ПИСЬМО ВЪ РЕДАКЦIЮ ВРЕМЕНИ ПО ПОВОДУ ЦВѢТОЧНОЙ ВЫСТАВКИ

_____

Давно уже существуетъ въ Петербургѣ одно прелестное общество почитателей цвѣтовъ, общество прекрасное, грацiозно–благоуханное, милое, очаровательно–наивное, общество поклонниковъ искуства для искуства, — россiйское общество садоводства. Главный, едвали не единственный предметъ его заботъ — цвѣты, «сiи дщери утра, очарованiе весны, источникъ ароматовъ, украшенiе дѣвъ, любовь поэтовъ: какбы самою натурою цвѣты назначены для орошенiя жизни человѣческой невиннѣйшими удовольствiями, сладостями и прiятностями.» Эту сентиментальную фразу Шатобрiана общество садоводства могло бы взять эпиграфомъ своего каталога выставки.

Но если не Шатобрiана, то уже Делиля съ его скучнѣйшею дидактическою поэмой живо напоминаетъ намъ общество садоводства. Оно устроено тоже съ дидактическою цѣлью: развивать въ нашей публикѣ вкусъ и наклонности къ садоводству и поощрять тѣхъ, кто занимается садоводствомъ и цвѣтоводствомъ. Цѣль прекрасная, нечего и говорить; но «умыселъ другой тутъ былъ», какъ увидимъ далѣе. И вотъ каждый годъ устроивается выставка цвѣтовъ. Въ нынѣшнемъ году уже пятая выставка со времени основанiя общества.

Огромный манежъ разукрашенъ прекрасно. Зритель прогуливается въ вликолѣпномъ саду, который со всѣхъ сторонъ окружонъ густымъ еловымъ лѣсомъ. Всѣ промежутки между окнами плотно уставлены елками и соснами довольно большихъ размѣровъ, большею частiю деревьями лѣтъ пятнадцати или двадцати. Противоположная входу стѣна закрыта цѣлымъ лѣсомъ. Для этого было вырублено въ лѣсу нѣсколько сотъ здоровыхъ деревьемъ. Первый прекрасный подвигъ садоводства: истребленiе порядочнаго лѣса, чтобы устроить фонъ выставки. И безъ того уже лѣсу у насъ мало, и безъ того Петербургъ мало–помалу замерзаетъ, такъ что грозитъ скоро превратиться въ ледяную сосульку. А тутъ общество, основанное спецiально для поощренiя разведенiя растенiй, валитъ лѣсъ безъ милосердiя. Но эта странность объясняется довольно просто, какъ увидимъ далѣе.

Надергано еще изъ болота большое количество моху, который совершенно удовлетворительно играетъ роль травы, разостланный довольно правильно. Устроенъ маленькiй водопадъ между скалами. Въ него вода доставляется особымъ насосомъ, который скрытъ отъ почтеннѣйшей публики, такъ что гуляющiе не видятъ, какъ для ихъ удовольствiя поденщики работаютъ, качаютъ воду въ потѣ лица своего и такимъ образомъ представляютъ водопадъ. Вода скопляется въ жестяномъ басейнѣ, дно котораго усыпано пескомъ. Далѣе изъ басейна, другимъ крошечнымъ водопадикомъ, вода переходитъ ниже, въ другой, бóльшiй басейнъ, украшенный парою полинялыхъ лебедей. Въ разныхъ мѣстахъ манежа устроены деревянныя возвышенiя, горы, наставлено бесѣдокъ, и все это вмѣстѣ составляетъ фонъ, на которомъ разставлены группами и въ одиночку разныя тепличныя растенiя.

Какъ размножаются у насъ тепличныя растенiя, всякому извѣстно. Первоначальные экземпляры получаются всѣ изъ–заграницы, отъ голандскихъ торговцевъ, которые имѣютъ дѣятельную кореспонденцiю съ своими конторами во всѣхъ странахъ и поясахъ свѣта. Иногда получаются сѣмена, но большею частью привозятъ къ намъ уже растущiе экземпляры. Содержатся они разумѣется въ теплицѣ, причемъ обогрѣваются печами, въ которыхъ сгораетъ за зиму огромное количество дровъ, цѣлые лѣса. Такимъ образомъ наше общество садоводства дѣлаетъ прямой и сильный подрывъ лѣсоводству. Чтобы слѣдить за новостями по части тепличныхъ растенiй, главные садовники читаютъ спецiальные журналы и прейсъ–куранты. Привозится напримѣръ въ Голандiю какой–нибудь новый видъ, хоть филодендронъ акантостахидумъ. Тогда главный садовникъ одной или нѣсколькихъ здѣшнихъ теплицъ посылаетъ куда слѣдуетъ хозяйскiя деньги, съ первымъ пароходомъ получаетъ новое растенiе, ставитъ его въ хозяйскую оранжерею, на хозяйскiя дрова, а на слѣдующую весну отъ общества садоводства получаетъ за это среднюю золотую медаль.

Но за что же? За операцiю выписки растенiя? Но за это онъ получаетъ жалованье. За то, что топилъ печи, когда на дворѣ было тридцать градусовъ морозу? Или можетъ–быть не за то ли, что въ мѣру поливалъ новое растенiе? Но развѣ это садоводство? Развѣ это нуждается въ поощренiи? Слѣдуетъ ли хлопотать о развитiи въ публикѣ вкуса къ тепличнымъ растенiямъ? — Само собою разумѣется, что нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ.

Тепличныя растенiя — предметъ утонченной роскоши. Они идутъ на украшенiе будуаровъ, гостиныхъ, лѣстницъ и т. п. въ домахъ богачей и сильныхъ мiра сего. Эти господа совершенно достаточно поощряютъ своихъ поставщиковъ; но какъ–видно поставщики недовольны этимъ поощренiемъ и придумали другой, добавочный способъ поощряться, именно собирая деньги съ публики и дѣля ихъ потомъ между собою въ видѣ золотыхъ и серебряныхъ медалей.

Чтобы вы не подумали, будто это съ моей стороны простая, малоосновательная догадка, приведу нѣсколько цифръ. Изъ каталога выставки оказывается, что всѣхъ экспонентовъ семьдесятъ семь. Изъ нихъ двадцать два съ русскими фамилiями и пятьдесятъ пять съ иностранными, большею частью нѣмецкими. Изъ числа экспонентовъ награждено медалями шестьдесятъ семь, стало–быть только одинадцать человѣкъ не получили медалей. Для оцѣнки предметовъ выставки назначено было шестеро экспертовъ; изъ нихъ пятеро съ нѣмецкими фамилiями и одинъ русскiй. Всѣ эти эксперты, какъ значится въ ихъ протоколѣ, единогласно присудили въ награду экспонентамъ сто пятнадцать медалей, причемъ нѣкоторые экспоненты получили по пяти медалей, а одинъ изъ нихъ даже восемь. Но при сравненiи фамилiй оказывается, что пятеро изъ экспертовъ были въ тоже время и экспонентами. Они единогласно присудили себѣ впятеромъ шестнадцать медалей: шесть среднихъ золотыхъ, двѣ малыя золотыя, шесть большихъ серебряныхъ и двѣ малыя серебряныя. Такимъ образомъ на каждаго эксперта пришлось по три–пятыхъ медали, а на каждаго изъ остальныхъ экспонентовъ досталось немногимъ болѣе, чѣмъ по полторы медали. Это, надо признаться, очень трогательно, мило, наивно, хотя и напоминаетъ, что «эта часть моя по уговору» и т. д. Злые языки могутъ пожалуй сказать, что въ другихъ обществахъ это не принято, что въ цѣломъ образованномъ мiрѣ эксперты не могутъ быть въ тоже время соискателями наградъ, что экспертъ уважающiй себя не можетъ назначить самому себѣ награды, хотя бы онъ въ самомъ дѣлѣ занималъ между соискателями первое мѣсто. Но нельзя же всегда слушать злыхъ языковъ. Здѣсь такой уже вышелъ случай, что экспертами назначены были весьма естественно лучшiе знатоки дѣла; а виноваты–ли они, что выставленные ими предметы всѣхъ лучше? Ну, и пришлось себѣ взять относительно бóльшую часть медалей. Чтоже тутъ такого предосудительнаго?

Чтобы понять мысль и намѣренiя благоухающаго общества, надо вникнуть, за что розданы всѣ сто пятнадцать медалей? Восемь медалей получилъ г. Дарценсъ, торгующiй садовникъ. Малую золотую медаль онъ получилъ за группу розъ; большую серебряную медаль за двуглаваго орла, искусно составленнаго ихъ цвѣтовъ, и еще серебряныя медали за букетъ, за овощи, за группы цинерарiй и рододендровъ и за гарденiи въ цвѣту. Но этотъ господинъ, въ качествѣ торгующаго садовника выписываетъ изъ–заграницы или разводитъ въ своихъ теплицахъ только такiя растенiя, которыя хорошо идутъ въ продажу. Для другой цѣли вѣроятно и нѣтъ у него растенiй, и поступаетъ онъ совершенно благоразумно. Онъ знаетъ очень хорошо потребности публики, онъ хлопочетъ о сбытѣ своихъ продуктовъ, знаетъ чтó кому нравится, и устроиваетъ свои дѣла.... изъ цвѣтовъ. Такимъ образомъ восемь медалей, которыми онъ осыпанъ, составляютъ уже совершенную роскошь: онъ награжденъ за то, что старательно заботится о своихъ барышахъ. Очень благоразумно и совершенно логично присужденная награда.

Среднихъ золотыхъ медалей роздано четырнадцать; изъ нихъ шесть досталось пятерымъ экспертамъ; стало–быть о нихъ, по уваженiю къ громадности ихъ заслугъ и къ ихъ безпристрастiю, мы говорить не будемъ. Остальныя восемь розданы за выписку изъ–за границы на казенный счетъ группъ тепличныхъ растенiй, главнымъ придворнымъ садовникомъ въ Петергофѣ, въ Знаменскомъ, въ Таврическомъ саду, въ Стрѣльнѣ, въ Павловскѣ и т. п. Г. Рейхенбахъ, главный садовникъ при дачѣ министровъ внутреннихъ дѣлъ на Аптекарскомъ островѣ, получилъ большую серебряную медаль зато, что на счетъ суммъ министерства выписалъ изъ–заграницы собранiе бегонiй; г. Букъ — тоже медаль, зато что выписалъ изъ Англiи на продажу въ своемъ магазинѣ желѣзныя лопаты; медаль г–ну Штанге за лампы и т. д.

Но чтоже се есть, о россiяне? Что видимъ? Что дѣлаемъ? Садоводство–ли все это? Ничуть не бывало.

Теплица относится къ саду точно такъ же, какъ искуственный цвѣтокъ изъ тафты, коленкору или воску относится къ цвѣтку натуральному, и нынѣшняя выставка есть выставка искуственныхъ цвѣтовъ. Всѣ эти глоксинiи, бегонiи, азалеи, драцены и т. п. не выростутъ у насъ въ саду даже при помощи большихъ, нетолько среднихъ золотыхъ медалей. Многiя изъ этихъ растенiй перевозились черезъ Неву въ то время, какъ по ней шолъ ледъ, почему часть ихъ и замерзла. Какое же тутъ садоводство — на зло уму, наперекоръ стихiямъ? Вся выставка показываетъ только, что посредствомъ большого количества дровъ, сожжоныхъ въ печкѣ, можно заставить растенiе расцвѣсти почти такъ, какъ оно можетъ цвѣсти у себя на родинѣ, то–есть что дрова даютъ тепло. Общество, разработывающее такую практическую истину, какъ видите, очень полезно. Опять–таки и здѣсь злые языки могутъ сказать, что эта роскошь оскорбительна, разорительна, непроизводительна, тогда какъ настоящее садоводство было бы дѣломъ весьма полезнымъ. Но нечего слушать злыхъ языковъ. Дѣло напротивъ представляется въ наилучшемъ свѣтѣ, если взглянуть на него съ нѣсколько болѣе элегантной точки зрѣнiя. Ныньче уже вѣкъ такой, что счастливые и богатые мiра сего заботятся о меньшой братiи своей и дѣлятся своими удовольствiями съ младшими братьями. Точно такъ и теперь большинство призвано къ участiю въ тѣхъ удовольствiяхъ, которыя получаются счастливыми отъ обладанiя экзотическими растенiями. Иной бѣднякъ по своимъ средствамъ не имѣетъ даже права мечтать о томъ, чтобы имѣть при своей квартирѣ зимнiй садъ, а теперь, благодаря великодушiю общества, всякiй можетъ, заплатя цѣлковый или полтинникъ, любоваться сколько душѣ угодно великолѣпнѣйшими растенiями, какiя только произрастаютъ подъ тропиками. Великое, плодотворное дѣло выставки состоитъ въ томъ, что бѣдный любуется и наслаждается тѣмъ, что имѣетъ богатый, безъ какого–нибудь гадкаго, недостойнаго чувства зависти или негодованiя на безплодную трату, а съ мягкою, кроткою, цвѣтущею благодарностью. Бѣдный, заплатя за полученное имъ удовольствiе деньги, можетъ видѣть между прочимъ какую толстую спаржу кушаютъ богатые и какая крупная, сочная, ароматная земляника и клубника подается у нихъ на столъ въ апрѣлѣ мѣсяцѣ. Бѣдный можетъ даже нюхать эту землянику, все за туже цѣну, которую заплатилъ за входъ. Пусть же не говорятъ ничего худого про выставку злые языки. Она имѣетъ благотворное, примиряющее, хотя нѣсколько и растлѣвающее влiянiе. Тутъ на выставкѣ — музыка, цвѣты, журчащая вода, ароматы, женщины съ сверхъестественно–длинными шлейфами, красивыя бесѣдки въ такую цѣну, за которую можно выстроить двѣ крестьянскiя избы, тропическiя растенiя, молодой картофель въ то время, какъ по рѣкѣ еще идетъ ледъ, земляника–громадище, чтò ждетъ дурака, который заплатитъ за нее сто рублей, — все это необыкновенно мило, усладительно раздражаетъ нервы и вноситъ благотворный миръ въ душу пролетарiя, у котораго найдется цѣлковый на плату за входъ, или даже полтинникъ, если онъ согласенъ заплатить подешевле, съ условiемъ — видѣть поблеклые и отцвѣтающiе, хотя все–таки искуственные цвѣты.

Исторiя садовъ — старая исторiя, такъ что о ней нечего говорить подробно. Стоитъ только вспомнить гесперидовъ съ золотыми яблоками, разукрашенный островъ Калипсо, которая не могла утѣшиться по Улиссѣ, вавилонскiе висячiе сады, Laurentium, описанный Плинiемъ–младшимъ, и непростительное коверканье и насилованiе природы, противъ котораго такъ энергически писалъ (въ 1620 году) Бэконъ–веруламскiй. Но и въ XVII вѣкѣ трезвый и прямой голосъ философа былъ гласомъ вопiющаго въ пустынѣ. Извращенный вкусъ тогдашней публики не понималъ вѣчной красоты природы и украшалъ ее всевозможными хитростями. Французскiе сады дошли до крайняго безобразiя вычурности: деревья сажались правильными рядами и подстригались въ самыя странныя формы; архитектурныя украшенiя вставлялись на каждомъ шагу; цвѣточнымъ клумбамъ давалась такая форма и цвѣты въ нихъ разсаживались такъ, что все вмѣстѣ вовсе не казалось цвѣточною куртиной, а скорѣе вытканными орнаментами, вродѣ тѣхъ, какiе ткутся на турецкихъ шаляхъ. Въ началѣ прошлаго столѣтiя вся Европа подражала этому искаженiю природы. Голандцы дѣятельно заботились о разведенiи такихъ тюльпановъ, которые какъ можно меньше походили бы на естественные цвѣты, а казались бы сдѣланными изъ воску. Тюльпанолюбцы съ сладострастнымъ увлеченiемъ предавались заботамъ о подобномъ улучшенiи цвѣтовъ, и любитель, показывая гостямъ свою колекцiю, непремѣнно вооружался палочкой, и называя тюльпанъ, непремѣнно дѣлалъ видъ, будто онъ этой палочкой старается и никакъ не можетъ наклонить стебель цвѣтка. Отъ желанiя выростить цвѣтокъ похожiй на восковой, на стеблѣ чуть не желѣзномъ, до любви къ искуственнымъ цвѣтамъ — уже недалеко. Развратъ вкуса дошолъ до того, что въ Голандiи устроивались цѣлые сады изъ жолтыхъ и зеленоватыхъ ноздреватыхъ камней и раковинъ, игравшихъ роль травы, а между ними располагались красиво–расписаные горшки съ фарфоровыми цвѣтами и деревьями. Это было въ ту странную пору, когда можно было спокойно, безъ негодованiя видѣть на сценѣ Сида или Андромаху въ напудреныхъ парикахъ и въ башмакахъ съ золотыми пряжками.

Такой садъ, сдѣланный цѣликомъ изъ камня, можетъ показаться безвкусицей и уродливостью нынѣшнимъ посѣтителямъ выставки нашего россiйскаго общества садоводства. «Какъ! скажутъ они: — цвѣты, листья, стволы — все каменное! Да это варварство, это китайское искаженiе! Хуже китайскаго! Тамъ дѣлаютъ тѣже сады, съ живыми растенiями, только въ маломъ видѣ, всѣ растенiя — карлики. Это еще сколько–нибудь понятно. Но камень, голый, безжизненный камень — развѣ садъ? Это несчастное, безжизненное подражанiе саду можетъ возбудить только смѣхъ и сожалѣнiе объ истраченныхъ на это безобразiе деньгахъ. Намъ нужна жизнь, нуженъ ароматъ, нужна природа, пожалуй и украшенная искуствомъ, но настолько, чтобы она все–таки не переставала быть природой.»

Но наслаждающiеся выставкой могутъ быть совершенно спокойны. Они ходятъ любоваться тѣмъ же каменнымъ садомъ, только не въ Гарлемѣ, а въ манежѣ на дворцовой площади. У насъ выставлены тѣже фарфоровые цвѣты; ихъ обжиганiе стоило не меньшаго количества дровъ, ихъ окраска подъ натуральный цвѣтъ точно также стоила большихъ трудовъ и точно также несовсѣмъ похожа на природу.

А между тѣмъ общество садоводства могло бы быть въ самомъ дѣлѣ полезно, еслибы дѣятельность его была направлена сколько–нибудь разумнымъ образомъ. Изо всей нынѣшней выставки можно указать на одно только растенiе, которое показываетъ, куда слѣдуетъ идти обществу садоводства, это lilium tenuifolium, или проще сказать сарана полевая или манджурская. Это ничто иное какъ сибирскiй лукъ, только гораздо вкуснѣе нашего луку, безъ сквернаго его запаха, и сверхъ того съ прелестнымъ краснымъ цвѣткомъ. Въ южныхъ частяхъ Сибири это растенiе водится въ дикомъ состоянiи и охотно употребляется въ пищу. Туземцы выкапываютъ его въ поляхъ осенью и дѣлаютъ себѣ на зиму порядочные запасы этого лакомаго блюда. Если сарана растетъ въ Сибири, то немного нужно заботъ, чтобы аклиматизировать или оклиматовать ее у насъ въ Петербургѣ. Не въ теплицахъ императорскаго ботаническаго сада слѣдовало ее разводить, а на открытомъ воздухѣ, сдѣлать это прекрасное и въ тоже время полезное растенiе обыкновеннымъ, чтобъ его луковица продавалась на рынкѣ четвериками, — вотъ чего должно добиваться россiйское общество садоводства. Невелика бѣда, что цвѣтокъ его чрезвычайно красивъ; это еще не составляетъ слишкомъ важнаго недостатка: тутъ очень могутъ помириться прекрасное съ полезнымъ. Конечно если сарана сдѣлается очень обыкновенною луковицей, то цѣнность ея, какъ растенiя украшающаго, пропадетъ; но общество садоводства должно въ этомъ случаѣ бросить свой эгоизмъ. Пусть оно вспомнитъ, что и картофельные цвѣты когда–то были украшенiемъ великолѣпнѣйшихъ букетовъ, а теперь картофель сдѣлался украшенiемъ убогаго котелка рабочаго. Нечего и говорить, которая роль честнѣе.

Общество садоводства должно хлопотать объ аклиматованiи чужихъ растенiй на открытомъ воздухѣ, и въ этомъ направленiи оно можетъ принести большую пользу. Полезныя растенiя мало–помалу могутъ быть переведены далѣе къ сѣверу; для исполненiя задачи такого рода недостанетъ ни усилiй, ни жизни одного человѣка; но общество, которое безсмертно, смѣло можетъ предпринимать работы такого рода безъ боязни не успѣть. Потомъ оно должно заботиться объ улучшенiи тѣхъ видовъ, которые растутъ у насъ кругомъ въ дикомъ состоянiи. Въ нашихъ лѣсахъ, вокругъ Петербурга, попадается дикая яблоня: стало–быть яблоки у насъ могутъ рости. Есть конечно возможность улучшить наши яблоки. Зачѣмъ же общество этого не дѣлаетъ? Облагороженное яблоко, вродѣ напримѣръ кальвиля или опорто, растетъ на такомъ же точно дичкѣ, какiе дико ростутъ и у насъ. Но во Францiи яблоки были предметомъ просвѣщенныхъ и разумныхъ заботъ. Вотъ такихъ–то заботъ публика и имѣетъ право требовать и ожидать отъ общества садоводства. Хорошее французское яблоко такъ отличается отъ своего дикаго, нецивилизованнаго предка, что нѣтъ ничего схожаго между ними. Кромѣ того у насъ кругомъ множество дикихъ растенiй, которыя ждутъ разумнаго садовода или общества, чтобы переродиться точно такъ же. Почему общество садоводства не обратитъ вниманiя на землянику, бруснику, чернику, костянику, голубику? Кто знаетъ, чтó выйдетъ изъ этихъ ягодъ, когда онѣ цивилизуются разумнымъ воспитанiемъ и уходомъ втеченiи нѣсколькихъ поколѣнiй? Несомнѣнно только, что достоинство ихъ возвысится во сто разъ. Это будетъ прекрасное прiобрѣтенiе, когда и теперь эти ягоды вовсе не дурны. Въ новгородской губернiи есть ягода, имѣющая въ дикомъ состоянiи великолѣпнѣйшiй ароматъ ананаса и вкусъ малины, именно поляника. При разумномъ уходѣ она будетъ великолѣпнѣйшимъ украшенiемъ нашихъ садовъ и обѣдовъ. Да мало ли еще можно указать истинно–полезнаго дѣла обществу садоводства!..

Но бѣда въ томъ, что на все это нужны заботы, время, труды; все это несравненно труднѣе, нежели просто послать заграницу деньги и получить оттуда колекцiи какихъ–нибудь новѣйшихъ рододендровъ, бегонiй и таксодiумовъ, вогнать ихъ въ цвѣтъ какими–нибудь даровыми дровами и присудить себѣ за это золотую медаль. Ктому же дѣло это гораздо менѣе видно, дѣло тривьяльное, плебейское — возиться съ какою–нибудь черникой. Тутъ нечего будетъ выставить въ манежѣ, съ музыкой и линючими лебедями. Ктоже знаетъ какую–нибудь приземистую полянику? Еслибы она извѣстна была заграницей, то это дѣло другое, можно бы ее выписать, и дѣло съ концомъ. Мы слыхали напримѣръ объ извѣстной ягодѣ облѣпихѣ: это, какъ видите по названiю, чисто–русская ягода. Но если вы захотите посадить такое растенiе къ себѣ въ садъ, то обратитесь въ Гарлемъ или въ Парижъ: здѣсь этого кустарника не достать низачто. Вышлите деньги, и получите русскую облѣпиху изъ Францiи. За такой подвигъ можетъ–быть получите медаль, если не золотую, то хоть бронзовую, такъ какъ растенiе русское, не аристократическая бегонiя comtesse Alice de Limigny, не вѣчно–цвѣтущая роза mucosa bifera impératrice Eugénie или поздно–цвѣтущая камелiя reine de Tours.

Такимъ образомъ прелестное общество садоводства выставило искуственные продукты энергическаго истребленiя дровъ въ тепличныхъ печахъ, и при высокомъ аристократизмѣ своемъ показало совершенное пренебреженiе къ практическому, истинно полезному, хотя нѣсколько и плебейскому направленiю, которое однакоже одно и оправдывало бы существованiе подобнаго общества. Былъ одинъ въ самомъ дѣлѣ полезный предметъ: садовыя и дренажныя лопаты, приготовляемыя на заводѣ г–жи Вороновой, въ олонецкой губернiи, что въ Россiи. Но общество упрятало эти предметы куда–то въ подвалъ, и выставило на первый планъ пальмы, камелiи и цинерарiи, отъ отсутствiя которыхъ общество выиграло бы весьма много.

________