Брошюра г. Шиля

Мы заговорились объ литературныхъ пируэтахъ и скачкахъ назадъ и впередъ; но право не знаемъ, какъ это случилось. Развѣ не подъ влiянiемъ ли новаго мѣста... Разрѣзывая книгу, вы можетъ быть замѣтили, читатель, что мы на новосельи... Да вы кажется насъ не узнаете? Вѣдь это мы, внутреннiя новости! Намъ отвели новое помѣщенiе, съ новою надписью, и мы очень рады: здѣсь на краюшкѣ какъ–то уютнѣе; здѣсь мы никого не стѣсняемъ, ди и сами–то, правду сказать, какъ то меньше стѣсняемся. Впрочемъ смѣемъ увѣрить, что новое мѣсто насъ неизмѣнитъ; мы все тѣже, съ тѣми же, съ тѣми правилами и тенденiями... Такъ мы загоаорились о пируэтахъ, засмотрѣлись, какъ остроумные люди дѣлаютъ скачки назадъ; между тѣмъ какъ у насъ на умѣ есть другого рода скачки... т.е. есть другой важнѣйшiй предметъ, о которомъ мы чувствуемъ настоятельное побужденiе говорить и о которомъ нельзя говорить безучастно.

Стараясь представлять, по возможности, полную картину всего, что совершается и движется въ нашемъ обществѣ, мы до сихъ поръ постоянно сторонились и только по временамъ слегка касались одной важной и трудной стороны нашего настоящаго положенiя, именно — стороны экономической. Мы даже упоминали и о причинѣ, по которой сторонимся этого предмета; онъ казался намъ слишкомъ тяжолъ и сложенъ для того, кто не хочетъ выдавать себя за спецiалиста въ дѣлѣ. Въ настоящую минуту еще разъ коснуться, ближе и подробнѣе, этого предмета побуждаетъ насъ одно разумное явленiе, которое, какъ намъ кажется, многое въ этомъ дѣлѣ уясняетъ. Чтобы почувствовать разумность явленiя, для этого можно было и не быть спецiалистомъ, а нужно было только имѣть не много здравого смысла. Простота и доступность — непремѣнныя принадлежности всего разумнаго и истиннаго; а мы давно не встрѣчали такой простоты и доступности по этой части, какъ въ томъ, о чемъ хотимъ говорить. Говорить хотимъ мы о брошюрѣ I.Н.Шиля. Статья имѣетъ слѣдующее заглавiе: Предположенiя объ учрежденiи русскаго государственнаго, или земскаго, заемнаго банка, какъ средства для надѣленiя Россiи надлежащимъ имущественнымъ (ипотечнымъ) кредитомъ, для уплаты и консолидацiи многихъ частныхъ долговъ и проч., а также для устраненiя нѣкоторыхъ изъ нашихъ государственно–финансовыхъ затрудненiй.

Мы сказали, что статья г.Шиля проста и доступна. Мысль ея состоитъ въ томъ, что въ образованiи государственныхъ учрежденiй, также какъ въ развитiи вообще государственной жизни, неизбѣжна строгая историческая послѣдовательность; что характеръ каждаго учрежденiя въ данный перiодъ необходимо долженъ согласоваться со степенью развитiя общественной жизни всѣми ея условiями; что никакiе скачки здѣсь невозможны безъ того, чтобы они не сдѣлались насилiемъ, и что поэтому нельзя по произволу брать въ образецъ любое иностранное учрежденiе и переносить его цѣликомъ въ другую страну, не соображаясь съ существующими условiями ея быта, хотя бы это учрежденiе въ той странѣ, откуда оно берется, было наисовершеннѣйшимъ: оно, при всемъ своемъ совершенствѣ, будучи перенесено на другую почву, ему не соотвѣтствующую, неотвѣчая потребностямъ и условiямъ страны, его принявшей, не только не принесетъ желанныхъ плодовъ и окажется безполезнымъ, но даже и не обойдется этой странѣ даромъ и безнаказанно.

Отправляясь отъ этого твердо поставленнаго положенiя и прилагая его къ вопросу о средствахъ надѣленiя Россiи имущественнымъ кредитомъ, г.Шиль прежде всего воздаетъ должное нашему министерству финансовъ, которое, по прекращенiи ссудъ изъ государственныхъ кредитныхъ учрежденiй, позаботилось объ образованiи коммисiи для устройства земскихъ банковъ; но потомъ замѣчаетъ, что, судя по мнѣнiямъ, которыя высказаны въ "Трудахъ" коммисiи, наши экономисты, приглашенные для рѣшенiя вопроса о недѣленiи Россiи имущественнымъ кредитомъ, увлекшись непреложными политико–экономическими законами и теорiей земскихъ банковъ (также вгрной въ основанiи), недостаточно вникли въ экономическiя силы и обочлись въ ея настоящихъ средствахъ и потребностяхъ; — иначе коммисiя менѣе придавала бы значенiя частнымъ земскимъ банкамъ.

Въ необходимости приноравливать всякое нововведенiе къ "настоящимъ средствамъ и потребностямъ" страны г.Шиль убѣждаетъ однимъ весьма близкимъ къ дѣлу примѣромъ, однимъ совершившимся у всѣхъ на глазахъ фактомъ.

"Наши первые, по времени, ученые агрономы (говоритъ онъ) изучали, по исторической необходимости, науку о сельскомъ хозяйствѣ, агрономiю, въ Германiи и вообще заграницей.. Само собою разумѣется, что они нашли въ этихъ странахъ сельское хозяйство болѣе развитымъ и приносящимъ несравненно болѣе доходовъ частнымъ лицамъ и государству, нежели наше сельское хозяйство — въ особенности въ то время. Увлекшись такимъ совершенствомъ геманскихъ, англiйскихъ и другихъ сельскихъ хозяйствъ, они рѣшили, что и у насъ въ Россiи слѣдуетъ завести хозяйство по образцамъ иностраннымъ, т.е. рѣшили, что и у насъ должно быть хозяйство не русское, а иностранное. Они и не подумали о томъ, что совершенство, которое приводило ихъ въ восторгъ, зависѣло и обусловливалось не только климатомъ и качествомъ почвы, территорiальнымъ положенiемъ, но и техническимъ образованiемъ, количествомъ капиталовъ и рукъ, и вообще всѣми экономическими силами народовъ, у которыхъ сельское хозяйство не походило на наше и было лучше нашего. Не обративъ на все это вниманiя, — и именно потомучто не обратили на все это вниманiя, — они, въ похвальномъ рвенiи своемъ улучшить наше хозяйство, не только требовали преобразованiя его по образцамъ иностраннымъ, но и преслѣдовали нашихъ тогдашнихъ сельскихъ хозяевъ своими насмѣшками, называя ихъ рутинерами, чуть ли не идiотами и т.п. Извѣстно, чѣмъ разрѣшились ихъ проповѣди; на однихъ, людей тяжолыхъ на подъемъ, эти проповѣди не дѣйствовали ни хорошо, ни дурно; на другихъ людей, опытныхъ въ сельскомъ хозяйствѣ и болѣе или менѣе сознавшихъ его условiя и законы, онѣ также не могли дѣйствовать преобразовательно; но на третьихъ, людей впечатлительныхъ, большею частью молодыхъ помѣщиковъ, богатыхъ болѣе состоянiемъ, нежели свѣдѣнiями и т.п., эти агрономическiя проповѣди имѣли до того огромное влiянiе, что чуть ли не все они, эти молодые или только черезъ чуръ ужь впечатлительные помѣщики, заведя у себя, въ русскихъ помѣстьяхъ, иностранныя хозяйства, разорились въ пухъ и прахъ. Такимъ образомъ идiоты, или около того, оказались, при всемъ идiотизмѣ своемъ, умнѣе не только образованныхъ людей, послушныхъ гласу науки, но и умнѣе самыхъ жрецовъ науки. Такимъ образомъ, вмѣсто того, чтобы возбудить сочувствiе къ изслѣдованiю условiй отечественнаго сельскаго хозяйства и однимъ уже этимъ дать сильный толчекъ къ улучшенiю его, наши первые ученые агрономы только разстроили состоянiе многихъ помѣщиковъ и въ значительномъ большинствѣ нашихъ сельскихъ хозяевъ упрочили довѣрiе къ рутинѣ и отвращенiе — къ возможнымъ, даже необходимымъ улучшенiямъ. И долгое время послѣ того агрономiя была, для большинства нашихъ помѣщиковъ, синонимомъ какой–то несбыточной и положительно вредной теорiи.

“Теперь, какъ извѣстно, не то... теперь помѣщики уже не называютъ всѣхъ агрономовъ учеными дураками, а напротивъ уважаютъ и почитаютъ ученость ихъ. Это потому, что первое поколѣнiе агрономовъ исчезло съ лица русской земли, а слѣдовавшiя за ними поколѣнiя ихъ поняли, и понимаютъ, что сельское хозяйство края должно соотвѣтствовать не тому или другому теоретическому воззрѣнiю, а экономическимъ и другимъ условiямъ этого края. Теперь наши ученые агрономы изучаютъ отечественную почву, русскiй климатъ, русскiй бытъ и проч. и проч. Теперь–то они и дѣйствуютъ, какъ слѣдуетъ дѣйствовать, во имя истинной науки, истинной теорiи, тогда какъ ученые предшественники ихъ, пренебрегая мѣстными условiями, только компрометировали науку и, не смотря на похвальное стремленiе свое преобразовать къ лучшему наше сельское хозяйство, не смотря на свой просвѣщенный либерализмъ (оказавшiйся на дѣлѣ только мнимымъ либерлизмомъ), казались и должны были казаться большинству нашихъ сельскихъ хозяевъ какими–то Аттилами, да и дѣйствительно были ими... Это — непризнанные преобразователи, которые, какъ–бы человѣколюбивы и похвальны не были цѣли ихъ, тѣмъ не менѣе дѣйствуютъ на общество положительно врдно, безчеловѣчно революцiонно, а потому, хотя бы и во имя прогресса, но антипрогрессивно.”

Нѣчто подобное требованiямъ нашихъ первыхъ ученыхъ агрономовъ видитъ г.Шиль и въ требованiяхъ немедленнаго учрежденiя у насъ въ настоящее время частныхъ земскихъ банковъ. “Правда (говоритъ онъ), что для развитiя всякаго рода кредита и въ Россiи нельзя желать ничего лучшего, какъ возможности учрежденiя и развитiя у насъ всякаго рода частныхъ банковъ, съ наибольшей экономической свободой; а потому, зная и видя, что коммиссiя для устройства земскихъ банковъ всѣми средствами своими стремится къ очищенiю, такъ сказать, у насъ путей къ образованiю такихъ банковъ, нельзя не признавать заслугъ ея въ этомъ отношенiи. этихъ заслугъ никогда и не забудетъ Россiя.”

Но изъ ничего ничто людьми не создается. Что же, какiе матерiалы и условiя нужны для созданiя частныхъ земскихъ банковъ? Вотъ какiя условiя указываетъ г.Шиль: достаточное количество свободныхъ капиталовъ для ихъ образованiя, прочная монетная и кредитная единица, надлежащiя ипотечныя права, наконецъ, — установившееся въ обществѣ довѣрiе къ частнымъ лицамъ, къ частнымъ предпрiятiямъ. Этихъ–то необходимыхъ матерiаловъ и условiй у насъ въ настоящее время и не оказывается, да и матерiалы и условiя эти — такого рода вѣщи, что создать ихъ ни въ одинъ день, ни въ одинъ годъ невозможно.

Между тѣмъ въ немедленномъ открытiи имущественнаго кредита настоитъ въ нашемъ обществѣ крайняя надобность. Прекращенiе ссудъ изъ государственныхъ кредитныхъ учрежденiй нарушило разчеты многихъ, очень многихъ частныхъ лицъ и поставило ихъ въ критическое, а нѣкоторыхъ можетъ быть и въ бѣдственное положенiе. “Нѣкоторые (замѣчаетъ г.Шиль) говорятъ, что у насъ нѣтъ торговаго и промышленнаго вообще кризиса. Оно такъ, если подъ словомъ кризисъ должно разумѣть мгновенный переломъ, взрывъ или нѣчто въ родѣ этого; но если подъ словомъ кризисъ разумѣть не крутой переломъ или взрывъ, а томленiе, постепенное паденiе жизненныхъ отправленiй, своего рода чахоточное состоянiе или въ родѣ этого, то у насъ есть и притомъ значительный промышленный кризисъ. Во всякомъ случаѣ торговая и промышленная дѣятельность находится въ настоящее время — по мнѣнiю, если не ошибаемся, рѣшительно всѣхъ, слѣдящихъ за ходомъ нашего народнаго хозяйства, въ состоянiи анормальномъ, болѣе или менѣе критическомъ, паралитическомъ. Не даромъ со всѣхъ сторонъ слышатся жалобы на безденежье и на недостатокъ въ работѣ и дѣлѣ, не даромъ падаютъ цѣны на недвижимыя имущества, не даромъ жизнь съ каждымъ днемъ становится и дороже, и тяжеле въ многихъ отношенiяхъ, хотя правда и легче и лучше во нѣкоторыхъ другихъ.”

Но и внѣ собственно торговой и промышленной дѣятельности, положенiе множества частныхъ лицъ оказывается не менѣе критическимъ. “Значительное число нашихъ домовладѣльцевъ (говоритъ г.Шиль) и быть можетъ не менѣе девяти десятыхъ нашихъ помѣщиковъ состоятъ должными не только кредитнымъ установленiямъ и частнымъ лицамъ, въ рукахъ которыхъ заложены недвижимыя ихъ имущества, но еще и другимъ кредиторамъ. Невозможность получать необходимыя капиталы подъ залогъ недвижимыхъ имуществъ и вообще консолидировать частные долги дѣлаетъ значительное число владѣльцевъ такихъ имуществъ должниками несостоятельными и подвергаетъ ихъ большей или меньшей опасности лишиться всего состоянiя, на которомъ основано не только ихъ собственное существованiе, но и воспитанiе и благосостоянiе ихъ дѣтей и вообще семействъ. Положенiе такихъ должниковъ (а ихъ много, очень много у насъ) представляетъ картину мрачную и безотрадную, на которую и вчужѣ смотрѣть тяжело и больно.”

Мы не будемъ останавливаться на этой картинѣ, которую развиваетъ потомъ г.Шиль. Но вотъ, въ его живомъ и правдивомъ воображенiи, нуждающiеся въ немедленномъ кредитѣ являются передъ лицомъ передовыхъ финансистовъ; ему “слышится, что на жалобы русскихъ людей, что имъ нуженъ хлѣбъ кредита, что они крайне нуждаются въ немъ”, болѣе или менѣе передовые ученые финансисты наши отвѣчаютъ имъ въ родѣ слѣдующаго: “да кушайте на здоровье сколько хотите; берите хлѣба, гдѣ знаете и какъ знаете. Мы, любя васъ, о томъ и хлопочемъ, чтобы вы ни отъ кого и ни отъ чего впредь не зависѣли въ полученiи нужнаго для васъ кредитнаго хлѣба”. — Очень благодарны вашей милости, отвѣчаютъ имъ русскiе люди: да, отцы родные! теперь–то какъ намъ быть? ѣсть хочется, батеньки! “Да почему–жь у васъ нѣтъ хлѣба? Не сами ли вы виноваты, что жили по своему, неправильно, нескладно, не по французскимъ, нѣмецкимъ и англiйскимъ сочиненiямъ, въ которыя вы до насъ почти не заглядывали и глубокiя истины которыхъ мы, почти своими словами, т.е. съ свойственною подобнымъ намъ передовымъ людямъ оригинальностью, передаемъ вамъ?” Вѣстимо такъ, кормильцы наши, отцы–благодѣтели? такъ! мы люди темные, нѣмецкой грамотѣ не обучались, да и въ своей–то не то, чтобы собаку съѣли; а все какъ–то жили поскладнѣе теперяшнего, — и хлѣба, кредитнаго то есть хлѣба, было у насъ хоть и не вдоволь, а все до голоду не доходило. — Вотъ то–то, сами говорите, что не было его вдоволь. А почему не было? мало работали, мало учились, много проживали, да все на казну разсчитывали, — жили у ней за пазухой”!? — Такъ, такъ, милостивцы! такъ разсчитывали мы на нее, на нашу матушку казну. Да и кто на нее не разсчитываетъ? Сами–то вы, отцы родные, сыты по ея же милости и крѣпки ею... “Мы заботимся о ней, заботимся и о васъ, надѣляемъ васъ экономической свободой, и подождите: будете вы имѣть въ будущемъ– свой трудовой кредитный хлѣбъ, не будете нуждаться въ немъ какъ теперь. Кто виноватъ, что вы разсчитывали на казну? Вольно–жь вамъ было на нее разсчитывать! Этого не сдѣлаютъ ни нѣмцы, ни англичане, ни другiя образованныя народы! Ахъ ты, Русь, ты необразованная, безталанная: все хочешь ты жить своимъ умомъ, своимъ разумомъ, а не по французскимъ и нѣмецкимъ учебникамъ, все хочется жить, да поживать себѣ припѣваючи. Ничего–то не знаешь ты и не понимаешь; не понимаешь ты и басенки своего роднаго дѣдушки Крылова, по которой и мы съ тобой дѣйствуемъ:

Ты все пѣла, — это дѣло!

Такъ поди же, попляши!

“Согласитесь (замѣчаетъ г.Шиль), что такой отвѣтъ нѣкоторыхъ изъ нашихъ ученыхъ финансистовъ на жалобы русскихъ людей, хотя быть можетъ и очень остроуменъ, даже поучителенъ, но... не гуманенъ, безчеловѣченъ, не либераленъ”!

При такомъ положенiи дѣла, при такомъ отсутствiи условiй, необходимыхъ для образованiя и прочнаго существованiя частныхъ земскихъ банковъ, и даруемая, вмѣстѣ съ ними, неприготовившемуся обществу полная экономическая свобода, не только должна остать неприложимою и безплодною, но даже представляется весьма опасною. “Не значилоли бы это (говоритъ онъ) провозгласить у насъ экономическую свободу и ввергнуть всѣхъ насъ въ пропасть экономическаго терроризма, закабалить въ полное экономическое рабство, не лучше того, какое теперь въ Турцiи, — такъ–что какой–нибудь свободолюбивый экономический бонапартизмъ покажется и намъ милостью божьей!”

Относительно упомянутаго сейчасъ дарованiя экономической свободы, нельзя не привесть слѣдующихъ замѣчательныхъ словъ г.Шиля, сильно подкрѣпляющихъ его основное положенiе:

“Ни народы, ни человѣчество (говоритъ онъ) не нуждаются въ милостяхъ и дарахъ, кромѣ такъ называемыхъ даровъ природы: и народы, и все человѣчество нуждаются только въ правдѣ, въ воздаянiи должнаго, въ признанiи заслужонныхъ правъ, экономическихъ и другихъ силъ — въ мѣрѣ ихъ развитiя. Справедливость только–что сказаннаго нами легко повѣрить тѣми чувствами, которыя питаютъ рѣшительно всѣ народы къ своимъ правителямъ: деспотически–строгiе правители возбуждаютъ ненависть къ себѣ, деспотически–либеральствующiе или популярничающiе государственные люди вызываютъ, правда, сначала апплодисменты, но скоро потомъ свистки, и вообще возбуждаютъ недовѣрiе; одни только правдивые правительства, правители и люди вообще, пользуются прочнымъ и должнымъ уваженiемъ, лучшимъ нравственнымъ основанiемъ для каждаго правильнаго человѣческаго союза, какъ и для каждаго добраго чувства. Не даромъ и не случайно чтитъ и наша Русь, напримѣръ, память кн.Якова Долгорукова; недаромъ и не случайно и всѣ народы считаютъ лучшимъ достоинствомъ монарховъ — правосудiе, лучшимъ залогомъ своего счастiя — правдивые суды, хорошее судопроизводство. Подобныя же явленiя мы видимъ и въ экономическомъ мiрѣ... И здѣсь свобода, истинная, естественно–законная экономическая свобода не даруется, а наживается, т.е. прiобрѣтается достаточнымъ развитiемъ”.

“Экономическая свобода (сказано въ другомъ мѣстѣ статьи) обусловливается зрѣлостiю — экономической. И въ экономическомъ мiрѣ, какъ въ мiрѣ физическомъ и нравственномъ, есть несовершеннолѣтнiе, есть дѣти, нуждающiеся и въ молокѣ матери, и въ опекѣ отца, и въ воспитателѣ, — есть законныя явленiя, которыя не смотря на законность своего бытiя, подвержены противозаконнымъ противодѣйствiямъ ихъ бытiю, и, по причинѣ недозрѣлости своей, не только не могутъ пользоваться сами по себѣ всею своею полноправностью, полной экономической свободою, но и безусловно нуждаются въ экономической поддержкѣ...

“Тотъ, кто не сознаетъ этого, всегда впадаетъ въ промахи и рано или поздно оказывается администраторомъ далеко не такимъ, какимъ бы и самъ желалъ быть по всѣй вѣроятности. Въ долбяжку, по книгамъ, управлять и экономическими силами и учрежденiями страны нельзя и не слѣдуетъ. Въ противномъ случаѣ и въ экономическомъ отношенiи окажутся такiе же рѣзультаты преждевременныхъ или, правильнѣе, безсознательныхъ провозглашенiй въ Францiи свободы, братства и равенства: на первый разъ кажется прогрессъ, но на дѣлѣ и въ рѣзультатѣ на кажущiйся скачекъ впередъ оказывается десять скачковъ назадъ”.

Показавъ такимъ образомъ, чего избѣгать и чего держаться слѣдуетъ вообще истинному экономисту, г.Шиль постепенно указываетъ ближайшiй, по его мнѣнiю и сообразно съ принятымъ имъ основнымъ положенiемъ, путь къ выходу изъ нашихъ настоящихъ финансовыхъ и экономическихъ затрудненiй. “Если мы (говоритъ онъ) живемъ, волей–неволей, въ эпоху болѣе другихъ, по своему характеру, переходную, от и учрежденiя наши, какъ по содержанiю своему, такъ и по формѣ своей, должны быть учрежденiями переходными, т.е. такими, которыя бы съ одной стороны не вовсе отрывали насъ отъ нашего прошедшаго, создавшаго не только среду нашей жизни, но и насъ самихъ такими, какими мы есть и можемъ быть въ настоящемъ, и съ другой стороны, не связывали нашего будущаго обязательствами совершенно лишними и обременительными.”

Къ точнѣйшему опредѣленiю характера соотвѣтствующихъ нашему положенiю учрежденiй, г.Шиль логически идетъ отъ точнаго опредѣленiя самого этого положенiя, именно — нѣкоторыхъ изъ государственно–финансовыхъ и частно–финансовыхъ требованiй русскаго общества, тѣсно, по необходимости, связанныхъ между собою. Здѣсь встрѣчаетъ онъ слѣдующiя явленiя: громадныя долги частныхъ лицъ и значительность обязательствъ казны; затруднительность и запутанность, иногда безвыходность положенiя этихъ лицъ и недостатокъ въ средствахъ казны: но при всемъ этомъ — громадность какъ частныхъ, такъ и казенныхъ имуществъ, большею частью не приведенныхъ въ точную извѣстность и недостаточно эксплоатируемыхъ. “Чтожъ это такое? (спрашиваетъ авторъ). Что такое эта несостоятельность должниковъ, имѣющихъ достаточное состоянiе на уплату своихъ долговъ, или, по меньшей мѣрѣ, на обезпеченiе имъ своихъ заимодавцевъ? Не ясно ли, что тутъ главный недостатокъ въ силѣ, которая, соображаясь со всѣми условiями и требованiями нашего общества и пользуясь общимъ довѣрiемъ, могла бы служить посредницей между нашими должниками и заимодавцами, собственниками и капиталистами, казною и ея кредиторами”?

Такою посредническою силой представляются г–ну Шилю въ прошедшемъ наши бывшiя государственныя кредитныя установленiя, которыя въ свое время были учреждены “исторически–вѣрно и основательно”, и которымъ слѣдовало бы только послѣдовательно развиваться, не отставая отъ развивающихся требованiй общества... А вѣдь были, право (замѣчаетъ онъ), умные люди и между нашими отцами и дѣдами! Иное зданiе, бывало, такъ построятъ, что годится оно не только для нихъ самихъ, но и для дѣтей, и внуковъ, и правнуковъ ихъ — и просторно–то оно, и удобно, и тепло, — просто заглядѣнье! А иной изъ нашей братьи не пойметъ въ чемъ дѣло, да и ну его съ плча ломать ди пристраивать по заморскимъ образцамъ: “не по нашей–де теорiи построено”!

Но — это прошедшее, и его уже нѣтъ, “вчерашнего дня не воротишь, говоритъ г.Шиль, и разрушеннаго зданiя вновь строить по старому плану, по старымъ началамъ — не слѣдуетъ и нельзя”...

Что же дѣлать?..

Сообразивъ всѣ затрудненiя и потребности нашей казны и нашего общества вообще, г.Шиль приходитъ къ тому убѣжденiю, что наиболѣе соотвѣтствующимъ всѣмъ этимъ обстоятельствамъ было бы въ наше время учрежденiе русскаго государственнаго, или земскаго заемнаго банка, для котораго онъ тутъ же и излагаетъ главнѣйшiя, примѣрныя основанiя. Изъ нихъ мы приведемъ только первые шесть пунктовъ, по которымъ мы можемъ получить общее понятiе о предполагаемомъ учрежденiи.

“I. Нѣкоторое число (чѣмъ больше тѣмъ лучше) сочувствующихъ этому дѣлу, извѣстныхъ русскихъ капиталистовъ, а также торговыхъ и банкирскихъ домовъ пришлашаетъ, съ разрѣшенiя правительства, извѣстнейшихъ иностранныхъ банкировъ (какъ находящихся уже въ сношенiяхъ, по кредитнымъ сдѣлкамъ, съ нашею казною, такъ и другихъ) войдти съ ними въ соглашенiе для учрежденiя русскаго заемнаго банка — съ цѣлью производить ссуды подъ залогъ недвижимыхъ имуществъ.

“II. Всѣ дѣйствiя заемнаго банка находятся подъ контролемъ правительства и депутатовъ отъ учредителей и участниковъ этого банка, русскихъ и иностранныхъ, отъ владѣльцевъ имуществъ, заложенныхъ въ немъ, а также и депутатовъ отъ дворянскаго и купеческаго сословiй, изъ числа владѣльцевъ облигацiй банка.

“III. Заемный банкъ не долженъ требовать для себя никакихъ привиллегiй, могущихъ противодѣйствовать учрежденiю частныхъ (земскихъ) банковъ съ цѣлью дѣлать ссуды подъ первую, вторую или какую бы то ни было ипотеку.

“IV. Заемный банкъ производитъ ссуды своими облигацiями подъ залогъ какъ частныхъ, такъ и государственныхъ и общественныхъ недвижимыхъ имуществъ. Казенныя и общественныя мѣста и вѣдомства не пользуются въ этомъ отношенiи никакими исключительными правами, могущими потрясти кредитъ и состоятельность банка.

“V. Министерство финансовъ, съ соизволенiя верховной власти, обязуется, съ учрежденiя заемнаго банка, навсегда прекратить выпускъ безпроцентныхъ кредитныхъ билетовъ и предоставляетъ себѣ право выпускать въ случаѣ надобности и въ теченiе извѣстнаго перiода времени только процентныя обязательства на условiяхъ, долженствующихъ быть въ возможной степени опредѣленными при учрежденiи заемнаго банка.“VI. Облигацiи, выданныя заемнымъ банкомъ казнѣ (за заложенныя въ немъ казенныя имущества), выпускаются казною въ обращенiе не иначе, какъ съ условiемъ, чтобы уничтожено (погашено) было кредитныхъ билетовъ на сумму, равную суммѣ, представляемой этого рода облигацiями. Въ первые по крайней мѣрѣ годы банкъ не дѣлаетъ казнѣ ссудъ безъ такого условiя.”

Въ послѣдней части своей статьи г.Шиль объясняетъ каждое изъ полагаемыхъ имъ для банка основанiй и отстаиваетъ цѣлое зданiе этого банка отъ могущихъ быть возраженiй и нападенiй. Мы уж не будемъ вдаваться въ эту часть, такъ какъ цѣль наша была только указать на это замѣчательное во многихъ отношенiяхъ явленiе, занести его въ нашу лѣтопись, и — за тѣмъ ожидать, произведетъ ли оно что–либо въ нашемъ финансовомъ и экономическомъ мiрѣ и будетъ ли оно имѣть какое–либо влiянiе на ходъ кипчщаго теперь важнаго дѣла созданiя у насъ имущественнаго кредита. Мы вошли въ подробности статьи, потомучто вопросъ, о которомъ говоритъ она, въ настоящее время чрезвычайно важенъ.

Мелочи

Мы начали нашу статью общимъ сочувствiемъ къ Н.И.Пирогову, возбужденнымъ преимущественно его человѣчностью. Казалось бы конечно, что теперь, подъ влiяниемъ духа времени, должна отовсюду сгинуть и пропасть всякая противочеловѣчность или, если угодно, антигуманность... Да, на словахъ оно почти такъ и выходитъ, но на дѣлѣ... Богъ знаетъ! На дѣла человѣческiя и духъ времени дѣйствуетъ очень медленно, и — чтожь дѣлать? это законъ необходимости: духъ не знаетъ матерiальныхъ преградъ; мысль не знаетъ пространства и опережаетъ время; но въ дѣлахъ человѣческихъ, какъ мы сейчасъ слышали доказательства, скачки невозможны. Впрочемъ и на словахъ, какъ мы сказали, противочеловѣчность сгинула только почти, потомучто есть еще даже у насъ въ литературѣ... хотя впрочсмъ тамъ, гдѣ–то, на заднемъ ея фасѣ, но все–таки есть еще углы, гдѣ она засѣла и по временамъ вырывается на свѣтъ во всей своей безобразной дикости. Вы можетъ быть слышали напримѣръ, какъ славный въ извѣстномъ отношенiи г.Аскоченскiй рѣшился недавно предаться очень прiятному занятiю — изрѣкать проклятiя и отлученiя, послѣ чего, если онъ будетъ послѣдователенъ, вѣроятно скоро приступитъ и къ раздачѣ или продажѣ индульгенцiй... Конечно мы говоримъ шутя и казалось бы, что дѣло не стоитъ ничего больше, кромѣ шутки; однако этотъ господинъ, при всей уродливости и комизмѣ своего литературнаго существованiя, вызвалъ же своей выходкой гласный протестъ цѣлаго ученаго сословiя московскаго университета, до котораго, въ лицѣ однаго изъ его представителей, коснулся картонный мечь его quasi — проклятiя. Стало быть тутъ не одно смѣшное, стало быть тутъ есть доля и такого, за что надо карать всенародно, и карать больно, какъ карается всякое злокачественное изувѣрство.

Что же касается до дѣлъ противочеловѣчныхъ... Но прежде позвольте упомянуть о нѣсколькихъ проявленiяхъ человѣчности, проявленiяхъ не на словахъ, а на дѣлѣ; о нихъ мы всегда считаемъ нужнымъ упоминать, потомучто каковы бы они ни были — малы или велики, въ какой бы тѣсной сферѣ не обнаружились, — все–таки отъ нихъ теплѣй человѣчеству, нежели отъ словъ, не переходящихъ въ дѣло.

17–го марта нынѣшняго года въ Ярославлѣ открыта лечебница для приходящихъ больныхъ, преимущественно бѣдныхъ. Разсказываютъ, что мысль объ устройствѣ такой лечебницы (можетъ быть вызванная примѣромъ существующей въ Петербургѣ Максимилiановской лечебницы, — учрежденiя крайне благодѣтельнаго для бѣдныхъ больныхъ, приносящаго многимъ изъ нихъ, какъ намъ достовѣрно извѣстно, существенную пользу) давно ходила въ ярославскомъ обществѣ, но выражалась въ видѣ отдѣльныхъ желанiй; теперь же осуществлена обществомъ ярославскихъ врачей, соединившихся, въ числѣ восьмнадцати человѣкъ, на такое доброе дѣло, и совершившихъ его съ помощiю нѣкоторыхъ благотворителей. Мы цѣнимъ этотъ фактъ и вносимъ его въ числѣ дѣлъ человѣчныхъ, потомучто подобныя лечебницы благодѣтельны не только въ принципѣ, но и на самомъ дѣлѣ; форма ихъ практична, несложна; польза бѣднымъ больнымъ приносится ими легко и удобно. Въ извѣстiи упомянуто, что въ Ярославскую лечебницу съ 18 марта по 1 апрѣля приходящихъ больныхъ было сто тридцать человѣкъ. Число это конечно будетъ со дня на день возрастать, если врачи не ослабѣютъ въ своемъ прекрасномъ, человѣчномъ движенiи, если это движенiе окажется не мгновеннымъ порывомъ, а естественной и разумно–сознанной сердечной потребностью.

Мы сейчасъ сказали, что отъ человѣчныхъ дѣлъ, какъ бы ни была скромна ихъ сфера и — прибавимъ, какъ бы ни былъ неваженъ ихъ источникъ, тѣплей человѣчеству, нежели отъ словъ, въ дѣла не переходящихъ. Вотъ напримѣръ разсказываютъ, что въ г.Бѣлостокѣ, лѣтъ пять тому назадъ, бродили по улицамъ толпы нищихъ, покрытыхъ “отвратительными лохмотьями”; что нѣкоторые изъ тамошнихъ жителей твердо рѣшились положить этому конецъ, наняли домъ, собрали туда всѣхъ бѣдняковъ, добровольно изъявившихъ желанiе и — образовали прiютъ для бѣдныхъ. Онъ управляется комитетомъ, состоящимъ изъ разныхъ лицъ города, содержится частными пожертвованiями, состоящими какъ въ деньгахъ, такъ и въ вещахъ, и сборомъ изъ поставленныхъ въ разныхъ мѣстахъ кружекъ; надзоръ въ прiютѣ порученъ сестрамъ милосердiя; подъ ихъ же надзоромъ находится и госпиталь для бѣдныхъ. Такимъ образомъ частные люди, безъ посторонней иницiативы, собственной твердой рѣшимостью, сдѣлали то, что теперь “уничтожено въ Бѣлостокѣ нищенство”.

Не знаемъ, есть ли еще гдѣ въ Россiи такая мѣстность, гдѣ бы не существовало нищенства. Можетъ быть, что и нѣтъ. Стало быть Бѣлостокъ представляетъ въ этомъ отношенiи очень замѣтное явленiе. Между тѣмъ можно пожалуй сдѣлать предположенiе, что твердая рѣшимость, уничтожившая тамъ нищенство, первоначально возникла изъ того, что “отвратительныя лохмотья” кололи глаза и раздражали нервы благовоспитаннымъ и прилично–одѣтымъ жителямъ. Опровергнуть такое предложенiе врядъ ли найдется возможность; но если изъ этого, хоть немного и эгоистическаго побужденiя вышло то, что бродившимъ прежде съ горемъ и въ лохмотьяхъ, лишоннымъ способности трудиться бѣднякамъ теперь тепло и прiютно (потомучто иначе они не пошли бы добровольно въ прiютъ), — если, говоримъ, вышелъ такой рѣзультатъ, къ которому и стремилисъ, то какое же у кого право розыскивать и осуждать побужденiе?.. А вѣдь рѣзультатъ–то огромный!.. Какъ давно говорятъ и пишутъ о нищенствѣ и о нищихъ! Чего не было сказано и чего не было дѣлано, какихъ не принималось всюду мѣръ — и полицейскихъ, и благотворительныхъ, — но не смотря на то, кому не случалось и теперь не случается часто, чуть не на каждомъ шагу становиться въ тупикъ предъ явленiями нищенства, при встрѣчѣ съ этими образами, то униженно–молящими, то подозрительно–суровыми, то болѣзненными, то просто одервенѣвшими? Кому не приходилъ въ голову мгновенный вопросъ: что дѣлать — пройдти или остановиться? кто это и какой это человѣкъ, — откуда и какъ пришолъ онъ на эту дорогу, темную, неровную, лежащую подъ удушливой и гнилой атмосферой? не всегда и не всякiй рѣшитъ вѣрно, что ему дѣлать и кто передъ нимъ — порокъ ли и обманъ или несчастiе и страданiе.

Указывать на поступокъ бѣлостокскихъ жителей, какъ на примѣръ для буквальнаго подражанiя, — можетъ быть и не нужно; только бы духъ и цѣль этого поступка были усвоены всѣми, только бы родилось стремленiе, “твердая рѣшимость”, а тамъ... кто знаетъ? можетъ быть у русскаго человѣка случилось бы это совсѣмъ иначе; можетъ быть онъ не создастъ общаго прiюта для бѣдныхъiевѣ, какъ слышно, открытъ Домъ кающихся, для... ну, для кающихся... грѣшницъ. Такъ что же? открыть вездѣ такiе дома?.. Трудно сказать, принялись ли бы они у насъ. Гдѣ–то въ нашей литературѣ уже слышался вопросъ о самихъ грѣшницахъ, но онъ еще совсѣмъ не разобранъ, да и разбирать–то его вѣроятно многимъ кажется жутко... тож можетъ быть по существующему духу нашего общества. Стало быть объ этомъ рѣчь еще далеко впереди.

Если уже указывать на проявленiя человѣчности, то почему жь бы пропустили мы мысль, родившуюся въ орловскомъ отдѣлѣ комитета акклиматизацiи животныхъ и растенiй, мысль, родившуюся тамъ уже давно, еще въ концѣ прошлаго года, но о которой мы только недавно узнали. Разумѣется, что человѣчность, выразившаяся въ такомъ кругу, должна была обратиться на животныхъ, хотя впрочемъ если бы она обратилась и на растенiя, мы не удивились бы, потомучто и въ обращенiи съ растенiями можетъ человѣкъ являться то человѣчнымъ, то безчеловѣчнымъ... На этотъ разъ дѣло состоитъ въ предложенiи, сдѣланномъ предсѣдателемъ отдѣла, основать общество покровительства животныхъ, на томъ основанiи, что по программѣ отдѣла цѣль его состоитъ въ томъ, чтобы не только разводить новыя породы животныхъ, переводимыхъ изъ другихъ климатовъ, но и заботиться о сохраненiи и улучшенiи существующихъ уже у насъ домашнихъ животныхъ, между тѣмъ часто замѣчается, что простой народъ съ разными животными обращается жестоко. Жестокое обращенiе простого народа съ животными замѣчается не только часто, но чуть не на каждомъ шагу; это однако не отъ особеннаго свойства жестокости, злости, а такъ, потому, можетъ быть, что самому ему было до сихъ поръ не Богъ знаетъ какъ сладко. Такъ чтожь за барыня такая его доморощенная кляча, что съ ней надо церемониться. Сверхъ того, при бѣдности хозяина и кляча его становилась все хуже и хуже, получала разные норовы и, конечно, только выводила изъ терпѣнiя и безъ того не веселаго хозяина. Изъ этого слѣдуетъ, что “обществу покровительства животныхъ”, если уже оно основывается, предстоитъ раскрыть ложность сложившагося понятiя, дать догадаться объ этой ложности, а это значитъ произвесть, такъ сказать смягченiе нравовъ.

Не знаешь, въ какомъ положенiи теперь это дѣло; говорятъ что хотѣли сноситься съ комитетомъ о присылкѣ устава какого–нибудь изъ подобныхъ обществъ, существующихъ за границей, для соображенiя на первый разъ; потомучто у насъ до сихъ поръ ничего подобнаго не было, стало быть дѣло это совсѣмъ новое, а извѣстно, что въ новыхъ, не бывалыхъ у насъ въ рукахъ дѣлахъ мы еще не привыкли дѣйствовать безъ соображенiя съ какимъ–нибудь “бывшимъ примѣромъ” (техническiй терминъ, весьма употребительный въ нѣкоторыхъ сферахъ служебнаго мiра и нерѣдко съ большимъ удобствомъ замѣняющiй всякiя другiя человѣческiя соображенiя).

Но — и не одни домашнiя животныя терпѣливо ожидаютъ подвиговъ человѣчности. Соловей напримѣръ — ужь кажется вольная птица, совсѣмъ свободная отъ всякой крѣпостной зависимости, а и ему приходится незаконно страдать отъ человѣка, и онъ, съ другой стороны, находитъ себѣ между людьми защитниковъ и сострадальцевъ... Хорошо, если бы всѣ разсуждали хоть такъ, какъ разсуждалъ тургеневскiй Касьянъ съ Красивой Мечи, который, при всей своей человѣчности, при всей теплотѣ и мягкости сердца, не считалъ грѣхомъ ловить и продавать въ неволю соловьевъ, утверждая, что эта птица собственно за тѣмъ и сотворена, чтобы увеселять человѣка своими пѣснями. Но московскiе промышленники, какъ разсказываетъ одинъ защитникъ миленькихъ пѣвцовъ, разсуждаютъ и дѣйствуютъ гораздо хуже: они ежегодно скупаютъ въ Волынской, Орловской, Курской и другихъ губернiяхъ до 300,000 соловьевъ и отправляютъ ихъ въ Петербургъ по желѣзной дорогѣ въ ящикахъ, обитыхъ холстиной, помѣщая по 500 птицъ въ ящикъ. Результатъ спекуляцiи бываетъ то, что птицы на половину умираютъ отъ истощенiя, тѣсноты и тряски въ дорогѣ, а другая половина... тоже умираетъ, только не много позже, отъ перемѣны климата и недостатка соотвѣственной пищи, такъ какъ соловьи въ неволѣ питаются не иначе какъ муравьиными яйцами, которыхъ въ маѣ (время привоза сюда соловьевъ) достать очень трудно, даже за высокую плату, доходящую до трехъ рублей за фунтъ.

“Указатель Экономическiй” называетъ эту спекуляцiю вредною и безчеловѣчною, что совершенно справедливо. Онъ желаетъ способствовать къ ея истребленiю, и мы желали бы, но какъ? Предоставляемъ будущему обществу покровительства животныхъ принять подъ свое покровительство, вмѣстѣ съ домашними животными, и бѣдныхъ птичекъ, которыя никому не мѣшаютъ своими пѣснями и по настоящему ни на что не нужны въ рукахъ человѣческихъ, потомучто хорошо слушать ихъ ночью, когда они, невидимыя, поютъ на волѣ, въ лѣсу, вдали отъ слушателя; но врядъ ли могутъ онѣ нормально развитому человѣку доставить истинное наслажденiе вынужденными пѣснями въ клеткѣ, въ огражденномъ пространствѣ комнаты, гдѣ эта пѣсня трещитъ и разсыпается у васъ подъ самымъ ухомъ.

Послѣ сего соловьефильскаго воззванiя мы уже потеряли на этотъ разъ расположенiе искать другихъ антигуманныхъ явленiй, которыя оставимъ лучше до другого раза, чтобы когда–нибудь составить изъ нихъ одну эффектную группу; а теперь не будемъ затмѣвать послѣдняго впечатлѣнiя въ читателѣ, которому можетъ быть придется читать эти строки подъ вхохновительные звуки вольной соловьиной пѣсни.