XVII.

Тимъ въ маѣ не прiѣхалъ, написавъ, что начальство не даетъ ему отпуска раньше iюля. Алексъ была этимъ очень опечалена и еще съ большимъ жаромъ принялась за работу. Въ началѣ iюля надѣялась она сдать половину своихъ экзаменовъ, чтобы имѣть возможность уѣхать съ Тимомъ отдохнуть на берегъ моря.

‑ Такъ я по немъ соскучилась – наивно жаловалась она. – Боюсь, что дѣлаю глупость, оставляя его одного въ Петербургѣ. Если-бы онъ такъ не интересовался моими занятiями, если-бы не надѣялась я выиграть въ его глазахъ, то давнымъ давно бросила-бы эту глупую игру въ адвокатство.

‑ Неужели-же самое дѣло нисколько васъ не интересуетъ? – печально спрашивала я.

‑ Какъ вамъ сказать? Конечно, составленiе рѣчей очень увлекательно, и я начинаю думать, что у меня есть что-то въ родѣ таланта. Но я не вѣрю, чтобы женщина могла жить однимъ лишь трудомъ. Все, что она дѣлаетъ, все, что изучаетъ, совершается исключительно ради того, чтобы выиграть во мнѣнiи любимаго человѣка. Безъ этой цѣли никакая работа для женщинъ немыслима.

‑ Для прежнихъ женщинъ, для гаремныхъ, хотите вы сказать, ‑ горячо протестовала я – но не

129

для новыхъ, свободныхъ женщинъ, которыя теперь повсюду появляются, и чѣмъ дальше, тѣмъ ихъ больше!

Разговоръ этотъ напомнилъ мнѣ недавнюю встрѣчу съ молодой французской поэтессой, которая очень меня заинтересовала.

Меня пригласили на литертурное matinée въ одинъ изъ «отелей» Санъ‑Джерменскаго предмѣстья. Подобныя matinées, литературныя, музыкальныя, драматическія въ большой модѣ въ Парижѣ и собираютъ обыкновенно толпу богато одѣтыхъ дамъ, среди которыхъ рѣдкими оазисами выдаются старички, да молодые начинающіе поэты. Гостей другъ съ другомъ не знакомятъ, и они разговариваютъ лишь съ хозяйкой дома, съ недовѣріемъ, чуть не съ ненавистью посматривая другъ на друга. Этотъ странный обычай уничтожившій когда-то блестящіе парижскіе салоны, появился сравнительно недавно, послѣ раздѣленія государства и церкви. Ревностныя католички не хотятъ знать женъ министровъ и государственныхъ дѣятелей, способствовавшихъ этому раздѣленію, и съ отвращеніемъ отъ нихъ отвертываются. Во избѣжаніе непріятныхъ сценъ, хозяйки дома перестали знакомить приглашенныхъ гостей, предоставляя имъ молчать и скучать.

Matinée началось драматическимъ спектаклемъ. На небольшую сцену, отдѣленную отъ публики растеніями, вышелъ лысый поэтъ и прочелъ длинное вступленіе къ пьесѣ. Дѣйствіе происходило гдѣ-то въ Испаніи, во времена финикійцевъ, мавровъ или дикихъ ацдековъ. Слѣдовало описаніе историческихъ событій съ подробнымъ обозначеніемъ годовъ и мѣсяцевъ, императоровъ

130

и королей, царствовавшихъ въ то время во всей остальной Европѣ. Чтеніе длилось, по крайней мѣрѣ, полчаса, и я начала думать, что могу смѣло держать экзаменъ по испанской исторіи.

Поэтъ кончилъ. На сцену вышли два любителя и любительница въ роскошныхъ восточныхъ одеждахъ и принялись оскорблять другъ друга на самомъ изысканномъ французскомъ языкѣ. Затѣмъ схватились они за мечи, и не прошло десяти минутъ, какъ оба героя лежали убитые въ разныхъ углахъ сцены, а героиня съ отчаянья ушла въ монастырь.

— Стоило читать длинное вступленіе для такой короткой сцены! — смѣялись зрители.

Послѣ спектакля наступила очередь молодыхъ поэтессъ, давно уже сидѣвшихъ въ ожиданіи, нервно сжимая въ рукахъ манускрипты. Порывисто вставали онѣ по знаку хозяйки и спѣшили на сцену. Декламація поэтессъ поражала несоотвѣтствіемъ сюжета съ пылкостью изложенія. Рѣчь шла, напримѣръ, о томъ, какъ дама, сорвавъ розу, нашла въ ней червяка. Объ этомъ печальномъ событіи поэтесса разсказывала намъ съ такою страстью, съ такими трагическими жестами, съ такимъ рыданіемъ въ голосѣ, какъ если бы дѣло шло о матери, потерявшей единственнаго своего сына.

Вообще французская декламація прескучная: монотонная, однообразная, съ классическимъ повышеніемъ и пониженіемъ голоса, съ завываніемъ и подчеркиваніемъ рифмы. Меня она всегда усыпляетъ; но такъ какъ декламируютъ обыкновенно не великихъ поэтовъ, а стихи кузины или подруги хозяйки дома, то оно, пожалуй, и къ лучшему…

131

Въ большой залѣ было нестерпимо душно. По прекрасному обычаю старинныхъ французскихъ особняковъ «отель» былъ выстроенъ entre cour et jardin — подальше отъ уличнаго шума, поближе къ зелени. Въ зеркальныя окна гостиной виднѣлись изумрудныя лужайки и красивыя клумбы цвѣтовъ. Стоялъ жаркій іюньскій день, а окна были наглухо заперты. Кто-то изъ гостей робко попросилъ открыть балконъ. Хозяйка поморщилась и отдала приказаніе слугѣ. Дрессированный лакей чуть-чуть пріотворилъ балконную дверь, и въ щелочку полился ароматъ свѣжихъ розъ. Мы, иностранцы, сладостно вздохнули… Но старички-французы поспѣшили закрыть рукою уши, сердито оглядываясь на балконъ; дамы заботливо кутались въ боа.

— Закройте дверь! — приказала слугѣ хозяйка. — Il y a un courant d'air terrible!

Эту боязнь сквозняковъ, ненависть къ свѣжему воздуху, вы встрѣтите повсюду во Франціи. Я убѣждена, что даже наше русское пристрастіе къ затхлымъ квартирамъ привито намъ француженками-гувернантками, подъ вліяніемъ которыхъ воспитывалось почти два столѣтія русское общество.

Возлѣ меня съ начала представленія сидѣла молодая красивая дѣвушка. Одѣта она была съ парижскимъ шикомъ, но и платье и шляпа ея были, видимо, сдѣланы дома. Красавица, также какъ и большинство приглашенныхъ гостей, молчала, угрюмо смотря на сосѣдей. Находя подобное отношеніе къ своему ближнему и смѣшнымъ и глубоко нехристіанскимъ, я съ ней заговорила. Это нарушеніе этикета видимо очень не понравилось моей сосѣдкѣ: она

132

отвѣчала холодно, «да», «нѣтъ», но мало-по-малу разговорилась и, какъ часто бываетъ съ юными существами, повѣдала мнѣ свою жизнь и свое горе.

Оказалась она поэтессой. «Я пишу стихи съ десяти лѣтъ», съ жаромъ разсказывала она. Талантъ былъ очевидно настоящій, не второго ранга, какъ у Алексъ, слишкомъ слабый, чтобы выдвинуться безъ посторонней помощи, а даръ сильный, и, какъ всѣ истинные таланты, проявившійся уже въ дѣтствѣ.

«Стихи даютъ мнѣ такое наслажденіе, такую радость!» горячо говорила молодая дѣвушка. Кажется чего-бы лучше? Но тутъ-то и начинаются страданія юной поэтессы.

Она принадлежала къ военной средѣ. «Dans notre famille on est officier de père en fils!» съ гордостью разсказывала поэтесса. — Ce n'est pas un métier lucratif, mais nous l’aimons et nous n'en voulons point d'autre!»

Военное сословіе — одно изъ самыхъ порядочныхъ во Франціи. Оно не прекланилось передъ денежнымъ мѣшкомъ и сохранило старые французскіе идеалы благородства и чести. Возможно, что именно вслѣдствіе этого офицеры находятся въ подозрѣніи у остальной націи, ревниво чувствующей ихъ душевное превосходство. За офицерами шпіонятъ, обвиняютъ ихъ въ вѣрности церкви; они, дѣйствительно, религіозны и вѣрны старымъ традиціямъ страны.

Пока дѣвочка писала свои первые наивные опыты, вся семья ее поощряла и на нее любовалась. Но маленькая поэтесса выросла, и, видя, что прежнія игрушки переходятъ въ серьезное дѣло, семья призадумалась.

«Что ты дѣлаешь, несчастная?» говорилъ ей отецъ,

133

узнавъ, что дочь печатаетъ первый томъ своихъ стихотворенiй. «Ты готовишь себѣ одинокую старость: ни одинъ человѣкъ не захочетъ на тебѣ жениться»!

‑ И вотъ, ‑ разсказывала мнѣ бѣдная поэтесса – работа, что прежде доставляла мнѣ такую радость, приноситъ теперь горе. Я не смѣю писать, какъ хочу! Я порчу свои произведенiя, ибо при каждой страстной фразѣ, при каждомъ сильномъ сравненiи я останавливаюсь, обдумываю и кончаю тѣмъ, что ихъ вычеркиваю. Я сама чувствую, что гублю свое дарованiе.

‑ Вы не имѣете на это права! – возмущалась я. – Вы Богу должны будете дать отчетъ во ввѣренномъ вамъ талантѣ.

‑ Что-же дѣлать? Я хочу имѣть семью, дѣтей, я не могу оставаться одинокой!

‑ Чѣмъ-же ваши стихи могутъ помѣшать вашему замужеству?

‑ У мужчинъ такой странный взглядъ на жизнь! – вздохнула моя собесѣдница. – Имъ почему-то кажется, что женщина-поэтъ не можетъ быть честной женой, а, между тѣмъ, какое это заблужденiе! Праздныя женщины, что всю свою жизнь проводятъ въ примѣркахъ, да въ покупкахъ, несравненно легче поддаются, искушенiю, чѣмъ писательницы. Стихи требуютъ такого труда, берутъ столько времени! Какъ часто приходится мнѣ отказываться отъ прогулки, театра, танцевъ, потому что я чувствую вдохновенiе и не хочу его упустить...

‑ Слѣдуетъ работать и ждать любимаго человѣка, предназначеннаго вамъ судьбой! – совѣтовала я.

‑ Mais c'est du roman! – засмѣялась молодая дѣвушка. – En France le mariage n'est pas un roman:

134

c'est une affaire sérieuse. Французъ не женится, пока не найдетъ невѣсты, подходящей ему по деньгамъ, связямъ и воспитанiю. Любовь тутъ не причемъ.

‑ Какого же счастья можно ожидать отъ подобныхъ холодныхъ союзовъ?

‑ Мы любимъ мужей, данныхъ намъ церковью, дѣтей посланныхъ намъ Богомъ, ‑ отвѣчала поэтесса.

‑ Я не католичка и вашу религiю плохо понимаю, но мнѣ кажется, то вы придаете черезчуръ большое значенiе мелочнымъ обычаямъ вашей страны и слишкомъ мало довѣряете Богу. Если Онъ послалъ вамъ талантъ, то ужъ, конечно, не для одного вашего увеселенiя, а для того, чтобы вы могли влiять на окружающее васъ общество. Будьте вѣрны вашему призванiю, не приносите его въ жертву никакимъ постороннимъ соображенiямъ, и Богъ пошлетъ вамъ въ свое время и любовь и дѣтей, безъ которыхъ вашъ поэтическiй талантъ не можетъ развиваться.

Мои слова мало успокоили бѣдную дѣвушку. Она печально качала головой, улыбаясь наивности иностранки...

Вернувшись домой, я послала за ея книгой. Первую часть – грезы дѣтства и юности – я просмотрѣла мелькомъ. Я, вообще, невнимательно читаю любовныя стихотворенiя, ибо нахожу, что большаго таланта онѣ не требуютъ. Любая поэтесса съ сильнымъ темпераментомъ прекрасно съумѣетъ выразить всѣ эти якобы душевныя страданiя по «немъ», котораго такъ страстно ждутъ, такъ пламенно зовутъ, и который почему-то никогда не умѣетъ во-время явиться. Несравненно болѣе заинтересовали меня ея соцiальныя стихотворенiя: «la part des pauvres». Какiя это были

135

хорошія, чисто женскія пѣсни! Привожу нѣсколько отрывковъ.

Voleur ge pain.

Voleur! ‑ c'est un enfant qui a volé un pain –

Il serre son fardeau d'or tiède sous sa main,

Qu'un précoce travail a fait rugueuse et forte.

Il lui semble, que c'est du soleil qu'il emporte –

Ce pain si chaud, qu'on le dirait vivant, pressé

Dans ses maigres haillons, contre son corps glacé….

........................................................................................

Разсказавъ въ звучныхъ стихахъ арестъ и тюрьму маленькаго вора, поэтесса негодуетъ:

Volé, non pas, la terre auguste qui nous donne

Ses épis aux généreux grains

Et de ses purs sommets l'eau vierge qui bouillonne

Pour faire tourner nos moulins….

La terre! notre mère à tous! comme les mères

Nous chérit d'un amour pareil

Elle enfante pour tous votre sainte lumière

O moissons, ô fleurs de soleil!..

........................................................................................

C'est vous seuls qui volez – ô jouisseurs du monde.

Votre beau pain couleur de miel,

Quand des êtres n'ont pas, sur la terre féconde,

Leur part du trèsor maternel!.....

А вотъ возмущеніе христіанки передъ ростущимъ атеизмомъ:

Pour les femmes.

Il fallait nous laisser le ciel à nous aussi,

Qui seul pouvait emplir notre coeur infini…..

Le ciel! – immense espoir que nos douleurs contemplent

Et la crainte et la paix au mystére des temples.

Un mensonge! eh qu'importe! il était pur et beau,

136

Il fallait nous laisser croire sans rien nous dire,

Pourquoi nous déflorer nos rêves d'un sourire

Et borner notre amour aux pierres du tombeau!

........................................................................................

Comment donc osez vous nous crier “sacrifice!”

Vous n'étiez forts qu'avec la force du Seigneur,

........................................................................................

Puisque vous nous tuez la grande âme idéale

Qui ne vous demandait sa vie qu'après la mort,

Nous ne respectons plus votre loi du plus fort,

La chair nous dit “Jouis” et le droit “Part egale”!

Si Dieu ne nous tend plus infiniment les bras

Apaisant la Révolte au chant pur des prières,

Nouns voulons la justice et la joie ici‑bas.

Et les honneurs d'un jour pour nos vaines poussières.

Далѣе защита des filles-mères, безжалостно брошенныхъ ихъ соблазнителями:

L'injuste opprobre.

........................................................................................

Et c'est vous, qui restant seules, le coeur brisé

Sans appui, sans espoir, dans un précoce automne

Enfermant votre jeune amour, vous épuisez

Au travail pour nourrir les fils qu'ils abandonnent;

C'est vous – dont le seul crime, hélas! tut d'aimer! vous

Les fidèles, vous les mères, les pitoyables,

Qui n'avez pas jeté, comme ces hommes loups,

Vos petits à la rue et vos serments au diable!

........................................................................................

O martyres d'amour, c'est vous que l'on méprise.

Славный, чистый, благородный талантъ! Какъ горько было мнѣ думать, что молодая поэтесса вмѣсто того, чтобы радоваться своему дарованію, готова была принести его въ жертву какому-нибудь m-r Durand или Dupont съ мѣщанской душой, который

137

стыдился бы таланта своей жены и старался-бы его затушить. Также, какъ и бѣдная Алексъ, французская дѣвушка не понимала работы для всего міра, а не для одного, лишь, любимаго человѣка. Жаль мнѣ было обѣихъ, и въ то-же время моя гордая норманская кровь возмущалась этимъ раболѣпствомъ передъ мужчиной.

Норманскія женщины – единственныя въ мірѣ не знали гарема. Еще въ глубокой древности норманы, смѣло переплывая моря на своихъ ладьяхъ и основывая колоніи по сѣвернымъ берегамъ, всюду возили съ собою женъ и обращались съ ними, какъ съ равными, спрашивая ихъ совѣта и часто ему слѣдуя. Всѣ сѣверные законы благопріятны женщинамъ, и ни одна страна такъ не защищаетъ дѣвушекъ, какъ Англія.

Въ то время, какъ католическое духовенство по сію пору требуетъ отъ своей паствы, чтобы дѣвочки играли съ дѣвочками, а мальчики съ мальчиками, протестантскіе пастыри никогда этой ошибки не дѣлали. Въ Англіи дѣвушки и юноши ростутъ вмѣстѣ и благодаря этому англичанки несравненно проще смотрятъ на мужчинъ, чѣмъ прочія европейскія женщины. Онѣ цѣнятъ ихъ достоинства, но понимаютъ и недостатки; ищутъ въ нихъ себѣ друзей и союзниковъ, но никогда не дѣлаютъ изъ мужчинъ боговъ, никогда передъ ними священнаго трепета не испытываютъ.

Если сѣвернымъ женщинамъ не удалось личное счастье, онѣ мужества не теряютъ. Ихъ поддерживаетъ любовь къ родинѣ, къ человѣчеству, желаніе, чтобы восторжествовала на землѣ Христова правда.

138

Онѣ продолжаютъ наслаждаться жизнью и тогда, когда проходитъ ихъ молодость, путешествуютъ, изучаютъ, работаютъ. Онѣ умѣютъ быть полезными обществу, и оно отвѣчаетъ имъ уваженіемъ. Немудрено, что англичанки и американки стали во главѣ женскаго освободительнаго движенія. «Видно и вправду намъ, норманкамъ», думала я, «судьба поручила освободить нашихъ слабыхъ сестеръ изъ того гарема, въ которомъ онѣ задыхаются».