<НИОР РГБ, ф. 93.I.6.12. Письмо Ф. М. Достоевского к М. М. Достоевскому>

 

<Вверху листа карандашом рукой А. Г. Достоевской сделана запись: Напвъ Бiогр. ‑ Ред.>

Драгоцѣннѣйшій другъ мой!

Пишу къ тебѣ тотчасъ-же по пріѣздѣ моемъ, по условію. Сказать тебѣ, возлюбленный другъ мой, сколько непріятностей, скуки, грусти, гадости, пошлости было вытерпѣно мною во время дорог[ъ]/и/ и въ первый день въ Петербургѣ /‒/ свыше пера моего. Во первыхъ, простившись съ тобою и съ милой Эмиліей Ѳедоровной, я взошелъ на пароходъ въ самомъ несносномъ разположеніи духа. Толкотня была страшная, а моя тоска была невыносимая. Отправились мы въ двѣнадцать часовъ съ минутами перваго. Пароходъ ползъ а не шелъ. Вѣтеръ былъ противный, волны хлестали черезъ всю палубу; я продрогъ, прозябъ невыносимо и провелъ ночь неописанную, сидя, и почти лишась чувствъ и способности мыслить. Помню только что меня раза три вырвало. На другой день ровно въ четыре часа по полудни пришли мы въ Кронштадтъ, т. е. [суткам<?>] /въ/ 28 часовъ. Прождавъ часа [три] три, мы отправились уже въ сумеркахъ на гадчайшемъ, мизернѣйшемъ пароходѣ Ольга, который пл[а]/ы/лъ часа три

// л. 5

 

съ половиною въ ночи и въ туманѣ. Какъ грустно было мнѣ въѣзжать въ Петербургъ; [з]/Я/ смутно перечувствовалъ всю мою будущность въ эти смертельные три часа нашего въѣзда. <На полях слева у слов: съ половиною ∞ въѣзда – поставлена вертикальная карандашная черта. – Ред.> Особенно привыкнувъ съ вами и сжившись такъ какъ будто бы я цѣлый вѣк<ъ> уже вѣковалъ [съ вами] въ Ревелѣ, мнѣ Петербургъ и будущая жизнь петербургская показались такими [б] страшными, безлюдными, безотрадными а необходимость такою суровою, что еслибъ моя жизнь прекратилась въ эту минуту то я [бы] [мнѣ] кажется съ радостію бы умеръ. <На полях слева у слов: показались такими [б] страшными ∞ съ радостiю бы умеръ – поставлена вертикальная карандашная черта. – Ред.> Я право не преувеличиваю<.> Весь этотъ спектакль рѣшитель<но> не стоитъ свѣчей. Ты братъ желаешь побыть въ Петербургѣ. Но если пріѣдешь, то пріѣзжай сухимъ путемъ; потому что нѣтъ ничего грустнѣе и безотраднѣе въѣзда въ него съ Невы и особенно ночью. Покрайней мѣрѣ мнѣ такъ показалось. Ты вѣрно замѣчаешь что мои мысли и теперь отличаются пароходной качкою.

Когда я пріѣхалъ на квартиру, ночью въ 12мъ часу, то человѣка моего <Подчеркнуто карандашом рукой неустановленного лица. ‑ Ред.> дома не оказалось; онъ служилъ на время въ другомъ мѣстѣ, и дворникъ неизвѣстно чему обрадовавшійся вручилъ мнѣ осиротѣлый ключь моей шестисотъ <Подчеркнуто карандашом рукой неустановленного лица. ‑ Ред.> <На полях слева у слов: Когда я прiѣхалъ ∞ и дворникъ – поставлена вертикальная карандашная черта. – Ред.>

// л. 5 об.

 

рублей квартиры (въ долгахъ). Я даже не могъ чаю напиться и такъ и легъ въ рѣшительномъ апатическомъ состояніи. Сегодня, проснувшись въ <в>осемь часовъ я увидѣлъ [мо] передъ собой моего человѣка. Поразспросилъ его. Все какъ было; по старому: Квартира моя слегка подновлена, Григоровича и Некрасова нѣтъ еще въ Петербургѣ, а извѣстно лишь по слухамъ что они явятся развѣ-развѣ къ 15му Сентяб. да и то сомнительно. <На полях слева у слов: Квартира моя ∞ къ 15му Сентяб. – поставлена вертикальная карандашная черта. – Ред.> Давъ самую коротенькую, но весьма рѣшительную аудіенцію кой какимъ кредиторамъ я отправился по дѣламъ и ровно ничего не сдѣлалъ. Познакомился съ журналами, поѣлъ кое-что, купилъ бумаги и перьевъ ‒ да и кончено. Къ Бѣлинскому не ходилъ. <Подчеркнуто карандашом рукой неустановленного лица. ‑ Ред.> Намѣреваюсь завтра отправиться, а сегодня я страшно не въ духѣ. Вечеромъ присѣлъ за письмо, которое уже почти кончается, [а] письмо вялое, тоскливое, вполнѣ отзывающееся тяжкимъ моимъ теперешнимъ положеніемъ ‒ «Скучно на бѣломъ свѣтѣ, господа!»

‑ Это письмо пишу къ тебѣ во первыхъ въ

// л. 6

 

слѣдствіе обѣщанія написать поскорѣе, а во втор[о съ]/ыхъ/ оттого что тоска, и письмо просилось написаться. Ахъ братъ, какое грустное дѣло одиночество, и я начинаю тебѣ теперь завидовать. Ты, братъ, счастливъ, право счастливъ самъ не [знаятого] /зная того/. Съ слѣдующею почтою напишу тебѣ еще. Занимаетъ меня немного то, что я почти совсѣмъ (до 15го) безъ рессурсовъ, но только немного, потому что я въ настоящее время и думать ни объ чемъ не могу. Впрочемъ все это вздоръ. Я ослабъ страшно и хочу теперь лечь спать, потому что уже ночь на дворѣ. Что-то скажетъ будущность. Какъ жаль что нужно работать, чтобъ жить. [Эта] /Моя/ работа не терпитъ принужденія <Подчеркнуто синим карандашом рукой неустановленного лица. ‑ Ред.>[;]/./ ‒ Ахъ братъ ты не повѣришь какъ бы я желалъ теперь хоть два часочка еще пожить вмѣстѣ съ вами. Что-то будетъ, что-то будетъ впереди? Я теперь настоящій Голядкинъ <Подчеркнуто карандашом рукой неустановленного лица. ‑ Ред.>, которымъ я между прочимъ займусь завтра-же <Подчеркнуто карандашом рукой неустановленного лица. ‑ Ред.>. Покамѣстъ прощай! До слѣдующей почты. Прощай возлюбленный другъ мой; кланяйся и поцалуй за меня Эмилію <Слева на полях сделана запись: Ѳедоровну. Дѣтямъ тоже кланяюсь. Помнитъ ли еще меня Ѳедя или оказываетъ равнодушіе. Ну прощай дражайшій мой. Прощай<.>

Тв<о>й Достоевск<ій> ‑ ред.>

<Слева на полях л. 6 сделана запись: Голядкинъ выигралъ отъ моего сплина. Родились двѣ мысли и [одноновое] /одно новое/ положеніе. Ну прощай мой голубчикъ. Послушай, что-то съ нами будетъ лѣтъ черезъ двадцать? Не знаю что со мной будетъ; знаю только что я теперь мучительно чувствую. Ред.>

<Слева на полях л. 5 об. сделана запись: М<аріѣ> И<ванов>нѣ, и А<лександ>ру Ада<мови>чу Бергманамъ <Подчеркнуто карандашом. – Ред.> мое нижайшее почтеніе<.> Петербургъ еще пустъ. Все порядочно вяло. – Ред.>

// л. 6 об.