IX

IX.

Прiѣхавъ въ Ассизи, Ирина тотчасъ-же почувствовала себя спокойнѣе, чѣмъ была въ Римѣ. Давно уже замѣтила она, что когда ей приходилось переѣзжать въ горы, почти сейчасъ-же, со втораго, третьяго дня нервы ея успокаивались, тяжелыя мысли на время удалялись. Она съ наслаждѣнiемъ дышала свѣжимъ горнымъ воздухомъ, и вновь казалось ей, что жизнь готовитъ впереди много хорошихъ минутъ. Недаромъ старичокъ-докторъ, къ которому ей случалось обращаться въ Парижѣ, называлъ ее шутя: «la femme des montagnes». Какъ и многимъ нервнымъ людямъ ей, можетъ быть, не слѣдовало спускаться съ горъ.

Въ Ассизи, къ тому-же, мѣстность была очаровательна. Съ вершины горы, на которой расположился маленькiй городъ со своимъ знаменитымъ монастыремъ, открывался чудесный видъ на необъятную равнину съ разсыпавшимися по ней домами, церквами, деревнями и садами. Вдали ее окаймляли небольшiе отроги Апенинскихъ горъ.

Особенно поражала въ этой долинѣ, сверкавшей подъ яркимъ весеннимъ небомъ, удивительная нѣжность красокъ, извѣстная лишь тѣмъ, кто бывалъ весною въ Умбрiи или Тосканѣ. Горы плавали въ голубомъ туманѣ, тѣни ложились синiя. По бирюзовому небу тянулись нѣжныя бѣлыя облака. Долина зеленѣла свѣжей травой, по которой пробивались мѣстами

первыя маргаритки. Въ огородахъ фруктовыя деревья стояли, осыпанныя бѣлымъ и розовымъ цвѣтомъ. Такiе пейзажи встрѣчаются лишь на картинахъ старинныхъ итальянскихъ художниковъ и имъ однимъ, кажется, была дана способность воспроизвести всю нѣжность, всю гармонiю этихъ красокъ.

Ассизи сохранилъ до сихъ поръ видъ средневѣковаго «борго», какимъ, вѣроятно, былъ во времена св. Францизка. Вершину горы вѣнчала старая разрушенная крѣпость, а отъ нея бѣжали во всѣ стороны узкiя, мощенныя крупнымъ камнемъ, улицы, освѣщенныя по старинному фонаремъ, висѣвшимъ на протянутомъ мѣдномъ прутѣ. Никто, повидимому, не жилъ въ однообразныхъ, сѣрыхъ, каменныхъ домахъ съ плотно закрытыми жалюзями; никто не ходилъ по скучнымъ улицамъ и маленькимъ темнымъ vicolo. Одни, лишь, привязанные къ стѣнѣ ослы задумчиво стояли поперекъ дороги, изрѣдка шевеля длинными ушами. Порой, откуда-нибудь изъ подвала слышался стукъ плотника, уныло пѣвшаго про невѣрную Фьяметту. Жизнь, казалось, остановилась въ двѣнадцатомъ столѣтiи, и съ той поры все погрузилось въ волшебный сонъ. Даже многочисленные туристы не оживляютъ заснувшаго города. Все это, большей частью, монахини, монахи, польки-католички, да старыя англичанки, прiѣзжающiя на поклоненiе могилѣ св. Францизка Ассизкаго.

Ирина принялась ревностно посѣщать святыя мѣста. Спускалась она въ долину, въ церковь S. Maria dei Angeli. Когда-то здѣсь росъ дремучiй лѣсъ. Среди него, въ IV столѣтiи, какiе-то монахи выстроили крошечную церковь, вокругъ которой, частью въ кельяхъ,

частью въ гротахъ, ютилась братія. Въ этомъ-то маленькомъ скиту жилъ, молился и умеръ св. Францизкъ. Лишь впослѣдствіи мощи его были перенесены и похоронены въ новомъ великолѣпномъ монастырѣ францисканцевъ, похожемъ на крѣпость, ярко сверкавшую на солнцѣ своими бѣлыми стѣнами и крѣпостными сводами. Старый лѣсъ былъ вырубленъ, и маленькая трогательная церковь очутилась посреди огромнаго храма, выстроеннаго надъ нею. Монахи водили посѣтителей по монастырю, показывая келью, гдѣ скончался св. Францизкъ, гротъ, гдѣ спалъ и маленькій садикъ, гдѣ росли розы «безъ шиповъ», посланныя Богомъ святому въ видѣ особой къ нему милости.

Ходила Ирина поклониться тѣлу св. Клары, когда-то увлеченной проповѣдями Францизка, оставившей міръ, семью и друзей, удалившейся въ монастырь и основавшей орденъ «клариссъ». Св. Клара также жила въ маленькомъ скромномъ монастырѣ св. Дамьяна и лишь по смерти была перенесена въ новый монастырь, въ величественный храмъ, гдѣ тѣло ея покоится въ нишѣ, въ стеклянномъ гробу, въ одѣяніи монахини съ надвинутымъ на почернѣвшее лицо ея капюшономъ.

Но интереснѣе всего показалось Иринѣ поѣздка въ Карчери, далекій скитъ въ горномъ ущельѣ, гдѣ спасался св. Францизкъ. Она съ вечера заказала коляску, и въ назначенный часъ Джузеппе, молодой красивый умбріецъ, лихо подкатилъ къ крыльцу гостинницы, снимая шляпу и ласково улыбаясь Иринѣ. Ѣхать пришлось черезъ весь городъ, почти все время шагомъ, въ гору, по узкимъ крутымъ улицамъ. Переѣздъ этотъ оказался своего рода тріумфальнымъ шествіемъ молодаго Джузеппе. Видимо онъ былъ въ

пріятельскихъ отношеніяхъ со всѣмъ городомъ. Всѣ встрѣчавшіеся имъ мужчины поворачивали назадъ и оживленно разговаривая съ Джузеппе, шли рядомъ съ коляской, держась за ея крылья. Всѣ они горячо его убѣждали придти зачѣмъ то на пьяцца Нуова и всѣмъ давалъ онъ клятвенное обѣщаніе явиться на свиданье.

Наконецъ выѣхали они за старые крѣпостные ворота, и Джузеппе подкатилъ къ небольшому домику, въ окнѣ котораго мелькнуло хорошенькое смуглое личико. Онъ соскочилъ съ козелъ и, предоставивъ Иринѣ загорать на яркомъ весеннемъ солнцѣ, скрылся въ домикѣ. Джузеппе такъ долго не возвращался, что Ирина не на шутку разсердилась. Молодая лошадь съ наслажденіемъ лакомилась свѣжей травой и, видимо, не скучала.

Наконецъ появился ея хозяинъ, веселый, довольный и объявилъ Иринѣ, что быковъ сейчасъ приведутъ.

‑ Быковъ? – удивилась она, ‑ да зачѣмъ намъ быки?

‑ А какъ-же безъ нихъ? Вѣдь, мы же въ гору ѣдемъ. Одной лошади не свести – надо непремѣнно впречь двухъ быковъ.

Ирина съ любопытствомъ ждала оригинальную закладку. Минутъ черезъ десять показалась пожилая женщина, вѣроятно мать хорошенькой смуглянки, ведя за веревку двухъ огромныхъ быковъ, прекраснаго сѣраго цвѣта съ большими рогами и съ удивительно смиреннымъ видомъ. Женщина поставила ихъ впереди лошади и принялась привязывать къ коляскѣ. Джузеппе помогалъ больше совѣтами, игриво переглядываясь съ хорошенькой дочкой, весело припрыгивающей

возлѣ него на одной ногѣ; другая была ранена и обвязана бѣлой тряпкой.

Наконецъ процессія тронулась въ путь. Дорога оказалась дѣйствительно ужасной – горная узкая тропа, по которой не одинъ человѣкъ въ здравомъ умѣ не рѣшился-бы ѣхать въ коляскѣ. Но чего не совершитъ итальянецъ, когда дѣло коснется возможности получить нѣсколько лишнихъ лиръ?

Впереди шла женщина, надвинувъ на лобъ платокъ и вела быковъ. Она напоминала русскую крестьянку своимъ покорнымъ видомъ. Даже неряшлива была она, какъ русская баба: тоненькія бичевки, принесенныя ею, безпрестанно рвались, быки путались въ упавшихъ веревкахъ, Джузеппе соскакивалъ съ козелъ и горько упрекалъ бѣдную женщину.

Быковъ, наконецъ, отпрягли. Обрадованная лошадь быстро понесла въ гору по болѣе широкой и отлогой дорогѣ. Ирина рѣшила, что ея мытарствамъ пришелъ конецъ, какъ, вдругъ, на поворотѣ появился крестьянинъ, поджидавшій ихъ съ двумя другими быками, на этотъ разъ бѣлаго цвѣта. Началась прежняя исторія. Дорога становилась все хуже, все опаснѣе. Ирина не знала что ей дѣлать: пугаться-ли или любоваться дивнымъ видомъ, что открывался передъ нею. Весь Ассизи со своими каменными стѣнами и башнями рисовался внизу, какъ сказочная крѣпость на фонѣ голубыхъ горъ. Со всѣхъ сторонъ окружала его сѣрая безжизненная зелень оливковыхъ деревьевъ. Изрѣдка поднимались среди нихъ темнымъ пятномъ кипарисы, и ярко и сочно зеленѣла молодая трава. Все это было такъ свѣжо, такъ нѣжно, такъ поэтично, точно сорвалось съ картины Боттичели.

Наконецъ быки повернули въ ущелье, и холодный вѣтеръ задулъ имъ на встрѣчу. Ирина вышла изъ коляски у монастырскихъ воротъ и пошла по дорогѣ между двумя каменными стѣнами. Лѣсная тишина охватила ее. Солнце ласково грѣло старыя деревья, стоящіе еще безъ листьевъ. Птицы весело щебетали. Ущелье постепенно съуживалось и, наконецъ, старые ворота съ навѣсомъ перегородили дорогу. Ирина позвонила въ колоколъ. Ветхій привратникъ, съ трудомъ передвигая больныя ноги, впустилъ ее на крошечный дворикъ съ каменнымъ колодцемъ и передалъ Ирину молодому францисканцу, который только что началъ давать объясненія англичанкѣ, пришедшей пѣшкомъ изъ Ассизи.

Крошечный скитъ былъ расположенъ частью въ гротахъ, частью въ маленькихъ комнаткахъ, выбитыхъ въ горѣ. Помѣщенія, корридоры, лѣсенки, двери были такъ малы и низки, что все время приходилось идти согнувшись. Здѣсь, въ XII столѣтіи, жилъ временами св. Францизкъ и «la sua compania», затѣмъ св. Бернардъ изъ Сіенны и много другихъ подвижниковъ. Тихій поэтичный скитъ привлекалъ ихъ своими святыми воспоминаніями. Ревниво хранили они тѣ немногіе предметы, что остались отъ св. Францизка: крошечную узенькую подушку-валикъ, ящичекъ со Св. Дарами и крестъ.

Молодой францисканецъ усердно объяснялъ посѣтительницамъ устройство и расположеніе скита. Показывалъ онъ все то, что обыкновенно показываютъ въ монастыряхъ: старый почернѣвшій образъ, по преданію разговаривавшій съ какою-то монахиней. Распятіе, рѣзанное изъ дерева и особенно чтимое. (Понизивъ

голосъ, монахъ сообщилъ, что одинъ кардиналъ перенесъ было его въ Римъ, въ богатую свою капеллу; но въ первую-же ночь Распятіе исчезло и вновь объявилось на старомъ мѣстѣ). Обрывъ, куда св. Францизкъ сбросилъ мучившаго его дьявола; дьяволъ разбился о камни и болѣе въ скиту не появлялся. Горный потокъ, что шумомъ своимъ докучалъ святому, и которому онъ велѣлъ на вѣки замолчать.

Особенно тронула Ирину маленькая площадка среди лѣса, гдѣ, по преданію, св. Францизкъ проповѣдывалъ птицамъ слово Божіе. Какъ хороша, какъ поэтична показалась ей эта легенда! Удалившись отъ людей, которые въ гордости своей воображаютъ себя особыми существами, ничего общаго не имѣющими съ животными и наивно думаютъ, будто-бы созданы изъ особаго матерьяла и особеннымъ способомъ, св. Францизкъ смирился передъ величіемъ Божіимъ и понялъ, что птицы – милыя дорогія сестры его. Въ минуту умиленія захотѣлось ему подѣлиться съ ними восторгомъ, наполнявшимъ его душу. И птички понимали этотъ восторгъ и радостно щебетали въ отвѣтъ. Человѣкъ не созданъ для одиночества, и какъ только отшельникъ удалялся отъ людей въ пустыню, то съ того и начиналъ спасеніе души своей, что обзаводился друзьями въ видѣ прирученныхъ птицъ или звѣрей.

Осмотрѣвъ всѣ достопримѣчательности Ассизи, Ирина лишь изрѣдка выходила на прогулку. Большую-же часть времени она проводила на маленькой террассѣ отеля, любуясь на прелестный видъ, разстилавшійся передъ нею. Съ каждымъ днемъ она все болѣе привязывалась къ равнинѣ. Какъ та была

разнообразна, какъ хороша! Утромъ въ семь часовъ, Ирина открывала окно, и холодъ врывался въ ея комнату. Вся долина, казалось, спала, закутанная утреннимъ туманомъ. Въ полдень вся млѣла она, залитая яркимъ весеннимъ свѣтомъ. Въ пять часовъ огромнымъ торжествующимъ шаромъ закатывалось солнце, небо сразу блѣднѣло, и синія тѣни далеко протягивались по долинѣ. Еще лучше была она ночью, когда яркія звѣзды дрожали какъ брилліянты въ темномъ небѣ, а молодая луна свѣтила такъ далеко, такъ холодно и равнодушно, какъ свѣтитъ она лишь на сѣверѣ, да въ горахъ. По всей равнинѣ горѣли огоньки: яркимъ снопомъ свѣтилась сосѣдняя Перуджія. Бѣлыя дороги таинственно змѣились среди темныхъ полей. Тишина стояла поразительная; лишь изрѣдка слышался лай далекой собаки, да стукъ пробѣгавшаго внизу ночнаго поѣзда.

Весеннее утомленіе охватило Ирину. Она такъ много пережила за послѣднее время, испытала столько новыхъ впечатлѣній, что умъ ея требовалъ отдыха. Ей ни о чемъ не хотѣлось думать. Мысли лѣниво двигались, смѣняя одна другую. Иринѣ такъ хорошо, такъ уютно было на маленькой террассѣ, заставленной пальмами и цвѣтами. Никуда не тянуло ее, хотѣлось лишь отдыхать, лежа въ покойномъ соломенномъ креслѣ и любоваться природой.

О Гжатскомъ Ирина вспоминала часто, но всегда неохотно, даже съ неудовольствіемъ.

«Къ чему встрѣтился ей этотъ человѣкъ!» думала она съ досадой. «Безъ него все шло такъ хорошо: она поступила-бы въ монастырь и, какъ знать, нашла-бы тамъ свое счастье. Стоило-ли обращать вниманіе

на слова человѣка, отъ скуки занявшагося ею? Скоро онъ уѣдетъ къ себѣ въ Россiю, гдѣ у него такъ много интересныхъ дѣлъ и знакомыхъ, а объ Иринѣ и не вспомнитъ. Не лучше-ли будетъ ей подождать здѣсь его отъѣзда изъ Рима и лишь тогда покинуть Ассизи?

Принявъ это рѣшенiе, Ирина написала Père Etienne, что горный воздухъ прекрасно на нее дѣйствуетъ и она возвратится въ Римъ лишь къ Пасхѣ. Опустивъ письмо въ ящикъ, Ирина успокоилась и вышла на обычную свою вечернюю прогулку. Какова-же была ея досада, когда, вернувшись въ отель, она нашла въ сѣняхъ Гжатскаго, только что прiѣхавшаго съ вокзала и усердно о чемъ-то разспрашивавшаго хозяина гостинницы. Такое откровенное неудовольствiе выразило ея покраснѣвшее лицо, что Гжатскаго покоробило.

‑ Вотъ неожиданная встрѣча! – заговорилъ онъ, очень неискустно притворяясь изумленнымъ – а я слышалъ, что вы постриглись въ одномъ изъ римскихъ монастырей.

‑ Пока еще нѣтъ – улыбнулась Ирина – въ ожиданiи этого событiя лечусь горнымъ воздухомъ.

‑ Воздухъ здѣсь дѣйствительно прекрасный – поспѣшилъ согласиться Сергѣй Григорьевичъ, очень довольный, что Ирина смѣется – и виды какiе чудесные! Я и не ожидалъ ихъ встрѣтить въ Апенинахъ.

Ирина взялась показать Гжатскому всѣ достопримѣчательности Ассизи. Сергѣй Григорьевичъ все хвалилъ, всѣмъ восхищался, почтительно относился къ монаху, водившему ихъ по святымъ мѣстамъ и накупилъ кучу разныхъ католическихъ сувенировъ.

‑ Знаете-ли, чѣмъ я теперь развлекаюсь въ Римѣ? – сказалъ онъ Иринѣ за обѣдомъ – хожу по церквамъ и наблюдаю уроки катехизиса. Преинтересное, увѣряю васъ, зрѣлище! Съ одной стороны храма вокругъ монахини сидятъ дѣвочки; съ другой, вокругъ молодаго патера, группируются кружкомъ на стульяхъ мальчики, и тотъ ихъ по очереди спрашиваетъ. Еслибы вы видѣли, какiя у нихъ прелестныя личики! Эти итальянцы, что такъ противны, когда выростаютъ, въ восемь-десять лѣтъ сорвались прямо съ картинъ Рафаэля. Разумѣется въ катехизисѣ они пока ничего не понимаютъ. Какой уже тутъ катехизисъ, когда у мальчиковъ ножки сами собою бѣгутъ, такъ то ихъ и не удержишь! Большая часть уроковъ проходитъ въ томъ, что патеръ уговариваетъ своихъ учениковъ смирно сидѣть, не качаться на стульяхъ, не вскакивать съ мѣста, не бѣгать по церкви, не драться съ сосѣдями.

Хороши также разговоры мальчугановъ съ учителемъ. Помню, разъ, спрашиваетъ онъ одного такого амурчика, сколько таинствъ или чего-то другаго только надо было отвѣтить: «пять». Мальчуганъ съ минуту подумалъ, плутовская улыбка расползлась по его рожицѣ, онъ растопырилъ всѣ свои пальчики на правой рукѣ и, молча, съ торжествующимъ видомъ, поднесъ ихъ къ носу патера! Вы думаете, тотъ обидѣлся за непочтительность? Ничуть не бывало! Онъ и самъ итальянецъ, и катехизисъ преподаетъ больше жестами, чѣмъ словами.

Ахъ, забавный народъ! Смотрю я на нихъ, любуюсь и такъ больно мнѣ дѣлается, что нѣтъ у меня такого-же сынишки!

‑ Отчего-же вы не женитесь, если такъ ужъ мечтаете о дѣтяхъ?

‑ Да, женись! Не такъ-то это легко! Вотъ, разскажу вамъ мой разговоръ по этому поводу съ двоюроднымъ племянникомъ Сережей, моимъ крестникомъ и вѣроятнымъ наслѣдникомъ. Друзья мы съ нимъ необычайные. Когда я пріѣзжаю гостить къ кузинѣ въ деревню, Сережа отъ меня не отходитъ, и какіе разговоры мы съ нимъ ведемъ, еслибы вы только слышали! Умишко у него, какъ у всѣхъ мальчиковъ его лѣтъ, прямой, логичный и безпощадный. Вотъ, какъ-то объявляетъ мнѣ Сережа, что, какъ только выростетъ, то сейчасъ-же женится, для того чтобы имѣть маленькихъ дѣтокъ, которыхъ онъ очень любитъ. «Одно бѣда,» прибавилъ онъ, да такъ серьезно! «придется все время съ женою жить: никуда отъ нея не уйдешь!» И такъ хорошо онъ это сказалъ, что я тутъ-же его расцѣловалъ. Хоть мнѣ и сорокъ лѣтъ, а Сережѣ всего восемь, но онъ великолѣпно мнѣ объяснилъ, почему именно я не женюсь.

‑ Бѣдная жена! – усмѣхнулась Ирина.

Гжатскій уѣхалъ на слѣдующій день. Уже садясь въ коляску, онъ, вдругъ, обернулся къ провожавшей его Иринѣ и сказалъ:

‑ Совсѣмъ было забылъ: я, вѣдь, подарокъ вамъ изъ Рима привезъ. Вотъ, извольте получить – онъ вынулъ изъ кармана и протянулъ ей книгу.

‑ Что это? – съ недоумѣньемъ спросила Ирина.

‑ А это «Жизнь и дѣятельность св. Амульфіи». Она, какъ и вы, по призванью поступила въ монастырь. Я подумалъ, что вамъ, какъ будущей монахинѣ, полезно будетъ узнать ея монастырскую жизнь.

Ирина съ недовѣріемъ приняла подарокъ. Какъ-то подозрителенъ показался онъ ей, тѣмъ болѣе, что Гжатскій упорно смотрѣлъ въ сторону, и усы его дрожали отъ улыбки.

Ирина пошла на террасу и долго смотрѣла, какъ спускалась съ горы коляска Сергѣя Григорьевича, поднимая за собой густую бѣлую пыль. Подозрѣніе, что Гжатскій пріѣзжалъ въ Ассизи исключительно съ цѣлью вручить ей книгу, все болѣе въ ней утверждалось. Съ большимъ интересомъ принялась она за чтеніе.