<РГБ

ф. 93.II.4.3>

29 Окт. 97 г.

Многоуважаемый Андрей Андреевичь.

Прочла сейчасъ Ваши соображенія и тотчасъ Вамъ отвѣчаю. Изъ нихъ я совершенно ясно узнала, чего мнѣ не надо дѣлать, но [что] что именно надо для исполненія задуманнаго нами дѣла, для меня, къ сожалѣнію, остается туманнымъ. La crіtique est aisée, ľart est difficile!

Вы пишите, что литературныя собранія, мною [при]/за/думанныя, будутъ игрушкой, и что мы слишкомъ стары и серьозны, чтобы ею играть. Правда, годы наши почтенны, но будто-бы мы такъ серьозны? Чѣмъ мы въ сущности интересуемся, и о чемъ мы говоримъ? Мы играемъ въ винтъ; съ серьознымъ видомъ разсуждаемъ о томъ, могла-ли француженка-прачка и вивандьерка, сдѣлавшись герцогиней, запутаться въ придворномъ шлейфѣ, съ чрезвычайно оживленнымъ видомъ разсказываемъ анекдоты о падающихъ шкафахъ и огнестрѣльномъ оружіи, и дѣлаемъ все это не краснѣя и не стыдясь, потому только, что это такъ принято, и никто надъ нами за это не посмѣется. Великое дѣло — общественное мнѣніе, и какъ глубоко я сожалѣю, что до сихъ поръ не научилась еще его уважать, и съ большимъ удовольствіемъ перемѣнила-бы вышеописанные серьозные разговоры на игрушку: литературныя собранія.

Вы говорите, надъ нами будутъ смѣяться, но скажите мнѣ, было-ли на свѣтѣ хоть одно новое дѣло, надъ которымъ-бы не смѣялись, и стоитъ-ли вниманья этотъ смѣхъ? Да и кто будетъ смѣяться? Невѣжды, разн<ые> Гораціи и т. д. Признаюсь, я всегда считала людей глупыхъ и /не/образованныхъ не людьми, а болѣе или менѣе забавными обезьанами. Жестоко съ моей стороны, правда, но, можетъ быть, принявъ во вниманіе кто былъ мой отецъ и въ какихъ традиціяхъ я воспитана, отчасти и простительно.

Вы говорите что «большинство людей, нашихъ знакомыхъ, сами имѣютъ о вещахъ свое сужденіе» и «узнали уже себя въ томъ и другомъ направленіи.» Да проститъ мнѣ Аллахъ, не могу я повѣрить, чтобы люди умные, живущіе, а не прозябающіе, могли-бы когда-либо въ теченіи всей своей жизни достигнуть такой минуты, чтобы сказать себѣ: теперь я все знаю, все понимаю и всѣ мои сомнѣнія разрѣшины! Такую точку надъ человѣческими мыслями можетъ поставить одна могила, да и то не точку, а многоточіе.

Но если я ошибаюсь, если Вы дѣйствительно покончили благополучно [надъ] /со/ всѣми вопросами, то почему же не хотите Вы помочь разобраться въ своихъ мысляхъ людямъ, которыхъ все еще тревожатъ «проклятые» вопросы, въ которыхъ жизнь кипитъ, и всякое новое дѣло и новая мысль заставляютъ ихъ размышлять и зачастую негодовать.

Въ этомъ случаѣ тѣ «рефераты», о которыхъ я говорила, оказали-бы большую услугу. Человѣкъ читаетъ небольш[ую]/ому/ кружку статью о вопросѣ, который его интересуетъ и проситъ [др] слушателей, не смѣяться надъ нимъ, но разобрать ее и высказать свой взглядъ. Чтожь Вы нашли въ этомъ комичнаго или игрушечнаго?

И такъ будем[ъ]те смѣлѣй постоимъ за свою мысль и не откажемся отъ труднаго, но во всякомъ случаѣ симпатичнаго дѣла.

Искренно уважающая

Васъ

Л. Достоевская.

P. S. Съ чрезвычайнымъ удовольствіемъ прочла о «селѣ Достоевѣ и его обитателяхъ.» Сегодня-же начинаю вышивать поясъ священнику а также посылаю свой портретъ г. Витольду Ордѣ.