<ОР РГБ 93.I.6.5. Письмо Достоевского Ф. М. к Врангелю А. Е.>

<В правом верхнем углу листа карандашом рукой А. Г. Достоевской сделана запись: Напеч. въ Бiогр<.> – Ред.>

Тверь 22 Сентября 59. /

Дорогой другъ мой, Александръ Егоровичь, Хотѣлъ-было не писать къ Вамъ; но не утерпѣлъ. Въ самомъ дѣлѣ, что можно писать послѣ 4^х<ъ> лѣтъ разлуки? Надобно, сначала, вновь свидѣться и какъ я былъ радъ, что Вы, (по словамъ брата) думаете махнуть сюда и повидаться со мной. Хоть на денекъ, безцѣнный Вы мой! Какъ-бы мы переговорили! А для такого господина, который изъѣздилъ всю планету, прiѣхать по желѣзной дорогѣ изъ Петербурга въ Тверь ‑ вздоръ.

Братъ пишетъ, что вы еще разъ собираетесь въ экспедицiю. Это плохо, ‑ плохо для меня. Я думалъ, что мы ужъ не разлучимся, когда сойдемся въ Петербургѣ. И, потому ‑ можете себѣ представить мое нетерпѣнiе васъ видѣть, ‑ хоть два дня, хоть нѣсколько часовъ. Вѣдь у насъ съ вами есть что помянуть; Много есть прекрасныхъ воспоминанiй. Хотя [насъ] съ того времени, когда я васъ проводилъ изъ вашей квартир[у]/ы/, въ 10^м<ъ> часу ночи, (помните?) ‑ у васъ слишкомъ много прибавилось въ жизни, но неужели-же мы теперь не поймемъ другъ друга? Мы тогда крѣпко сошлись. Прiѣзжайте-же. Поговоримъ о старомъ, когда было такъ хорошо, объ Сибири, которая мнѣ теперь мила стала, когда я покинулъ ее, объ Казаковомъ

// л. 25

садѣ (помните?) о бобахъ и другихъ огородныхъ растенiяхъ, объ милѣйшихъ ‑ Змѣиногорскѣ и Барнаулѣ, гдѣ я, послѣ Васъ бывалъ довольно часто... ну да обо всемъ[;]/!/ А вы мнѣ разскажете что-нибудь изъ послѣдующей жизни Вашей; ‑ сойдемся опять и накопимъ еще лучше воспоминанiя. Будетъ чѣмъ помянуть жизнь на старости лѣтъ.

Что Вы теперь замышляете? Чего ожидаете и какiя ваши надежды? Что вашъ отецъ и всѣ ваши домашнiе? ‑ Кто замѣнилъ Х. Бѣда если Х въ Петербургѣ и имѣетъ на васъ влiянiе. Но это вздоръ и я дуракъ, что это заподозрилъ:

Не цвѣсти цвѣтамъ послѣ осени. ‑

Объ васъ [и]/в/се, въ подробности, надѣюсь услышать отъ васъ/-же/ самихъ. Надѣюсь тоже, что вы мнѣ черкнете что-нибудь. ‑ Если спросите обо мнѣ, то что вамъ сказать: взялъ на себя заботы семейныя и тяну ихъ. Но я вѣрю, что еще не кончилась моя жизнь и не хочу умирать. Болѣзнь моя по прежнему, ‑ ни то, ни се. Хотѣлъ-бы посовѣтоваться съ докторами. Но пока не доберусь до Петербурга, ‑ не буду лечиться! Что пачкаться у дураковъ! Теперь я запертъ въ Твери и это хуже Семиполатинска. Хоть Семиполатинскъ, въ послѣднее время, измѣнился

// л. 25 об.

совершенно (не осталось ни одной симпатической личности, ни одного свѣтлаго воспоминанiя), ‑ но Тверь въ тысячу разъ гаже. Сумрачно, холодно, каменные дома, никакого движенiя, никакихъ интересовъ ‑ даже библiотеки нѣтъ порядочной. Настоящая тюрьма! Намѣреваюсь какъ можно скорѣе выбраться отсюда. Но положенiе мое престранное: Я давно уже считаю себя совершенно прощеннымъ. Мнѣ возвращено и потомственное дворянство, особымъ указомъ, еще два года назадъ. А между тѣмъ, я знаю, что безъ особой, формальной просьбы (жить въ Петербургѣ) ‑ мнѣ нельзя въѣхать, ни въ Петербургъ, ни въ Москву. Я пропустилъ время; надо бы просить еще мѣсяцъ назадъ. Теперь-же Князь Долгорукiй въ отc[ту]/утс/твiи. Я пишу Долгорукому письмо. Являлся съ нимъ къ Графу Баранову (нашему губернатору) и просилъ его переслать Князю. Барановъ обѣщалъ, но сказалъ ‑ когда Князь воротится, раньше-же нечего и думать. Князь воротится въ половинѣ Октября; слѣд. до тѣхъ поръ [си] надо сидѣть и ничего не предпринимать. Я, конечно, почти увѣренъ, что мою просьбу уважутъ. Примѣры уже были: многiе изъ нашихъ въ Петербургѣ. Ктому-же Государь безпримѣрно добръ и милостивъ. Да и я, постоянно, былъ хорошо атестованъ. Но вотъ чего я боюсь: Затянется дѣло, а я живи въ Твери. И потому хотѣлъ было писать къ Эдуарду Ивановичу, да и напишу; хочу просить его: написать или переговорить обо мнѣ съ Княземъ Долгоруковымъ; тогда тотъ, уваживъ его ходатайство, не замѣшкаетъ и сократитъ формы. Хотѣлъ было тоже просить Эдуарда Ивановича, написать

// л. 26

и Баранову, ‑ чтобъ и здѣсь не затянули дѣло. Но, опять, беретъ раздумье: въ какихъ отношенiях<ъ> Эдуардъ Ивановичь къ Князю и знаетъ-ли онъ нашего Графа? Может<ъ> быть <ему> тяжело будетъ просить ихъ, а онъ ужъ и такъ для ме<ня> много сдѣлалъ. Письм[а]/о/ къ Эд. Ив‑чу хотѣлъ о<т>править черезъ васъ. (Еслибъ только онъ былъ въ Петербургѣ и вы переговорили съ нимъ лично! Это лучше-бы было; но братъ уже писалъ мнѣ что Эд. Ив. въ Ригѣ.) И потому, другъ мой, посовѣтуйте мнѣ что нибудь. На васъ очень надѣюсь и надѣюсь, что вы меня не покинете, особенно, если Эд. Ив. скоро прiѣдетъ. Не знаю когда писать. Какъ вы думаете? Скажите мнѣ что-нибудь и я вашему совѣту вполнѣ послѣдую. [Еслибы мы вмѣст<?>]

Теперь о другомъ дѣлѣ: У меня много вашихъ книгъ, которыя я привезъ изъ Сибири съ собою. 2 пакета вашей домашней переписки и вашъ коверъ. Все это надо къ вамъ отправить. Я надѣюсь, что вы уже получили нѣкоторыя изъ книгъ, которыя я вамъ отправилъ, еще два года назадъ (съ Семеновымъ, членомъ Географическаго Общества) ‑ именно сочиненiя Симашко. Книги ваши довольно хорошiя. Напишите-же объ нихъ ваши распоряженiя.

Ну, теперь покамѣстъ довольно. Дѣло за вами. Напишите мнѣ что нибудь, голубчик<ъ> мой, безцѣнный мой. Я такъ радъ былъ, когда братъ мнѣ написалъ, что вы зашли къ нему. Я только что поручилъ брату разыскивать васъ въ Петербургѣ всѣми средствами. Мы, съ Марьей Дмитрiевной, всѣ три года васъ такъ часто вспоминали и съ каким<ъ> удовольствiемъ. Она очень желала-бы васъ видѣть. Все хвораетъ. [Мно] Прощайте-же обнимаю васъ.

Вашъ Дос<тоевскій>

<Слева на полях сделана запись: Здѣсь такой скверный, неисправный и гадкiй почтамтъ, что я даже хотѣлъ застраховать это письмо. Но можетъ быть и такъ дойдетъ. Мнѣ по три дня задерживаютъ письма.

Братъ написалъ отъ 16 и вдругъ пересталъ писать, а теперь уже 22. Что съ нимъ? не боленъ-ли? Я съ нетерпѣнiемъ жду его письма и тревожусь. – Ред.>

// л. 26 об.