Достопочтенная о Господѣ Т. У—на!

Поздравляю тебя съ приближеніемъ дня твоего Ангела, да утѣшитъ тебя Господь нетлѣннымъ и духовнымъ утѣшеніемъ и даруетъ истинный разумъ, ведущій спасительнымъ путемъ. Истинный разумъ, или разсужденіе стяжавается отъ смиренія, а смиреніе отъ скорбей, по слову св. Петра Дамаскина, и кто бѣгаетъ скорбей, тотъ бѣгаетъ своего спасенія.

Вамъ есть скорби, но болѣе внутреннія, отъ своихъ страстей внутрь лежащихъ въ васъ. Ты опи­сала бурю, волнующую тебя помыслами, за оставленіе васъ отъ пострига; тутъ представляется пренебреженіе, уничиженіе, гоненіе, злоба, и все, чтó только оскорбленное и остраствованное сердце прiемлетъ и помыслами увеличиваетъ; и сіе написа­ла въ видѣ откровенія своихъ помысловъ, желая свободить себя отъ оныхъ; но послѣ, въ другомъ письмѣ, сознаешь себя неправою за ропотъ сей, а признаешь тутъ промыслъ Божій дѣйствующій, а не людскую злобу или мудрованіе. Симъ ты ме­ня утѣшила, и въ семъ вижу явную къ вамъ ми­лость Божію, что Онъ, ударя скорбми сердцá ва­ша, смягчилъ ихъ къ покорности волѣ Его; а ког­да будете болѣе винить себя, видя тутъ дѣйству­ющую страсть: славолюбіе и честолюбіе, то и утѣшеніе получите; и тѣ самыя, мнимо враждующія на васъ, обратятся къ вамъ съ сердечною любо­вію, и получите душевное утѣшеніе. Ежели при­мете въ уваженіе, что точно вы оскорблены, то когда воззримъ на неповинно страдавшаго Госпо­да нашего Iисуса Христа, претерпѣвшаго укориз­ны, досады, оплеваніе, біеніе, безчестіе, поруганіе, распятіе, терновъ вѣнецъ, прободеніе ребра, пронзенія рукъ и ногъ пречистыхъ, увидимъ, чтó суть наши скорби, причиняемыя обидами и презрѣніями? — А вѣдь Онъ намъ оставилъ образъ, да послѣдуемъ стопамъ Его[1], и хотя не вполнѣ, но вмалѣ обрѣтаемся общницы страстемъ Его, когда добльственнѣ и безропотно терпимъ посылаемыя Имъ намъ скорби[2]. Вы находитесь въ Божескомъ университетѣ, — Онъ васъ обучаетъ, хочетъ сдѣлать чтó-нибудь хорошее изъ васъ, не противьтесь Ему! — Разсматривая же здравымъ разумомъ, увидимъ, что страсти наши никакъ не могутъ быть удовлетворены и успокоить насъ; а надобно имъ противиться и истреблять. Положимъ такъ (я примѣръ видѣлъ): постригутъ кого въ рясофоръ, удовлетворяя его желанію; долго не можетъ быть покойна страсть; постри­гаютъ другихь въ мантію, — онъ уязвляется и страдаетъ; но ежели и это исполнится, то у насъ на саны, а у васъ — на начальство страсть влечетъ; и до такой степени бываетъ болѣзнь, что не только не довольны бываютъ образомъ монашескимъ, но и жизни своей не рады. Не о всѣхъ сіе можно заключить, но о страдающихъ страстію честолюбія: а другіе другими страстьми мучимы бы­ваютъ, яко же и азъ грѣшный: васъ въ одной стра­сти обличаю, а самъ тмами страстей увлекаюсь и весьмо плохо противустою онымъ. Помолитесь, сестры, и за меня, да не како, вамъ говоря, самъ неключимъ буду.

Почтеннѣйшая Ф. X—на! вышеписанное частію и къ тебѣ можетъ отнестись; хотя ты и мирнѣе прежняго видишь себя, но все не мѣшаетъ имѣть самоукореніе и стараться къ оскорбившимъ стяжавать по-мирнѣе устроеніе, и не судить тѣхъ, кои намъ кажутся дурными; каждаго совѣсть и Богъ есть судія, а покаяніе всѣмъ отверсто. Миръ Божій да пребудетъ съ вами! I. М. 15 апрѣля 1847 года.

 

 

***

Вижу, что маменька ваша крайне огорчается о вступленіи въ монастырь А. В—ны и о своемъ одиночествѣ; о чемъ сердечно сожалѣю, и болѣе о ея малодушіи. А. В–ѣ я не давалъ совѣта безъ ея воли вступать въ монастырь, а когда она вступила, то вѣрно уже съ ея согласія; и конечно не безъ воли Божіей; и болѣзнь ея доказываетъ, что она міру не нужна; какую же она можетъ сдѣлать помощь и отраду маменькѣ, лежа въ постели? Впрочемъ я не препятствую ей жить дома, ежели бы она и одѣта была въ монашеское платье; это да будетъ на ихъ обѣихъ волѣ и согласіи; но понудить не имѣю власти; и на твое тамъ пребываніе я не имѣю власти: ты имѣешь начальницу и общество сестеръ; ежели она позволитъ по этой нуждѣ побыть тебѣ тамъ нѣкоторое время, то и я съ симъ соглашаюсь во упованіи, что, за молитвами ихъ и твоей родительницы, сохранптъ тебя Господь отъ опаснѣйшихъ искушеній.

Желаю тебѣ мира, здравія; остаюсь многрѣшный I. М. 30-го апрѣля 1847 года.

Не знаю, Т. У—на, будетъ ли угодно или нѣтъ твоей маменькѣ, но я долженъ изложить мое мнѣніе: не лучше ли и ей, для успокоенія себя, переселиться къ дочерямъ и жить съ ними, оставя суету мірской жизни, которую и невольно должно будетъ оставить пришедшей смерти. Скажи, какое доставляютъ ей утѣшеніе домашнія занятія , когда она не осушаетъ глазъ, отпустивши всѣхъ васъ отъ себя? Ежели она имѣетъ причину не оставлять міра отъ того, что можетъ хозяйство разстроиться: то когда придетъ смерть, и по неволѣ его оставитъ; найдутся люди, кои могутъ оное управить, а ей бы прилично, поручивъ хозяйство дѣтямъ, или кому другому, успокоить свою старость въ обители, можетъ быть, уже на закатѣ дней своихъ. Кажется, вы говорили, что располагаете сдѣлать имѣнію раздѣлъ, то всего-бы лучше отдать каждому свою часть и себя этимъ успокоить; вѣрно, и на ея вѣкъ достанѣтъ къ прожитію. Впрочемъ все сіе предоставляю ея волѣ и промыслу Божію, пеку­щемуся о спасеніи нашемъ.

Я сказалъ, что не препятствую А. В—нѣ жить съ маменькою, но кто знаетъ, долго ли ея будетъ вѣкъ, судя по слабому здоровью, тогда не будеть ли сугубой скорби и о лишеніи и отвлеченіи отъ обители?

Остаюсь желатель вашего спокойствія, много­грѣшный I. М.

 


[1] 1 Петр. 2:21.

[2] Ср.: 1 Петр. 4:13.