<ОР РГБ, 93.II.4.29. Письмо Достоевского М. М. к Достоевскому Ф. М.>

23 Iюля. 1849.

Письмо твое, [о] любезный братъ, доставило всѣмъ намъ неизъяснимое удовольствіе: мы перечитывали его нѣсколько разъ. Ты не повѣришь, милый, какъ горько становится, когда взглянешь на солнце, дохнешь свѣжимъ воздухомъ и вспомнишь о тебѣ. Я помню какъ невыносимо тяжело было для меня заключеніе, когда прояснялось небо и солнышко заглядывало ко мнѣ въ форточку – я не испытывалъ еще никогда такихъ мукъ, какъ въ эти минуты и былъ гораздо спокойнѣе, когда небо начинало хмуриться и дождь лилъ какъ изъ ведра. Съ тобою напротивъ, и я чрезвычайно радъ этому, потому что, судя по себѣ, предполагалъ что тоска и грусть твои усиливаются. Три мѣсяца! шутка-ли это! Для меня и двухъ было достаточно, чтобъ получить геморой и нажить грудную боль, отъ которой впрочемъ я начинаю уже освобождаться, благодаря разнымъ поѣздкамъ, которы[е]/я/ я предпринимаю

// л. 9

съ цѣлебною цѣлью. Нѣсколько разъ уже я былъ въ Царскомъ, въ Павловскѣ, въ Петергофѣ. Серьёзно я еще не принимался ни за что. Началъ-было повѣсть, но меня просятъ окончить начатой романъ, за который мнѣ какъ-то страшно приниматься: боюсь испортить. Я чувствую, что до сихъ поръ я еще все какъ-будто не устроился, необжился дома и не шутя опасаюсь, чтобъ это тревожное состояніе не отразилось въ трудѣ, требующемъ большей сосредоточенности мыслей. До сихъ поръ я все разбирал[ся]/ъ/ разныя книги и книжонки и работа эта мнѣ порядочно надоѣла.

Квартира у насъ теперь гораздо лучше и удобнѣе прежней. Даже больше. Я выгодалъ себѣ совершенно отдѣльную комнату и если бываю дома, то сижу въ ней и.… ничего не дѣлаю. Всѣ эти дни были невыносимо жаркіе; [и] такъ-что отсутствіе дачной жизни становилось очень и очень ощу[щ]/т/ительно. Особенно для [т] дѣтей вредна городская жизнь лѣтомъ, но что дѣлать?

Что касается до денегъ, то твоя правда: я теперь въ весьма затруднительномъ положеніи. Два мѣсяца, проведенные въ праздности,

// л. 9 об.

совершенно разстроили наши экономическія отправленія и мы принуждены войдти въ долги. Придется жить чрезвычайно разсчетливо. Къ-счастію мѣсто мое осталось за мною. Его сберегли для меня добрые люди.

Литература наша спитъ: лѣтніе жары имѣли и на нее вліяніе. По части беллетристики не вышло ни одного, я уже не говорю сколько нибудь замѣчательнаго произведенія, но даже и такого, чтобъ прочесть безъ скуки. Современникъ какъ прошлаго года удалился въ Парголово и выдаетъ оттуда по прошлогоднему какіе-то парголовскіе нумера. Безцвѣтность страшная: рецензентъ его, извѣстный подъ именемъ иногороднаго подписчика, исписался до послѣднихъ предѣловъ….

Ты не можешь себѣ представить, какъ я обрадовался, узнавъ, что ты получилъ позволеніе писать. Это было моею любимою мечтою впродолжені<е> моего ареста, и я по себѣ сужу, что возможность писать и создавать составляетъ для тебя теперь невыразимое облегченіе. Я увѣренъ, что ты напишешь нѣчто, далеко выходящее изъ круга обыкновенныхъ литературныхъ явленій. Но это постороннее: главное тутъ въ томъ, что

// л. 10

время для тебя не каплетъ уже по каплѣ, унося за собою воспоминанія, мечты и мысли то мучительныя, то веселыя, но всегда безплодныя, когда повѣряешь ихъ только четыремъ стѣнамъ….. Теперь по крайней мѣрѣ у тебя есть утѣшеніе, есть трудъ, надъ которымъ можно забыться.

Николя живетъ теперь въ Муринѣ – онъ гостилъ у меня три дня. Онъ славный мальчикъ. Андрей тоже иногда заходитъ ко мнѣ.

У дѣтей на счетъ тебя предположенія различны. Каждый день рождаетъ у нихъ что нибудь новенькое…. они рѣшительно теряются въ догадкахъ. Въ одномъ пунктѣ они только согласны между собою – это то, что ты принесешь имъ много конфектъ и игрушекъ.

Жена тебѣ много кланяется. Всѣ знавшіе тебя принимаютъ въ тебѣ живѣйшее участіе<.>

Прощай, милый другъ мой. Какъ-бы я желалъ увидѣться съ тобою! Посылаю тебѣ 5 томовъ От<ечественныхъ> Записокъ, которые ты просилъ у меня. Насилу собралъ ихъ. Прощай мой милый<.>

Твой братъ

М. Достоевскій

// л. 10 об.