Фонд
№ 387
И.С.
Шмелев Шмелев,
Картон
№ 8 Иван
Сергеевич
Ед.
хран. 15
ʺВеселый разговорʺ
― Земля — рассказ, отрывок
[1917 ?]
Машинопись
( вошел в очерки ʺПятнаʺ )
Изд.
Г.А. Лемана и С.И. Сахарова
Москва
// карт.
ливымъ блескомъ, короткіи[a] и чуть горбинкой носъ съ подвижными ноздрями<,> словно онъ все обнюхивалъ. И, должно быть, остались довольны, оцѣнили человѣка. Одинъ, чей былъ мѣшокъ, сказалъ мирно:
— За какія–такія дѣла… почетъ–то тебѣ нуженъ?
—
А вотъ за такія! — горячо, съ накальцемъ отозвался пассажиръ, словно
разсерженный. — У меня вотъ работа на землѣ, еще сорокъ десятинъ картошки
не посажено, а для васъ какъ мѣченый чортъ ношусь по округѣ. Да,
чортъ меня подери, съ чего я ношусь–то!! Да на меня ты же засмѣешься и
дуракомъ назовешь… а я ношусь!
—
Чу–дпной[b]!
— сказалъ уже совсѣмъ довольный мужикъ и пригласилъ этимъ своимъ
восклицаніемъ другихъ оцѣнить, ну не чудной ли. И всѣ опять
прикинули, чудной или не чудной.
— Что, занятно стало? Ба–ринъ, вѣдь… Теперь на барина поглядѣть всѣмъ минтересно[c], какъ онъ вывертываться начнетъ? Такъ что ль? Пардону попроситъ? Вотъ и погляди.
И хоть говорилъ съ накальцемъ, а
голубоватые, сокольи глаза посмѣивались, и губы посмѣивались подъ
усами. Тутъ мужики, очевидно, рѣшили окончательно, что и вправду чудной.
Одинъ изъ нихъ, худой, все время покашливавшій и кутавшій шею шерстянымъ
шарфомъ, хотя въ вагонѣ было тяжко до обморока, сказалъ:
—
Чего жъ ты носишься–то? Али чего потерялъ?
—
Ну не удивительное ли дѣло! — воскликнулъ ʺчуднойʺ, закуривая
изъ серебрянаго портсигара съ золотыми буквами. — Собираются меня съ моей земли
попереть ваши землячки, ступай къ чортовой матери, говорятъ. Иванъ
Лексѣичъ, много тобой довольны… А вѣдь и впрямъ довольны! Я у нихъ
до двухъ десятковъ дѣтей окрестилъ, двадцать кумовьевъ у меня… школу имъ
поставилъ, кооперацію наладилъ… Ну, намекаютъ, чтобы убирался по добру по
здорову, а вотъ выбрали въ продовольственный комитетъ! Теперь и ношусь,
налаживаю, усчитываю запасы, записываю, скотину да инвентарь и все прочее… —
положъ карманъ — потрепалъ онъ себя по груди, — дѣловъ всякихъ… Попили
нашей крови–поту, говорятъ, а всетаки ты[d]
тебѣ все извѣсятко[e],
налаживай! Это какъ по–русски перевести… не по–русски, а хоть по–французски?
Французъ бы ротъ разинулъ! Я у тебя, дядя, сына окрестилъ, съ тобой чай да
сахаръ дѣлилъ, водку бывало, вмѣстѣ пивали…
—
Да–да… — поддакнули со стороны, заинтересованные.
—
…Можно сказать, на стѣнкахъ въ чистый понедѣльникъ другъ изъ дружки
блины выколачивали… — потрясъ онъ кулакомъ подъ носомъ мужика–сосѣда, — и
вотъ пож–жалуйте! У[f]
ʺА придется тебѣ, Иванъ Лексѣичъ, опростатьсяʺ, говорятъ.
— Такой законъ установимъ… чтобы всю землю намъ и безъ выкупа. Ну, будемъ тебя
содержать по силъ–возможности.
// л.1 .