сухотинъ, оскорбленный ея высокомѣрнымъ тономъ и ея аристократическими понятiями, вспылилъ было и готовъ былъ бы, на зло княгинѣ, этому браку князя Всеволода съ Елизаветою Николаевною помогать и сочувствовать. Но когда вспышка прошла и, по yxoдѣ отъ княгини, Сухотинъ очутился одинъ cъ самимъ собою, онъ подумалъ: «а что въ самомъ дѣлѣ, княгиня хоть и, того, спѣсива, горда да и глупа, а помогать ей разстраивать бракъ съ Елизаветою Николаевною не мѣшалобы!...

И вотъ эта мысль начинаетъ все болѣе и болѣе нравиться Cуxoтинy, по мѣрѣ того какъ онъ проходитъ княгининскiя комнаты и доходитъ до князя Всеволода.

Подходя къ его двери, онь останавливается: «да чтоже, пусть такъ”, говоритъ тебѣ Сухотинъ: «началось войною, а кончилось союзомъ!” Сухотинъ вошелъ въ кабинетъ князя Всеволода, а оттуда прошелъ въ его спальню. Въ спальнѣ былъ князь Свѣтозаровъ.

Сухотинъ раскланялся съ нимъ, какъ съ старымъ знакомымъ; они были другъ другу симпатичны.

— Рѣшено! сказалъ Сухотинъ, обращаясь къ больному.

— Что рѣшено? спросилъ князь Всеволодъ.

— Ваша судьба рѣшена: нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ! сказалъ Сухотинъ.

— Что это за таинственныя слова? спросилъ дядя.

— Это вѣрно насчетъ моей свадьбы, улыбаясь сказалъ больной.

— Помните нашъ разговоръ въ Симаковѣ, — вы уходили отъ меня въ ночь вашего отъѣзда? сказалъ Сухотинъ.

— Помню, какъ вы меня чебурахнули, отвѣтилъ князь Всеволодъ.

— Ну, вотъ, оно и должно быть по моему! сказалъ Сухотинъ, и сложивъ руки за спину, принялся ходить по комнатѣ.

— Нѣтъ, по моему! отвѣчалъ больной. Оно лучше.

— Хуже! отвѣчалъ Сухотинъ.

— Пожалуста безъ споровъ, господа, прервалъ ихъ князь Свѣтозаровъ. Не забывай что ты еще чуть живъ, сказалъ онъ обратившись къ князю Всеволоду.

— А теперь до свиданiя, сказалъ Сухотинъ, и вышелъ изъ комнаты больнаго, съ лицомъ на которомъ складки на лбу означали что онъ былъ очень озабоченъ

— Чудакъ какой! сказалъ улыбаясь князь Всеволодъ.

— Да, а симпатиченъ, отвѣтилъ князь Свѣтозаровъ.

Сухотинъ вышелъ въ кабинетъ, остановился посреди комнаты и задумался: онъ припомниль что обѣщалъ князю отложить свиданiе и экспликацiю съ «Трубечихою” до другаго раза, а между тѣмъ ему смерть какъ хотѣлось окунуться въ нее какъ можно скорѣе. Сухотинь долго носить въ себѣ какую нибудь мысль не умѣлъ. Всякая мысль у него была точно горячая, и чѣмъ дольшѣ она въ немъ оставалась, тѣмъ становилась горячѣе, и точно жгла его: такъ что ему надо было какъ можно скорѣе ее или осуществить, или позабыть «Пойду, сказалъ себѣ Сухотинъ: надо пойти! да и какъ не пойти; посмотрѣть надо что за звѣрь. И что ей надо, не понимаю, а понять хочу!” И изъ этихъ мыслей, какъ изъ заколдованнаго угла онъ не выходилъ. «Да и что же въ самомъ дѣлѣ, князь не узнаетъ, а я пойду”...

Сь этимъ Сухотинъ вышелъ изъ кабинетa. Въ швейцарской онъ спросилъ адресъ графини Трубецкой и велѣлъ себя извощику туда везти.

Что дѣлала эти дни графиня Трубецкая? Секрету оставаться секретомъ въ Петербургѣ почти невозможно. Въ свѣтѣ стали ходить разные толки, и притомъ одинъ другаго преувеличеннѣе, насчетъ эпизода съ графинею Трубецкою на балѣ у княгини Мытищевой. Одни увѣряли что князь Всеволодъ просто обругалъ графиню, другiе говорили что онъ сталъ любовникомъ графини и за это имѣлъ ссору съ княземъ ГриГри, третьи что князь Всеволодъ наговорилъ грубостей князю ГриГри изъ ревности къ нему за графиню, и такъ далѣе: словомъ, въ томъ или другомъ слухѣ, графиня Трубецкая являлась героинею разсказа не совсѣмъ благопрiятнаго для ея репутацiи, ибо ко всему странному, до графини относящемуся, надо прибавить и то что чѣмъ безнравственнѣе она была, тѣмъ болѣе дорожила своею репутацiею нравственной и религиозной женщины, въ особенности въ высшихъ придворныхъ сферахъ.

Неудивительно что вслѣдствiе этого, какъ только графиня узнала что начинаютъ ходить объ ней разные толки, она немедленно стала противодѣйствовать ихъ распространенiю разными ею изобрѣтенными разсказами самаго смѣлаго вымысла и самаго нравственнаго содержанiя, съ главною цѣлью неуронить себя въ придворномъ мiрѣ.

И вотъ что она выдумала: она немедленно написала письмо — писать письма о себѣ графиня признавала очень полезнымъ средствомъ вкрадываться въ любовь, — и въ этомъ письмѣ на имя дорогой ей особы читалось слѣдующее: «Солнце моей жизни, божество моей блуждающей въ потемкахъ души, сейчасъ узнаю что опять свѣтъ изъ меня дѣлаетъ героиню самыхъ невообразимо скандалезныхъ исторiй; опять я плакала какъ ребенокъ, подъ гнетомъ клеветы, противъ которой чувствую себя такъ безсильною. Вообразите какая мерзость: я, которая одна любила князя Мытищева, какъ мать любила бы своего сына, я, которая теперь была у него чтобы за нимъ ухаживать, какъ за больнымъ, въ глазахъ его матери, я, которая помню его ребенкомъ и знаю его съ его дѣтства, я вдругъ становлюсь героинею самой гнусной интриги, жертвою самой подлой клеветы, на днѣ которой ни единаго слова правды, кромѣ того факта — что бѣдный князь Мытищевъ, въ не совсѣмъ трезвомъ состоянiи, позволилъ себѣ рѣчи, которыя, по моему совѣту, были остановлены моимъ кавалеромъ, ибо касались женщины дорогой моему сердцу: вы отгадаете кого, — и вотъ за все это я жестоко наказана! Господи, какъ жизнь иныхъ существъ полна испытанiй! И если бы не посылалъ мнѣ Богъ, вмѣстѣ съ ними, надежду быть жалѣемою такими душами какъ вашею, чтó бы изъ меня стало? Въ сущности люди гадки, потому что они мнѣ завидуютъ за то собственно что я вами немного любима, зa то что я умѣю любить васъ такъ какъ они не умѣютъ; я прошу малаго, ничего даже не прошу, но даю все, — болѣе чѣмъ все, — той, которую люблю. А они наоборотъ: они даютъ мало, но требуютъ взамѣнъ многаго! Когда можно васъ увидѣть? жажду выплакаться въ вашихъ дорогихъ объятiяхъ, и открыть вамъ раны моего сердца! Ваша обожательница и та, которая на васъ уповаетъ какъ на неисчерпаемый источникъ любви, утѣшенiя и просвѣщенiя! ГрТрубецкая”.

Отправивъ эту записку, графиня успокоилась. Она вставила въ нее все что ей было нужно: женщина, за которую она, будто бы, вступилась на балѣ, и которую, будто бы, князь Мытищевъ оскорбилъ, была на столько не названа, что могла быть, à la rigueur, и та, именно та, которой писала графиня свое письмо.

Но успокоивъ свои опасенiя съ той стороны откуда ей нужна была увѣренность въ охраненiи своей репутацiи, графиня тѣмъ сильнѣе и тѣмъ похотливѣе отдала себя обдумыванью способовъ во что бы то ни стало завлечь въ главное и лучшее мѣсто своей паутины князя Всеволода: по какомуто неизбѣжному закону той стихiи противоестественнаго въ которой жила графиня Трубецкая, чѣмь болѣе неудавалось ей все то что она придумывала, тѣмъ сильнѣе она этой удачи хотѣла во что бы то ни стало достигнуть; и если, нѣсколько дней назадъ, желанiе привлечь князя Всеволода было въ графинѣ простымъ капризомъ заставить его себѣ поклониться, теперь, после дуэли, послѣ попытки добраться до его постели, въ виду столькихъ препятствiй, вставшихъ ей на дорогѣ, капризъ этотъ принялъ размѣры чегото исполинскаго въ ея духовной жизни. Графиня думала все о князѣ Всеволодѣ: что cъ нимъ случилось? почему онъ такъ ее вдругъ возненавидѣлъ? кто произвелъ въ немъ такую перемѣну? что npeoбразовало его изъ тряпки въ какогото, повидимому, человѣка съ самостоятельною личностью? кто эта Гагарина, на которой онъ женится? неужели она виновница этой перемѣны, и если она, то неужели ей, графинѣ Tpубецкой, приходится пассовать и сдаваться передъ какоюнибудь дѣвчонкою изъ провинцiальной глуши? А что, если взяться отбивать у нее князя Всеволода, — вотъ занятiе веселое и занимательное! Отбить, влюбить въ себя, а потомъ бросить какъ ненужный трофей, и какъ доказательство ея, графини, нравственности! «He дурно было бы, и очень даже не дурно”, думала графиня; «но какъ, какъ? неужели я, я, графиня Трубецкая, не найду этого средства?” и графиня начинала обдумывать; но всякая придумываемая ею мѣра оказывалась негодною или недостойною ея ума.

Въ то утро когда Сухотинъ задумалъ свой проектъ, графиня лежала на своей кушеткѣ, и читая газеты, обдумывала такой проектъ: выбрать орудiями отца Iоанна и сестру князя Всеволода; перваго легко обмануть, а вторую можно привлечь посредствомъ перваго.

И любопытно было дальнѣйшее развитiе мысли этого страннаго проекта. Графиня представляла себѣ, какъ она начнетъ съ открытiя души своей передъ отцомъ Iоанномъ, и какъ она начнетъ цѣлый рядъ излiянiй, съ цѣлью представить изъ себя кающуюся и сокрушающуюся въ грехахъ своихъ женщину, требующую его совѣтовъ, его руководства, его молитвъ, и тд.

Въ минуту размышленiй объ этомъ предметѣ вошелъ камердинеръ графини.

— Какойто господинъ очень желаетъ видѣть ваше сiятельство, сказалъ лакей, подавая на подносѣ карточку.

— Сухотинъ! кто такое Сухотинъ, я его не знаю.

— Онъ говорить что очень нужно ему видѣться съ вашимъ сiятельствомъ.

— Очень нужно?

— Точно такъ, сказывалъ такъ, что по дѣлу, по которому вы изволите знать.

— Странно! Проси.

Въ графинѣ подстрекнулось этими словами любопытство. — Она встала съ кушетки, подошла въ зеркалу, пригладила свои волосы, поправила голубой съ кружевами чепчикъ, и затѣмъ снова легла на кушетку, взявъ въ руки газету.

Вошелъ Сухотинъ. Онъ разшаркнулся и подошелъ къ графинѣ.

— Очень рада имѣть удовольствiе васъ у себя видѣть. Что вамъ угодно? Садитесь пожалуйста!

Сухотинъ сѣлъ.

— Очень многосъ!

— Неужели?

— Дасъ. Позвольте... вопервыхъсъ, очень захотѣлось съ вами познакомиться. Такiя странныя вещи объ васъ слышалъ, что признаться сказать, того... — здѣсь Схотинъ замялся, потомъ, какъ бы вдругъ оправившись, выстрѣлилъ: — Позвольте собственно узнать, къ чему всѣ эти странности?

Графиня улыбнулась.

— А позвольте спросить, гдѣ же вы слышали эти странныя вещи, и какiя это странныя вещи? спросила она улыбаясь и всматриваясь какъ будто наивноподозрительно въ лицо Сухотина.

— Гдѣ? сказалъ Сухотинъ; да въ домѣ у Мытищева.

— А, домъ коротко знакомый! Значитъ всѣ эти странныя вѣщи, которыя вы обо мнѣ слышали, суть только ругательства и вы пришли посмотреть на того дикаго звѣря и скверную женщину, про которую вамъ столько мои друзья Мытищевы наговорили. Приятно! Извольте, смотрите, слушайте! Я комедiи не играю ни передъ кѣмъ. Вотъ я, учите и изучайте все мое нравственное безобразiе, — хотите?

— Нѣтъсъ, позвольте, графиня, признаться сказать, мнѣ до вашего безобразiя нѣтъ дѣла; я желалъ бы только знать чего вамъ нужно отъ князя Мытищева? Вотъ это интересно!

— Э, да вы ко мнѣ посланы парламентеромъ!

— Ни отъ кого, сударыня; я самъ по себѣ вездѣ и всегдасъ; я человѣкъ самостоятельный прежде всегосъ.

— Такъ изъза чего же вамъ нужно знать? И притомъ, позвольте, вы меня долго намѣрены исповѣдовать? Согласитесь что я bonne enfant: другая бы на моемъ мѣстѣ могла бы обидѣться, могла бы вамъ сказать...

Могла бы меня прогнать, непремѣнно могла бы; да къ другой я и не пошелъ бы; да и прогнали бы вы меня, еслибъ не любопытство: дайко посмотрю... дасъ.!

— Нусъ, прекрасно, что же вамъ угодно? Я даю вамъ четверть часа на допросъ. Вы хотите знать что мнѣ нужно отъ князя Мытищева? Да ничего особеннаго: чтобы онъ былъ со мной любезенъ и учтивъ, а не невѣжливъ и грубъ; больше ничего мнѣ не нужно. Согласитесь что требованiе умѣренное.

— И толькосъ?

— И только!

— А исторiято?

— А исторiя была изъза того что онъ меня оскорбилъ и за меня, какъ за женщину, вступились.

— Ннѣтъ позвольтесъ! сказалъ протяжно и задумываясь Сухотинъ; нѣтъ, тутъ чтото не такъ, вамъ чего нибудь еще нужно!

— Вы думаете; нѣтъ, право мнѣ ничего больше не нужно! Я его любила когдато, и теперь я его люблю, онъ мнѣ симпатиченъ. Позволено, полагаю, питать нѣжныя чувства къ князю Мытищеву, въ особенности если они платоническiя, какъ вы думаете?

— Сколько угодно! отвѣтилъ Сухотинъ, по фигурѣ котораго было видно что онъ начиналъ промѣнивать гнѣвъ на милость относительно графини, и обезоруживался въ своихъ воинственныхъ стремленiяхъ въ битвѣ только потому что терялся.

— Ну, такъ въ чемъ же вы меня заподозрѣваете? спросила улыбаясь графиня и оборачиваясь всѣмъ корпусомъ и лицомъ своимъ къ Сухотину.

— Да я собственно... здѣсь Сухотинъ почувствовалъ рѣшительно дѣйствiе на него соблазнительнаго взгляда графини, а потому, потерявъ нить своихъ мыслей, опустилъ глаза, потомъ принялся крутить усы, потомъ поднялъ глаза, и сталъ смотрѣть кругомъ.

— Послушайте, я вамъ вотъ что скажу: вы допрашивать не умѣете; я васъ научу какъ нужно допрашивать; слушайте и отвѣчайте: вы откуда знаете князя Мытищева?

— По имѣнiю, сказалъ Сухотинъ, выправляясь и какъ бы желая прiйти въ полное обладанiе собою и казаться таковымъ.

— И Гагариныхъ тоже знаете?

— Еще бы не знать!

— Что они богаты или бѣдны?

— Такъ себѣ, средняго сотоянiя.

— Невѣста князя блондинка или брюнетка?

— Такъ себѣ, шатеновая.

— Умная, глупая, или тоже такъ себѣ?

— Нѣтъ ужь не такъ себѣ, а умная.

— Очень?

— Очень.

— И милая?

— Прелестная!

— Кокетка?

— Гмъ... какъ сказать, такъ съ перваго раза не кажется, а по моему кокетка.

— А мать глупа?

— Нѣтъ, баба дѣльная.

— Дѣльная? а свѣтъ любитъ?

— Кто: мать или невѣста?

— Невѣста, а? любитъ? какъ по вашему?

— Свѣта не знаетъ, говоритъ что не любитъ, а любить будетъ.

— Отчего вы думаете? коль не любитъ, такъ и не полюбитъ.

— Оттого что такъ, сама себя не знаетъ.

— Сама себя не знаетъ? Графиня какъ будто задумалась.

— Не знаетъ, ответилъ Сухотинъ.

— А она его любитъ? спросила графиня.

— Любитъ.

— А онъ ее?

— Страхъ какъ любитъ, въ томъ и бѣда!

— Въ чемъ же бѣда? спросила какъ будто наивно графиня.

— Обманетъ она его; онъ ее для деревни беретъ, а она его въ городъ переманитъ; и выйдетъ чепуха.

— Выйдетъ чепуха? А вамъ что же досадно?

— Досадно, потому Гагарины свои люди.

— Ну, если досадно, то что же вы не отсовѣтываете имъ?

— Кто любитъ, тотъ слѣпъ, а кто слѣпъ, того не вразумишь.

— А пробовали вы?

— Говорилъ, да безъ толку; упрямится!

— Кто, онъ?

— Онъ.

— И крѣпко упрямится?

— Крѣпко.

— Такъ что непремѣнно на ней женится?

— Непремѣнно!

— И если женится, то по вашему будетъ несчастенъ?

— Да просто пулю въ лобъ!

— Вы думаете?

— Нечего и думать, увѣренъ.

— Значитъ противъ этого брака есть двое: княгиня и вы, сказала графиня; ну, а я противъ васъ, за князя!

— Вы? спросилъ удивленный Сухотинъ.

— Да, я! Какъ бы вашъ князь меня ни ненавидѣлъ, мнѣ все равно; я хочу его счастья, потому что люблю его; или нѣтъ: изъ прежней дружбы...

— Такъ какъ же?... ничего не понимаю, сказалъ Сухотинъ, хоть убейте, ничего не понимаю, какое же счастье!

— А, а! вы видите что женщинъ вообще и меня въ особенности не такъто легко допрашивать, сказала графиня, лукаво улыбаясь: Надо прежде ихъ понять. Вы вошли ко мнѣ и думали застать какуюто фурiю, какуюто змѣю, какоето хитрое и коварное созданье, не правда ли?

— Позвольте, какъ же не фурiя: съ чего же вы хотите князя женить, чтобы ему быть несчастнымъ, да пулю въ лобъ, такъ что ли?

— Я? Я хочу того, чего онъ хочетъ себѣ; самъ себѣ никто не врагъ; онъ можетъ и долженъ жениться на той кого любитъ, и никого не слушаться кромѣ своего сердца! Если женщина его любитъ, она съумѣетъ, изъ любви, подладиться подъ его вкусы, повѣрьте; но главное — любовь, любовь и любовь; безъ любви нѣтъ счастiя: я про это коечто знаю. Нe дай Богъ никому жениться по чужому совѣту... При этихъ словахъ голосъ графини задрожалъ, она быстро вынула платокъ, и поднесла его къ глазамъ. — Если бы всякiй изъ прохожихъ, бросающихъ въ меня обвиненiя, зналъ чрезъ какiя страданiя можетъ проходить женщина... — здѣсь опять сорвался дрожащий голосъ, — впрочемъ извините, съ моей стороны глупо, мнѣ слезы не къ лицу, надо смѣяться. Лицо графини вдругъ освѣтлилось улыбкою: Послушайте, вотъ вамъ моя рука, — она протянула руку Сухотину, который пожалъ ее какъто въ невѣденiи того что онъ творитъ и что передъ нимъ творилось, — я хочу чтобы Мытищевъ женился на Гагариной, — вы не хотите?

— То есть я не на этой хочу, а на другой.

— На другой? а я на этой; но мы всетаки будемъ друзьями, — не правда ли, вы мнѣ не откажете въ вашей дружбѣ? прошу васъ! Пусть князь меня ненавидитъ, но вы будьте моимъ защитникомъ! Графиня еще разъ протянула Сухотину руку.

Сухотинъ молча пожалъ руку и продолжалъ находиться въ непонятномъ для него состоянiи; прежнiя впечатлѣнiя насчетъ графини, какъ пѣсни пронесшiяся мимо, все слабѣе и слабѣе замирали гдѣто въ отдаленьи, а впечатлѣнiя совершенно новыя и прiятныя, электрическаго какъ будто свойства, входили въ его душу, и какимъто прiятнымъ ощущенiемъ расходились какъ бы по всѣмъ нервамъ его существа; онъ пытался еще бороться противъ очарованiя, спрашивая себя: демонъ или ангелъ эта женщина? но голосъ ея былъ такъ звучносладокъ, такъ вкрадчивъ, такъ добродушенъ что Сухотинъ не могъ бороться ни долго, ни энергично, и далъ прiятному впечатлѣнiю завладеть всѣми позицiями его духовнаго мiра, и какъ мы сказали, сидѣлъ передъ нею слушая ея рѣчи и испытывая всю силу ихъ чаръ.

— Теперь мы съ вами еще мало знакомы, продолжала графиня, но потомъ вы меня ближе узнаете. Теперь... здѣсь графиня остановилась. Признайтесь, вы думаете что я играю комедiю, что я притворяюсь, да, вы думаете, я въ этомъ увѣрена.

— Я? Нисколько, сказалъ Сухотинъ тономъ въ которомъ графиня услыхала твердое убѣжденiе.

— Не вѣрю; но для меня это не новость; когда нибудь, когда мы познакомимся поближе, вы узнаете всю мою исторiю, отъ меня самой, и тогда вы увидите какая я женщина. А теперь извините, я должна ѣхать.

Графиня встала. Сухотинъ всталъ тоже.

— Такъ какъ же — вы князя любите? сказалъ Сухотинъ, какь бы очнувшись отъ прелестнаго сна.

— Я? люблю; то есть любила; это все равно впрочемъ.

— Такъ какъ же вы его женить хотите на Елизаветѣ Николаевнѣ, не понимаю.

— Онъ, онъ, хочетъ этого, слышите, онъ хочетъ быть счастливымъ черезъ нее, я ему вѣрю, а не вамъ.

— Такъсъ, а всетаки, позвольте, не я ошибаюсь, онъ ошибается.

— А впрочемъ мы увидимъ; если его невѣста не по немъ, я первая буду за васъ, обѣщаю вамъ.

— Ну, значитъ впередъ уже знаю что вы будете за меня.

— Не знаю, а впрочемъ... Графиня протянула руку. Когда хотите, въ это время всегда можете меня застать; буду очень рада съ вами бесѣдоватъ; я женщина простая, со мною безъ церемонiй; гордость великосвѣтскую я ненавижу.

— И хорошо дѣлаете, потому...

— Ну такъ до свиданiя; не забудьте уговоръ; если хотите чтобы я вамъ помогала, и вы должны быть моимъ союзникомъ.

На этихъ словахъ непредвидѣнные союзники разстались.

Когда Сухотинъ вышелъ, графиня расхохоталась и сказала: — Какой дуракъ!..

 

ХХIV.

 

Положенiе обрисовалось.

 

И было съ чего расхохотаться. Графиня негаданно и нечаянно находила себѣ въ Сухотинѣ тотъ маленькiй мостикъ, который долженъ былъ ее перенести черезъ оврагъ, раздѣляющiй ее отъ князя Всеволода, и поставить ее къ нему ближе, чѣмъ она былa, — и находила этотъ мостикъ какъ разъ въ ту минуту, когда такъ долго ломала себѣ голову для прiисканiя чеголибо похожаго на этотъ мостикъ.

Трудно сказать что произошло въ душѣ графини, когда съ одной стороны она вполнѣ уяснила себѣ значенiе роли Сухотина въ ея планахъ, а съ другой стороны, когда вдругъ изъ всего что она отъ Сухотина узнала, вдругъ раскрылся передъ нею цѣлый необъятный мiръ для удовлетворенiя своей жажды захватить въ свою власть бѣднаго князя Всеволода.

Если есть гдѣто демоны, и эти демоны сходятся, и сходясь, другъ другу сообщаютъ свои впечатлѣнiя, и если правда что величайшiй праздникъ для нихъ есть удача въ ловкой поимкѣ въ западню какой нибудь человѣческой души, по случаю которой демоны сходятся не только для веселой бесѣды, но даже для самой неистовой пляски, если все это правда, то никакая пляска и никакой восторгъ демоновъ не могутъ сравниться съ тѣмъ восторгомъ, который наполнилъ душу графини въ минуту, когда черезъ голову ея прошла адская мысль совершить необычайныя дѣла и сыграть огромную роль въ судьбѣ князя Всеволода.

Былъ ли этотъ восторгъ месть? Нѣтъ, не месть. Въ мысли, вспыхнувшей въ душѣ графини, не столько главною была задача повредить князю Всеволоду, сколько найти полное удовлетворенiе своему любимому увлеченiю: разстраивать то что людямъ хочется устроить и устраивать то что ей одной хочется! Остальныя соображенiя и психическiя отношенiя къ дѣлу исчезали въ этомъ главномъ предчувствiи великаго наслажденiя въ скоромъ будущемъ. И если это такъ, то, пожалуй, въ этомъ смыслѣ можно было признать графиню менѣе преступною, чѣмъ могла бы она казаться въ минуту когда передъ ней, какъ длинный свитокъ, развернулся цѣлый рядъ ужасныхъ положенiй въ будущемъ для бѣднаго князя Всеволода, — положенiй, въ которыхъ причины заключались въ коварномъ замыслѣ графини Трубецкой.

Смѣшна бы могла показаться эта минута постороннему наблюдателю: съ одной стороны съ добродушiемъ попадающiй въ ловушку чудакъ Сухотинъ, а съ другой, умная какъ бѣсъ, графиня, являющаяся, Сухотину чѣмъто въ родѣ существа всѣми непонятаго но имъ однако понятаго, въ ту минуту когда это непонятое свѣтомъ существо рождало въ себѣ, какъ въ горнилѣ ада, самыя ужасныя рѣшенiя насчетъ участи князя Всеволода.

Смыслъ всѣхъ этихъ адскихъ по своей коварности затѣй сводился къ мысли высказанной графинею очень добродушно: способствовать и содѣйствовать князю Всеволоду жениться на Елизаветѣ Николаевнѣ Гагариной, и быть въ этомъ вопросѣ противницею не столько Сухотина, котораго воля ничего не могла значить на полѣ битвы, сколько противницею княгини Мытищевой. Поставивъ ее на такое поле битвы, фактъ этотъ одинъ уже сближалъ ее съ княземъ Всеволодомъ, какiя бы его чувства къ ней ни были; а въ тоже самое время, она, графиня Трубецкая, могла бы сблизиться, при извѣстныхъ условiяхъ, съ Елизаветою Николаевною Гагариною, которая, судя по тому что ей сказалъ Сухотинъ, должна была имѣть въ себѣ струны соотвѣтствующiя задуманнымъ графинею мотивамъ.

Устроить бракъ ея съ княземъ Всеволодомъ и все сдѣлать, чтобы то, что называлъ Сухотинъ чепухою, намекая на какойто разладъ между ними, былъ доведенъ до послѣдней степепи своей полноты, — вотъ что задумывала графиня Трубецкая вь то время, пока бѣдный чудакъ Сухотинъ уходилъ отъ нея очень довольный собою, и невольно польщенный тѣмъ что такой демонъ, какъ графиня Трубецкая, которая, какъ онъ слышалъ, на всѣхъ наводила и ужасъ и страхъ, открыла ему чистосердечно весь свой внутреннiй мiръ и такь честно объявляла себя его противницей въ вопросѣ о бракѣ князя Мытищева.

Вотъ почему, когда графиня называла Сухотина дуракомъ и очень была довольна тѣмъ что ни съ того, ни съ сего получила въ свое распоряженiе такое удобное орудiе для сближенiя съ княземъ Всеволодомъ, хотя бы пассивнаго, Сухотинъ, выходя отъ нея, говорилъ себѣ: «Чортъ возьми, умная баба! да и не злая, нѣтъ! просто полюбила Мытищева, ну и гналась за нимъ, а онъ ее отъ себя оттолкулъ, ну, обидѣлась, штука простая! Да, гдѣто я и читалъ про чтото похожее: влюбится въ кого бабенка, мало ли чего не сдѣлаетъ; а все сердце есть, и слезы есть; естьто есть, а что если...” Здѣсь вдругъ пришло въ голову Сухотину что все это могло быть притворнымъ: — «Вѣдь и про то я гдѣто читалъ, — сказалъ онъ себѣ: — бабы на притворство мастерицы; да, да, да, вѣдь можетъ быть!” И началъ Сухотинъ размышлять надъ тѣмъ и очень испуганно размышлять: — не наговориль ли онъ ей чего такого, чего не долженъ былъ сказать. «Нѣтъ, особеннаго ничего такого я ей не сказалъ; такъ только, поговорилъ”. На этомъ онъ успокоился и принялся опять обдумывать, провела ли или не провела его графиня? «Да къ чему ей и проводить? — Не къ чему. Просто она, того, бабенка чувствительная, и больше ничего; шашни, шашни любитъ строить, непремѣнно такъ; а вотъ съ чего ей хочется женить князя Всеволода на Елизаветѣ Николаевнѣ, не знаю”, — подумалъ Сухотинъ, и началъ онъ размышлять надъ этимъ долго, долго, но все не приходилъ ни къ какому удовлетворительному рѣшенiю этого труднаго вопроса. «Кто ихъ знаетъ, этихъ женщинъ, Богъ и Тотъ не пойметь что у нихъ на душѣ”, сказалъ себѣ въ заключенiе Сухотинъ: — «А всетаки она, того, женщина обольстительная, коварства въ ней нѣтъ, ну ейБогу нѣтъ, да и мнѣ ли этого не разгадать…” И Сухотинъ шелъ, шелъ, и этою мыслью какъ будто себя убаюкивалъ подъ тактъ своихъ шаговъ.

Бѣдный Сухотинъ, онъ, который съ такимъ чутьемъ угадывалъ то, чего не сумѣлъ угадать въ Елиазветѣ Николаевнѣ князь Всеволодъ, онъ не сумѣлъ въ свою очередь прочесть въ графинѣ Трубецкой то что въ ней происходило, и вотъ судьба дѣлала его орудiемъ самыхъ коварныхъ замысловъ противъ князя Всеволода, въ ту минуту когда онъ былъ озабоченъ мыслiю оказать ему услугу, помѣшавъ браку съ Елизаветою Николаевною.

«Такъ это, значитъ, княгиня да я, мы будемъ союзниками”, подумалъ Сухотинъ, входя въ домъ Мытищевыхъ: «странно”, прибавилъ онь, «а впрочемъ, чѣмъ чортъ не шутитъ!

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

_______

 

КРИТИКА И БИБЛIОГРАФIЯ.

 

Автобiографiя Джона Стюарта Милля. Переводъ съ англiйскаго подъ редакцiей Г. E. Благосвѣтлова. Спб. 1874.

 

Эта книга составляетъ не столько автобiографiю, сколько пространное предисловiе ко всѣмъ сочиненiямъ Милля, взятымъ въ совокупности. Тутъ разсказана исторiя убѣжденiй автора, обстоятельствъ и влiянiй, при которыхъ написана каждая книга. Но все это разсказано отвлеченно, такъ, какъ обыкновенно дѣлается въ ученыхъ предисловiяхъ, гдѣ авторъ ни высказываетъ своихъ настоящихъ, живыхъ чувствъ и пoбужденiй, а является чисто въ видѣ мыслящаго cyщества, руководимаго одною научною любознательностью, однимъ теоретическимъ интересомъ. Есть однакоже въ автобiографiи Милля нѣкоторыя мѣста вполнѣ живыя, и мы укажемъ на нихъ читателямъ, какъ на то, чтó намъ показалось всего любопытнѣе. Англичане не всѣ такiе патрiоты, какъ мы привыкли думать; и между ними есть вольнодумцы, прогрессивные люди, которые, подобно нашимъ образованнымъ людямъ, смотрятъ на свое отечество съ некоторымъ презрѣнiемъ и сожалѣнiемъ, завидуютъ другимъ народамъ и берутъ себѣ въ примѣръ другiя страны. Haстроенie этого рода замѣтно у Диккенса; Карлейль восхищался Германiею, ея королями, философами и поэтами; Милль же во многомъ предпочиталъ своему отечеству Францiю.

Въ 1820 году, слѣдовательно когда ему было 14 лѣтъ, онъ цѣлый годъ гостилъ во Францiи и вотъ что онъ потомъ занесъ въ свою автобiографiю:

«Величайшую пользу изъ этого пребыванiя во Францiи я приобрѣлъ оттого, что впродолженiе цѣлаго года дышалъ свободной, искренней атмосферой континентальной жизни. Хотя я въ то время не сознавалъ и не вполнѣ оцѣнивалъ эту пользу, но тѣмь не менѣе она была очень значительна. Зная такъ мало англiйскую жизнь и приходя въ столкновенiе до сихъ поръ лишь съ немногими людьми, которые большею частiю стремились не къ личнымъ, а къ великимъ общественнымъ цѣлямъ (здѣсь Милль разумѣетъ своего отца, Рикардо, Бентама и подобныхъ людей, среди которыхъ выросъ), я не вращался на низкомъ нравственномъ уровнѣ того, чтó называется въ Англiи обществомъ, не вѣдалъ привычки англичанъ подразумѣвать въ дѣйствiяхъ каждаго лица непремѣнно мелкiя, низкiя побужденiя, и отсутствiя въ этомъ обществѣ возвышенныхъ чувствъ, чтó обнаруживается презрительнымъ осужденiемъ проявленiя подобныхъ чувствъ и общей сдержанностiю (за исключенiемъ нѣкоторыхъ религiозныхъ сектъ) отъ заявленiя какихъ бы то ни было высокихъ правилъ въ жизни, кромѣ тѣхъ торжественныхъ случаевъ, когда подобное заявленiе составляетъ необходимую принадлежность требуемыхъ этикетомъ формальностей и мундира. Я не зналъ тогда и не могъ оцѣнить различiя между подобнаго рода существованiемъ и жизнью такого народа, какь французскiй, недостатки котораго, при всей ихъ очевидности, совершенно инаго характера. Во Францiи чувства, которыя можно назвать, по крайней мѣрѣ по сравненiю, возвышенными, составляютъ мелкую ходячую монету какъ въ книжкахъ, такъ и въ частной жизни. Если иногда эти чувства улетучиваются въ громкихъ фразахъ, все же они живутъ въ массѣ нацiи благодаря постоянному употребленiю и питаемому къ нимъ уваженiю, такъ что они составляютъ живой, дѣятельный элементъ существованiя громадной массы людей и понятны всѣмъ и признаны всѣми. Точно также я не могъ тогда оцѣнить общаго развитiя ума, происходящаго отъ постояннаго влiянiя возвышенныхъ чувствъ и замѣчаемаго въ самыхъ необразованныхъ классахъ нѣкоторыхъ континентальныхъ странъ, тогда какъ подобнаго умственнаго развитiя нельзя встрѣтить въ Англiи даже въ такъ называемомъ образованномъ обществѣ, за исключенiемъ рѣдкихъ людей, которые, благодаря очень чувствительной совѣсти, постоянно напрягаютъ свой умъ къ разрѣшенiю вопросовъ о добрѣ и злѣ, справедливомь и несправедливомъ. Я не зналъ, что у большинства англичанъ чувства и умственныя способности потому именно ocтаются неразвитыми или развиваются односторонне и ограниченно, что они не интересуются всѣмь, не касающимся ихъ личнаго интереса, за исключенiемъ очень рѣдкихъ спецiальныхъ случаевъ, и не только не говорятъ другимъ, но и не размышляютъ много сами о томъ, что дѣйствительно ихъ интересуетъ; всѣдствiе этого они, какъ умственныя существа, ведутъ какуюто отрицательную жизнь. Все это я понялъ гораздо позже, но и тогда чувствовалъ, хотя и смутно, разительный контрастъ между откровенной общительностью и добродушной любезностью французской частной жизни и порядками, существующими въ англiйскомъ обществѣ, гдѣ каждый дѣйствуетъ такъ, какъ будто всѣ остальные (за очень рѣдкими исключенiями, если такiя исключенiя бываютъ) — враги или навѣвающiе скуку болваны. Правда, во Францiи дурныя и хорошiя черты отдѣльныхъ личностей и нацiональнаго характера скорѣе обнаруживаются въ ежедневныхь столкновенiяхъ, чѣмъ въ Англiи, но по общему обычаю, французы выказываютъ дружеское чувство ко всякому и ожидаютъ того же отъ всякаго, за исключенiемъ тѣхъ случаевъ, когда существуютъ положительныя причины для непрiязни. Въ Англiи можно сказать тоже лишь въ отношенiи самыхъ образованныхъ людей въ высшихъ классахъ или въ высшемь слоѣ среднихъ классовъ (стр. 57–60).

Вотъ характеристика если и не полная, то всетаки очень вѣрная. Въ отношенiи кь англичанамъ она содержитъ черты, которыя нѣсколько напоминаютъ намъ нашъ собственный народный характеръ; у насъ такая же сдержанность, подозрительность, грубость развитiя; а вмѣсто презрительнаго осужденiя чувствъ у насъ насмѣшливость, равняющаяся этому осужденiю. Но можетъ быть Милль не совсѣмъ правъ, не видя зa этими дурными чертами какихъ нибудь положительныхъ чертъ своего народа; можно предполагать, что, по закону полярности или контраста, въ душѣ англичанъ таятся свойства глубокой чувствительности, сильнаго энтузiазма, тѣ свойства, съ которыми мы знакомы по Шекспиру, Диккенсу и пр. Не даромъ же англiйскiй народъ обнаруживаетъ такое могущество; оно должно имѣть нравственное основанiе.

Изъ приведенныхъ словъ Милля видно вообще, какъ сильны были его симпатiи къ Францiи. Они отразились и въ его oбразѣ мыслей; французскiе политическiе дѣятели и мыслители, соцiализмъ, позитивная философiя — имѣли на него влiянiе. Пo складу своего ума онъ нe увлекся ничѣмъ до конца, но вошелъ, такъ сказать, въ искусные компромиссы со всѣми этими влiянiями.

Выпишемъ еще одинъ интересный отзывъ Милля объ англiйской жизни:

«Свѣтская жизнь въ современной Англiи”, говоритъ онъ «до того безцвѣтна и приторна даже для тѣхъ, которые придаютъ ей торжественный характеръ, что ее поддерживаютъ пo какой угодно причинѣ, но только не изъ удовольствiя. Всякое серьезное обсужденiе вопросовъ, по которымъ существуютъ различныя мнѣнiя, считается неприличнымъ, а нацiональный недостатокъ живости и общительности мѣшаетъ развитiю искуства прiятно болтать о пустякахъ, въ чемъ достигли такого совершенства французы прошлаго столѣтiя; поэтому единственная прелесть того, чтó называется обществомъ, заключается для людей, еще недостигшихъ верхней ступени общественной лѣстницы, въ надеждѣ найти средство подняться на эту ступеньку; тогда какъ для стоящихъ на верху свѣтская жилнь только привычка и предполагаемое необходимое условiе ихъ положенiя. Для всякаго человѣка, одареннаго способностями умственными и нравственными, хоть немного превосходящими оченъ низкiй современный уровень, подобное общество должно быть чрезвычайно непривлекательно (стр. 240).

Такъ обличаетъ Милль свою родину. Въ немъ очевидно сказывалось довольно сильно то чувство недовольства своимъ, которое намъ такъ хорошо знакомо.

Самая живая страница въ автобiографiи Милля, конечно, та, гдѣ онъ разсказываетъ, какъ онъ мучился непонятною тоскою и какъ наконецъ открылъ тайну истиннаго счастiя.

«Начиная съ зимы 1821 года”, говоритъ онъ, когда я впервые прочелъ Бентама, и особенно съ начала изданiя «Вестминстерскаго Обозрѣнiя”, я имѣлъ цѣль въ жизни — быть реформаторомъ всего мipa. Мое понятiе о личномъ cчастьѣ сливалось совершенно съ этой цѣлью. Я не жаждалъ другаго сочувствiя, какъ сочувствiя моихъ сотрудниковъ въ великомъ дѣлѣ преобразованiя человѣчества. Пo дорогѣ я не отказывался отъ нѣкоторыхъ удовольствiй, но полнымъ, совершеннымъ удовлетворенiемъ моихъ желанiй могло быть только стремленiе къ этой цѣли, и я поздравлялъ сѣбя съ прочнымъ счастiемъ въ жизни, такъ какъ мой идеалъ счастья былъ такъ далекъ, что постоянно можно было подвигаться къ нему, но никогда его не достичь. Подобнымъ образомъ я существовалъ нѣсколько лѣтъ и моя жизнь повидимому достаточно была одушевлена сознанiемъ, что на свѣтѣ происходятъ постоянныя улучшенiя и я участвую въ борьбѣ для достиженiя этихъ улучшенiй. Но пришло время, когда я какъ бы очнулся отъ сна. Этo было осенью 1826 года. Я находился въ мрачномъ настроенiи духа, какъ случается со всякимъ; нервы мои были разстроены и неспособны ощущать никакого удовольствiя, — однимъ словомъ, я находился въ такомъ настроенiи, когда все кажется пошлымь, непрiятнымъ и на все смотрится равнодушно; въ такомъ положенiи, я полагаю, находятся методисты, когда ихъ впервые посѣщаетъ внутреннее coзнанie грѣха. Въ это время мнѣ пришла въ голову мысль предложить cѣбѣ слѣдующiй вопросъ: «если всѣ твои цѣли въ жизни осуществятся, еслибъ въ настоящую минуту могли произойти тѣ перемѣны въ человѣческихъ учрежденiяхъ и мнѣнiяхъ, которыхъ ты добиваешъся, то составило ли бы это для тебя величайшую радость и полное счастье?” Непреодолимый голосъ совѣсти прямо отвѣчалъ: «нѣтъ!” Сердце мое дрогнуло. Я ставилъ все свое счастье въ постоянномъ стремленiи къ одной цѣли; эта цѣль потеряла для меня свою обаятельную силу; къ чему же было болѣе къ ней стремиться? Къ чему же было долѣе жить? (стр. 137–9).

Такое состоянiе отчаянiя продолжалось шесть мѣсяцевъ. Наконецъ оно стало проходить, и Милль вспоминаетъ, что при излѣченiи отъ отчаянiя ему помогали и сильно на него дѣйствовали нѣкоторыя художественныя впечатлѣнiя, именно одна трогательная сцена въ мемуарахъ Мармонтеля, музыка Веберовской оперы «Оберонъ”, и стихи Boрдсворта. Вслѣдствiе этого онъ въ первый разъ понялъ, какое важное значенiе имѣетъ искусство вообще; а вмѣстѣ онъ рѣшилъ для сѣбя вопросъ, въ чемъ состоитъ и какъ достигается истинное счастiе человѣческой жизни.

«Я нисколько не сомнѣвался”, пишеть онъ, «въ правильности своего прежняго убѣжденiя, что счастье — мѣрило всѣхъ жизненныхъ правилъ и цѣль существованiя; но я теперь полагалъ, что этой цѣли можно было достигнуть только тогда, когда она будетъ поставлена на второй планъ. Тѣ люди только счастливы, думалъ я, которыя ставятъ себѣ цѣлью въ жизни какой либо другой предметъ, а не свое собственное счастье, напримѣръ счастье другихъ, усовершенствованiе человѣчества, какоенибудь искуство или предпрiятiе. Такимъ образомъ, стремясь къ чемулибо иному, они находили свое счастье, такъ сказать, на пути. Пo моей новой теорiи, въ жизни было достаточно наслажденiй для приданiя ей обаятельной силы, если мы беремъ ихъ en passant, не придавая имъ значенiя главной цѣли нашего существованiя. Придайте имъ такое значенiе — и они тотчасъ окажутся недостаточными и не выдержатъ строгаго анализа. Спросите себя, счастливы ли вы, — и вы перестаете быть счастливыми. Единственная возможность достигнуть счастья заключается въ томъ, чтобы считать не счастье, а чтолибо другое цѣлью въ жизни. На служенiе этой цѣли употребите все свое самосознанiе, всю свою способность къ анализу, и, если другiя обстоятельства вашей жизни удачно сложатся, то вы будете счастливы, вдыхая въ себя счастье вмѣстѣ съ воздухомъ, а не думая о немъ, не анализируя его. Эта теория стала теперь основой моей философiи жизни, и я до сихъ поръ считаю ее лучшей теорiей для всѣхъ, которые обладаютъ умѣренной впечатлительностiю и такой же умѣренной способностiю къ наслажденiю, тоесть для большинства человѣчества (стр. 148–9).

И такъ передъ нами лучшая теорiя счастья, — плодъ не однихъ размышленiй, но и жизненнаго опыта. Но странно, — эта теорiя похожа скорѣе на какуюто загадку, она вся состоитъ изъ противорѣчiя, ничѣмъ необъясненнаго. Уже и въ прежнемъ отрывкѣ не могутъ не поразить слова: «я поздравлялъ себя съ прочнымъ счастiемъ въ жизни, такъ какъ никогда не могъ достигнутъ своего идеала”. Милль радовался, что идеалъ его очень далекъ! Теперь же онъ признаетъ теорiю еще болѣе поразительную. Счастье, говоритъ онъ, есть «мѣрило всѣхъ жизненныхъ правилъ и цѣль существованiя”. Но чтобы достичь его не нужно къ нему стремиться, нужно стремиться къ чемуто другому, а о счастiи не думать. Какъ же это сдѣлать? Вѣдь мы знаемъ, что стремленiе къ счастью есть самое сильное и общее стремленiе всѣхъ живыхъ существъ, и конечно на этомъ основанiи Милль призналъ счастiе за мѣрило и цѣль жизни. И такъ мы должны отказаться от самаго сильнаго и общаго своего стремленiя, то есть мы должны отречься отъ жизни, не думать о ея радостяхъ, достичь въ этомъ отношенiи равнодушiя и спокойствiя. И тогда, какъ обѣщаетъ намъ Милль, мы по пути, незамѣтно, не думая, вмѣстѣ съ воздухомъ — вдохнемъ въ себя и счастье. Очевидно условiе отреченiя отъ жизни есть условiе не выполнимое для большинства. Оно можетъ быть слѣдствiемъ только такого полнаго отчаянiя, какое пережилъ Милль въ теченiе полугода; и такъ, кто хочетъ счастья, тотъ долженъ сперва впасть въ совершенную безнадежность и тоску, потомъ получить равнодушiе, и наконецъ, уже не думая о счастьи, чѣмъ нибудь заняться, — все равно чѣмъ, «усовершенствованiемъ человѣчества, какимънибудь искуствомъ, или предпрiятiемъ”. Счастье прiйдетъ само собою. Такова лучшая теорiя.

Эти противорѣчiя, намъ кажется, ясно показываютъ, что Милль не развязалъ узла и не достигъ тѣхъ понятiй, которыя хоть сколько нибудь опредѣляютъ назначенiе человѣка. Совѣтуя быть равнодушнымъ къ счастiю и не думать о немъ, онъ долженъ былъ бы однакоже чувствовать, что есть вещи, которыя выше такъназываемого счастья.

НСтраховъ.

_______

 

СЛАВЯНСКIЯ ЗЕМЛИ.

 

(Корреспонденцiя «Гражданина”)

 

Во Львовѣ засѣданiя сейма уже окончены. Ожиданiй было много, много было и самыхъ существенныхъ вопросовъ подлежавшихь разрѣшенiю сейма, — но сдѣлано, относительно, очень немного. Впрочемъ, послѣдствiя засѣданiй сейма нынѣшняго года, во всякомь cлучаѣ, обильнѣе прежнихъ лѣтъ. По крайней мѣpѣ затронуты самые существенные вопросы и ежели не разрѣшены окончательно, то все же получили должное направленiе и могутъ быть разрѣшены на будущемъ сеймѣ.

Къ такимъ вопросамъ принадлежатъ: преобразованiе волостныхъ (гминныхъ) управленiй на всесословныхъ началахъ; организацiя народныхъ школъ; устройство дорогъ; уничтоженiе пропинацiонной монополiи, до сихъ поръ остающейся въ рукахъ прусскихъ землевладѣльцевъ и тп.

Не обошлось и безъ скандала. На основанiи конституцiонныхъ правилъ, до сихъ поръ сеймъ изъ среды своей избиралъ своихъ членовъ въ государственный совѣтъ. Законъ этотъ отмѣненъ и нынѣ выборы производятся непосредственно, безъ всякаго участiя со стороны сейма. По этому случаю одинъ изъ депутатовъ, князъ Чарторыскiй, предложилъ сейму протестовать противъ такого нарушенiя кореннаго закона. Предложенiе это было отвергнуто большинствомъ голосовъ 72 противъ 53. Меньшинство составляла вся польская интеллигенцiя края; большинство же состояло изъ всѣхъ безъ исключенiя русскихъ пословъ, президента кабинета министровъ грПотоцкаго, намѣстника Галицiи гp. Глуховскаго, нынѣшняго министpa дра Земялковскаго, и двухъ профессоровъ Краковскаго университета — Дунаевскаго и Шуйскаго (извѣстнаго историка). Легко понять, какъ завопили всѣ здѣшнiя газеты и сколько брани посыпалось на тѣхъ, кои присоединились къ русскимъ посламъ, особенно на профессоровъ.

Изъ числа галицкихъ русскихъ пословъ Ковальскiй, Крыжановскiй и Петрусевичъ, какъ на сеймѣ, такъ и въ государственномъ совѣтѣ, въ большей части случаевъ, держатъ сторону поляковъ и принадлежатъ къ партiи умѣренной, такъ называемыхъ антицентралистовъ. Остальные депутаты изъ русскихъ держатся особнякомъ и даже нѣкоторые изъ ненависти къ полякамъ, перешли на сторону нѣмецкихъ централистовъ. На сеймѣ ревностными защитниками русской народности явились священники Заклинскiй, Павликовъ, Лисѣвичъ и въ особенности замѣчательный ораторъ Качала. Они потребовали введенiя преподаванiя учебныхъ предметовъ на русскомъ языкѣ въ мужской и женской учительскихъ семинарiяхъ, а также въ нормальной школѣ, въ которыхъ всѣ предметы преподаются на польскомъ языкѣ, хотя большинство слушателей — русскiе. Священникъ Лисѣвичъ жаловался сейму что въ мужской гимназiи, Франца–Iосифа во Львовѣ, даже законъ Божiй преподается русскимъ ученикамъ на польскомъ языкѣ. На это правительственный комиссаръ, присутствующiй въ качествѣ прокурора на сеймѣ, отвѣчалъ, что въ этомъ случаѣ учебное начальство не виновато; оно, дескать, согласуется только съ желанiемъ родителей обучающагося юношества, которое непремѣнно требуетъ, чтобы именно законъ Божiй преподавался на польскомъ языкѣ, такъ какъ ихъ дети не знаютъ порусски.

Въ главной львовской восьмиклассной гимназiи до сихъ поръ всѣ предметы преподавались на русскомъ языкѣ только въ четырехъ низшихъ классахъ. Священникъ Качала, въ блестящей рѣчи, доказалъ необходимость введенiя преподаванiя на русскомъ языкѣ во всѣхъ восьми классахъ, такъ, чтобы хотя одна гимназiя была устроена вполнѣ на русскихъ началахъ. Противъ этого сильно возсталъ извѣстный польскiй патрiотъ, депутатъ Хржановскiй, и съ ожесточенiемъ протестовалъ противъ этой мѣры. За нимъ, разумѣется, послѣдовали и другiе. Послѣ продолжительныхъ, весьма оживленныхъ пренiй дѣло было передано на обсужденiе эдукацiонной комиссiи, котороя избрала своимъ докладчикомъ князя Сапѣгу (сына маршала сейма). Этотъ Сапѣга уже являлся защитникомъ русской народности; онъ и теперь, въ глубокопрочувствованной, прекрасной рѣчи, поддержалъ и доказалъ основательность требованiя священника Качалы. Исходъ этого дѣла самый утѣшительный: сеймъ окончательно рѣшилъ: съ будущаго учебнаго года начать постепенное ввеленiе русскаго языка во всѣхъ классахъ, начиная съ пятаго и тд.

Въ отношенiи преподаванiя русскаго языка въ народныхъ школахъ сеймъ предоставилъ самимъ гминамъ, те. волостямъ, рѣшать по собственному усмотрѣнiю на какомъ языкѣ должно быть производимо обученiе въ народныхъ школахъ.

Вообще надобно замѣтить что народныя училища въ Галицiи, особенно въ русскихъ приходахъ, до сихъ поръ находились въ самомъ плачевномъ состоянiи. Спецiальныхъ учителей очень мало, учителями же состоятъ полуграмотные органисты или дьячки, а надобно еще замѣтить что такой дьячокъ или органистъ въ тоже время служитъ волостнымъ писаремъ, экономомъ, те. прикащикомъ, подчасъ даже лакеемъ у ксендза или священника.

Въ Чехiи дѣла еще не устраиваются, взаимное раздраженiе увеличивается, переговоры графа Гогенварта, какъ увѣряютъ по порученiю императора, съ вождями старочешской партiи не привели ни къ какимъ реультатамъ. Во время послѣднихъ выборовъ въ рейхсратъ окончательно выяснилось то преобладающее влiянiе, какое имѣютъ на массы сельскаго населенiя Ригель, Палацкiй и КламъМартиничъ, — ибо всѣ депутаты избраны изъ ихъ партiи, такъ называемой старочешской. Молодые чехи потерпѣли совершенное пораженiе. Изъ ихъ партiи избранъ одинъ только Сладковскiй. Послѣдствiя этого пораженiя весьма прискорбны; ибо и въ этотъ разъ депутаты не явятся въ палату депутатовъ, и слѣдовательно нѣмецкiе централисты опять получатъ перевѣсъ, тогда какъ въ случаѣ прибытiя чешскихъ депутатовъ, оппозицiонная партiя увеличилась бы 34 членами. Къ чему доведетъ эта настойчивая борьба, продолжающаяся вотъ уже слишкомъ 10 лѣтъ, — предвидѣть трудно. Успѣютъ ли чехи отстоять свои принципы и заставятъ ли нѣмцевъ уважать ихъ законныя права? Но хуже всего то что въ самой Чехiи наступила двойственность направленiя, и вражда между старочехами и младочехами не только не стихаетъ, но после послѣднихъ выборовъ даже увеличивается. Сначала пораженные неудачею, Сладковскiй и другiе вожаки партiи младочеховъ рѣшились было даже искать способовъ примиренiя съ своими противниками и уже обратились къ Ригеру и Палацкому съ просьбою, чтобы во имя любви къ отечеству и общности интересовъ соединится и дѣйствовать сообща; но старые вожди слишкомъ высокомѣрно отвѣчали на это предложенiе, третируя ихъ какъ школьниковъ и требуя, чтобъ они торжественно сознались въ свохъ ошибкахъ и отступничествѣ отъ единства дѣйствiй. Конечно, при такихъ условiяхъ, примиренiе и слiянiе не могли послѣдовать.

Моравскiе депутаты однако не послушались Ригера и Палацкаго и 21 (9) января вступили въ палату депутатовъ. Послѣ исполненiя присяги депутатъ Працакъ, отъ имени своихъ товарищей, заявилъ собранiю, что они прибыли въ палату собственно для того, чтобы содѣйствовать примиренiю и отвратить тѣ треволненiя, которыя грозятъ даже нарушенiемъ спокойствiя страны. Но ежели они убѣдятся что примиренiя достигнуть невозможно, то немедленно оставятъ палату.

Извѣстно что Галицiя имѣетъ представителемъ своихъ интересовъ въ комитетѣ министровъ министра безъ портфеля Земялковскаго, который и называется галицкимъ министромъ. Теперь слышно что единственной исходной точкой переговоровъ грГогенварта съ чешскими патрiотами — было заявленiе желанiя, чтобы и для Чехiи назначенъ былъ особый министръ. Говорятъ что желанiе это удобоисполнимо, такъ какъ императоръ давно тяготится этимъ ненормальнымъ положенiемъ и съ своей стороны содѣйствовать примиренiю.

Права и вольности предоставленныя австрiйскою конституцiею весьма обширны. Къ сожалѣнiю, конституцiя эта, какъ съ неба упавшая на не вполнѣ подготовленную почву, особенно въ Галицiи, да и въ Чехiи, произвела страшную путаницу и еще далеко не осуществила тѣхъ благихъ началъ, какiя положены въ ея основанiе. Въ манифестѣ 1865 года императоръ, обращаясь ко всѣмъ народамъ населяющимъ Австрiю, сказалъ: «Путь вамъ открытъ!” И народы бросились на этотъ путь, бросились не во имя общаго блага монархiи, но каждый съ собственными затаенными желанiями; возродилась борьба — она и теперь въ полномъ разгарѣ. Побѣдитъ тотъ, у кого хватитъ больше силы и умѣнiя, а ужь побѣдитель конечно станетъ всѣмъ заправлять, и тѣснить иноплеменниковъ, разумѣется во имя законности.

Никто не станетъ сомнѣваться въ благихъ намѣренiяхъ и искреннемъ желанiи блага со стороны императора. Тѣмъ не мѣнее не все еще устроено что желательно. Борьба партiй, централистическiя стремленiя нѣмцевъ, не жалующихъ славянскiе народы, частыя перемѣны министерства — препятствуютъ государственному устройству и развитiю конституцiонныхъ началъ.

Въ Познанскомъ княжествѣ уже окончены выборы депутатовъ въ берлинскiй парламентъ. Первымъ кандидатомъ почти во всѣхъ округахъ предложенъ былъ архiепископъ графъ Ледоховскiй, но онъ рѣшительно отказался. Извѣстный ораторъ, дръ Неголевскiй, избранъ въ самой Познани большинствомъ трехъ тысячъ голосовъ. Въ княжествѣ считается шестнадцать избирательныхъ округовъ. Изъ нихъ въ десяти избраны поляки, хотя соперниками ихъ были нѣмцы, даже министры. Въ остальныхъ округахъ избраны нѣмцы. Зато въ Западной Пруссiи изъ 11 округовъ только въ 4 избраны поляки, а во всѣхъ прочихъ нѣмцы. Въ числѣ депутатовъ находятся два ксендза, князья Радзивиллы, какъ извѣстно, родственники царствующаго дома въ Пруссiи. Любопытно какъ они станутъ держать себя при предстоящемъ обсужденiи религiозныхъ вопросовъ.

_______

 

ЗЕМСКIЯ ПИСЬМА.

 

I.

 

Надоѣло!

 

Изъ всѣхъ учрежденiй въ Россiи земству угрожаетъ самое критическое положенiе. Съ одной стороны оно столько же нужно, сколько нуженъ насущный хлѣбъ, а съ другой, земство всѣмъ надоѣло.

Что дѣлать? вотъ вопросъ съ которымъ носятся теперь чуть ли не всякiй государственный и даже чиновный мыслитель, всякiй помѣщикъ, всякiй гласный, всякiй русскiй человѣкъ. Какъ заговоришь о земствѣ, вамъ отвѣчаютъ: оставьте, надоѣло! а между тѣмъ, не сегодня такъ завтра, половина Россiи можетъ умереть съ голоду только потому что земство всѣмъ надоѣло. Согласитесь, читатель, что положенiе это весьма критическое.

Но не этимъ однимъ оно критическое. Земство представляетъ собою государственный земскiй сборъ, губернскiй земскiй сборъ, уѣздный земскiй сборъ; на государственный земскiй сборъ содержится все губернское управленiе, вся механика губернiи; на губернскiй земскiй сборъ — все губернское земство съ его земскою смѣтою; на уѣздный земскiй сборъ — все уѣздное земство съ его обязательными и необязательными расходами, съ его больницами и больными, съ его школами и учениками, съ его дорогами и мостами, съ его управами и ихъ членами, и такъ далѣе. Вѣдь если земство надоѣло не на шутку, то въ одинъ прекрасный день, земство можетъ остаться безъ гласныхъ, и тогдa что будетъ?

Но и этимъ не исчерпывается критическое положенiе земства. Земство въ будущемъ году будетъ праздновать свой десятилѣтнiй юбилей. Каждое изъ губернскихъ земствъ, каждое изъ уѣздныхъ земствъ представитъ вѣроятно къ этому юбилею отчетъ своей десятилѣтней дѣятельности. Отчетовъ этихъ можетъ быть до 30 по губернскому земству, и до 300 по уѣздному; представьте себѣ 330 отчетовъ о земскомъ управленiи въ Poссiи за 10 лѣтъ различныхъ и даже другъ другу противоположныхъ по содержанiю; paзличныхъ по системѣ обложенiя, по системѣ раскладки, по воззрѣнiю на предметы управленiя, по способу управленiя, по составу гласныхъ, словомъ по всему отъ А до V. Что вы изъ этого безконечнаго разнообразiя выведете общаго, какое понятiе составите вы себѣ о земствѣ, и увидя это безпредѣльное разнообразiе съ данными за 10 лѣтъ, не ужаснетесь ли вы еще болѣе, и не скажете ли вы еще громче, еще инцизивнѣе, еще съ большимъ убѣжденiемъ: «надоѣло мнѣ это земство, до смерти надоѣло!?

Затѣмъ далѣе. Нынѣшнiй самарскiй голодъ натолкнулъ, такъ сказать, на мысль объ отвѣтственности земства въ томъ по крайней мѣрѣ случаѣ, когда, отъ несвоевременнаго принятiя мѣръ по народному продовольствiю, является oпacность голода для десятковъ тысячъ человѣкъ. Мысль эта объ отвѣтственности земства явилась какъ разъ къ десятилѣтнему юбилею земства, и явилась какъ доказательство что въ истекшiялѣтъ она въ голову никому не являлась. Теперь вообразите себѣ только что за тьму вопросовъ этотъ вдругъ явившiйся вопросъ возбуждаетъ: что такое отвѣтственность земства, гдѣ законы на нее указывающiе, когда онъ можетъ быть возбужденъ, кѣмъ, передъ кѣмъ является отвѣтственнымъ земство, какiя послѣдствiя этой отвѣтственности, какiя мѣры ее обезпечиваютъ? и такъ далѣе. И если въ то именно время, когда вопросъ объ отвѣтственности возникъ, вамъ говорятъ: земство надоѣло, — представьте себѣ что изъ этого можетъ выйти! Земство безотвѣтственно, скажутъ вамъ, не потому что таковъ смыслъ и таковы законы eгo учрежденiя, но потому собственно что оно всѣмъ надоѣло: вѣдь тогдa земство можетъ дѣлать все  что ему угодно, и завтра обложить васъ 200% съ вашего дохода!

Далѣе. По истеченiи этихъ девяти лѣтъ, въ нѣкоторыхъ губернiяхъ (въ Полтавской, напримѣръ) обозначается такой фактъ: все почти земское управленie перешло изъ рукъ дворянъпомѣщиковъ въ руки казаковъкрестьянъ. Явленiе это въ высшей степени интересно и важно; но если оно обнаруживается тогда, когда земство успѣлo уже надоѣсть, то очевидно оно не покажется ни итереснымъ, ни важнымъ; а между тѣмъ оно всетаки, какъ интересное и важное явленiе, требуетъ изслѣдованiя! представьте же себѣ что нѣсколько губернiй очутятся въ этомъ же положенiи: что изъ этого произойдетъ? Главная интеллигентная и крупная по количеству земли часть губернiи будетъ отсутствовать въ земскомъ ея управленiи. Въ виду такого явленiя, легко себѣ представить что за разнообразiе безпорядковъ и безобразiй можетъ выйти? А такъ какъ земство всѣмъ надоѣло, то безобразiя выйдутъ, но они не обратятъ на себя никакого вниманiя.

Наконецъ, какъ разъ къ окончанiю девятилѣтняго перiода дѣятельности земства, является вопросъ о непосредственномъ участiи дворянъземлевладѣльцевъ въ одной изъ отраслей земскаго дѣла — въ народномъ образованiи. Есть губернiи, гдѣ земство очень много сдѣлало по этой части; почти во всѣхъ этихъ губернiяхъ главными дѣятелями по этой отрасли земскаго дѣла были тѣ самые дворянеземлевладѣльцы, которые призваны теперь къ отдѣльному отъ другихъ сословiй и непосредственному завѣдыванiю народнымъ образованiемъ. Какъ отъ этого факта отправиться и перейти къ другому? Въ иныхъ губернiяхъ, какъ я сказалъ, дворянъ почти нѣтъ въ земствѣ; а земство завѣдуетъ сельскими школами; является вопросъ о завѣдыванiи этими школами дворянству: спрашивается, какъ согласить оба факта? И если, въ виду такихъ вопросовъ, вамъ говорятъ что земство надоѣло всѣмъ и каждому, то очевидно вопросы эти останутся неразрѣшенными, и народному oбразованiю угрожаетъ весьма безотрадная будущность.

Всего этого, кажется мнѣ, достаточно, чтобы показать насколько положенiе земства въ Poссiи въ настоящее время сталo критическимъ.

Всякая важная реформа въ государствѣ, измѣняющая не подробности, а главныя основы быта, вызываетъ реакцiю; это фактъ неизбѣжный въ исторiи всякаго государства. Но реакцiя не есть печальное явленiе, напротивъ, оно есть неизбѣжное жизненное условiе, обезпечивающее дальнѣйшее развитiе каждой реформы; оно есть прежде всего явленiе жизни; оно вызвано жизнiю и въ свою очередь вызываетъ жизнь, и дѣйствительно, какъ только является реакцiя противъ реформы, такъ тотчасъ же реформа, съ своей стороны, возбуждаетъ усиленную дѣятельность своихъ дѣятелей, и начинается борьба, старая, вѣчная борьба консервативнаго и либеральнаго началъ, вслѣдствiе которой всетаки все государство идетъ и идетъ себѣ впередъ по пути развитiя своихъ учрежденiй, по той простой причинѣ, что жизнь государства немыслима безъ движенiя впередъ. Движенiе назадъ есть революцiя въ государствѣ сто разъ страшнѣе всѣхъ революцiй 1793 года, ибо влечетъ за собою органическое разложенiе самаго государства въ его внутреннихъ частяхъ.

У насъ реформа крѣпостнаго права вызвала реакцiю. Явилось въ обществѣ чтото въ родѣ консервативной партiи. Но эта реакцiя, въ свою очередь, вызвала усиленную дѣятельность эмансипаторовъ. И результатомъ этой борьбы двухъ началь, начала реформы и начала реакцiи, было то что реформа эта вошла, такь сказать, въ плоть и кровь самаго opганизма, въ самый короткiй перiодъ времени.

И не подлежитъ никакому сомнѣнiю что безъ потрясенiя всего государства сверху до низу нельзя касаться этой реформы въ ея основныхъ началахъ.

Но тожели самое должно cказать о земствѣ?

Живо помню какъ странно былолѣть назадъ впечатлѣнiе при видѣ того, какимъ образомъ эта земская реформа вводилась. Не было восторговъ ни со стороны реформаторовъ и исполнителей реформы, какъ въ эпоху 1861 года, ни со стороны тѣхъ, для блага которыхъ реформа эта ocущеcтвлялacь. Коекакъ реформа осуществилась.

Это «кoe–какъ” при ocуществленiи земской pеформы не могло быть явленiемъ незначительнымъ, ибо главное послѣдствiе его было то что въ сущности земская реформа не вызвала нигдѣ никакой реакцiи. Друзьями и недругами ея она принята была съ одинаковымъ равнодушiемъ.

Чѣмъ же обнаружилось это равнодушiе? Обнаружилось оно явленiемъ весьма убѣдительнымъ: нигдѣ земство, въ первый даже день своего существованiя, не получило въ свое распоряженiе даже половину тѣхъ личныхь умственныхъ силъ, на которыя могло и должно было разсчитывать для успѣшнаго начала своей дѣятельности. Явленiе это можно было предвидѣть. Крѣпостная реформа имѣла столь быстрый и столь радикальный успѣхъ потому между прочимъ, что кромѣ устраненiя произвола помѣщика, она воспользовалась еще и влiянiемъ на крестьянскiй бытъ и другаго, прежняго зла: зло это было — отсутствiе дворянъ землевладѣльцевъ, въ своихъ имѣнiяхъ, уѣздахъ и губернiяхъ, и равнодушiе ихъ къ мѣстнымъ этихъ трехъ поприщъ интересамъ. Помѣщики, выказавшiеся въ теченiе ста лѣтъ равнодушными къ государственнымъ интересамъ мѣстнымъ и oказавшiеся въ тоже время не нужными въ этой мѣстной жизни — тѣмъ легче устранялись изъ той области жизни государства, гдѣ крестьяне сходились съ ними очень близко, и крестьянская жизнь получила полную свободу и пошла своею дорогою.

Земская реформа основалась, такъ сказать, на условiяxъ совершенно противоположныхъ. Главною основою ея, главнымъ условiемъ ея практическаго успѣха и ея жизненности съ самаго начала должно было быть то именно общественное сословiе, которое оказалось въ теченiе ста лѣтъ, предшествовавшихъ введенiю земской реформы, отсутствующимъ; земская реформа, чтобы жить и привиться, должна была вызвать дворянъземлевладѣльцевъ въ свои имѣнiя, въ свои уѣзды, въ свои губернiи; безъ этого немыслимо было органическое развитiе земства.

Оказывается что она не вызвала дворянъземлевладѣльцевъ ни въ свои имѣнiя, ни в свои уѣзды, ни в свои губернiи; органическiй недугъ нашей мѣстной государственной жизни остался во всей своей силѣ: и то зло, устраненiе коего должно было быть главнымъ условiемъ жизни для земства, это именнo зло оказалось по прежнему неустраненнымь, а во всей своей цѣльности сдѣлалось основою и точкою отправленiя для земскаго самоуправленiя.

По приблизительно вѣрному расчету, около 7/10 въ каждой губернiи интеллигенцiи и крупнѣйшихъ землевладѣльцевъ дворянъ отсутствуетъ въ земствѣ съ самаго перваго дня его введенiя.

Полагаю что фактъ этотъ достаточно крупенъ и знаменателенъ. Земство надоѣло русскому обществу прежде его зачатiя. Удивительно ли что oно надоѣло ему теперь, 9 лѣтъ послѣ своего существованiя въ тѣхъ условiяхъ, на которыя я сейчасъ указалъ.

Но зaтѣмъ что же дальше?

Мнѣ могутъ сказать на это: если по вашему крестьянская реформа не можетъ быть измѣнена ни на одну ioтy, потому что она привилась органически, а земская не только не привилась, но всѣмъ надоѣла, то изъ этого слѣдуетъ что земскую реформу можно измѣнить, отмѣнить, похерить?

На это я вотъ что скажу: Прежде чѣмъ приступить къ этому вопросу, я займусь другимъ: нынѣшнее состоянiе земства хуже или лучше того состоянiя, въ которомъ оно было до введенiя земскихъ избирательныхъ учрежденiй?

Если хуже, то полагаю что всякiй согласится со мною что если по истеченiилѣтъ какое либо экономическое учрежденiе ухудшило экономическiй строй России, то cie учрежденiе смѣло можно не только измѣнить, но даже похерить.

Если лучше, то тогда является существенно важный вопросъ: какъ сдѣлать чтобы земское учрежденiе поставить внѣ зависимости отъ его главнаго недруга: отъ недостаточнаго количества въ немъ дворянъземлевладѣльцевъ? какъ облегчить ему его дальнѣйшую дѣятельность и какъ устроить его болѣе правильнымъ образомъ?

Помѣщикъ.

_______

 

ДОКЛАДЪ ГАВРIИЛА СТЕПАНОВИЧА ОКСИДЕНТОВА ВЕЛИКИМЪ ТѢНЯМЪ ПИТТА И ФОКСА О СОВРЕМЕННОЙ РОССIИ.

 

Предисловie.

 

Совершенно случайно сдѣлались мы обладателями одной изъ немногихъ копiй весьма интересной рукописи. Рукопись эта есть докладъ о Pocciи ГСОксидентова, составленный имъ по случаю начинающихь поступать изъ Англiи требованiй на свѣденiя о современномъ политическомъ положенiи Россiи. ГСОксидентовъ возымѣлъ благую мысль написать очеркъ Pocciи на французскомъ языкѣ и посвятить его тѣнямъ любимыхъ его великихъ людей Англiи, Питта и Фокса. Мы получили позволенiе отъ автора печатать копiю съ его рукописи, такъ какъ почтенный гОксидентовъ полагаетъ что очеркь этотъ можетъ быть полезенъ и для русскихъ. Во исполненiе желанiя его, мы печатаемъ его на французскомъ и на русскомъ языкахъ.

Аux grandes ombres de Pitt et Fox.

 

LA RUSSIE CONTEMPORAINE.

 

Le pourquoi de cette étude.

 

Les jours se suivent et ne se ressemblent pas. Une brise pleine de douceur et de bienveillance nous arrive de l'Occident tout empreinte de ce grand parfum du génie national qu'on nomme esprit de L'Angleterre: en nous caressant elle vient nous dire qu'il у a des Anglais qui veulent se faire une idée de la Russie politique de nos jours. Salut fraternel à сеs fils d'Albion! Qu'ils sachent en lisant ces lignes que tout Russe se sentirait honoré de faire ce que je fais — de consacrer sa plume à présenter son pays digne d'unе bienveillante attention des descendants de Pitt et de Fox!

 

Et si je ne recule рas devant la grandeur de la tâche que j'ose entreprendre, c'est uniquement parceque depuis ma plus tendre enfance j'ai puisé dans I'histoire dе I'Angleterre, c'est–à–dire à source, le sentiment le plus beau de l'humanité, la conscience du devoir de l'hommе et de citoyen. Toute mа vei a été une série de devoirs rendus à mon pays, mais imbus plus de l'esprit de la grande nation anglaise que de la mienne; et si les services que j'ai rendus à mes fréres Moscovites sont destinés à être recompensés dans l'oeuvre que j'entreprends aujourd'hui, je n'en veux pas d'autre, et le sentiment que j'ai à l'idée d'être l'introducteur des pensées anglaises dans mon pays me suffit grandement.

 

 

 

Introduction.

 

Parler à un peuple et à un pays qui sait si bien ce qu'il est, d'un peuple comme le mien qui ne le sait pas encore, est une tâche très difficile, peut–être même au dessus des forces humaines. Mais encore une fois, la drande patrie des Pitt et des Fox m'apprend qu'il n'y a rien d'improssible pour la pensée de l'homme, et me voilà la plume en main.

Mon plan d'ouvrage est simple. Je commence par un aperçu historique, appelé à faire comprendre aux lecteurs comment l'esprit de la civilisation du monde a fait son voyage à travers les âges et les générations historigues de la Russie depuis le temqs où elle se baignait dans les flots du Dnièpre au nom du Christ, jusqu'aux jours où aujourd'hui elle a l'honneur de recevoir sur les bords d'un fleuve bien plus grand encore que le Dnièpre et dans une ville plus digne que Kiew de ses maФtres et apôtres de l'occident, de brillants représentants de la nation la plus intelligente et civilisée du monde. La marche historique du progrès en Russie unе fois tracée, il sera facile au lecteur de comprendre le pourquoi de la Russie comme pays du boyard, du tchinovnik et du moujik.

 

Quelques pensées sur l'histoire de la Russie.

 

Se reconnaitre impuissant à sе constituer en nation aux formes, lois et coutumes, tel fut le principale caractère du peuple russe en son histoire ancienne dont le commencement se raporte aus légendes du X siècle et la fin au XVII, c'est à dire au règne de Pierre le Grand.

C'était une grande et longue lethargie politique que les six siècles de l'histore de mon pays, pendant lesquels il n'y avaient vivants que le pouvoir absolu du Tzar, l'influence illusionnaire du pope dans ses différentes formes et sons différents aspects, le prikazni ou l'officier de la vieille Russie, instrument passif des fantaisies toutpuissantes de l'ancien Béloi–Tzar. Le peuple, masse inacte et esclave, c'était l'ours endormi dans les neiges d'une forêt vierge; qui ne connaissait de la vie que le sommeil ou le travail de la terre aussi peu individuel, qu'il l'était du temps d'Abraham et de ses descendants.

«Venez et imposez–nous le joug de votre gouverne, — telles furent les premières paroles que balbitua ce grand et bel enfant politique, en appelant á lui des princes étrangers pour sa première constitution en peuple.

Depuis ce jour jusqu'à Pierre le Grand il exista à l'Est de l'Europe un peuple sans nation, une Eglise sans lumière, un guovernement sans politigue, un état sans lois et sans armées, dont les allures enfantines et primitives apparaissaient à l’Еurоре à travers les brouillards de l'еsрасе portant le cachet d'une originalité ortlhodoxe et homogène.

C'était la Russie de la chanson populaire et des légendes héroiques.

Pierre le Crand était pour ainsi dire le Méssie politique de notre histoire. Son génie apparut armé de mille esprits, de mille yeux, de mille bras, et d'une énérgie qu'aucun homme jusqu'à lui n'avait reçue de Dieu. Cette figure gigantesque dans I'histoire du mоnde qui ne la connait pas? Mais ce qui peut–Рtre échappa au jugement de l'Еurорe c'était le plus grand acte de sa mission surhumaine: la force qu'il eut dans la haine et le mépris pour l'ancien testament de sa patrie. Ses bras reveillaient le colosse endormi, mais ces mêmes bras le détruisaent, et son génie n'eut besoin que de quelques années pour créer une Russie nouvelle, dans les mêmes conditions de solidité vitale, qui furent les bases de la capitale, qu'il fit sortir du néant sur lеs bords de la Néva, роur y asseoir un nouvelle majesté impériale, dans l'auréole des ses institutions occidentales. Depuis cette époque nous аvоns l'honneur d'Рtre en Europe. Une Russie nouvelle sе créa sur les ruines de la Russie ancienne: nous reçumes un gouvernement et une politique, une église conformée аuх exigeanсеs du temps et de l'état, un état aux lois et armées eurорéennes, et ce qui рlus est, un noyau de peuple reveillé dans la masse d'une population encore assoupie.

Mais en détruisant la Russie ancienne le génie de Pierre le Grand tut assez grand et — dois–je le dire — assez russe pour comprendre qu'on ne pouvait créer une nouvelle Russie sans lui conserver quelques fragments de sоn anсien testament. Pierre le Grand dоnait à son régne tout l'éclat de la civilisation moderne, basait son édifice social sur de nouvelles pierres; mais le ciment de ces bases était le génie de certaines traditions anciennes qui l'aiderent à realiser sоn оеuvrе. Telle fut la tradition du pravosslavnoi moujik — symbole original de l'adoration du tschinovnik jointe à celle du pope et de l'ikona (image reliqieuse), telle fut aussi la tradition du kabac, klub du mоujiк de tous les siécles, de toutes les conditions et de tous lеs degrés de sa culture instinctive et primitive, club dans lequel il puise la force de sа sоumission, aussi bien que l'inspiration dе son individualité nationale, club dans lequel il a puisé de quoi vaincre, au ХV siècle, les Tartare, et au XIX le grand Napoléon. Telle fut aussi la tradition du rousskoi tchélovek en général, sorte d'illusion–individu ou de fantome humain, qui créa de son temps les Menchikoff et autres, et plus tard donna naissance à toute une école de penseurs, et de nos jours même à une litterature  nommée nationale, dont le trait caractéristique consiste à croire que si Pierre le Grand n'avait рas existé, le rousskoi tchélovek (l'homme russe) aurait crée, proprio mоtu, son histoire nationale et son rôle historique dans l'histoire de la civilisation. En conservant ces tradicions à l'état de сroyаnсes dans les hommes de son personnel, Pierre le Grand les prenait, pour ainsi dire, par la flatterie et les rendait instruments dociles de ses grandes volontés et mêmе de ses caprices reformateurs, qu'il ne puisait au fоnd et uniquement que dans les еаuх vives de la civilisation euroрéene.

Арrès lui vient l'époque d'une nouvelle grande figure — celle de Catherine II.

K.

Посвящается великимъ тѣнямъ Питта и Фокса.

 

СОВРЕМЕННАЯ РОССIЯ.

 

Причина этого изслѣдованiя.

 

День на день не похожъ. Сладкiй и привѣтливый вѣтерокъ приходитъ къ намъ съ Запада, весь проникнутый тѣмъ великимъ запахомъ нацiоналънаго генiя, которому имя: англiйскiй умъ. Лаская насъ, этотъ вѣтерокъ говоритъ намъ, въ тоже время, что есть англичане, которые хотятъ составить себѣ ясное представленiе о политической Россiи нашихъ дней. Братскiй поклонъ этимъ сынамъ Альбiона! Пусть вѣдаютъ они, читая эти строки, что каждый русскiй былъ бы счастливъ сдѣлать то что я дѣлаю — то есть посвятить свое перо на изображенiе своей страны достойною благосклоннаго вниманiя преемниковъ Питтовъ и Фоксовъ.

И если я смѣю предпринимать такую задачу, то дѣлаю это потому, что съ ранняго дѣтства черпалъ въ исторiи Англiи, или, что тоже, у самаго источника, прекраснѣйшее изъ чувствъ человѣчества, сознанiе своего долга человѣка и гражданина. Вся моя жизнь была рядомъ услугъ, оказанныхъ моей странѣ, но проникнутыхъ духомъ не столько моей, сколько великой англiйской нацiи; и если оказанныя мною братьямъ Московскимъ услуги предназначены быть награжденными, награду эту я нахожу въ предпринимаемомъ мною сегодня трудѣ. Другой награды я не хочу! Чувство которое я испытываю при мысли что я ввожу англiйскiя мысли въ мою страну — вполнѣ меня удовлетворяетъ.

 

Введенiе.

 

Говoрить народу, который себя такъ хорошо знаетъ, пpо народъ, который себя не знаетъ вовсе — задача не только трудная, но почти свыше человѣческихъ силъ.

Но, пoвторяю, великая отчизна Питтовъ и Фоксовъ научила меня тому что для человѣческой мысли нѣтъ ничего невозможнаго, и вотъ я беру перо въ руки.

Планъ моего сочиненiя простъ: я начинаю съ историческаго очерка Рocciи, который долженъ объяснить читателямъ, какимъ образомъ духъ всемiрной цивилизацiи совершалъ cвoе шeствie черезъ вѣка и поколѣнiя русской исторiи, съ тѣхъ дней, когда Росciя купалась въ волнахъ Днѣпра во имя Христа, до сегоднешней поры, когда она имѣетъ честь принимать на берегахъ рѣки еще большей, чѣмъ Днѣпръ, и въ городѣ болѣе достойномъ, чѣмъ Кiевъ, своихъ учителей и апостоловъ Запада, блестящихъ пpедставителей самой умной и образованной нацiи въ свѣтѣ.

Прослѣдивъ историчесiй ходъ пpoгpecca въ Россiи, читателю будетъ нетрудно понять le pourquoi (причину) Россiи, какъ отечества боярина, чиновника и мужика.

 

 

 

Нѣсколько мыслей объ исторiи Poссiи.

 

Признавать себя неспособнымъ къ конституированiю себя въ формы законы и обычаи европейской жизни, — таковъ главный характеръ русскаго народа въ его древней исторiи, начало коей относится къ легендамъ Х вѣка, а конецъ къ XVII–му, то есть къ царствованiю Петра Великаго.

Этивѣковъ исторiи моего народа были длиннымъ и тяжелымь летаргическимъ сномъ, въ продолженiе котораго прерогативами жизни пользовались только неограниченная власть царя, иллюзiонарное, въ разныхъ видахъ, влiянiе попа на погруженныя въ сонъ массы народа, и затѣмъ приказный или должностное лицо древней Россiи, пассивное opyдiе всемогущихъ фантазiй древняго Бѣлаго Царя. Народъ, неподвижная и рабски безсильная масса, въ образѣ медвѣдя объятаго спячкою въ снѣгахъ дикаго лѣса, зналъ только двѣ функцiи жизни — сонъ и земледѣльчecкiй трудъ, но трудъ также мало индивидуальный, какимъ онъ былъ во дни Авраама и его потомковъ. «Прiйдете и княжите нами”, таковы были первыя слова, которыя пролепеталъ этотъ большой и прекрасный политическiй ребенокъ, призывая къ себѣ на берега Волхова иноземныхъ князей, для перваго конституированiя себя въ форму народа.

Съ этого дня до Петра Великаго существовалъ на Востокѣ Европы народъ безъ нацiи, церковь безъ свѣта, правительство безъ политики и государство безъ законовъ и безъ армiй, коего чисто дѣтскiя проявленiя жизни черезъ туманы пространства казались Европѣ отмѣченными печатью православной и самобытной оригинальности.

То была Русь народныхъ пѣсенъ и героическихъ легендъ!

Петръ Великiй былъ, если такъ можно выразиться, политическимъ Mеccieю нашей исторiи. Генiй его явился во всеоружiи тысячей умовъ, тысячей глазъ, тысячей рукъ и съ энергiею, которой ни одинъ человѣкъ до него не получалъ еще отъ Бога. Кто не знаетъ этой гигантской фигуры въ исторiи мiра? Но одно быть можетъ ускользнуло отъ суда надъ нимъ Европы; а между тѣмъ это одно есть величайшiй подвигъ его сверхъестественнаго призванiя: подвигъ этотъ былъ та сила съ которою онъ сумѣлъ возненавидѣть и презирать старый завѣтъ своего отечества. Мощныя руки пробуждали спящаго колосса, но тѣже руки его предавали его уничтоженiю, и генiю его достаточно было нѣсколькихъ лѣтъ, чтобы создать Россiю новую, въ тѣхъ условiяхъ жизненной прочности, какiя легли основами его новой столицы, изъ ничего воздвигнутой имъ на берегахъ Невы, как престолъ новому Императорскому Величеству, въ ореолѣ его новыхъ государственныхъ учрежденiй.

Съ этой эпохи мы имѣемъ честь пребывать въ Eвpoпѣ. Новая Россiя coздалась на развалинахъ старой: мы получили правительствo и политику, церковь согласованную съ нуждами времени и государство, а главное, мы добыли зерно пробудившагося народа, въ массѣ объятаго еще сномъ.

Но уничтожая древнюю Россiю, генiй Петра Великаго былъ на столько великъ, и, — отчего не сказать, — нa столько русскiй, что постигъ невозможность созиданiя Россiи новой безъ сохраненiя ей нѣкоторыхъ обломковъ ея древняго завѣта. Петръ Великiй, облекая свое царствованiе во весь блескъ новой цивилизацiи, ставилъ свое великое соцiальное зданiе на новые камни, но цементомъ этихь камней былъ духъ нѣкоторыхъ сбереженныхъ имъ преданiй старины, съ помощью которыхъ онъ осуществилъ свою задачу. Таково было преданiе о православномъ мужикѣ — оригинальный символъ обожанiя чиновника, — соединеннаго съ обожанiемъ попа и иконы. Таково было тоже преданiе кабака, — этотъ клубъ мужика всѣхъ вѣковъ, всѣхъ положенiй и всѣхъ ступеней его инстинктивно первобытной культуры, клубъ въ которомъ онъ черпаетъ силу своего послушанiя и въ тоже время вдохновенie своею нацiональною индивидуальностью, клубъ въ которомъ онъ почерпнулъ то, чѣмъ побѣдилъ въ XV вѣкѣ татаръ, а въ XIX Великаго Hапoлeoнa. Таковымъ было тоже преданiе о русскомъ человѣке вообще, нѣчто въ родѣ иллюзiарнаго индивидума или человѣческаго привидѣнiя, который, въ Петровскiя времена, создалъ Meншиковыхъ и другихь, а позже родилъ цѣлую школу мыслителей, а въ наше время даже цѣлую литературу, именующуюся нацiональною, коей отличительная черта заключается въ мысли что не будь Петра Великаго, pyсскiй человѣкъ всетаки, prоpriо mоtu, создалъ бы свою народную исторiю и историческую свою роль въ истopiи цивилизацiи. Сохраняя эти преданiя въ окружающихъ его людяхъ, въ видѣ вѣрованiй, Петръ Великiй привлекал ихъ къ ceбѣ, такъ сказать, лестью, и дѣлалъ изъ нихъ послушныя орудiя своихъ великихъ замысловъ и реформаторскихъ капризовъ, которые онъ самъ черпалъ только въ единой сокровищницѣ — въ живыхь струяхъ европейской цивилизацiи.

Послѣ него наступаетъ эпоха новой великой исторической фигуры — Екатерины II.

К.

_______

 

ПОСЛѢДНЯЯ СТРАНИЧКА.

 

Нѣчто изъ жизни перваго дня великаго поста въ Петербургѣ въ большомъ свѣтѣ.

 

Ночь была безпокойная. Пробужденiе отвратительное.

МАМАША. Возставъ отъ сна, кислая лицомъ, въ состоянiи духа болѣе чѣмъ дурномь, обращаясь къ тремь дочерямъ: — Ну что же, медемоазель, вотъ опять великiй пoстъ, а жениховъ опять нѣтъ! Глупыя вы этакiя, знаетели сколько вы мнѣ стоили за одну только масляницу — 970 рублей, а?!

ПЕРВАЯ ДОЧЬ. Да еще сезонъ, мама, не кончился, будутъ рауты.

МАТЬ. Глупая, на раутахъ всѣ разговариваютъ стоя, paзвѣ можно кого нибудь подцѣпить!

ВТОРАЯ ДОЧЬ. Да ни у кого, мама, не было жениховъ въ нынѣшнiй сезонъ…

МАТЬ. Врешь! Сизовы съумѣли подцѣпить, Поповскie съумѣли!

ТРЕТЬЯ ДОЧЬ. Hыньче, мама, сезонъ былъ коротокъ; помилуй, постъ начался 11–го фервраля. Только третьяго дня, за мазуркою, началъ зa мной ухаживать одинъ конногвардеецъ…

МАТЬ. Нy, ну!..

TРЕТЬЯ ДОЧЬ. Ну и ничего.

МАТЬ. Глупыя вы, больше ничего: въ одну мазурку чего не сдѣлаешь!.. Bъ мое время… да что и говорить! Полтора часа — точно тебѣ мало чтобы влюбить въ себя человѣкa. Да знаешь ли что можно надѣлать въ полтора часа!

Раздался благовѣстъ. Мать и три дочери затыкаютъ себѣ уши.

*

Утро. Благовѣстъ къ часамъ. Дочь генерала П... рветъ на клочки свое бальное платье, и топчетъ подъ ногами свои цвѣты, приговаривая: «Нате, скверныя, гадкiя, отвратительныя, ни одного даже подобiя жениха не съумѣли мнѣ добыть, глупыя этакiя!

Входитъ мать.

— Это что такое?

— Что? Кончено, не хочу ни на какiе балы ѣздить: гадко, мерзко, скверно!

— Что съ тобою?

— Со мной то, что порядочная дѣвушка не можетъ теперь въ свѣтъ ѣздить.

— Это отчего?

— Оттогo что всѣхъ порядочныхъ кавалеровъ поразобрали между собою замужнiя женщины. Mepзкiя такiя, есть у нихъ мужья, нѣтъ, мало имъ, у насъ жениховь еще отбивать.

— А у тебя развѣ отбили?

— Еще бы, двухъ: одного кирасира; я была увѣрена въ немъ какъ въ себѣ самой: два pазa мазypку танцовалъ, пять кадрилей, и вдругъ эта сквернaя гримасница — графиня Есиповская его отъ меня отбиваетъ!

— А другой?

— А другой гуcapъ. Помилуй, мы съ нимъ уже начали разговаривать о самыхъ интимныхъ предметахъ, о любви три раза разговаривали, о философiи цѣлый котильонъ проговорили, ну, однимъ словомъ, еще слово и онъ бы предложился, и вдругъ эта мерзавка, княгиня Мимишка его къ cебѣ заманила своими скверными замазанными и пepемазанными глазами!

*

Изъ секретнаго разговора горничной съ молоденькою графинею Палицкою.

— A постомъ глаза изволите красить?

— На первой недѣлѣ не нужно; а на второй да.

— А какже говѣтьто, никакъ на второй собираетесь?

— Такъ чтожь; paзвѣ ты не знаешь что мы будемъ ѣздить къ Чубейскимъ въ церковь; тамъ какъ на балѣ: полна церковь кавалеровъ.

*

Двѣнадцать часовъ дня. Понедѣльникь.

ГРАФЪ П. Ктото звонитъ.

ГРАФИНЯ. Вѣрно oтъ мaдамъ Андpie.

ЛАКЕЙ. Отъ мадамъ Андpiе зa деньгами по счету. Подаетъ счетъ графинѣ.

ГРАФИНЯ. Такъ и есть, скучная какая! Жоржъ, заплати (Отдаетъ счетъ графу).

ГРАФЪ. Какъ! двѣ тысячи семьсотъ рублей?

— Да! и все напрасно! (Вздыхаетъ).

— Да какъ же, я тому два мѣсяца зaплатилъ ужь полторы тысячи, помилуй, у меня нѣтъ такихъ денегъ.

— Заложи Скворцы въ банкъ; а она подождетъ.

— Давно, матушка, заложены; на Скворцы мы вѣсь прошлый годъ прожили, помилуй.

— Ну, такъ Симки заложи.

— Заложены, нечего закладывать, все какъ есть заложено.

Графиня призываетъ лакея отдаетъ ему счетъ и говоритъ: — Oтдaй и скажи, чтобы принесли счетъ черезъ мѣсяцъ.

*

Изъ дневника любителя афоризмовъ.

 

«11 февраля. Великiй постъ насталъ. Что тaкoe великiй постъ? Это тѣ семь недѣль въ году когда церковь зоветъ къ покаянiю, и когда театръ Берга получаетъ привилегiю, одинъ во вcей Pоссiи, давать представленiя публичнаго канкана и неприличныхъ пѣсенъ.

*

Въ городѣ Х на имя губернатора поступило прошенiе слѣдующаго содержанiя. «Удостовѣрившись самолично что въ пepвопристольномъ градѣ Петербургѣ во дни великаго поста разрѣшаются только представленiя театра Берга, и что сiи представленiя суть самаго соблазнительнаго свойства, имѣю честь всепочтительнѣйше просить ваше превосходительство разрѣшить мнѣ, на подобiе Петербурга, давать представленiя въ городскомъ театрѣ; причемъ могу дать росписку въ томъ что кромѣ канкановъ и всякихъ другихъ легкихъ удовольствiй на французскiй манеръ мною никакихъ пьесъ даваемо не будетъ, для чего и подобралъ надлежащiй персоналъ труппы”.

*

Въ гостинницѣ Демутъ. Утро 11–го февраля въ квартирѣ дивы гжи Патти. Лакей мететъ комнату.

— Вишь, сору навалилито.

— Сколько ноньче! спрашиваетъ горничная дивы.

— Да букетовъ вымелъ никакъ сотни полторы, да корзинъ штукъ двадцать!

Бѣдные обожатели, бѣдные приносители букетовъ! время мететъ — выходятъ годы, вѣтеръ мететъ снѣгъ, выходитъ мятель, лакей гжи Патти мететъ букеты ей подносимые — выходитъ что? соръ, и только соръ!

*

Но въ этомъ coрѣ родятся мысли: вотъ одна изъ нихъ,

Что если бы всѣ букетоприносители пришли къ гжѣ Патти и сказали ей: «вамъ запрещаютъ пѣть въ пользу бѣдныхъ, прекрасно; но позвольте чтобы тѣ деньги, которыя мы жертвуемъ вамъ на букеты, мы пoжертвовали въ пользу тѣхъ цѣлей, во имя которыхъ вы хотѣли пѣть.

Пари держу что не только гжа Патти имъ бы это позволила, но даже была бы тронута этимъ предложенiемъ.

*

Отъ Патти перейдемъ къ Мольтке и его pѣчи въ германскомъ паpламентѣ.

Рѣчь этa верхъ совершенства, какъ ораторское краснорѣчiе, какъ произведенiе государственнаго ума, и въ особенности какъ смѣлое слово, никого не боящееся!

*

Въ рѣчи этой двѣ мысли поразительны:

Первая: чтобы жить въ мирѣ со всѣми, надо заставить всѣхъ любить миръ, а чтобы заставить всѣхъ любить миръ, надо быть вооруженнѣе вдвое противъ прежняго!

*

Вторая мысль: на что намъ клочекъ земли, завоевываемый сегодня у одного, а завтра у другаго!

Имѣя въ виду какъ упруго слово «клочекъ земли”, и на что намекаетъ этотъ добродушный вопросъ Мольтке, нельзя не признать ее великолѣпною по смѣлости!

_______

 

При этомъ № иногороднымъ подписчикамъ разсылается прейсъкурантъ Кяхтинскихъ чаевъ ОАКорещенко.

Типографiя АТраншеля, Стремянная ул. д 12.    РедакторъИздатель ѲМДoстоевскiй.

 



*) Фактъ объ «аблакатѣ» высѣченномъ по приговору волостныхъ судей, въ силу полной довѣренности замѣнить передъ судомъ клiента, взятъ изъ статейки, напечатанной въ 124–мъ  «Московскихъ Вѣдомостей» за 1873 годъ, подъ названiемъ: «Какъ вертѣлся дровокатъ», и вообще, насколько можно, сохранена въ драматической формѣ вся сущность анекдота.

Примѣч. автоpa.

**) Разъиграно учениками ПокровскоРубцовской сельской школы: въ первый разъ 11 iюля, во второй — 27–го декабря 1873 года на публичномъ спектаклѣ въ пользу голодающихъ жителей Самарской губернiи.

Примѣч. автоpa.