Подвиг

Подвиг. Газ. Возрождение 27. 3. 1927

ПОДВИГ

Вечная память павшим в Китае русским героям.

Было время, когда жертва жизнью во имя Добра и Правды считалась героизмом. Человечество хранит память о доблести и жертвенности − «во имя». Памятники сему стоят по всему миру. Крестовые Походы. Борьба «за свободу», увлекавшаяся красотой цели очень многих, борьбе совершенно непричастных: американская борьба за независимость, увлекшая многих европейцев; борьба за освобождение негров; борьба за возсоздаие Италии. Байрон и греки. Герои романов и трагедий, баллад, поэм. Борьба за освобождение славян. Борьба буров… Борьба за высокочеловеческие цели, за Культуру, − восхищала, и ее участники − часто люди со стороны − не считались «авантюристами», «наемниками», «ландскнехтами», «торгующими своею кровью».

Но вот, на этих днях, при посредстве телеграфного агенства, свидетелями подвига за Правду, за Культуру, за идею. Горсть офицеров, б е л ы х русских офицеров, самоотверженно билась с красными полчищами в Китае и, покинутая всеми, дралась, до последнего патрона. Дралась на глазах благоразумных европейцев, тысячами засевших с пушками и пулеметами за проволоку, под прикрытием грозных броненосцев, на своей, так называемой «концессии», и не пошевельнувшихся, когда перед их глазами их бывшим союзникам, никогда им не изменявшим, русским офицерам, − рубили головы, втыкали на штыки и носили, как торжество.

Кто эти русские офицеры − мы знаем; не могут не знать и европейцы. Они боролись за честь России, спасая и Европу. Боролись с Красным Интернационалом, воплощением Зла в мире. Вынужденные оставить родину, они унесли с собою несломленную идею − свою Правду. И вот, когда Красный Интернационал, разжигая пожар в Китае, уже угрожает миру, эти русские офицеры в китайском океане не остались только свидетелями: они вступили в борьбу с беспощадным своим врагом и, сражаясь в рядах китайских националистов-белых, − сражались за с в о е дело, за свою Правду, за поруганную Россию, за христианскую культуру.

И вот картина потрясающая, можно сказать даже − небывалая!

Вооруженные по последней военной технике, с броненосцами, газами, аэропланами, пулеметами, пушками, двадцать тысяч здоровых европейцев благоразумно окопались и ощетинились на своем добре. Засели и объявили − просто-коммерчески:

− Не троньте нас, и мы вас не тронем. И ни в чем вам мешать не будем. Можете вытворять, что вам угодно: рубить кому захотите головы, − и сколько захотите! − надевать на штыки, носить; убивать, жечь, насиловать, − а мы умываем руки. Если к нам будут прорываться, ища защиты, мы будем отнимать оружие и выгонять на расправу к вам, − только нас не трогайте, и мы договоримся. Мы приехали торговать и промышлять, а не воевать. Если не очень шумно, можете погонять и, вообще… наших миссионеров, но только мы должны вывезти в безопасное место наших детей и женщин, а с ненашими можете…

Словом, все, что нам хорошо известно − по России.

Уже девять лет льется русская кровь, и всячески расхищается Россия, а народы, считающие себя культурными, помогают этому расхищению и убиванию. Девять лет террора и рабства, а виновников неслыханного в мире зверства культурные народы признают себе равными, всячески с ними договариваются, приглашают в гости и скупают у них ч у ж о е, добытое разбоем. Это в порядке вещей и вошло в нравы европейцев. Идеалы забыты и опрокинуты, хотя памятники еще стоят. И вовсе теперь не странно, что европейцы и пальцем не шевельнули, когда перед их глазами, перед их броненосцами и пушками… рубили головы русским офицерам, когда-то бившимися и за них, сидящих теперь за проволочными сетями: лишь бы не трогали их самих, устроившихся на своем скарбе.

Удивительно не это. Скарб для современного европейца − все. На этом стоит− или сидит − современная культура.

Удивительно другое.

Когда горсть русских офицеров, наших братьев и сыновей, которым уж и деваться некуда, вступает в последний бой под невидимым с в о и м знаменем оскорбленной российской чести, защиты последнего святого, что есть у человека, − Правды, которая так ясна, вступает в борьбу отчаяния на чужой земле, отдавая последнее свое − жизнь, и з н а я, что уже не увидит победы, которая придет когда-то, которая д о л ж н а прийти, − вступает в последний бой, чтобы доблестно завершить полную ужаса и муки смертной скорбную жизнь свою, − в это время находятся люди в Зарубежье, находятся органы печати, вольно или невольно искажающие благороднейшее движение души, извращающие истинную цену пролитой крови! Вот что и удивительно, и страшно. Людей долга и подвига, сохранивших в скитаниях честь и благородство русского имени, павших в борьбе с Красным Интернационалом, чумою человечества, − называют «сохранившими до конца «в е р н о с т ь з н а м е н и» Чанг-Чун-Чанга» (!) − «борцами за правое дело» (именно так, в кавычках!) китайских генералов»!..

Вот это − страшно.

Т а к расценить жертву русскою кровью в мятущемся Китае, давать т а к о е наименование ж е р т в е за высокую цель − Идею, пользоваться высоким подвигом для политических состязаний в слове, в мелкой борьбе на месте… − это надо называть воистину удивительным и страшным, и чуждым совестливой и чуткой печати русской.

Пожалеть надо, но не т а к. Не так, как п о ж а л е л и некоторые мира, из недра чистого, драгоценного, который возлила женщина на ноги Христа.

«Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие в целом мире, сказано будет, в память ее, и о том, что она сделала!»[i] (Матф. 26, 13).

Отдали жизнь свою, приняли муки, «возлили миро драгоценное»…

Практикам − это недоступно.

Надо пожалеть, что еще и еще пролилась драгоценная русская кровь, пролилась на чужой земле. Надо щадить ее, надо хранить ее бережно героям до дня, когда потребует ее для себя − Россия. Но нельзя не понять высоких побуждений, о которых не говорят, которые проявляют подвигом, − страшным, простым, как смерть! Те, отдавшие жизнь за Правду, н е м о г л и поступить иначе, оставаясь верными до конца. Когда мудрые европейцы сидели, окопавшись, на чужой территории, на своем добре-скарбе, русские «неразумные» изгнанники, русские белые офицеры показали перед всем светом, как и за что надо биться и умирать, если ты человек, а не торгаш. И, сражаясь под знаменем Чанг-Чун-Чанга, сражались под с в о и м знаменем. Сражались за с в о е, − и за человеческое − а не «за «п р а в о е д е л о» китайских генералов»! Им − честь, а позор тем, кто сидит на своем добре-скарбе, за проволочной сетью, смотрит, как рубят головы, и умывает руки, продолжая привычное − до конца.

Более потрясающего примера самоотверженности и благородства − и, с другой стороны, благоразумной черствости и расчета невозможно себе представить.

Наше время можно назвать, поистине, − величайшим духовным мелководьем. И если бы не являлись по временам в этой бездушной человеческой пустыне примеры высоких душ, надо бы было сказать бесповоротно: кончилась великая обедня, пришел базар!

Март 1927 г.

Севр.