XV.
Пріѣхавъ въ Парижъ,
мы немедленно обратились за совѣтомъ къ «первой русской адвокаткѣ»,
Еленѣ Миропольской. Къ большому нашему удивленію, русскаго въ ней ничего
не оказалось. Дочь русскаго и польки, она съ дѣтства воспитывалась въ
Парижѣ и представляетъ типичную парижанку, хорошенькую, граціозную,
элегантную, практичную и дѣловитую. Она подробно и обстоятельно объяснила
намъ, какимъ образомъ можно было изъ простой смертной превратиться въ
адвокатку.
Прежде всего, слѣдовало
passer son baccalaureat, другими словами, выдержать экзаменъ
для поступленія въ высшее учебное заведеніе. Затѣмъ prende son inscription à
107
prêter serment и принимаютъ въ корпорацію. Сначала
адвокаты и адвокатки plaident pour
les pauvres, т. е. защищаютъ даромъ, чтобы
напрактиковаться, а затѣмъ уже берутся за платныя дѣла.
Я попросила Миропольскую
познакомить меня съ выдающимися адвокатами, чтобы узнать ихъ взглядъ на
адвокатокъ.
‑ Не стоитъ
трудиться! – засмѣялась Миропольская, ‑ я вамъ сейчасъ же
могу сообщитьихъ мнѣніе – и, придавъ насмѣшливый видъ своему
красивому лицу, Миропольская, презрительно улыбаясь, заговорила, очевидно
подражая кому-нибудь изъ адвокатовъ. «Les avocates – c’est très graçieux, très poétique, mais entre nous soit dit, ce n’est pas grand chose et cela ne sert à rien?. – Вотъ, что скажетъ вамъ всякій
адвокатъ, ‑ смѣялась Миропольская, переходя на свой обычный
тонъ, ‑ nos
chers confreres все еще никакъ не могутъ
посмотрѣть на насъ серьезно, все еще видятъ въ насъ дѣтей,
играющихъ въ адвокатовъ. Mais
nous sommes vengées par le public, ‑ съ торжествомъ добавила она. – Общество гораздо серьезнѣе къ
намъ относится, охотно къ намъ обращается и у меня въ нѣсколько
лѣтъ успѣла образоваться une clientele personelle – людей, которые довольны моей
манерой вести ихъ дѣла и посылаютъ мнѣ своихъ знакомыхъ. Я считаю,
что у женщинъ-адвокатовъ есть своя сфера, въ которой онѣ могутъ принести
большую пользу. Бракоразводные процессы, дѣтоубійства, преступленія
несовершеннолѣтнихъ – все это естественно падаетъ на ея долю. Каждая
преступница имѣетъ право требовать, чтобы ее защищала женщина, которая
понимаетъ ея душу, ея чувства такъ именно, какъ никакой,
108
даже геніальный адвокатъ, понять не въ
состояніи…
Въ дверь постучали, и
явилась служанка доложить о приходѣ кліента, пріѣхавшаго изъ
провинціи. Миропольская просила его подождать, но мы съ Алексъ поднялись
уходить, пригласивъ первую русскую адвокатку навѣстить насъ въ
отелѣ и докончить объясненія.
‑ Что-же это
она, такъ и приметъ своего кліента въ розовомъ платьѣ? – съ
недоумѣніемъ спрашивала меня Алексъ, возвращаясь домой.
‑ Почему-бы и
нѣтъ? – смѣялась я. – Сегодня праздникъ, Троицынъ день, и
розовый цвѣтъ очень идетъ брюнеткамъ.
‑ Я думала,
адвокатки носятъ англійскіе костюмы въ родѣ мужскихъ…
‑ Э, полно!
Всѣ эти феминистки, что подражаютъ мужской манерѣ одѣваться,
курятъ, ухорски закладываютъ ногу на ногу – попросту poseuses и, даже, весьма наивныя. Миропольская
доказываетъ свой умъ, оставаясь женственной и элегантной. Это нисколько не
помѣшаетъ ей быть прекраснымъ адвокатомъ.
‑ И модный
журналъ у ней лежитъ на столѣ и начатое рукодѣліе… ‑ съ
разочарованіемъ говорила Алексъ.
‑ А вы что-же
ожидали увидѣть? Бюстъ Демосфена, рѣчи Цицерона? О, Боже, какъ
публика еще наивна, какъ любитъ шаблонъ! Да зачѣмъ, объясните мнѣ,
пожалуйста, должны женщины измѣнять своимъ природнымъ вкусамъ? Можно быть
адвокаткой, чиновницей, писательницей, докторомъ и при этомъ выходить замужъ,
имѣть дѣтей и, даже, шить имъ
109
наряды. Чѣмъ больше работаетъ
женщина, тѣмъ силы ея увеличиваются, тѣмъ болѣе можетъ она
сдѣлать. Это только наши лѣнивыя, гаремныя, петербургскія одалиски
употребляютъ цѣлый день на то, чтобы подобрать ленту къ новому платью…
На другой-же день Алексъ
достала программы экзаменовъ и, просмотрѣвъ ихъ, объявила, что
надѣется подготовиться въ 4‑5 мѣсяцевъ.
‑ Я была одной
изъ лучшихъ ученицъ въ институтѣ, ‑ объяснила она – и
память у меня превосходная. Я боялась, что потребуется знаніе латинскаго языка,
но разъ его въ программѣ нѣтъ, то дѣло сводится лишь къ тому,
чтобы переучить все уже мнѣ извѣстное на французскомъ языкѣ.
Болѣе пяти мѣсяцевъ это переучиваніе у меня не возьметъ и осенью я
могу записаться въ Faculté.
И Алексъ стремительно
принялась за зубреніе. Я съ радостью наблюдала ея усердіе и въ то-же время тревожилась,
какъ-бы этотъ пылъ скоро не охладѣлъ: переучивать въ тридцать лѣтъ
старые учебники – дѣло довольно скучное.
Къ счастью Миропольская,
навѣстивъ насъ, пригласила бывать почаще въ Palais de Justice, обѣщая показать наиболѣе
извѣстныхъ адвокатовъ и адвокатокъ. Мы немедленно воспользовались ея
предложеніемъ.
Огромный Дворецъ
Правосудія помѣщается на островѣ, въ старомъ Сité, гдѣ основана была
древняя Лютеція. На мѣстѣ его находилась когда-то римская
крѣпость, превращенная въ Средніе Вѣка во Дворецъ французскихъ
королей. Впослѣдствіе, когда былъ выстроенъ Лувръ, и короли туда
переѣхали, дворецъ
110
достался судебному вѣдомству.
Здѣсь также засѣдалъ когда-то Парламентъ; здѣсь-же, въ
свободное отъ занятій время les
clercs de la Basoche играли farces, soties et moralités, чѣмъ отчасти и положили начало
французскому театру. Въ этомъ-же дворцѣ судились во времена революціи
роялисты, Марія Антуанета и Робеспьеръ. Словомъ, мало найдется въ мірѣ
зданій съ такимъ интереснымъ историческимъ прошлымъ.
Palais de Justice расширялся и перестраивался постепенно
и, на ряду съ великолѣпными галлереями, съ залами, украшенными дивными
золоченными потолками, встрѣчаются крошечныя низкія комнаты величиною съ
уборную, которыя, тѣмъ не менѣе, носятъ громкое названіе судебныхъ
палатъ.
Миропольская назначила
намъ свиданіе въ Salle
dea Pas Perdus. По огромной залѣ ходили взадъ и
впередъ кліенты, свидѣтели и безчисленные адвокаты. Среди нихъ мелькало
трое-четверо адвокатокъ. Костюмъ тѣхъ и другихъ одинаковъ: черная тога,
бѣлое жабо и круглая смѣшная шапочка, которую, впрочемъ, мало кто
носитъ.
‑ Какъ насъ,
адвокатокъ, еще немного! – грустила Алексъ.
‑ То ли было
раньше! – смѣялась Миропольская – въ первые годы моей
адвокатской дѣятельности на насъ смотрѣли какъ на рѣдкихъ
звѣрей и мнѣ приходилось очень строго себя держать, чтобы
избѣжать излишней фамильярности de mes chers confrères.
‑ Какъ,
здѣсь! Помилуйте, адвокаты считаются во Франціи самыми образованными и
воспитанными людьми ‑ протестовала я.
111
‑ Увы! мужчина
въ салонѣ и мужчина на службѣ – два совершенно различныхъ
человѣка, ‑ вздохнула Миропольская – всякая женщина,
которой приходится работать вмѣстѣ съ мужчинами, хорошо это знаетъ…
Интересныхъ уголовныхъ
процессовъ въ этотъ день не было, и Миропольская повела насъ въ Correctionelle, гдѣ въ маленькихъ палатахъ
рѣшались гражданскія дѣла. Засѣданія эти поражаютъ своей
удивительной небрежностью и безцеремонностью:
‑ Jci on juge un peu en famille, ‑ объясняла намъ
Миропольская.
Судьи полулежали въ
креслахъ, зѣвая, болтая и не слушая защитниковъ. Многочисленные адвокаты
сидѣли, гдѣ попало, на ступенькахъ судебной эстрады, на скамьяхъ,
чуть не на столахъ. Такъ-же небрежно держали себя свидѣтели и подсудимые.
Всѣ – судьи, адвокаты и сами преступники – хохотали, острили, faisaient des jeux de mots. Этотъ судъ весьма напоминалъ хорошо
разыгранный водевиль. Особенно поразила меня та небрежность, съ которой
приносилась клятва.
‑ Eevez votre main, ‑ училъ скороговоркою
судья – et répétez: je jure de dire la vérité, rien que la vérité!
Весь его небрежный тонъ
ясно выражалъ: «все это вздоръ! Я прекрасно знаю, что вы будете лгать!»
Адвокатки, сопровождавшія
насъ толпой, объяснили намъ, что въ уголовныхъ дѣлахъ – Assises – судьи держатъ себя серьезнѣе,
но что и тамъ «on
jure sur rien».
‑ Какъ!
Развѣ священникъ къ присягѣ не приводитъ?
112
‑ Какой тамъ священникъ! Après la séparation de l̉Eglise
et de l̉Etat? Что вы!
Прежде клятву приносили передъ Распятіемъ, но теперь ихъ отовсюду вынесли. Le Christ n̉existe plus! – съ горечью говорили
адвокатки. – Разумѣется, лганья стало больше. Распятіе удерживало:
вѣра до сихъ поръ живетъ въ народѣ. Лгать передъ Христомъ страшно,
а передъ своей совѣстью очень легко. Совѣсть – особа
покладистая.
‑ Какъ
смотрятъ на это адвокаты? – допытывалась я.
‑ Oh, les hommes! Est-ce qủils croient à quelque
chose! – пожимали плечами адвокатки.
Грусть по вынесенному
Распятію раздѣлялась всѣми женщинами-адвокатами. Привыкнувъ къ
русскимъ либеральнымъ дѣвушкамъ, высказывающимъ обыкновенно самыя крайнія
идеи, я съ удивленіемъ смотрѣла на француженокъ. Еще болѣе удивило
меня ихъ отношеніе къ дѣламъ. Одна вдова, уже не первой молодости, только
что вступившая въ корпорацію адвокатовъ и, по обычаю всѣхъ начинающихъ,
защищавшая даромъ бѣдныхъ, горячо жаловалась на предсѣдателя,
поручившаго ей защищать une
fille-mère, убившую своего ребенка.
‑ Я
наотрѣзъ отказалась, ‑ разсказывала она намъ – мнѣ
совѣсть не позволяетъ защищать подобную негодяйку!
‑ Однако,
могли найтись смягчающія обстоятельства – вступилась было я.
‑ Вы отъ того
такъ говорите, что сами не были матерью – горячо возразила она мнѣ.
‑ Да,
вѣдь, и кліентка ваша матерью не была…
‑ Какъ не
была? – изумилась адвокатка.
113
‑ Вы-же сами
разсказываете, что она убила своего ребенка въ моментъ его рожденія. Когда-же
успѣла она испытать материнскіе чувства?
‑ О,
Боже! – всплеснула руками моя собесѣдница. – Да неужели-же вы
думаете, что матерью дѣлаются, лишь родивъ ребенка? Материнская любовь
пробуждается раньше, когда ребенокъ въ матери живетъ и движется. Уже тогда она
его видитъ, слышитъ и горячо любитъ…
‑ Мнѣ
кажется, въ подобныхъ преступленіяхъ виновато главнымъ образомъ,
общество, ‑ защищала я подсудимую.
‑ Э! все это
фразы! – вступилась другая адвокатка, молодая дѣвушка. – Когда женщина
дѣлается матерью, то перестаетъ жить для себя и должна существовать лишь
для ребенка, защищаетъ его всѣми силами, умереть ради него, если
понадобится, а не убивать сокровище.
Француженка, религіозная,
семьянинка, съ твердыми принципами слышалась въ этихъ словахъ. Мнѣ
вспомнились норвежскія женщины, которыя, получивъ право участовать въ
парламентѣ, немедленно примкнули къ консервативной партіи. Возможно, что
и всѣ прочія западныя феминистки принадлежатъ душой къ этой партіи. Впрочемъ,
въ католическихъ странахъ можно найти и другое объясненіе: говорятъ, что
католическое духовенство, потерявъ всякое вліяніе на мужчинъ, рѣшило
воспользоваться своимъ вліяніемъ на женщинъ и усердно толкаетъ ихъ на
либеральныя профессіи. Вышло даже нѣсколько книгъ, написанныхъ по этому
поводу священниками.
Если это правда, то
феминистокъ можно поздравить.
114
Онѣ пріобрѣли вліятельныхъ,
практичныхъ и могучихъ союзниковъ. Католическое духовенство, работая для своихъ
цѣлей, тѣмъ не менѣе, значительно облегчитъ женщинамъ дорогу.
Правда и то, что когда реформа назрѣла, то все человѣчество,
сознательно или безсознательно начинаетъ ее проводить.
Алексъ пылала желаніемъ
услышать рѣчь адвокатки. Всѣ уговаривали ее подождать большаго
процесса, но, уступая нашимъ просьбамъ, повели въ одну изъ маленькихъ палатъ,
гдѣ разбиралась ссора двухъ дамъ de la halle, обозвавшихъ другъ друга salope, vache, chameau и тому подобными кличками, которыми
обмѣниваются торговки всего міра. Одну изъ этихъ дамъ защищалъ старый
адвокатъ, другую – молодая адвокатка. Къ большому нашему огорченію
защищала она очень плохо; говорила такъ невнятно, что ее почти не было слышно,
не воспользовалась ни однимъ изъ противорѣчивыхъ свидѣтельскихъ
показаній; на вопросъ судьи, сколько ея кліентка требуетъ денежнаго вознагражденія,
долго разбиралась въ бумагахъ, прежде, чѣмъ отыскала, наконецъ, нужную
цифру. Мы были глубоко разочарованы.
‑ Адвокатъ
другой стороны – самый посредственный ораторъ, а между тѣмъ, онъ
казался блестящимъ въ сравненіи съ адвокаткой, ‑ горевала Алексъ.
Другія адвокатки, за
исключеніемъ двухъ-трехъ умницъ, бойкихъ и рѣчистыхъ, также поражали
своей ничтожностью, отсутствіемъ красиваго голоса и невнятностью произношенія.
115
‑ Не
предавайте этому значенія! – уговаривали насъ умницы, ‑ nous ne sommes que les eclaireuses. Таланты явятся современемъ. Теперь же
на адвокатскую дѣятельность, какъ на новинку, бросаются многія женщины,
которыя не понимаютъ, какія данныя для нея требуются.
‑ Мнѣ
кажется, ‑ говорила я – необходимъ, прежде всего, звучный
гармоничный голосъ, умѣнье сжато и толково объяснить дѣло, а во
Франціи еще и остроуміе…
‑ Какой у васъ
романичный взглядъ на нашу дѣятельность! – смѣялись
адвокатки. – Вы, очевидно, представляете себѣ женщинъ-адвокатовъ,
произносящихъ блестящія рѣчи, громящихъ пороки общества. Увы! Это
удовольствіе рѣдко выпадаетъ на нашу долю. Въ большинствѣ случаевъ
приходится взыскивать по векселямъ или, какъ сегодня, разбирать ссору двухъ
торговокъ. Къ тому же судьи во Франціи нетерпѣливы и адвокату долго говорить
не позволяютъ…
Миропольская вспомнила о
моемъ желаніи видѣть лучшихъ французскихъ адвокатовъ и поспѣшила
познакомить съ проходившимъ мимо насъ извѣстнымъ H. R. Онъ оказался остроумнымъ, блестящимъ
собесѣдникомъ. Я съ увлеченіемъ говорила съ нимъ, мало обращая вниманія
на его спутника, молчаливаго и вялаго С. Мое невниманіе, видимо, безпокоило H. R. Онъ всячески старался вмѣшать
въ разговоръ С., внушая мнѣ, что тотъ былъ прежде министромъ юстиціи.
Видя, что меня этимъ не удивишь, онъ поспѣшилъ увести своего
высокопоставленнаго товарища.
‑ Что вы
надѣлали! – напали на меня адвокатки. – Вамъ слѣдовало
отнестись съ большимъ вниманіемъ
116
къ С., чѣмъ къ H. R. Онъ всего лишь талантливый адвокатъ,
а тотъ былъ министромъ.
‑ Вы должны
меня извинить, ‑ оправдывалась я. – Мы, русскіе, совершенные
дикари. Мы прекланяемся передъ умомъ и талантомъ и глубоко равнодушны ко
всякаго рода титуламъ. Что до министровъ, то у насъ въ Россіи, они такъ быстро
взлетаютъ и такъ быстро слетаютъ, что мы не успѣваемъ почувствовать къ
нимъ благоговѣнія…