XV

XV.

МАЛЕНЬКИЙ АЛЕКСЕЙ.

Летом мы провели четыре месяца в Старой Русс. Врачи посоветовали в первый год после нашего возвращения в Россию поехать туда в интересах моего здоровья. Старо-русские воды были для меня очень полезны, и мои родители ездили туда в следующие годы. Этот маленький сонный городок очень нравился Достоевскому, он чувствовал себя в подходящей сфере

для работы. Мы жили на маленькой даче полковника Грибе, находящегося на русской службе. На сделанные с трудом во время своего пребывания на военной службе сбережения полковник построил себе маленький домик в немецком вкусе прибалтийских губерний, потайных стенных шкафов, подъемных дверей, ведущих к темным пыльным винтовым лестницам. Все было миниатюрно в этом доме. Низкие и тесные комнатки были обставлены старою мебелью в стиле ампир, зеленоватые зеркала отражали искаженные лица тех, кто имел храбрость заглянуть в них. На наклеенных на полотно листах бумаги, служивших картинами, нашему удивленному детскому взору представлялись уродливые китаянки с аршинными ногтями и втиснутыми в детские ботинки ножками. Закрытая веранда с разноцветными стеклами была нашим единственным удовольствием, а маленький китайский биллиард со своими стеклянными шарами и колокольчиками развлекал нас в длинные дождливые дни, столь частые в наше северное лето. За домом находился сад с смешными маленькими клумбами, засаженными цветами. В этом саду, прорезанном маленькими каналами, росли всевозможные фрукты. Полковник Гриббе сам копал эти каналы, чтобы предохранить свою малину и смородину от весенних разливов, которыми грозила коварная Перерытица, на берегу которой была расположена дачка. Полковник занимал летом две комнатки в нижнем этаже, а остальное сдавал приезжавшим в курорт. В те времена это было принято в Старой Руссе, где еще не существовало настоящих вилл. После смерти старого полковника мои родители купили у его наследников этот домик за бесценок¹⁾.

_________________

¹⁾Полковник Гриббе обладал четырьмя миниатюрами, которые он приобрел от одного солдата своего полка, вероятно, укравшего их во время одного из многочисленных польских восстаний в каком-нибудь польском дворце. Эти миниатюры представляют портреты трех принцев и одной принцессы из литовской династии Ягеллонов. Мой отец очень восторгался этими миниатюрами, купил их у наследников старого полковника и повесил в своей комнате. Он говорил, что молодая принцесса напоминает ему его мать, но я не нахожу никакого сходства между этой миниатюрой и моей москвичкой-бабушкой. Действительно ли Достоевский любовался на миниатюре своей матерью? Не напоминала ли она ему скорее какую-нибудь его литовскую прародительницу.

Мой отец проводил там каждое лето до своей смерти, кроме лета 1877 года, которое мы провели в Курской губернии у моего дяди Ивана.

«Братья Карамазовы» перенесены им в этот город. Когда я читала их позже, то легко узнала топографию Старой Руссы. Дом старика Карамазова — это наша дача с небольшими изменениями; красивая Грушевька ‑ молодая провинциалка, которую мои родители знали в Старой Руссе Купец Плотников был излюбленным поставщиком моего отца. Ямщики – Андрей и Тимофей – наши любимые ямщики, возившие нас ежегодно на берег Ильменя, где осенью останавливались пароходы. Иногда их приходилось ожидать по несколько дней, и это пребывание в большом селе на берегу озера Достоевский описал в последних главах «Бесов».

Мой отец вел в Старой Руссе очень уединенную жизнь. Очень редко он бывал в парке или в клубе, где собирались посетители курорта. Он предпочитал совершать прогулки вдоль реки в уединенных местах. Он ходил всегда по одной дороге, опустив глава, погруженный в свои размышления. Так как он выходил всегда в одно и то же время, то нищие уже ожидали его по пути, ибо они хорошо знали, что он никогда не отказывал в подаянии. Погруженный в свои мысли, отец раздавал милостыню совершенно механически, не замечая, что он подает всегда одним и тем же людям. Мать же замечала проделки нищих и смеялась над рассеянностью мужа. Она была молода, и ей доставляло удовольствие иногда сыграть с ним шутку. В один осенний вечер, увидев своего мужа возвращающимся с прогулки, она повязала голову старым шатком, взяла меня за руку и встала на его пути. Когда отец приблизился к нам, мать сказала молящим голосом: ‑ «Милый барин, пожалейте! У меня больной муж и двое детей». Достоевский остановился, взглянул на мою мать и подал ей милостыню. Он был взбешен, когда его жена, принимая подаяние, расхохоталась. ‑ «Как ты могла сыграть со мной такую шутку? ‑ говорил он с горечью. ‑ И еще в присутствии твоего ребенка».

Эта вечная рассеянность, свойственная многим ученым и писателям, очень сердила моего отца и казалась ему комичной и

унизительной. Он так хотел походить на всех людей. Но, увы, как трудно выдающимся талантам быть заурядными. Достоевский не мог никогда жить, как другие. Раньше, в Инженерном замке, он сидел всегда одиноко на подоконнике, мечтал, читал, любовался природой в то время, как все как все вокруг смеялось, гуляло, играло, бегало и веселилось сообща. Великий писатель еле соприкасается с землей, он проводит жизнь в фантастическом мире своих образов. Он ест меланхолически, не замечая, из чего состоит обед; он удивляется, что наступила ночь, и ему кажется, что день только что начался. Он не слышит банальных разговоров, раздающихся около него. Он бродит по улицам, говорит сам с собой, смеется и жестикулирует, так что прохожие смеются над ним и считают его сумасшедшим. Он останавливается, неожиданно пораженный взглядом, улыбкой незнакомца, которые запечатлеваются в его мозгу. Достаточно одного слова, выражения, сказанного подле него, чтобы он вдруг постиг целую жизнь, увидел идеал, который позже найдет выражение в его романах.

Маленькая дачка в Старой Руссе не существует больше. Построенная из старых балок, купленных по дешевой цене старым полковником, она не выдержала ежегодных наводнений Перерытицы и в один прекрасный день рухнула, несмотря на все попытки, сделанные для ее сохранения.

Старая Русса так нравилась моему отцу, что мать предложила ему остаться там одну зиму, чтобы сделать сбережения и скорее уплатить долги. Мы нашли другой дом среди города, который был больше и лучше отапливался, и провели там несколько месяцев. Здесь появился на свет мой второй брат Алексей. Маленький Алексей был на вид здоровый и упитанный, но у него был странный овальный, почти угловатый лоб, головка имела яйцеобразную форму. Это не безобразило ребенка, но придавало ему странный, удивленный вид. Когда Алексей подрос, он стал любимцем Достоевского. Моему старшему брату и мне было запрещено входить без приглашения в комнату отца, но маленькому Алеше это разрешалось отцом. Стоило няне только отвернуться, как он тотчас убегал из детской, бежал к своему отцу и кричал: «Папа, зизи!» ‑ так называл он на детском языке часы. Достоевский

оставлял свою работу, брал ребенка на колени, вынимая часы и подносил их к уху мальчика. Ребенок в восторге слушал тиканье часов и хлопал в ладоши. Алеша был очень умен и прелестен; вся семья горько оплакивала его, когда он внезапно умер двух с половиною лет. Это случилось в Петербурге, в мае, были уже уложены и сделаны последние закупки, как вдруг с Алешей сделались судороги. Врач успокаивал мою мать и говорил, что это часто бывает у детей его возраста. Алеша провел ночь хорошо, проснулся бодрый и свежий, попросил свои игрушки в кроватку дали, поиграл минуту и вдруг снова упал в судорогах. Через час он был мертв. Все произошло так быстро, что не было времени удалить моего брата и меня от этого тяжелого зрелища. Когда я увидела родителей вне себя, плачущих над безжизненным телом Алеши, со мной сделался нервный припадок. Меня поспешили увезти к друзьям, у которых я оставалась два дня; лишь в день похорон я вернулась домой. Моя мать пожелала похоронить малютку рядок с моим дедом Григорием похороненным на Охтенском кладбище. Так как в те времена не было еще моста, соединяющего оба берега, то нам пришлось сделать большой круг.

Мы сели в коляску вчетвером — папа, мама, брат Федор и я ‑ и маленький гробик был поставлен между нами. По дороге, мы много плакали, гладили маленький белый гроб, покрытый цветами, вспоминали любимые выражения жилого малютки. После краткого богослужения в церкви, гроб был отнесен на кладбище. Как живо я помню этот день! Это был яркий майский день, все было в цвету, птицы заливались на старых деревьях. Попеременное пение священника и хора мелодично разносилось по кладбищу, полному жизни. Слезы текли по щекам моего отца, он . поддерживал плачущую жену. Она не могла оторвать глаз от гробика, медленно исчезавшего под землей...

Врачи объяснили моим родителям, что маленький Алексей стал жертвой неправильной формы своего черепа ‑ мозг не нашел себе места во время своего роста в уродливом маленьком черепе. Я, в свою очередь, была всегда того мнения, что маленький Алеша, столь походивший на моего отца, унаследовал его эпилепсию.

Но хорошо, что Бог прибрал его при первом же припадке.

Зимой перед смертью маленького Алексея в Петербург приехала из Парижа знаменитая гадалка. Рассказывали удивительныe вещи о ее предсказаниях и ясновидении. Мой отец, интересовавшийся всякими оккультными явлениями, пожелал увидеть ее и отправился в сопровождении одного друга к гадалке. Он был поражен, как верно она рассказала ему об его прошлом. Предсказывая будущее, она сказала, между прочим: «Вам грозит весной большое горе». Изумленный этими словами, Достоевский передал их своей жене. Моя мать, будучи суеверной, думала об этом часто в течение марта и апреля; в мае среди приготовлений к отъезду она совершенно забыла об этом. Как часто мои родители вспоминали об этом предсказании в течение грустного лета, следовавшего за смертью нашего маленького Алексея.