<РГБ
93.II.4.29>
9го Iюня 1849 года.
Вотъ уже двѣ недѣли, милый, дорогой братъ
мой, хлопочу я о твоей просьбѣ,
изложенной тобою въ письмѣ
къ брату Андрею, и повѣришь-ли,
только ныньче могу [я] исполнить ее. Не было денегъ, а пустого письма отправлять тебѣ
не хотѣлось. Ныньче досталъ для тебя 25 руб. сер., которые и посылаю тебѣ, присовокупляя къ нимъ [50] полсотни заграничныхъ цигаръ и третью часть твоего романа, напечатанную въ майской книжкѣ Отеч<ественныхъ> Зап<исокъ>.
Милый
другъ мой! Какъ-бы хотѣлось мнѣ, чтобъ изъ письма этого ты могъ вычитать хоть строчку утѣшенія
для себя. Я знаю, что для твоего добраго и великодушнаго сердца будетъ
отрадно узнать, что я уже двѣ недѣли живу въ кругу своего
семейства… Я увѣренъ,
_________________________________
<На полях слева запись: Если можно, увѣдомь насъ о своемъ здоровьи. – Ред.>
// л. 7
что во все это
несчастное для насъ время ты думалъ
и скорбѣлъ болѣе
обо мнѣ, чѣмъ о
себѣ… Я увѣренъ
въ этомъ, потому что знаю
тебя, знаю любовь твою и дружбу къ себѣ… и вѣрь мнѣ, милый другъ мой, что
мысль о тебѣ развѣ
только на не многія минуты покидаетъ меня. Въ этѣ двѣ
недѣли мнѣ
часто случалось ощущать минуты невыразимаго счастія и [вся<кій>] каждый
разъ воспоминаніе
о тебѣ наводило на
меня грусть и тоску. Я думаю тогда и о твоемъ болѣзненномъ состояніи, и о впечатлитѣльности твоей,
которая по необходимости должна удвоивать твои страданія. Желаю тебѣ отъ всего сердца здоровья и [по]больше
бодрости[.] и надежды.
Московское
дѣло по имѣнію нашему опять остановилось по причинѣ несовершеннолѣтія
Николи и Саши, но Карепинъ (онъ
писалъ къ брату Андрею) надѣется выхлопотать разрѣшеніе
на продажу имѣнія, такъ-какъ
оно переходитъ не въ чужія руки. Но Богъ знаетъ, когда это сдѣлается.
Мы
всѣ здоровы. Дѣти
часто вспоминаютъ о тебѣ,
у жены часто навертываются слезы, какъ только произнесутъ твое имя. Живемъ мы въ городѣ въ томъ-же домѣ,
только на другой квартирѣ. До сихъ поръ я еще не могъ собраться съ духомъ [пр] чтобъ
приняться за какую нибудь работу… Первое
время чувствовалъ себя не такъ
здоровымъ, а потомъ
поправлялся и хлопоталъ.
// л. 8
Знаешь-ли кто болѣе всѣхъ изъ дѣтей
жалѣлъ обо мнѣ[?]
и даже плакалъ?.. Миша. Кто могъ-бы
это подумать? Такой сталъ славный мальчикъ;
чувствителенъ и застѣнчивъ
ужасно; но когда бываетъ въ
духѣ, то болтаетъ безъ умолку. Право, ты бы еще больше полюбилъ
его, а онъ и безъ того былъ твоимъ фаворитомъ.
Прощай
милый другъ мой! Въ послѣдніе два дня ясные и тёплые мнѣ
особенно грустно по тебѣ… Ради Бога, не унывай, мой милый, старайся хоть чѣмъ нибудь развлекать
себя. Я теперь упрекаю себя зачѣмъ раньше не писалъ тебѣ. Я знаю какъ горько ждать. Когда тебѣ
будетъ что нибудь
нужно – пиши ко мнѣ, если можно и будь увѣренъ,
что я ужь постараюсь исполнить твою просьбу.
Твой
братъ М. Достоевскій
_________________________________
<На полях слева запись: Андрюши нѣтъ дома, а я нехочу и минуты медлить и потому не жду письма его къ тебѣ. И безъ того ужь много потерено времени. Что могъ
подумать ты о насъ въ это
время? – Ред.>