Крестный подвиг. Русская газета 28. 1. 1924
КРЕСТНЫЙ
ПОДВИГ
С в е т л о й п а м я т и
Умученных и павших за Россию.
Д о б л е с н о й Ч е с т и
За нее бившихся и верою в Нее
живущих.
Я раскрыл журнал «Студенческие Годы», − и мне попались стихи:
О, юность
мертвая…
Кто написал т а к − про юность?!
Речной песок,
приставший к колесу,
Оторванный проселочной
дорогой.
Бренчит телега. Плачет
колесо:
Который раз отсчитывает
версты?!
О, юность
мертвая…
Я читал дальше….
Ночь и ночь, и нет
исхода…
Нет исхода…
Перепутьями, ночами
−
Одинокие плачем
мы,
. .
. . .
. . .
. .
Вьются вихри жгучей боли,
Льются слезы без
конца,
Не видать нам в темном поле
Лучезарного Лица!
Какое отчаяние… Кто это? И кто оно, Лучезарное
Лицо это?!
И слышу, как за
мной ползут −
Пожары, казни и
разгромы…
. .
. . .
. . .
. . .
.
А Русь?!.. О, Господи,
ответь!..
О н о проступило в ночной тиши, и я узнал, я понял… Я узнал исхудавшие,
почерневшие лица, истертые шинели
и − глаза, глаза… Я увидал поля − снега, реки в
разливах, жгучее солнце степи, горы, леса… и их крученое
железо, русское железо! Я
вспомнил, к а к оно закаливалось в сталь. Оно… плачети?1 Сталь звенит, сверкает, бьет… −и никогда не
плачет! Плачет − медь. Сталь
никогда не мнется.
Я увидал еще… я
вспомнил в с е. Да, может и сталь
заплакать, но… к а к?!
Явись Вечная Жена!
Качни возмездия
светила!!
Только т а к. Так плачут бури.
Я узнал, к т о
э т о. Э т о − о н и,
обманутые жизнью. Ваши, мои, н а ш и, − русские бойцы, разбросанные
теперь по свету, − от Африки до Калифорнии, от Боснии до Парижа, до Марселя, до… Где конец?.. Это − наши
дети и наши братья. Это − Россия.
Я хочу говорить о
них.
* * *
Третий год Великой
войны кончался. Новые наборы, новые маршевые колонны. Солдаты, офицеры, − видавшие не раз смерть. В бой снов, снова.
Они появлялись на день, на два, − присесть у родного огонька, согреть душу… На свежей,
забытой простыне; на свежей
соломе, с родного поля. Мы − живы!
одолеем! Россия…
Это слово каждый таил
в себе. Не поминали всуе. За что же болеть − биться? за что же −
«себя отвергнуть»?! Вот за это, − маленькое, как будто: за эти стены,
за этот лесок, за эту, м о ю
церковь, за снега − поля,
за дали, за − Россию. За весны
и зимы эти, за осени непогожие,
за воздух, которого нет нигде! За старый, м о й
Кремль, − за все м о е, за русское увязанное
Калитой, и Грозным, и Петром,
благословленное из далей
Славными, Святыми… За н а ш е
небо, за грозы-зори, за счастье говорить и думать на м о
е м, чудесном языке… И − надо всем
− О н а, прекрасная Немая, − Родина, Р о с с и я, греза грез,
но… без
Кого − н е л ь з я!
Надо знать тоску и
боль разлуки, тревоги, − и надежды!
Все ясней надежды.
Конец все ближе. Силы на исходе, но…
скоро, скоро!
А пришло другое:
смута. Опять сначала?! Все насмарку! Все
смерти, муки, миллионы
благословений, в затертых письмах, надежд, обетов! Напряженье бесконечных дней-годов,
боев, опасностей… миллионы ран, болезни,
море крови, ночи без сна, ночи
голодные, снега, дожди,
дожди… смрадная грязь окопов.. − все стерто!? Кто посмел на
это?!!
Далеко, за фронтом,
все решили − б е з н и х
− взбунтованные толпы, слабость
власти, рок…
В награду дали… п р и
к аз б е с ч е с т ь я! Подлость − одних, преступной слабостью других, − приказ бесчестья. Сотни тысяч
ответственных бойцов предали:
бросили в бесчестье, в травлю, в
смуту, − чутких к чести, молодых, сменивших другие сотни тысяч − уже забытых по чужим полям.
Я помню письма… Недоумение и боль. За что?!!
Впереди, в тылу, кругом − враги. Не с в о и, а орды буйной черни, вооруженной,
которой брошено намеком: ну,
можешь!... Невидимые своры
«друзей свободы» −
зудят, кричат: «чего на н и х
смотреть! и м выгодно! долой, за землю!» А впереди − враг, и − н а д о стоять и сдерживать. Сдерживать и этих, серых, сбитых с толку, смутных. Уже расправились в Свеаборге, на Юге, в Выборге,
под Ригой, − поубивали,
пошвыряли в море, − лучших.
Душу вынимали по кусочкам,
по плану, − всюду.
Они растерянно
смотрели. Новая власть… т а к а я!?
Под плевками, в издевках, о н и
с т о я л и, были верны долгу.
Они умели умирать: без веры, без надежды. Бились и умоляли биться, защищать Россию.
Много страшного,
проклятого… и клевета, и злоба… Из тыла, отовсюду, − лили, лили, −
и залили кровью, те, кто не дал за Р о с с и ю
и капли крови, не видел смерти
на войне, кто управлял Россией разговором. Они связали
русское геройство, под подозренье взяли;
собой закрыли всю Россию, души
прополоскать хотели… И достигли. Вождей
войны стравили, заключили в
тюрьмы… и сдались, прикрывшись девушками русскими… Одни − прилично
− за г о с у д а р с т в е н н о
й работой, з а с е д а я, как римляне пред галлами; другие…
А о н и −
с т о я л и! Сотни тысяч
русских офицеров, молодежи, − стояли на распутьи, среди отравленных
солдат, на фронте, верные
России. Ждали р у с с к о й власти.
Ч т о было у них
в душе?! Этого не скажешь. Жгучая
обида? Слова мало. И за с в о е, растоптанное, за
свои надежды, − ведь столько
ждали! − и за
безмерное, за тайну, повелевающую
жизнью, − за родину. А где
ж Россия?! Не она ж их травит, кидает на них толпы опоенных ложью, плюется в душу? Не она ж срывает
с них погоны, «знак долга»,
издевкой смещает в кашевары, − в штыки водивших!? Это не О н а! О н а
им возложила кресты на грудь
− за верность. Не о н а срывает. Т а к − О н а
не может. Мать не может.
И о н и
остались ей верными.
Я видел эти муки. Не муки: больше! Вот письмо:
«…Я еще держу свой
боевой участок, на Стоходе.
Наши «англичанки» теперь молчат. У пехоты идет «братанье». На
фронте каша… Лошади гибнут,
бродят всюду. Не могут смотреть, как
гибнут… плачут! Фураж не
доставляется, идут митинги. Люди начинают
растекаться. Даже наши
артиллеристы, в общем славные ребята… И их
«зараза» заливает. Пишут отпуска
себе и требуют у меня печать
и подпись. Я не даю. Грозятся
силой взять. Пускай. Не посмеют, знают,
как я стреляю. Пока мой
карабин заряжен… А там… немцы
захватят наших «англичанок».
Тяжело…»
«Т я ж е л о»! В этом
слове − с к о л ь к о?!
То были − не
«помещичьи сынки», не «барское отродье», не «контрреволюционеры», «не враги народа», − как лжецы писали: то были сыновья
России. Были среди них казаки, и
сыновья − купцов, рабочих,
мещан, крестьян, дворян, − всего народа. Это з
н а ю т ъ. Они оставили училища, прилавки,
инструменты, косы, плуги, книги,
свои стихи, своих невест, свои надежды, − ю н ы е
н а д е ж д ы! − не
без страданья и во имя д о л г а!
Потом… − пошли искать, добыть Россию. Пошли за честь России, п р о д а н н о й и ставшей им еще дороже − через страданье. Да, и за с
в о ю, поруганную, честь пошли,
− за все с в о е,
разбитое…
Москва, октябрь…
Растерянная власть молила:
защищайте! революция в опасности! И м
крикнула. И м это слово было теперь совсем
чужое: не Россия! Россию защищали
они на фронте! Но они пошли, кто мог. Иные не захотели защищать издевку.
Я помню одного?
геогриевец, мальчик. Володя
− его звали. Где-то он
теперь?! Он был проездом. Он пошел. Я знаю,
к а к он дрался − «за
Кремль»!
О н и стекались,
без оружия, случайные, −
в Училище. Были представители «революционной власти» и говорили речи. Давали, как обычно,
«директивы», говорили «о моменте», о гибели
«завоеваний»… И − ни
слова о…
России.
− Неловко было,
− рассказывал потом Володя.
− Так они перепугались… нас,
случайных, спрашивали, у д е р ж и т с я л и
в л а с т ь! решали − не послать ли парламентеров! Своей
тревогой они вносили беспорядок.
Мы т а к и м
не верим. Нужна была команда! нужен был − т в е р д ы й голос!
Так говорил
герой.
И этот голос
крикнул. То был голос русского
матроса, гвардейца,
костромича-красавца, − на голову
всех выше:
− Кончить
канитель − и за винтовки!
Пошел к ружейной
пирамидке, − и «директивы» кончились. Он дрался,
костромич-гвардеец, он лихо дрался.
Семь дней дрались дружины,
против пушек… Потом…
Потом −
годы борьбы: Юг, Север,
Ледяной Поход, Сибирь, Урал,
Кубань… И Крым.
О н и стекались,
пробивались, сочились, − из Красного Полона. И х
ловили. Поднимали восстания. И
х тысячами расстреливали по
подвалам, в лесах, в полях, на улицах.
О н и искали с в о ю
Россию.
Чем исчерпать взятый
ими подвиг!
Три года о н и
бились − в пожаре. Не было
оружия − о н и его добыли.
С голыми руками пошли о н и… и доходили: до Орла − от Юга, до Казани − от Океана, до Петрограда − с Запада. Им
ставили капканы, их предавали,
их продавали, выбрасывали с пароходов
в эвакуациях, оставляли больных и раненых в полях, в станицах. Предавали в тылах.
Многие за ними укрывались. И м
и многие
спасались от смерти. И потом,
иные, швыряли им:
«белогвардейцы»! «молодцы»! − в
кавычках− «погромщики»! И х расстреливали
в спины. Сотни тысяч и х
полегли в боях, сотни тысяч
умучены по чрезвычайкам, брошены
в овраги, ы ямы, в реки, в моря. В плечи и в глаза и м
забивали гвозди − чины-издевки,
резали ремни из кожи, ошпаривали руки, и «снимали
барские перчатки», возили грузовиками с
боен − недобитых…
Завоеванья революции? Вот сущность. Других − не видно.
И есть еще и до сего дня люди, − пыль людская;
− смеющие грязнить к р е с
т н ы й п о д в и г, самоотверженно взятый теми,
кто не знал часа
отдыха за шесть лет! Родное ли сердце
т а к о е себе позволит?!
О н и боролись за…
угнетение России? за
привилегии?! за козырянье прохожего солдата?! Что за низость!
Они доходили до экстаза. В геройстве только
можно биться одному против сотни
, заживо сгорать − не сдаваться
− в танках. В подвиге только
можно срывать с себя последнюю шинель, кров походный, и отдать
огню, взрыву, лишь бы не отдать
врагу бронепоезд, отрезанный
от базы. В порыве только можно
версты отступать по
туркестанской степи, с пальцем
на боевой пружине револьвера, с п о с л е д н е й пулей! − между стенами орд красных, думая
каждую секунду − к о н ч и т ь?..
Тысячи т а к и х были.
Только жертвой перед Безмерным можно признать т а к о е!
Ночи, ночи и ночи,
− годы ночей в огне, в стуже, в
дождях, в голоде, во вшах, в
струпьях, в тоске безмерной,
в ранах, в предсмертном бреду горячек!
за привилегии?! за господство?!
«за земельки?»!! Верную яму,
вороньём заживо исклеванное
тело, изорванное собаками и волками,
− кинули о н и на
весы России, чтобы…
вернуть «земельку»? Какой же приговор
русской молодежи, студентам русским, которым недавно поклонялись!
К т о говорит так? К т о смеет?!
За… угнетение?!!
За ч е с т ь!!
Т а к о е − лишь за сжигающую
любовь, лишь за священную Честь − по силам!
Кто напишет о н и
х достойное их С л
о в о?
История уже написала. Записанного не замазать. Напишет снова − Великий Нестор −
России, напишет глухое к страстям
В р е м я.
И −
преклонятся.
Скажут − и давно
кричат и швыряют грязью! −
а расстрелы? а грабежи-погромы? а зверства? То же кричали и − в Лозанне. Ответила Лозанна −
совестью свободного народа. Да, были. А к т о
вызвал? Или можно в борьбе насмерть остаться
небесно-чистым? пройдя реки по
горло, сухим выйти? на бойнях
не замараться кровью? Было, как бывает в жизни. Но «зверством» − не закрыть
Ж е р т в ы! Были и преступления. Но кто
найдет в себе силу
бросить камнем[i] −
п о с л е в с е г о, ч т о
б ы л о!
О н и не
сдались. О н и не м о г л и
сдаться! О н и ушли из России, в себе понесли Россию, − и носят в себе доселе. И опаленную, Е е, и свою
честь носят и живы ею. И
доживут до дня судного, дождутся. И не дождутся… − другие
встанут, за н и х,
за святые их тени встанут, и
скажут властно. Кости с полей восстанут
и потребуют Суда Правды! И получат.
Здесь, за рубежом,
и х − и за них − многие сотни тысяч, − и казаки, и горожане, и
крестьяне… И т а м, в России, − многие миллионы.
Все р у с с к о е, для кого
Родина − не пустое слово! Кто
знает, − здесь, быть может,
и тот матрос Гвардейского
Экипажа, если не связал себя с родиной − могилой. Все они ее смутно
чуют. Они ее увидят. Им, −
прежде всех, им! − принадлежит
выстраданное право сказать о ней,
Е й сказать про свои
за нее муки, когда ее увидят.
Они ж
ее предстатели. Они за нее все отдали
и получили за все − чужбину
и, от иных издевки и подозрения. «Галлиполийцы»! «Наемники»!
Или это вождей их только?
Или не знают, как чутки
к вождям солдаты?! Или
сами они − пустое
место?!
Время придет, −
и о н и
сами скажут. Теперь они − в
работе. Выбивают свой кусок хлеба: не может им
дать его связанная Россия.
Пишу − и вижу:
не скажешь, не охватишь
величия-ужаса трагедии
российской. Что взяла на себя и
свершила русская честь и сила − офицеры, солдаты,
казаки, гимназисты, студенты, кадеты, мужики-парии-землепашцы, − будущая Великая Россия, − все те,
что теперь копают
французские виноградники, бьют
щебень на славянских
дорогах, рубят леса в горах Боснии, работают
по заводам, грузят чужие пароходы, торгуют,
катают публику, учатся и часто
гибнут, забытые русскими же людьми, это
− гордость России, дети
ее, избранные ее, ее кровь и крик,
боли ее и слезы, − ее С л а в а.
Только одни они оправдали
ее перед целым светом, перед Правдой! В грязь и смуть последней
истории российской они вложили
прекрасные линии, кровью
своей вклеили величественные страницы,
подняли Крест Великий и показали слепому миру: смотри! Распята на Кресте том Правда,
за которою они боролись.
* * *
И вот, когда я ночью
читал стихи, этот крик
истомившейся молодой души,
− они сердце мое сдавили. Сколько их, ограбленных до…
души!
Все неслышно
звуков песен,
Нет мерцания
огней…
Сколько зим и сколько весен
Под опалой быть Т
в о е й?!..
Чуете ли, умеющие видеть только тлен?!
Чуете ли смирение?!
Т а к о й крик души, углубленность духа,
самоотреченность т а к и е, что только подвижник может! Ведь это он, поэт, −
Н е й, ведь это он про Ее опалу!.. За Н е
е, с т о л ь к о, − и… опала! Ведь так рыцари
только могут, те, давние…,
кого уже перестала рожать земля! Ведь тут, измученный, ограбленный весь, до
сердца, он и ласки найти не может в себе
большей, ниц перед Ней, окровавленной падает: может, оскорбил тебя
чем! не опаляй!! воззри, Родная!! Ч у в с т в о – т о т у т
к а к о е!!
А то − «за земельки»! Эх, вы,
выветрившиеся души!
И вот:
Ползет над миром
тишина,
Безмолвье жуткое
застыло…
Воистину − безмолвие.
Нет людей. Люди пропали, л ю д и! А что же себя
забыли?! Вы же слагаете
Лик Чудесный, Лик Ч е л о в е ч е с к и й!
И вот − к
Ней, опаляющей, − крик призывный:
Явись, Венчанная Жена!
Качни возмездия
светила!
Предгрозье? Сердцу
ясно. Да!
Не смыть обмана
договором!
Ясно, да! Н и к а к о г о д о г о в о р а быть не может. Так только и мог сказать
поэт-солдат − или − з
а с о л д а т! Он выразил − з
а в с е х, приявших Крест России. Не м о ж ет! Ни
с кем из т е х, кто вынимал душу из
России! Она − В е н ч а н н
а я Ж е н а. Она − Россия!
Это не из т о г о
Апокалипсиса. Это − из н а
ш е г о. Это − О н а, терновым
венцом венчанная.
Слышится мне крик боли… И хочется мне сказать.. не слово утешения: я не смею.
Не ласки слово: о н и забыли ласку. И
не слова надежды: о н и давно
ее завоевали − «страстями»,
жертвой. Я хочу поклониться им,
великому их страданию. Я
хочу братски, отцовски,
во имя мертвых и живых,
себя отдавших, сказать:
Сыновья, братья,
друзья мои! Да, вы бьете камень
на чужих дорогах, разнимаете проволоку на полях битв не ваших… − выбиваете хлеб
чужбины. Вы потеряли матерей,
отцов, жен, сестер, детей… − и
они потеряли вас… Вы,
многие-многие, молодость свою потеряли − не видали! − не целовали юно
русскую девушку-невесту, и лучезарное
лицо милой не является вам во
снах. Но вы… Ее приобрели, Е
е л у ч е з а р н у ю! В ы т
а к с е б я с Н е
й связали, что она
навеки пойдет за вами,
во веки будет звать вас! Или в с е
в а ш е − в ветер? Или не
вами рождено т о, что т а м,
на русских полях осталось, за что
положили душу?! Оно уже
колосится, оно шумит.
«Аще не умрет − не оживет»[ii]!
То, ч т о
в ы б ы л и, − это пропасть
не м о ж е т!
И самоотвержение, и неоправданные обиды,
и мученья, и погибшие в пытках,
и слезы, и кровь, и жертвы,
− все это − е с т ь, все
− с у щ н о с т ь! Это пути к правде неистребимой, к Богу в человеке, в
народе нашем! Они не
позволят угаснуть в России нашей − великому смыслу
жизни! Это же пути к вечности,
пути Божьи, какими
человечество движется к
величайшему завершению. Это же те ч е
р т ы, те чудесные л и н и и, из чего создается Лицо
Лучезарное, Душа России! Это − искры и огни Света, и намекает из
них туманный еще пока,
божественный образ в человеке.
Незримо, но совершается.
«Камень, Его же отвергли строители…»[iii]
Вы суть камни и душа
того здания, которое воздвигается. И вы
− у в е н ч а е т е е г о!
И жизнь опять чаши наполнит,
что расплескали, и поставит опрокинутые столы! Вы открытой
грудью подойдете к великому
страдальцу, к народу-брату, и он узнает вас! он увидит и
раны ваши, и муки ваши, − он
в с е поймет и сольется нерасторжимо с вами. Он уже много понял. И то, что он
уже понял, − нечуемо
вы вложили.
Вы умеете слышать.
Вы первые услыхали
шепот призывной Родины,
шепот предсмертной боли. И вы
− пошли. Вы умеете слышать. Вы уже слышите и теперь, издалека, Ее
дыханье. Болеющее сердце
− чутко. Оно никогда не спит. О н о н е м
о ж е т уснуть. Ваше сердце изранено. Ваше сердце
связало себя с Россией нитями
крови, жертвы. И не оторвется
вовек.
«Смертию смерть
поправ»!
Помните: с вами т е,
что умучены, что ан полях битв пали,
отдкли себя в жертву! Они
смертью своею п о п р а л и
Смерть, смерть − России.
И − да
воскреснет!
6/19 января
1924 г.
Париж.
[i] Тут книжники и фарисеи привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставив ее посреди, 4 сказали Ему: Учитель! эта женщина взята в прелюбодеянии; 5 а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь? 6 Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания. 7 Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на нее камень (Иоанн. 8:3-7)
[ii] Но скажет кто-нибудь: как воскреснут мертвые?
и в каком теле придут? 36 Безрассудный! то, что ты сеешь, не оживет, если не
умрет. (1 Кор. 15:35-36)
[iii] Камень, который отвергли строители, соделался
главою угла: 23 это - от Господа, и есть дивно в очах наших. (Пс. 117:22-23); Иисус
говорит им: неужели вы никогда не читали в Писании: камень, который отвергли
строители, тот самый сделался главою угла? Это от Господа, и есть дивно в очах
наших? (Матф. 21:42); Но Он, взглянув на них, сказал: что значит
сие написанное: камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою
угла? 18 Всякий, кто упадет на тот камень, разобьется, а на кого он упадет,
того раздавит. (Лук. 20:17); Ибо сказано
в Писании: вот, Я полагаю в Сионе камень краеугольный, избранный, драгоценный;
и верующий в Него не постыдится. 7 Итак Он для вас, верующих, драгоценность, а
для неверующих камень, который отвергли строители, но который сделался главою
угла, камень претыкания и камень соблазна, 8 о который они претыкаются, не
покоряясь слову, на что они и оставлены. (1 Пет. 2:6-8)