25. ИВАН НЕЩАСНОЙ

Был-жил кресьянин бéдной, у нёго из семьи был только один сын, имел тóко одну лошадку для выезда за дровами в лес. Да. Вот когда сын подрос, лет двенатцети, уж научилсе в грамоту, тогда попросилсе с отцём ехать в лес.

– Давай, папа, я тебе помогу.

Вот оне собрались, в лес и приехали. Начáли рубить дрóва, отець и сын. Дрóвець нарубили, конешно, возов семь зготовили и куда-то у нёго сын дéлсе. Вот он: – тут ёго взять, инде поискáл, найти до вечера нигде не мог. Потом решилсе поехать домой без сына.

Может, думает, ушол домой.

Когда приехал он домой, то спросил у жоны, жона говорит:

– Он не бывáл.

Тогда начáли ёго розыскивать всем селом и найти его не могли.

Ну, пошол наш Ванюша, повёла ёго одна дорожка, и шол все в лес. Вдруг попадает ёму старичок встрету.

– Здраствуй, Ванюша.

Он говорит:

– Так вот, дедушко, скоро ли я попаду в жило?

535

Он отвечает:

– В жиле тебе не бывать. Вот эта тропинка тебя поведёт в подземéльё и ты туда зайдёш. И потом зайдёш в подземельё, там небольшая комната для тебя есть, и столик стоит, то лежит евангелиё. Да, вот ты и займись, загорятце ночники, вот ты и начни ёго читать. Как бы тебя кто ни сбивал, ну, ты не решайсе ни на што гледеть, не думай. Да и тебя будет смущать нецистая сила и ты будеш цитать три ноци. Да, и вот когда ты перьвую ноць процитаеш, на ýтре услыхаеш, што тебе будёт.

Вот наш Иван сел перьвую ноць цитать; стéмнилось, загорелись ноцники, он нацинает цитать. Почитал до полуночи, когда пришли, из деревни бýдто из ёго, десяцький, соцький, говорят:

– Иш ты какой, мы тебя ищем всем селом.

Это нециста сила ёго гонит.

Он подумал:

– Нет, я не буду боятьце, мне дедушко не велел, дальше стал читать.

Немного почитал, опеть же приходят деревенски ребетишки.

– Ванюша, пойдём на улици шалить.

Он поглядел на этых робят, подумал:

– Нет, это мне дедушко не велел.

Тогда уж немного погодя стало россветáть. Вот погаснул ночничок, и роздалсе в другой комнате голос человечий. Он стал с табуретки, стал с каменной стены, смотрит, на двéри стоит женщина по-груди в камéнной стены. Да, и заговорила ёму:

– Ну, Ванюша, открой шкап, поеш, да поспи, и начинай читать, будёт спасёно наше щастьё.

Он поел и говорит:

– Нет, я спать не буду, буду читать дальше, што будёт.

Так. Вот потом он, значит, продолжает начинать опеть читать. Почитал день, опеть загорелись ночники, и стал читать при огни. Вдруг приходит урядник, пристав.

– Иш ты мальчишка, иди себе добром, а то мы тебя потащым поневоле!

536

Поглядел он на них и вспомнил опеть-же дéдушка, нацял продолжать дальше. Ушли. И вот опеть нацинает цитать и вдруг прихóдят деревенски девушки.

– Ванюша, пойдем тонцевать, довольнё тебе, занялсе тут этими делами плóхими.

Опеть все замолкло. Стало россветать, ушли эты девушки. Опеть роздалсе в комнаты человечий розговор:

– Ванюша, ставай, пообедай, да отдохни.

Да. Вот он стал, дверь открыл, смотрит, эта девушка (оказалась вначале женщина, теперь девушка) стоит это по пояс из стены выстала.

– Прочитай еще, Ванюша, третью ночь, отдохнёш когда; потом будеш ты щáстлив. В эту ноч ты кончиш все евангелие и, хотя тебе эту ноч уж будет больнё страшно, ну, как-нибудь терпи, не сдавайсе ни на што.

Вот он чáсика три отдохнýл, опеть сел, стал свою роботу продолжать. Потух свет, загорелись ночнички и вдруг приходит уже тогда не урядник и пристав, а сам полковник со своим начальством и говорит:

– Собирайсе, сецяс, и берите ёго робята, за шиворот, и потáщым.

Ну, он поглядел на них, спомнил про дедушка, опеть начинает продолжать дальше. Вот немножко почитал, еще страшней ёму стало. Когда выбралсе весь пол, осталсе он на одной половичине с одной табуреткой и евангельём, тогдá ёму очень страшно стало. Когда он зглянет книзу, там разныи гады, тогда на него нашол страх.

– Што вот, мол, падý, и смерть мне.

И сам опеть опомнилсе.

– Да што же, мне дедушко ничего не велел боятьце.

Немного погодя, этот пол был совершенно по-старому, и пошол страшный стон на улицю, свистотóк погонялок и тпрýканья и ужасной стон. Вот поехала тогда уже нециста сила из города проць. Когда россвело, то уж в которой комнаты читал, тут образовалсе дворець государственной. Да. Открылась дверь и приходит эта девушка из кáменной стены.

537

– Ну, Иван, ты теперь щастлив, ты топерь в этом городе будеш начальством стоять. Только я сицяс поеду домой, повидáю родных; семь лет, как я дома не была, заклята в кáменной стены, А церезь год приеду за тобой. Ты дожидай меня. А тебя признают, так как ты есть спаситель города всего, тебя кажной день будут в гости звать на угощенье, ты проводи времё и дожидай меня.

Вот начáли ёго кажной день в гости звать, и начáл наш Иван ходить в кажной день. Вот ёго, значит, кормили и поили, хвалили ёго за то, што он спас город всёго мирного населения.

И вот ёму пришлось в самой последний день, когда уже корабли дóлжны притти, ёму пришлось итти к одной вдовке, тоже позвала ёго гостить. Вот она ёго поила и кормила, потом и говорит:

– Слушай, Ванюша, возьми мою дочку Таню взамуж, всё ровно тебя чаревна омманет, не придёт.

Ну он не соглашалсе.

– Нет, не возьму, не омманет меня чаревна. Обещалась, што придёт.

Да. То слышит в селе, што зарозговаривали: “вот корабли к пристани идут”, то он стал собиратьце к пристани. Вот когда он вышел из дому и пошол на пристань, тогда этой вдовки было очень обидно, што он отказалсе. И у ней был сын, Мишей звали, она и говорит:

– Ну, Миша, бежи скорей на пристань, не допусти, штоб ёму с чаревной сойтися, сунь ёму соннýю булавочку куда-нибудь в одёжу.

Вот он идёт на пристань, увидал ей личность и сам обрадел.

– Ну, думает, скоро сойдусь.

То этот Миша, как он ни рвалсе, все-таки прорвалсе в толпе, не допустил ей сажéнях в петидесети, сунул ёму булавочку, ну, он упал, заснул. Подходит она к ёму, нацинает ёго трести.

– Ставай, Ванюша, времё ставать, я за тобой на трёх короблях пришла. Што ты заснул? Мало того, што на трех,

538

подожди, тогда уж так, коли ты не стаёш, тогда дожидай, на будущый год я приду на шести за тобой.

Поворачивает корабли, отходит от берега, тогда Мишка тянул булавочку. Он стал, смотрит, корабли уже отошли.

– Ну, вот, эх, какоё дело, не удалóсь с чаревной поговорить! Што она сказала мне-ка, наверно, чего-нибудь говорила?

Из публики ёму и говорят:

– Да, Ванюша, действительно она говорила, што ты заснул, знать ты обиделсе, што она пришла на трёх кораблях, на будущый год придёт на шести.

– Ну, ладно, буду ждать, всё ровно не отступлюсь.

Нацинает он проводить год. Вот также проводил год, как и перьвый раз: ходил всё по гостям, всё его угощали. Да. Вот когда он провёл почти што год, наконець пришол к этой вдовушки самой.

– Ну, Ванюша, посмотри, ведь топерь же тебя чаревна омманула. Возьми мою Таню замуж, всё ровно она тебя омманет.

– Да ну тебя, уж всё ровно меня чаревна не омманет, и ни возьму, мне твоей Тани не надо!

И вот послышыл опеть, што идут, идут корабли. Он собираетце на пристань. Да, когда он пошол, эта вдовка опеть и говорит:

– Ну, все-таки, Миша, не допускай ёго до чаревны. Сунь ёму булавочку, как мож скорее.

Вот он идёт на пристань, радуетце и видит ей уже в дватцати шагах, а этот Миша пробираетце, как бы возможно было ёму сунуть соннýю булавочку. И не допустил ближе десети шагов, когда опеть сунул ёму соннýю булавочку, он опеть же упал перед éйными ногами. Она подошла к нёму.

– Ну, што ты, Ваня, опеть, или кто тебя добрыи люди путают? Ну, еще останьсе на третий год, я приду на девети кораблях, ожидай.

Вот она зашла на корабь, повернула корабли. А Миша вытянул у нёго булавочку, он стал. Ну, корабли уже отошли.

539

Вот какое нещастье, опеть не удалось с цяревной поговорить. Што она сказала?

Публика отвечает:

– Сказала: „ну, уж не удалось опеть поговорить, приеду на третий год на девети кораблях“.

Вот он пошол с пристани, опеть же взялсе по-старому ходить чéлый год по гостям, ожидать. Вот он опеть проводит чéлый год и по окончанию года опеть ёму пришлось к этой вдóвке пойти. Вот она ёго угощает и говорит:

– Ну, Ванюша, опеть тебя чаревна омманет. Придетце тебе мою Танюшу взять замуж.

Он сказал:

– Нет, не возьму, не омманет.

Вот слышит, што публика говорит:

– Корабли, корабли идут!

– Вот ты сказала, што омманет. А вот корабли идут. Пойду на пристань.

Вот он идёт и радуетце.

– Неужели я в этот раз не встрецюсь с чаревной, или кто меня путает.

А эта вдóвушка своё дело продолжает, отправляет своего мальчишку Мишу.

– Ну, только не дай ёму сойтись рука с рукой. Если он сойдетце рука с рукой, не повлияет моя соннáя булавочка.

Вот этот Миша пробираетце очень быстро. И он приходит с ней уже в пети шагах, и оба улыбаютце. Тогда уж этот Миша еще быстрее, и он сунул ёму булавочку, не дал ёму сойтись рука с рукой, он упал к ней прямо в ноги. Тогда она сказала, заплакала и говорит:

– Ну, Ванюша, верно, разлучили лихие люди меня с тобой, соннóй, как мертвой.

Вытаскивает она кошелёк-самотряс и сунула ёму в корман, потом сходила на корабь, принесла ёму еицько, штобы больше о нем никогда ни думать и не споминать и полóжила ёму в корман, и сказала:

– Ну, быть ты Иван Нещастной!

540

Сама повернула, и пошла на корабь. Тогда он проснулсе, видит, корабли пошли. Сел и заплакал, и сказал:

– Ну, што-то мне топерь чаревна сказала, то уж, верно мне больше ей не видать.

Публика очень жалела Ивана, и он спросил:

– Што она мне сказала?

– Она сказала, што быть ты Иван Нещастной, и што-то полóжила в корман.

Вот он стал, посмотрел корман: у него кошелек-самотряс и еицько, и подумал:

– Ну, наверно чаревна меня больше не спомянет, и пошол в город.

Да, и ушла она домой, и закрыла огненноё море, штобы ёму туда не попасть, и про него никто не споминал. Вот он когда зашол в город, пóжил месеца два и всё дyмaт:

– Ну, што бы ни было, а все ровно я пойду ей искать.

Да. Вот приказал напекчи сухáриков, и штобы ёму отправитьце по белому свету, куда он жалает итти. И пошол из города проч. Как раз шол мимо этой вдовки, вдовка кричала ёго в дом, но он сказал:

– Ну тебя, чертовка, розлучила ты меня с чаревной, и сам пошол дальше.

Вот идёт наш Иван топерь; идёт день-два, и может месец идет и сам не знает, куда он сицяс глухой тайгóй идёт. И вдруг попадает ёму старичок навстрету и говорит:

– Здраствуй, Иван Нещастной.

Он отвечает:

– Здраствуй, дедушко. Как же ты меня, дедушко, знаеш, што я Иван Нещастной?

Он и говорит:

– Я всéх людей на свéте знаю.

– Ну, так скоро ли я, дедушко, попаду в жило?

– А я, говорит, иду петьдесят лет, в жиле не бывал, и тебе век не бывать.

– Так што, дедушко, ты несеш за собой?

– Ружьё.

541

– А што твоё из себя составляет ружье?

– У мня ружьё хорошее: моё ружьё, если бы ты увидáл, хоть за тышечю метров в глаза, то заводи и стреляй, не надь боле к нёму ничего.

Тогда старичок спросил у нёго:

– А ты што несёш, Иван Несщастной?

– Я несу кошелёк-самотряс.

Тогда и говорит старик:

– Давай менятьце.

Иван подумал:

– Правда, хлеба у меня не хватит, а я с ружья буду кормитьце. Давай.

Вот оне взяли, сминялись, и один пошол в одну сторону, другой в другую. Продукты ёго стали уничтожатьце. Тогда он стал питатьце птицей. Стрéлит, сварит, поджарит и так всё идёт вперёд. Так. Немножко погодя, встречаетце ёму другой старик встрету и говорит:

– Здраствуй, Иван Нещастной.

– Здраствуй, а как же ты меня знаеш? Што за беда, што второй старик называет меня Нещастным.

– Перьвой старик был мой брат.

– Ну, дак скоро ли я попаду, дедушко, в жило?

– А я иду уже сто лет и в жиле не бывáл, и тебе скоро не бывать.

– Ну, дак што дедушко, несёш за собой?

– А я несу сумку-самосолку. А ты што?

– А я несу ружьё, где бы што ни увидáл, наводи и будёт твое.

Тогда Иван говорит:

– Дак што, дедушко, давай менять?

Старик почёсáл в затылке.

– Ну, да уж давай, для тебя сменяю.

Да. Вот они, знаеш, и сменялись.

– Ну, слушай, Иван, эта сумка будет тебя кормить и поить. Хоть сколько бы у тебя не былó войска, хоть несколько áрмий, все ровно она тебя будет поить-кормить и с ней никогда не убудет.

542

И потом роспрощались и пошли в разные стороны. Подошел месец-два, попадает ёму третий старик настрету и говорит:

– Здраствуй, Иван Нещастной.

– Што мне за беда: – третий старик, и всё мне говорит – Иван Нещастной.

– Эти все были мои брáтья.

Да Тогда он стал ёго спрашивать:

– Ну, што, дедушко, несёш за собой?

– А у меня, говорит, есть трёска. А ты што несёш за собой?

– А у меня сумка-самосолка.

Он тогда спросил ёго.

– А што твоя трёска, што- ты в ней имееш?

– В этой трёски есть вóйско, и што тебе надо, всё это вóйско сделает. А што в твоей сумки?

– А у меня хлеба сколько хочеш; сколько, надо, всёгда сыт будеш. Давай менять.

Долго старик не соглашалсе менять, но говорит:

– Да уж ладно, братья тебя наделили вещью, так сменяем: нá тебе, а у тебя возьмý твою.

Тогда спросил Иван Нещастной старика:

– А как этой пáлкой делать?

– А вот стýкни один раз и другой. А уж третий раз стукнеш, то выйдет из трёски атаман, прикажи ёму, то он тебе всё сделает.

Вот они роспрощались, пошли в разные стóроны. Иван несет клюшку, ёму стало хотетьце ись. Тогда он подумал и сделал: взял он ударил концём в землю раз – пошло войско – несколько тышеч. Ударил другой, еще бóле прибавилось. Когда он ударил третий раз и сказал:

– Но, вылезай и сам атаман оттуда.

Когда он это, знаеш, всё это войско вышло и вышол атаман, был он об одной руки и ноги, и спросил ёго:

– Што тебе надо, Иван Нещастной?

Да. Он ёму и сказал:

– Так сколько нужно, атаман, войска, штобы догнать этых стариков, отнять у них сумку-самосóлку, кошелёк-самотряс и ружьё?

543

Тогда сказал ёму кривóй:

– Нужно полторы четверти из клюшки. А остальные куда думаеш деть?

Я знаю, што ты думаеш, отвечает ему кривой. Ты думаеш тó, штобы эту тайгý росчистить, сделать хорошой площадкой. Когда вернёш все вещы, штобы нас угостить всех из этой сумки-самосóлки.

Вот отправили часть войска за стариками, а отальние стали розделывать площадку для угощения. Да. Покамест это войско бéгало за стариками, – конешно, стариков оне не вернули, а отнели у них все вещши – а остальные всё сробóтали и всё былó приготовлено. Когда он получил сумку-самосóлку, то ростегáет и говорит:

– Ну, робята, собирайтесь, сецяс станем кушать.

Когда они пóпили-поéли, угостил он их и сказал:

– Ну, вы все забирайтесь в трёску, а ты кривой, оставайсе один.

Так. Когда оне все забрались, он сказал:

– Ну, кáк, кривой, кáк ты думаеш, куда мы идём?

– Я знаю, што ты думаеш. Сецяс мы идём в такой наволóк, што уж дальше будёт морё, итти нам будет нéкуда.

Тогда он ёму сказал:

– Ну, ты тоже заходи в клюшку, а там уж будёт видно.

Вот он захóдит в этот наволок, уже совершенно лесу не было, осталось одно только море, морской берег. Потом клюшкой ó землю стукнул:

– Ну-ко, кривой, вылезай! Сколько тебе войска надо, штобы сделать корабь?

Так. Он и говорит:

– Да надо бы хоть с четверть, штобы скорее было роботáть.

– Ну, вылезай хоть две, надо, как можно скорее, роботáть.

Тогда войско вылезло и быстро начáли робóтать корабь: кто рубит, кто крáсит, кто снастит, а кто и парусит. Кругом робóта пошла. Через шесть часов уже был готов корабь к отплытию, так быстро сроботали. Роботники хорошие были. Тогда Иван спросил кривого:

544

– А сколько нам нужно команды или матросов для отплытия, и куды мы пойдём.

Кривой отвечает ёму:

– Слушай, Иван Нещастной, нам никого не надо, я буду править, а ты можеш спать. Я знаю, куда ты идёш.

И вот Иван сказал:

– Ну, забирайтесь вы в трёску, а мы с тобой, кривой, поедем.

Вот в скором времени приходят они к острову, а уж дальше итти нéкуда; огненное море впереди.

Тогда он спросил кривого:

– А теперь дальше што мы будем делать?

– Дальше мы останемся на этом островý, а один подрядчик робóтает стéну для пристáчи судов. И взял он этот подряд за двести петьдесят тышеч нá петь лет, с таким условием: если он не доробóтает, то евонная голова с плеч долой, – этого подрядчика. Робота уже продолжаетце последний месець в пети летáх. Вот ты топéрича иди с этым подрядчиком поговори, как бы он нас перевёз за óгненноё море. А ты ёму скажи, „я тебе эту пристань, то-есть стéну помогу доробóтать".

Он приходит к этому подрядчику и спросил ёго:

– Сколько ты эту роботу робóтаеш?

Он ответил:

– Вот я за двести петьдесят тышеч роботаю пять лет и вот последний уже месец, но вся моя робота пропадает. Сколько я ни роботам днём, за ноч вся моя робота пропадает, оседает. Топерь приходят последние дни. Если я не окончу, то мою голову сказнят.

Вот он ёму и говорит:

– Если ты меня перетащыш через óгненное море каким-нибудь спóсобом, то я эту пристань помогу тебе доробóтать.

Вот этот подрядчик очень обрадел и говорит:

– Если ты мне поможеш, то сёгодне полетит туда змéй, носит он нам продукты. И полетит обратно с порóжней сумкой, я тебя забакýю в эту сумку и он перенесёт тебя через огненное море.

545

Вот тогда он и спросил своего кривого атамана, хозяина:

– Скоко тебе надо войска, штобы эту пристань доробóтать?

– Хм, нисколько не надо. Пристань вся доробóтана, только её надо поднять, то-есть каменную стéну. Да, знаеш што, Иван Нещастной. Стéнка очень тяжелая, надо будет полтрёски войска.

Тогда Иван Нещастной сказал подрядчику, што будет у тебя стенка к ýтру сробóтана. Подрядчик успокоилсе. На ýтро посмотрели, стенка былá поднята, уже дороботана окончательно. Вот, тогда, когда подрядчик увидáл, пришол к нёму:

– Ну, спасибо, друг, сёгодне же я тебя забакую в сумку.

– Ну, ладно.

Тогда Иван ему еще даёт:

– Вот нá тебе ружьё на паметь за то, што ты меня перевезёш за огненноё море, это для подарка.

Так. Вот и сразу же взялсе за роботу, за паковку Ивана Нещастного со всем ёго матерьялом. Немного у нёго, конешно, было: сумка-самосолка только, кошелек да трёска. Когда прилетел змéй, оставил продукты, причепил сумку и полетел за óгненное море. Вот немного он подлетел, но ёму показалась слишком тяжóлой эта сумка, вернулсе обратно, нáбрал воды запáсной. И снова опеть полетел. Долго он летел, ёму очень казалось тежело. Наконець, все-таки не мог принести в город, бросил на берегу моря, перенёс черезь огненное море.

– Ну, ладно, подумал Иван, хотя обронил меня, да не в море, топерь я вылезу и пойду в город.

Вылез из этой кожаной сумки, взял сумку-самосóлку на плечá, взял трёску в руки, пошол шагать в город. Приходит он на край города, попросилсе к одной баушке на квартеру. Долго баушка не пускала ёго, наконець, пустила. Баушка говорит:

– Ты приискивай себе квартеру, а я в виду маленькой квартеры долго тебя держать не могу, поживёш сутки трои. В виду этого, што я булошниця, утром пеку булки, надо уходить и тебя не смею здесь одного оставить.

546

– Баушка, напрасно ты боиссе. Я ведь тоже торгóвой человек. Умею торговать, и буду помогать тебе в торговли, только ты меня не бойсе.

Вот баушка спёклá утром булочки и пошла торговать. И говорит:

– Ну, Ванюшка, оставлю я тебя дома, но смотри, если што случитце, ты уходи, а то я заевлю в город.

Когда она приходит обратно, продала булки, то он спросил у ней:

– Так ли ты всегда торгуеш плохо, как этот раз?

– Да, так, дитё, всёгда плохо покупают булки.

– Вот што я тебе, баушка, советую: спусти-ко ты меня завтро торговать, я тебе в три разá больше наторгýю, как ты торгуеш, – поверь меня.

Баушка скоряй спёкла булки, на ýтро отправила ёго торговать. Берёт Иван булочки, пошол в рынок. Пришол, где былó больше таких людей робочих и говорит:

– Робята, нападайте, воля; всем будет.

И где больше было рабочих и нищых и роздал все булки, и ничего не получил от них. Вытаскивает сумку-самосолку и насыпал ей полное вéно золотом. И пришол обратно к старушке, подает ей деньги. Старуха посмотрела на него и засмеялась:

– Вот так сынок, а завтро ты пойдеш еще торговать?

Он сказал ей:

– Ладно.

Старуха опеть заготовила булки к будущему дню и рано-рано утром встала, самовар согрела.

– Ставай, Ванюша, попей чай, а потом пойдеш.

– Ну, ладно, баушка, этот раз еще схожу, а уж больше торгуй сама, больше я не пойду.

Вот пришол на рынок, где-ка сидело исключительно калики и слепци и рóздал эты булки по нищым. Сам же опеть насыпал лукошку денёг и понёс старухе. Принёс. Старуха и говорит:

– Как же ты, Иван, можош так хорошо торговать?

– Да как же не торговать, когда я прошу пятачок, а мне дают три рубля за булку.

547

Тогда сказал он ей:

– Брось-ка ты, баушка, всю эту торговлю, а я даю тебе денег сколько тебе надоть и было ли у тебя когда от рóду сын?

Отвечает старушка:

– Да, правда, был сын. Но как же я буду кормитьце без торговли?

– Не печалуйсе, я тебе денег дам.

Да, и вот он сказал ей:

– Назови-ко ты меня своим сыном, как будто у тебя вернулсе из-за граници черезь дватцеть лет сын, думала, што он мёртвой.

Старушка говорит:

– Хорошо бы такого сына иметь, ну хто ты есть, скажи мне, Иванушко?

– Я, баушка, коли ты хочеш знать, я есть Иван Нещастной, только никому про это не говори, а держи меня за сына.

Ну, дело идёт это всё черезь этого атамана. Атаман придумывает, што надо делать. Черезь кривого этого. Так. Топерь вот баушка согласилась.

– Ну, баушка, сколько тебе еще денег нать?

Приносит она корзинку, насыпал ей полную.

– Топерь, говорит, знаеш што, баушка, продаётце дом черезь акчиóн, поди, купи, а я сосщытаю деньги, сколько тебе платить. Это нам с тобой жить, а мне итти нельзя. Если будут платить петнатцеть тышеч, ты давай дватцеть пять; если дватцеть, – ты покрывай десятком, давай тритцеть. Если тритцеть, опеть накрывай десятком, давай сорок. Хотя догонят и сорок, петьдесят, шесьдесят, все ровно, был бы дом за тобой, не отступайсе.

Ну, баушка, недолго говоря, справилась, конешно, и пошла на торги. Приходит. Между купцями и засмеялись:

– Вот так булошниця, дом пришла покупать! Хорошо, баушка, торгуеш!

– А в чем же дело, говорит, у меня сынок из-за граници пришол, и слава богу, денёг принес, может он купить.

– Так вот, баушка, дом стоит тритцеть тышеч.

548

– Ну, я дам сорок.

Все посмотрели старухи в глаза купци.

– Так вот, баушка, сорок мáло; надо петьдесят.

– Давайте, шестьдесят я дам.

И догонили дом до семидесети тышеч. Осталсе дом старушки. Дом, дествительно, был двухетажной, ýбраной хорошо. Ну, и сказали купци:

– Ну, што, баушка, ведь деньги надо, иди-ко, сходи за дéньгами.

– Сицяс, подождите, сбегаю.

Да, вот она когда ариходит домой, то уже атаман и Иван Нещастной считают деньги и знают, што дом семьдесят тышеч стóит.

Старушка говорит:

– Ну, сынок, я купила дом. Только стóит дóрого, семьдесят тышеч.

Отщытали ей деньги, она понесла. Когда она принóсит деньги, стали щытать, перещытывать, то оказалось на десеть тышеч больше денег, воротили ей обратно:

– Здóрово же, баушка, на булках накопила денег; верно сын у тебя богатой?

Получила баушка условные бумаги, пришла к сыну.

– Вот, мол, сын, дом кýпленой, десеть тышеч возвратили обратно.

– Так вот, баушка, што: знаеш, нужно тебе итти к чарю топерь, созвать ёго на новосельё и некоторых знакомых купцéй тебе. Будем справлять новосельё. Попроси ёго, конешно, усерднее, как жону ёго, так и дочку. Скажи, што вот у меня сынок пришол из-за граничи, вот приходите посидеть, поговорить.

Вот когда приходит к чарю и долóжили:

– Зачем, вы, баушка, булочниця, пришли?

– Я пришла до вашей милости, ваше величество, на новосельё, звать, так што у меня сын вернулсе из-за граничи черезь дватцеть лет. Купил дом, просил к себе на новосельё притти вместе с жоной и дочерью. Не оставите моей просьбы, пожалуста, прошу: у нас будут купчи приглашоны, как и прочие.

549

То сказал ей чарь, засмеялсе:

– Ну, ладно, баушка, приду. Богат же у тебя сын. Ладно, ладно, приду, так и быть, приведу своих, дочерь и жону.

Вот эта доч, когда прибыла домой, она занималась уже волшебством. Когда баушка пошла домой, то она взяла волшебну книгу: не это ли ворвалсе Иван Нещастной, встретит ли он баушку на балконе, или нет, узнаю.

А уж в это времё передал ёму кривой:

– Ты не ходи на балкон, не стречай баушку, а пусть она придёт в избу, – за тобой следят.

Да. Вот она приходит домой и говорит:

– Ну, сынóк, посулилсе чярь притти.

– Когда?

– Сегодне же придет.

Потом все гости позвáные стали собиратьце на новосельё. Вот когда гости собрались на новосельё, и приходит чарь, он отóзвал баушку в другую комнату и говорит ей:

– Вот, баушка, ты содействуй этым делам, угощай гостей, а я тебя научу, как нужно вести дело.

А у нёго уж атаман там дихтует.

– Вот когда соберутсе все гости и придет чарь, наливай всем по рюмки. „Вот, за здоровье сынка моего, ваше величество“. А я не покажýсь, пока не будет нужно. Вот когда нальёш рюмки, и чарь, и чарича, и дочка, вы поспешите пораньше выпить и подтвердить, что за здоровьё Ивана Нещастного. Не бойсе, тебе ничего не будет, тут будет только мне с чаревной, а я к тому успею.

Когда эта баушка все налила и говорит:

– Ну, давайте, ваше величество, выпьем.

Когда все хотели пить, сказала:

– Ну, за здоровье Ивана Нещастного!

Все гости подтвердили это слово. Так чаревны стало обидно, што она выскочила из-за стола, и берёт саблю в руки:

– Где Иван Нещастной, сецяс убью, и тебя с ним вместе.

Тогда выскакивают атаман и Иван Нещастной. Сразу же она в омморок пáла и ударилась в пóл. Вина было не столько

550

для своих гостей, вся была клюшка освобождена, – все у ёго тут участвовали на пирý. Тогда он спросил:

– А почему же она свалилась, нужно ю освежить скорей.

Тогда призвали докторóв, признали болезнь, почему она упала в омморок. Тут дохторов нашло около дватцети и стали болезнь роспознавать, в чем тут дело. Потом один доктор узнал, што где-то есть в подорожной сумки от-любя еицько, нужно ей принести и тогда она поправитце. Сецяс же розыскали, поднесли ёго к губам, она скоцила:

– Давайте мне сецяс Ивана Нещастного, а то всем голова с плець долой!

Тогда ей подвели, она схватила ёго за руки, обняла, и пошли все за стол ись. Потом очень она обрадела и стала ёго спрашивать, как он сюда пробралсе, каким путём, он был за огненным морем. Тогда он говорит ей:

– Конешно, трудно былó, прекрасная моя, я тебе потом подробно росскажу, ну, сецяс говорить не буду.

Она говорит:

– Ну, слава богу, все-таки пробралсе, топерь будем вместе жить.

Оконцили это оне новосельё, тогда она сказала отцю:

– Ну, отець, я остаюсь здесь, а вы идите, я без нёго жить не могу.

– Ну, и слава богу, дочка, коли он тебя спас и сумел приехать сюда, ну, и живите.

Потом взялись, конешно, делать пир, начáли играть свадьбу. По окончанию свадьбы, чарь зятя провёл наследником. После этого всёго, когда он остарéл, чарь провёл его на чарьство.

После этого, стали проводить всю жизнь, как следует.