50
ЧУЖАЯ ЖЕНА.
(Уличная сцена.)
— Сдѣлайте одолженiе, милостивый государь, позвольте васъ спросить...
Прохожiй вздрогнулъ и нѣсколько въ испугѣ взглянулъ на господина въ енотахъ, приступившаго къ нему такъ безъ обиняковъ, въ восьмомъ часу вечера, среди улицы. А ужь извѣстно, что если одинъ петербургскiй господинъ вдругъ заговоритъ на улицѣ о чемъ-нибудь съ другимъ, совершенно-незнакомымъ ему господиномъ, то другой господинъ непремѣнно испугается.
Итакъ, прохожiй вздрогнулъ и нѣсколько испугался.
— Извините, что я васъ потревожилъ, говорилъ господинъ въ енотахъ: — но я... я, право, не знаю... вы, вѣроятно, извините меня; вы видите, я въ нѣкоторомъ разстройствѣ духа...
Тутъ только замѣтилъ молодой человѣкъ въ бекешѣ, что господинъ въ енотахъ былъ точно въ разстройствѣ. Его сморщенное лицо было довольно-блѣдненько, голосъ его дрожалъ, мысли очевидно сбивались, слова не лѣзли съ языка, и видно было, что ему ужаснаго труда стоило согласить покорнѣйшую просьбу, можетъ-быть, къ своему нисшему въ-отношенiи степени или сословiя лицу, съ нуждою непремѣнно обратиться къ кому-нибудь съ просьбой. Да, и наконецъ, просьба эта во всякомъ случаѣ была неприличная, несолидная, странная со стороны человѣка, имѣвшаго такую солидную шубу, такой почтенный, превосходнаго темнозеленаго цвѣта фракъ, и такiя многознаменательныя украшенiя, упещрявшiя этотъ фракъ. Видно было, что все это чрезвычайно смущало самого господина въ енотахъ, такъ-что, наконецъ, разстроенный духомъ, господинъ не выдержалъ, рѣшился подавить свое волненiе и прилично замять непрiятную сцену, которую самъ же вызвалъ.
— Извините меня; я не въ себѣ; но вы, правда, меня не знаете... Извините, что обезпокоилъ васъ; я раздумалъ.
Тутъ онъ приподнялъ изъ учтивости шляпу и побѣжалъ далѣе.
— Но позвольте, сдѣлайте милость.
Маленькiй человѣкъ, однако, скрылся во мракѣ, оставивъ въ остолбенѣломъ состоянiи господина въ бекешѣ.
— Что за чудакъ! подумалъ господинъ въ бекешѣ. Потомъ, какъ слѣдуетъ, подивившись и вышедъ наконецъ изъ остолбенѣлаго состоянiя, онъ вспомнилъ про свое и началъ прохаживаться взадъ-и-впередъ, пристально глядя на ворота одного безконечно-этажнаго дома. Начиналъ падать туманъ, и молодой человѣкъ нѣсколько обрадовался, ибо прогулка его при туманѣ была незамѣтнѣе, хотя, впрочемъ, только какой-нибудь безнадежно весь день простоявшiй извощикъ могъ замѣтить ее.
— Извините!
Прохожiй опять вздрогнулъ; опять тотъ же господинъ въ енотахъ стоялъ передъ нимъ.
— Извините, что я опять... заговорилъ онъ: — но вы, вы, вѣрно, благородный человѣкъ! Не обращайте на меня вниманiя, какъ на лицо взятое въ общественномъ смыслѣ; я, впрочемъ, сбиваюсь; но вникните, по человѣчески... передъ вами, сударь, человѣкъ, нуждающiйся въ покорнѣйшей просьбѣ...
— Если могу... что вамъ угодно?
— Вы, можетъ, подумали, что ужь я у васъ денегъ прошу! сказалъ таинственный господинъ, кривя ротъ, истерически смѣясь и блѣднѣя.
— Помилуйте-съ...
— Нѣтъ, я вижу, что я вамъ въ тягость! Извините, я не могу переносить себя; считайте, что вы видите меня въ разстроенномъ состоянiи духа, почти въ сумасшествiи и не заключите чего-нибудь...
— Но къ дѣлу, къ дѣлу! отвѣчалъ молодой человѣкъ, ободрительно и нетерпѣливо кивнувъ головой.
— А! Теперь вотъ какъ! Вы, такой молодой человѣкъ, мнѣ напоминаете о
51
дѣлѣ, какъ-будто я какой нерадивый мальчишка! Я рѣшительно выжилъ изъ ума!.. Какъ я вамъ кажусь теперь въ моемъ униженiи, скажите откровенно?
Молодой человѣкъ сконфузился и смолчалъ.
— Позвольте васъ спросить откровенно: не видали ль вы одной дамы? Въ этомъ вся просьба моя! рѣшительно проговорилъ, наконецъ, господинъ въ енотовой шубѣ.
— Дамы?
— Да-съ, одной дамы.
— Я видѣлъ... но ихъ, признаюсь, такъ прошло много...
— Такъ точно-съ, отвѣчалъ таинственный человѣкъ съ горькой улыбкой. — Я сбиваюсь, я не то хотѣлъ спросить, извини те меня; я хотѣлъ сказать, не видали ль вы одной госпожи въ лисьемъ салопѣ, въ темномъ бархатномъ капорѣ, съ черной вуалью?
— Нѣтъ, такой не видалъ... нѣтъ, кажется, не замѣтилъ.
— А! въ такомъ случаѣ, извините-съ!
Молодой человѣкъ хотѣлъ что-то спросить, но господинъ въ енотахъ опять исчезъ, опять оставивъ въ остолбенѣломъ состоянiи своего терпѣливаго слушателя. «А чортъ бы его взялъ!» подумалъ молодой человѣкъ въ бекешѣ, очевидно разстроенный.
Онъ съ досадою закрылся бобромъ и опять сталъ прохаживаться, соблюдая предосторожности, мимо воротъ безконечно-этажнаго дома. Онъ злился.
— Что жь она не выходитъ? думалъ онъ: — Скоро восемь часовъ!
На башнѣ пробило восемь часовъ.
— Ахъ! чортъ васъ возьми, наконецъ!
— Извините-съ!..
— Извините и меня, что я васъ такъ... Но вы такъ подкатились мнѣ подъ ноги, что испугали совсѣмъ, проговорилъ прохожiй, морщась и извиняясь.
— Я опять къ вамъ-съ. Конечно, я вамъ долженъ казаться безпокойнымъ и страннымъ-съ.
— Сдѣлайте одолженiе, безъ пустяковъ, объяснитесь скорѣе; я еще не знаю, въ чемъ ваше желанье?..
— Вы торопитесь? Видите ли-съ. Я вамъ все разскажу откровенно, безъ лишнихъ словъ. Что жь дѣлать! Обстоятельства связываютъ иногда людей совершенно разнородныхъ характеровъ... Но я вижу, вы нетерпѣливы, молодой человѣкъ... Такъ вотъ-съ... впрочемъ, я не знаю, какъ и говорить: я ищу одну даму-съ (я ужь рѣшился все говорить). Я именно долженъ знать, куда пошла эта дама? Кто она — я думаю, вамъ ненужно знать ея имени, молодой человѣкъ.
— Ну-съ, ну-съ, дальше.
— Дальше! но вашъ тонъ со мной! Извините, можетъ-быть, я васъ оскорбилъ, назвавъ васъ молодымъ человѣкомъ, но я не имѣлъ ничего... однимъ словомъ, если вамъ угодно оказать мнѣ величайшую услугу, такъ вотъ-съ, одна дама-съ, т. е. я хочу сказать, порядочная женщина, изъ превосходнаго семейства, моихъ знакомыхъ... мнѣ поручено... я, видите ли, самъ не имѣю семейства...
— Ну-съ.
— Вникните въ мое положенiе, молодой человѣкъ (ахъ, опять! извините-съ; я все называю васъ молодымъ человѣкомъ). Каждая минута дорога... Представьте себѣ, эта дама; но не можете ли вы мнѣ сказать, кто живетъ въ этомъ домѣ?
— Да... тутъ много живутъ.
— Да, т. е. вы совершенно справедливы, отвѣчалъ господинъ въ енотахъ, слегка засмѣявшись для спасенiя приличiй: — чувствую, я немного сбиваюсь... но къ чему такой тонъ вашихъ словъ? Вы видите, что я чистосердечно сознаюсь въ томъ, что сбиваюсь, и если вы надменный человѣкъ, то ужь вы достаточно видѣли мое униженiе... Одна дама, благороднаго поведенiя, т. е. легкаго содержанiя, — извините, я такъ сбиваюсь, точно про литературу какую говорю, вотъ выдумали, что Поль-де-Кокъ легкаго содержанiя, а вся бѣда отъ Поль-де-Кока-то-съ... вотъ!..
Молодой человѣкъ съ сожалѣнiемъ посмотрѣлъ на господина въ енотахъ,
52
который, казалось, окончательно сбился, замолчалъ, глядѣлъ на него безсмысленно улыбаясь, и дрожащею рукою, безъ всякой видимой причины хваталъ его за лацканъ бекеши.
— Вы спрашиваете, кто здѣсь живетъ, спросилъ молодой человѣкъ, нѣсколько отступая назадъ.
— Да, многiе живутъ, вы сказали.
— Здѣсь... я знаю, что здѣсь Софья Остафьевна тоже живетъ, проговорилъ молодой человѣкъ шопотомъ и даже съ какимъ-то соболѣзнованiемъ.
— Ну, вотъ видите, видите! вы что-нибудь знаете, молодой человѣкъ?
— Увѣряю васъ, нѣтъ, ничего не знаю... Я судилъ по разстроенному вашему виду.
— Я тотчасъ узналъ отъ кухарки, что она сюда ходитъ; но вы не на то напали, т. е. не къ Софьѣ Остафьевнѣ... она съ ней незнакома...
— Нѣтъ? ну, извините-съ...
— Не знаю; видно, что вамъ это все вовсе неинтересно, молодой человѣкъ, проговорилъ странный господинъ съ горькой иронiей.
— Послушайте, сказалъ молодой человѣкъ заминаясь: — я въ сущности не знаю причины вашего состоянiя, но вамъ вѣрно измѣнили, вы скажите прямо?..
Молодой человѣкъ одобрительно улыбнулся.
— Мы, по-крайней-мѣрѣ, поймемъ другъ друга, прибавилъ онъ, и все тѣло его великодушно обнаружило желанiе сдѣлать легкiй полупоклонъ.
— Вы убили меня! но — откровенно признаюсь вамъ — именно такъ... но съ кѣмъ не случается!.. До глубины тронутъ вашимъ участiемъ. Согласитесь, между молодыми людьми... Я хоть не молодъ, но, знаете, привычка, холостая жизнь, между холостёжью, извѣстно...
— Ну, ужь извѣстно, извѣстно! Но чѣмъ же я могу вамъ помочь?
— А вотъ-съ; согласитесь, что посѣщать… Впрочемъ, я еще не знаю навѣрно, куда пошла эта дама; я знаю только, что она въ этомъ домѣ; но, видя васъ прогуливающимся — а я самъ прогуливался по той сторонѣ — думаю... я, вотъ, видите ли, жду эту даму... я знаю, что она тутъ — мнѣ бы хотѣлось встрѣтить ее и объяснить, какъ неприлично и гнусно... однимъ словомъ, вы меня понимаете...
— Гм! Ну!
— Я и не для себя это дѣлаю; вы не подумайте — это чужая жена! Мужъ тамъ стоитъ, на Вознесенскомъ-Мосту; онъ хочетъ поймать, но онъ не рѣшается — онъ еще не вѣритъ, какъ и всякiй мужъ... (тутъ господинъ въ енотахъ хотѣлъ улыбнуться): я — другъ его; согласитесь сами, я человѣкъ, пользующiйся нѣкоторымъ уваженiемъ — я не могу быть тѣмъ, за кого вы меня принимаете.
— Конечно-съ; ну-съ, ну-съ!..
— Такъ вотъ, я все ее ловлю; мнѣ поручено-съ (несчастный мужъ!); но я знаю, это хитрая молодая дама (вѣчно Поль-де-Кокъ подъ подушкой!); я увѣренъ, что она прошмыгнетъ какъ-нибудь незамѣтно... Мнѣ, признаюсь, кухарка сказала, что она ходитъ сюда; я какъ съумасшедшiй и бросился, только-что извѣстiе получилъ; я хочу поймать; я давно подозрѣвалъ, и потому хотѣлъ просить васъ, вы здѣсь ходите... вы — вы — я не знаю...
— Ну, да, наконецъ, что жь вамъ угодно?
— Да-съ... Не имѣю чести знать васъ; не смѣю любопытствовать, кто и какъ... Во всякомъ случаѣ, позвольте познакомиться; прiятный случай!..
Дрожащiй господинъ жарко потрясъ руку молодаго человѣка.
— Это бы я долженъ былъ сдѣлать въ самомъ началѣ, прибавилъ онъ: — но я забылъ все приличiе!
Говоря, господинъ въ енотахъ не могъ постоять на мѣстѣ, съ безпокойствомъ оглядывался по сторонамъ, семенилъ ногами, и поминутно, какъ погибающiй, хватался рукою за молодаго человѣка.
— Видите ли-съ, я хотѣлъ обратиться къ вамъ подружески... извините за вольность... хотѣлъ испросить у васъ,
53
чтобъ вы ходили по той сторонѣ и со стороны переулка, гдѣ черный выходъ, этакъ, покоемъ, описывая букву П, то-есть. Я тоже съ своей стороны буду ходить съ главнаго подъѣзда, такъ-что мы не пропустимъ; а я все боялся одинъ пропустить; я не хочу пропустить. Вы, какъ увидите ее, то остановите и закричите мнѣ... Но я съумасшедшiй! Только теперь вижу всю глупость и неприличiе моего предложенiя!
— Нѣтъ, что жь! помилуйте!..
— Не извиняйте меня; я въ разстройствѣ духа, я теряюсь, какъ никогда не терялся! Точно меня подъ судъ отдали! Я даже признаюсь вамъ — я буду благороденъ и откровененъ съ вами, молодой человѣкъ: я даже васъ принималъ за любовника!
— То-есть, по-просту, вы хотите знать, что я здѣсь дѣлаю?
— Благородный человѣкъ, милостивый государь, я далекъ отъ мысли, что вы онъ; я не замараю васъ этою мыслiю, но... но даете ли вы мнѣ честное слово, что вы не любовникъ?..
— Ну, хорошо, извольте, честное слово, что любовникъ, но не вашей жены; иначе бы я не былъ на улицѣ, а былъ бы теперь вмѣстѣ съ нею!
— Жены? кто вамъ сказалъ жены, молодой человѣкъ? Я холостой, я, то-есть, самъ любовникъ...
— Вы говорили, есть мужъ... на Вознесенскомъ-Мосту...
— Конечно, конечно, я заговариваюсь; но есть другiя узы! И согласитесь, молодой человѣкъ, нѣкоторая легкость характеровъ, то-есть...
— Ну, ну! Хорошо, хорошо!..
— То-есть, я вовсе не мужъ...
— Очень вѣрю-съ. Но откровенно говорю вамъ, что, разувѣряя васъ теперь, хочу самъ себя успокоить, и отъ-того собственно съ вами и откровененъ; вы меня разстроили и мѣшаете мнѣ. Обѣщаю вамъ, что кликну васъ. Но прошу васъ покорнѣйше дать мнѣ мѣсто и удалиться. Я самъ тоже жду.
— Извольте, извольте-съ, я удаляюсь, я уважаю страстное нетерпѣнiе вашего сердца. Я понимаю это, молодой человѣкъ. О, какъ я васъ теперь понимаю!
— Хорошо, хорошо...
— До свиданiя!.. Извините меня, молодой человѣкъ, я опять къ вамъ... Я не знаю, какъ сказать... Дайте мнѣ еще разъ честное и благородное слово, что вы не любовникъ!
— Ахъ, Господи, Богъ мой!
— Еще вопросъ, послѣднiй: вы знаете фамилiю мужа?
— Разумѣется, знаю; не ваша фамилiя и кончено дѣло!
— А почему жь вы знаете мою фамилiю?
— Да послушайте, ступайте; вы теряете время: она уйдетъ тысячу разъ... Ну что же вы? Ну, ваша въ лисьемъ салопѣ и въ капорѣ, а моя въ клѣтчатомъ плащѣ и въ голубой бархатной шляпкѣ... Ну, что жь вамъ еще? чего жь больше?
— Въ голубой бархатной шляпкѣ! У ней есть и клѣтчатый плащъ и голубая шляпка, закричалъ неотвязчивый человѣкъ, мигомъ возвратившись съ дороги.
— Ахъ, чортъ возьми! Ну, да вѣдь это можетъ случиться... Да, впрочемъ, что жь я! Моя же туда не ходитъ!
— А гдѣ она — ваша?
— Вамъ это хочется знать; что жь вамъ?
— Признаюсь, я все про то...
— Фу, Богъ мой! Да вы безъ стыда безъ всякаго! Ну, у моей здѣсь знакомые, въ третьемъ этажѣ, на улицѣ. Ну, что жь вамъ, по именамъ людей называть, что ли?
— Богъ мой! И у меня есть знакомые въ третьемъ этажѣ, и окна на улицу. Генералъ...
— Генералъ?!
— Генералъ. Я вамъ, пожалуй, скажу, какой генералъ; ну, генералъ Половицынъ.
— Вотъ тебѣ на! Нѣтъ, это не тѣ! (Ахъ, чортъ возьми! чортъ возьми!)
— Не тѣ?
— Не тѣ.
Оба молчали и въ недоумѣнiи смотрѣли другъ на друга.
54
— Ну, что жь вы такъ смотрите на меня? вскрикнулъ молодой человѣкъ, съ досадою отряхая съ себя столбнякъ и раздумье. — Господинъ заметался.
— Я, я, признаюсь...
— Нѣтъ, ужь позвольте, позвольте, теперь будемте говорить умнѣе. Общее дѣло. Объясните мнѣ... Кто у васъ тамъ?..
— То-есть знакомые?
— Да, знакомые...
— Вотъ видите, видите! Я по глазамъ вашимъ вижу, что я угадалъ!
— Чортъ возьми! да нѣтъ же, нѣтъ, чортъ возьми! слѣпы, вы что ли? вѣдь я передъ вами стою, вѣдь я не съ ней нахожусь; ну! ну же! Да, впрочемъ, мнѣ все равно; хоть говорите, хоть нѣтъ!
Молодой человѣкъ въ бѣшенствѣ повернулся два раза на каблукѣ и махнулъ рукой.
— Да я ничего, помилуйте; какъ благородный человѣкъ, я вамъ все разскажу: сначала жена сюда ходила одна; она имъ родня; я и не подозрѣвалъ; вчера встрѣчаю его превосходительство: говоритъ, что ужь три недѣли, какъ переѣхалъ отсюда на другую квартиру, а же... т. е. не жена, а чужая жена (на Вознесенскомъ-Мосту) эта дама говорила, что еще третьяго-дня была у нихъ, т. е. на этой квартирѣ... А кухарка-то мнѣ разсказала, что квартиру его превосходительства снялъ одинъ молодой человѣкъ Бобыницынъ...
— Ахъ, чортъ возьми, чортъ возьми!..
— Милостивый государь, я въ страхѣ, я въ ужасѣ!
— Э, чортъ возьми! да мнѣ-то какое дѣло до того, что вы въ страхѣ и въ ужасѣ? Ахъ! вонъ-вонъ мелькнуло, вонъ...
— Гдѣ? гдѣ? вы только крикните: Иванъ Андреичъ, а я побѣгу...
— Хорошо, хорошо. Ахъ, чортъ возьми, чортъ возьми! Иванъ Андреичъ!!
— Здѣсь, закричалъ воротившiйся Иванъ Андреичъ, совсѣмъ задыхаясь. Ну, что? что? гдѣ?
— Нѣтъ, я только... я хотѣлъ знать, какъ зовутъ эту даму?
— Глаф...
— Глафира?
— Нѣтъ, не Глафира... извините, я вамъ не могу сказать ея имя.
— Да, конечно, не Глафира, я самъ знаю, что не Глафира, и та не Глафира; а, впрочемъ, съ кѣмъ же она?
— Гдѣ?
— Тамъ! Ахъ, чортъ возьми, чортъ возьми! (Молодой человѣкъ не могъ устоять на мѣстѣ отъ бѣшенства.)
— А видите! почему же вы знали, что ее зовутъ Глафирой?
— Ну, чортъ возьми, наконецъ! еще съ вами возня! Да вѣдь вашу не Глафирой зовутъ!..
— Милостивый государь, какой тонъ!
— А, чортъ, не до тону! Что она, жена, что-ли, ваша?
— Нѣтъ, т. е. я не женатъ... Но не сталъ бы я сулить почтенному человѣку въ несчастiи, человѣку — не скажу достойному всякаго уваженiя, но по-крайней-мѣрѣ воспитанному человѣку, чорта на каждомъ шагу. Вы все говорите: чортъ возьми! чортъ возьми!
— Ну да, чортъ возьми! вотъ же вамъ, понимаете?
— Вы ослѣплены гнѣвомъ, и я молчу. Боже мой, кто это?
— Гдѣ?
Раздался шумъ и хохотъ; двѣ смазливыя дѣвушки вышли съ крыльца; оба бросились къ нимъ.
— Ахъ какiе! что вы?
— Куда вы суетесь?
— Не тѣ!
— Что, не на тѣхъ напали! Извощикъ!
— Куда васъ, мамзель?
— Къ Покрову; садись, Аннушка, я довезу.
— Ну, а я съ той стороны; пошелъ! Смотри же, шибче вези...
Извощикъ уѣхалъ.
— Это откуда?
— Боже мой, Боже! Но не пойдти ли туда?
— Куда?
55
— Да къ Бобыницыну.
— Нѣтъ-съ, нельзя...
— Отъ-чего?
— Я бы, конечно, пошелъ; но тогда она скажетъ другое; она... обернется: я ее знаю! Она скажетъ, что нарочно пришла, чтобъ меня поймать съ кѣмъ-нибудь, да бѣду на меня же и свалитъ!
— И знать, что, можетъ-быть, тамъ она! Да вы — я не знаю, почему же — ну, да вы подите къ генералу-то...
— Да вѣдь онъ переѣхалъ!
— Все равно, понимаете? она же вѣдь пошла; ну, и вы тоже — поняли? Не знаете, что генералъ переѣхалъ, приходите какъ-будто къ нему, ну и такъ далѣе.
— А потомъ?
— Ну, а потомъ накрываете кого слѣдуетъ у Бобыницына; фу ты чортъ, какой безтолк...
— Ну, а вамъ-то что до того, что я накрываю? Видите, видите!..
— Что, что, батинька? что? опять за то же, что прежде? Ахъ, ты, Господи, Господи! Срамитесь вы, смѣшной человѣкъ, безтолковый вы человѣкъ!
— Ну, да зачѣмъ же вы такъ интересуетесь? вы хотите узнать...
— Что узнать? что? Ну, да чортъ возьми, не до васъ теперь! Я и одинъ пойду; ступайте, подите прочь; стерегите, бѣгайте тамъ, ну!
— Милостивый государь, вы почти забываетесь! закричалъ господинъ въ енотахъ въ отчаянiи.
— Ну, что жь? ну, что жь, что я забываюсь? проговорилъ молодой человѣкъ, стиснувъ зубы и въ бѣшенствѣ приступая къ господину въ енотахъ: — ну, что жь? передъ кѣмъ забываюсь?! загремѣлъ онъ, сжимая кулаки.
— Но, милостивый государь, позвольте...
— Ну, кто вы, передъ кѣмъ забываюсь; какъ ваша фамилiя?
— Я не знаю, какъ это, молодой человѣкъ; зачѣмъ же фамилiю?.. Я не могу объявить... Я лучше съ вами пойду. Пойдемте, я не отстану, я на все готовъ... Но повѣрьте, я заслуживаю болѣе-вѣжливыхъ выраженiй! Не нужно нигдѣ терять присутствiя духа, и если вы чѣмъ разстроены — я догадываюсь чѣмъ — то по-крайней-мѣрѣ забываться ненужно... Вы еще очень, очень-молодой человѣкъ!..
— Да что мнѣ, что вы старый? Эка невидаль! ступайте прочь; чего вы тутъ бѣгаете?..
— Почему жь я старый? какой же я старый? Конечно, по званiю, но я не бѣгаю...
— Это и видно. Да убирайтесь же прочь...
— Нѣтъ, ужь я съ вами; вы мнѣ не можете запретить; я тоже замѣшанъ; я съ вами...
— Ну, такъ тише же, тише, молчать!..
Оба они взошли на крыльцо и поднялись на лѣстницу въ третiй этажъ; было темнёхонько.
— Стойте! Есть у васъ спички?
— Спички? какiя спички?
— Вы курите сигары?
— А, да! есть, есть; здѣсь онѣ, здѣсь; вотъ, постойте... Господинъ въ енотахъ засуетился.
— Фу, какой безтолков... чортъ! кажется, эта дверь...
— Эта — эта — эта — эта — эта...
— Эта — эта — эта... что вы орете? тише!..
— Милостивый государь, я скрѣпя сердце... вы дерзкiй человѣкъ, вотъ что!..
Вспыхнулъ огонь.
— Ну, такъ и есть, вотъ мѣдная дощечка! вотъ Бобыницынъ; видите, Бобыницынъ?..
— Вижу, вижу!
— Ти...ше! Что, потухла?
— Потухла.
— Нужно постучаться!
— Да, нужно! отозвался господинъ въ енотахъ.
— Стучитесь!
— Нѣтъ, зачѣмъ же я? вы начните, вы постучите...
— Трусъ!
— Сами вы трусъ!
— Уб-бир-райтесь же!
56
— Я почти раскаяваюсь, что повѣрилъ вамъ тайну; вы...
— Я? Ну, что жь я?
— Вы воспользовались разстройствомъ моимъ! вы видѣли, что я въ разстроенномъ духѣ...
— А наплевать! мнѣ смѣшно — вотъ и кончено!
— Зачѣмъ же вы здѣсь?
— А вы-то зачѣмъ?..
— Прекрасная нравственность! замѣтилъ съ негодованiемъ господинъ въ енотахъ...
— Ну, что вы про нравственность? вы-то чего?
— А вотъ и безнравственно!
— Что?!!
— Да по-вашему, каждый обиженный мужъ есть колпакъ!
— Да вы развѣ мужъ? Что жь вамъ-то? Чего вы пристали?
— А вотъ мнѣ кажется, что вы-то и есть любовникъ!..
— Послушайте, если вы будете такъ продолжать, то я долженъ буду признаться, что вы-то и есть колпакъ! т. е. знаете кто?
— Т. е. вы хотите сказать, что я мужъ! сказалъ господинъ въ енотахъ, какъ-будто кипяткомъ обваренный, отступая назадъ.
— Тсс! молчать! слышите...
— Это она.
— Нѣтъ!
— Фу! какъ темно!
Все затихло; въ квартирѣ Бобыницына послышался шумъ.
— За что намъ ссориться, милостивый государь? прошепталъ господинъ въ енотахъ.
— Да вы же, чортъ возьми, сами обидѣлись!
— Но вы меня вывели изъ послѣднихъ границъ.
— Молчите!
— Согласитесь, что вы еще очень-молодой человѣкъ...
— Мо-л-чите же!
— Конечно, я согласенъ съ вашей идеей, что мужъ въ такомъ положенiи — колпакъ.
— Да замолчите ли вы?.. о!..
— Но къ-чему же такое озлобленное преслѣдованiе несчастнаго мужа?..
— Это она!
Но шумъ въ это время умолкъ.
— Она?
— Она! она! она! Да вы-то, вы-то изъ чего хлопочете? вѣдь не ваша бѣда!
— Милостивый государь, милостивый государь! бормоталъ господинъ въ енотахъ, блѣднѣя и всхлипывая: — я, конечно, въ разстройствѣ... вы достаточно видѣли мое униженiе; но теперь ночь, конечно, но завтра... впрочемъ, мы, вѣрно, не встрѣтимся завтра, хотя я и не боюсь встрѣтиться съ вами, — и, это, впрочемъ, не я, это мой прiятель, который на Вознесенскомъ-Мосту, право, онъ! Это его жена, это чужая жена! Несчастный человѣкъ! увѣряю васъ. Я съ нимъ знакомъ хорошо; позвольте, я вамъ все разскажу. Я съ нимъ другъ, какъ вы можете видѣть, ибо не сталъ бы я такъ теперь — сами видите, я же нѣсколько разъ ему говорилъ: зачѣмъ ты женишься, милый другъ? званiе есть у тебя, достатокъ есть у тебя; почтенный ты человѣкъ, что жь мѣнять это все на прихоть кокетства! Согласитесь! Нѣтъ, женюсь, говоритъ: семейное счастiе... Вотъ и семейное счастiе! Сначала самъ мужей обманывалъ, а теперь и пьетъ чашу... вы извините меня, но это объясненiе было вынуждено необходимостiю — онъ пьетъ чашу теперь!.. Онъ несчастный человѣкъ, и пьетъ чашу — вотъ!.. Тутъ господинъ въ енотахъ такъ всхлипнулъ, какъ-будто зарыдалъ не на шутку.
— А чортъ бы взялъ ихъ всѣхъ! Мало ли дураковъ! Да вы кто такой?
Молодой человѣкъ скрежеталъ зубами отъ бѣшенства.
— Ну, ужь послѣ этого, согласитесь сами... я былъ съ вами благороденъ и откровененъ... этакой тонъ!
— Нѣтъ, позвольте, вы меня извините... какъ ваша фамилiя?
— Нѣтъ, зачѣмъ же фамилiя?
— А!!
— Мнѣ нельзя сказать фамилiю...
57
— Шабрина знаете? быстро сказалъ молодой человѣкъ.
— Шабринъ!!!
— Да, Шабринъ! а!!! (Тутъ господинъ въ бекешѣ нѣсколько поддразнилъ господина въ енотахъ): — поняли дѣло?
— Нѣтъ-съ, какой же Шабринъ! отвѣчалъ оторопѣвшiй господинъ въ енотахъ: — совсѣмъ не Шабринъ; почтенный человѣкъ! Извиняю вашу невѣжливость мученiями ревности.
— Мошенникъ онъ, продажная душа! взяточникъ, плутъ! казну обворовалъ! Его скоро подъ судъ отдадутъ!
— Извините, говорилъ господинъ въ енотахъ блѣднѣя: — вы его не знаете; совершенно, какъ я вижу, онъ вамъ не извѣстенъ.
— Да, въ лицо-то не знаю, а изъ другихъ очень-близкихъ ему источниковъ знаю.
— Милостивый государь, изъ какихъ источниковъ? Я въ разстройствѣ, вы видите...
— Дуракъ! ревнивецъ! за женой не усмотритъ! Вотъ онъ какой, коль прiятно вамъ знать!
— Извините, вы въ ожесточенномъ заблужденiи, молодой человѣкъ…
— Ахъ!
— Ахъ!
Въ квартирѣ Бобыницына послышался шумъ. Стали отворять дверь. Послышались голоса.
— Ахъ, это не она, не она! Я узнаю ея голосъ; я теперь узналъ все, это не она! сказалъ господинъ въ енотахъ, поблѣднѣвъ какъ платокъ.
— Молчать!
Молодой человѣкъ прислонился къ стѣнѣ.
— Милостивый государь, я бѣгу: это не она, я очень-радъ.
— Ну, ну! ступайте, ступайте!
— А чего жь вы стоите?
— А вы-то чего?
Дверь отворилась, и господинъ въ енотахъ, не выдержавъ, стремглавъ покатился съ лѣстницы.
Мимо молодаго человѣка прошли мужчина и женщина, и сердце его замерло... Послышался знакомый женскiй голосъ, и потомъ сиплый мужской, но совсѣмъ-незнакомый.
— Ничего, я прикажу сани подать, говорилъ сиплый голосъ.
— Ахъ! ну, ну, согласна; ну, прикажите...
— Они тамъ, сейчасъ.
Дама осталась одна.
— Глафира! гдѣ твои клятвы? вскричалъ молодой человѣкъ въ бекешѣ, хватая за руку даму.
— Ай, кто это? Это вы, Твороговъ? Боже мой! что вы дѣлаете?
— Съ кѣмъ вы здѣсь были?
— Но это мой мужъ, уйдите, уйдите, онъ сейчасъ выйдетъ оттуда... отъ Половицыныхъ; уйдите, ради Бога, уйдите.
— Половицыны три недѣли какъ переѣхали! Я все знаю!
— Ай! Дама бросилась на крыльцо. Молодой человѣкъ догналъ ее.
— Кто вамъ сказалъ? спросила дама.
— Мужъ вашъ, сударыня, Иванъ Андреичъ; онъ здѣсь, онъ передъ вами, сударыня...
Иванъ Андреичъ дѣйствительно стоялъ у крыльца.
— Ай, это вы? закричалъ господинъ въ енотовой шубѣ.
— А! c'est vous?* закричала Глафира Петровна, съ неподдѣльною радостью бросаясь къ нему: — Боже! что со мной было? Я была у Половицыныхъ; можешь себѣ представить... ты знаешь, что они теперь у Измайловскаго-Моста; я говорила тебѣ, помнишь? Я взяла сани оттудова. Лошади взбѣсились, понесли, разбили сани, и я упала отсюда во стѣ шагахъ; кучера взяли; я была внѣ себя. Къ-счастiю, Мr.* Твороговъ...
— Какъ?
Мr. Твороговъ походилъ болѣе на окаменѣлость, чѣмъ на Мr. Творогова.
— Мr. Твороговъ увидалъ меня здѣсь и взялся проводить; но теперь ты здѣсь, и я могу вамъ только изъявить мою жаркую благодарность, Иванъ Ильичъ...
Дама подала руку остолбенѣлому
58
Ивану Ильичу и почти ущипнула, а не сжала ее.
— Мr. Твороговъ! мой знакомый; на балѣ у Скорлуповыхъ имѣли удовольствiе видѣться: я, кажется, говорила тебѣ? Не-уже-ли ты не помнишь, коко?
— Ахъ, конечно, конечно! ахъ, помню! заговорилъ господинъ въ енотовой шубѣ. — Очень-прiятно, очень-прiятно.
И онъ жарко пожалъ руку г. Творогову.
— Это съ кѣмъ? Что же это значитъ? Я жду... раздался сиплый голосъ.
Передъ группой стоялъ господинъ безконечнаго роста; онъ вынулъ лорнетъ и внимательно посмотрѣлъ на господина въ енотовой шубѣ.
— Ахъ, Мr. Бобыницынъ! защебетала дама: — откудова? вотъ встрѣча! Представьте, меня тотчасъ разбили лошади... но вотъ мой мужъ! Jean*! Мr. Бобыницынъ, на балѣ у Карповыхъ...
— Ахъ, очень, очень, очень-прiятно!.. Но я сейчасъ возьму карету, мой другъ.
— Возьми, Jean, возьми: я вся въ испугѣ; я дрожу; со мной даже дурно... Сегодня въ маскарадѣ, шепнула она Творогову... — Прощайте, прощайте, г. Бобыницынъ! мы вѣрно встрѣтимся завтра на балѣ у Карповыхъ...
— Нѣтъ, извините, я завтра не буду; я ужь завтра того, коль теперь не такъ... Г. Бобыницынъ проворчалъ что-то еще сквозь зубы, шаркнулъ своимъ сапожищемъ, сѣлъ въ свои сани и уѣхалъ.
Подъѣхала карета; дама сѣла въ нее. Господинъ въ енотовой шубѣ остановился; казалось, онъ не въ силахъ былъ сдѣлать движенiя и безсмысленно смотрѣлъ на господина въ бекешѣ. Господинъ въ бекешѣ улыбался довольно-неостроумно.
— Я не знаю...
— Извините, очень-радъ быть знакомымъ, отвѣчалъ молодой человѣкъ, кланяясь съ любопытствомъ и немного сробѣвъ.
— Очень, очень-радъ...
— У васъ, кажется, свалилась калоша...
— У меня? Ахъ, да! благодарю, благодарю; хочу все завести резинныя...
— Въ резинныхъ нога какъ-будто потѣетъ-съ, сказалъ молодой человѣкъ, по-видимому, съ безграничнымъ участiемъ.
— Jean! да скоро ли ты?
— Именно потѣетъ. Сейчасъ, сейчасъ, душенька, вотъ разговоръ интересный! Именно, какъ вы изволили замѣтить, потѣетъ нога... Впрочемъ, извините, я...
— Помилуйте-съ.
— Очень, очень, очень-радъ познакомиться...
Господинъ въ енотахъ сѣлъ въ карету; карета тронулась; молодой человѣкъ все-еще стоялъ на мѣстѣ, въ изумленiи провожая ее глазами.
Ѳ. Достоевскiй