<ОР РГБ, ф. 93.II.1.84. Письмо Ф. Н. Берга к Ф. М. Достоевскому>

Москва 1861 г. Iюля 8

Милостивый Государь

Ѳедоръ Михаилычь!

Честное слово это не будетъ фразой если я скажу Вамъ, что рѣдко бывалъ такъ взволнованъ и изумленъ, какъ вчера, получивъ письмо Платона Александрыча, въ которомъ онъ описывалъ мнѣ какъ возмутила Васъ моя статейка. Я надѣюсь, что объясненiя мои будутъ удовлетворительны, потому что мнѣ предстоитъ говорить только правду. При тѣхъ чувствахъ самаго искренняго и глубокаго уваженiя которое я къ Вамъ питаю, при тѣхъ немногихъ и оставившихъ во мнѣ прiятное впечатлѣнiе отношенiяхъ въ которыхъ мы съ Вами были право не можетъ существовать и мысли объ какихъ нибудь намекахъ на Васъ. Хотя у меня нѣтъ черновой несчастной статейки; но я какъ нарочно помню злополучныя мѣста возбудившiя недоразумѣнiя и удивляюсь какъ тутъ могли быть какiя нибудь недоразумѣнiя? Тамъ стоитъ: не можетъ пустой орато<ръ> унижающiй и оскорбляющiй быть поэтомъ «Униженныхъ и Оскорб<ленныхъ».>

// <л. 3>

 

Но Ѳедоръ Михайлычь вы же вѣдь и написали «Униженных<ъ> и Оскорбленныхъ» значитъ нечего толковать о томъ что можно когда уже это есть на дѣлѣ. Виновато проклятое неумѣнье выражаться. Меня ей Богу оскорбляетъ уже эта мысль допустить возможность подобнаго намека. Съ какой стати? Откуда я могъ какiя свѣдѣнiя получить? Неужели можно такiя вещи говорить съ вѣтру со слуховъ? Единственный человѣкъ, отъ котораго я въ послѣднее время слышалъ объ Васъ, это Платонъ Александрычь и все что я отъ него слышалъ могло только развѣ увеличить мое уваженiе къ Вамъ и подтвердить впечатлѣнiе оставленное во мнѣ нашимъ знакомствомъ. Но послушайте Ѳедоръ Михайлычь — Вы наконецъ не признаете во мнѣ здраваго смысла или ужь я не знаю что и думать. Писать клевету и посылать ее для напечатанiя оклеветанному — что же это такое? А если не для напечатанiя, то кто же станетъ нѣсколько листовъ исписывать трудиться, чтобы только сказать пустую фразу, пустую если бы она хоть сколько нибудь враждебно относилась къ Вамъ. Но это не пустая фраза и относится къ Вамъ только какъ выраженiе уваженiя. Это вѣдь все равно сказать, что не можетъ быть положимъ горькое сладкимъ и выводить изъ этаго оборота что горькое — есть сладкое. Но ей Богу мнѣ изъ рукъ вонъ досадно и обидно что приходится вдругъ увѣрять Васъ въ моемъ уваженiи — и неловко и скверно

// <л. 3 об.>

 

и я не знаю что! Меня также бы изумило и оскорбило если бы кто сердясь и серьезно сталъ бы мнѣ доказывать, что я стиховъ не понимаю и къ поэзiи отвращенiе чувствую. Нѣтъ, это бы меня насмѣшило а тутъ вовсе не до смѣху.

Что же касается г. Григорьева — гдѣ я его браню хоть словомъ, хоть намекомъ? Развѣ можно назвать бранью цитаты изъ автора? Тамъ сто̀итъ сколько я помню: «или вѣянiя, по выраженiю г. Григорьева». Что же тутъ? Главное досадно когда и мысли объ этомъ не имѣешь а на тебя сердятся и говорятъ[1] что она есть. Это какъ ценсоръ иногда найдетъ противузаконное тамъ гдѣ и не ждешь. Просто только руками разведешь.

Что касается книги Наума она попалась мнѣ случайно и ужъ я совсѣмъ не зналъ, что ее писалъ кн. Одоевскiй, кот<ораго> я очень уважаю и многiя сочиненiя его люблю. Мнѣнiе мое вызвано не лицомъ а книгой. Я помню какъ въ Общ<ествѣ> Л<юбителей> Р<оссiйской> Сл<овесности> Ив. Серг. Аксаковъ читалъ въ статьѣ своего брата о воспитанiи, что сказки дѣдушки Иринея пошлы и что онъ потому ихъ и пишетъ кажется что самъ находится въ состоянiи дѣтства или что то въ этомъ родѣ. Неужели же Конст. Серг. имѣлъ что ниб<удь> личное противъ дѣдушки Иринея? Я полагаю ничего кромѣ того, что ему сказки не нравились. Конечно досадно что трудъ хоть и маленькiй пропадетъ — но мнѣ не впервой — я ужъ привыкъ къ этому, да и игра свѣчь не стоитъ. Если Вы не найдете возможнымъ хоть съ оговорками изъ редакцiи и поправками какими Вамъ

// л. 4

 

угодно, не противорѣчащими мнѣнiямъ статейки, напечатать ее, то прошу Васъ передать ее Платону Александрычу. Объ ней и покончено. Я вообще не очень дорожу статьей какъ статьей и ея напечатанiемъ. Очень жалѣю, что обстоятельства принуждаютъ меня теперь дороже цѣнить себя чѣмъ бы можетъ быть слѣдовало и просить напр. Михаила Михайлыча хоть какую нибудь плату положить за стихи. Три рубли со страницы, кажется назначенные Вами, меня удовлетворяютъ — все же это не ничего. Для меня нѣтъ теперь ничтожныхъ суммъ.

Вѣрьте Ѳедоръ Михайлычь что все это написано потому что я не могъ не написать. Честное, благородное слово у меня не было никакой, даже самой отдаленной мысли, объ какихъ нибудь намекахъ. Я до тѣхъ поръ не успокоюсь пока не получу отвѣта на это письмо. Ради Бога хоть двумя словами успокойте меня, увѣрьте что нѣтъ теперь никакихъ недоразумѣнiй что я виноватъ только въ неумѣньи выражаться. Богъ съ ней со статьей! Еще разъ прошу Васъ Ѳедоръ Михайлычь ради Бога хоть двумя словами отвѣтить мнѣ и по скорѣй потому что я скоро ѣду изъ Москвы. Вамъ это можетъ неважно, но мнѣ крайне тяжело и непрiятно. Пожалуйста-же Ѳедоръ Михайлычь.

Истинно и глубоко Вамъ преданный

Ѳ. Бергъ.

Адресъ мой: На Патрiаршихъ прудахъ д. Задворнаго въ Егорьевскомъ переулкѣ Ѳед<ору> Ник<олевичу> Бергу. На счетъ стих. «Деревня» если оно всё не пойдетъ то озаглавьте Отрывокъ или какъ найдете лучше. Поправокъ за хлопотами сообщить не могу. А жаль, потому что, прямо говоря, мнѣ хочется чтобы это стих<отворенiе> было напечатано.

// л. 4 об.



[1] Вместо: говорятъ было: доворятъ