<НИОР РГБ,
ф. 93.I.6.31.
Копия письма Ф. М. Достоевского к С. Е. Лурье, сделанная рукой
А. Г. Достоевской>
Петербургъ 17 Апрѣля/77
Многоуважаемая
и добрѣйшая
Софья Ефимовна,
Я все нездоровъ и все въ хлопотахъ и изъ силъ выбился. Думалъ выпустивъ №
отдохнуть и всѣмъ отвѣтить на письма, (Вамъ
первой), но столько прибыло новыхъ писемъ, требовавшихъ самаго немедленнаго отвѣта изъ за самыхъ разнообразныхъ,
но не терпящихъ ни малѣйшаго отлагательства причинъ, и столько явилось новыхъ
посѣтителей, изъ которыхъ
иные до того странные, что не было возможности не развязаться съ ними какъ можно
скорѣе, ‑ что на это и ушло все мое время (и уходитъ здоровье) и только теперь я схватываю
нѣсколько минутъ чтобъ
Вамъ отвѣтить. Во первыхъ
спасибо за то что Вы такъ ко мнѣ привязаны. А
во вторыхъ – напечаталъ
я о Гиндебургѣ[1]
по Вашему письму: не повредилъ
// л. 4
ли Вамъ
этимъ чѣмъ нибудь въ Вашемъ кругу? Сомнѣніе
это зародилось во мнѣ только теперь. Когда я писалъ
и печаталъ, въ соображеніи моемъ были только Вы,
а теперь думаю и про всю Вашу среду. Увѣдомьте меня, и если я чѣмъ нибудь Васъ огорчилъ
или разсердилъ, то простите.
Ваше письмо очень любопытно,
но, главное, Вы спрашиваете: что Вамъ дѣлать
при семейномъ разногласіи,
особенно по вопросу объ экзаменѣ? Мое-бы
мнѣніе такое: Не будьте съ родителями жестки,
не идите слишкомъ напроломъ;
вѣдь все равно ихъ мнѣній Вы не
передѣлаете, а между тѣмъ они все же Вамъ
родители, отецъ и мать, и не можете же Вы поступить съ ними жестоко и разтерзать ихъ сердца. Если любите несчастныхъ
и хотите служить человѣколюбію, то знайте что самое высшее несчастіе въ томъ
если[2]
люди хорошіе, добрые и великодушные не понимаютъ или
перестаютъ понимать, вслѣдствіе
// л. 4 об.
своей среды и прежней жизни,
извѣстныхъ идей и вступаютъ въ
явное разногласіе даже съ
тѣми которыхъ желаютъ
любить и осчастливить. Всего чаще это встрѣчается между отцами и
дѣтьми. Безъ сомнѣнія и Вы не можете
отдать въ жертву все свое и всѣ самыя дорогія свои
убѣжденія, но всеже Вы должны быть снизходительны и сострадательны къ
нимъ до
послѣдняго предѣла. Въ этомъ настоящій подвигъ человѣколюбія и нечего рваться куда нибудь далеко за подвигомъ
человѣколюбія, тогда какъ онъ
всего чаще у насъ дома, передъ
глазами нашими. Не знаю Вашихъ теперешнихъ
отношеній, но нельзя-ли Вамъ
во 1х<ъ> стать съ ними
мягче, а во вторыхъ обѣщать имъ
что нибудь, но не
сейчасъ, отзываясь тѣмъ что Вы еще молоды и
что хоть годъ а Вамъ надо
еще побыть одной. Про образованіе же, про экзамены[3]
конечно Вы рѣшите чѣмъ нибудь
удобнѣе (и въ свою пользу) если уничтожите
жесткость
// л. 5
отношеній съ
Вашими родными и сойдетесь съ ними. Но обѣщайте
имъ что нибудь
непремѣнно. Черезъ годъ
же много воды утечетъ. – Кстати, на счетъ Вашего разсказа о 12 и
30 тысячахъ руб. приданаго,
скажу лишь что я не совсѣмъ понялъ причину
Вашего гнѣва на жениха. Мнѣ кажется онъ
лишь самымъ нагляднымъ и простымъ образомъ выразилъ тѣмъ что любитъ Васъ больше денегъ, потому что,
хоть и могъ бы взять невѣсту въ 30000, но не хочетъ, а беретъ лишь невѣсту съ
12 тысячнымъ приданымъ[4],
потому что любитъ не деньги, а ее самое. Вотъ какъ я понимаю изъ Вашего письма, или тутъ что нибудь мнѣ неизвѣстное. Вы спрашиваете: «что же
бы онъ сказалъ еслибъ у меня не было и 12000 руб<.>?»
По моему тоже самое, т. е. хочу эту дѣвушку даже и безъ приданаго, потому что люблю
ее самое, а не приданое. Вѣдь не виноватъ же онъ что за Вами есть 12000 приданаго? –
Впрочемъ главное не въ этомъ[5],
а въ томъ: милъ-ли
// л. 5 об.
онъ Вамъ
и по мыслямъ ли Вамъ или
нѣтъ? Если нѣтъ, то конечно не выходите, хотя вспомните[6]
что въ Ваши лѣта нельзя и трудно судить людей безъ ошибокъ.
На счетъ
Виктора Гюго я вѣроятно Вамъ говорилъ, но вижу что Вы еще очень молоды, коли ставите его
въ паралель съ Гете и Шекспиромъ. «Les
Misérables»
я очень люблю самъ. Они вышли въ
то время когда вышло мое Преступленіе и Наказаніе (т. е. они появились 2 года раньше.) Покойникъ Ѳ. И. Тютчевъ[7],
нашъ великій поэтъ, и многіе тогда находили
что Преступленіе и Наказаніе
несравненно выше Misеrables.
Но я спорилъ со всѣми и доказывалъ
всѣмъ что Les
Misеrables
выше моей поэмы и спорилъ искренно, отъ всего сердца, въ чемъ увѣренъ и теперь, вопреки общему мнѣнію
всѣхъ нашихъ знатоковъ.
Но любовь моя къ Misеrables
не мѣшаетъ мнѣ видѣть ихъ крупные
недостатки. Прелестна фигура Вальжана и ужасно много
характернѣйшихъ
// л. 6
и превосходныхъ
мѣстъ. Объ этомъ я
еще прошлаго года напечаталъ
въ моемъ Дневникѣ. Но
зато какъ смѣшны его любовники, какіе они буржуа-французы въ
подлѣйшемъ смыслѣ? Какъ смѣшны безконечная болтовня и мѣстами реторика
въ романѣ,[8]
но особенно смѣшны его республиканцы – вздутыя
и невѣрныя фигуры. Мошенники у него гораздо лучше. Тамъ
гдѣ у него эти падшіе люди истинны – тамъ вездѣ со стороны Виктора Гюго
человѣчность, любовь, великодушіе и Вы очень
хорошо сдѣлали что это замѣтили и полюбили. Особенно что полюбили
фигуру l’abbé
Myriel.
Мнѣ это ужасно понравилось съ Вашей стороны.
Вы пишете мнѣ анекдоты
про Вашихъ мѣстныхъ чудаковъ.
Разсказалъ бы я Вамъ про чудаковъ, которые меня иногда посѣщаютъ и ужъ конечно удивилъ бы Васъ.
Не скучайте, скрѣпитесь
на время, а тамъ и опять въ
Петербургъ, или въ Москву
(гдѣ тоже есть курсы.) Я вѣрю что Вы успѣете, потому что у Васъ есть характеръ.
Въ серединѣ Мая я
уѣду изъ Петербурга
// л. 6 об.
въ деревню, но до того времени Вы
мнѣ можетъ быть и напишете. Тогда сообщу Вамъ и адрессъ мой (лѣтній
то есть.)
А теперь жму Вамъ руку.
Преданный Вамъ
искренно
Ѳ. Достоевскій
// л. 7